И вот я снова в Папеэте. Однажды Чарли сообщил мне, что пан Муха срочно просил позвонить. Он только что вернулся из отпуска, который проводил во Франции. Таким образом, наше знакомство началось с телефонного разговора.
— Добрый день, пане, я приехал из Польши, ненадолго остановился в Папеэте. Меня интересуют поляки на Таити. Мы не могли бы увидеться?
— Разумеется! О чем речь?
Через четверть часа я ждал его перед входом в здание Индокитайского банка, и инженер Муха безошибочно узнал во мне земляка.
Едем в ресторан «Матаваи», расположенный неподалеку от места работы поляка. Несколько минут спустя прошу инженера рассказать о своей судьбе. Из военного училища война забросила его во Францию, где он некоторое время находился в Альпах, участвуя в Сопротивлении. Потом женился на француженке, имел от нее двоих детей, теперь уже взрослых. Учился в Лионе, где и получил диплом инженера в области пивоварения. Потом законтрактовался на работу во Французскую Полинезию, считая, что климат в Папеэте благоприятен для его болезненной жены и что он найдет здесь широкое поле деятельности. И не ошибся.
— Спустя девять месяцев после начала строительства «Брассери дю Пасифик Мануиа» пиво полилось в бутылки, — с гордостью говорит он.
Я внимательно слушаю рассказ земляка. Какой великолепный польский язык! И это после двадцатилетнего скитания по свету! Говорит без малейшего акцента. Инженер Муха никогда не перестает думать о Польше, выписывает польские газеты, достает пластинки и книги.
За десертом он предлагает:
— Хочешь посмотреть мой пивоваренный завод? Это недалеко.
Мы посвящаем осмотру царства Владека не менее часа. В одном цехе производят лимонад «бум», в другом варят пиво «мануиа», а в следующем делают лед. Есть также разливочный цех, единственный в Папеэте, где разливают по бутылкам вино, импортируемое из Испании и Франции.
«Всего одна пивоварня, около двадцати пяти тысяч литров пива в год и столько шума», — может сказать читатель. Конечно, это предприятие — не чета таким, как наша «Хута Катовице», но по меркам Таити — настоящее достижение. Какие планы на будущее? В ближайшее время инженер Муха собирается на Новую Каледонию, где начнет строительство более крупного пивоваренного завода. Он не просто работает — он работает как вол, принадлежа к тому сорту людей, которые ничего не делают наполовину. Это хорошо знает его руководство в Париже, поэтому инженеру доверяют огромные суммы, которыми он может распоряжаться по своему усмотрению. Владек реалист, но в то же время не лишен некоторой романтичности. Он — представитель того поколения эмигрантов, которое выходит в жизнь, имея высокий уровень как общей культуры, так и специального образования, и уже на этой основе пускает в ход неисчерпаемые сокровища поистине польского романтизма.
Владек ведет меня в свой кабинет.
— Попробуй, пожалуйста! — он наливает в стакан пенистой жидкости и смеется. — Не уступает «окоцимскому».
Минуту спустя добавляет:
— Здесь у нас прекрасная родниковая вода.
Пиво действительно прекрасное. Я рассматриваю кабинет директора, генеральный штаб предприятия, откуда Владек руководит, торгует со всей периферией, добираясь до островов Хуахине и Бора-Бора. С одинаковой проницательностью понимает он тайны технологии и хитрости китайского торговца, особенности права таитянина и показное расположение и сердечность конкурентов.
Приглядываюсь к Владеку. Ему уже за пятьдесят, шатен, среднего роста, лицо сосредоточенное. Но мне не лает покоя ощущение одиночества моего земляка. Я знаю, что вот уже несколько лет как он свободен, его жена не захотела больше делить жизнь с человеком, который погружен в работу с утра до ночи. Наконец я прерываю молчание и спрашиваю, не хочет ли он видеть рядом с собой милую, славную польскую женщину, любящую жену. Вопрос подействовал как прикосновение раскаленным железом.
— Конечно, хотел бы! Сейчас я словно без одного крыла, — говорит он.
— А таитянки? Разве они не хороши?
— Да, пожалуй, они очень темпераментны, но. к сожалению, им не хватает двух качеств.
— Каких же?
— Тепла и понимания…
Владек улыбается, но я вижу, что ему не до смеха.
— Но я же видел, с какой искренней сердечностью смотрят на тебя девушки из твоего бюро.
— Ну и что? Не хочу. Я мог бы жениться на богатой китаянке, но брак — это не бизнес. Кроме того, таитянки редко сохраняют постоянство.
На следующий день мы встречаемся снова, но уже втроем, трое поляков: инженер Муха, Генек Солярек и я. Пожимаю руку коренастому мужчине с бледно-голубыми глазами, директору отеля «Принцесса Хеиата». С нами нет только модельера Петра Цихочевского (он уехал в отпуск), не то вся польская колония на Таити была бы в сборе. Мне хорошо запомнился этот вечер в отеле на берегу моря, на противоположном от Польши конце света.
— Послушай, ведь ты скитаешься по земному шару не столько в силу обязанностей или по принуждению, сколько из-за потребности посмотреть мир, без заранее намеченной цели и маршрута, так или нет? — первым обращается ко мне хозяин отеля Генек.
— Ну нет — цель у меня есть. Маршрут тоже…
Владек усмехается.
— Недавно я получил письмо из Польши от какого-то коллекционера открыток, — продолжает Генек. — Еще не успел ему ответить.
— У нас есть люди, которые всерьез занимаются изучением книг о путешествиях и пишут письма с просьбами завязать переписку, выслать открытки, марки, — не без намека отвечаю я.
— Я тоже немного поездил по свету, — произносит Генек.
Нашу беседу прерывает официантка, принесшая пиво «мануиа», которое варит Владек.
— Как вам здесь работается, — спрашиваю я его, когда она отходит.
— Мне, наверное, легче было бы работать в Африке, — говорит директор отеля. — Там по крайней мере предупреждают за несколько дней, когда хотят уйти с работы. Таитянин же просто говорит «фиу» и даже не берет положенной зарплаты, — Генек горестно отхлебнул из кружки.
Несмотря на смешинки в глазах, он грустен:
— Если хочешь жить в Океании и быть счастливым, — снова возвращается он к теме разговора, — становись чиновником, судьей, жандармом, а еще лучше туристом. Только не заводи собственного дела, так как попадешь в полную зависимость от капризов природы и людей. Таитяне делают только то, что им хочется.
— Как директор завода, — вступает в беседу Владек, — я довольно часто сталкиваюсь с этим словечком «фиу». Понятие «фиу» (его смысл — «довольно», «я устал», «мне надоело») лежит в основе полинезийского характера. Вероятно, оно родилось на заре мореплавания, когда инстинкт толкал полинезийцев к миграции. Они капризны, как дети, любят перемены, им трудно усидеть на месте. Я разрешил своим людям переходить из одного цеха в другой, разнообразить работу, лишь бы удержать их на предприятии. Фиу — таитянская специфика. После фиу ничего нельзя сделать, это конец отношений с теми, кто произносит его. Если таитянин хочет уйти, его не удержит никакая сила. У меня на заводе был один парень, я очень им дорожил. И вот он сказал «фиу» и ушел. Я разыскал его на острове Маехетеа, где он спокойно ловил рыбу. Я просил его, убеждал, умолял хоть немного поработать, так как получил крупный заказ. Я говорил ему, что труд обогащает, укрепляет, труд созидателен, а лень разрушает, кто не работает, тот не ест. Таитянин вежливо слушал, но не уступал. Я обещал ему выплатить зарплату за все время, что он не выходил на работу, дать бесплатно ящик пива, а он только слушал, ерзал как на иголках и в конце концов сказал, что ему не хочется. Ничего не поделаешь, работодателям при найме на работу приходится учитывать эти особенности сынов полуденных морей.
Мы еще посидели в молчании. Сердечно прощаясь с земляками, я подумал, что, если им придется побывать в Европе, они обязательно посетят Польшу, и тогда будут моими желанными гостями.