Подходы к центру торговли иранской столицы представляли собой паутину узеньких улочек и переулков, где тоже шла бойкая торговля. Сам же базар был городом в городе — со своими улицами, которые порой выходили на большие и малые площади, с магазинами и магазинчиками, перемежавшимися мечетями, банками и гостиницами, и даже с собственным пожарным депо. Полупрозрачное перекрытие, раскинувшееся над старым рынком, давало спасительную тень. По лабиринту торговых рядов двигался плотный человеческий поток. Все шли не торопясь, внимательно рассматривая товары и с удовольствием торгуясь. В крытых галереях, несмотря на огромное скопление народа, царила приятная прохлада, а в воздухе витали дивные ароматы.

На одной из улочек, где торговали специями — душистый разноцветный товар был разложен на открытых прилавках, — Томаш вынул из кармана листок с именем человека, которого искал.

— Salam, — обратился он к одному из лавочников. — Замиад Ширази?

— Ширази?

— Bale.

В ответ торговец разразился целой речью, но поскольку произносил он ее на фарси, Томаш постарался всецело сосредоточиться на его руках, указывавших широкими взмахами, что сначала надо идти все время вперед, а потом, где-то там, за морем человеческих голов, свернуть налево. Поблагодарив за подсказку, португалец прошел улицу специй до конца и повернул в примыкавшую к ней слева под прямым углом другую улицу. Она оказалась улицей медников, и ему вновь пришлось уточнять маршрут.

На следующей улице, где торговали коврами, на вопрос о Замиаде Ширази первый же купец весьма подробно растолковал Томашу, опять-таки на фарси, подкрепляя свои слова обильной жестикуляцией, что лавка вышеозначенного Замиада находится от места, где они беседовали, в десяти метрах по прямой. В этой лавке, как и во всех остальных на этой улице, персидские ковры висели в дверях и стояли при входе свернутыми в рулоны. Немного понаблюдав за людским потоком и убедившись, что за ним никто не следует, Томаш вошел.

В лавке, освещенной желтоватыми лампами, было довольно темно. В воздухе плавали шерстяные пылинки и стоял резкий сухой запах нафталина. У Томаша засвербило в носу, и он громко чихнул. Ковры всех возможных видов и расцветок заполняли все свободное пространство. Здесь было много классических «миан-фарс», «келлеги» и «кенарех» с разнообразными сюжетами, среди которых преобладали геометрический орнамент и арабески, а также искусно вытканные садовые пейзажи и цветочные композиции, прежде всего из хризантем, роз и лотосов.

— Khosh amadin! Khosh amadin! — радушно приветствовал посетителя дородный мужчина, торопливо выступая навстречу с распростертыми руками и гостеприимной улыбкой на лице. — Добро пожаловать в мою скромную лавку. Не желаете ли чаю?

— Нет, благодарю.

— О, не стоит благодарности! У нас отличный чай. Отведайте, прошу вас.

— Спасибо, но мне действительно не хочется. Я недавно обедал.

— О! Чай после обеда — это еще лучше! Замечательное средство для улучшения пищеварения. Прекраснейшее! — Торговец широким жестом обвел помещение лавки. — А пока вы пьете чай, можете спокойно любоваться моими чудными коврами. — Его пухлая ладонь коснулась ближайших к нему изделий. — Только взгляните, здесь у меня изумительные «гюль-и-бюль-бюль» из города Ком с красивейшими цветами и птицами. Просто превосходные! — Рука переместилась правее. — Вот тут — курдские «саджедех», изготовленные в Биджаре специально для моей лавки. Посмотрите, какой огромный! — С видом человека, желающего поделиться секретом о хранящемся в недрах его лавки бесценном сокровище, он склонился к клиенту. — Если же вы почитатель великой поэмы «Шахнаме», тогда вы без ума останетесь от…

— Замиад Ширази? — перебил его Томаш. — Вы Замиад Ширази?

Торговец изогнулся в легком поклоне.

— К вашим услугам, достопочтенный господин. — Он выкатил глаза из орбит и продекламировал: — Если желаешь отличных «фарши», в магазин к Ширази поспеши! — Весьма довольный собой и простеньким слоганом, придуманным для привлечения покупателей, толстяк расплылся в улыбке: — Чем могу быть полезен?

Томаш внимательно посмотрел на хозяина лавки, словно намереваясь взглядом подготовить его к своим словам.

— Мне нравится в Иране, — проронил он.

Улыбка вмиг слетела с лица, и в глазах у иранца промелькнула озабоченность.

— Как вы сказали?

— Мне нравится в Иране.

— Вы собираетесь купить здесь много товара?

Португалец улыбнулся, услышав отзыв.

— Меня зовут Томаш, — протягивая руку, представился он. — Мне назначили здесь встречу.

Замиад Ширази повторно приветствовал его и с обеспокоенным взглядом поспешил ко входу в лавку. Удостоверившись, что на улице нет ничего подозрительного, он закрыл входную дверь и украдкой поманил посетителя рукой. Они нырнули в темноту и оказались в тесном складском помещении, доверху набитом коврами. Затем поднялись по винтовой лестнице на несколько ступенек, и хозяин впустил Томаша в маленькую комнатушку.

— Подождите, пожалуйста, — попросил он.

Португалец присел на диван и, услышав удаляющиеся шаги Ширази, набрался терпения. В наступившей тишине до его ушей донеслось жужжание диска старого телефона, а затем — отдаленный голос торговца. Скороговорка на фарси прерывалась короткими паузами, когда он, похоже, выслушивал реплики собеседника. Разговор продолжался совсем недолго, о чем свидетельствовал характерный звук повешенной трубки, и наконец в дверях появился хозяин лавки.

— Он сейчас будет, — сообщил Ширази и, не сказав больше ни слова, удалился.

Появившийся вскоре иранец внешне походил на боксера-тяжеловеса. Высокий, могучего телосложения, с рельефными надбровными дугами, небольшими ушными раковинами, щеткой жестких черных усов и густой растительностью той же масти, кустившейся в вырезе рубахи. Он сразу заполнил собой комнатку, целеустремленный, уверенный в себе, излучающий энергию, всем своим видом показывая, что лишнего времени у него нет.

— Профессор Норонья? — спросил он, протягивая волосатую мускулистую руку.

— Да, это я.

Они обменялись рукопожатием.

— Моё имя — Гольбахар Багери. Я ваш связной здесь, в Тегеране. Вы уверены, что за вами не следили?

— Думаю, мне удалось оторваться от своего сопровождающего еще на подступах к базару.

— Превосходно. У меня указания из Лэнгли сегодня же направить им информацию. Какие новости? Документ видели?

— Да, сегодня утром.

— Он подлинный?

Томаш пожал плечами.

— Выглядит он действительно старым, страницы пожелтевшие, на первой — напечатано на машинке название, все остальные — рукописные. На титульном листе, похоже, подлинная подпись Эйнштейна. Предположительно, документ написан его рукой, за исключением нескольких строк в самом конце. Иранцы считают, что это шифрованное сообщение написано почерком профессора Сизы.

— Они ничего не говорили относительно того, где рукопись находилась, пока не всплыла у них? И что она собой представляет?

— Нет, об истории рукописи ни слова… Это двадцать с небольшим страниц на немецком, написанных черными чернилами. Почерк — беглый, слитный. В тексте много уравнений. Наподобие тех, что можно видеть на доске в университетской аудитории после лекции по математике. Ознакомиться с ним мне не дали, отказались даже сообщить, чему он посвещен. При этом ссылались на иранские национальные интересы.

— Вы не заметили, например, каких-нибудь деталей, по которым можно было бы сделать предположение относительно типа описываемого ядерного устройства? Скажем, используется ли в нем уран или плутоний.

— Ну что вы!

— Вы не могли бы по крайней мере это уточнить?

— Они показали мне ее, чтобы я имел самое общее представление, о чем речь. А потом сослались на национальную безопасность. Так что больше я ее не увижу.

— Как же вы будете решать свою задачу?

— Они скопировали мне зашифрованный фрагмент от руки. И еще у меня есть копия стиха с первой страницы. Хотите взглянуть?

— Да-да, конечно.

Томаш извлек из кармана сложенный вчетверо листок, развернул его и показал строки, которые Джалили скопировал с подлинника Эйнштейна.

— Вот, пожалуйста.

— Что-нибудь еще?

— Больше ничего.

— А что с профессором Сизой? Ничего не говорили?

— Ничего. Только дали понять, что он недоступен.

— Что это значит?

— Не представляю. Они не пожелали развивать эту тему. Хотите, я спрошу еще раз?

Багери отрицательно качнул головой.

— Зачем вызывать ненужные подозрения? Если они не хотят говорить об этом, то ничего и не скажут, разве не так?

Подводя итог разговору, иранец пристально глянул на Норонью.

— Я незамедлительно передам вашу информацию в Лэнгли. — Он сверился с часами. — Сейчас там раннее утро. Отчет ляжет на стол кураторов в начале рабочего дня, у нас будет уже ночь. Кроме того, им понадобится время для анализа. Ответ с инструкциями по поводу дальнейших действий будет у меня к исходу завтрашнего утра. — Он глубоко вздохнул. — Давайте поступим таким образом. Завтра в три подойдите к гостиничному белл-бою и скажите, что ждете такси, имя водителя — Бабак. Поняли? Такси с водителем по имени Бабак. — Иранец поднялся, давая понять, что встреча закончена. — И будьте осторожны. Если вас засечет тайная полиция, вам придется несладко.

Томаш кисло улыбнулся.

— Мне придется долго наслаждаться видом на небо через решетку?

Багери коротко хмыкнул.

— Какое небо? Вы что? Если уж вас возьмут, под пытками вы непременно во всем сознаетесь. Запоете так, что и соловью не снилось! А после знаете, что будет? — Агент ЦРУ приставил указательный палец, изображая пистолет, к виску. — Бабах — и все!