Приложение 1. Массовый голод и изъятие церковных ценностей в 1922 году. «Чем больше удастся расстрелять, тем лучше»
[110]
Естественным продолжением кампании по ликвидации мощей и закрытию монастырей стало тотальное изъятие церковных ценностей. После революции и в годы Гражданской войны повсеместные грабежи храмов, монашеских обителей имели еще «полуофициальный» характер, и немалая часть добра утекала в неизвестность. Но грандиозные планы большевиков требовали больших денег — раздувать «пожар мировой революции» стоило недешево. Содержание многомиллионной армии для защиты собственной власти и разветвленной сети карательных органов для поиска врагов (ВЧК в начале 1922 г. преобразована в ГПУ) тоже обходилось властям дорого. Церковь же, несмотря на все бандитские «экспроприации», еще хранила накопленные веками и поколениями верующих ценности, в том числе исторические и художественные.
Но страна была разорена. Деревня и город жили впроголодь. Посевные площади сократились, запасенное зерно и скот у крестьян реквизировали. Отобранный хлеб власть в огромных количествах продавала за границу, вместо того чтобы кормить им народ. В марте 1921 г. председатель СНК Ленин с циничным спокойствием заметил: «Крестьянин должен несколько поголодать… В общегосударственном масштабе это — вещь вполне понятная…» Спустя всего несколько месяцев, летом 1921 г., в двадцать с лишним российских губерний пришел тотальный голод. Сильнейшая засуха выжгла посевы в Поволжье, Предуралье, на Украине и Кавказе — в главных житницах страны. Голодающие деревни и села вымирали, обезумевшие, отчаявшиеся люди бежали из областей, пораженных бедствием. Дороги были устланы трупами взрослых и детей, умиравших от истощения и неминуемых эпидемий — тифа, холеры. Распространялись трупоедство и людоедство. К концу года голодали области с населением 20 млн человек — по самым скромным оценкам. Сколько миллионов тогда погибло, до сих пор точно неизвестно.
Но государство смотрело на эту беду как на «вещь вполне понятную» и выделять средства для преодоления страшного голода не собиралось. На первых порах оно лишь согласилось не мешать инициативным гражданам собирать средства для закупки хлеба за границей. Была немедленно создана общественная организация — Всероссийский комитет помощи голодающим (Помгол). А в середине августа патриарх Тихон благословил создание Церковного комитета для борьбы с этой общей бедой. Одновременно он обратился с эмоциональным посланием к «народам мира и к православной Руси». Оно было зачитано после патриаршего богослужения в храме Христа Спасителя и молебна перед огромными толпами людей. «К тебе, Православная Русь, мое первое слово. Во имя и ради Христа зовет тебя устами моими Святая Церковь на подвиг братской самоотверженной любви. Спеши на помощь бедствующим с руками, исполненными даром милосердия, с сердцем, полным любви и желания спасти гибнущего брата. Пастыри стада Христова! Молитвою у престола Божия, у родных святынь, исторгайте прощения неба согрешившей земле. Зовите народ к покаянию… да обновится верующая Русь, исходя на святой подвиг… К тебе, человек, к вам, народы Вселенной, простираю я голос свой. Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим!.. Не до слуха вашего только, но до глубины сердца вашего пусть донесет голос мой болезненный стон обреченных на голодную смерть миллионов людей и возложит его на вашу совесть, на совесть всего человечества. На помощь немедля! На щедрую, широкую, нераздельную помощь!..»
Святитель Тихон выступил страдальцем и просителем за свой народ перед всем миром. Он разослал письма с горячими просьбами о помощи патриархам восточных Православных Церквей, римскому папе и архиепископу Кентерберийскому.
Потекли полноводной рекой пожертвования. Продовольствие и деньги шли из более благополучных областей страны, из-за границы приходили тысячи вагонов и пароходы с продуктами. Люди несли свои средства в храмы. Общественный Помгол развернул активную деятельность — организовывал слаженную работу, распределял поступавшую помощь, поддерживал связь с эмигрантскими и зарубежными благотворительными организациями, пытался даже вести переговоры с иностранными государствами минуя советские органы власти, требовал содействия у местного партийного начальства.
Как и следовало ожидать, очень скоро такая активность сделалась нетерпимой для коммунистов. В борьбе с голодом их, что называется, отодвинули в сторону, и им это не понравилось. Общественный Помгол был разогнан, его руководителей и многих участников арестовали, обвинили в заговоре, а затем и расстреляли. Церковный комитет власть также объявила «излишним» и потребовала выдать все собранные средства. Несколько месяцев после этого патриарх Тихон вел с большевиками переговоры о том, чтобы духовенство и церковные общины имели возможность официально оказывать помощь голодающим.
Ликвидировав внепартийные Помголы, власть тут же создала свою Центральную комиссию Помгол при ВЦИКе. Так было удобнее распоряжаться поступавшими средствами и продовольствием — и немалая их часть, как можно было догадываться, шла вовсе не в голодающие края. Помгол при ВЦИКе оказался лишь ширмой для очередного ограбления народа.
Между тем вымирали целые регионы. Голодные люди сбивались в отряды и шли грабить склады в городах, поднимали бунты. На подавление их власть отправляла армейские части, действовавшие беспощадно. В переполненных храмах истово молились о спасении России. А в недрах властных и карательных советских структур вызревал план, как под прикрытием страшного общероссийского бедствия расправиться с Церковью.
Часть коммунистической верхушки во главе с Лениным выступала против того, чтобы позволить «церковникам» помогать голодающим. Во-первых, это поднимало в народе авторитет Церкви и лично патриарха Тихона. Во-вторых, добровольные пожертвования православных не могли покрыть все денежные нужды большевиков. А богатства Церкви, по представлениям народных комиссаров, были неисчислимы. В-третьих, имелось чрезвычайно удобное обстоятельство для провоцирования Церкви на сопротивление власти — искомую контрреволюцию. Этим обстоятельством и был голод.
Во исполнение своего плана власть для начала официально разрешила духовенству собирать пожертвования для голодающих. Тотчас же, 19 февраля 1922 г. патриарх обращается с посланием к пастве и пастырям. «Леденящие душу ужасы мы переживаем при чтении известий о положении голодающих… падаль для голодного населения стала лакомством, но этого лакомства больше нельзя достать… Стоны и вопли несутся со всех сторон… Мы вторично обращаемся ко всем, кому близки и дороги заветы Христа, с горячею мольбою об облегчении ужасного состояния голодающих». Первосвятитель призывает духовенство и приходские советы «с согласия общин верующих, на попечении которых находится храмовое имущество, использовать находящиеся во многих храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления (подвески в виде колец, цепей, браслеты, ожерелья и другие предметы, жертвуемые для украшения святых икон, золотой и серебряный лом), на помощь голодающим».
Истолковать этот призыв как-то иначе затруднительно. Но советская печать, не угашавшая «бешеного тона» в отношении Церкви и ее главы, вновь сделала вид, будто не ведает, о чем думает и что говорит патриарх. В целом ворохе статей святителя Тихона и остальное духовенство заклеймили злодеями, равнодушными к жертвам голода. Подготовив таким образом «общественное мнение», власть немедленно принялась за дело. 23 февраля ВЦИК издал декрет о насильственном изъятии церковных ценностей «на нужды голодающих». Предполагалось изымать все подчистую — и то, что просто служило украшением храмов и икон, и священные предметы, употребляемые при богослужении: кресты, литургическую утварь, дарохранительницы, кадила и др.
Через несколько дней патриарх Тихон ответил на это постановление своим посланием пастве. (В глазах власти оно было нелегальным, отпечатать его в типографии, как и предыдущие, было невозможно.) Благословить предстоящее святотатство он, конечно же, не мог и в послании объясняет почему: «…мы священным нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт… Мы допустили ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств возможность пожертвований церковных предметов, неосвященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем… и ныне к таковым пожертвованиям… Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство, мирян — отлучением от нее, священнослужителей — низвержением из сана».
Для ГПУ, под чьим руководством проводилась кампания ограбления Церкви, послание патриарха стало чуть ли не подарком. Эту «тяжкую улику» ему потом предъявили как главное доказательство его вины. Его обвинили в подстрекательстве к вооруженным столкновениям и кровопролитию. За все эксцессы, происходившие во время обирания храмов властями, за намеренную вульгарность большевиков, врывавшихся в церкви с оружием, осквернявших алтари, плевавших на религиозные чувства прихожан, за естественное негодование православных на эту дикость и попытки не допустить варварства — за все это пришлось вскоре Святейшему держать ответ.
Комиссии по изъятию встречали у храмов толпы людей, и зачастую православные были настроены решительно. Вооруженные дубинами и камнями или вовсе безоружные они не пускали уполномоченных в церкви, разгоняли комиссии. Даже в областях, пораженных голодом, далеко не все крестьяне одобряли разорение храмов. Мало где верили, что церковное золото и серебро действительно пойдут на хлеб для голодающих, а не на сытую жизнь партийного начальства и его обслуги, на спецпайки чекистов и комиссарской охраны, на «особые» нужды ГПУ. Вызванные для помощи реквизиторам отряды милиции и красноармейцев открывали огонь на поражение. Лилась кровь, в тюрьмах ждали суда арестованные «зачинщики». Самое крупное столкновение произошло в марте в городе Шуе Иваново-Вознесенской губернии. Колокол бил в набат, в конную милицию летели камни и поленья, люди с кольями шли на винтовки растерянных солдат. На подмогу приехали пулеметчики, дали очередь. Перед церковью остались лежать несколько убитых и десятки раненых. Комиссия приступила к потрошению храма…
Но ответственность за подобные стычки лежала, разумеется, не на патриархе. (Хотя некоторые специалисты по церковному праву и пытались позднее найти долю его вины в послании, запрещавшем добровольно отдавать из храмов освященные предметы.) Даже предвидя возможность столкновений, святитель Тихон ни единого слова не мог бы изменить в том обращении. Назвать все своими именами повелевали ему и долг главы Церкви, и христианская совесть. О физическом же сопротивлении в послании нет ни полслова, ни намека. Власть вольна творить что ей угодно, но не дело христианина распалять себя злобой и точить против этой власти нож. Во-первых, христианин должен хранить в душе мир и чистоту, а во-вторых, не поможет и нож. Уже после того, как прогремели события в Шуе, патриарх Тихон стал готовить послание к архиереям (оно осталось незавершенным). В нем он предостерегает от повторения случившегося: «Едва ли нужно напоминать, что все подобные действия, как противные духу христианского учения, и всякое подстрекательство к ним я категорически осуждаю».
Впрочем, и сами большевики допускать повторения шуйского бунта не собирались — был большой риск, что подобные события откликнутся в масштабах всей страны. Центральная комиссия по изъятию, возглавляемая Троцким, пошла на уступки православным. Например, «особо чтимые предметы» разрешили заменять равноценным количеством драгоценного металла. Но все уступки были крохотными, да и в скором времени свелись почти на нет, ничего не изменив в общей ситуации. Главным же козырем власти стал ленинский план.
Шуйское кровопролитие своеобразно отозвалось в воспаленном воображении вождя революции. Ему представился коварный заговор «влиятельнейшей группы черносотенного духовенства», которое «совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент… Очевидно, что на секретных совещаниях… этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе — лишь одно из проявлений…» Близкий уже к параличу, глава советского государства не мыслил себя вне политической борьбы, а политическую борьбу — без «секретных совещаний» и «решающих сражений». В отношении Церкви он, однако, что-то напутал. Даже с окончанием Гражданской войны связь патриарха с архиереями на местах была сильно затруднена. Священный Синод и Высшее церковное управление сократились до нескольких человек — остальные были в эмиграции, в тюрьмах или убиты. Владыка Тихон управлял Церковью фактически один с немногочисленными помощниками и советниками. «Секретные совещания» было просто не с кем проводить. Зато на заседаниях большевистского Политбюро тайн хватало. 19 марта Ленин адресовал всем его членам строго секретное письмо, с которого запретил снимать даже копии. Запал ненависти и степень кровожадности вождя революции, явленные этим письмом, поражают даже сейчас, спустя почти век после тех событий. «…Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий… Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим… закончился не иначе как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности… Москвы и нескольких других духовных центров… Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше…» Уделено внимание и главе Церкви: «Самого патриарха Тихона… целесообразно нам не трогать (временно. — Прим. авт.), хотя он, несомненно, стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы…»
Ознакомившись с этими мыслями вождя, члены Политбюро собрались в конце марта на очередное заседание. Итог заседания: «Арест Синода и патриарха признать необходимым, но не сейчас… Шуйских коноводов расстрелять… Поставить процесс попов за расхищение церковных ценностей (за попытки спасти храмовые святыни от разграбления властью. — Прим. авт.)… Печати взять бешеный тон… Приступить к изъятию по всей стране, совершенно не занимаясь церквами, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей».
В том же секретном письме Ленина озвучены аппетиты народных комиссаров: они намеревались насобирать в церквах ни много ни мало «фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, в несколько миллиардов)». Реальность оказалась скромнее. Вся кампания по изъятию ценностей, длившаяся до осени 1922 г., принесла им лишь 4,5 млн золотых рублей. По сравнению с желаемым прибыток невеликий. (Большая часть награбленного растеклась тогда по карманам партийных деятелей, а художественные ценности растащили на частные коллекции.) Но политические проценты большевиков в течение этих месяцев наросли значительные: Церковь стояла на грани полного разгрома.
Приложение 2. Секретное письмо В. И. Ленина членам Политбюро по поводу изъятия церковных ценностей
[111]
Товарищу Молотову для членов Политбюро.
Строго секретно.
Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе.
По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим тоном борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта, то поэтому я изложу свои соображения письменно.
…Для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления.
…Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил бы нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется, безусловно и полностью, на нашей стороне.
…В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК… дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше чем несколько десятков, представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей.
…Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности, и не только этого города, а и Москвы, и нескольких других духовных центров.
…Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать…
19 марта 1922 г.
Ленин
Приложение 3. Статистика репрессированных за веру: Великая Отечественная война, преддверие и после
Среди апологетов И. В. Сталина широкое распространение получило мнение о том, что непосредственно перед Великой Отечественной войной и уж тем более во время нее безбожное государство изменило свое отношение к Церкви, что прекратились гонения на православных, из тюрем и лагерей было выпущено множество священнослужителей и монашествующих — едва ли не все.
О том, что это не так, свидетельствуют нижеследующие материалы.
Среди прославленных святых Православной Церкви мы встречаем мучеников, пострадавших за Христа незадолго до войны, в годы войны и после нее:
1941
17.1. Павел Филицын, иерей, сщмч.
7.3. Андрей Гневышев, мч.
26.4. Марфа (Тестова), прмц.
10.5. Иоанн Спасский, иерей, сщмч.
16.5. Николай Беневольский, иерей, сщмч.
9.8. Иоанн Соловьев, иерей, сщмч.
30.9. Иоанн Коротков, мч.
11.11. Леонид Муравьев, иерей, сщмч.
12.11. Леонид Виноградов, иерей, сщмч.
14.11. Петр Игнатов, мч.
17.11. Исмаил Базилевский, иерей, сщмч.
21.11. Ольга Масленникова, мц.
27.11. Сергий Константинов, протоиерей, сщмч.
11.12. Николай Крылов, протоиерей, сщмч.
12.12. Сергий Кочуров, иерей, сщмч.
18.12. Геннадий (Летюк), иеромонах, прмч.
20.12. Петр Крестов и Василий Мирожин, протоиереи, сщмчч.
24.12. Иоанн Богоявленский, иерей, сщмч.
26.12. Емилиан Киреев и Василий Покровский, иереи, сщмчч.
1942
6.01. Сергий Мечев, протоиерей, сщмч.
11.1. Наталия Васильева, Евдокия Гусева, Анна Боровская, Матрона Наволокина, Варвара Деревягина, Анна Попова, Евдокия Назина, Евфросиния Денисова, Агриппина Киселева, Наталия Сундукова, мцц.
15.1. Василий Петров, мч.
20.1. Иоанн Любимов, мч.
28.1. Михаил Самсонов, протоиерей, сщмч.
18.2. Михаил Амелюшкин, мч., и Александра (Каспарова), прмц.
20.2. Алексий Троицкий, иерей, сщмч.
21.2. Александр Абиссов, иерей, сщмч.
4.3. Димитрий Волков, мч.
7.3. Филарет (Пряхин), игумен, прмч.
14.3. Александр Ильенков, иерей, сщмч.
21.3. Владимир Ушков, мч.
30.3. Виктор Киранов, протоиерей, сщмч.
22.4. Гавриил Фомин, мч.
23.4. Димитрий Вдовин, мч.
30.4. Феодор Недосекин, иерей, сщмч.
1.5. Тамара (Сатси), игумения, прмц.
5.5. Димитрий Власенков, мч.
17.5. Иоанн Васильев, иерей, сщмч.
31.5. Василий Крылов, иерей, сщмч.
4.6. Михаил Борисов, протоиерей, сщмч.
10.6. Гермогена (Кадомцева), инокиня, прмц.
12.6. Василий Смоленский, протоиерей, сщмч.
4.7. Никита Сухарев, мч.
14.7. Алексий Дроздов, протодиакон, сщмч.
6.8. Николай Понгельский, иерей, сщмч.
26.8. Василий Александрин, мч.
3.9. Игнатий (Даланов), иеромонах, прмч.
22.9. Александр Виноградов, протоиерей, сщмч.
24.9. Николай Широгоров, диакон, сщмч.
29.9. Сергий Лосев, иерей, сщмч.
4.10. Василий Крымкин, иерей, сщмч.
11.10. Татиана (Чекмазова), послушница, прмц.
20.10. Николай Казанский, протоиерей, сщмч.
28.10 Димитрий Касаткин, иерей, сщмч.
29.10. Иоанн Заседателев, иерей, сщмч.
5.11. Евфросиния (Тимофеева), прмц.
9.11. Сергий (Чернухин) игумен, прмч.
12.11. Матфей Казарин, протодиакон, сщмч.
16.11. Сергий Станиславлев, протодиакон, сщмч.
23.11. Феоктиста Ченцова, мц.
15.12. Борис Успенский, мч.
31.12. Сергий Астахов, диакон, сщмч., и Вера Трукс, мц.
1943
22.1. Павел Никольский, иерей, сщмч.
14.3. Василий Константинов-Гришин, иерей, сщмч.
25.3. Сергий Скворцов, иерей, сщмч.
17.4. Иоанн Колесников, мч.
19.4. Иаков Бойков, иерей, сщмч.
17.5. Николай Тохтуев, протодиакон, сщмч.
21.5. Никифор Зайцев, мч.
18.6. Николай Рюриков, протоиерей, сщмч.
30.6. Пелагия Балакирева, мц.
19.7. Феодор (Богоявленский), иеромонах, прмч.
17.9. Елена Чернова, мц.
30.9. Александра (Хворостянникова), послушница, прмц.
1944
26.6. Пелагия (Жидко), инокиня, прмц.
13.7. Иоанн Демидов, мч.
3.11. Пелагия (Тестова), прмц.
1945
12.2. Стефан Наливайко, мч.
1946
12.01. Мария Данилова, мц.
Серафим (Романович-Шахмуть), архимандрит, прмч. В его житии сказано: «…После миссионерской поездки батюшка служил в Минске в Свято-Духовской церкви и нес пастырское окормление больниц и детских приютов города. В 1944 году за свою деятельность по открытию храмов он был арестован в Гродно. Его продержали под следствием ровно 10 месяцев. По обвинению в принадлежности к „немецким контрреволюционным органам“ батюшка был приговорен к пяти годам заключения в концлагере. Там вскоре (предположительно в 1946 г.) он скончался от разрыва сердца после страшных мучений, пережитых им в застенках НКВД».
Репрессии против верующих продолжались и после Великой Отечественной войны. Вот некоторое количество имен для иллюстрации:
Архимандрит Павел (Груздев; 10.10.1910–13.01.1996). В автобиографии отец Павел пишет: «…ходил в храм на клирос, пел и читал, а иногда пономарил. 13 мая 1941 года был арестован и осужден по статье 58, часть 1, пункт 10–11. Судом приговорен к шести годам исправительно-трудовых лагерей. По отбытии срока вернулся на родину. Работал на сенопрессе в качестве рабочего, а в свободное время постоянно ходил в церковь Святителя Леонтия, где пономарил, читал и пел на клиросе.
1 декабря 1949 года за старые преступления был сослан в вольную ссылку без лишения прав гражданства на неопределенный срок в г. Петропавловск Северо-Казахстанской области… 20 августа 1954 года был вызван в спец. комендатуру КГБ, где мне было объявлено, что все ограничения с меня сняты».
Епископ Афанасий (Сергей Григорьевич Сахаров; 02.07.1887–28.10.1962). С июня 1921 года — епископ Ковровский. Один из авторов «Службы всем святым, в земли Российстей просиявшим», прославлен в лике исповедников. В автобиографии «Даты и этапы моей жизни» святитель Афанасий пишет: «27 июня (по старому стилю) 1954 г. исполнилось 33 года архиерейства.
За это время:
— на епархиальном служении 33 месяца — 2 года, 9 месяцев и 2 дня;
— на свободе не удел 32 месяца 2 дня;
— в изгнании 76 месяцев 6 дней;
— в узах и „горьких“ работах 254 месяца: 21 год, 2 месяца и 20 дней.
Всего 33 года».
«18 апреля 1936 арестован по обвинению в „связи с Ватиканом“ и „с белогвардейцами на Украине“. Однако на допросах об этом речи не шло (сам епископ Афанасий эти обвинения полностью отвергал), а следствие интересовали лишь причины отказа сотрудничать с лояльным по отношению к советской власти митрополитом Сергием. Приговорен к 5 годам лишения свободы в Беломорско-Балтийских лагерях. В лагере недолго работал инкассатором, после того как уголовники похитили у него деньги, получил дополнительно год лишения свободы. Работал на лесобирже, на лесоповале, на строительстве круглолежневой дороги. Был дневальным, бригадиром лаптеплетной бригады. Один из немногих архиереев, которым удалось выжить после массовых расстрелов политзаключенных в лагерях в 1937 г.
В начале Великой Отечественной войны этапирован в Онежские лагеря, прошел пешком около 400 километров, неся на себе свои вещи. Работал на лесобирже, голодал, так как не вырабатывал нормы. В июне 1942 освобожден и выслан в Омскую область, где работал ночным сторожем.
7 ноября 1943 в ссылке в очередной раз арестован и перевезен в Москву. На допросе 10 апреля 1944 заявил: „Я не мог примириться с советской властью, не признающей религию. Я не смиряюсь и теперь, что ведется борьба против религии (так в тексте!). Но все это мои личные убеждения, и их никому из своих близких не навязывал и не призывал вести борьбу против советской власти“. В 1944 приговорен к 8 годам лишения свободы. Содержался в Сибирских и Темниковских лагерях, Дубравлаге. Работал ассенизатором, занимался плетением лаптей. С 1947 — на инвалидности по возрасту.
После освобождения из лагеря в мае 1954 — марте 1955 содержался в Зубово-Полянском доме инвалидов. В марте 1955 ему было разрешено выехать в город Тутаев».
Епископ Вениамин (Виктор Дмитриевич Милов; 08.07.1877–02.08.1955). 28 октября 1929 был арестован, обвинен в нелегальном преподавании детям Закона Божьего, 23 ноября того же года приговорен к трем годам лишения свободы, находился в лагере в районе Медвежьегорска. В 1932–1938 — внештатный священник в церкви Великомученика Никиты во Владимире. В храме исполнял обязанности псаломщика, а литургию служил тайно на дому. 15.06.1938 был вновь арестован, обвинен в антисоветской агитации и в членстве в контрреволюционной организации, пытками был вынужден признать вину. 31.07.1939 приговорен к восьми годам лишения свободы, находился в заключении в Устьвымьлаге.
15 июня 1946 освобожден, с июля 1946 жил в братстве Троице-Сергиевой лавры. С 1946 — преподаватель, с 1947 — доцент, в 1948–1949 — профессор по кафедре патрологии и инспектор Московской духовной академии. Также преподавал апологетику, пастырское богословие, догматику и литургику, много проповедовал. Защитил магистерскую диссертацию, подготовленную им еще до ареста.
10 февраля 1949 года был арестован в последний раз, обвинен в участии в антисоветской организации (по материалам еще довоенного дела). 15.04.1949 выслан на поселение в Казахстан. Первоначально работал сторожем в колхозе в районе города Джамбул, затем получил разрешение поселиться в этом городе, где был священником Успенской церкви. В 1954 освобожден из ссылки и назначен настоятелем Ильинской церкви в Серпухове.
4 февраля 1955 года архимандрит Вениамин был хиротонисан во епископы и назначен на Саратовскую кафедру. При вручении новопоставленному епископу архипастырского жезла патриарх Алексий I сказал: «Неисповедимые пути Промысла Божия вели тебя до сего времени узкой и трудной стезей многоразличных испытаний и скорбей. Но все трудности и страхи победила твоя непоколебимая вера, подкрепленная любовью ко Христу, явившему нам Своим беспримерным подвигом страданий ради нашего спасения образ терпения и покорности воле Отца нашего Небесного».
Епископ Рыбинский Николай (Владимир Михайлович Муравьев-Уральский; 1882–30.03.1961). Впервые арестован 03.02.1924 по делу «о православных братствах». 26.09.1924 приговорен к заключению в лагерь на Соловках на 3 года. Освобожден в 1927, лишен права проживания в шести центральных губерниях и поражен в правах на 3 года, затем срок сокращен на четверть. До 1929 работал врачом. С марта 1931 служил настоятелем ставропигиальной церкви подворья Киево-Печерской лавры в Ленинграде. 29.03.1931 хиротонисан в Москве во епископа Кимрского, викария Тверской епархии, и оставлен настоятелем церкви подворья. Подвергся аресту 29.09.1931. Уволен на покой. 12.05.1933 назначен епископом Муромским, но в управление епархией не вступил. С 10.06 по 05.12.1933 — епископ Рыбинский. 07.03.1934 арестован по делу «евлогиевцев» и приговорен к 10 годам Сибирских лагерей. До 1956 — в тюрьмах и лагерях. После освобождения работал врачом в больнице Углича. Скончался в Угличе. Погребен на городском кладбище у стены церкви Св. Царевича Димитрия.
Митрополит Мануил (Виктор Викторович Лемешевский; 01.05.1884–12.08.1968). В общей сложности провел 25 лет в лагерях, в последний раз был арестован в 1948 году. Митрополит Иоанн (Снычев) писал: «4 сентября 1948 г. Владыка лишен был свободы, а 16 апреля 1949 г. осужден на десятилетнее пребывания в Потемкинских лагерях… Жил он уже не в отдельной келье, а в общем бараке со всеми заключенными… 7 декабря 1955 г. наконец наступил и его черед. Владыку вызвали и вручили ему справку об освобождении» (Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн. Митрополит Мануил Лемешевский. СПб., 1993. С. 218, 227).
Архиепископ Даниил (Николай Порфирьевич Юзьвюк; 1882–27.08.1966). Арестован в 1949 году, освобожден в 1955.
Архимандрит Иоанн (Иван Михайлович Крестьянкин; 11.04.1910–05.02.2006). Около сорока лет был насельником Псково-Печерского монастыря. Один из наиболее почитаемых старцев Русской Православной Церкви в конце XX — начале XXI века. В 1946 году отец Иоанн был ризничим в возрождавшейся Троице-Сергиевой лавре, а через полгода продолжил служение в измайловском храме в Москве. Одновременно учился на заочном отделении Московской духовной академии, писал кандидатскую работу на тему: «Преподобный Серафим, Саровский чудотворец, и его значение для русской религиозно-нравственной жизни того времени». Однако незадолго до защиты, в апреле 1950-го, он был арестован.
Четыре месяца находился в предварительном заключении на Лубянке и в Лефортовской тюрьме, с августа содержался в Бутырской тюрьме, в камере с уголовными преступниками. 8 октября 1950 был осужден по статье 58, п. 10 Уголовного кодекса (антисоветская агитация) на семь лет лишения свободы с отбыванием наказания в лагере строгого режима. Был отправлен в Архангельскую область, в Каргопольлаг на разъезд Черная Речка. Вот как вспоминает об отце Иоанне один из его солагерников, Владимир Кабо: «Я помню, как он шел своей легкой стремительной походкой — не шел, а летел — по деревянным мосткам в наш барак, в своей аккуратной черной куртке, застегнутой на все пуговицы. У него были длинные черные волосы — заключенных стригли наголо, но администрация разрешила ему их оставить, — была борода, и в волосах кое-где блестела начинающаяся седина. Его бледное тонкое лицо было устремлено куда-то вперед и вверх. Особенно поразили меня его сверкающие глаза — глаза пророка. Но когда он говорил с вами, его глаза, все его лицо излучали любовь и доброту. И в том, что он говорил, были внимание и участие, могло прозвучать и отеческое наставление, скрашенное мягким юмором. Он любил шутку, и в его манерах было что-то от старого русского интеллигента».
Первоначально работал на лесоповале. Весной 1953 по состоянию здоровья и без его просьбы был переведен в инвалидное отдельное лагерное подразделение под Куйбышевом — Гаврилову Поляну, где работал по специальности бухгалтером. 15 февраля 1955 был досрочно освобожден.
Митрополит Иосиф (Иван Михайлович Чернов; 1893–04.09.1975). С 14 ноября 1932 — епископ Таганрогский, викарий Ростовской епархии. С 16 февраля 1933 управлял Донской и Новочеркасской епархией. В 1935 был арестован, приговорен к пяти годам лишения свободы по обвинению в антисоветской агитации. Находился в заключении в Ухто-Ижемских лагерях Коми АССР. В декабре 1940 освобожден и вернулся в Таганрог, затем был выселен в Азов. В этот период принимал участие в деятельности нелегальной общины верующих «Белый дом», тайно служил, совершал священнические хиротонии и монашеские постриги. После того как во время Великой Отечественной войны Таганрог был оккупирован немецкими войсками, возобновил открытое служение в качестве епископа Таганрогского (с августа 1942). Отказался от участия в пропагандистских акциях нацистов, несмотря на предложения с их стороны, продолжал поминать на богослужениях митрополита Сергия (Страгородского). В октябре 1943 прибыл в Умань, где 6 ноября 1943 был арестован гестапо по обвинению в том, что прислан митрополитом Сергием для работы на оккупированной территории в пользу СССР. Кроме того, подозревался немцами в работе на английскую разведку. Освобожден 12 января 1944.
После освобождения Умани частями Красной Армии выехал в Москву для встречи с патриархом Сергием, но по дороге был арестован в Киеве 4 июня 1944. Содержался в Москве в Бутырской тюрьме, затем был переведен в Ростов-на-Дону. В феврале 1945 приговорен к 10 годам лишения свободы. Срок заключения отбывал в Челябинском лагере особого назначения, с 1948 — в поселке Спасск в Карагандинском лагере. Работал на строительстве кирпичного завода, был санитаром. С 1954 находился в ссылке в поселке Ак-Кудук Чкаловского района Кокчетавской области. Несмотря на пожилой возраст, был вынужден работать водовозом. В 1956 был освобожден из ссылки.
Священник Николай Багрянский (1895 — после 1947). С 1943 — настоятель Петропавловской церкви пос. Вырица. Арестован 25.10.1944. Приговорен к 15 годам лагерей. Отбывал срок в Норильсклаге Красноярского края. В 1947 срок наказания снижен до 10 лет.
Протоиерей Димитрий Дудко (24.02.1922–28.06.2004). В 1945 году поступил в Московскую духовную семинарию. После ее окончания в 1947 году переведен в Духовную академию. 20 января 1948 арестован и приговорен к 10 годам лагерей с последующими 5 годами поражения в правах по ст. 58, п. 10 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда). Освобожден в 1956.
Протоиерей Николай Быстряков (1875–26.11.1949). Был настоятелем Воскресенской церкви в Суйде. Арестован 22.10.1944 и приговорен к 15 годам лагерей. Определением Военной коллегии Верховного суда от 05.04.1947 срок лишения свободы сокращен до 10 лет. Скончался в Карагандинском лагере.
Протоиерей Алексей Кабардин (1882–05.04.1961). Последний духовник преподобного Серафима Вырицкого. 28.12.1930 был арестован по «делу ленинградского филиала Истинно-православной церкви», в 1931 приговорен к пяти годам лагерей за «участие в контрреволюционной монархической церковной организации» по статье 58, п. 10 и 58, п. 11 УК РСФСР. Во время следствия содержался в Доме предварительного заключения в Ленинграде. Отбывал срок в Соловецком лагере особого назначения. В январе 1950 года был вновь арестован и приговорен военным трибуналом войск МВД Ленокруга к 25 годам лагерей по статье 58, п. 1а–1б УК РСФСР. Одной из причин вынесения приговора было личное знакомство с царской семьей. В мае 1955 освобожден «без поражения в правах и снятия судимости» из Ангарлага (Заярск).
Сергей Иосифович Фудель (1900–07.03.1977). В 1946 был арестован по делу священника Катакомбной церкви Алексия Габрияника. Приговорен к ссылке под Минусинск.
Священник Алексей Габрияник (1895–17.05.1950). В 1933 арестован в Павловске Воронежской области, обвинен в принадлежности к монархической организации. Был приговорен к 3 годам лагерей, которые провел в Темниковских лагерях Мордовской АССР. 3 октября 1946 снова арестован в Москве (нашлась предательница, написавшая донос). Сидел в Лубянской тюрьме. Приговорен к 4 годам лагерей «за участие в антисоветской церковной организации». Отправлен во Владимир, в тюрьму, печально знаменитую своим режимом. В марте 1950 был освобожден, но только затем, чтобы отправиться в ссылку в Красноярский край. Умер в пересыльной тюрьме в Кирове.
Священник Владимир Криволуцкий (25.11.1888–29.03.1956). В 1918–1922 находился на военной службе в 33-й артиллерийской бригаде в звании бригадного адъютанта. В 1921 слушал лекции в «православной народной академии». В сентябре 1923 патриарх Тихон в храме Пимена Великого рукоположил его в священники. С октября 1924 был настоятелем Знаменской церкви в Шереметьевском переулке, а когда ее закрыли в 1927, служил в Никольской церкви в Котельниках. В апреле 1946 его арестовали на квартире во время пасхальной службы. Одновременно были арестованы Сергей Фудель и о. Алексей Габрияник. Через месяц арестовали его сына Илью. Осудили на 10 лет лагерей (в Казахстане, в печально знаменитом Карлаге), освободили на год раньше из-за болезни.
Священник Петр Шипков (1888–03.07.1959) В 1920 году рукоположен во иереи к храму Димитрия Солунского в Москве. В 1921 окончил Высшие богословские курсы и некоторое время состоял секретарем при патриархе Тихоне, в то же время исполняя обязанности секретаря Епархиального совета (до 1925). Арестован в декабре 1925 в связи с делом митрополита Петра (Полянского). Обвинен в том, что «являлся пособником и укрывателем черносотенной церковной организации, поставившей себе задачей ведение антисоветской пропаганды и ряд других действий при посредстве церкви». Приговорен к 3 годам лагерей и отправлен на Соловки. Там познакомился со святителем Афанасием (Сахаровым). Отказался принять Декларацию митрополита Сергия (Страгородского). В результате срок заключения был увеличен на 3 года с переводом в Туруханский край.
В 1932 вышел на свободу. Снова арестован в декабре 1943. Обвинение: участвовал в организации «Антисоветское церковное подполье». Приговорен к 5 годам лагерей, отправлен в Сиблаг. В 1948 году Особое совещание МГБ СССР пересмотрело дело, и к наказанию была добавлена ссылка в Красноярский край, которую он отбывал в селе Сухово Тасеевского района с января 1949 по 1952. В 1952 попытались дать ему еще один срок, но священник был уже тяжело болен.
Вернувшись из заключения, несмотря на тяжелую болезнь, отец Петр захотел служить на приходе и был поставлен настоятелем собора в городе Боровске. Литургия была средоточием его жизни. Во время богослужения он преображался: старость, усталость и болезнь отступали от него. Прихожане называли его «Летающий батюшка». Он имел обыкновение каждый день поминать не только всех своих духовных детей, но и всех, кто хоть раз пришел к нему в храм с просьбой о поминовении.
Преподобноисповедник иеромонах Рафаил (Родион Шейченко; 1891–06/19.06.1957). Из 40 лет монашеского подвига 20 провел в лагерях строгого режима, а периоды между лагерями — в гонениях, лишениях, болезнях. Последний раз был приговорен в 1949 к 10 годам заключения в лагере под городом Кировом.
Схимонах Иоасаф (Петр Борисович Моисеев; 1887–25.03 /07.04.1976). Один из последних Оптинских старцев. В 1925 в Московском Даниловом монастыре принял монашеский постриг с именем Иосиф. В это время скончался Патриарх Тихон, и отец Иосиф получил послушание стоять в Донском монастыре с патриаршим крестом у гроба почившего.
В 1923–1924 Оптину пустынь закрыли и изгнали монахов. Уходя из монастыря, отец Иосиф унес с собой схиму преподобного Амвросия Оптинского, которая, переходя потом из рук в руки, вернулась в обитель в 1988. Как и многие насельники Оптиной, отец Иосиф понес исповеднический подвиг. Он был несколько раз арестован и 22 года провел в заключении.
В жизнеописании старца неоднократно упоминается о благодатных видениях и знамениях, которых он сподобился. Во время частых перегонов у заключенных обычно отбирали нательные кресты, и те старались их спрятать. Однажды накануне очередного обыска отец Иосиф подумал: «Как же мне крестик-то спасти?» И вдруг услышал голос: «Не ты Меня спасаешь, а Я тебя. И еще спасу». В 1954 старец освободился и жил в затворе в городе Грязи Липецкой области. В конце 1950-х был пострижен в великую схиму с именем Иоасаф. Предвидел, что лишь немного не доживет до открытия Оптиной пустыни, которую вернули Церкви через 11 лет после его кончины. 17/30 ноября 2005 года останки схимонаха Иоасафа были перенесены из Липецкой области в Оптину пустынь и захоронены на братском кладбище.
Священноисповедник Василий, епископ Кинешемский (Вениамин Сергеевич Преображенский; 1876–31.07/13.08.1945). Осенью 1928 был арестован, около полугода пробыл в ивановской тюрьме и был приговорен к 3 годам ссылки. В июле 1933 года вынесен повторный приговор: 5 лет лагерей. Срок отбывал неподалеку от Рыбинска на строительстве канала. В январе 1938 года освобожден, поселился в Рыбинске.
В ноября 1943 вновь был арестован и заключен в ярославскую внутреннюю тюрьму. Тюремный врач поставил диагноз: миокардит и рекомендовал легкую работу. Допросы шли непрерывно, днем ночью. Следователей было двое, они менялись, не давали спать владыке. В январе 1944 года его переслали этапом в Москву, в Лубянскую тюрьму. В июле перевели в Бутырскую тюрьму и здесь объявили приговор: 5 лет ссылки. После этого у владыки случился тяжелый сердечный приступ.
Общим этапом он был отправлен в тюрьму города Красноярска, где ему объявили, что до места ссылки в село Бирилюссы он должен следовать сам. В августе 1945 епископ Василий скончался. 5/18 октября 1985 были обретены мощи святителя.
* * *
Как видим, значительная часть репрессированных советской властью в 1940-е годы и выживших в лагерях священнослужителей и мирян (в том числе канонизированных Церковью в лике исповедников) смогли освободиться только после смерти «лучшего друга всех православных», «тайного христианина» И. В. Сталина.
Подробнее о серии «Спасательный круг» и других книгах издательства «Символик» вы можете узнать на сайте издательства: simvolik-knigi.ru
Присоединяйтесь к нам в социальных сетях и читайте наш новый блог «Вокруг семьи», посвящённый православной семье, детям и книгам:
vk.com/vokrugsemyi
ok.ru/umdobro
facebook.com/nravstvennyeposevy/
Книги издательства можно приобрести оптом и в розницу в сети магазинов «Символик» и интернет-магазине
Оптовый отдел продаж: +7 (499) 929–51–85; e-mail: