— Ты боишься? — тихо спросил Димка.

Тамико поглядела на него долгим задумчивым взглядом, как бы колеблясь, стоит ли рассказывать этим едва знакомым мальчишкам то, о чем она и сама-то старается не думать. Потом сказала:

— Боюсь. Я сейчас и боюсь и радуюсь. Знаешь, все перепуталось. Я и сама не очень-то понимаю, хорошо мне или плохо. Я жду.

Мальчишки молчали, серьезные и хмурые, ошеломленные впервые встретившейся им в жизни огромной несправедливостью. И бедой. Такой бедой, где никто не виноват, где ничем нельзя помочь и слова утешения ничего не значат.

Все трое чувствовали себя немножко виноватыми оттого, что они такие здоровые и счастливые.

Первым пришел в себя Димка. Он всей кожей чувствовал наступившую тишину — тугую и неловкую. И Димка сказал, может быть, чуточку оживленнее, чем было надо:

— Пошли, ребята, на базу. Гичку красить будем. А Тамико нам поможет. Она художница, в красках лучше нашего понимает. Пошли?

— Точно! — подхватил Жорка. — Пойдем, Тамико? Там очень здорово. У нас там приятель есть — тренер. Олег Баранов. Он бывший чемпион. Олег нам лодку дал. Покрасим ее и можно кататься.

Тамико вскочила.

— На лодке?! Ой, мальчики, я так хочу на лодке! Чтобы лететь по воде, и брызги чтоб, и ветер! Я ведь никогда в жизни еще не пробовала!.. А вдруг и не попробую? — глаза у Тамико стали такие испуганные, что нестерпимо было глядеть. — Быстро чтобы, как вихрь, — тихо добавила она.

Мальчишки переглянулись. Они одновременно подумали об одном и том же. И поняли это. Владик и Димка посмотрели на Жорку.

— Когда тебя в больницу кладут? — спросил он.

— Дня через три, — ответила Тамико.

— С Демьянычем потолковать надо, вот что. Это мой отчим, — пояснил Жорка Тамико, — он на спасательном катере работает, на глиссере. Вот там скорость так скорость. Ветер слезы из глаз выжимает. Сегодня же вечером с ним поговорю. Он вообще-то дядька добрый. Только бы настроение у него было хорошее.

— Да, на катере это… конечно! Что говорить. Только на лодке тоже хорошо. Пойдем, Тамико, с нами, — сказал Димка.

— Мальчики, я-то очень хочу, только как же мама? Она беспокоиться станет. А сейчас ее дома нет. И тетя Таня на работе.

— Это же здесь рядом. Ты ей записку оставь. Положи на скамейку и все тут, — предложил Владик.

— Эх, ладно! Была не была! — махнула рукой Тамико. — Уговорили.

* * *

— Ты погляди на себя, Жорка, — хохотала Тамико, — на кого ты похож! Мамали! Настоящий мамали.

— А кто такой мамали? — смеялся Жорка.

— Мамали по-грузински — петух. Ты всю краску на себя извел: нос зеленый, щека красная, волосы дыбом, как гребешок. На «Акулу» краски не хватит.

— Петух? Это здорово — петух! Тамико, нарисуй мне на груди петуха. У всех моряков на груди что-нибудь нарисовано. Татуировка. Я бойцовый петух! Я старый морской волк! Нарисуй мне петуха.

— Ох, Жорка! Ох, Жорка! Как ты только домой явишься? Ты что, нарочно разукрасился? — никак не могла остановиться Тамико, поглядит на Жорку и заливается. — Ты индеец.

— Я индеец! Я вышел на тропу войны. Сейчас со всех вас скальпы поснимаю, — Жорка делал зверское лицо и размахивал кистью. — Как по-грузински победа?

— Гамарджвеба.

— Ура! Гамарджвеба!

Жорка прыгнул на Владика. Оба покатились по пирсу. Димка подскочил, навалился, столкнул их в воду.

Бултых! Только брызги полетели. И сам за ними следом — бултых!

Они барахтались в воде, возились и украдкой поглядывали на Тамико.

Она сидела на краю пирса, болтала босыми ногами и смеялась.

А потом Тамико нарисовала на Жоркиной груди петуха. Он ее все-таки уговорил. Пристал как смола. И Владик с Димкой поддержали.

Тамико согласилась. Пусть. Акварельную краску легко смыть.

Петух получился великолепный. С разноцветным хвостом, взъерошенный и драчливый.

— На тебя похож, — сказала Тамико.

— Эх, красота какая. Теперь и купаться-то жалко будет, — сокрушался Жорка, — надо было масляной рисовать.

Димка принес в консервной банке бензин. Сообща оттерли Жоркины нос и щеку. Помогли друг другу отчистить руки.

Жорка осторожно тер мочалкой ладошку Тамико, и его руки казались большущими и грубыми рядом с ее.

Он вдруг почувствовал, как сердце его наполняется нежностью к этой славной девчонке. И он весь напрягся, затаился, чтобы она не заметила этого. Ему вдруг захотелось, чтоб ей сейчас вот, немедленно угрожала страшная опасность, чтоб он мог броситься и защитить ее, и биться до конца — яростно и бесстрашно.

Жорка огляделся, но защищать ее было не от кого.

«Катер я добуду!.. В лепешку расшибусь, а уговорю Демьяныча. Все сделаю, чтоб ей хорошо было, чтоб весело. Два дня только осталось, всего два дня!..»

— Завтра снова придем. Закончим, — сказал Димка.

— Придем, — сказала Тамико.

— Жалко, Олега сегодня не было. Лодочка-то, вот она — почти готова, — Владька довольно ухмыльнулся.

Ребята вышли за ворота. Солнце пробивалось сквозь листья, и все вокруг было облито зеленоватым прохладным полумраком. Звонко гомонили птицы.

В высокой траве дрожали золотые пятна. Яркие солнечные пятна были очерчены четко, как пером. А воздух был пряный.

Тамико настороженно остановилась. Ноздри ее трепетали. Она подняла руку.

— Мальчики, вы чуете? — шепотом спросила она.

— Что? — тоже шепотом отозвался Владик.

— Трава пахнет солнцем!

Мальчишки принюхались. Зашевелили носами. Как пахнет солнце? Кто его знает? Они никогда как-то не думали об этом.

— А правда — солнцем. Наверное, так оно и пахнет, — отозвался наконец Димка.

— Ага. И еще земляникой, — сказал Жорка.