— Как же… мель… черта с два, — бормотал Димка.

Он только что вынырнул и держался поодаль от катера, тяжело со всхлипом дыша — слишком уж долго проторчал под водой.

На барже показался заспанный дед в трусах и драном распахнутом ватнике. Он поскреб заросшую седой шерстью грудь и сказал:

— Крепко вы, однако, попались, цуцики. Табак ваше дело. Теперь, хе-хе, соседями будем.

И, проскрипев эти зловещие слова, странный дед пропал. Будто в люк провалился.

Жорка, Владик и Тамико тревожно уставились на Димку.

— Дим, не томи! Что там такое? — спросил Жорка.

— А вот что!

Димка показал расцарапанную руку.

— И ногу рассадил, и грудь. Колючая проволока… Здоровенный клубок. Хорошо еще, что с носа прыгнул. Кажется, винт запутался. Сейчас еще погляжу.

— Не надо! — вырвалось у Тамико.

Но Димка уже нырнул.

Так вот оно что-о! Проволока! Попались, значит. Без водолазов катер не вызволить. Жорка так ясно представил, как он приходит к Демьянычу, перепуганный и жалкий, будто нашкодивший щенок, что даже застонал сквозь зубы. Проволока! Черт бы ее побрал! Он глядел на воду, но не видел ее, а видел лицо разъяренного Демьяныча и со всей безнадежностью понимал, что нет теперь ему, Жорке, никакого оправдания. И прощения тоже нет.

И самое главное, самое ужасное, что орать на него, Жорку, станут при Тамико, потому что она будет в катере, ей, как Владьке и Димке, не удрать — плавать не умеет.

О-о-о!

И разве Демьянычу втолкуешь теперь, что катер не для баловства взят, а для Тамико.

Нет! Нет! Лучше уж помалкивать, а то Демьяныч и на нее наорет. А она-то при чем?

Все эти мысли носились, толкались в бедной Жоркиной голове, ему почудилось, что голова распухла, стала большая и теплая, как тыква на солнце.

А где Димка? Жорке показалось, что прошло уже сто лет. Димка! Он запутался там, в этой проволоке!

Жорка ошалелыми глазами взглянул на ребят. Владька судорожно стаскивал сандалии, а Тамико встала, с ужасом глядя на воду, и губы ее что-то шепчут.

Жорка вскочил. Он уже поставил ногу на скамью, собираясь сигануть за борт, но тут вода раздалась с шумным плеском и показалась Димкина родная, красная, самая лучшая на свете физиономия с выпученными глазами.

Еще не отдышавшись, Димка жестом показал, что дело плохо.

Потом подплыл к носу, передохнул малость и тяжело перевалился через борт.

На ноге его от лодыжки до колена багровели царапины и на груди тоже.

— Такой… вот такой, понимаешь… ком… тугой… винта не видно, — сказал он.

Ребята долго молчали. Говорить не хотелось. О чем тут толковать?

Потом Жорка вздохнул и тихо проговорил:

— Пошел я, ребята. За Демьянычем. Сдаваться пошел.

Владька сидел, опустив голову, ссутулившись. Он похож был на замерзшего нахохлившегося воробья.

А Тамико глядела на Жорку с такой жалостью и тоской, что ему хотелось зареветь.

Как же все это глупо, по-идиотски получилось! Да… не зря, видно, Демьяныч сопляками их обзывал.

Жорка снова вздохнул и стал медленно стаскивать штаны.

— Нет уж! Ты погоди за Демьянычем бежать, — сказал вдруг Димка, — ты уж, Жорка, погоди.

Все обернулись к Димке. Заметно было, что он здорово волнуется.

— Что ж это, ребята?! Небось, когда катер угоняли, смелые были, самостоятельные люди, а как приперло, сразу к Демьянычу? Надо чего-нибудь придумать.

— А что тут придумаешь? — вяло отозвался Владька.

— А то! Сперва к Олегу сбегаем. Он поможет. А нет, так сами. У меня план есть, — твердо сказал Димка.

И Жорка как-то сразу ему поверил, ободрился и подтянулся.