Глава первая. Вечному и духовному люди плотские не верят, потому что не знают по опыту того, что слышат о духовном
Григорий. Праотец человеческого рода, за вину свою лишенный райских наслаждений, стал терпеть несчастие слепоты и изгнания, в котором и мы теперь находимся; через грех он вышел из себя самого и не может вкушать тех радостей небесного отечества, которыми прежде наслаждался. В раю человек привык слушать слова Самого Бога; по чистоте сердца и высоте созерцания находился в кругу блаженных духов — Ангелов; но после того как ниспал сюда, лишился умственного света, которым был исполнен. Рожденные от плоти его, во тьме сего изгнания, мы хотя и слышим о небесном отечестве, о гражданах его — Ангелах Божиих, слышим о сожителях Ангелов — душах праведных и совершенных, но как невидимых вещей нельзя знать опытом, то плотские люди сомневаются, есть ли на самом деле то, чего не видят телесными очами. Конечно, этого сомнения не могло быть в прародителе нашем; лишенный райских наслаждений, он сохранил воспоминание о том, что потерял, потому что видел это. Плотские же люди не могут чувствовать и вспоминать о том, о чем слышат; они не знают сего по опыту, как знал прародитель, по крайней мере, как прошедшее. Если бы, например, беременная женщина была заключена в темницу и родила там сына, который потом воспитался бы в темнице и вырос, и мать стала бы рассказывать своему сыну о солнце, луне, звездах и полях, о летающих птицах и бегающих конях, сын, рожденный и воспитанный в темнице, ничего не видевший, кроме темничного мрака, вероятно, не поверил бы тому, что слышал, потому что не знал бы сего на опыте. Так и люди, рожденные во тьме своего изгнания, когда слышат о предметах высших и невидимых, не доверяют, действительно ли они существуют, потому что знают только предметы низшие, видимые, между которыми рождены. Вот почему Сам Творец видимых и невидимых, Единородный Сын Отца пришел для искупления рода человеческого и послал в наши сердца Св. Духа, дабы, оживотворяемые им, мы верили и тому, что еще не можем знать опытом. Посему, если мы сколько-нибудь получаем сего Духа, залог наследия нашего (Еф.1,14), то уже не сомневаемся в бытии невидимого. А кто нетверд еще в этой уверенности, без сомнения, должен верить словам совершеннейших людей, которые уже по опыту знают о невидимом, чрез Св. Духа, подобно как неразумен был бы тот отрок, который почел бы рассказы матери о свете лживыми, на том основании, что сам ничего не видел, кроме темничного мрака.
Петр. Я согласен с тем, что ты говоришь. Но кто не верит невидимому, тот совершенный невер; а кто совершенный невер, тот ищет не веры в то, в чем сомневается, а доказательства наКто.
Глава вторая. О том, что и неверующий имеет веру
Григорий. Смело скажу, что и неверующий имеет веру. Если этого невера я спрошу, кто у него отец, кто мать, он, без сомнения, ответит тот и та. Если я потом буду спрашивать его, знает ли он, когда зачался, видел ли, когда родился, то сознается, что не знает и не видел; однако ж верит тому, чего не видел, потому что, не сомневаясь, указывает, кто его отец и кто мать.
Петр. Признаюсь, доселе я не знал, что и неверующий имеет веру.
Григорий. И неверы имеют веру, но, — о, если бы в Бога! Если бы имели сию веру, не были бы неверами. Но то самое осуждает их неверие, то самое призывает их к вере, что они верят относительно своего видимого тела тому, чего не видели, и не верят невидимому, которого и не могут видеть телесными очами.
Глава третья. О том, что сотворены троякого рода духи жизни
О том, что душа живет по смерти тела, свидетельствует разум, но в соединении с верою. Всемогущий Бог сотворил троякого рода духов жизни: один из них не сопрягается с плотию; другой сопрягается с плотию, но не умирает с нею; третий, наконец, сопрягается с плотию и умирает с нею. Дух, который не сопрягается с плотию, есть дух Ангелов; дух, который сопрягается с плотию, но не умирает с нею, есть дух человеков; наконец, дух, который сопрягается с плотию и умирает с нею, есть дух скотов и всех животных. Итак, человек поставлен как бы в средине: ниже Ангела и выше скота, имеет нечто общее с высшим и нечто общее с низшим, т. е. безсмертие духа с Ангелом и тленность плоти со скотом, доколе слава воскресения не отнимет тления у самой плоти, когда плоть, сопряженная с духом, во веки сохранится от истления, как и самый дух, сопряженный с плотию, сохраняется в Боге. Посему ту плоть (воскресшую) даже в отверженных не истребят самые мучения; она будет существовать в вечных мучениях, дабы согрешившие духом и плотию безконечно умирали и духом и плотию, оставаясь всегда живыми (по бытию).
Петр. Уму верующих понятно, что ты говоришь. Но если ты делаешь такое различие между душами людей и животных, то скажи, пожалуйста, что значат слова Соломона: Рех аз в сердцы моем о глаголании сынов человеческих, яко разсудит их Бог: и еже показати, яко сии скоти суть. Ибо и тем якоже случай сынов человеческих и случай скотский, случай един им (Еккл.3,18–19)? Для тончайшего определения мысли своей, он прибавляет: якоже смерть того, тако и смерть сего, и дух един во всех, и что излишше имать человек паче скота (Еккл.3,19)? И потом присоединяет общее объяснение на слова свои: всяческая суета. Вся идут во едино место: вся быша от персти и вся в персть возвращаются (Еккл.3,19–20).
Глава четвертая. О словах Соломона: случай (конец) сынов человеческих и случай скотский, случай един им
Григорий. Книга Соломона, в которой написаны эти слова, называется Екклезиаст. Екклезиаст, собственно, значит проповедник. В проповеди обыкновенно предлагается мысль, которая останавливает волнение шумной толпы. Слово проповедника приводит к единомыслию многих, которые различно думают. И эта книга потому названа проповедник, что в ней Соломон как бы себе усвояет мысли волнующейся толпы, дабы после рассмотрения их сказать то, на что согласилась бы, вникнувши, и неопытная толпа. Ибо сколько мыслей приводит в движение (проповедник) чрез рассмотрение, столько же различных лиц представляет в своем лице. И истинный проповедник как бы простертою рукою останавливает волнение всех и заставляет их соглашаться на одну мысль; подобно как говорит он же в конце этой книги: Конец слова, все слушай: Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек (Еккл.12,13). Ибо если в речи, помещенной в этой книге, он не представляет в своем лице многих, то для чего призывает всех вместе с собою к выслушанию конца речи? Итак, кто говорит в конце книги: все будем слушать, тот сам свидетельствует, что, представляя в себе многия лица, он как бы не один говорит. Поэтому в сей книге некоторые мысли высказаны только для рассмотрения их, другие удовлетворяют уму; одни принадлежат духу человека колеблющегося и еще преданного удовольствиям мира сего; другие, согласные с умом, предлагаются для того, чтобы удержать душу от этих удовольствий. Так, Соломон говорит в сей книге: Се, видех аз благое, еже есть изрядно, еже ясти и пити и видети благостыню во всем труде своем (Еккл.5,17); а гораздо ниже прибавляет: Благо ходити в дом плача, нежели ходити в дом пира (Еккл.7,3). Если хорошо есть и пить, то лучше, по-видимому, ходить в дом пира, нежели в дом плача. Отсюда видно, что первое говорится от лица несовершенных, а последнее прибавляется от разума. Излагая разумные причины, он далее показывает и пользу, какую получает человек в доме плача: понеже сие конец всякому человеку, и живый даст благо в сердцы его (Еккл.7,3), т. е. в доме плача указывается конец всех людей, и живой размыслит, что с ним будет. Опять там написано: Веселися, юноше, в юности твоей (Еккл.11,9), и немного спустя прибавлено: яко юность и безумие удовольствия суета (Еккл.11,10). Если он обличает как суету то, к чему прежде, по-видимому, побуждал, то ясно показывает, что первые слова сказаны как бы от лица плотского человека, а последния прибавлены по суду истины. Так выражая прежде удовольствие плотских людей, преданных заботам, возвещает, что хорошо есть и пить, тоже самое потом, по суду разума, отвергает, когда говорит, что лучше идти в дом плача, нежели в дом пира; также и о веселии юноши в юности его предлагает как бы от лица плотских людей, а потом, после объяснения мысли, и юность и веселие называет суетою. Точно также наш проповедник предлагает мысль от лица несовершенных умом, когда говорит: якоже случай сынов человеческих, и случай скотский, случай един им: якоже смерть того, тако и смерть сего, и дух един во всех, и что излишше имать человек паче скота (Еккл.3,19), ибо, по разуму, он предлагает другую мысль, говоря: кое изобилие (человеку) мудрому паче безумнаго; понеже нищь позна ходити противу живота (Еккл.6,8). Итак, он говорит: что излишше имать человек паче скота, а потом сам объясняет, что мудрый имеет нечто более не только скота, но и глупого человека: именно то, что он стремится туда, где есть жизнь. Сими словами прежде всего показывает он, что не здесь собственно жизнь человеческая, а в ином месте. Имеет, значит, человек нечто более скота, потому что животные не живут после смерти, а человек тогда и начинает жить, когда со смертию плоти оканчивает сию видимую жизнь. Он же еще ниже говорит: Вся, елика аще обрящет рука твоя сотворити, якоже сила твоя, сотвори: зане несть сотворение и помышление и разум и мудрость во аде, аможе ты идеши тамо (Еккл.9,10). Каким же образом один конец человека и скота и одинаково назначение того и другого? Как же человек ничего не имеет более скота, когда животные не живут по смерти плоти, а души человеческие, низведенные во ад за злые дела свои по смерти плоти, и в самой смерти не умирают? Такие противоположные мысли показывают, что истинный проповедник говорит одно от лица колеблющихся плотских людей, а другое — от лица духовной истины.
Петр. Хорошо, что я спросил о том, чего не знал; теперь с такою точностию удалось мне выразуметь то, чего прежде я не знал. Но прошу тебя, потерпи великодушно, если и я, по примеру нашего Екклезиаста, приму на себя лицо несовершенных, чтоб им же принести пользы более, нежели сколько бы я мог принести чрез собственное исследование.
Григорий. Отчего же не терпеть великодушно тебя, снисходящего к немощи ближних, когда апостол Павел говорит: Всем бых вся, да всяко некия спасу (1Кор. 9, 22). Но как ты делаешь снисхождение по любви, то еще более заслуживаешь почтения, потому что подражаешь именитому проповеднику.
Глава пятая. Существует ли душа, когда ее нельзя видеть при исходе из тела?
Петр. Я был при смерти одного брата. Он внезапно, во время разговора, испустил дух, и я вдруг увидел умершим того, которого видел разговаривающим со мной. Но вышла ли душа его или нет, я не видел и, кажется, весьма трудно поверить бытию существа, которого никто не может видеть.
Григорий. Что удивительного, Петр, если ты не видел исходящей души, которой не видишь и в то время, когда она находится в тебе? Неужели, когда ты разговариваешь со мною, почтешь меня бездушным на том основании, что не можешь видеть во мне души моей? Существо души невидимо и так же невидимо исходит из тела, как невидимо находится в нем.
Глава шестая. Как жизнь души, находящейся в теле, познается из движения членов, так жизнь души по смерти тела святых познается из чудес
Петр. Но жизнь души, пребывающей в теле, я могу узнать из самых движений тела, потому что если бы не было в теле души, члены тела не могли бы двигаться; в каких же движениях и в каких действиях я могу видеть жизнь души по смерти тела, чтобы понять из видимых предметов бытие того, чего не могу видеть?
Григорий. Скажу хотя не совсем точное подобие: как сила души оживотворяет и движет тело, так сила Божия наполняет все, что сотворила: она иное оживотворяет своим дыханием, в ином содействует жизни, а иному только дает бытие своим присутствием. Поелику же ты не сомневаешься, что есть Бог творящий и правящий, все наполняющий и объемлющий, все превышающий и поддерживающий, неописуемый и невидимый, то не должен также сомневаться и в том, что Он имеет невидимых слуг. А служащим прилично стремиться к уподоблению тому, кому служат, так что нельзя и сомневаться, что невидимому служат невидимые слуги, в бытие которых мы веруем. Кто же эти невидимые слуги, как не святые Ангелы и души праведников? И как, видя движение тела, ты от низшего заключаешь о жизни души, пребывающей в теле, так от высшего должен заключать о жизни души, выходящей из тела, потому что может жить невидимо душа, обязанная пребывать в служении невидимому Творцу.
Петр. Все справедливо сказано; но ум отказывается верить тому, что нельзя видеть телесными очами.
Григорий. Когда Павел говорит: Есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых (Евр. 11, 1), то указывает, что должно верить тому, чего нельзя видеть. Чтобы скорее уничтожить твое сомнение, скажу, что ничего видимого нельзя видеть без невидимого. Вот, например, твой телесный глаз видит все телесное, однако ж твой телесный глаз ничего не видел бы телесного, если бы не изощряло его зрения существо безтелесное. Отними ум, которого не видно, и напрасно будешь открывать глаз, который видел. Пусть выйдет душа из тела, телесные глаза твои, без сомнения, закроются. Итак, если они видели сами по себе, то почему ничего не видят по выходе души из тела? Отсюда заключай, что и все видимое можно видеть только посредством невидимого. Представим еще, что строится дом, поднимаются огромные тяжести, большие столпы поддерживаются машинами: кто, спрошу тебя, совершает это дело, видимое ли тело, которое двигает руками сии тяжести, или невидимая душа, оживотворяющая тело? Отними невидимое в теле — и тотчас останутся неподвижными все видимые груды металлов, которые видишь движущимися. Отсюда должно заключить, что и в сем видимом мире ничто не может устроиться без невидимой творящей силы. Ибо как всемогущий Бог Своим дыханием и проникновением оживотворяет и движет невидимые существа, так и невидимые существа проникновением движут и животворят видимые тела.
Петр. Признаюсь, побежденный сими доказательствами, я должен считать за ничто все видимое (без невидимого), хотя прежде выражал сомнение в невидимом, представляя в своем лице неутвержденных (в вере). Итак, согласен на все, что ты говоришь; однако ж как жизнь души, пребывающей в теле, я узнаю из движения тела, так хочется узнать мне о жизни души по смерти тела из свидетельства каких-нибудь видимых явлений.
Григорий. Если ты имеешь особенную любовь к сему предмету, то нетрудно найти свидетельство. Неужели св. апостолы и мученики Христовы стали бы презирать настоящую жизнь и предавать себя на смерть, если бы не были твердо уверены, что за ней последует жизнь души? Ты же сам говоришь, что жизнь души, пребывающей в теле, узнаешь из движений тела, и вот те, которые предали себя на смерть и верили жизни души по смерти тела, сияют ежедневными чудесами. К умершим телам их приходят живые больные и получают исцеление; приходят клятвопреступники и овладевают ими демоны; приходят бесноватые и освобождаются (от демонов); идут прокаженные и очищаются; приносятся мертвые, и воскресают. Отсюда заключай, что где-то живут души тех, которых мертвые тела производят здесь такие чудеса. Итак, если жизнь души, пребывающей в теле, ты признаешь из движения членов, то почему не хочешь видеть жизни души по смерти тела в чудесах, совершаемых даже чрез мертвые кости?
Петр. Никакой ум, кажется, не может противостоять сему доказательству: оно видимыми предметами побуждает верить тому, чего не видим.
Глава седьмая. Об исходе души
Григорий. Несколько прежде (гл. 5) ты сказал, что не видел, как исходила душа из умирающего брата; но причиною сему и было именно то, что ты хотел видеть телесными очами существо невидимое. Многие из тех, которые очищали око ума своего чистою верою и плодоносною молитвою, часто видали души, исходящие из плоти. Считаю нужным рассказать сперва, сколько раз видимы были исходящие души и сколько разных предметов сами они видели при своем исходе из тела, дабы убедить примерами слабый ум, который не убеждается доказательствами.
Во второй книге сего сочинения (гл. 35) я уже рассказал, что достоуважаемый муж Венедикт, по свидетельству верных его учеников, находясь вдали от города Капуи, видел душу епископа сего города, несомую Ангелами на небо в огненном шаре. Смотря на сию восходящую душу, он видел расширенным оком ума весь мир, собранный в его глазах как бы под одним лучом солнца.
Глава восьмая. Об исходе души инока Специоза
От тех же самых учеников св. Венедикта я слышал рассказ, что два знаменитых мужа, образованных и в мирских науках, два родных брата, из коих один назывался Специозом, а другой Григорием, поступили под его руководство в святой монашеской жизни. Достоуважаемый отец сей поместил их в монастыре, который построил он около города Таррацины. Братья владели в мире большими богатствами, но все раздали бедным для спасения своих душ, а сами остались жить в монастыре. Один из них, именно Специоз, послан был в город Капую по нуждам монастыря. В один день брат его Григорий, сидя с братиею за общею трапезою, восхищенный духом, увидел выходящую из тела душу брата своего Специоза, который так далеко находился от него; тотчас сказал он братии о своем видении, а сам поспешно побежал, и нашел своего брата уже погребенным. Смерть его последовала именно в тот час, в который Григорий видел исход души из тела.
Глава девятая. О душе некоего узника
Когда я был еще в монастыре, то один благочестивый и достойнейший веры муж рассказывал, что некоторые путешественники, плывшие на корабле из Сицилии в Рим, находясь на Средиземном море, видели восходящую на небо душу одного раба Божия, заключенного в Самнии в темницу. Сошедши на берег и расспрашивая, как было дело, они узнали, что раб Божий умер именно в тот день, в который видели его восходящим в небесные жилища.
Глава десятая. Об исходе души настоятеля Спеса
Быв еще в монастыре, я слышал от одного достопочтенного мужа рассказ, который передам теперь. Он говорил, что достоуважаемый отец, по имени Спес, построил монастырь на месте, называемом Кампле, которое от древнего города Нурсии отстоит почти на шесть миль. Всемогущий и Милосердный Бог наказанием сохранил его от вечных мук и показал в Своем Промышлении над ним и строгость, и благость: как прежде выражал любовь к нему наказанием, так после показал ее совершенным исцелением. Целые сорок лет Бог держал глаза его в слепоте, не показывая внешнего света. Но в наказаниях Божиих никто не бывает оставлен благодатию. Если бы Милосердный Отец, полагающий наказание, не оказывал и снисхождения, то самое исправление грехов только умножило бы в нас грехи чрез наше нетерпение и, таким образом, вместо уменьшения вины, на которое можно было надеяться, вина увеличивалась бы. Посему Бог, знающий наши немощи, с ударами Своими соединяет попечение, и в самом наказании милосердно справедлив к избранным детям, дабы после сделать их такими, которым по справедливости следовало бы оказывать милосердие. Так было и здесь: наказывая достопочтенного старца тьмою, Бог никогда не лишал его внутреннего света; во время страданий телесных, по благодати Св. Духа, он чувствовал утешения сердца. Когда же исполнилось сорок лет слепоты, Бог возвратил ему свет и объявил о скорой его смерти; но прежде повелел ему проповедовать слово жизни в построенных вокруг монастырях, дабы при посещении братии открыл им свет сердца тот, кому возвращено зрение телесное. Повинуясь этому велению, старец тотчас стал обходить киновии братьев и проповедовать правила жизни, которые сам изучил на деле. В пятнадцатый день, по окончании проповеди, он возвратился в свой монастырь. Находясь среди созванных им братий, причастился Тела и Крови Господних, потом начал с ними таинственное пение псалмов и во время самого пения братии с молитвою предал дух Богу. Все присутствовавшие братия видели, как вылетела из уст его голубка, которая немедленно, сквозь отверстие кровли храма, на виду у братии, полетела на небо. Должно верить, что в образе голубки явилась душа его, — и самым этим видом Бог показал, с какою простотою служил Ему отшедший муж.
Глава одиннадцатая. Об исходе души нурсийского пресвитера
Не умолчу еще об одном событии, случившемся в том же городе Нурсии. О нем рассказывал мне достоуважаемый муж Стефан, который незадолго пред сим временем погребен в этом городе и которого я сам хорошо знал. Он говорил, что там некоторый пресвитер правил вверенною ему церковию с великим страхом Божиим. Со времени получения пресвитерской должности он стал любить жену свою только как сестру, но опасался ее как врага: никогда не позволял близко подходить к себе и, ни в каком случае не позволяя ей приближаться к себе, решительно прервал супружеские связи с нею. Имеют и такое свойство св. мужи: чтобы навсегда избежать непозволенного, они запрещают себе и многое позволенное. Так и пресвитер, чтобы не впасть от жены в какой-нибудь грех, отказался принимать от нее даже необходимые услуги. Сей достоуважаемый пресвитер прожил таким образом многие годы; на сороковом году своего служения он заболел жестокою лихорадкою и стал близок к смерти. Когда супруга его увидела, что члены его помертвели и он вытянулся, как умерший, приложивши ухо к его ноздрям, старалась узнать, есть ли еще в нем жизненное дыхание. Он почувствовал это и, хотя в нем было самое слабое дыхание, сделал некоторое усилие произнести слово, собрался с духом и сказал громко: "Отойди от меня, женщина, огонек еще жив, убери солому". Когда она отошла, его силы телесные как будто несколько окрепли, и он начал кричать с великою радостию: "Добро пожаловать, господа мои; добро пожаловать, господа мои; как вы удостоили посетить такого ничтожного раба вашего?.. Иду, иду, благодарю вас, благодарю". Много раз он повторял слова сии учащенным голосом; окружавшие его ближние спросили, кому он говорил. Умирающий с удивлением ответил им, говоря: "Неужели не видите пришедших сюда св. апостолов? Неужели не замечаете первых апостолов Петра и Павла?" Потом, обратившись к апостолам, опять сказал: "Иду, иду", — и с сими словами предал дух Богу. Таким образом шествием за св. апостолами засвидетельствовал, что действительно видел их. Часто случается с праведными, что во время своей смерти видят предшествующих им святых, дабы не страшила их мучительная мысль о смерти; чтобы они безболезненно и безбоязненно разрешались от уз своей плоти, в то время представляется пред умственными очами их общество граждан небесных.
Глава двенадцатая. О душе Проба, епископа города Реаты
Не умолчу и о том, что обыкновенно рассказывал раб всемогущего Бога Проб, который теперь в сем городе настоятельствует в монастыре, называемом Рената, о своем дяде Пробе, епископе города Реаты. Когда приблизился конец жизни епископа, им овладела тяжкая болезнь. Отец его, по имени Максим, повсюду разослал рабов собирать врачей в надежде, что они, может быть, излечат его болезнь. Но собранные отовсюду из соседних мест врачи по биению пульса объявили, что скоро настанет его конец. Когда настало время обеда и день стал склоняться к вечеру, достопочтенный епископ, заботясь более о здоровье окружавших его, нежели о своем, просил их отправиться вместе с отцом его в верхние комнаты епископского дома и после трудов подкрепить себя пищею. Все отправились в верхние комнаты, а с ним остался один только отрок, который, по словам вышеупомянутого Проба, и доселе жив. Находясь при одре больного, он вдруг видит: входят к человеку Божию два мужа в белом одеянии, которые светом своих лиц затемняли даже белизну своих одежд. Пораженный страхом от этого блеска, отрок начал кричать громким голосом: "Кто такие?" Епископ Проб, встревоженный сим криком, посмотрел на входящих мужей, узнал их и стал утешать безпокойно кричащего отрока: "Не бойся, сын мой, это пришли ко мне св. Ювеналий и св. Елевферий — мученики". Отрок же, не перенесши такого небывалого видения, бегом бросился из дверей и рассказал о виденных мужах отцу и врачам. Они тотчас сошли вниз, но больного, которого незадолго оставили, нашли уже умершим; его взяли с собой те, видения которых не мог снести отрок, там бывший.
Глава тринадцатая. О смерти Галлы, служительницы Божией
Считаю нужным рассказать еще событие, о котором я слышал от лиц важных и заслуживающих доверия. Во времена готфов знатная отроковица сего города Галла, дочь консула и патриция Симмаха, в молодости своей выдана была в замужество и потом через год овдовела. И удовольствия мира, и богатство, и молодость призывали ее к вторичному браку, но она пожелала лучше сочетаться со Христом духовным союзом, который начинается слезами, а оканчивается вечными радостями, нежели связать себя узами плотского брака, всегда начинающегося веселием и оканчивающегося слезами. Когда началось у Галлы огненное раздражение в теле, врачи стали уверять ее, что если она не вступит в супружество, то от чрезмерного жара, вопреки самой природе, будет иметь бороду (что после и случилось). Но св. жена не боялась внешнего безобразия, любя всем сердцем Небесного Жениха, Который ищет в нас благообразия внутреннего. Поэтому, тотчас по кончине своего мужа, снявши мирскую одежду, предала себя на служение всемогущему Богу в монастыре при церкви св. апостола Петра и там, украшаясь много лет простотою сердца и молитвою, раздавала щедрою рукою милостыню нищим. Когда же всемогущий Бог определил воздать Галле вечную награду за подвиги, то грудь ее поражена была раком (болезнию). В ночное время у ее постели обыкновенно горели два светильника, потому что подруга света ненавидела не только духовную, но и вещественную тьму. Однажды, утомленная своею болезнию, Галла лежала в постели, и вдруг видит у своего ложа св. апостола Петра, стоящего между светильниками. Она не устрашилась, напротив, в любви нашла смелость приветствовать его и спросила: "Что, господине мой, отпущены ли мне грехи мои?" Апостол с приветливым лицом кивнул ей наклоненною головою и сказал: "Отпущены, иди". Но Галла, более всех любя в монастыре одну монахиню, прибавила: "Молю, чтоб и сестра Венедикта шла со мною". — "Нет, — отвечал ей апостол, — такая-то пойдет с тобою; а та, о которой ты просишь, последует за тобою в тридцатый день". После сих слов стоявший около нее и говоривший апостол стал невидим. Галла тотчас позвала настоятельницу монастыря и рассказала ей, что видела и что слышала. В третий день она была погребена с той сестрой, о которой сказал апостол; а та, о которой она сама просила, последовала за ними в тридцатый день. Это событие доселе памятно в том монастыре, и молодые монахини монастыря так обстоятельно передают слышанный ими от старших рассказ об этом, как будто сами в то время присутствовали при столь великом чуде.
Глава четырнадцатая. О кончине Сервула, разбитого параличом
Должно заметить еще, что исходящие души избранных часто слышат сладкие небесные песнопения, так что, с упоением слушая их, не чувствуют разлучения души от тела. Еще в беседах на Евангелие , помнится, я рассказывал, что в той галерее, чрез которую проходят идущие в церковь блаженного Климента, был некто по имени Сервул, о котором и ты, вероятно, помнишь. Он был беден имением, но богат заслугами и долгое время страдал болезнию. Его можно было узнать по тому, что до конца жизни он лежал разбитый параличом. Мало сказать, что он не мог стоять, он не мог даже привстать на постели или сидеть; не мог поднести к устам свою руку; не мог поворотиться на другой бок. При нем находились для служения мать с братом; милостыню, которую получал он, их же руками раздавал бедным. Никогда не учился он грамоте, но купил себе Библию и, принимая в больницу благочестивых людей, постоянно заставлял их читать пред собою. Таким образом, он изучил все Св. Писание, хотя решительно не умел грамоте, как я сказал. Сервул в болезни всегда воспевал Богу благодарственные гимны и песни, днем и ночью. Но когда уже наступило время вознаграждения его за такие страдания, члены тела его ожили. Узнавши о близости своей смерти, Сервул попросил посетителей и живших в больнице встать и пропеть с ним псалмы в ожидании его кончины. Во время этого предсмертного пения с ними он вдруг с великим криком и ужасом прервал голоса поющих, сказав: "Молчите! Неужели не слышите, какие хвалы воспеваются на небе?" В то самое время, когда он устремил слух сердца своего к хвалебным песням, которые слышал он внутри себя, святая душа его разрешилась от тела. При исходе ее вокруг разлилось такое благоухание, что присутствовавшие почувствовали невыразимую сладость и чрез то ясно узнали, что душу Сервула приняли на небе с хвалебными песнями. При этом событии был наш монах, который доселе находится в живых и с великим плачем свидетельствует, что пока тело умершего не предали погребению, благоухание не переставало исходить из ноздрей его.
Глава пятнадцатая. О кончине Ромулы, служительницы Божией
В тех же беседах , помнится, я рассказывал одно событие, которое засвидетельствовал во время самого рассказа моего пресвитер мой Специоз, знавший это событие. В то время, когда я вступал в монастырь, некоторая старица по имени Редемпта, посвященная в монашеский образ в этом городе, жила подле церкви Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. Она была ученицею Герундины, которая, украшаясь многими добродетелями, проводила, говорят, пустынническую жизнь на горах Препестинских. У этой Редемпты были две ученицы в монашестве: одна по имени Ромула, а другая, которая теперь еще жива, знакома мне в лицо, но не известна по имени. Три сии женщины, обитая в одном доме, проводили жизнь бедную внешними средствами, но богатую добродетелями. Ромула, о которой я сказал, превосходила другую соученицу свою великими заслугами жизни. Она была удивительно терпелива, в высшей степени послушна, молчалива и очень прилежна к молитве. Но весьма часто те, которых люди почитают уже совершенными, в очах Небесного Творца имеют еще некоторые несовершенства, подобно как часто мы, неопытные люди, рассматриваем еще не совсем обделанные печати и хвалим, как уже оконченные, тогда как художник, хотя и слышит похвалы им, не перестает еще обделывать и усовершать их. Нечто подобное случилось и с Ромулой. Она поражена была телесною болезнию, которую врачи называют параличом. Много лет Ромула лежала в постели, лишенная почти всякого движения членов; но и такие страдания не доводили ее до нетерпения. Напротив, самые болезни тела служили для нее средством к умножению добродетелей; тем прилежнее она молилась, чем менее имела силы делать что-нибудь другое. В одну ночь вдруг она стала звать вышеупомянутую Редемпту, которая обеих учениц своих воспитывала вместо дочерей: "Матушка, иди, матушка, иди сюда". Редемпта немедленно встала и пошла с другой ученицей ее, как обе они и многие рассказывали об этом событии, и я в то же время слышал о нем. В самую полночь они находились при постели Ромулы; вдруг снизшедший с небес свет наполнил всю ее келлию и сиял таким блеском, что поразил сердца присутствующих невыразимым страхом; все тело их, как после сами они говорили, оцепенело от ужаса, и они оставались неподвижными. Потом послышался шорох, как бы от какой-нибудь большой толпы людей; дверь келлии стала сотрясаться, будто в нее толкалась толпа входящих; они чувствовали, как говорили, присутствие вошедших; но от необыкновенного страха и света не могли видеть, потому что и страх, и самая ясность такого света поражали и закрывали им очи. За сим светом тотчас распространилось необыкновенное благоухание, так что приятность запаха успокоила их души, пораженные сиянием света. Но когда они не могли сносить силы такого света, Ромула начала ласковым голосом утешать находившуюся при ней и дрожащую Редемпту, наставницу ее в добродетелях, говоря: "Не бойся, матушка, я еще не умираю". Много раз повторила она слова сии, и свет, низшедший с небес, стал мало-помалу исчезать, но запах, явившийся после него, оставался. Так прошел другой и третий день, а запах, разлившийся в келлии, все еще оставался. В четвертую ночь она снова позвала свою наставницу и, по приходе ее, попросила и приняла Св. Причастие. Ни сама Редемпта, ни другая соученица больной не отходили от постели ее, — и вот внезапно на площадке пред дверью ее келли устроились два хора поющих и, как рассказывали, из звука голосов можно было узнать два различных пола: мужчины пели псалмы, а женщины вторили. Во время небесного отпевания пред дверьми келлии св. душа Ромулы разрешилась от тела. Когда она возносилась на небо, то чем выше возлетали хоры поющих, тем слабее слышалось псалмопение, доколе не исчезли, наконец, и звуки псалмопения, и благоухание.
Глава шестнадцатая. О кончине монахини Тарсиллы
Иногда для утешения исходящей души является сам Виновник и Раздаятель жизни. Здесь я повторю, что рассказывал, помнится, в беседах на Евангелие о Тарсилле, моей тетке. Она между двумя другими сестрами своими отличалась постоянною молитвою, трезвою жизнию, необыкновенным воздержанием, и сими добродетелями достигла высокой святости. Ей явился в видении прапрадед мой Феликс, предстоятель Римской Церкви и, показав ей жилище вечного света, сказал: "Иди, я приму тебя в это жилище света". Тотчас за сим Тарсилла заболела лихорадкой и приблизилась к смерти. И как обыкновенно при кончине знатных жен и мужей сходятся многие для утешения родственников их, так и в час ее смерти многие мужи и жены окружили ее ложе. Вдруг она взглянула вверх, увидела идущего Иисуса и громким голосом стала кричать окружающим ее: "Отойдите, отойдите! Иисус идет". И в то время как устремила она очи свои на Явившегося, святая душа ее вышла из тела. Вдруг распространилось такое удивительное благоухание, которое сладостью своей всем доказало, что точно приходил туда Виновник сладости. Когда же тело ее по обыкновению раздето было для омовения, увидели на локтях и коленах ее дикие наросты, подобные наростам у верблюдов, образовавшиеся от продолжительных коленопреклоненных молений, и мертвая плоть засвидетельствовала, что всегда делала душа ее при жизни.
Глава семнадцатая. О кончине отроковицы Музы
Не умолчу и о том, что рассказывал вышеупомянутый раб Божий Проб о сестре своей по имени Муза, малой отроковице. В одну ночь явилась ей в видении Пресвятая Богородица и Приснодева Мария и показала равных ей по возрасту отроковиц в белых одеждах. Муза желала присоединиться к ним, но не смела; Пресвятая Дева Мария спросила ее о том, желает ли она быть с ними вместе и проводить жизнь в служении Ей. Отроковица сказала Богоматери: "Желаю", — и тотчас получила от Нее заповедь, чтоб отселе она не делала ничего детского и легкомысленного, воздерживалась от смеха и игр, зная, что в тридцатый день придет на служение Ей в ряду с теми девицами, которых видела. После сего видения отроковица совершенно изменилась во всем своем поведении, бросила детские шалости и стала вести строгую жизнь. Родители удивились такой перемене и спросили о причине ее. Муза рассказала, что заповедала ей Богоматерь, и объявила, в какой день отойдет на служение Ей. После двадцать пятого дня она заболела. В тридцатый день, когда приблизился час ее кончины, Муза увидела идущую к себе Богоматерь с теми отроковицами, которые явились ей в видении. На зов Богоматери она отвечала с благоговейно потупленными глазами, громким голосом: "Иду, Госпожа моя, иду, Госпожа моя". С этими словами она испустила дух и вышла из девственного тела на жительство со св. девами.
Петр. Как род человеческий предан многим, безчисленным порокам, то Небесный Иерусалим, я думаю, большею частию, наполнен малыми детьми и младенцами.
Глава восемнадцатая. О том, что некоторым детям родители худым воспитанием закрывают вход в Царствие Небесное, и о богохульном отроке
Григорий. Правда, должно верить, что все крещеные младенцы и умирающие в самом младенчестве входят в Царство Небесное, но должно также верить, что не все малые дети, которые могут уже говорить, входят в Царство Небесное. Некоторым детям вход в него заключают родители, когда худо воспитывают их.
Один муж, всем известный в нашем городе, за три года пред сим имел сына лет, кажется, пяти, которого, по причине чрезмерной плотской любви, слабо воспитывал. Этот мальчик, как только встречал что-нибудь противное себе, имел обыкновение (тяжело и говорить) хулить величество Божие. За три года пред сим он тяжко заболел и приблизился к смерти. Когда отец держал его на руках, мальчик, затрепетав от ужаса, увидел, как свидетельствовали бывшие при смерти его, идущих к себе злых духов и начал кричать: "Защити, отец, защити, отец". Во время крика он наклонил лицо, чтобы скрыться от них на груди у отца. Отец спросил его, дрожащего, что он видит, мальчик отвечал: "Черные люди пришли, хотят меня унести". Сказавши это, он тотчас похулил имя величества Божия и испустил дух. Всемогущий Бог, чтобы показать, за какую вину он предан был таким мучителям, допустил умирающего повторить то, в чем не хотел исправлять его отец при жизни, допустил, чтобы долго живший, по долготерпению Божию, богохульником, произнес хулу при смерти, дабы отец его познал вину свою и увидел, что небрежением о душе малого сына он воспитал немалого грешника для огня геенского. Но оставим эту печальную повесть и станем рассказывать утешительные события, как начали.
Глава девятнадцатая. О кончине благочестивого мужа Стефана
Из рассказов вышеупомянутого Проба и других благочестивых мужей узнал я то, что передал слушателям в беседах на Евангелие о достопочтенном отце Стефане. Он был муж, по словам Проба и других свидетелей, ничего не имевший в сем мире, ничего не приобретавший; любил одну бедность ради Бога; в несчастии всегда был терпелив, избегал мирских собраний и жаждал постоянно заниматься молитвою. Из его добродетелей я расскажу об одной такой, по которой можно заключать о многих. Однажды он отвез на гумно сжатый хлеб, который сеял своей рукой; кроме сего хлеба он не имел ничего другого для содержания со своими учениками в продолжение целого года. Один злой человек, возбужденный древним врагом, подложил огня под хлеб, бывший на гумне, и зажег. Другой, когда увидел случившееся, побежал рассказать рабу Божию. После рассказа он прибавил: "Увы, горе, о. Стефан, что с тобою случилось!" Стефан тотчас со светлым лицом и голосом отвечал: "Горе тому, кто сделал это; а со мной что случилось?" Из этих слов видно, на какой высоте добродетели стоял тот, который с таким спокойным духом терял все, что имел для годового содержания, и более жалел о сделавшем грех, нежели о себе, хотя потерпел от греха его вред; он не ценил того, что потерял вне, но жалел о том, что виновник зла потерял внутри. Когда настал день его смерти, сошлись многие, чтобы поручить свои души молитвам такой святой души, отходящей из сего мира. Собравшиеся окружили его ложе; некоторые из вошедших видели Ангелов, но ничего не могли говорить, другие же совсем ничего не видели; но всех тут бывших поразил такой сильный страх, что никто не мог стоять там при исходе сей святой души. И те, которые видели, и те, которые совсем ничего не видели, поражены были одинаковым страхом и разбежались от ужаса, так что ясно можно было понять, какая сила принимала отходящую душу, исхождения которой никто из смертных не мог перенести.
Глава двадцатая. О том, что заслуги души иногда ясные открываются не во время кончины, а по смерти
Но должно знать, что иногда заслуги души яснее открываются не во время кончины, а по смерти. Так, св. мученики, претерпевшие многие страдания от неверных, мертвыми костями своими, как выше (гл. 6) сказали мы, ежедневно творят знамения и чудеса.
Глава двадцать первая. О двух монахах настоятеля Валентия
Валентий, человек достопочтенный по жизни, который был, как ты знаешь, моим и моего монастыря настоятелем, управлял прежде своим монастырем в области Валерии. Свирепые лонгобарды тогда пришли в его монастырь и, как он мне сам рассказывал, повесили на сучьях одного дерева двоих его монахов, которые в тот же день и были погребены. По наступлении вечера души повешенных начали петь на том месте ясными и громкими голосами, так что сами убийцы их, когда услышали голоса поющих, чрезвычайно удивились и устрашились. Эти голоса слышали и все пленные, тут бывшие, и после свидетельствовали о псалмопении убиенных. Всемогущий Бог для того сделал голоса сих душ слышимыми для телесного уха, чтобы живущие еще во плоти научились, что, если будут служить Богу, и по смерти плоти будут жить истинною жизнию.
Глава двадцать вторая. О кончине игумена Сурана
Из рассказов некоторых благочестивых мужей, будучи еще в монастыре, я узнал, что во времена лонгобардов в области, называемой Сура, был один настоятель монастыря по имени Суран, который пришедшим к нему пленным и бежавшим от грабительства лонгобардов раздал все, что было в монастыре. Он отдал им все одежды, свои и братии, монастырские припасы, отдал потом и все, что имел в саду, и таким образом раздал все имущество. Вскоре после того пришли лонгобарды, схватили его и стали требовать от него золота. Когда он сказал, что совершенно ничего не имеет, то отведен был ими на соседнюю гору, на которой находился неизмеримой величины лес. Там один бежавший пленник скрывался в дупле дерева; около этого дерева лонгобард умертвил мечом вышепоименованного знаменитого мужа. При падении тела его на землю, тотчас затряслись вся гора и лес. Дрожавшая земля как будто выражала, что не может снести величия его святости.
Глава двадцать третья. О кончине диакона Марсийской Церкви
Был также в области Марсийской диакон весьма достопочтенной жизни; его схватили лонгобарды, из коих один отсек ему голову мечом. Но когда тело его пало на землю, то самим убийцею овладел нечистый дух, поверг его на землю и показал, что убивший друга Божия предан врагу Божию.
Петр. Почему это, скажи пожалуйста, всемогущий Бог допускает умирать такою смертию людям, великой святости которых Сам же не скрывает по смерти их?
Глава двадцать четвертая. О смерти святого мужа, который был послан в Вефиль
Григорий. Когда написано: Праведник же аще постигнет скончатися, в покои будет (Прем.4,7), то какой вред для избранных, которые, без сомнения, стремятся к вечной жизни, если они иногда умирают горькою смертию? Может быть, и у них иногда есть прегрешение, хотя малое, которое должно быть очищено такою смертию. Посему случается, что отверженные получают над праведниками власть, когда они живы, но по смерти их тем жесточае отмщается на отверженных то, что они с жестокостию воспользовались властию своею. Так убийца, которому попущено было неистовствовать над вышеупомянутым достопочтенным диаконом, когда он был жив, не был допущен радоваться о его смерти. То же подтверждает и Св. Писание. Муж, посланный в Самарию, оказал неповиновение Богу, — ел на пути, за то на сем же самом пути умертвил его лев. Но там же тотчас написано: осел и лев стояста над телом, и не снеде лев телесе человека Божия (3Цар. 13, 28). Отсюда видно, что грех неповиновения очищен был самою смертию: тот же самый лев, который решился умертвить его живого, не решился коснуться мертвого. Он имел позволение умертвить, но не получил позволения пожрать труп, потому что тот, который был виновен в жизни, по наказании неповиновения был уже праведен по смерти. Посему и лев, прежде отнявший жизнь у грешника, охранял потом труп праведника.
Петр. Мне нравится, что ты говоришь; но желал бы я знать, могут ли быть принимаемы на небе души праведных прежде воскресения тел?
Глава двадцать пятая. Принимаются ли на небе души праведных прежде воскресения тел?
Григорий. Этого не можем утверждать о всех праведниках, не можем и отрицать. Ибо есть души некоторых праведников, которые отделены несколькими обителями от Царства Небесного. Что другое выражается в этом расстоянии, как не то, что они имели не совсем еще совершенную праведность? Впрочем, яснее света известно, что души совершенных праведников тотчас, как выйдут из оков сей плоти, принимаются в небесные жилища, как и Сама Истина Своими устами свидетельствует, говоря: идеже тело, тамо соберутся и орли (Лк.17,37). Где Сам Искупитель наш находится телом, туда, без сомнения, собираются и души праведников. И Павел желает разрешитися и со Христом быти (Флп.1,23). Итак, кто не сомневается, что Христос на небе, не будет отрицать и того, что душа Павла на небе. Он же говорит о разрешении от своего тела и вселении в небесном отечестве: Вемы бо, яко аще земная наша храмина тела разорится, создание от Бога имамы, храмину нерукотворену, вечну на небесех (2Кор. 5, 1).
Петр. Итак, если души праведников теперь находятся на небе, что же они получат в воздаяние за свою праведность в день суда?
Григорий. Воздаяние чудным образом возрастет для них в день суда: теперь они блаженствуют только душами, а после суда будут блаженствовать и телами, в которых переносили ради Господа болезни и страдания. О сей имеющей возрасти славе их написано: землю свою вторицею наследят (Ис. 61, 7). Еще прежде дня воскресения о душах святых написано: И даны быша коемуждо их ризы белы, и речено бысть им, да почиют еще время мало, дондеже скончаются и клеврети их и братия их (Откр. 6, 11). Итак, если они теперь получили по ризе, то в день суда будут иметь по две ризы; потому что теперь наслаждаются только славою душ, а тогда будут наслаждаться славою душ и телес.
Петр. Согласен; теперь желал бы я знать, каким образом умирающие часто многое предсказывают?
Глава двадцать шестая. Каким образом умирающие нечто предсказывают? О монахах Геронтии и Меллите и об отроке Арментарии
Григорий. Иногда самые души, по своей тонкости, нечто провидят; иногда выходящие из тела души узнают будущее по откровению; иногда же незадолго перед смертью свыше вдохновленные усматривают безтелесным оком ума небесные тайны. Что душа, по тонкости своей, узнает иногда будущее, видно из следующего события. Один адвокат, умерший в нашем городе два года назад от болезни в боку, незадолго перед смертью позвал раба своего и приказал приготовить ему одежды для выхода. Отрок подумал, что он бредит, и не исполнил приказания; тогда больной встал, надел на себя одежду и сказал, что пойдет по Аппиевой дороге в церковь блаженного Ксиста. Спустя немного времени от усилившейся болезни он помер. Положено было похоронить тело его на Пренестинской дороге около церкви блаженного мученика Януария. Но тем, которые несли прах его, путь этот показался длинным; поэтому несшие прах его вдруг порешили идти по Аппиевой дороге и, не зная, что он говорил перед смертью, похоронили его в той самой церкви, о которой он предсказал. Мы знаем, что этот человек занят был мирскими заботами и притом пристрастен до земной корысти, какою же силою он мог предсказывать? Очевидно, сама душа его, по своей тонкости, провидела, что будет с телом. А как умирающие узнают будущее по откровению, можем заключить из того, что случилось у нас в монастыре.
В моем монастыре, за десять лет перед сим, был один брат по имени Геронтий. Будучи одержим тяжкою болезнию тела, однажды увидел он в ночном видении беловидных мужей, которые сходили с небес в светлых одеждах в этот самый монастырь. Когда они предстали к постели больного, один из этих мужей сказал: "Мы пришли затем, чтоб некоторых братьев из монастыря Григорьева взять на службу, — и, обращаясь к другому, присовокупил: — Запиши: Маркелла, Валентиниана, Агнелла". Он перечислил и других, которых я теперь не помню. После сего еще прибавил: "Запиши и этого, который на нас смотрит". Убежденный сим видением, вышеупомянутый брат утром же известил братий этого монастыря, которые должны были в скором времени умереть; объявил также, что и сам последует за ними. Со следующего дня упомянутые братия начали умирать, и именно в том порядке, в каком были записаны. Наконец умер и сам предвидевший смерть сих братьев.
Во время сей смертности, которая сильно опустошила этот город три года назад (т. е. в 590 г.), в монастыре города Порты был монах по имени Меллит, постриженный еще в юношеских летах, но обладавший удивительною простотою и смирением; он с наступлением дня своего Ангела поражен был той же язвой и приближался к смерти. Епископ сего города Феликс, муж достопочтенной жизни, от которого я и слышал об этом, поспешил прийти к больному и стал ободрять утешениями, чтобы он не боялся смерти; стал даже обещать ему от имени милосердия Божия многие годы жизни. Но умирающий отвечал, что течение его кончено; рассказал, как явился ему юноша и принес письмо, со словами: "Распечатай и читай". Открывши письмо, больной нашел, как сам рассказывал, себя и всех, которые в то время крещены были вышеупомянутым епископом в праздник Пасхи, вписанными в нем золотыми буквами. Первое имя, как говорил он, нашел свое, а потом имена всех, в то время крещенных. Из сего письма Меллит уверился, что и он, и те скоро перейдут из сей жизни. Так и случилось. Он умер в тот же день, а за ним последовали все, которые были крещены, так что спустя несколько дней ни одного из них не было в живых. Отсюда очевидно, что этот раб Божий потому видел имена их написанными золотыми буквами, что эти имена освещены были вечным сиянием.
Как эти могли узнавать будущее по откровению, так иногда исходящие души могут предузнавать небесные тайны даже не во сне, а в бодрственном состоянии. Ты хорошо знаешь Аммония, монаха из моего монастыря. Когда он был еще в мире, сосватал себе родную дочь Валериана, адвоката нашего города; он непрестанно пользовался его услугами, поэтому знал все, что делалось в его доме. Живши уже в монастыре, он рассказывал мне, что во время той смертности, которая сильно опустошила Рим при патриции Нарсе, в доме упомянутого Валериана был отрок Арментарий, с необыкновенной простотою и смирением. Когда дом адвоката поражен был той же язвой, заболел и этот отрок и приблизился к смерти. Он внезапно восхищен был от присутствующих, потом возвратился в себя, позвал своего господина и рассказал: "Я был на небе и узнал, кто умрет из этого дома. Тот, тот и тот умрут, а ты не бойся, не умрешь в это время. А что я правду говорю, что был на небе, можешь узнать из того, что я получил там дар говорить всеми языками. Тебе известно, что я совершенно не знал греческого языка; а теперь поговорю по-гречески, чтобы ты удостоверился в истине того, что я действительно получил дар говорить всеми языками". Тогда господин его стал говорить с ним по-гречески и он так отвечал на этом языке, что все присутствовавшие дивились. В доме упомянутого Валериана жил аптекарь болгарин; он тотчас приведен был к больному и стал разговаривать с ним на болгарском языке — и отрок, рожденный и воспитанный в Италии, так отвечал ему на этом языке, как будто сам происходил из того же народа. Все слышавшие удивились, и из опыта над двумя языками, которых он, как им известно было, не знал прежде, уверились и о всем прочем, чего не могли проверить опытом. Через два дня стали показываться признаки смерти; но на третий день, не известно по какому сокровенному суду, он истерзал себе зубами руки и плечи и потом испустил дух. По смерти его скоро взяты были из сего мира все, о которых он предсказал; но в том доме не умер от той язвы никто, чьего имени не произносил больной.
Петр. Страшно то, что удостоившийся получить такой дар после поражен был такою казнью.
Григорий. Кто знает сокровенные суды Божии? Чего не можем понять в суде Божием, должны более трепетать, нежели исследовать.
Глава двадцать седьмая. О смерти правителя Феофана
Если уже начали говорить об исходящих душах, которые многое предузнают, нельзя умолчать и о том, что я узнал от многих свидетелей о Феофане, правителе города Центумцеллы . Он был муж милосердый, усердный к добрым делам и особенно к гостеприимству. Занимаясь делами по управлению страною, Феофан совершал дела земные и временные, но, как открылось при смерти, более по чувству долга, нежели по расчетам временным. С наступлением его кончины в воздухе сделалась величайшая непогода, так что нельзя было бы вынести его тела для погребения. Жена больного с горьким плачем стала жаловаться, говоря: "Что я буду делать? Как я похороню тебя, когда нельзя выйти за двери дома по причине величайшей непогоды?" Тогда он отвечал: "Не плачь, жена; как только я умру, в воздухе сделается ясно". За сими словами тотчас последовала смерть, а за смертью ясная погода. Это чудо сопровождали и другие чудеса. Руки и ноги его, распухшие от подагры, все покрыты были ранами и стали смердеть от истекающей гнойной материи. Но когда тело его раздето было для обыкновенного омовения, руки и ноги его оказались так здоровы, как будто никогда не имели ни одной раны. Потом он отвезен был на кладбище и погребен. Супруге его вздумалось на четвертый день переменить мрамор, положенный на могиле. Когда снят был положенный над его телом мрамор, такое истекло благоухание из могилы, как будто из гниющего тела его вместо червей исходили ароматы. Некоторые нетвердые (в вере), слышавшие мой рассказ об этом событии в беседах , сомневались. Но однажды сидел я в собрании знатных мужей; туда пришли те самые мастера, которые переменяли мрамор на его могиле, спросить меня кое о чем по собственному делу. Тогда я спросил их об этом чуде в присутствии клира, знатных мужей и народа. Они засвидетельствовали, что могила чудным образом наполнилась благоухания; рассказывали и еще нечто о его гробе, еще более чудное, о чем, по моему мнению, долго было бы теперь рассказывать.
Петр. Достаточно уже, кажется, удовлетворена моя пытливость; но еще один вопрос занимает мой ум. Если, как выше сказано было, души святых на небе, то, без сомнения, души нечестивых, — должно верить, — не в ином месте, как во аде. А что сказать положительно об этом предмете, я не знаю, потому что человеческое суждение не допускает, чтобы души грешников прежде суда были мучимы.
Глава двадцать восьмая. Должно верить, что как души совершенных находятся на небе, так души грешников, по разлучении с телом, находятся во аде
Григорий. Если благочестивая беседа вполне убедила тебя, что души святых на небе, то совершенно необходимо верить и тому, что души нечестивых во аде. По суду вечной правды необходимо, чтобы как праведные прославлялись, так грешники мучились. Как блаженство утешает избранных, так, должно верить, отверженные со дня самой смерти своей горят в огне.
Петр. Каким же образом представить, что в вещественном огне может содержаться существо безтелесное?
Глава двадцать девятая. Каким образом представить, что безтелесные души могут содержаться в вещественном огне?
Григорий. Если невещественный дух живого человека содержится в теле, то почему же, по смерти, невещественный дух не может быть одержим вещественным огнем?
Петр. В живом существе невещественный дух потому содержится в теле, что оживотворяет тело.
Григорий. Если, Петр, невещественный дух может содержаться в том, что оживотворяет, то почему же для наказания не может содержаться там, где царствует смерть? Мы утверждаем, что дух для того содержится в огне, чтобы мучился, видя и чувствуя огонь. Он страдает от того самого, что видит этот огонь, сожигается через то самое, что видит себя сожигаемым. И таким образом вещество телесное жжет безтелесное существо, когда из видимого огня извлекается невидимый жар, причиняющий боль, дабы через огонь вещественный безтелесный ум мучился невещественным пламенем. Из евангельского сказания мы можем заключать, что душа терпит от огня не только видением, но и ощущением. По слову Истины, умерший богач низвержен был во ад. Что душа богача содержалась в огне, показывают следующие слова его, которыми умолял он Авраама: посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде и устудит язык мой, яко стражду во пламени сем (Лк.16,24). Итак, если Сама Истина утверждает, что грешный богач осужден был на мучение в огне, то кто из умных людей станет отрицать, что души грешников содержатся в огне?
Петр. Правда, и разумом, и свидетельством Истины душа побуждается к вере, но когда приходит в раздумье, опять медлит убеждаться. Ибо каким образом безтелесное существо может быть содержимо и мучимо вещественною силою?
Григорий. Скажи, пожалуйста, телесными или безтелесными ты считаешь отпадших духов, лишенных небесной славы?
Петр. Какой здравомыслящий человек духов назовет телесными?
Григорий. А огонь геенский ты признаешь невещественным или вещественным?
Петр. Не сомневаюсь, что огонь геенский вещественный и в нем непременно будут мучиться тела.
Григорий. Истинно скажет отверженным в последний день Сама Истина: идите… во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его (Мф.25, 41). Итак, если диавол и его аггелы, будучи безтелесными, осуждены на мучения в вещественном огне, что удивительного, если и души, еще прежде соединения с телами, могут чувствовать вещественные мучения?
Петр. Истина очевидна, и ум не должен более сомневаться в этом предмете.
Глава тридцатая. О смерти царя Феодорика арианина
Григорий. Если ты с таким трудом убедился, то надеюсь в вознаграждение за труд умножить твою веру, когда расскажу тебе то, что сам слышал от людей, заслуживающих доверия. Юлиан, второй апокрисиарий Римской Церкви, которой я по воле Божией служу, умерший почти семь лет назад, часто ходил ко мне, когда я был еще в монастыре, и обыкновенно беседовал со мной о предметах душеспасительных. Однажды он рассказал мне следующее: "В правление царя Феодорика отец тестя моего исполнял в Сицилии должность сборщика податей и уже возвращался в Италию. Корабль его пристал к острову, называемому Липарис. Там жил один пустынник, муж, украшенный великими добродетелями. Пока корабельщики приготовляли корабельные снасти, упомянутому отцу моего тестя вздумалось (со своими спутниками) сходить к сему человеку Божию и поручить себя его молитвам. Св. муж принял их и между другими разговорами сказал: "Знаете ли, что царь Феодорик помер?" Посетители тотчас отвечали ему: "Нет, мы оставили его живого, и ничего такого не слыхали о нем доселе". Раб Божий опять сказал им: "Действительно помер: вчерашний день он, раздетый и разутый, со связанными руками отведен был в девятом часу папою Иоанном и Симмахом патрицием и низвергнут в это соседнее жерло вулкана" . Услышав об этом, они с точностью записали день и по возвращении в Италию узнали, что царь Феодорик умер именно в тот день, в который показаны были рабу Божию его смерть и наказание". За то, что папу Иоанна Феодорик замучил в темнице, а патриция Симмаха усек мечом, по правде брошен был в огонь, как показано в видении, теми, которых неправедно судил в сей жизни.
Глава тридцать первая. О смерти Репарата
В то время, когда я только еще начинал жаждать уединенной жизни, один почтенный старец по имени Деусдедит, друг знатным людям нашего города, особенно со мной был связан узами дружбы. Он рассказал мне следующее: во времена готфов один знаменитый муж (сенатор), по имени Репарат, приблизился к смерти. Долго лежал он уже безгласный и окоченелый, так что, казалось, дыхание жизни совсем оставило его и тело лежало бездыханным. Многие пришедшие и его семейство уже оплакивали его, как умершего; вдруг он ожил, и слезы всех плачущих превратились в удивление. Возвратившись к жизни, он сказал: "Скорее пошлите раба к церкви блаженного мученика Лаврентия, которая называется по имени строителя ее Дамасовою, чтоб он узнал и уведомил, что делается с пресвитером Тибурцием". Тибурций, говорят, предан был тогда плотским пожеланиям; о его жизни и нравах хорошо помнит и Флоренций, теперешний пресвитер той церкви. Раб отправился, а Репарат, возвратившийся к жизни, рассказал, что узнал о нем там, куда взят был, именно: "Приготовлен был большой костер; пресвитер Тибурций возведен был на него и положен; потом подложили огня и зажгли костер. Приготовлялся и другой костер, которого высота простиралась, по-видимому, от земли до неба". Услышавши это, слушатели вскричали: "Для кого?" Но Репарат уже помер тотчас после сих слов; а раб, который был послан к Тибурцию, нашел его уже умершим. Очевидно, Репарат водим был на место мучений, видел их, возвратился к жизни, рассказал и потом умер не для себя, но для нас, чтобы мы, пока еще находимся в сем мире, отстали от худых дел. Приготовление же костров Репарат видел не потому, чтобы во аде горели дрова, но для удобнейшего рассказа живущим видел в горении грешников то, чем обыкновенно поддерживается у живущих вещественный огонь, дабы они, слыша об известном, научились бояться того, что им еще не известно.
Глава тридцать вторая. О смерти куриала, которого могила была сожжена
Муж достопочтенной жизни Максимиан, епископ Сиракузский, который долго настоятельствовал в Риме над моим монастырем, обыкновенно рассказывал страшное происшествие, случившееся в области Валерии. Там один куриал в Великую Субботу воспринял в Таинстве Крещения одну молодую девицу. Возвратившись после поста домой и напившись чрез меру вина, он упросил эту (восприемную) дочь свою остаться с ним и в ту же ночь (что и сказать непристойно) растлил ее. Встал он утром и нечистый стал собираться в баню, как будто банная вода смывает греховные пятна. Сходил в баню, омылся и со страхом стал размышлять о том, как пойдет он в церковь: не идти в такой день в церковь — стыдился людей, а идти — боялся суда Божия. Стыд пред людьми победил, и он пошел в церковь, но стоял со страхом и трепетом, ежеминутно ожидая, как овладеет им нечистый дух и станет мучить пред всем народом. Однако ж, вопреки сильному опасению, с ним не случилось такого несчастия в продолжение Литургии. С радостью вышел он, и на другой день, уже беззаботный, отправился в церковь; и таким образом во все шесть дней ходил в церковь, веселый и беззаботный, воображал, что Бог или не видел его злодеяния, или, по милосердию, простил. Но на седьмой день он умер внезапною смертью и предан был погребению. Спустя долгое время на виду у всех появился из гроба его пламень и дотоле жег его кости, пока не сжег весь гроб и землю, которая была насыпана над ним. Этим действием всемогущий Бог показал, что терпела втайне душа того человека, тело которого перед глазами человеческими истреблено пламенем. Нам же, слушающим об этом событии, дал страшный урок, что претерпевает за свои грехи живая и чувственная душа, если таким огнем сожигаются и нечувствующие кости.
Петр. Желал бы я знать, узнают ли добрые добрых в Царстве Небесном и злые злых во аде?
Глава тридцать третья. Узнают ли добрые добрых в Царстве Небесном и злые злых во аде?
Григорий. Яснее света ответ на этот вопрос дан в словах Господних, которые мы уже приводили. Там сказано: Человек же некий бе богат, и облачашеся в порфиру и виссон, веселяся на вся дни светло. Нищь же бе некто, именем Лазарь, иже лежаше пред враты его гноен и желаше насытитися от крупиц падающих от трапезы богатаго: но и пси приходяще облизаху гной его (Лк.16,19–21). Затем прибавлено, что бысть же умрети нищему и несену быти Ангелы на лоно Авраамле: умре же и богатый, и погребоша его: и во аде возвед очи свои, сый в муках, узре Авраама издалеча, и Лазаря на лоне его: и той возглашь, рече: отче Аврааме, помилуй мя и посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде и устудит язык мой, яко стражду во пламени сем. Рече же Авраам: чадо, помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем, и Лазарь такожде злая (Лк.16,22–25). Богач, не имея уже надежды на свое спасение, обращается к заботливости о спасении своих родственников, говоря: молю тя убо, отче, да послеши его в дом отца моего: имам бо пять братий: яко да засвидетельствует им, да не и тии приидут на место сие мучения (Лк.16,27–28). Этими словами ясно дается знать, что узнают и добрые добрых, и злые злых. Если бы Авраам нисколько не знал Лазаря, никак не мог бы говорить с богачом, вверженным в мучения, о прошедших страданиях его, утверждая, что Лазарь восприял злая в животе своем. И если бы злые не узнавали злых, то богач, вверженный в муки, не стал бы упоминать о своих братьях, еще отсутствующих: почему же он не узнал бы их при свидании, если за них, отсутствующих, молит по воспоминанию? Здесь можно видеть и то даже, о чем ты не спрашивал, именно: что и добрые узнают злых, и злые добрых. Богача узнает Авраам, когда говорит ему: восприял еси благая в животе твоем; и избранного Лазаря узнает отверженный богач, когда молит Авраама послать его, называя по имени: посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде и устудит язык мой. От этого узнавания с той и другой стороны возрастает мера воздаяния: и добрые более радуются, когда видят блаженствующими вместе с собою тех, кого любили, и злые, когда с ними мучатся те, кого они любили в сем мире, забывши Бога, страдают не только от своих, но и от их мучений. Между избранными случается еще нечто более чудное: они узнают не только тех, которых знали в сем мире, но признают, как известных и знаемых, таких добрых, которых никогда не видали. Ибо когда увидят древних отцов в вечном наследии, не будут неизвестны тем, которых всегда знали в делах. Если там все в общем свете созерцают Бога, то чего они не могут знать там, где знают Всеведца?
Глава тридцать четвертая. Об одном благочестивом муже, который при смерти видел пророков
Один из наших, человек весьма достопочтенной, благочестивой жизни, умерший за четыре года перед сим, по свидетельству других благочестивых мужей, бывших при его кончине, в час смерти своей видел пророков Иону, Иезекииля и Даниила и называл их по именам своими господами. Он сказал окружавшим о прибытии пророков, своими смиренными взглядами выразил благоговение к ним и потом отдал дух Богу. Из этого обстоятельства можно ясно понять, какое познание будет в той нетленной жизни, если сей муж, находясь еще в тленной плоти, узнал святых пророков, которых никогда не видел.
Глава тридцать пятая. О том, что даже не известные одна другой души, но имеющие получить или одинаковое наказание за грехи, или одинаковые награды за добродетели, узнают одна другую при смерти; также о кончине Иоанна и Урса, Евморфия и Стефана
Весьма часто случается, что исходящая душа узнает даже тех, с которыми за одинаковые грехи или добродетели приговорена будет жить в одном месте. Муж достопочтенной жизни старец Елевферий, о котором я много рассказывал в предыдущей книге (гл. 35), имел в монастыре своем родного брата по имени Иоанн, который, по его словам, за сорок дней предсказал братиям свою кончину. Ежедневно считал Иоанн уменьшающиеся дни своей жизни, и за три дня перед смертью заболел. При наступлении смертного часа он принял Таинство Тела и Крови Господних. Потом заставил созванных братий петь псалмы и сам отвечал им антифоном: Отверзите мне врата правды: вшед в ня исповемся Господеви. Сия врата Господня: праведнии внидут в ня (Пс. 117, 19–20). Во время пения окружающих Иоанна братий он внезапно возвысил голос и вскричал: "Урс, иди". После сих слов он тотчас окончил свою бренную жизнь. Братия удивились, потому что не знали, к кому вскричал умирающий брат. Смерть его произвела в монастыре великую печаль. На четвертый день братии нужно стало послать за чем-то в монастырь, находившийся вдали от сего монастыря. Посланные туда братия нашли весьма печальными всех монахов того монастыря. На вопрос: "Какая причина столь горькой печали вашей?" — монахи отвечали: "Мы оплакиваем потерю монастыря: один брат наш, жизнь которого поддерживала нас в этом монастыре, вот уже четвертый день, как перешел из сего мира". Пришедшие братия заботливо спросили, как звали умершего, и им отвечали: "Урс". Подробно расспрашивая о часе его смерти, они узнали, что Урс умер в ту самую минуту, в которую позван был Иоанном, умершим у них. Из этого обстоятельства видно, что заслуги умерших были равны, и тем, которые умерли в одно время, дарована была награда жить в одном месте.
Не умолчу и о том, что случилось мне узнать от некоторых моих соседей, когда я, быв еще мирянином, жил в собственном доме, доставшемся мне в Риме по наследству от отца. Подле меня жила одна вдова по имени Галла. Она имела юного сына именем Евморфий; а недалеко от них жил некто Стефан, исправлявший должность оптиона . Когда наступила смерть Евморфия, он позвал своего раба и дал следующее приказание: "Иди скорее, скажи Стефану оптиону, чтобы немедленно шел, потому что готов уже корабль, на котором нам нужно ехать в Сицилию". Раб подумал, что он бредит, и не хотел исполнить приказания. Тогда Евморфий с сильной угрозой сказал: "Иди, и скажи ему, что я говорю; я не в бреду". Раб пошел, но на половине дороги встретился с ним некто и спросил: "Куда идешь?" Раб отвечал ему: "Я послан своим господином к Стефану оптиону". Но тот немедленно сказал ему: "Я иду от Стефана; он сейчас при мне помер". Раб возвратился к господину своему Евморфию, но нашел его уже умершим. Таким образом, если раб встретился с вестником на средине пути и возвратился, то из пройденного пространства можно заключить, что умершие были позваны (из сего мира) в одну и ту же минуту.
Петр. Весьма страшен твой рассказ; но скажи пожалуйста, почему исходящей душе явился корабль, или почему умирающий предсказал, что его повезут в Сицилию?
Григорий. Душа не нуждается в вознице, но не удивительно, если человеку, находящемуся еще в теле, является то, что привык он видеть телесными очами, дабы он понял через это, каким образом душа может быть препровождаема духовно. Свидетельство умиравшего, что его повезут в Сицилию, может означать то, что на сих островах, преимущественно перед другими местами, из горных жерл извергаемый огонь приготовлен для мучений. Эти жерла, как рассказывают видевшие их, ежедневно расширяются в своем объеме, так что чем более, с приближением конца мира, собирается туда грешников, назначенных для мучений в огне, тем шире открываются и самые места мучений . А что избранные, равно и отверженные, заслужившие одинаковыми делами одинаковую судьбу, отводятся в одинаковые места, могут уверить нас слова Самой Истины, если бы и недоставало примеров. Христос говорит в Евангелии, имея в виду избранных: в дому Отца Моего обители многи суть (Ин.14,2). Если бы в вечной жизни воздаяние было всем равное, то скорее была бы одна обитель, а не многие. Итак, существует много обителей, в которых добрые пребывают по степеням. По причине соучастия в заслугах они вместе блаженствуют, и все трудившиеся получают хотя бы по одному пенязю (Мф.20,9); но различаются блаженствующие многими обителями; одно блаженство, которым они там наслаждаются, но разная мера воздаяния следует за разные дела. Господь, возвещая о дне суда Своего, говорит: во время жатвы реку жателем: соберите первее плевелы и свяжите их в снопы, яко сожещи я (Мф.13,30). Т. е. жатели-Ангелы связывают плевелы в снопы для сожжения, или равных соединяют с равными в одинаковых мучениях: гордые, например, будут гореть вместе с гордыми, роскошные — с роскошными, скупые — со скупыми, обманщики — с обманщиками, завистники — с завистниками, неверные — с неверными. Когда Ангелы виновных в одинаковых преступлениях распределяют в местах наказания и предают одинаковым мучениям, то как бы связывают плевелы в снопы для сожжения.
Петр. Мысль моего вопроса вполне объяснена удовлетворительным ответом. Но скажи пожалуйста, что значит, что некоторые души как бы по-видимому только изъемлются из тела, так что снова возвращаются в тела, бывшие бездыханными, и кто из таких (обмиравших) скажет, что слышал о себе, как не сам тот, кого велено было отвести (из сего мира)?
Глава тридцать шестая. О тех душах, которые как бы по-видимому только изъемлются из тела; об успении и оживлении монаха Петра, о смерти и воскресении Стефана, также о видении некоего воина
Григорий. Это не видимость только, Петр, но предостережение, если понять хорошо. Бог, по Своей благости и неизреченному милосердию, так устрояет, что некоторые и после действительной смерти внезапно оживают и начинают бояться адских мучений, которые видели, но которым не верили, когда только слышали об них. Один иллирийский монах, живший в этом городе со мной в монастыре, рассказывал мне событие, случившееся с некоторым монахом Петром, родом из Иберии. Когда иллирийский монах жил в пустыне, к нему присоединился в одном пустынном месте, называемом Евазою, этот Петр и рассказывал о себе следующее: еще до отшествия в пустыню, после сильной телесной болезни, Петр помер, но вскоре жизнь возвратилась в тело. Он рассказывал, что видел адские мучения и безчисленные места, наполненные пламенем; видел некоторых знатных людей сего мира, вверженных в огонь. Когда его самого вели уже к огню, чтобы бросить в него, то внезапно явился Ангел в блестящей одежде, который запретил ввергать его в огонь. Ангел сказал Петру: "Возвратись и внимательнее подумай, как следует тебе жить после сего". После сих слов члены тела мало-помалу начали отогреваться; он пробудился от сна вечной смерти и рассказал все, что происходило с ним. Вразумленный страшным событием, он предался такому посту и бодрствованию, что если бы язык и не говорил, самая жизнь показывала, что он видел адские мучения и трепетал их. Так милосердие всемогущего Бога посредством смерти сделало то, что он не умер вечно.
Но как сердце человеческое бывает иногда слишком жестко, то и самое показание мучений бывает не для всех одинаково полезно. Знаменитый муж Стефан, которого ты хорошо знаешь, обыкновенно рассказывал о самом себе, что, оставшись по некоторому делу в Константинополе, он помер от приключившейся телесной болезни. В день смерти не нашли врача и продавца мазей для вскрытия и бальзамирования его тела; посему тело в следующую ночь пролежало непогребенным. Он был приведен во ад и видел там многое, чему прежде не верил, когда слышал. Там Стефан представлен был председящему судье; но судья не принял его и сказал: "Не его велел я привести, а Степана, занимающегося кованием железа". Он немедленно возвращен был в тело, а Степан, другой, живший подле него, в тот же час помер. Таким образом самая смерть Степана доказала, что слова, которые он слышал, были справедливы.
Ты знаешь, что Стефан этот помер за три года перед сим, во время той язвы, которая произвела в нашем городе страшное опустошение, во время которой даже в виду телесных очей летали стрелы с неба и грозили поразить всех до одного. Один воин в этом самом городе нашем поражен был той же язвой и помер. Тело его, по изшествии души, полежало бездыханным, но скоро возвратилась душа, и он рассказал, что с ним делалось. Многим тогда известно было, как говорил он, что видел мост, под которым протекала река, черная и туманная, испускающая несносный запах и мглу. Позади же моста был широкий зеленеющий луг, украшенный цветами пахучих трав, на котором виднелись собрания людей, одетых в белые одежды. Такой был приятный запах в этом месте, что самая приятность запаха насыщала живущих и гуляющих там. Были там различные жилища, наполненные светом; там же воздвигался удивительной красоты дом, который, по-видимому, строился из золотых кирпичей; но чей это был дом, он не мог узнать. На берегу упомянутой реки были жилища; в некоторые из них проникал смрад и мрак, исходящие из реки, а в других этого не было. На мосту было такого рода испытание: кто из нечестивых хотел перейти через него, тот падал в мрачную и смердящую реку; праведные же, на которых не было вины, свободно и безопасно переходили через него к прекрасным местам. Он признавался, что видел там и Петра, старейшину церковного чина, который умер четыре года назад; он был повешен вниз головой в страшных этих местах и скован тяжелыми железами. Когда он спросил, за что Петр так мучится, услышал то, что мы, знавшие его в церковном дому, припоминаем, зная его поступки. Именно сказано было: "За то он так мучится, что когда получал приказание наказать кого-нибудь, то наносил удары не столько из повиновения, сколько по страсти к жестокости". Что действительно так было, всякий знает, кто знал его. Там, рассказывал он, видел еще одного чужестранного пресвитера, который, подошедши к упомянутому мосту, перешел по нему с такою смелостью, с какою искренностью жил здесь. На том же мосту он узнал, как рассказывал, и Стефана, о котором мы выше говорили. Когда Стефан хотел перейти через мост, то нога его поскользнулась, и он спустился уже с моста до половины тела, как некоторые страшные люди, высунувшиеся из реки, стали тащить его за ноги вниз, а другие, одетые в белые одежды и благообразные видом мужи — за плечи вверх. Во время самой борьбы, т. е. когда добрые духи влекли его вверх, а злые вниз, сам видевший это возвратился в тело и не знал ничего, что далее происходило со Стефаном. Из этого происшествия со Стефаном можно понять, что в жизни его зло плоти боролось с делами милосердия. Тем, что его за ноги влекли вниз, а за плечи вверх, ясно показано, что он и милосердие любил, и не совсем противился порокам плоти, которые влекли его вниз. Но что возьмет в нем верх при этом испытании тайных помыслов, не известно ни нам, ни тому, кто видел и снова возвратился к жизни. Видно только, что Стефан и после того, как видел адские места и снова возвратился в тело, как я выше рассказывал, не совсем еще исправил свою жизнь, когда спустя много лет умер для новой борьбы между жизнью и смертью (вечною). Отсюда понятно и то, что показание адских мучений иным доставляет пользу, а другим обращается во вред: одни, видя зло, опасаются его, а другие тем строже осуждаются, что не хотели избегать виденных и известных уже мучений ада.
Петр. Что это значит, скажи пожалуйста, что в прекрасных местах виден был чей-то дом, строившийся из золотых кирпичей? Смешно, мне кажется, поверить, что и в той жизни будем иметь нужду в таких металлах.
Глава тридцать седьмая. Что значит построение дома в прекрасных местах. О Деусдедите, дом которого, по видению, строился только в субботу, и о казни содомлян
Григорий. Кто так будет понимать, если имеет здравый смысл? Из показанного там ясно дается понять, что делает здесь тот, для кого строится там это жилище. Кто заслужит здесь награду вечного света щедрыми милостынями, без сомнения, из золота построит там себе жилище. Скажу, что прежде ускользнуло из памяти: тот воин, который видел постройку, рассказывал, что золотые кирпичи для строения дома несли старцы и юноши, девы и отроки. Отсюда понятно, что те, которым здесь оказана была любовь, там являлись строителями дома (для милосердого).
Здесь подле нас жил благочестивый муж, по имени Деусдедит, который занимался шитьем обуви. О нем другой некто имел такое видение: строился для него дом, но строители дома являлись работающими в один только субботний день. После, исследуя подробно жизнь Деусдедита, имевший откровение нашел, что он имел обычай относить в субботний день в церковь блаженного Петра и раздавать нищим то, что из выработанного в прочие дни оставалось от пищи и одежды. Отсюда можно понять, что не напрасно дом его казался строящимся только в субботу.
Петр. Относительно сего предмета я достаточно вразумлен; но скажи, пожалуйста, почему смрадная мгла проникала в некоторые жилища, а некоторых не могла коснуться? А также что это за мост, что за река, которые умиравший видел?
Григорий. Из образных явлений мы можем, Петр, догадываться о заслугах лиц. Он видел праведных переходящими в прекрасные места через мост потому, что узкая врата, и тесный путь вводяй в живот (Мф.7,14). Внизу видел протекающую реку с дурным запахом потому, что ежедневно из сего мира стекает в преисподнюю нечистота плотских пороков. Смрадная мгла проникала в некоторые жилища, а до некоторых не могла коснуться: это значит, что много есть людей, которые совершают весьма многие добрые дела, однако ж прикасаются еще и к плотским порокам услаждением воображения. И весьма справедливо проникает смрадная мгла в жилища тех, которых услаждает здесь запах плоти. Почему и блаженный Иов, смотря на услаждение плотию под образом запаха, сказал о роскошном и сладострастном человеке следующие слова: сладость его червь (Иов.24,20) . Которые же совершенно сохраняют свое сердце от всякого услаждения плотию, в жилища тех, без сомнения, не проникает смрадный запах. Должно также заметить, что видел он смрадную мглу для вразумления, как плотские наслаждения помрачают ум преданного им человека до такой степени, что он не видит сияния истинного света, но чем ниже его наслаждения, тем большим мраком покрываются для него высшие предметы.
Петр. Можно ли доказать из свидетельства Св. Писания, что грехи плотских людей наказываются смрадным запахом?
Григорий. Можно. Из свидетельства книги Бытия знаем, что Господь одожди на Содом и Гоморр жупел, и огнь (Быт. 19, 24), чтобы жителей сих городов и огонь палил, и серный запах мучил. Они горели преступною любовию к тленной плоти, посему и погибли от пламени и смрада, дабы познали в своей казни, что преданы вечной смерти за услаждение зловонием своих страстей.
Петр. Признаюсь, что теперь не имею ничего возразить против того, в чем доселе сомневался.
Глава тридцать восьмая. О душах, которые, находясь еще в теле, видят часть будущих наказаний; об отроке Феодоре; о смерти Хрисаория и одного иконийского монаха
Григорий. Должно знать и то, что иногда души, находясь еще в телах, видят часть наказаний, назначенных для душ. Это бывает с некоторыми из них иногда для собственного их назидания, иногда для назидания слышащих. В мой монастырь поступил вслед за братом своим, более по необходимости, нежели по воле, один весьма неспокойный отрок по имени Феодор, о котором, помнится, я рассказывал народу в беседах . Ему тяжело было, если кто говорил что-нибудь о его спасении, потому что он не только не мог делать доброго, но и слышать о нем. Феодор клятвою, гневом и насмешками свидетельствовал, что никогда не желал вести святой монашеской жизни. Во время язвы, которая истребила значительную часть народонаселения сего города, он заболел и приблизился к смерти. При последнем уже издыхании Феодора сошлись братия сопровождать молитвою исход его. Тело стало уже холодеть в конечностях и в одной только груди сохранялась его жизненная теплота. Братия тем ревностнее начали молиться, чем яснее видели близкий конец его. Вдруг он закричал к предстоящим братиям, громким голосом прервав их молитву: "Отойдите, отойдите; я отдан на съедение дракону, но он не может пожрать меня по причине вашего присутствия. Голову мою он проглотил уже; дайте ему место, чтобы не мучил меня более, но сделал со мной, что хочет. Если я отдан ему для пожрания, то зачем из-за вас терплю замедление?" Тогда братия стали говорить ему: "Что это ты говоришь, брат? Положи на себе знамение святого креста". С великим криком отвечал он: "Хочу перекреститься, но чешуя дракона препятствует мне". Услышав об этом, братия простерлись на землю со слезами и стали еще усерднее молиться об его избавлении. Вдруг больному сделалось получше, и он воскликнул громким голосом: "Благодарение Богу! Дракон, намеревавшийся пожрать меня, бежал. Отгоняемый вашими молитвами, он не мог стоять здесь. Молитесь только за мои грехи, потому что я готов раскаяться и совсем оставить мирскую жизнь". Таким образом человек, который, как сказано было, стал уже холодеть в конечностях своего тела, сохраненный для жизни, всем сердцем обратился к Богу; после того, изменивши свои мысли, он долго подвизался с сокрушением сердца, и тогда только душа его разрешилась от тела.
Напротив, Хрисаорий, как рассказывал о нем Проб, о котором я уже выше упоминал (гл. 12), был человек в этом мире весьма богатый, но столько же обладавший пороками, сколько имуществом, надменный и гордый, преданный пожеланиям своей плоти, корыстолюбивый и жадный к приобретению богатства. Но Господь определил положить конец таким порокам его и поразил его телесной болезнью. Хрисаорий приблизился к смерти и перед тем самым временем, как душе выйти из тела, открытыми глазами увидел черных и страшных духов, которые стояли перед ним и готовы были схватить душу его и отвести в адскую темницу. Он затрепетал, побледнел, громко стал просить отсрочки и странным и смущенным голосом звал сына своего Максима, которого я, будучи уже в монашестве, видел монахом: "Максим, беги, я тебе никогда не делал ничего худого, поддержи меня своею верою". Встревоженный Максим тотчас прибежал; собралось и все семейство с плачем и трепетом. Злых духов, от которых он так сильно страдал, домашние не могли видеть, но узнали о присутствии их из смущения больного, бледности и трепета. Со страха от их черных лиц Хрисаорий обращался на постели туда и сюда; лежал на левом боку, и не мог не видеть их; поворачивался к стене, и там они были. Стесненный ими до чрезвычайности, он отчаялся уже в своем освобождении от них и стал громким голосом кричать: "Отсрочку хоть до утра! Хоть до утра!" Но во время самого этого крика душа его была взята из тела. Из этого очевидно, что ему было такое видение не для него, а для нас, чтобы видение его принесло пользу нам, которых ожидает еще долготерпение Божие. Ибо какую пользу принесло ему то, что он видел перед смертью мрачных духов и просил отсрочки, когда не получил отсрочки, которой просил?
Есть у нас еще Афанасий, пресвитер исаврийский, который рассказывает страшное событие, случившееся в то время, когда он был еще в Иконии. Есть там монастырь, говорит он, называемый монастырем Галатов, в котором один монах пользовался большим почетом у других. По наружности он был доброго поведения и казался благочестивым во всех своих действиях; но на самом деле жил совсем не так, как казалось. Это показал конец его жизни. Пред братиею он являлся постящимся, но имел обыкновение есть тайно; братия вовсе не знали за ним такого порока. От приключившейся болезни тела он приблизился к смерти. При самом конце своей жизни он позвал к себе всех братий, живших в монастыре. Братия надеялись услышать что-нибудь великое и утешительное от такого, по их мнению, великого умирающего мужа. Но в смущении и трепете он должен был сознаться, какому врагу предан при смерти. Умирающий говорил: "Когда вы думали, что я пощусь вместе с вами, я тайно ел, и вот теперь предан дракону для пожрания, который хвостом своим опутал мои колена и ноги, а голову свою всунул в мой рот и высасывает из меня душу". С этими словами он умер. Дракон, которого он видел, не ждал, пока он освободится от него покаянием. Очевидно, он имел видение только для пользы слушателей; он не избежал врага, которому так явно был предан.
Глава сороковая [31] . О душе диакона Пасхазия
Когда я был еще юношею и в мирской одежде, то слышал рассказ от старших и знающих людей, что Пасхазий, диакон нашего апостольского седалища, от которого есть у нас книги о Св. Духе, исполненные света и истины, был человек удивительной святости, преданный делам милосердия, питатель нищих до пренебрежения к себе самому. Пасхазий в том споре, который вели с горячею ревностию верующие относительно Симмаха и Лаврентия, избранных на первосвятительский престол, держал сторону последнего. Побежденный единодушным сопротивлением других, он, однако ж, до конца жизни остался при своем мнении, любил и предпочитал Лаврентия, которого суд епископов не удостоил предстоятельства над Церковию. Так он и умер во время управления апостольским престолом первосвятителем Симмахом. Когда несли тело Пасхазия для погребения, то один беснующийся прикоснулся к покрову, положенному на гроб, и тотчас получил исцеление. Спустя много времени Герману, епископу Капуи, о котором я выше упоминал (cм. кн. 2, гл. 35икн. 4, гл. 7), врачи присоветовали для излечения болезни мыться в ангулянских купальнях. Вошедши в купальни, он увидел упомянутого диакона Пасхазия, который стоял тут и прислуживал. Герман чрезвычайно изумился его присутствию и спросил, что тут делает такой муж. Пасхазий отвечал ему: "Не за другую какую вину я поставлен в этом месте наказания, а только за то, что держал сторону Лаврентия против Симмаха. Но прошу тебя, помолись за меня Господу; а что принята будет молитва твоя, узнаешь, когда, пришедши сюда снова, не найдешь меня здесь". Св. муж Герман с сокрушением сердца молился о нем, и спустя несколько дней пришедши снова в купальни, уже не нашел в них диакона Пасхазия. Он мог очиститься по смерти от греха своего, потому что погрешал не по злобе, а по заблуждению. Должно, однако ж, верить, что своим милосердием к бедным Пасхазий заслужил возможность получить прощение тогда, когда уже ничего не мог делать.
Петр. Почему это, скажи пожалуйста, в последнее время открывается столь многое о душах, чего прежде не было известно, так что с этими откровениями и указаниями, по-видимому, открывается перед нами будущий мир?
Глава сорок первая. Почему в последнее время открывается столь многое о душах, что прежде не было известно?
Григорий. Это правда. Чем более настоящий век приближается к концу, тем ближе становится будущий век и открывается в более ясных знамениях. Если в настоящем веке мы не видим взаимных помышлений друг друга, а в будущем станем смотреть в сердца друг другу, то чем назвать настоящий век, как не ночью, и будущий, как не днем? Но как с окончанием ночи и наступлением дня, пред восходом солнца, тьма некоторым образом смешана со светом, доколе остатки предшествующей ночи не будут совершенно поглощены светом следующего за ней дня, так и в то время, когда запад сего мира смешается с востоком будущего, самые остатки тьмы сего мира исчезнут от соединения со светом мира духовного. Посему хотя многое познаем мы из принадлежащего к тому миру, однако не совсем ясно постигаем; потому что видим то как бы в некотором рассвете пред восходом солнца.
Петр. Мне нравится, что говоришь ты. Но относительно Пасхазия, такого святого мужа, невольно возникает вопрос: каким образом отведен был по смерти на место наказания такой муж, покров которого, положенный на одре, имел силу отогнать злого духа от бесноватого?
Григорий. В этом деле можно познать, как многоразлично домостроительство всемогущего Бога. Своим судом Он определил: Пасхазий, такой святой муж, потерпел несколько времени наказание за то, в чем погрешал, и в то же время чрез свое тело по смерти творил чудеса пред глазами людей, которые знали благочестивые дела, совершаемые им до смерти, дабы и те, которые видели его добрые дела, поняли достоинство его милосердия, и он сам не остался без наказания за вину, которую не считал виною и потому не омыл слезами.
Петр. Взвешиваю слова твои и побуждаюсь твоим доводом страшиться не только тех грехов, которые знаю, но и тех, которых не понимаю. Но скажи пожалуйста, так как несколько выше была речь о местах адских мучений, где мы должны полагать ад, на этой земле или под землей?
Глава сорок вторая. Где должно полагать ад?
Григорий. Не дерзаю неосмотрительно сказать об этом предмете ничего определенного. Некоторые полагали ад на какой-нибудь части земли, а другие думают, что он находится под землей. Однако ж должно заметить, что если мы потому называем ад преисподнею, что он находится внизу, то ад по отношению к земле будет то же, что земля по отношению к небу. Поэтому, может быть, и псалмопевец говорит: избавил еси душу мою от ада преисподнейшаго (Пс. 85, 13), чтобы показать, что земля есть как бы верхний ад, а под землей находится ад преисподнейший. С этим мнением согласны и слова Иоанна, когда он говорит, что видел книгу, запечатанную семью печатями, и никто не нашелся достойным — ни на небе, ни на земле, ни под землею — раскрыть книгу и сломить ее печати; И аз плакахся горько, прибавляет он (Откр. 5, 4). Впрочем, далее он говорит, что книгу раскрыл Лев от колена Иудова. Что разумеется под этой книгой, как не Св. Писание? Ее раскрыл один наш Искупитель, Который воплощением, смертию, воскресением и вознесением открыл все тайны, заключенные в Св. Писании. И никто на небе не мог открыть книгу, т. е. ни Ангелы, никто на земле, т. е. ни люди, живущие еще в теле, никто под землей, т. е. ни души, вышедшие из тела, — никто, кроме Господа, не мог открыть нам таин Св. Писания. Когда же говорится, что никто под землей не нашелся достойным раскрыть книгу, то я не нахожу ничего противного слову Божию полагать ад под землей.
Петр. Скажи, пожалуйста, один ли геенский огонь, — или сколько различных грехов, столько и различных огней приготовлено?
Глава сорок третья. Один геенский огонь или несколько различных?
Григорий. Хотя один геенский огонь, но не всех грешников будет жечь одинаковым образом. Каждый по степени вины терпит там наказание. Как в здешнем мире многие живут под одним солнцем и, однако, не одинаково чувствуют теплоту солнца: один более согревается, а другой менее — так и там: в одном огне не для всех одинаковые степени мучения. Что здесь производит различие тел, то там производит различие грехов: хотя огонь один для всех грешников, но не одинаково будет жечь каждого из них.
Петр. Скажи еще, неужели вечно будут гореть те, которые однажды будут ввержены туда?
Глава сорок четвертая. Всегда ли будут гореть грешники, вверженные в геенну огненную?
Григорий. Очевидно и несомненно истинно то, что как не будет конца блаженству добрых, так не будет конца и мучению злых. Ибо Сама Истина говорит: идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный (Мф.25,46); и если справедливо то, что Бог обещает, то, без сомнения, не будет ложно то, чем угрожает.
Петр. А что, если кто скажет: "Бог только для того угрожает грешникам вечным мучением, чтоб удержать их от совершения грехов"?
Григорий. Если ложно то, чем Бог угрожал для удержания грешников от беззаконий, ложно также и то, что Он обещал для возбуждения к праведности. Но кто, кроме безумного, осмелится сказать это? И если Он угрожал тем, чего не исполнит, то прежде, нежели захотим признать Его милосердым, должны будем назвать Его (что страшно и сказать) лживым.
Петр. Желал бы я знать, как согласить с правосудием то, что за вину, имевшую конец, будут терпеть безконечное наказание?
Григорий. Справедливо было бы недоумение, если бы раздраженный Судия рассматривал не сердца людей, а одни дела. Нечестивые потому имели конец грехов, что имели конец жизни. Они желали бы, если бы могли, жить без конца, чтоб иметь возможность грешить без конца. Те, которые никогда не перестают грешить во время своей жизни, показывают, что они желают всегда жить во грехе. Следовательно, великая справедливость со стороны Судии, что вечно будут наказываемы те, которые в сей жизни никогда не хотели отстать от греха.
Петр. Но ни одного верного раба правдивый господин не судит с излишнею строгостию; и лукавого раба повелевает бить только для того, чтоб исправить его пороки: ему наносятся удары в надежде исправления. Если же нечестивые, преданные геенскому огню, не достигнут исправления, то с какой целью будут вечно гореть?
Григорий. Всемогущий Бог как Милосердый управляет добрыми людьми без жестокости; но как Правосудный не перестанет вечно наказывать нечестивых. Впрочем, нечестивые люди, определенные на вечные мучения, хотя наказываются за свое нечестие, будут гореть и с другою некоторою целию. Все праведники увидят и блаженство в Боге, которое получат, и мучения грешников, которых избежали. И чем яснее увидят они вечное наказание за грехи, которые победили при помощи Божией, тем более будут сознавать себя вечными должниками Божественной благодати.
Петр. Как же мы будем считать святыми людей, которые не будут молиться за врагов своих, видя их в огне, когда сказано: молитеся за творящих вам напасть (Мф.5,44)?
Григорий. За врагов своих молятся в то время, когда могут обратить их сердца к плодотворному покаянию и спасти сим обращением. Ибо о чем другом должно молиться за врагов своих, как не о том, по завещанию апостола, еда како даст им Бог покаяние в разум истины, и возникнут от диавольския сети, живи уловлени от него, в свою его волю (2Тим.2,25–26)? Как же тогда молиться за грешников, когда они уже никоим образом не будут в состоянии переменить свое нечестие на дела правды? Значит причина, почему тогда не будут молиться за людей, осужденных на вечный огонь, та же, какая и теперь причина того, что не молятся за диавола и аггелов его, присужденных к вечному наказанию. Какая и ныне причина того, что святые люди не молятся за умерших людей неверных и нечестивых, как не та, что узнали об них, как об осужденных на вечное наказание, и потому не хотят приносить тщетную молитву пред лицом Праведного Судии? Если же ныне живущие праведники не сострадают умершим и осужденным нечестивцам, когда сами сознают нечто достойное осуждения в своей плоти, тем строже будут смотреть на мучения нечестивых тогда, когда, свободные от всякой тленной страсти, еще тверже и полнее усвоят себе святость. Судное решение, принадлежащее Правосуднейшему Судии, так согласно с их духом, что решительно не позволяет им ни в чем различествовать от определений Его вечной правды.
Петр. Ничего не нахожу сказать против ясного довода. Но теперь следующий вопрос занимает мой ум: каким образом душа называется безсмертною, когда известно, что она осуждается на смерть в вечном огне?
Глава сорок пятая. Каким образом душа называется безсмертною, когда известно, что она осуждается на смерть?
Григорий. Как два смысла имеет слово жизнь, так два же смысла имеет и слово смерть. Иное дело, когда мы живем в Боге, и иное дело, когда мы живем просто как сотворенные или рожденные на свет; т. е. иное дело жить блаженно, иное дело существовать, иметь бытие. Поэтому душа может быть названа смертною и безсмертною. Смертна душа, когда теряет блаженную жизнь; безсмертна, потому что никогда не перестает иметь бытие, не может потерять жизни, свойственной ее природе, и если притом не будет осуждена на вечную смерть. Подверженная осуждению, она теряет блаженную жизнь, но не лишается бытия. Отсюда следует, что она претерпевает смерть без смерти, лишение без лишения, конец без конца, дабы и смерть ее была безсмертна, и лишение неоскудевающее, и конец безконечный.
Петр. Кто при смерти не устрашится столь неизъяснимого суда, каковы бы ни были дела его, когда хотя и знает, что делает, но не знает, как подробно будут разбираемы его дела?
Глава сорок шестая. Об одном святом муже, который трепетал при смерти
Григорий. Действительно так, Петр, как ты утверждаешь. Но самый этот страх уже очищает исходящие души праведников, как доказывает рассказ об одном святом муже, часто слышанный тобою вместе со мной. Он сильно трепетал при смерти, но после смерти явился ученикам в белой одежде и тем показал, как светло принят был там.
Глава сорок седьмая. О том, что некоторых откровения укрепляют против страха смерти; также о монахах Антонии, Меруле и Иоанне
Иногда всемогущий Бог предварительно укрепляет трепетные умы некоторыми откровениями, чтобы не страшились смерти. Со мной жил в монастыре один брат по имени Антоний, который многими ежедневными слезами выражал жажду к радостям небесного отечества. Когда он с особенным старанием и с великою жаждою изучал Св. Писание, то искал в нем не предметов для познаний, но слез для сердечного сокрушения, дабы возбужденный ими ум распалялся и, оставляя земное, летел созерцанием в страну небесного отечества. Ему сказано было в ночном видении: "Будь готов и отправляйся в путь по повелению Господню". Когда же он сказал, что не имеет нужного для путешествия, тотчас получил ответ: "Если дело идет о грехах твоих, то они отпущены". Однако ж он находился еще в великом страхе после первого извещения о смерти; а на другую ночь получил новое откровение в тех же словах. Спустя пять дней он заболел и умер среди всех братий, молящихся и плачущих.
Был и другой брат в том же монастыре, по имени Мерул; он постоянно плакал и молился; псалмопение почти никогда не переставало исходить из уст его, исключая разве время принятия пищи и сна. Ему было такое ночное видение: спускался с неба на его голову венок из белых цветов. Вскоре после сего он заболел и умер с ясным и спокойным духом. Спустя четырнадцать лет, когда нынешний настоятель монастыря Петр захотел сделать себе могилу подле его гроба, то, по словам его, из могилы Мерула истекло такое благоухание, как будто там собраны были благоухания всех цветов. Отсюда ясно стало, что истинно было ночное видение его.
В этом же монастыре был некто другой, по имени Иоанн, юноша с большими природными дарованиями, который превосходил свои лета рассудительностию, смирением, приятным обхождением и подвижничеством. Когда он сделался болен и близок был к смерти, в ночном видении явился ему некоторый старец, ударил его лозой и сказал: "Вставай, ты не умрешь от этой болезни, но будь готов, потому что недолго будешь трудиться здесь". После сего он тотчас выздоровел, хотя врачи отчаивались уже в его жизни. Он рассказал свое видение и еще два года предавался не по летам своим, как я сказал, служению Богу. За три года пред сим умер один брат и погребен был нами на кладбище монастыря. Когда мы вышли с кладбища, Иоанн, как после сам рассказывал, бледный и дрожащий, остался там после нашего ухода и позван был из могилы умершим братом. Этот голос послужил для него известием о близкой кончине. Спустя десять дней он разрешился от уз плоти, изнуренный болезнию.
Петр. Желал бы я знать, должно ли наблюдать за тем, что представляется в ночных видениях?
Глава сорок восьмая. Должно ли наблюдать за сновидениями и скольких родов бывают сны?
Григорий. Должно знать, Петр, что от шести причин входят в душу образы сновидений. Иногда сны рождаются от полноты желудка, иногда от пустоты его, иногда от наваждения (диавольского), иногда от размышления и наваждения вместе, иногда от откровения, иногда от размышления и откровения вместе. Сновидения двух первых родов мы знаем по опыту; а примеры сновидений остальных четырех родов находим в книгах Св. Писания. Если бы не случались часто сновидения от наваждения тайного врага, то премудрый муж никогда бы не указал на это словами: многих бо прельстиша сония, и отпадоша надеющеся на ня (Сир. 34, 7). Также: не ворожите, не гадайте по снам (Лев.19,26) . Этими словами ясно показывается, что должно отвращаться сновидений, которые соединяются с гаданиями. Опять, если бы сны не происходили иногда от размышления и наваждения вместе, то не сказал бы премудрый муж: приходит соние во множестве попечения (Еккл.5,2). Если бы сны не рождались иногда от тайных откровений, то Иосиф не видел бы во сне своего превознесения пред братьями (Быт.37); и Ангел не внушил бы во сне обручнику Марии бежать во Египет, взявши Младенца (Мф.2). Опять, если бы иногда не происходили сны от размышления и откровения вместе, то пророк Даниил, рассуждая о сновидении Навуходоносора, не полагал бы основания ему в размышлении: помышления твоя на ложи твоем взыдоша, чесому подобает быти по сих, и открываяй тайны яви тебе, имже подобает быти (Дан.2,29), и несколько ниже: Ты, царю, видел еси: и се, тело едино, велие тело оно, и обличие его высоко, стоящо пред лицем твоим (Дан.2,31), и пр. Итак, когда Даниил с благоговением рассматривает сон и значение его и объясняет, из какого размышления произошел он, то ясно показывает, что сновидения весьма часто бывают от размышления и откровения вместе. Но если сны отличаются такою разнородностию, то, очевидно, тем менее должно верить им, чем труднее понять, из какого источника они происходят. Впрочем, святые мужи в наваждениях и откровениях некоторым внутренним чувством различают самый голос и образ видений, так что узнают, что воспринимают от доброго духа, и что претерпевают от наваждения диавольского. Если ум не будет осторожен в отношении к снам, то чрез духа-обольстителя впадет во многие мечтания: он имеет обыкновение предсказывать много истинного, чтобы после опутать душу какой-нибудь ложью.
Глава сорок девятая. Об одном муже, которому во сне была обещана продолжительная жизнь, но в скором времени прервана смертию
Это недавно случилось, как известно, с одним из наших граждан, который слишком доверял снам. Ему во сне обещана была продолжительная жизнь. Когда же он собрал много богатства для провождения продолжительной жизни, так внезапно помер, что оставил все имение нетронутым, а сам не понес с собой никакого доброго дела.
Глава пятидесятая. Полезно ли для душ, если тела умерших будут погребены в церкви?
Петр. Помню, кто он был. Но рассмотрим, что начали. Приносит ли какую-нибудь пользу душам, если тела умерших будут погребены в церкви?
Григорий. Тем из умерших полезно, когда погребают их в церкви, которые не отягощены важными грехами, потому что родственники их каждодневно собираются в эти священные места и, взирая на гробницы их, вспоминают о них и молятся за них ко Господу. Напротив, если полагаются в церквах тела таких людей, которые отягощены важными грехами, то не только не получают они отпущения грехов, но навлекают на себя еще большее осуждение. Чтобы яснее показать это, мы кратко расскажем происшествие, случившееся в наши дни.
Глава пятьдесят первая. Об одной монахине, погребенной в церкви св. Лаврентия, половина тела которой явилась в видении сожженною
Муж достопочтенной жизни Феликс, епископ Портуенский, рожденный и воспитанный в Сабинской области, рассказывал об одной монахине, жившей в том месте, которая хотя предавалась воздержанию плоти, но не удерживала язык от дерзости и пустословия. Она померла и погребена была в церкви. В ту же ночь сторож той церкви видел в откровении, как она, приведенная к святому алтарю, рассечена была на две части, из коих одна часть сожжена была огнем, а другая осталась в целости. Вставши утром, он рассказал об этом братиям и захотел показать место, на котором она была сожжена огнем. На мраморе пред алтарем так отпечатлелось горение пламени, как будто эта женщина была сожжена там вещественным огнем. Таким видением ясно дается понять, что священные места не помогают избежать суда после смерти тем, которым грехи не будут отпущены.
Глава пятьдесят вторая. О погребении патриция Валериана
Мы знаем, каким достоинством и правдивостию отличается именитый муж Иоанн, наместник префектов в Риме. Он рассказывал мне о патриции Валериане, умершем в городе Бриксе. Епископ этого города, приняв плату, отвел в церкви место для погребения его тела. Валериан до самой смерти своей вел рассеянную и греховную жизнь, не заботился об очищении своих пороков. В самую ночь погребения его блаженный мученик Фавстин, в церкви которого было погребено его тело, явился церковному сторожу и сказал: "Иди и скажи епископу, чтобы он выбросил смрадное тело, которое здесь положил; если же не сделает этого, сам умрет в тридцатый день". Сторож побоялся сказать епископу об этом видении даже и после вторичного напоминания. В тридцатый же день епископ, совершенно здоровый и невредимый, легши вечером в постель, поражен был внезапною смертью.
Глава пятьдесят третья. О теле Валентина, вынесенном из церкви после погребения
Жив еще и теперь достоуважаемый брат Венантий, епископ Лунийский, и именитый Ливерий, муж благороднейший и достойнейший доверия. Они рассказывают об известном им событии, случившемся в Генуе, при котором, по их свидетельству, были их слуги. Там, говорят они, умер Валентин, адвокат церкви Медиоланской, человек весьма легкомысленный и подверженный всем слабостям. Тело его погребено было в церкви блаженного мученика Сира. В полночь послышались в этой церкви голоса, как будто кого насильно гнали из нея или тащили вон. Сторожа церковные сбежались на эти голоса и увидели двух страшных духов, которые связали путами ноги этого Валентина и тащили его вон; он громко кричал и рвался. Устрашенные сторожа возвратились на свои места. Открывши утром гроб, в котором положен был Валентин, они не нашли его тела; стали искать около церкви, куда бы оно было брошено, и наконец нашли в другом гробе, со связанными еще ногами, так, как духи тащили его из церкви. Из этого события пойми, Петр, что если обремененные тяжкими грехами заставляют похоронить себя в священном месте, то будут судимы еще за свою дерзость; священные места их не очищают, а безрассудная гордость подвергает еще большему осуждению.
Глава пятьдесят четвертая. О теле красильщика, погребенном в церкви и после не найденном
Многие из красильщиков, живущих здесь, свидетельствуют, что случилось в этом городе. Один лучший мастер по их ремеслу умер и погребен был своей женой в церкви блаженного мученика Януария, подле ворот св. Лаврентия. В следующую ночь церковный сторож услышал, как из его гроба начал кричать дух его: "Горю, горю". Долго он слушал этот крик и потом известил о нем жену умершего. Жена красильщика, желая узнать, в каком состоянии находилось тело, о котором душа его так вопияла, послала людей того же ремесла, чтоб они ближе посмотрели. Они открыли гроб и вовсе не нашли тела умершего, как будто его и не полагали в этом гробе, хотя одежды оказались нетронутыми и доселе еще хранятся в этой церкви во свидетельство такого события. Отсюда можно понять, какому осуждению подверглась душа его, если и тело выброшено из церкви. Итак, какую пользу приносят недостойно погребенным священные места, если тела их по Божественной воле извергаются из этих священных мест?
Глава пятьдесят пятая. Что может принести пользу душам умерших? О пресвитере Центумцелленском и о душе монаха Иуста
Петр. Итак, что же может принести пользу душам умерших?
Григорий. Если грехи не очень важны и могут быть отпущены после смерти, то много помогает душам и после смерти священное приношение Спасительной Жертвы , так что иногда сами души умерших испрашивают ее. Вышеупомянутый епископ Феликс слышал рассказ от одного пресвитера достопочтенной жизни, который назад тому два года был еще жив, жил в округе города Центумцеллы и был настоятелем церкви блаженного Иоанна, построенной на месте, называемом Таврания. Этот пресвитер, по требованию телесной болезни, имел обыкновение купаться в том месте, где теплые воды производят особенно сильное испарение. Вошедши однажды туда, он нашел некоторого неизвестного мужа, готового к услугам. Незнакомец снял обувь с ног его, принял одежды, по выходе из купальни предложил полотенце, и все услуги оказывал с великою предупредительностию. Так как часто бывало это, то пресвитер, однажды собираясь идти в купальни, стал рассуждать с собой: "Я не должен остаться неблагодарным тому человеку, который обыкновенно с таким усердием прислуживает мне при омовениях: необходимо отнести ему что-нибудь в подарок"; потом взял с собой две просфоры и понес. Как только пришел он на место, тотчас нашел того человека и по обыкновению во всем воспользовался его услугами. Итак, он вымылся и, когда уже одетый хотел выйти, взял принесенные с собой просфоры и предложил вместо благословения услуживавшему ему человеку, прося, чтоб он благосклонно принял подносимый ему дар любви. Незнакомец жалобно и со слезами ответил пресвитеру: "Для чего даешь их мне, отче? Это святой хлеб, я не могу вкушать его. Ты видишь пред собой бывшего некогда владельца этого места, но за грехи мои я осужден на служение здесь после смерти. Если же хочешь наградить меня, принеси этот хлеб за грехи мои в жертву всемогущему Богу. И когда придешь сюда мыться и не найдешь меня, знай, что молитва твоя услышана Богом". С этими словами он исчез, и казавшийся человеком, сделавшись невидимым, дал знать, что он дух. Пресвитер же целую неделю молился за него со слезами, ежедневно приносил Спасительную Жертву и, возвратившись после того в купальни, уже не нашел его. Отсюда видно, сколь полезно душам приношение Безкровной Жертвы, когда сами духи умерших просят ее от живущих и указывают признаки, свидетельствующие о разрешении чрез нее от грехов.
Нельзя, думаю, умолчать и о том, что случилось, помнится, за три года пред сим в моем монастыре. Один монах по имени Иуст хорошо знал врачебную науку; он обыкновенно услуживал мне, когда я жил в монастыре, и внимательно лечил меня в непрестанных моих болезнях. Когда же сам он впал в болезнь и приблизился к смерти, то ему прислуживал в болезни родной брат по имени Копиоз, который теперь добывает себе содержание врачебной же наукой. Когда упомянутый Иуст почувствовал, что близок уже к смерти, то сказал брату своему Копиозу, что имеет три скрытых золотых монеты. Это не могло укрыться от братии. Тщательно разыскивая и внимательно пересматривая все его лекарства, они нашли три золотые монеты, скрытые в лекарстве. Когда меня известили о таком грехе брата, жившего вместе с нами, я не мог равнодушно перенести сего, потому что в нашем монастыре было всегдашним правилом, чтобы все братия жили общиною, чтобы в частности никому из них не позволялось иметь ничего собственного. Сильно огорченный, я стал размышлять, что делать: молиться ли за очищение греха брата или показать живущим братиям пример строгости? Я позвал к себе Прециоза, наместника монастыря, и сказал: "Иди и не вели никому из братий подходить к умирающему, чтобы ни из чьих уст не получил он слова утешения; когда же, чувствуя близость смерти, станет звать братий, пусть скажет ему родной его брат, что все братия презрели его за золотые монеты, которые он скрыл, чтобы по крайней мере во время смерти сокрушение о преступлении проникло в его душу и очистило ее от греха, им сделанного. А когда умрет, тело его не погребайте вместе с телами братий, но выкопайте в какой-нибудь навозной куче яму, бросьте в нее тело его и там положите на него три золотые монеты, им оставленные, восклицая в один голос: сребро твое с тобою да будет в погибель (Деян.8,20); и потом закопайте его". Этими распоряжениями я желал принести двоякую пользу — и умирающему, и живущим братиям, чтоб и его горечь смерти сделала свободным от вины, и братиям такой приговор над корыстолюбием воспрепятствовал впасть в подобный грех. Так и случилось. Когда этот монах приблизился к смерти и тоскливо звал братий, чтобы поручить себя их молитвам, а никто из братий не хотел подойти и говорить с ним, тогда родной брат его объяснил, за что он всеми был оставлен. Он тотчас сильно воздохнул о грехе своем и в этом состоянии сокрушения помер. Потом погребен был, как я приказал. Все братия, устрашенные таким приговором над ним, стали каждый выносить наружу самые ничтожные и дешевые вещи, которые им обыкновенно всегда позволялось иметь, и страшились оставить у себя что-нибудь такое, за что бы могли быть осуждены. Когда же прошло по смерти его тридцать дней, душа моя стала сокрушаться об умершем брате, с сильною скорбию размышлять о наказании его и изыскивать средство избавить его от мучений. Тогда я опять позвал к себе того же Прециоза, наместника нашего монастыря, и с печалью сказал: "Давно уже умерший брат наш страдает в огне; мы должны оказать ему любовь и постараться, сколько можем, избавить его от мучений. Иди и с нынешнего же дня тридцать дней сряду совершай за него жертвоприношение, не опуская ни одного дня, в который бы не была принесена за его освобождение Спасительная Жертва". Он тотчас пошел и стал исполнять приказание. В заботах о других делах мы и не считали проходящих дней; вдруг в одну ночь умерший брат явился в сновидении родному брату своему Копиозу. Увидев его, Копиоз спросил: "Что, брат, в каком ты находишься состоянии?" Умерший отвечал ему: "Доселе мне было худо, но теперь уже хорошо, потому что сегодня я приобщился". Копиоз пошел и немедленно рассказал об этом братиям в монастыре. Братия тщательно сосчитали дни, оказался тот самый день, в который совершено было тридцатое жертвоприношение за умершего. И Копиоз не знал, что делалось ради спасения умершего брата, и братия не знали, какое видение было Копиозу; в одно и то же время он узнает, что делали братия, а они узнают, что видел Копиоз; из такого согласия видения и жертвоприношения ясно видно, что умерший брат избавлен был от мучений посредством Спасительной Жертвы.
Петр. Удивительные и весьма утешительные рассказы я выслушиваю.
Глава пятьдесят шестая. О жизни и смерти Кассия, епископа Нарнского
Григорий. Чтобы не пришли у нас в забвение слова умерших, их подтверждают дела живых. Епископ Нарнский Кассий, муж достопочтенной жизни, имел обыкновение ежедневно совершать жертвоприношение Богу и проливал слезы во время самого священнодействия Евхаристии. Чрез видение одного своего пресвитера он получил следующую заповедь: "Делай, что делаешь; совершай, что совершаешь; да не престанет нога твоя, да не престанет рука твоя; в праздник апостолов ты придешь ко мне, и воздам тебе твою награду". Спустя семь лет он помер в самый праздник св. апостолов, когда совершил Божественную Литургию и приобщился Св. Таин.
Глава пятьдесят седьмая. О некотором муже, взятом в плен врагами, оковы которого спадали в час жертвоприношения за него; и о кормщике Вараке, спасшемся от кораблекрушения посредством Спасительной Жертвы
Мы слышали еще, как некто взят был в плен неприятелями и заключен в оковы. Жена его в известные дни имела обыкновение делать жертвоприношение за него. Спустя много времени он возвратился к супруге и рассказал, что в некоторые дни спадали с него оковы; она узнала, что это было именно в те дни, в которые она делала жертвоприношение за него. Это подтверждается и другим событием, случившимся за семь лет пред сим. Верные и благочестивые мужи рассказывали мне и теперь свидетельствуют, что когда Агафон, епископ Панормский, отправился в Рим по приказанию блаженной памяти предшественника моего, то перенес жестокую бурю, так что отчаивался спастись от такого движения волн. Кормщик его, по имени Варак, который ныне исполняет должность клирика в той же церкви, позади корабля управлял лодкой. Веревка порвалась, и он вдруг исчез в волнах вместе с лодкой, которой правил. А корабль, на котором находился епископ, после многих опасностей прибит был волнами к острову Устике. Когда же на третий день епископ в одной стороне моря увидел появившегося в лодке кормщика, который оторван был от его корабля, то в сильной скорби почел его умершим и сделал то, что может принести пользу умершему, — повелел совершить за спасение души его приношение Спасительной Жертвы всемогущему Богу. По совершении жертвоприношения корабль был приготовлен и поплыл в Италию. Приплывши в Римский порт, епископ нашел там кормщика, которого считал погибшим. От нежданной радости он пришел в восторг и стал расспрашивать кормщика, каким образом он мог жить на море столько дней и при такой опасности. Кормщик рассказал, сколько плавал он в бурных волнах на лодке, которою правил, как плавал в ней, когда она была наполнена водой, и как сидел на нижней части лодки, когда она перевертывалась; и потом по порядку рассказал, как спасло его Божественное Провидение, когда он, проведши таким образом несколько дней и ночей сряду, совершенно уже истощился в своих силах от голода и труда. И доныне еще рассказывает он следующее: "В борьбе с волнами я ослабел; вдруг голова моя до того отяжелела, что не чувствовала, бодрствовал я или спал; и вот, когда я находился среди моря, явился некто и подал мне хлеб для утоления голода. Как только я съел его, вновь получил силы. Недалеко позади плыл корабль, который спас меня от опасной бури и привез на берег". Услышав это, епископ спросил о дне и нашел, что спасение случилось именно в тот день, в который пресвитер острова Устики приносил за него Безкровную Жертву всемогущему Богу.
Петр. То, что рассказываешь, я слышал и сам, когда был в Сицилии.
Григорий. Я верю, что так явно делается с живыми и не знающими для того, чтобы показать всем совершающим приношение Безкровной Жертвы и не знающим ее силы, какую она может доставлять пользу в разрешении от грехов и умершим, если только грехи не будут неразрешимыми. Но должно знать, что Св. Жертва приносит пользу только тем умершим, которые в здешней жизни заслужили, чтобы по смерти помогали им добрые дела, совершаемые за них здесь другими.
Глава пятьдесят восьмая. О силе и тайне Спасительной Жертвы
Между тем, всегда должно так размышлять, что безопаснее делать добро самому еще при жизни, нежели надеяться делать его чрез других по смерти. Блаженнее отойти из сего мира свободным, нежели искать свободы, когда свяжут. Посему чем яснее видим истощание настоящего века, тем более должны презирать его всею душою, делать ежедневное жертвоприношение слез Богу, приносить каждый день Жертву Тела и Крови Христовых. Ибо одна эта Жертва спасает душу от вечной погибели; она таинственно возобновляет для нас смерть Единородного, Который, воста от мертвых, ктому уже не умирает: смерть Им ктому не обладает (Рим.6,9), однако ж, будучи безсмертным и нетленным в Самом Себе, снова закалается для нас в Таинстве Святой Евхаристии. Ибо в нем принимается Тело Его, разделяется Плоть Его во спасение народа, Кровь Его источается уже не на руки неверных, но в уста верующих. Размыслим же, каково должно быть Таинство, которое всегда напоминает нам страдание Единородного Сына за наше спасение. Кто из верующих может иметь сомнение в том, что в самый час Жертвоприношения по гласу священника отверзаются небеса, лики Ангелов присутствуют при этом Таинстве Иисуса Христа, высшее соединяется с низшим, земное с небесным, и из соединения видимого и невидимого происходит единое целое?
Глава пятьдесят девятая. О сокрушении сердца во время Св. Таинства и о бодрствовании ума после Причастия
Но необходимо, когда мы совершаем Таинство, приносить самих себя в жертву Богу с сокрушением сердца; совершая Таинство страстей Господних, мы должны подражать тому, что совершаем. Тогда только Таинство будет истинною жертвою Богу за нас, когда сами себя сделаем жертвою. Но должно стараться и после молитвы хранить, сколько можем по милости Бога, свою душу в Его силе и крепости, чтоб и после легкомыслие не разрушило силы, чтобы не подкралось к сердцу тщетное самообольщение и чтобы душа не потеряла пользы приобщения чрез небрежное легкомыслие. Так Анна удостоилась получить просимое потому, что после плача сохраняла одинаковую крепость душевную. О ней написано: и лице ея не испаде ктому (1Цар. 1, 18). Посему Бог не забыл, чего она просила, и не лишил ее дара, которого желала.
Глава шестидесятая. О прощении грехов другим, чтоб и наши были прощены нам
Должно также знать, что тот только справедливо просит отпущения грехов, кто сам прежде отпускает грехи, сделанные против него. Ибо, по слову Истины, не принимается дар, если предварительно не изгоняется из души вражда: Аще убо принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем, и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой (Мф.5,23–24). Отсюда можно понять, что если за дар отпускается вина, то как тяжек грех вражды, за которую не принимается и самый дар. Итак, мы должны обращаться духом к ближнему, как бы далеко он ни находился от нас и что бы ни имел на нас, покориться ему душою, умилостивить смирением и благосклонностию, чтоб и Создатель наш, принимающий за вину дар, простил нам грехи, видя такое благоизволение нашего сердца (Мф.18,27). Мы научены словами Истины, свидетельствующей, что раб, который должен был десять тысяч талантов, когда принес раскаяние, получил от господина прощение всего долга; но за то, что не простил долга другому рабу, который был должен ему сто динариев, велено было взять с него и тот долг, который был отпущен ему. Из этих слов ясно видно, что если мы не прощаем от всего сердца грехов, сделанных против нас, то с нас опять будут требовать, что, к великой радости нашей, было отпущено нам за раскаяние. Итак, пока еще позволяет время, пока Судия терпит и испытующий наши сердца ожидает от нас обращения, смягчим слезами жесткое сердце и будем питать благосклонную любовь к ближним. И с уверенностию скажу, что мы не нуждались бы в Спасительной Жертве по смерти, если бы еще до смерти делали себя жертвою Богу.