Если пройти через парк имени Воейкова, срезаешь большущий угол.

Витька пробежал по хрустким дорожкам, у бассейна с золотыми рыбками не удержался и, воровато оглянувшись, запустил в него камнем. Сторож за это надрал ему однажды уши, но, видно, слабо надрал — не помогло.

Витька перелезал через забор, когда совсем недалеко раздался протяжный жуткий рык.

Витька застыл на заборе. Ничего подобного он никогда не слышал… Вот! Вот ещё!

Низкий, глухой рёв переходил в утробный вой: «а-а-у».

«Леденящее душу рычание», — подумал Витька фразой из какой-то книжки. — Это, наверное, и есть «леденящее душу».

— Босяк ты, босяк, — раздался снизу спокойный старческий голос. — Ворота ведь — вот они, рядом. Нет, ему через забор, паршивцу, надо, штаны рвать.

Витька нетерпеливо отмахнулся рукой и шмякнулся на тротуар.

«Что это? Неужели лев? Откуда у нас в Зареченске львы? — думал он. — А может, мне кажется? Сторож-то ни капли не боится. Может, я с ума схожу? На львиной почве?»

Витька осторожно потрогал голову. Тёплая… Но тут звук повторился, и он, как подстёгнутый, понёсся вперед.

То, что он увидел на пустыре, рядом со своим домом, было так поразительно, что Витька невольно протёр глаза.

Там, где ещё сегодня утром рос будяк и мирно копошились куры, раскинулся странный шумный табор.

Разноцветные вагончики-фургоны стояли впритык друг к другу, образуя большую букву П; с десятка грузовиков весёлые люди в синих комбинезонах сбрасывали доски, верёвки, стальные тросы. Сгружали длинные скамейки, раскрашенные фанерные щиты.

К одному фургону были привязаны два унылых верблюда с вялыми, покосившимися горбами.

В стороне стояли три громадные клетки — две сдвинуты рядом, одна наверху. В клетках метались какие-то жёлтые стремительные звери.

— Львы, — выдохнул Витька, — это же львы! Посреди всей этой суматохи лежала гора брезента — серая морщинистая куча, будто на пустыре прилегло отдохнуть стадо слонов.

— Цирк приехал! — заорал Витька и бросился туда, в гущу весёлой и праздничной суеты.