Прошло два месяца. Друзья у меня замечательные. Всё поняли и больше вопросов не задавали. А я ни на шаг не отпускал от себя Катю. Всё вместе. Вместе в универ и из универа. Вместе по магазинам. Вместе готовились к семинарам и экзаменам. В свободное время водил Катю в музеи, на выставки. Свозил на выходные в Питер, познакомил с отцом (мне показалось, что они понравились друг другу). Мы гуляли по Невскому, сидели в уютных Питерских кафешках, пробежались по Зимнему, решив, что в следующий раз обязательно посвятим музею дня три.
Вечерами мы залезали на подоконник, и я рассказывал Кате о себе, о детстве, школьных годах. Рассказал немного о службе в десантных войсках. Игнорируя стенания матери и презрев её слабые попытки откосить меня от армии, я честно отслужил. Попал в горячую точку, но повезло. Остался жив... Рассказал о том, как объездил полстраны. Как помогал другу строить дом недалеко от Ейска, как ловил омуля в Байкале и охотился на песца на Ямале, как высаживал молодые ели в заповеднике на Урале и сплавлялся на рафте по рекам Карелии. Рассказал о матери, об отце. Родители мои развелись давно, когда мне было года два, но ребёнком я это даже не почувствовал. Жил с матерью, а на каникулы уезжал к отцу. Для меня было совершенно нормальным, что мать живёт в Воронеже, а отец - в Питере.
Катя немного оттаяла, стала чаще улыбаться и - что очень важно - поведала о себе. Правда, всё больше о жизни с отцом. Когда девушка говорит об отце, её глаза загораются: "Даже когда ему исполнилось восемьдесят три, он производил впечатление сильного волевого человека. Любой, самый высокий начальник вставал, когда отец заходил к нему в кабинет. Для отца не существовало слова не могу. Должен..."
В универ Катя продолжает ходить в гриме, очках и жутком свитере. Все знают Катю номер один. И только я знаю Катю номер два. Мою Катеньку...
В наших отношениях произошли значительные (по крайней мере, так утверждает Дитрих) изменения. Катя мне позволяет целовать её руки. Как-то она порезала палец, и я его лечил, смазывал йодом, бинтовал. Потом осторожно стал перебирать остальные. Она притихла, задрожала, как берёзовый лист на ветру, её дыхание участилось, но руки не отняла. Это был хороший знак, и я продолжил очень осторожно гладить тонкие пальчики. Постепенно она успокоилась и даже позволила мне поцеловать каждый пальчик и ладошку...
Прикосновения к щекам, губам, лбу, шее пока ещё под запретом, но мне разрешено втирать в кожу головы специальный состав, чтобы ускорить рост волос. Они у неё пока короткие, но необыкновенно мягкие и шелковистые.
***
Скоро Новый год, экзамены мы с Катей сдали экстерном, появились свободные дни и у меня созрел план...
Сначала я хотел увезти моего ангела в Воронеж, но потом понял, что для полного "счастья" нам не хватает ещё моей депрессии, а в Воронеже всё будет напоминать о матери. Нет! Это совсем не вариант. И я решил увезти девушку на Урал (у меня там друг). В поход! Дней на пять. Ночевать в охотничьем домике... Катя пришла в неописуемый восторг от этой идеи, её даже уговаривать не пришлось. Вместе мы купили спальники зимние, тёплые вещи и так, кое-что по мелочи...
И вот свершилось! Мы отправились в поход. Сначала самолётом до Перми, потом электричкой до станции Кын, а оттуда на лыжах до деревни Моховляне с ночёвкой в лесу и домой - такой у меня был нехитрый план, пока не вмешалась судьба-злодейка, своей корявой рукой спутав все карты.
Ничего не предвещало неприятности. Зимнее солнце светило до рези в глазах. Куда ни кинь глаз - белый, искрящийся снег. Ветра нет, а воздух кажется хрустальным: тронь и запоёт, зазвенит. И Катя преобразилась. Казалось, что она впитала в себя чистый, морозный воздух зимнего леса и светилась изнутри.
Неспешным шагом мы прошли километров пять, когда с вершины горы я увидел избушку - охотничий домик. Ещё немного и можно отдохнуть. Прикидывая расстояние до избушки, не сразу заметил опасность, которая таилась под горой.
- Катя, стой! - закричал, но было поздно, девушка уже неслась с горы.
Она не видела, что успел заметить я: небольшой бугорок и полынью прямо на её пути. Я тоже помчался с горы, не выпуская из виду тонкую фигурку. Катя подскочила на бугорке, как на трамплине и плюхнулась прямо в воду. Повезло в одном. Речка оказалась неглубокая и лыжи не дали Кате провалиться в полынью полностью.
Вытащил девушку из воды, начал отстёгивать лыжи, Катя вскрикнула.
- Больно? Где?
- Лодыжка.
- Потерпи, ангел мой. Тебе нужно срочно переодеться. Совместными усилиями мы стянули с Кати, покрытые ледяной коркой штаны, куртку, ботинки, носки и надели всё сухое. Потом я достал свои тёплые шерстяные носки и свитер и тоже надел на девушку.
- Я ощущаю себя капустой, - закапризничала Катя. Переодевание прошло так быстро, что девушка не успела это осознать.
- Ничего. Нам бы только до избушки добраться.
Я вытащил из рюкзака все вещи, проделал в нём две дырки, положил на дно спальники, посадил на них Катю, затем по максимуму забил рюкзак тёплыми вещами и, надев его на плечи, встал на лыжи и пошёл к, замеченной мною ранее, избушке.
Часть вещей и вторые лыжи пришлось оставить. Приду за ними позже.
Только мы добрались до избушки, началась метель. Я бережно уложил Катю на кровать, нашёл на полке керосиновую лампу, зажёг, огляделся. Кровать, стол, лавки около стола, печка.
Через полчаса в печке весело потрескивал огонь, на огне кипел чайник, в котором таял снег, на столе стояла нехитрая посуда: две железные миски, две кружки и алюминиевые ложки. Нашлась в избушке крупа, чай, сахар и сухари в жестяных банках, консервы.
- Если мы всё тут поедим, что потом хозяин скажет.
- Не волнуйся, ангел мой. Это охотничья избушка и здесь всё припасено именно для такого случая.
Я подошёл к Кате, сел перед ней на корточки.
- Катя, мне нужно посмотреть твою ногу.
Девушка напряглась, но всё-таки кивнула. Я осторожно стал стягивать с неё носки, один за другим. Катя скривилась от боли, но не закричала, а только прикусила губу. Нога опухла, с внешней стороны небольшой кровоподтёк. Деформации ноги в области сустава нет.
- Двигать стопой можешь?
Катя пошевелила стопой и вскрикнула.
- Нет, очень больно.
Я удовлетворенно вздохнул, как спортсмен, на своём веку насмотрелся на переломы и вывихи.
- Могу тебя обрадовать. Похоже просто растяжение.
Достал из аптечки эластичный бинт и зафиксировал больной сустав повязкой. Надел носки, потом скатал свою куртку и положил ногу девушки на возвышение.
- Вот теперь всё хорошо. Сейчас главное покой. Три-четыре дня и будешь бегать как молодая козочка.
Катя печально улыбнулась.
Вскипел чайник. Я напоил девушку ароматным травяным чаем с сухарями, закутал её в один из спальников и только тогда понял, как устал. Сил больше не было и я, завернувшись в другой спальник, повалился на кровать, даже забыв спросить Катю, можно ли лечь рядом с ней.
Проснулся оттого, что замёрз. За ночь огонь в печке погас, а я почему-то лежал, укрывшись тоненьким одеяльцем, а моим спальником, поверх своего была укутана Катя. Вспомнил, как проснулся ночью от стонов девушки, как укутал её и качал на руках, словно маленького ребёнка, пока она не успокоилась. Она так и не проснулась, но утихла, и стонать перестала. Каюсь, но я ей в чай немного снотворного подсыпал.
Встал, оделся, растопил печь. Достал тушёнку, крупу. Можно сварить кашу. Живы будем, не помрём.
Попытался выйти на улицу. Метель уже стихла, но снегом замело дорожку прямо до двери. Очистив выход, набрал снега в кастрюлю и чайник, и занялся готовкой. На полке стоял старенький радиоприёмник, включил его, и избушку наполнили звуки песни:
Зима - пора ночей холодных и бессонниц,
Метелью город наш пытается с лица земли стереть.
Ты протяни мне в эту ночь
Застывшие свои ладони.
Я их дыханием своим помогу тебе отогреть...<*>
За работой не заметил, что Катя проснулась и смотрит на меня.
- Доброе утро, ангел мой.
- Доброе. Почему ты встал? Ещё рано. Так темно.
- Темно, потому что метель не прекратилась и окошко снегом занесло. Уже двенадцать. Сейчас тебя кормить буду.
- Мне бы умыться и... в туалет.
Снег растаял, и с умыванием проблем не возникло, а вот с туалетом пришлось повозиться. На ногу Катя ещё вставать не могла, а мою помощь принимать категорически отказывалась. Пришлось сооружать импровизированную загородку из одеяла. С горем пополам, справились.
Так прошло ещё два дня. Катя всё больше и больше мне доверяла, не деревенела, когда я к ней прикасался. Метель закончилась. Девушка уже потихоньку передвигалась по избе. Я сходил за оставленными вещами и планировал двигаться в деревню завтра - послезавтра, но опять вмешалась судьба-злодейка.
На следующий день - мы только-только позавтракали - на улице послышался рёв моторов.
- Кажется, к нам гости. - Накинув пуховик, я выскочил на улицу и увидел приближающиеся к избушке снегоходы. На одном из них сидела разъярённая Элена.
- Где моя дочь? - закричала она. Спрыгнула рядом со мной в снег, и влепила такую пощёчину, что в голове загудело.
"Да, - я невесело ухмыльнулся. - Что-то последнее время мне везёт на тычки и затрещины".
- Мама, не смей! - Катя стояла на пороге избушки, кривясь от боли.
Элена с меня перекинулась на дочь.
- Боже мой, Кейт! С тобой всё в порядке?
Через несколько часов мы сначала на снегоходах, потом на мини-автобусе благополучно добрались до Перми, и разместились в гостинице.
Элена всю дорогу сверлила меня злобным взглядом и уже в гостинице прошипела:
- Через полчаса чтобы был у меня в номере.
- Я пойду с ним. - Катя напряглась.
- Нет, - отрезала Элена. - Мне надо поговорить с молодым человеком наедине.
Я уложил Катю в кровать. Заказал в номер горячего чая с булочками.
- Пей чай и не беспокойся. Всё будет в порядке, - заверил Катю и направился в номер её матери.
- Ты что творишь? Ты мог её погубить! - наскочила на меня Элена с искажённым от гнева лицом, как только я вошёл.
- Успокойтесь. У меня всё было под контролем.
- Под контролем?! Девочка сломала ногу. Вы одни, в пургу, дорог нет! - Женщина нервно мерила шагами комнату.
- Да выслушайте же меня! Сядьте! - заорал я, садясь в удобное кресло у окна.
Женскую истерику можно остановить или окриком или пощёчиной. Бить Элену я, понятное дело, не мог, хотя моя щека до сих пор горела.
Элена села, зло на меня посматривая. Я досчитал до десяти успокаиваясь...
- У меня был замечательный план, как вытащить вашу дочь из депрессии. Я консультировался с Дитрихом, согласовал с ним всё! Он должен был с вами связаться...
- Дитрих не звонил мне... - начала Элена и осеклась. - Вот, дьявол! Я же после Австралии не сменила симку, а второй телефон заблокировала... - Элена порылась в сумке и после нехитрых операций выдохнула: - Семь непринятых звонков от Дитриха. Чёрт! Понимаешь, Ник... мне сообщили, что поймали подонка, который издевался над Кейт, и она нужна для опознания... Я ей звонила два дня... Абонент недоступен... Обычно дочка мне всегда перезванивала, а тут молчание... Дома её нет. Тебе звоню - ты не отвечаешь. Я запаниковала и не смогла трезво оценить ситуацию... Подумала, что произошло что-то ужасное... Слишком свежи воспоминания...
- Ладно, проехали... В этом лесохозяйстве егерем служит мой друг. Дитрих сказал, что Катю надо встряхнуть... Вот я и вспомнил про Андрея. Мы с ним вместе служили. Я гостил у него прошлой зимой, излазил его хозяйство вдоль и поперёк. Андрей здесь знает каждое деревцо, каждый ложок. Мы договорились, в случае чего, он заберёт нас с заимки через пять дней. Всё было под контролем.
Я замолчал. Что сказать? Я был зол. Ещё немного и Катя бы мне доверилась, а теперь... Всё заново? Элена тоже молчала, постукивая ноготками по деревянному подлокотнику кресла.
Молчание прервал телефонный звонок.
- Ало... Да, он у меня... Не волнуйся, ничего я твоему другу не сделаю... Через полчасика отпущу, - поговорив с Катей (нетрудно догадаться, что это была она), Элена посмотрела на меня. - Волнуется. Ты ей нравишься.
И тут я осознал, что Катя тоже мне небезразлична.
- Элена, я сделаю всё, чтобы Катя была счастлива. Я вытащу её из мрака. Обязательно вытащу. - Прикоснулся к горящей щеке и усмехнулся: - Хорошо, что вы просто дали мне пощёчину...
Элена взглянула на меня.
- Да уж! Боюсь предположить, что она сделает, когда узнает, что ты выполняешь моё задание...
- Не узнает. Я ей не скажу, да и вы - тоже, а больше некому.
- Что ты думаешь насчёт опознания?
- Плохо. Она ведь только в себя начала приходить. Но, с другой стороны, ей надо освободиться от этого груза. Нужно с Дитрихом посоветоваться.
Элена покачала головой, соглашаясь со мной. Я поднялся, собираясь уйти.
- Николай, - остановила меня Элена. - Спасибо...
- Ник! - Катя вышла из комнаты, немного прихрамывая, дотронулась до моей щеки, а глаза виновато-печальные.
- Всё хорошо. Элена просто меня отругала за тебя. Она права.
- Ник, прости меня.
- За что, ангел мой...
- За то, что не сказала. Пойдём, - Катя взяла меня за руку и повела в комнату. - Садись. - Указала на диванчик, а сама села напротив в кресло, руками расправляя несуществующие складки на узких джинсах и рассматривая свои колени.
Потом подняла на меня глаза и улыбнулась стеснительно как-то, одними губами, а глаза - вот-вот расплачется.
- Мне трудно об этом говорить, поэтому, пожалуйста, не перебивай. Просто послушай. Я решила тебе рассказать ещё там, в охотничьей избушке. Не могу больше это держать в себе...
Девушка замолчала, а я замер, боясь пошевелиться. Неужели Катя решила освободиться от воспоминаний и поделиться ими со мной. "Давай же, девочка", - мысленно подбадривал я её.
- Ник, ты знаешь, как мама меня нашла?
- Нет, - соврал я.
- У меня в серёжке - маяк. Не сердись, что не сказала тебе. Там было так хорошо. В этой избушке с тобой... Вот только я не подумала, что мама так быстро нас найдёт.
Мне хотелось закурить, горло пересохло, но я терпеливо ждал... Катя начала рассказ. Сначала рассказала то, что я уже знал. Потом немного помолчала и выпалила:
- Я не шлюха, Ник. У меня ещё не было мужчины, поверь...
- Ангел мой...
- Не перебивай, пожалуйста. Я хочу рассказать о...
Катя тяжело вздохнула и, опустив глаза в пол, начала... Во всех подробностях... У меня, отслужившего в армии, видевшего и смерть, и грязь, и кровь, мурашки бежали по коже... "Тварь, ублюдок", - я так сжал кулаки, что ногти впились в ладони.
Катя замолчала, но глаз не подняла. Я прошептал:
- Ангел мой. Я хочу обнять тебя.
Катя посмотрела на меня полными слёз глазами.
- Тебе не противно, ведь я - меченная? Он сказал, теперь все будут знать, что я шлюха и блядь.
- Ты самая нежная, милая и славная девочка... А он... Забудь про него. Он никто. Его нет, потому что такие твари не должны жить на земле... Иди ко мне...
- О, Ник... - Катя поднялась с кресла и сделала робкий шажок в мою сторону, улыбнулась своей бесконечно застенчивой улыбкой. - Мне страшно...
- Не бойся. Иди ко мне. Сделай эти пять проклятых шагов.
И она сделала их и оказалась в моих объятьях...
Катя уже целую вечность сидит на моих коленях, а я обнимаю её нежно, словно она самая хрупкая и бесценная вещь на свете.
Держу её руки в своих ладонях и вдыхаю запах её кожи. Чувство восторга переполняет меня, когда она сильнее прижимается, словно растворяясь во мне. Я прикасаюсь губами к пульсирующей венке около ключицы. Она напрягается всем телом, и её напряжение передаётся мне, отзываясь болью в сердце.
- Тихо, ш-шш, тихо, тихо, ангел мой. Всё хорошо. Всё хорошо, - шепчу я и смотрю на неё. Её ресницы подрагивают, как невесомые крылышки мотылька. Я почти не дышу. Я боюсь потерять эту близость. Она так прекрасна и она - моя. Она - самое дорогое, что может быть у человека на свете, и я так боюсь её потерять.