Прошло два месяца.

Митька ходил в бассейн через день.

Он уже носил на куртке такой значок: бегун на синем поле, а внизу цифра II. Значок второго спортивного разряда.

Ни у одного пятиклассника в школе не было такого значка. Второй взрослый разряд — это вам не кот начихал.

Только у очень немногих старшеклассников были такие.

Теперь ему смешно было вспоминать и свои терзания и свои нелепые трусы на первом соревновании.

Мама купила ему прекрасные японские плавки — полосатые, просто загляденье. И Митька уже почти не выделялся среди ребят своей группы.

Почти, — потому что он был все-таки помладше других и самый на вид щуплый, даже нельзя сказать — щуплый, а просто потощее других.

Анатолий Иванович смеялся, говорил, что Митька еще не успел накопить мяса, а о жире и говорить нечего — кости, туго обтянутые кожей, да под ней витые веревки мышц, шмыгают, как юркие мыши.

Вообще-то по сложению своему Митьке полагалось бы плавать брассом.

Почему-то так уж получалось — тощие и длинные — брассисты, а поплотнее, пообтекаемей — кролисты.

Но Анатолий Иванович говорил, что нет правил без исключений и еще, что у Митьки талант от бога.

Он, конечно, не Митьке это говорил, а какому-то незнакомому пожилому дядьке, который пришел как-то на тренировку и внимательно разглядывал всех цепкими, колючими глазами. Неприступный такой дядька. Толстый — настоящая глыба-неулыба.

А потом их построили, и этот дядька подходил к некоторым и бесцеремонно ощупывал, оглядывал. Митьку тоже ощупывал. Больно ухватил его за плечо, помял, потом ткнул жестким пальцем в живот и хмыкнул.

«Во дает! — неприязненно подумал Митька. — Будто коней покупает, только что в зубы не глядит».

Митька видел, что и Анатолию Ивановичу это не больно-то приятно, он чуть заметно морщился, но не возражал — видно, дядька этот был каким-то плавательным начальством.

Потом тренер и начальство отошли и о чем-то долго говорили, и вот тогда-то Митька — уши топориком — и услышал про талант от бога.

Дядька чуть-чуть скривился и ответил:

— Тощ уж больно твой талант.

Анатолий Иванович рассмеялся.

— Были бы кости, мясо нарастет. Возраст у парня такой — так и тянется к солнышку. Что твой бамбук.

Потом они отошли дальше, и как Митька ни старался, ничего больше не услышал.

Но и того, что он слышал, было достаточно: Митька изо всех сил старался сдержать себя, не показать другим, что его просто распирает от гордости.

После прихода этого важного дядьки группу разделили.

Митьку и еще шестерых продолжал тренировать Анатолий Иванович, а остальных — новый тренер, молодой парень.

И Митька сразу почувствовал перемены. На семерых им дали целый бассейн, четыре дорожки, а раньше всей группой тренировались на двух.

И нагрузки заметно возросли — плавать стали больше: и с доской, и одними руками, и просто так, и на время чаще.

Сперва Митька радовался этому — он вообще готов был не вылезать из бассейна хоть целый день.

Но через некоторое время, недели через три, что-то случилось.

Он стал выходить из воды вялым и нерадостным.

Если раньше он приходил домой и набрасывался на еду, к великому маминому удовольствию, как молодой волк, то теперь есть вообще не хотелось, а хотелось сразу лечь спать.

Митька чувствовал себя очень усталым, но изо всех сил старался не показывать этого, старался не отставать от других.

Он уже не с таким удовольствием, как прежде, прыгал в воду, а даже с какой-то робостью. Но когда, как обычно после тренировки, Анатолий Иванович спрашивал каждого про самочувствие, Митька старательно улыбался и говорил — прекрасно.

Первой это Митькино состояние заметила Таня. Она часто приходила в бассейн поглядеть на Митькины тренировки, садилась наверху, на трибунах и глядела, а потом они вместе шли гулять.

— Ты, Митька, как дельфин, блестящий такой и фыркаешь, как дельфин, я их с парохода видела, когда мы с папой из Одессы в Батуми плыли. Я и сейчас, когда сижу на трибунах, часто думаю, будто я снова на пароходе, а вы там внизу — дельфины. И знаешь, так иногда здорово забываешься, кажется, будто все по правде, даже хочется кинуть вам кусок булки.

Таня смеялась, и Митька тоже смеялся — ему было приятно.

Ребята спрашивали — что за девчонка сидит? Сестра?

— Ага, сестра, — отвечал Митька, и ему с Таней очень нравилась эта выдумка.

Один раз он даже чуть не дал по шее Свирину, семикласснику, который решил проводить Таню домой и даже в кино приглашал.

Митька тогда сам удивился тому, как рассвирепел, будто Таня и вправду его сестра. Свирин даже обиделся:

— Что я ее съем, что ли, — говорил он, — просто лишний билетик есть.

— Вот и пригласил бы меня, — ехидно ответил Митька.

— Еще чего! Ишь, гусь лапчатый! — оскорбился Свирин.

И вот теперь Таня внимательно оглядела скучного Митьку и спросила:

— Слушай, ты какой-то странный стал. Ты, Митька, не заболел ли?

— Да нет, — нехотя ответил Митька, — сам не знаю. Чего-то спать все время охота, даже в воду лезть не хочется.

— Ну да?! — Таня так удивилась, что даже споткнулась. — Тебя же из воды за уши не вытащишь! Нет, ты, наверное, заболел.

— Не заболел я! Вчера медосмотр был. Просто… просто я здорово устал, Танюха, — выдавил из себя Митька. И вдруг его прорвало, он заговорил торопливо и горячо. — Понимаешь, что-то со мной случилось, будто это не я, коленки, как тряпочные. Ты знаешь, — он понизил голос, — я даже боюсь в воду лезть. Что-то со мной случилось, сам не понимаю.

— Митька, ты должен сказать Анатолию Ивановичу, — твердо сказала Таня.

— Ты что?! — испугался Митька. — Хочешь, чтобы меня из бассейна поперли? Во дает — Анатолию скажи!

— Митька, чудак, ты же плавать не сможешь! Чем дальше, тем больше будешь уставать. А что тогда на соревнованиях будет? Обязательно скажи!

— Еще чего! Как-нибудь само пройдет. Не буду я ничего говорить.

— Тогда я скажу!

— Да ты… да ты… — Митька задохнулся от злости, — только попробуй!

— А что будет? — спросила Таня, и глаза у нее настороженно сузились. — Поколотишь?

— А что? За такое и по шее можно дать. Какое твое дело?

— А я думала, мы друзья, — тихо сказала Таня и пошла от Митьки прочь.

Митька догнал ее, тронул за рукав.

— Ну, не сердись, — сказал он, — конечно же, мы друзья. Только… только я боюсь.

А через день посреди тренировки раздался свисток, Анатолий Иванович велел выйти Митьке из воды, поманил его к себе пальцем.

Тренер даже побледнел от гнева.

— Ты что же это, Линев? — тихо спросил он. — Что же ты меня обманываешь? Думаешь, я тебя просто так каждый день спрашиваю о самочувствии? Ты хочешь и себя и хорошее дело угробить?

— Какое дело? — растерянно спросил Митька.

— А такое — проверяется новый метод тренировки. Ты его проверяешь. Ты вроде испытателя, а врешь. Представляешь, если бы летчик-испытатель врать начал? Сколько бы потом пилотов угробилось на его самолете?

— Да я ничего… Я ведь не знал.

— «Ничего»! Ты погляди на себя — губы серые! Ешь плохо?

— Плохо, — сознался Митька.

— Плавать расхотелось? В сон клонит? — продолжал расспрашивать тренер.

Митька пожал плечами и отвернулся.

«Выгонят», — обреченно и как-то равнодушно подумал он.

— Все ясно! Две недели к бассейну близко не подходить! — Анатолий Иванович нахмурился, помолчал. — Может быть, придется тебя с соревнований снять, — задумчиво сказал он и добавил: — А жаль.

— Как же так, — вяло запротестовал Митька, — столько тренировался… Что же теперь делать?

— Сам виноват. Сказал бы раньше, другой бы режим тренировок получил, все было б в порядке. А теперь гуляй. Что делать? Да мало ли что — на лыжах катайся, на каток ходи. Только в бассейн — ни-ни. А потом поглядим.

Голос у Анатолия Ивановича был уже помягче, но… все равно это было очень плохо. Митька долго-долго одевался. Непривычно было сидеть одному в пустой раздевалке. «Предательница, — думал он, — вот свяжись с девчонкой. Все они предательницы».

Митьке хотелось разозлиться на Таню, он распалял себя всякими словами, но… почему-то разозлиться по-настоящему никак не удавалось.

Он вышел из бассейна, побрел домой.

«Все равно разговаривать не буду, — подумал он и тут же засомневался, — а может, не стоит? Может, она правильно сделала?»

Он постоял немного, потом махнул рукой.

— А, ладно! Поглядим! Ну их всех. Я спать хочу.