Мы вместе просыпаемся, улица и я, и вместе с нами — курица, знакомая моя. Петух в пунцовой кепочке горланит в бузине, качается на веточке, подмигивает мне. По стенке лапой шаркает кот рыжий — Филимон — и недовольно фыркает, как будто съел лимон. А солнце, тоже рыжее, беседует со мной и под машинку стриженной качает головой. Дела у нас с ним важные — хватит на двоих. Весёлые и разные, у каждого — свои.

Тик-так — стучат часы, тик-тик В рассветной тишине, И время быстрое летит. Как всадник на коне. Тик-тик — стучат часы, тик-так… Ты много видел зорь? Не спи, вставай скорей, чудак. И выходи во двор. А видел ты когда-нибудь. Как солнце пьёт росу? А слышал, как чижи поют В берёзовом лесу? Как пахнет земляникой пень Под солнечным лучом. Как в мир вступает новый день На радуге верхом. Не спи, не спи, проснись, проснись! В лучах блестит река. И, уходи в крутую высь, Пылают облака. Тик-тик, тик-так — стучат часы. Секунды шелестят. И стрелок чёрные усы Рассерженно торчат.

Это «ДО», это «РЕ» — звуки скачут во дворе. А ноты-головастики кишмя кишат, и хвостики, как гвоздики, у них торчат. Скрипят педали жёлтые — я жму на них и жму, по клавишам истёртым громко колочу. Трень-брень целый день! У мамы вянут уши, как в вазочке цветы. Никто не хочет слушать. А ты?

Позади мороз и стужа, А сейчас висит туман. Во дворе сияет лужа — Настоящий океан. Мы готовимся к походам. Корабли пора пускать — Наготове пароходы Из тетрадного листка. Лужа плещется и манит. Ждёт лихие корабли. Мы с сестрёнкой капитаны, Нам теперь не до земли. Нету в море каши манной, В море волны и маяк. Только жалко, — нету мамы, Жалко, мама не моряк. Сквозь туман, густой и белый, Мы уйдём в морскую даль. Надо храбрым быть и смелым — Морю робкого не жаль. Мы с ветрами дружбу водим, Мы волнуемся слегка. Наготове пароходы Из тетрадного листка.

Мы идём бродить по пляжу, С головой нырять в волну. А потом на камни ляжем — Будем слушать тишину. Тишина там необычна: Слышен чаек звонкий крик, Слышен плеск воды привычный И сосны негромкий скрип. А вдали по ветру вьются Пароходные дымки, И оттуда раздаются Еле слышные гудки. Видно, это повстречались Пароходы вдалеке И негромко попрощались На моряцком языке. Мы лежим на тёплых камнях И мечтаем о морях, О далёких жарких странах О крылатых кораблях. А над нами только небо. А под нами синь волны. Кто у моря в полдень не был. Тот не слышал тишины.

Висит почтовый ящик, разинув рот. Народ конверты тащит. Народ, народ. Но посинел от холода, он всё висит, сосульковую бороду растит, растит. А письма не кончаются любимым, дорогим. Но письма назначаются другим, другим. А я возьму оранжевый весёлый карандаш и нарисую праздник, и солнышко, и пляж. И ящику почтовому пошлю письмо, как старому знакомому, — весёлое письмо!

Из палки шпагу сделал я — И Колька сделал тоже. Мы с ним давнишние друзья, Мы с ним во всём похожи. Я мушкетёр, он мушкетёр — Нам некого бояться. Мы с ним пошли на задний двор И стали там сражаться. Сначала я его сразил, Он отступил к стене, Потом собрал побольше сил И дал мне по спине. Реветь мы громко не могли — Ведь мы же мушкетёры, А мушкетёры всей земли В бою решали споры. — Я победить тебя могу. — Сказал сердито Колька, — Давай бороться на снегу, Без этих палок только. И он подпрыгнул, как петух, Взъерошенный и красный. Пусть Колька мой давнишний друг, Но он хвастун ужасный. В сугробе было хорошо. Мы там лежали оба. К нам строгий дворник подошёл И вынул из сугроба. — Вы, — говорит, — у нас одни Такие бузотёры. А мы совсем не драчуны, Мы просто мушкетёры.

Горбатые сугробы, как белые слоны. А ну, догнать попробуй, попробуй догони! Закат пылает рыжий, поют ветров басы, и к лесу рвутся лыжи — курносые носы. Бегу лесной пустыней сквозь запах смоляной, и ветер тенью синей бежит за мной.

Удивительное дело: По горе в петом снегу Я взбираюсь очень смело, Только съехать не могу. Подхожу к лыжне поближе, А внизу пеньки торчат. И сейчас же сами лыжи Быстро пятятся назад. Я стою себе в сторонке К спуску страшному спиной. Засмеялись две девчонки. Неужели надо мной? Я гляжу в пустое небо. Может быть, я просто трус? Никогда я трусом не был. Никого я не боюсь? Вот сейчас… Ещё немножко… Я лечу, лечу, кричу! Мчится снежная дорожка, Я от счастья хохочу. Вдруг девчонка на дороге Ближе, ближе, ближе… Ой! Мы лежим вдвоём в сугробе, В снег зарывшись головой. Мне смешно, девчонке тоже. Я свалился, как мешок. Мы от смеха встать не можем. До чего же хорошо!

Синий зал. высокий, большущий, — этот вокзал самый светлый и лучший. Не ждут на вокзале людей поезда — здесь в дальние дали уходят суда, дороги в любые моря-океаны, во льды голубые и жаркие страны, где ветер тугой шевелит апельсины, где воздух такой удивительно синий, где плети лиан заплетаются в косы, где зреет банан и орехи-кокосы. Другие картины, где снег и метели: там дремлют пингвины в снежной постели. Идут пароходы вдали от земли — медведи выходят встречать корабли. Но помнят матросы у рифов и скал, у льдов и торосов синий вокзал.

В водосточную трубу ветер дул, надув губу. Бу-бу-бу, ру-ру-ру!.. Ветки гнутся на ветру, скачет ветер-хулиган, в крышу бьёт, как в барабан. Машет синим рукавом — вверх, вниз. Листья в небо — кувырком! Берегись! Разойдись с дороги! Эй, там, впереди — уносите ноги!

Мальчик-дождик, веселый такой, машет солнцу прозрачной рукой: — Не мешай! Я по лужам скачу. Уходить не хочу, не хочу! — Дождь танцует на гулких зонтах, на кустах, на листах, на цветах — длиннорукий, беспечный, шальной, и капризный чуть-чуть, и смешной. То в окно барабанит, как гость, то за шиворот звонкую горсть бросит ловко — весёлый такой! И помашет прозрачной рукой.

Мы сидим на одеяле за кроватями, в углу. Ноги кренделем поджали, восседаем на полу. Колька в папиной папахе, я в рубахе до земли. Мы как будто шахиншахи, это значит — короли. — Эй! — кричит Танюшке Колька. — А подать нам… спелых фиг! Да смотри — побольше только. Да гляди быстрее — в миг. Захотим — потрём немножко два волшебных фонаря. И тигрицей станет кошка, стол и стул заговорят. Мы волшебники и маги. Пожелаем только — рраз! Как в большом универмаге, всё появится тотчас. И ходить не надо в школу — ешь пирожные с халвой! Только… Колька невесёлый. Он качает головой. Говорит мне: — Знаешь, Генка, надоело мне хотеть. У меня болит коленка этак кренделем сидеть. Ну их в баню, этих шахов. Шахи вывелись давно. Ты снимай свою рубаху, я сниму свою папаху — и айда смотреть кино!

У тучи круглые бока, помятые слегка. Плывёт дрожа, плывёт кружа, как старая баржа. Пришла она из дальних стран и встала надо мной. А небо — синий океан. А ветер — бьёт волной. А я по лестнице взбегу на тучу — и айда! Смотреть поля, смотреть тайгу, глядеть на города.

Накормите обжору, накормите огонь. Скачет бодро и скоро заколдованный конь. Вьётся грива игриво: под копытами треск, мчится прямо и криво через колотый лес. И в сиреневой пасти полыхает язык. топот слышится частый, слышен радостный крик. А потом присмиреет, притворится ручным и ладони согреет и потянется к ним.

Не дружу я больше с Сашкой, Не даю ему пенал. Он мне плюнул на фуражку И ногой её пинал. Я ему, конечно, тоже На портфель налил чернил, Но портфель из гладкой кожи — Сашка кляксу быстро смыл. А фуражка с кантом белым И блестящим козырьком, И с большим, натёртым мелом, Замечательным гербом. Щёткой жёсткой и колючей Каждый день по вечерам Чищу я её получше, Чищу только лично сам. А висит она в прихожей Рядом с маминым платком. На военную похожа Козырьком и ремешком. И пускай он знает, Сашка, На него я очень зол, Я не дам своей фуражкой Никому играть в футбол.

Вот и кончен долгий день. Ночь идёт на смену. Я луну набекрень, как берет, надену. А в авоську — жёлтых звёзд, и на гвоздь! А назавтра — вот так чудо! — весь народ разинет рот. В синем небе завтра будет всё совсем наоборот: день, а в небе звёзд, как в полночь, будто звёздам не до сна. Улыбается знакомым круглощёкая луна. А учёные запишут: стало небо голубей. Я пускаю звёзды с крыши, как почтовых голубей Захочу — поймаю тучу или молнию рукой. Я волшебник, я могучий, я такой!

От зари и до зари бьются с ночью фонари. А ночь чернее ворона, и ветер, и пурга, но не отступит в сторону железная нога. С мохнатой ночью вьюжной идёт суровый бой. Сражаться нужно дружно — со светлой головой.

Зеленые стрелы летят в города. Зелёные стрелы — поезда. Грохочут мостами мостами, мостами, на миг затихают в лесах И снова грохочут, грохочут, грохочут… А ну, храбрецы, догоняйте, кто хочет! А ну, потягаться попробуй, попробуй с ногами стальными, с железной утробой! Могучее сердце, могучая грудь. От Белого моря до Чёрного путь.

Что снится ночью поездам, на отдыхе стоящим? Наверно, быстрая езда, а может, белая звезда, навстречу им летящая? А может, гулкие мосты, мгновенные пролёты? А может, жёлтый зной пустынь, оазисы-сироты? Любую вещь, любой пустяк глаза видали эти, по рельсам сдвоенным летя, бродя по белу свету. О чём же думают они, спеша звенящим шагом? Какие ночью снятся сны железным работягам?