Другой человек мог бы отправиться для проведения изысканий в одну из великолепных лондонских библиотек или в какой-нибудь университет, но Шерлок Холмс слишком любил уединение, поэтому заказал гору книг на дом. Каждый день тюки и коробки с книгами и видеозаписями доставляли к нам на ферму. Дом, который всегда казался просторным, быстро начал захламляться, и миссис Хадсон впала в отчаяние.

Я тщетно увещевал Холмса подписаться на один из множества электронных ресурсов, которые уже были доступны. Из-за развития технологии, указывал я, старые методы исследований устарели. При наличии портативного компьютера, который можно приобрести в любом большом городе за приемлемые деньги, к нашим услугам будут все библиотеки и газеты мира. Холмс выступал резко против этой идеи:

— Неужели, Уотсон, вы никогда не ощущали, держа в руках бумажную книгу, как она передаёт идеи и стимулирует работу мысли посредством прикосновения! Вы читаете научный трактат, останавливаетесь подумать над прочитанным, а вдохновение передаётся вам через кожу рук!

— Ага, через руки прямо в мозг, несомненно. Это прекрасно, Холмс, но…

— Нет, Уотсон, тут я проявлю твёрдость. Мне нужно то, до чего можно дотронуться, а не закорючки на экране.

Наблюдая за тем, как в течение следующих нескольких дней Холмс становится всё счастливее и счастливее, я пришёл к пониманию глубинных причин его упрямства. Вот уже почти десять лет после событий, последовавших за убийством миссис Чалмерс, как он похоронил себя в деревне и, по собственным представлениям, погряз в безделье. Ещё давно Холмс признавался, что если его мозг не занят решением достойной задачи, то напоминает мощный двигатель, работающий вхолостую на всех парах и разрывающий сам себя. Определённо, он наконец столкнулся с одним или даже несколькими преступлениями из разряда тех, которые могли возбудить интерес и расследование которых требовало сбора и сопоставления фактов и разработки различных гипотез, что доставляло ему истинное наслаждение. Уже одно это могло стать поводом для радости. Вторая причина заключалась в том, что вся работа происходила у него в мозгу, он пользовался старыми добрыми методами. Вряд ли можно вообразить Шерлока Холмса, который занимается исследованием какой-то проблемы сидя перед дисплеем, используя статистические методики для соотнесения фактов и храня гипотезы на диске.

Правда, в какой-то момент он прибегнул-таки к современным средствам. Возможно, в конце концов его одолела зима. Много недель подряд Холмс весело бегал по холмам или сидел в кресле во дворе, выпуская клубы табачного дыма и погрузившись в одну из заказанных им книг, но из этого, как я понял, мало что выходило в плане умозаключений. Началась зима 2001 года, прогнозы обещали сильные холода, в итоге прогулки Холмса, по-видимому, пришлось бы ограничить.

Когда прибыла новая партия коробок, Холмс какое-то время провёл в одиночестве, запершись в библиотеке, откуда то и дело доносились глухие удары и ругательства. Поздно вечером мне удалось-таки проникнуть внутрь, и я обнаружил Холмса сидящим перед маленьким светящимся экраном и старательно печатающим что-то на облегчённой клавиатуре, которая лежала у него на коленях.

— Так-так, — искренне обрадовался я, — значит, двадцать первый век вторгся в итоге в работу частного детектива?

Какое-то время мой добрый друг, казалось, был полон решимости не обращать на меня внимания, но потом оторвался от экрана и повернулся ко мне.

— Тема закрыта, Уотсон, — буркнул он, подняв длинный костлявый указательный палец к моему лицу. — Если вы будете настаивать на обсуждении данного вопроса, мне придётся попросить вас уехать!

Только тогда я напомнил себе, что Холмс всегда плохо реагировал на сарказм. Тем не менее и его злость, и угрозы меня поразили, и я молча уставился на него, разинув рот. Неловкое молчание затянулось на несколько минут, и в итоге его нарушил Холмс, который мягко сказал:

— Простите меня, Уотсон. Меня вывело из душевного равновесия то, что я обнаружил. Дайте мне ещё неделю, и тогда я поделюсь с вами и Лили своими находками.

Для меня неделя тянулась бесконечно, а Лили чудесно проводила время, ухаживая за пчёлами. Эту эстафету она давно уже приняла от Холмса и выполняла всё необходимое с энтузиазмом, который поражал меня до глубины души и разительно отличался от отношения самого Шерлока Холмса, постепенно терявшего интерес к насекомым. Пока запасы молодильного вина не иссякли, Холмс был счастлив позволить Лили получать радость от нового хобби — пчеловодства. Лили, в свою очередь, часто говорила, что ей нравится хлопотать на пасеке ещё и потому, что тем самым она обеспечивает нам совместную юность и радость навеки. «Пока не вспыхнет новое солнце», как она это сформулировала, хотя мне подобный образ показался скорее пугающим, чем поэтичным. Её усилия приобретали ещё большую важность в свете моих провальных попыток, несмотря на десятилетия анализов и тестов, выделить из нашего медового эликсира ту субстанцию, которая отвечала за его особые свойства.

* * *

Неделю спустя мы с Лили по просьбе Холмса пришли к нему в библиотеку и обнаружили, что он нервно ходит по комнате взад-вперёд. В камине весело потрескивал огонь. С пролива налетел сильный шторм. Ветер свистел по дому и ревел в дымоходе; то и дело по окнам стучал град. После переезда на ферму Лили настаивала на том, чтобы провести центральное отопление, и ей даже удалось привлечь на свою сторону миссис Хадсон. Однако мы Холмсом выступали против подобных инноваций. И правда, подумалось мне, что может быть лучше, чем такая погода, уютная комната, камин, и посреди всего этого — оживлённый Шерлок Холмс, излагающий свою теорию о том, как объяснить последнюю волную ужасных преступлений. Прямо как в старые добрые времена!

— Вы оба знаете, — начал Холмс, — что я несколько последних месяцев был поглощён историческими изысканиями. Скорее всего, вы ещё не догадались, в чём их суть. Если вкратце, то я изучал убийства.

Он сделал паузу, чтобы понаблюдать за нашей реакцией. Лично я растерялся. Лили сказала:

— Только из-за того, что мы тогда видели по телевизору? Да ну, это чушь!

Она хотела сказать что-то ещё, но Холмс перебил:

— Моя дорогая Лили, вряд ли мне стоит напоминать вам, кого именно мы мельком видели на экране.

Лили побледнела и замолкла. Я спросил:

— Так у вас есть объяснение?

Холмс покачал головой:

— Только система в первом приближении да гипотеза, но, возможно, уйдёт с десяток лет, а то и век, чтобы её подтвердить или опровергнуть. — Холмс замолчал и уставился невидящим взглядом на пляшущие языки пламени, а потом продолжил: — Просматривая видеозаписи терактов в отношении лидеров мирового уровня, я обнаружил однозначное присутствие Мориарти ещё в одном случае: во время военного парада в Каире в тысяча девятьсот восемьдесят первом году.

когда автоматной очередью был сражён президент Египта Анвар Садат. Мне пришли на ум кое-какие соображения касательно двух убийств, когда появлялась фигура призрака. Во-первых, разумеется, временной интервал. Как я уже говорил, с момента убийства Садата до атомного взрыва близ Солт-Лейк-Сити, в штате Юта, прошло ровно столько времени, как с момента взрыва до недавнего убийства Пхитсанулока. Само по себе это могло бы показаться просто любопытным совпадением, не имеющим никакого значения. Но я обратил внимание на выражение лица фантома в обоих случаях. Если во время убийства Пхитсанулока это была растерянность, то в момент смерти Садата — понимание и даже нетерпение. Есть определённая прогрессия. Это заставляет меня предположить, что профессор Мориарти каким-то образом спасся от смерти в Юте и сначала переместился на десять лет вперёд с момента взрыва, появившись точно в момент гибели Пхитсанулока, а потом метнулся в другую сторону на такое же время, оказавшись свидетелем убийства Садата.

— Это как движение пружины или, скорее, маятника.

— Но тогда амплитуда была бы с каждым разом всё меньше, — возразила Лили.

— Именно, — сказал Холмс. — Очевидно, здесь работают другие законы природы, чем закон сохранения энергии, хотя, возможно, Мориарти всё ещё подпитывается мощностью атомного взрыва.

От этих странных концепций, следовавших одна за другой с невероятной скоростью, у меня ум за разум зашёл и закружилась голова. Я ощупью нашёл стул и тяжело опустился на него:

— Господи!

Холмс еле заметно улыбнулся:

— Думаю, можем обойтись как-нибудь без Господа Бога. Существование Мориарти я считаю убедительным доказательством того, что Бога нет. Но продолжим. Вспомните, Уотсон, что десять лет назад, в плену у Мориарти, вы строили теории относительно его навязчивой идеи — желания убивать влиятельных лидеров. Я бы добавил ещё один элемент. В качестве мишени Мориарти выбирает тех, кто хочет для своего народа — или даже для мира в целом — новой и лучшей жизни.

— Но, Холмс, — устало спросил я, — к чему всё это ведёт?

Лили, по-видимому, поняла лучше, чем я:

— Он выбирает таких, как Садат и Пхитсанулок.

Холмс кивнул.

— Как можно забыть разрушительную войну, которая опустошила Ближний Восток после смерти Садата? А последствия убийства Пхитсанулока для Азии могут быть даже ещё более плачевными.

— Но вы же не хотите сказать, что Мориарти каким-то образом причастен к этим убийствам! — запротестовал я.

— Нет-нет! — Теперь впалые щёки великого сыщика горели румянцем, а глаза блестели. Холмс взволнованно расхаживал по комнате, почти отскакивая от пола. — Я хочу сказать следующее. Вы, Уотсон, восприняли навязчивую идею Мориарти как некую страсть, которая определяет линию поведения, заставляет подстраивать всю свою жизнь и планы под желание совершить определённый тип убийства. Давайте пойдём дальше и будем считать, что эта мания, эта зацикленность представляет собой реальную силу во времени, если не в пространстве. Двигаясь по годам и эпохам в результате взаимодействия ядерного взрыва и машины времени — я говорю о движении вперёд, — Мориарти переместился в ту точку, где произошло убийство Пхитсанулока. Его привела туда собственная навязчивая идея! А потом появление Мориарти в мире нормального времени отразило те энергии, которые в нём накопились, и его отбросило назад, в прошлое…

— И снова та же одержимость притянула его к моменту убийства Садата! — перебил я. — В таком случае тождество временных интервалов, которое вы отметили, лишь совпадение, и не более того.

— Очень даже возможно. Однако это интересное совпадение могло привести к тому, что наш заклятый враг так и будет вечно болтаться между двумя этими точками.

— Бедняга! — вырвалось у Лили.

— Да уж. Подобной участи не пожелаешь даже такому типу, как профессор Мориарти! Но есть и ещё одна вероятность, которая тревожит меня куда сильнее. Предположим, что равенство временных промежутков — это не совсем совпадение. Допустим, что совпадение заключается только в том, что промежутки приблизительно равны без Мориарти. Определённо, это максимум, чего можно ожидать от двух не связанных между собой исторических событий, каждое из которых требовало от его коварных исполнителей тщательного планирования. Тогда можно поверить, что на точное время гибели Садата повлияло присутствие Мориарти, которого отбросило из дня убийства Пхитсанулока.

— Что за странная цепь предположений, — нахмурился я. — Вдобавок совершенно нереальная. Неужели это говорит человек, который предостерегал меня от того, чтобы с готовностью нагромождать гипотезы или выбирать слишком уж сумасбродные?

Холмс бросил на меня угрюмый взгляд:

— Но я также часто напоминал, что гипотеза, оставшаяся после вычёркивания совсем уж невозможных вариантов, должна быть истинной, какой бы неправдоподобной она ни казалась. — Внезапно он рассмеялся. — Однако на самом деле здесь не применим ни один из принципов, поскольку у меня есть и другие факты, которых вы не знаете. Например, возьмём Рамона Меракдера.

— Что? — спросил я.

— Кого? — одновременно со мной спросила Лили.

— Это убийца Льва Троцкого. Его задержали через несколько минут после преступления, и Меркадер сказал схватившим его охранникам Троцкого: «Это он. Тот человек. Я не знаю, кто он. Он заставил меня это сделать». Кроме того Меркадер утверждал, что некто удерживает его мать в заложниках. Последнее, правда, оказалось ложью. Через восемь лет убили великого миротворца Ганди. Я обнаружил полицейский отчёт, в котором свидетель говорит, что видел высокого худого человека, судя по внешности, англичанина, сопровождавшего убийцу к тому месту, где впоследствии был убит Махатма. По понятным политическим причинам этот отчёт спрятали от греха подальше. Подумайте, сколько великих лидеров в истории пало от рук убийц, не успев завершить задуманное. И сколько смертей всё ещё окутано загадкой! Разумеется, миссис Чалмерс в девяносто первом. Пхитсанулок — сейчас, на наших глазах. Анвар Садат в восемьдесят первом. Мартин Лютер Кинг в шестьдесят восьмом. Джон Кеннеди в шестьдесять третьем. Король Иордании Абдалла в пятьдесят первом. Ганди в сорок восьмом, Троцкий в сороковом. Пётр Столыпин, великий российский реформатор, в тысяча девятьсот одиннадцатом. И ещё один наш соотечественник, премьер-министр Спенсер Персиваль, которого Джон Беллингем убил прямо в здании палаты общин в тысяча восемьсот двенадцатом году.

Я покачал головой:

— Мой дорогой Холмс, если ключевыми моментами считать насильственную смерть, высокий пост жертвы и некую долю загадочности, то тогда под вашу систему подпадут чуть ли не все подобные убийства. Авраам Линкольн, Хендрик Фервурд, Роберт Кеннеди, или Вильгельм Оранский, или… или, скажем, канцлер Дольфус, или… — Я бешено рылся в памяти.

— Достаточно, Уотсон, — поднял руку Холмс. — Вы в полной мере продемонстрировали свою отличную память, которой радуете и восхищаете всех своих друзей.

Я смущённо замолчал, однако Лили с горящим взором вступилась за меня:

— Хватит над ним смеяться! Будь вы хоть какой старый друг…

Холмс смутился.

— Да-да. вы правы. — поспешно сказал он. — Вы защищаете своего мужа. — Он чуть поклонился мне; — Всё верно. Уотсон, простите меня, прошу вас.

Я великодушно махнул рукой. Лили успокоилась, и Холмс продолжил:

— Я упомянул именно эти убийства, поскольку в них фигурируют факты, относящиеся к нашему расследованию. Начнём с Меркадера. Когда его стали расспрашивать подробнее, он описал загадочного человека так: англичанин, высокий и худой, лицо бледное, высокий выпуклый лоб, глубоко посаженные глаза. Он настаивал, что его загипнотизировала странная манера англичанина еле заметно покачивать головой из стороны в сторону.

— Боже! — ахнула Лили. Я же не мог вымолвить и слова.

— Разумеется, это профессор Мориарти, — кивнул Холмс. — Описание англичанина, в сопровождении которого видели убийцу Ганди, опять-таки соответствует внешности нашего заклятого врага. Что же до остальных случаев, можете прочесть мои заметки. Однако кое-что вас заинтересует особенно.

Холмс подошёл к маленькому столику, отведённому под документы, касающиеся расследования, — теперь на нём громоздились горы книг, стопки фотографий и ворох бумаг. Несколько секунд наш друг копался в этой куче, а потом вытащил один листок и передал нам.

Это были последовательные кадры из знаменитой съёмки, запечатлевшей ужасный момент. На заднем фоне — размытая толпа, всё ещё не до конца понимающая, что случилось нечто страшное. А на переднем плане в кадре на мгновение появляется уличный фонарь на фоне ещё более размытого лимузина, но он не может заслонить расфокусированное изображение президента, который дёргается вперёд и тут же откидывается назад, а голова его взрывается. Над ним облако красной пыли. Через несколько минут это облако прольётся на толпу зевак жутким дождём из крови, осколков черепа и мозгов. А ещё через какое-то время кортеж понесётся на предельной скорости в главную больницу Далласа. Но увы, будет слишком поздно.

У меня сжался желудок, когда я рассматривал фотографии, поскольку они пробудили воспоминания о фильме, откуда были вырезаны кадры, и о том ужасе и отчаянии, которые лично я испытал в 1963 году. Мои глаза наполнились слезами. Лили в 1963 году ещё не родилась, поэтому она смогла увидеть важную деталь, ибо её взгляд не затуманили эмоции. Она взяла у меня из рук распечатку и пристально её изучила.

— Да. Он и здесь, да? Мне кажется, я его вижу.

— Молодец, — похвалил Холмс. — Я с помощью компьютера увеличил изображение и навёл резкость на нужное место. И так же обработал несколько следующих кадров. Вот. — Он передал Лили небольшую стопку фотографий.

Я смотрел через плечо Лили, пока она изучала снимки. К счастью, благодаря попытке более чётко показать определённую точку в толпе, вся остальная сцена исказилась, и мне не пришлось смотреть на публичную и бесславную кончину Кеннеди, зато искомая область видна была очень и очень чётко. Там стоял высокий человек, наблюдавший убийство президента с улыбкой, и всё его тело застыло в нетерпении. Нужно ли описывать вам внешность? Разумеется, это был профессор Джеймс Мориарти. Он присутствовал в каждом кадре, перемещаясь постепенно слева направо, поскольку камера скользила в противоположном направлении, следуя за лимузином.

— Вы заметите, — невозмутимо сказал Холмс, — что в этот раз профессор не растаял в воздухе, он одинаково хорошо виден на всех кадрах. Определённо он задержался в шестьдесят третьем году куда дольше, чем в восемьдесят первом и в нашем сегодняшнем времени. Сопоставив фотокарточки и те записи, которые мы видели раньше, я прикинул, что в Далласе он оставался около двух минут.

— Это значит, — спросил я, испугавшись одной только мысли, — что по мере удаления от момента взрыва в тысяча девятьсот девяносто первом году продолжительность его пребывания увеличивается?

— Уотсон, ваш мозг крепчает с годами. Ещё сотня лет, и вы будете совсем… — Тут Холмс бросил взгляд на Лили и быстро сменил тему: — Да, по-видимому, так и есть, хотя у меня не хватает данных, чтобы вывести точную зависимость. Однако если система верна, то Мориарти появится на две минуты в две тысячи девятнадцатом году. Осталось подождать каких-то восемнадцать лет.

Холмс помолчал немного, чтобы мы успели переварить сказанное, а потом сообщил:

— Увеличение времени — ключевой момент. Англичанин, который посетил Индию в сорок восьмом, пробыл вместе с убийцей Ганди около пяти минут. То же самое можно ожидать в две тысячи тридцать четвёртом году, то есть через тридцать три года. За восемь лет до этого загадочный преследователь Рамона провёл с ним достаточно долгое время, чтобы уговорить молодого человека убить Троцкого. Даже учитывая предполагаемую способность Мориарти очаровывать людей с меньшим, чем у него, интеллектом — а по сравнению с Мориарти в интеллекте будет проигрывать каждый — и допуская, что сталинисты провели идеологическую обработку Рамона, что подтолкнуло его к убийству, всё равно мы вынуждены предположить, что Мориарти провёл с ним какое-то время, ведь он успел даже придумать хитрый план и убедить молодого человека, что его мать удерживают в заложниках. Успеешь ли такое за пять минут? Определённо, времени было куда больше. Что тогда совершит профессор в две тысячи сорок втором году?

— Но почему мы предполагаем, что у него получится?

— Потому что его роль изменилась. Посмотрите, за то время, которое для него промелькнуло, наверное, быстрее получаса, Мориарти из удивлённого свидетеля теракта превратился в подстрекателя. Разумеется, это стало возможным благодаря удлинению временного промежутка.

Лили задумчиво сказала:

— Вы что-то упомянули о премьер-министре, убитом в палате общин.

— Да, Спенсер Персиваль, застрелен в восемьсот двенадцатом.

— Тогда, если верить вашей модели, Мориарти должен был пребывать там довольно долго.

— Именно. Возможно, несколько часов, или дней, или даже недель. И подобное повторится в две тысячи сто семидесятом году.

Я выдавил из себя смешок:

— По крайней мере, у нас есть время подготовиться!

Но ни Холмс, ни Лили не отреагировали на шутку.

— Кроме того, — начал вслух размышлять я, — убийство Персиваля было первым, о котором Мориарти знал: эту трагедию ещё помнили во времена его детства. Но ведь он знал и о более ранних убийствах, до Персиваля, где мог бы задержаться даже дольше. Мне кажется, он оставил бы какие-то свидетельства своего пребывания в предыдущих случаях. Достаточно, чтобы историки обратили внимание.

Холмс просиял:

— Именно! Уотсон, вы не ошиблись в итоге в своём выборе! Любопытно, что мне не удалось отыскать следов Мориарти до восемьсот двенадцатого года, хотя, как вы верно предположили, они должны быть куда более явными. Возможно, с тех далёких времён осталось слишком мало задокументированных фактов. Или же я неверно истолковал данные, и после какой-то точки время его пребывания пошло на убыль. Или же…

— Или же что? — поторопила его Лили.

— Или мне просто надо больше информации. Время покажет, в прямом смысле слова. Как ваш муж подметил минуту назад, у нас его просто огромное количество.

— И всё? — удивлённо спросил я. — После всего вами сказанного мы должны сидеть сиднем и собирать информацию, пока это чудовище угрожает цивилизации?

— Уотсон, нам придётся двигаться день за днём, поскольку природа наложила на нас это ограничение, то есть мы живём в обычном времени, а наш враг перепрыгивает через годы. Если я прав касательно убийства Мартина Лютера Кинга, то следующий скачок доставит к нам Мориарти через тринадцать лет. Его визит продлится более одной секунды, но меньше двух минут.

Не знаю, что меня заставило содрогнуться, мысль о предстоящем визите заклятого врага или же холодный, лишённый эмоций тон. каким Шерлок Холмс объявил об этом.