Космический корабль над чужой планетой. Четыре естественных спутника — «луны». Свет чужой звезды — местного «солнца».

В переговорном устройстве звучат голоса.

ГОЛОС БАБУШКИ. Максик, ты где?

ГОЛОС МАКСИМА. Да вот, только из прыжка вышел… Вижу планету. По-моему, ее нет в реестре.

ГОЛОС БАБУШКИ (язвительно). Новую открыл, вундеркинд, умничка… Университет уже раздумал оканчивать? Что, четыре года учебы — собачке под хвост?

ГОЛОС МАКСИМА (оправдывается). Ну почему раздумал? Я вернусь через пару дней…

ГОЛОС БАБУШКИ. Уже сколько раз ты говорил «пару дней»? Ты заигрался, по-моему, в космического волка! Тебе двадцать лет или двенадцать?

ГОЛОС МАКСИМА. В двенадцать лет люди не занимаются свободным поиском.

ГОЛОС БАБУШКИ. В двадцать УЖЕ не занимаются! Это не занятие для серьезного человека… Я все думала, что ты перерастешь… Скоро сессия, ты все провалишь, мать волнуется, отец… Ты звонил отцу?

ГОЛОС МАКСИМА. Позвоню.

Корабль тем временем снижается над планетой — полностью покрытой живописными облаками. Медленно облетает планету по орбите. Утопает в плотных облаках.

ГОЛОС БАБУШКИ. Тебе Дженни звонила три раза. Задурил девочке голову и смылся.

МАКСИМ (возмущенно). Ну ба, что ты говоришь!

ГОЛОС БАБУШКИ. Значит, так, во-первых, позвони отцу. он нервничает, что ты не готовишься к экзаменам. Во-вторых…

Корабль содрогается от взрыва.

* * *

Космический корабль терпит крушение.

Врывается в плотные слои атмосферы. Окутанный пламенем, опускается все ниже, несется над поверхностью планеты, тормозит… Его заносит…

В последний момент подключаются резервные посадочные двигатели. Корабль совершает аварийную посадку.

* * *

Рубка корабля. Мало-помалу восстанавливается освещение. В пилотском кресле Максим — парень двадцати лет, загорелый, крупный, атлетически сложенный. Из одежды на нем только серебристые короткие шорты. Он не то чтобы напуган — несколько ошарашен случившейся катастрофой.

Перед ним — приборная панель. Экран компьютера, сбоку на цветных кнопках — какие-то схемы-распечатки, пилотское удостоверение Максима, две фотографии: на одной Максим с друзьями. На другой мужчина и женщина лет под пятьдесят смеются, обняв друг друга за плечи, — отец и мать. Фото бабушки. Дедушки. Еще одной бабушки. Рубка уютная, обжитая — кусочек дома. Над пилотским креслом болтается собачка на пружинке. Максим трогает ее пальцем. Включает экран. Перед ним анимированная компьютерная схема: отчет о повреждениях корабля. Вмятины в обшивке, повреждены некоторые узлы. Экран мигает: компьютер слегка сбоит. Максим переключает картинку: отчет о повреждениях корабля сменяется таким же зримым отчетом о начале ремонта. Появляется шкала-линейка: как всегда, когда компьютер выполняет какой-то процесс. До конца ремонта остается всего несколько минут.

Максим облегченно потягивается в кресле.

* * *

Максим опасливо выглядывает из приоткрытого люка. Втягивает в себя воздух — сперва осторожно, потом уверенно. Морщится от вони.

Корабль стоит в воронке — земля потрескалась от высокой температуры, песок застыл стеклом. Максим удрученно вздыхает: да, насвинячил… Осторожно ступая по горячей земле, поднимается вверх, на гребень, и перед ним раскрывается потрясающей красоты местность: леса, холмы, неподалеку речка течет. Солнца не видно — все небо матово светится. Теней, естественно, нет.

Все залито однородным мягким светом.

Максим глубоко вдыхает запах чужой планеты. Улыбается. Бежит к реке, Как беспечный дачник. На ходу врывается в воду… И сразу же выскакивает обратно, с отвращением отряхиваясь. Вода — оказывается — покрыта неприятной пленкой, она странного цвета, нечистая. Максим снимает с тела какие-то приставшие ошметки, срывает пучок травы, чтобы вытереться, — трава расползается в ладони, будто комок гнили. Максим, гадливо морщась, вытирает руки о шорты. Оглядывается — роскошная фантастическая природа, с виду все так заманчиво… Максим сокрушенно качает головой, поворачивается, чтобы идти к кораблю, в этот момент гремит взрыв. Максима взрывной волной сбивает с ног, но он тут же вскакивает, бежит на холм… На месте корабля — столб огня великолепной красоты, сыплющий багровыми и зелеными искрами. В небо гигантским штопором уходит дым. Максим прикрывает лицо от жара, пятится, отступает… Через несколько секунд срабатывает противопожарное устройство, и закопченные оплавившиеся баллоны заливают огонь пирофагом. От корабля остается груда дымящихся обломков, явно не поддающихся восстановлению. Максим смотрит на них, будто не может поверить. Он стоит посреди чужого мира, голый, в одних шортах.

НАЧИНАЮТСЯ ТИТРЫ

Максим идет по чужой планете — через густой, дикий, странный лес. Из-под ног у него вырываются не то птицы, не то летучие мыши.

Он идет через топь, над которой поднимаются тучи мошкары. Максим шипит сквозь зубы, сбивает, со звоном расплющивает мошек на голых плечах.

Продирается сквозь кусты. Перелезает через гнилое поваленное дерево. Вброд переходит лужу, полную тухлой воды.

Идет по чужой планете, присматриваясь, принюхиваясь, прислушиваясь — пытаясь понять, куда он попал и кто здесь живет.

В чаще нарастающий треск — там ворочается что-то огромное, грузное. Максим настораживается, невольно занимает оборонительную позицию… Треск отдаляется, пока не затихает вовсе.

Максим идет дальше и выходит на дорогу. Это точно дорога, результат человеческой деятельности, бетонка (Максим, чтобы проверить, даже трогает ее руками). Но она очень старая, потрескавшаяся, лес близко подступил к ней с двух сторон и почти накрыл сверху.

Максим, несколько приободрившись, идет по дороге.

В лесу шорох — то здесь, то там. Максим оглядывается. На всякий случай дружелюбно улыбается, разводит руками, всячески демонстрируя добрые намерения.

МАКСИМ. Эй!

В лесу теперь уже блестят глаза. Раздаются голоса — трескучие, нечеловеческие, один спросил, другой ответил, и вот уже целый хор поизносит, скандируя, одно слово…

Максим, старательно улыбаясь, воспроизводит это слово. Хор раздражается непонятной бранью. На дорогу перед Максимом выпрыгивает темная тень. Максим присматривается, улыбка застывает у него на лице: это огромная собака с непропорционально большой головой и круглыми, пристальными, жуткими глазами.

МАКСИМ (как может, доброжелательно, указывая на себя). Максим. Мак-сим. Максим!

Собака приподнимает верхнюю губу, обнажая очень острые зубы.

СОБАКА (странно артикулируя). Маххсим.

Максим переводит дыхание, что-то хочет еще сказать, но собаки уже нет. Максим таращит глаза — собака пропала, будто растворилась. И голоса стихли. Максим опять один. Оглядывается, ничего не может понять…

ЗАКОНЧИЛИСЬ ТИТРЫ

Темнеет. Из низин выползает туман. Максим идет дальше.

Присматривается — и видит среди чащи огонек. Это костер.

Максим осторожно подходит. Ближе… Еще ближе…

У костра сидит человек. Человек, а не собака. Над огнем кипит в котелке варево, человек мурлычет себе под нос песенку без слов, облегченно вздыхает, улыбается, выходит на освещенное пространство…

Сидящий человек вскакивает. Хватает железную трубу — оружие, направляет Максиму в живот. Он весь порос рыжим волосом, глаза маленькие, голубые, буравящие, очень недобрые и вместе с тем веселые. Он сейчас пристрелит гостя, нет никакого сомнения, палец на курке…

Максим широко, как только может, улыбается. Разводит руками, демонстрируя добрые намерения. Голая кожа блестит в свете костра, блестят белые зубы…

Маленькие глазки рыжего удивленно расширяются.

РЫЖИЙ (потрясенно. Массаракш!

* * *

Утро. Опушка леса. Несколько однотипных строений, прикрытых ветками. Из репродуктора на столбе разливается веселая мелодия.

Перед строениями — что-то вроде спортивного городка, полосы препятствий. Идет тренировка: молодые парни в черных комбинезонах прыгают через рвы, подтягиваются, взбираясь на вертикальные стены, подныривают под колючие ограждения. Руководители — такие же парни, только с нашивками на комбинезонах, — покрикивают, подгоняют.

На столбе рядом с громкоговорителем висят большие часы — непривычные для глаз землянина. Под столбом, у входа в канцелярию — часовой с автоматом.

Вдруг тренировка на полосе препятствий приостанавливается: все глядят в одну сторону, кто обалдело, кто с любопытством. От леса приближается странная пара: рыжий, заросший бородой мужик в мешковатом клетчатом комбинезоне конвоирует Максима.

Максим оглядывается. Улыбается. Ни намека на растерянность или страх — одно добродушное любопытство.

* * *

Максим — на стендовом кресле, весь опутанный электродами. В тесной комнате штабной канцелярии кроме него — офицер и врач. Перед врачом — маленький тусклый экран.

За окном переминается с ноги на ногу рыжий, который нашел Максима. Ему любопытно, он украдкой заглядывает в окно.

На площадке за окном все так же идет тренировка.

Врач что-то монотонно говорит — язык свистящий и шипящий.

Максим слушает. Напрягается. Комната расплывается у него перед глазами…

На экране из серой мути вдруг проступают обрывки ярких образов — вода, лес, яркое солнце, тени, трава… Но все это сменяет друг друга так быстро, что рассмотреть невозможно.

Врач что-то корректирует на приборной панели. На половине фразы чужая речь вдруг становится понятной.

ВРАЧ (раздельно). …Понял меня? Понимаешь меня или нет, массаракш?

Максим сглатывает. Говорит на чужом языке, будто пробуя слова на вкус.

МАКСИМ. А кто такой «Массаракш»?

Офицер смеется, хлопая себя по бокам. Врач даже не улыбается.

ВРАЧ. Имя?

МАКСИМ. Максим Камеррер… С Земли.

ВРАЧ. Задание?

МАКСИМ (с улыбкой). Нет задания. Несчастный… случай.

Максим закрывает глаза, сосредотачивается. На тусклом экране появляется «видеоотчет» о крушении Максима: корабль снижается над планетой, в шлейфе пламени идет на посадку… Его заносит… Включаются аварийные двигатели… Стены корабля становятся прозрачными, видно, что внутри сидит человек, и видно, что это Максим.

Врач поднимает брови. Офицер тоже приник к экрану — смотрит. Рыжий, вытянув шею, заглядывает в окно. На брезгливом лице врача мало-помалу проступает интерес.

ВРАЧ. Ого…

МАКСИМ (подбирая слова). Мне нужно встретиться с вашими учеными. Контакт. Несчастный случай. Мне нужна связь.

ВРАЧ. Понимаю. С учеными. Обязательно.

Быстро что-то пишет на бумажке, передает офицеру.

* * *

Штабная канцелярия. Писарь за стойкой, перед ним допотопный, огромный, чуть ли не ламповый компьютер.

Напротив сидит Гай Гаал. У ног его — собранный в дорогу вещмешок.

ПИСАРЬ (вполголоса). Как тебя писать? Гал?

ГАЙ. Никак нет. Гаал моя фамилия.

ПИСАРЬ. Жалко. Если бы «Гал» — как раз впечаталось бы в строчку.

Жмет что-то на своем ископаемом компьютере. Из щели выползает документ с гербами, штампами и текстом. В этот момент входит офицер. Гай вскакивает по стойке «смирно». Писарь едва приподнимает зад.

ОФИЦЕР. Капрал Варибобу! Проездные документы капрала Гаала готовы?

ПИСАРЬ. Так точно! (Подает офицеру бумагу.)

ОФИЦЕР. Впечатайте сюда подконвойного Мах-сима. Капрал Гай Гаал!

ГАЙ. Слушаю, господин ротмистр!

ОФИЦЕР. В столице, прежде чем явиться на новое место службы, доставите подконвойного по адресу, означенному на этом листке.

ГАЙ. Так точно!

Из двери за спиной офицера появляется Максим. Широко улыбается Гаю, писарю; писарь отодвигается назад вместе со стулом. Гай, все еще стоящий по стойке «смирно», глядит на Максима, и готовность служить на его лице сменяется сперва удивлением, а потом растерянностью.

Максим улыбается — огромный, полуголый, белозубый. Гай нервно сглатывает.

Офицер выходит на крыльцо. За ним Гай, сурово хмурясь, выводит Максима, подталкивая в спину стволом автомата. Максим улыбается. Рыжий, который привел его из леса, на всякий случай отступает подальше.

Офицер окидывает взглядом тренировочную площадку…

В этот момент часы, укрепленные на столбе, издают короткий звук. Мелодия из репродуктора сменяется маршем — с половины такта.

Все вокруг неуловимо меняется.

Гай стоит навытяжку, с обожанием смотрит на офицера. А тот, нахмурив брови, вскинув руку, смотрит куда-то вдаль, будто видит там наступающие полки. У обоих глаза навыкате. У обоих губы шевелятся, будто они молятся или поют одну и ту же песню:

И на тренировочной площадке все изменилось. Парни не оглядываются, не сачкуют, их лица вдруг становятся озверелыми, глаза стеклянными. Они кидаются на линию препятствий, как в последний бой — кричат на бегу… Летит песок… месят грязь сапоги… рты перекошены в крике…

Максим смотрит удивленно. Переводит взгляд…

Рыжий корчится на земле, схватившись за голову, будто от сильной боли. Улыбка соскальзывает с лица Максима…

Офицер, будто опомнившись, вдруг бросается к рыжему, хватает его за шиворот, рывком поднимает и бьет по лицу. Рыжий снова падает.

Максим больше не улыбается. Смотрит, широко раскрыв глаза.

* * *

По склонам холмов, по старой дороге, по серпантину медленно движется поезд. Вагоны, похожие на автобусы, сцеплены друг с другом и приводятся в движение огромным тягачом. На каждом вагоне по два-три этажа, в зависимости от класса: люди сидят внутри и на крышах, вещи — тюки, корзины — свисают с бортов, странно, как эти вагоны не переворачиваются… В вагонах третьего класса полно женщин и детей.

Максим и его молодой конвоир едут с подобием комфорта — сидят у окна лицом друг к другу, между ними — узкий столик, разрисованный грубыми картинками, изрезанный ножом. Максим во все глаза смотрит в окно, на открывающийся мир. Это мир былого величия, разрушенного почти полностью. Повсюду — следы большой войны. Грандиозные развалины — убогие новостройки — серые поля, закопченные станции — роскошные многоэтажные виллы причудливой архитектуры… Тощие оборванные женщины провожают поезд запавшими тоскливыми глазами…

Поезд проезжает мимо высокой башни странной конструкции.

МАКСИМ (улыбаясь). Гай… Что это?

Указывает на башню.

ГАЙ. Башня противобаллистической защиты.

МАКСИМ (медленно выговаривая слово). Противобаллистической?

Гай вытаскивает блокнот и карандаш. Все так же снисходительно рисует картинку, как для ребенка: башня. На нее летит ракета. Из башни вырывается луч, ракета взрывается в воздухе.

ГАЙ (указывает на ракету). Это враг. Бабах! (Изображает взрыв, закрывает глаза, как мертвый.) Башня — защищает людей от врагов, от смерти. Понял, дикарь?

МАКСИМ (улыбаясь). Понял…

Гай глядит на него с недоверием. Поджимает губы. Хмурится. Подтягивает к себе оружие. Смотрит на Максима с неожиданной неприязнью.

ГАЙ (сквозь зубы). Понятливый…

Он еще что-то хочет сказать, но в этот момент башня противобаллистической защиты взрывается у самого основания и раскалывается надвое. Верхний ее обломок, накренившись, на секунду замирает в воздухе — и валится прямо на поезд.

ГАЙ. Выродки! Это выродки!

Тяжелая ржавая арматурина проламывает вагон и падает на стол, как раз между Максимом и Гаем. Стол сминается. Максим успевает отскочить, а Гай оказывается в ловушке.

Дым. Вагон-автобус загорелся. Гай рвется — но столом ему так прижало ноги, что он не может сдвинуться с места. Пытается разогнуть покореженное железо, но это ему не под силу. В поезде паника, крики, вертятся в воздухе колеса, все ярче разгорается огонь, кто может, спасается, кто не может — тщетно зовет на помощь…

Купе, в котором ехали Гай и Максим, уже с одной стороны горит. Гай в отчаянии смотрит на Максима…

У Максима в руках — оружие Гая. Гай смотрит уже со смертельной тоской…

Максим кидается на него — Гай рефлекторно отшатывается. Максим с натугой оттаскивает арматурину, крякнув, разгибает помятый стол, хватает Гая за шиворот и вытаскивает из купе. На ходу отдает ему его оружие; через секунду весь их вагон уже охвачен огнем.

Вокруг творится страшное — башня примяла вагон, многие оказались в ловушке, в пожаре. Максим, не оглядываясь на Гая, кидается на помощь женщинам и детям. Вырывает людей прямо из огня. Гай рядом, помогает, подхватывает на руки какую-то девочку; появляется пожарная машина, ревет сирена, хлещут струи пены…

* * *

Пассажиры поезда, оставшиеся в живых, стоят и смотрят на обломки поезда. Максим больше не улыбается. Перепачканный сажей Гай смотрит на него по-другому — с удивлением. С робостью. Снизу вверх.

ГАЙ. Массаракш… Это выродки.

МАКСИМ (переводит взгляд на развалины башни). Выродки?

ГАЙ (сквозь зубы). Выродки. Вот ублюдки, массаракш!

МАКСИМ (серьезно). Массаракш.

* * *

Максим и Гай идут по дороге пешком. Поднимаются на холм, увенчанный циклопическим монументом.

Перед ними открывается панорама мегаполиса. Надо всем возвышается небоскреб — здание департамента информации.

Панорама со шпиля небоскреба на площадь. Максим и Гай входят в здание.

* * *

Вестибюль большого служебного помещения. Много людей, лифты, строжайшая пропускная система. Гай предъявляет документы; вместе с Максимом они проходят металлоискатель, рентген-контроль, их обнюхивает специальное служебное животное, отдаленно похожее на собаку.

Наконец, в кабинете со стеклянными стенами Гай передает Максима желтолицему чиновнику с бэджем на тонкой шее. Гай и чиновник по очереди подписывают разноцветные карточки. Девица в толстых очках ставит на них штампы разной формы, рвет напополам, пропускает через какое-то устройство и снова дает на подпись. Максим осматривается: он воодушевлен, он даже доволен, в отличие от Гая, — как будто эта суета, этот зал и это помещение сулят ему благоприятные перемены в судьбе. Улыбается желтолицему чиновнику, хотя тот на него даже не смотрит.

ЧИНОВНИК. Спасибо, капрал. Принято.

ГАЙ (Максиму). Ну… Прощай, дикарь.

МАКСИМ (удивленно). Почему «прощай»?

Чиновник уводит его к лифтам. Максим не сопротивляется, только недоуменно оглядывается на Гая через плечо.

Закрываются створки лифта; Максим видит Гая в последний раз.

На табло мелькают цифры: 10, 20, 50… 105, 106…

Гай стоит и смотрит вслед странному человеку, который спас ему жизнь и которого теперь увели непонятно куда.

* * *

Гай выходит из здания. Поднимает голову…

Следуя за его взглядом, камера стремительно несется вдоль застекленных этажей небоскреба и под самой крышей проникает в венчающее здание куполообразное помещение лаборатории. Массивный, похожий на бегемота мужчина разворачивается на винтовом кресле и оценивающе смотрит на Максима.

БЕГЕМОТ (желтолицему). Готовьте стенд.

* * *

Ворота Департамента специальных исследований. Поднимается шлагбаум. Под арку с эмблемой департамента въезжает машина Фанка.

Фанк — невысокий, грузный, с квадратным шелушащимся лицом, говорит по рации — огромная трубка с антенной.

ФАНК. Вы меня звали, Странник?

Машина останавливается перед зданием.

СТРАННИК (голос в трубке). Да, Фанк. На южной границе поймали дикаря. Он сейчас в департаменте информации. Мне надо получить его — обязательно живым.

Фанк идет через лабораторию, где в застекленных отсеках люди в белых, синих, зеленых халатах с шевронами на рукавах работают за разнообразными приборами. Подрагивают биопрепараты в прозрачных емкостях. Атмосфера творческая — и одновременно жутковатая.

ФАНК. Мутант?

Фанк поднимается по лестнице. Входит в приемную — она нависает над лабораторией, как наблюдательный пункт.

СТРАННИК. Да. Очень интересный материал.

Кивнув секретарю, Фанк проходит в кабинет. Странник — тощий, лысый, жесткий человек — сидит за рабочим столом.

СТРАННИК (продолжая телефонный разговор «вживую»). Поезжайте и привезите его — прямо сейчас. Успеете?

Протягивает Фанку бумагу с печатями. Тот пробегает ее глазами.

ФАНК (быстро смотрит на часы). Да, Странник. Успею.

На часах — без десяти восемь.

СТРАННИК. На всякий случай возьмите мой жетон.

Передает Фанку золотой правительственный жетон с гербом и выгравированным номером.

* * *

Лаборатория.

Максим внутри испытательного устройства — под водой, опутанный датчиками. Дышит через трубку. Вода — маслянистая, вязкая, специальная «контактная» жидкость. Поднимаются пузыри к поверхности аквариума.

Исследователь — тот самый представительный мужчина, похожий на бегемота. Перед Бегемотом — большой экран. На экране — Солнечная система.

БЕГЕМОТ (с отвращением разглядывает схему). Массаракш! Это не то. Это мне не надо.

Максим не понимает, почему исследователя на устраивает картинка, жестами пытается объяснить: это жизненно важная для него информация.

БЕГЕМОТ (с раздражением). Не то! Давай то, что раньше.

МАКСИМ (избавившись от трубки, поднимает лицо над поверхностью жидкости). Понимаете, мне нужна связь. Мне нужно вернуться на Землю. Место… Светило… я еще не знаю всех ваших слов. Земля, система…

БЕГЕМОТ (водворяет его на место, поправляет датчики). Будет тебе Земля! Работай.

Максим вздыхает. Прикрывает глаза, сосредотачивается…

Изображение на экране меняется. Из-за красных скал неотвратимо надвигается чудовище, покрытое панцирем. Разбегаются фигурки людей в комбинезонах, землян, с флажками разных стран на рукавах. Чудовище наступает. Человек, глазами которого зритель смотрит на бестию, поднимает ствол экзотического оружия, выстрел — чудовище разлетается в клочья…

Максим в жидкости повторяет движения человека с оружием.

БЕГЕМОТ (в восторге). Хорошо! Еще!

Огромный корабль придавлен глыбой льда. Взрыв — глыба разлетается, и корабль свободен. Максим в жидкости подергивается — будто бежит во сне.

БЕГЕМОТ. Хорошо! Еще!

На экране — полутемная пещера, в пещеру равнодушно смотрит желтая размытая луна, и еще одна, поменьше, красноватая луна, а со всех сторон наступают голые пятнистые обезьяны — десятка два, все отвратительные, желтозубые, оскаленные. Человек, глазами которого зритель видит обезьян, дерется за свою жизнь — голыми руками. Выпученные, налитые кровью глаза, слюнявые пасти… Человек сражается… Максим в жидкости «сражается» тоже — его мышцы «вспоминают» этот бой.

БЕГЕМОТ (в восторге). Хорошо! Молодец! Давай еще, давай!

В этот момент дверь открывается, и вслед за испуганным лаборантом входит Фанк. Максим видит его изнутри аквариума — сквозь жидкость.

БЕГЕМОТ. В чем дело?!

Лаборант что-то шепчет Бегемоту на ухо. Фанк протягивает бумажку, данную Странником.

БЕГЕМОТ. Департамент специальных исследований… С какой стати? Не отдам!

Фанк кротко улыбается.

Максим выныривает. Вынимает изо рта трубку, удивленно наблюдает.

Фанк вытаскивает из кармана золотой правительственный жетон. Подносит Бегемоту к самому носу. Тот отшатывается.

БЕГЕМОТ (растерян и разгневан). Да что это… да я… подам рапорт! Массаракш! МАССАРАКШ!

Хватает телефон, удаляется к себе в кабинет, смежный с лабораторией, слышно, как он ругается с кем-то по телефону, но из слов можно разобрать только «массаракш».

Лаборант помогает Максиму выбраться из жидкости. Трясущимися руками снимает с него контакты. Максим мокрый, весь в маслянистых потеках.

ФАНК (как ни в чем не бывало касается пальцем кончика носа, представляясь). Фанк.

* * *

Максим (вместо балахона на нем серая униформа департамента специальных исследований) и Фанк выходят в вестибюль, по-прежнему полный людей и суеты. Вверх-вниз ходят лифты.

Проходят к пропускному пункту. Секретарша ставит штампы, разрывает пополам цветные бумажки и снова дает на подпись Фанку. Тот смотрит на часы: четверть десятого. Нервно барабанит пальцами по столу.

Наконец выходят из здания. Фанк раскрывает перед Максимом дверцу большого черного автомобиля с маячком на крыше. Смотрит на часы. Сам садится за руль. Включает мигалку. С диким воем машина срывается с места и несется, то и дело вылетая на встречную полосу.

* * *

Кабинет государственного прокурора — эстетский, с картинами и статуями, с великолепной антикварной мебелью, среди которой инородным предметом кажется кресло для посетителей, нелепое, неудобное. Прокурор завтракает — с кислой миной жует какие-то ягодки, крошечное диетическое печенье, пьет молоко из тонкой фарфоровой чашки.

На часах — без двадцати десять.

На цыпочках входит референт.

РЕФЕРЕНТ. Ваше превосходительство, информация о Страннике.

ПРОКУРОР (расстроенно). Массаракш, прямо с утра…

РЕФЕРЕНТ. Ничего особенного, ваше превосходительство. Странник забрал из Департамента информации дикаря, которого недавно поймали на южной границе.

ПРОКУРОР (брезгливо). Зачем ему дикарь? Массаракш… Собери мне информацию про этого дикаря, что такое, откуда взялся…

Звонит желтый телефон на столе. Прокурор меняется в лице. Референт поспешно выходит.

Прокурор быстро дожевывает, вытирает рот салфеткой.

ПРОКУРОР. Я слушаю.

ГОЛОС В ТРУБКЕ. Привет, Умник.

ПРОКУРОР. Здравствуй, Папа.

ПАПА. Сегодня в два. Не опаздывай.

ПРОКУРОР. Да, Папа. Конечно.

* * *

Фанк гонит машину. Мигает маячок на крыше.

МАКСИМ (Фанку, с надеждой). Контакт?

ФАНК. Что? Ах да. Контакт.

МАКСИМ (с приязнью, подбирая слова). А я думал, обо мне забыли… Много у вас тут таких, чужих людей, пришельцев сверху? Некогда с каждым разбираться?

Фанк смотрит на него очень внимательно. Кивает: Потом, одной рукой держась за руль, предлагает Максиму сигарету. Максим отказывается. Фанк закуривает. Максим кашляет.

МАКСИМ (с возмущением). Не надо!

Фанк выбрасывает сигарету в окно. Едут дальше. Максим с интересом разглядывает местный транспорт: здесь и колымаги с велоприводом, и заляпанные грязью тарахтелки, выпускающие клубы зловонного дыма, и огромные блестящие автомобили, и автобусы, доверху загруженные пассажирами и кладью…

Машина притормаживает на перекрестке, в это время из боковой улицы, рыча и дымя моторами, показывается колонна военной техники. Она запруживает собой всю улицу. Колоссальная пробка.

ФАНК. Массаракш!

* * *

Государственный прокурор вступает в ванную комнату, посреди которой исходит паром огромная ванна. Свет приглушен, звучит нежная расслабляющая музыка. Прокурор снимает халат, со стоном погружается в ванну, кладет голову на подушку… На часах — без десяти десять.

На часах — без десяти десять. Машина Фанка увязла в пробке. Фанк почему-то в панике. Выскакивает из машины, Максим видит, как он ругается с регулировщиком, показывает тому блестящий жетон… Как регулировщик беспомощно разводит руками, указывая на колонну… Фанк возвращается в машину.

ФАНК (стонет). Массаракш… Массаракш!

Выбирается на боковую улочку. Гонит изо всех сил, задевая машины. Стрелка подползает к десяти… Максим сидит, удивленный, глядя, как Фанк с выпученными глазами ставит рекорды скорости…

Впереди показывается здание Департамента специальных исследований. До него — рукой подать.

* * *

Государственный прокурор в ванной. Глубоко дышит, закрывает глаза… Мягкий свет, тихая музыка…

Стрелка часов — на десяти.

Прокурор вдруг выгибается дугой от страшной боли. Кричит, бьется, разбрызгивая воду, содрогается в конвульсиях…

* * *

До ворот Департамента специальных исследований — несколько десятков метров. Виден шлагбаум, эмблема над аркой…

По улице, запруженной народом, проходит будто волна. Люди переглядываются, улыбаются, вроде бы одновременно каждый услышал, как его окликнул друг.

Кто-то смеется, будто услышав радостную новость. Кто-то запевает песню, люди подхватывают, песня переходит в скандирование, но слов не разобрать. Взлетают в воздух кулаки, кто-то прыгает, кто-то размахивает шарфом — эти люди похожи на толпу фанатов, болельщиков, опьяненных победой родной команды.

Максим удивленно смотрит на них из окна машины…

Переводит взгляд на Фанка.

Фанк хватает воздух ртом. Ему плохо. Он выпускает руль, хватается за голову, кричит от боли…

МАКСИМ. Фанк?!

Фургон, идущий впереди, тормозит, машина Фанка врезается в него, а сзади врезается еще одна машина. Скрежет сминаемого металла.

МАКСИМ. Фанк! Что случилось?

Люди обступают машину со всех сторон, кричат, размахивают руками. Не то они возмущены аварией, не то без памяти радуются. Максим отрывает Фанка от руля — у того пузыри на губах, лицо искажено, его мучает нестерпимая боль.

МАКСИМ. Помогите! Человеку плохо!

Дверца рядом с Фанком открывается, двое в черных беретах выволакивают Фанка наружу. Тот пытается что-то вытащить из внутреннего кармана, но двое крепко держат его за руки. Максим тоже вылезает из машины и оказывается в толпе. Поверх голов видит, как двое в черных беретах ведут согнутого, скрюченного Фанка к закрытому желтому автомобилю, квадратному, как коробка.

Желтый автомобиль, сверкая мигалкой, протискивается через толпу и исчезает из виду.

* * *

Тесная комнатка, обтянутая красным бархатом. Пять золоченых кресел; пятеро мужчин в этих креслах. Это Неизвестные Отцы: в центре Папа, по сторонам Деверь, Шурин, Тесть и Свекор. Напротив стоят государственный прокурор, Странник и еще один человек — среднего роста, с залысинами, с бегающими глазами.

ПАПА. Как-то скверно здесь пахнет.

СВЕКОР. Правда? А я не чувствую.

ДЕВБРЬ. Пахнет, пахнет. Тухлятиной какой-то. Как на помойке.

ПАПА. Стены, должно быть, сгнили.

ШУРИН. Да все сгнило…

Папа бросает на него мимолетный взгляд.

ПАПА. Странник, а тебя где носило на прошлой неделе?

СТРАННИК. Научная командировка. Сбор материала.

ПАПА. Разберусь я с твоими командировками… Ты человек нужный, но знай же меру… Ладно. Есть у нас одно дело, неприятное, зато быстрое. Волдырь!

Человек с залысинами невольно вздрагивает.

ПАПА. Эх, Волдырь… А еще начальник Департамента общественного здоровья, глаза и уши Неизвестных Отцов, броня и секира нации… Столько людей положил, чтобы узнать одну маленькую тайну, и узнал, и… стыдно, Волдырь. Проболтался. Трепло ты и алкоголик.

Волдырь меняется в лице.

ПАПА. Эх, дети… Непутевые чада. «Если чадо твое ослушается тебя — сотри его с лица земли», так, кажется?

ВОЛДЫРЬ. Папа…

ПАПА (властно). Сотри его с лица земли!

Странник вскидывает тяжелый пистолет и стреляет в Волдыря — в упор, два раза. Тот обхватывает руками пробитую лысину и валится на пол.

Тишина. Государственный прокурор тщетно пытается сдержать дрожь в коленках.

ПАПА (устало массирует виски). Спасибо, Странник.

СВЕКОР (сварливо). Опять всю обшивку забрызгали… И без того воняет.

Государственный прокурор и Странник встречаются взглядом. Странник хищно ухмыляется. Прокурор пытается выдавить ответную улыбку.

* * *

Максим бродит по городу.

Город похож на гигантский часовой механизм, в котором нет повторяющихся деталей, но все движется, вращается, сцепляется и расцепляется в едином вечном ритме. Улицы с высокими каменными зданиями, улочки с маленькими деревянными домишками; кишение толп, величественная пустота обширных площадей. Автобусы и машины, колымаги и лимузины и закрытые ярко-желтые автомобили. Человеческий поток. Максим становится его частью, плывет в толпе — по течению, оглядывается, смотрит во все глаза и слушает разговоры прохожих.

Обрывки чужой жизни: тетка на задворках кафе чистит рыбу… На перекрестке старый, бедно одетый человек продает кукол-марионеток, его пальцы сложно двигаются, куклы танцуют, дети смотрят… Максим тоже останавливается посмотреть…

Разглядывает вывески, рекламные щиты. Местные буквы — странного, непривычного для землянина начертания. И надо всем — башня Департамента информации.

* * *

Кабинет Странника в Департаменте специальных исследований. Перед Странником стоит, повесив голову, Фанк.

СТРАННИК. Вы его упустили.

ФАНК. Я… не успел. Эти пробки на дорогах… Я ничего не мог сделать. Вы же знаете, как это бывает.

СТРАННИК. Вам ничего не надо было «делать»! Надо было просто взять с собой водителя!

ФАНК. Я виноват. Я найду его. Он не сможет уйти далеко, он слишком бросается в глаза. Это дело двух-трех дней.

СТРАННИК. Если вы упустите его еще раз, я вас. уволю.

ФАНК (бледнеет). Второй раз я его не упущу.

* * *

Максим в городе. Наступил вечер.

Он останавливается перед дверью, ведущей в полуподвал. Над дверью — три светящихся золотистых шара.

Максим входит. Это маленькое уютное кафе с низким потолком: пол, толсто посыпанный чистыми опилками, стеклянный буфет, уставленный подсвеченными бутылками с радужными жидкостями. Играет музыка — довольно громкая, но приятная.

Максим выбирает себе столик в углу. Единственный посетитель кроме него — малорослый, но крепкий человек с бледным квадратным лицом и толстыми черными усами. Сидит в небрежной позе, прихлебывает прозрачную жидкость из длинного стакана. Мельком смотрит на Максима пустым, ничего не выражающим взглядом.

Из-за стойки выходит девушка лет двадцати двух, очень милая, в кружевном переднике. Выжидательно останавливается рядом со столиком, смотрит усталым взглядом поверх головы Максима. Максим смотрит на нее.

МАКСИМ (касаясь пальцем кончика носа). Максим.

Девушка будто впервые замечает его. Встречается с ним взглядом — Максим улыбается. Это очень хорошая, доброжелательная улыбка. Девушка на секунду замирает — а потом улыбается в ответ, широко и искренне.

ДЕВУШКА (коснувшись пальцем носа). Рада.

МАКСИМ. Хорошо! Я хочу есть.

Рада уходит за стойку, Максим провожает ее взглядом — она тоненькая, легкая, на нее приятно смотреть. Усатый за столиком поглядывает на Максима — у него нехороший, тяжелый взгляд. Максим не обращает на него внимания.

Рада возвращается. На подносе у нее тарелка с дымящейся кашей и толстая стеклянная кружка с пенной жидкостью. Максим улыбается ей. Рада улыбается — несколько натянуто, и быстро уходит, забрав пустой поднос. Усатый провожает ее пустым холодным взглядом.

Максим отхлебывает из пенного бокала. Прислушивается к ощущениям. Пиво ему нравится.

Тем временем усатый подзывает Раду к своему столику и что-то ей говорит. Максим краем глаза за ними наблюдает, но в этот момент его атакует муха.

Муха мощная, синяя, наглая, наскакивает со всех сторон сразу, гудит и завывает, упорно хочет ходить по Максиму, его тарелке, его кружке и его еде. Максим сперва отгоняет ее, потом пытается поймать, одно неверное движение, и муха падает в пиво.

Максим с отвращением берет кружку и переставляет на соседний столик. В это время Рада наклоняется, чтобы что-то прибрать со столика усатого, и тот, ухмыляясь, по-хозяйски цапает ее за попу.

Рада вырывается. Усатый, ухмыляясь, встает, что-то ей говорит, щерит в ухмылке желтые зубы…

Рядом оказывается Максим. Легко оттирает усатого от девушки.

МАКСИМ (проникновенно). Вы себя ведете, как голое пятнистое… животное. Нехорошо. Не надо.

Усатый, чуть отступив, глядя сквозь Максима, поднимает тяжелую полированную трость.

УСАТЫЙ (невнятно). Ща, фырек, офрамзел?

МАКСИМ (удивленно). Не понимаю…

Усатый ухмыляется — и вдруг бьет Максима палкой.

Максим молниеносно перехватывает палку у своего лица. Легко вырывает из рук усатого, отбрасывает в сторону.

Усатый, судорожно сглотнув, отступает.

Усатый и Максим смотрят друг на друга. Максим по-прежнему удивлен. Усатый потрясен такой наглостью.

Он быстро берет себя в руки. Неприятно улыбается. Переводит взгляд на Раду. Рада очень бледная, губы дрожат.

Усатый ухмыляется и выходит, подобрав по дороге трость.

* * *

Фанк катит в машине по улицам города. Проезжает мимо кафе. Через секунду из кафе выходят Максим и Рада.

* * *

Вечер. Максим и Рада идут рядом по темной улице. Максим то рассказывает, Рада смеется.

МАКСИМ (смотрит вверх). Ото, какое небо… Странное. Там должны быть… Я вашего слова для них не знаю. Такие точки на небе, светятся, горят… как они называются?

РАДА. Фонари?

МАКСИМ. Да нет, что ты. На небе. У вас тут такая… не знаю слова. Может, у вас вообще их не видно?

Небо темное, чуть фосфоресцирует. Максим и Рада сворачивают в переулок — здесь почти нет фонарей.

Рада берет Максима под руку.

Впереди темнеет арка. Перед входом стоят и курят трое в плащах. Рада останавливается, будто налетев на препятствие.

МАКСИМ. Пойдемте, Рада. Ничего страшного. Все в порядке.

Рада прижимается к нему и дрожит.

МАКСИМ. Холодно?

Обнимает девушку за плечи, желая согреть. Идет вперед, мягко увлекая ее за собой, — идет прямо на людей в плащах. Те расступаются перед ним. Максим и Рада входят в подворотню. У выхода из подворотни стоят еще четверо. Заступают путь. Максим оборачивается — те, что стояли у входа, догоняют, на ходу отбрасывая сигареты.

Вперед выходит уже знакомый усатый с тростью. Максима оттирают к стене. Появляется длинный нож в чьей-то руке.

Усатый подходит к Раде, перекладывает трость из правой руки в левую и неторопливо, лениво бьет девушку по лицу.

У Максима на секунду темнеет в глазах. Смещается сознание: вместо арки полутемная пещера, в пещеру равнодушно смотрит желтая размытая луна, и еще одна, поменьше, красноватая луна, а со всех сторон наступают голые пятнистые обезьяны — десятка два, все отвратительные, желтозубые, оскаленные. Выпученные, налитые кровью глаза, слюнявые пасти…

И Максим начинает драться.

Он двигается в таком темпе, что его противники просто не успевают среагировать. Грязные когти хватают его за шею — и соскальзывают. Желтые клыки глубоко впиваются в плечо — и тоже соскальзывают. К выходу из арки спешит вожак с тростью — Максим настигает его и укладывает на потрескавшийся цемент рядом с остальными.

Останавливается. Опускает руки. На грязном цементном полу мешками лежат тела, рядом с ними нож, цепи, выпавший у кого-то кастет… Усатый вожак трудно копошится, тщетно пытаясь встать. Максим озирается…

Рада дрожит. Берет руку Максима, всхлипнув, проводит его ладонью по своему мокрому лицу.

РАДА (шепотом). Пойдем, Максим.

* * *

Максим и Рада входят во двор — через арку. В освещенном окошке — лицо дворника с полуприкрытыми глазами — он дремлет.

* * *

Рада поворачивает ключ в замке, и они с Максимом входят в небольшую, заставленную мебелью комнату.

Рада первым делом — автоматически — включает телевизор. Неразборчивое бормотание диктора.

Раду трясет до сих пор. Она пытается взять себя в руки.

РАДА. Вот…

Максим оглядывается.

Маленькая газовая плита в углу. В потолке — закрытый люк, к нему ведет лестница. Свернутая ширма у стены. Повсюду стоят в лужицах воска обгоревшие свечи. Большой книжный шкаф.

Максим, как примагниченный, подходит к шкафу, берет самую толстую книгу, «Детскую энциклопедию» об устройстве мира. Разворачивает, жадно пролистывает…

Вдруг, будто что-то вспомнив, поднимает глаза. Смотрит на Раду. Та все еще стоит посреди комнаты, обхватив руками плечи. Глядит на Максима. Пытается улыбнуться.

Он кладет книгу на край стола. Неловкая пауза.

МАКСИМ (нерешительно). Ты извини… Я тут ничего у вас не знаю.

Рада молчит. Максим не знает, что сказать.

В этот момент звенит дверной звонок. Рада, подхватившись, спешит открывать…

…И попадает в объятия Гая.

ГАЙ (уронив вещмешок, обнимает ее после долгой разлуки). Привет… Я приехал… Все, теперь надолго… Рада… Такая тощая…

Рада обнимает его, целует и плачет. Гай замечает Максима. У него сам собой открывается рот.

РАДА (счастливая). Мак, это мой брат! Гай! (С гордостью.) Он гвардеец, видишь, его к нам перевели… Гай, а это Мак, он… Ты чего?

Гай смотрит, выпучив глаза. Максим улыбается.

* * *

Дворник смотрит на освещенное окно.

* * *

Мертвое тело на лабораторном столе, черепная коробка вскрыта. Странник и лаборанты: идет эксперимент. Странник в раздражении отталкивает окуляр какого-то сложного прибора.

СТРАННИК. Поганый материал… Никуда не годится…

Берется за телефон.

* * *

По городу, распугивая всех сиреной, летит машина. За рулем водитель, на заднем сиденье — Фанк. Звонит телефон.

ГОЛОС СТРАННИКА В ТРУБКЕ. Вы говорили — дело двух-трех дней. Где он?

ФАНК. Странник, я поднял своих людей в полиции. У него нет документов. Обо всех задержанных без документов сообщают лично мне. У него нет ни единого шанса скрыться!

ГОЛОС СТРАННИКА В ТРУБКЕ. Работайте, Фанк. Я жду.

* * *

Тощий слепой человек ползет по потолку, затянутому пыльной паутиной. Спиральная лестница круто уходит вниз, сквозь частую решётку виден подвал, забитый копошащимися телами, между которыми выглядывают неподвижные белые лица…

Все это происходит на экране телевизора. Гай и Рада смотрят увлеченно, не сводя глаз.

К ширме, отгораживающей часть комнаты, приколоты булавками рисунки. Земные пейзажи: Адмиралтейство и Медный Всадник, Красная площадь, Эйфелева башня, Андреевская церковь, космопорт… Два больших портрета, нарисованных той же рукой: родители. Портрет бабушки — практически шарж, но очень добрый.

Сам Максим сидит за столом, заваленным книгами — словари, учебники, справочники.

На экране маленький человечек пробирается в копошащейся массе обнаженных заизвесткованных человеческих тел. Звучит уныло-угрожающая музыка. Максим подсаживается на диван к Гаю и Раде.

МАКСИМ (недоверчиво). Что это?

ГАЙ (расслабленный и очень довольный). «Панорама», развлекательный блок.

Максим пожимает плечами, поднимается, чтобы вернуться к книгам, в этот момент на экране возникают его собственные воспоминания: панцирное чудовище, которое выстрелом разносит в клочки… бегут люди в земных скафандрах, с флажками на рукавах… Взрывом высвобождают застрявший во льдах корабль… Максим замирает.

МАКСИМ (совсем другим тоном). Что это?

РАДА (нетерпеливо). Ну, на телецентре записывают бред разных сумасшедших и потом показывают. Вот посмотри!

На экране опять цветные бредовые картинки — лицо безумного человека, у которого вместо рта — изрыгающее фарш жерло мясорубки…

МАКСИМ (глухо). Ничего.

Отходит к окну. Перед ним — город, отдаленные огни… И вдруг становится темно. Гаснет лампа. Телевизор замолкает.

РАДА (с досадой). Ну вот! Опять света нет…

Над погрузившимся во тьму городом продолжает светиться огнями Департамент информации.

* * *

Та же квартира. Ночь. На раскладушке спит Гай. Кровать Рады отгорожена ширмой.

Вдруг включается телевизор. Загорается настольная лампа. Гай переворачивается на другой бок.

Из-за ширмы выбирается сонная Рада в ночной рубашке. Выключает телевизор. Оглядывается…

На столе книги шелестят страницами от сквозняка. Рада поднимает голову…

Люк на крышу открыт.

Набросив халат, Рада поднимается на крышу

* * *

Максим сидит над огнями города, на самом краю крыши. Панорама города поднимается вверх по краям — там огни теряются в дымке.

Рекламная вывеска то освещает крышу, то снова все проваливается в полумрак.

Рядом лежит раскрытая книга об устройстве мира.

На крышу выбирается Рада.

РАДА. А ну отойди оттуда, немедленно! Сдурел совсем?!

Максим мельком на нее смотрит. Послушно отодвигается от края.

РАДА (всматриваясь в его лицо). Мак, что случилось?

Он не отвечает. Рада, помедлив, садится рядом.

РАДА. Тебе что-то приснилось? У тебя что-то болит?

Максим качает головой, упорно не глядя на Раду. Она касается его плеча.

РАДА. Мак… Скажи.

Максим глубоко вздыхает. Проводит ладонью по странице энциклопедии: там нарисован мир в виде круглого пузыря в бесконечной тверди всей остальной Вселенной.

МАКСИМ. Это Сфера Мира? Твердая?

РАДА. Да… ты что, не знал?

МАКСИМ (тычет пальцем в фосфоресцирующее небо). А там Мировой Свет? И он один во всей Вселенной?

РАДА. Да. Это каждый ребенок…

МАКСИМ (обводит рукой панораму). И вы живете внутри пузыря? Головами к центру?

В книге картинка: дома и человечки на внутренней поверхности шара, головами к центру его.

РАДА. Да. Мы это в школе…

МАКСИМ (берется за голову). Рада, все не так! Все наоборот! (Показывает «на пальцах».) Вот — планета, вот звезда, вокруг которой она вращается, и во Вселенной таких звезд… много!

Рада смотрит, не понимая.

МАКСИМ. Вы живете не на внутренней поверхности шара! А на внешней! Сюда можно прилететь, отсюда можно улететь… наверное…

РАДА (мягко). Мак, посмотри вокруг. Горизонт уходит вверх.

МАКСИМ. Это обман зрения! Такое явление называется… слова не знаю. Это называется… (Присматривается к ней.) Ты тоже думаешь, что я сумасшедший?!

РАДА (терпеливо). Нет.

Максим отворачивается. Потрескивает свечка.

РАДА (тихо). Ты скажи, что с тобой происходит. Я пойму. Честное слово. Ты только скажи.

МАКСИМ (пытаясь улыбнуться). Да ничего… Просто это был не контакт. Это… Они меня считали забавным таким психом. Занятным… Все. Корабль я потерял. Без корабля меня не найдут. Значит, мне отсюда не выбраться. Я все потерял!

Рада сжимает его руку.

РАДА. Послушай… Так не бывает, чтобы… совсем все потерял.

Максим внимательно смотрит на нее.

РАДА. Понимаешь, я знаю… Когда мама… понимаешь, наш с Гаем папа был врач, оказался в районе, где чума… зачумленном. Он сказал, что не уедет, он же врач… И вот он остался, а лечить чуму было некогда, и… просто сбросили бомбу.

МАКСИМ (в ужасе). Кто?!

РАДА. Хонтийцы… или наши, старая власть. Мама получила извещение… А через десять дней она умерла от дизентерии. Мы остались с Гаем, мне было пятнадцать, ему тринадцать. Я пошла мыть посуду… Иногда по восемнадцать часов… Гай учился… Есть было нечего, но он днем ходил в школу, а вечером работал на стройке… Мы не сдались, Мак! И вот — мы выжили… Я все время знала, что все еще будет хорошо. И вот — появился ты…

Максим смотрит на нее, будто впервые видит. Хочет что-то сказать…

Вместо этого целует ее.

Они целуются. У Рады слезы катятся по щекам. Над крышей, над городом поднимается гигантская туша дирижабля.

* * *

Кабинет государственного прокурора. Входит референт.

РЕФЕРЕНТ. Ваше превосходительство, донесение по этому дикарю, которого упустил Странник.

ПРОКУРОР. Да?

РЕФЕРЕНТ. На данный момент никаких результатов. По-видимому, дикарь погиб в городе.

ПРОКУРОР (посмеивается). Ну-ну… Жалко, что я не видел лица Странника, когда ему доложили… Ладно, спасибо. Закрывай это дело.

Референт выходит, а прокурор с наслаждением поддевает на двузубую вилку маленький склизкий гриб.

* * *

Максим и Гай дома. У Гая в руках книга — учебник геополитики. Максим улыбается. Рада стряпает здесь же, в углу комнаты, на маленькой плите.

ГАЙ (тоном экзаменатора). Что такое удельное демографическое давление?

МАКСИМ. Мера агрессивности.

ГАЙ. Каково удельное демографическое давление на границе с государством Хонти?

МАКСИМ. Сто шестнадцать стандартных единиц. (Тише.) Это означает постоянную готовность к войне.

ГАЙ. А в устье Голубой Змеи?

МАКСИМ. Сто пятнадцать, погрешность ноль четыре.

Гай проверяет по книжке. Рада, очень довольная, показывает брату язык.

РАДА. Ты проиграл. Будешь еще спрашивать или сразу полезешь под стол?

Гай лихорадочно листает учебник.

ГАЙ. Ладно… Сейчас…

МАКСИМ (смотрит на Раду). Я только не понял почему.

ГАЙ. Что?

МАКСИМ. Почему Хонти и Пандея так нас ненавидят.

ГАЙ. Потому что до войны мы были одним государством. Они же наши бывшие провинции, понимаешь, они нас ненавидят просто за то, что у них и у нас такая история! Они хотят, чтобы здесь была пустыня, как на юге…

РАДА (помешивая в кастрюльке). Гай, ты проиграл спор. Он запомнил всю книжку за полчаса…

ГАЙ. Не верю!

РАДА…а проигравший лезет под стол и кукарекает.

ГАЙ. Подожди. (Максиму.) Каков урожай злаков в северо-западных районах?

МАКСИМ (смеется). В северно-западных районах никогда не выращивали злаков.

РАДА (Гаю, с торжеством). Лезь под стол!

Гай пытается удрать из комнаты, но Максим хватает его в охапку.

ГАЙ. Ладно, кукареку! Кукареку! Эй, пусти, черт здоровенный!

Максим и Рада смеются.

* * *

Внизу, во дворе, дворник слышит взрыв смеха. Поднимает голову, внимательно смотрит.

* * *

Максим, Гай и Рада заканчивают обедать за маленьким столом. Рада собирает посуду.

ГАЙ (вполголоса, горячо). Я на южной границе три года прослужил. Там джунгли радиоактивные… И мутанты, они уже не люди, просто ходячие куски мяса, только и могут, что жрать да стрелять.

Рада со стопкой грязной посуды выходит из комнаты.

ГАЙ (понизив голос). Наша страна в кольце, Мак. За морем, на архипелаге, Островная империя. Говорят, они еще хуже выродков… хотя нет, хуже выродков все равно никого нет.

МАКСИМ. Почему?

ГАЙ (нервничает). Ну что ты как… дурак! Ты же сам видел! Эта система башен, она же… Я, когда пацаном был, на стройке надрывался, все мы надрывались, чтобы систему ПБЗ протянуть. Башни остановили войну! То есть Неизвестные Отцы остановили войну, когда пришли к власти, с помощью башен! Если их не будет, Хонти и Пандея нас в две минуты разбомбят, а мутанты придут и дожрут то, что останется! А выродки эти башни взрывают — за деньги! За грязные хонтийские бумажки! Ты сам видел! Продажная сволочь, им бы все взрывать. Убийцы, выродки…

РАДА (вносит, балансируя, большую бутылку пива на голове). Пиво нашлось в холодильнике… Хотите?

ГАЙ (опомнившись). Конечно!

Разливают пиво.

МАКСИМ. А Неизвестные Отцы — они кто?

ГАЙ. Они нас всех вытащили из… (косится на Раду) ямы. У них хватило воли окоротить этих зарвавшихся сволочей, которые после развала империи нахватали, что плохо лежит, и решили, что вся страна — их собственность.

МАКСИМ. А почему Отцы анонимные?

ГАЙ. Потому что они чиновники на службе народа. Они не царствуют, а работают. Знаешь, как им трудно? Постоянно угроза войны отовсюду, а выродки, мразь, подкладывают бомбы под жилые дома, под детские сады, под башни…

РАДА (тихо). Гай…

ГАЙ (сбавив тон). Понимаешь, Мак… Поэтому я пошел в Гвардию, не на завод, не в поле, не в контору — в Боевую Гвардию. Мы сейчас за все отвечаем. За всех. За них…

Гай взглядом показывает на Раду. Рада смотрит на Максима, улыбается…

Максим впервые не отвечает на ее улыбку. Смотрит серьезно.

* * *

Кабинет ротмистра Чачу. Ротмистр — боевой офицер, приземистый, темнолицый, на лице шрамы, на мундире — орден Огненного Креста и три значка «За ярость в огне». Перед ним стоит Гай Гаал.

На столе перед ротмистром лежат два листка бумаги — два официальных документа.

ЧАЧУ. Не люблю болтовни и писанины, капрал. Либо ты рекомендуешь кандидата Мака Сима, либо ты его не рекомендуешь.

ГАЙ. Так точно, рекомендую.

ЧАЧУ. Тогда как я должен понимать эти две бумажки? Здесь: «Рекомендую Мак Сима для утверждения в звании кандидата в рядовые Боевой Гвардии». А здесь: «Необходима тщательная проверка прошлой жизни Мака Сима». Массаракш! Чего же тебе, в конце концов, надо, капрал?

ГАЙ. Господин ротмистр… Я считаю, ему место в Гвардии. Он мне как брат. Но мне действительно неизвестно его прошлое! Понимаете, у него нет документов, а он сам о себе ничего не помнит. И я… не имею права этого скрывать.

ЧАЧУ (мягко, по-отечески). Две трети нашей территории до сих пор погрязают в анархии, капрал, там голод, эпидемии, народ оттуда бежит, и все без документов. Департамент общественного здоровья его пропустил?

ГАЙ. Да, но…

ЧАЧУ (сдвигает брови). Мы в Гвардии, а не на философском факультете, капрал! Либо да, либо нет. Решай.

Гай глубоко вздыхает. Берет одну из бумаг и решительно рвет на мелкие части.

ЧАЧУ. Молодец, капрал. Гвардеец другу доверяет полностью… Не волнуйся, я сам за ним присмотрю.

Гай отдает честь.

* * *

Построение. На плацу — шеренги людей в черных комбинезонах с блестящими пуговицами, в сапогах с короткими голенищами, в лихо сдвинутых на ухо черных беретах. Стоят, вытянувшись, прижав правую руку к груди.

Из репродукторов звучит гвардейский гимн. Многие подпевают. Кто-то просто слушает, глядя в пространство — в экстазе. У многих на глазах — слезы.

Во главе своей секции — капрал Гай Гаал. На левом фланге той же секции — Мак Сим в черном комбинезоне без шевронов и нашивок. Гай поет шепотом, будто повторяет слова молитвы.

Максим чуствует себя неловко. Косится направо, налево… Поет, старательно выговаривая слова.

* * *

Тренировка на полосе препятствий. Гай ведет свою секцию: через окно муляжа дома… через огненное препятствие… через водную преграду… Бойцы по очереди подныривают, плывут под водой вдоль узкого бетонного коллектора, выныривают, взбираются на очень крутой осыпающийся склон; Максим сильнее всех. Помогает, подтягивает самого слабого в команде парнишку, почти все время улыбается, как будто это — игра.

Подбегают к огневому рубежу. Падают, приводят в готовность оружие (артиллерийское). Вдалеке мелькают фигурки; Гай чуть в стороне, смотрит в бинокль, шевелит губами. Дает прицел.

ГАЙ. Секция… Прицел пять-семь-три!

Максим быстро на него смотрит.

ГАЙ. Секция! Огонь!

Все стреляют одновременно. Гай смотрит в бинокль, кусает губы.

МАКСИМ (вполголоса). Пять-семь-двенадцать.

Гай оглядывается на него. В ярости готов заорать, но берет себя в руки.

ГАЙ. Секция… Прицел пять-семь-двенадцать!

Залп. Впереди, на линии огня, что-то взрывается, валит цветной дым. Гай опускает бинокль.

* * *

Гвардейцы секции, усталые и грязные, идут к казарме. Гай придерживает Мака.

ГАЙ (шепотом). Больше никогда так не делай.

МАКСИМ (примиряюще). Кто угодно может ошибиться.

ГАЙ (злится). Я твой начальник! Я сказал — ты выполняешь, а не поправляешь!

МАКСИМ. А если в бою?

Гай хочет одернуть Максима, но вдруг осекается. Задумывается. Играет желваками.

ГАЙ. Слушай… В интересах дисциплины — не показывай, что знаешь больше меня.

Максим кивает.

* * *

Городской пруд. В прозрачной воде видны рыбьи спины.

Максим резко выбрасывает руку. Летят брызги. На ладони у Максима — пойманная рыбешка. Даже не бьется.

РАДА (смеется). Она обалдела просто от такой наглости!

Максим улыбается. Разглядывает рыбину.

РАДА. Вот какой ты добытчик, мог бы голыми руками семью кормить.

МАКСИМ. Ее нельзя есть. Она… очень грязная.

Осторожно выпускает рыбу. Поверхность пруда покрыта бензиновой пленкой, плавает мусор. Максим ищет, обо что бы вытереть руки.

РАДА. Я шучу. Тут уже нельзя рыбу ловить. А мы с папой еще ловили. Давно… На.

Рада дает Максиму платок. Вместе с платком вытаскивает из кармана старую пластмассовую пуговицу. Держит ее на ладони.

РАДА. Раньше все было по-другому. Или мне так кажется? Мы когда были маленькие с Гаем, мир был как-то… добрее. Люди улыбались. Как ты.

Они идут рядом — по старому парку, хранящему следы имперского величия. Мимо заброшенного здания с огромными колоннами. Мимо облупившейся детской площадки. Параллельно, за старой решетчатой оградой, идет полицейский патруль.

МАКСИМ. Да, у нас реки чистые. И море. И озера есть в лесу, такие озера! Я, правда, без акваланга не очень хорошо ныряю. Минуты три, не больше. Только до дна донырнуть.

РАДА. Мне такое мама рассказывала про волшебную горную страну Зартак. Вроде там все счастливы, все добрые… Я совсем маленькая была, но почему-то запомнила. Может, ты из волшебной страны Зартак?

МАКСИМ (грустно улыбается). Я из Москвы вообще-то… Но здесь, у вас, в это никто не поверит.

Смотрит на Раду печально и нежно.

РАДА. Скучаешь по дому?

МАКСИМ. Скучаю. А главное, знаешь, мне родителей жалко… Им уже сказали, что я погиб.

РАДА. Ну, ты погоди… ты, может, еще сделаешь себе этот… нуль-передавальщик со спиральным ходом?

Максим тихо смеется.

Они идут дальше — по берегу грязной мутной речушки, под чахлыми деревьями, мимо играющих детей. Начальник патруля внимательно смотрит на Максима, у входа в парк сворачивает ему навстречу — но в этот момент с противоположной стороны улицы раздается звон стекла и крик. Кто-то убегает по переулку с дамской сумочкой в руках, кто-то за ним гонится, женщина кричит; патруль отвлекается. Максим и Рада не замечают инцидента.

МАКСИМ…не волшебная страна. Раньше у нас бывали войны. Страшные войны. Пустые недра, изнасилованная природа… голод… но мы справились. Потому что мы люди… а люди должны…

Останавливаются и смотрят друг на друга.

Целуются.

Маленькая девочка, ковыряющая песок у скамейки, смотрит на них разинув рот.

* * *

Ревет сирена.

Колонна несется по улице — впереди квадратный желтый автомобиль с мигалкой. За ним — два крытых грузовика с гвардейцами.

В кузове грузовика Мак и Гай сидят рядом на скамейке. Тряска ужасная. Все напряжены и сосредоточены перед заданием.

* * *

Вслед за желтым автомобилем грузовик круто сворачивает во двор. Желтый автомобиль останавливается посреди двора, из крыши выдвигаются телескопические антенны. Слышны голоса командиров других секций: «Выходи!»

Гвардейцы вместе с Маком вскакивают.

ГАЙ. Первой секции остаться на месте!

Гвардейцы снова садятся. Снаружи слышны голоса: «На тройки разберись! Вторая секция, вперед! Третья секция, за мной!»

Бледные прохожие жмутся к стенам.

ВЗВОЛНОВАННЫЙ ГОЛОС ОБЫВАТЕЛЯ. Господа! Это Боевая Гвардия!

Из окон высовываются головы. Все в восторге.

ГОЛОСА. Боевая Гвардия! Да здравствует Боевая Гвардия!

Люди радуются гвардейцам, как лучшим друзьям.

СТАРУШКА БОЖИЙ ОДУВАНЧИК, НА БАЛКОНЕ. Ура! Ура!

Гвардейцы радостно переглядываются. Сосед Максима, тощий парнишка-гвардеец, улыбается, подмигивает. Бойцы других секций исчезают, у двери каждого подъезда замирает капрал.

Хлопает дверь кабины. Появляется ротмистр Чачу.

ЧАЧУ. Первая секция, выходи, стройся!

Максим прыжком перемахивает через борт. Ротмистр оглядывает строй, его взгляд на секунду задерживается на лице Максима.

ЧАЧУ. За мной.

Ротмистр бегом ведет секцию под темную арку мимо железных баков с гниющими отбросами, во двор, узкий и мрачный, потом в другую арку, в другой такой же двор. Грохочут сапоги. Ротмистр останавливается перед облупленной дверью под тусклой лампочкой.

ЧАЧУ. Внимание! Первая тройка и кандидат Сим — со мной. Остальные — здесь. Никого не выпускать, брать живым. Первая тройка и кандидат Сим, за мной!

Гай быстро смотрит на Максима, но тот уже спешит вслед за ротмистром внутрь подъезда. За дверью крутая каменная лестница с липкими железными перилами, узкая и грязная, озаренная каким-то нездоровым гнойным светом. Максим бежит вслед за ротмистром. Парень и девушка, обнявшись, прижались в темном углу, лица у них испуганно-радостные. Одежды на девушке совсем немного.

ЧАЧУ (на бегу). Прочь, вниз!

Безобразная коричневая дверь с облезшей масляной краской, исцарапанная жестяная дощечка со стилизованным изображение зуба. За дверью кто-то протяжно кричит.

ЧАЧУ. Замок!

Максим не понимает. Молодой гвардеец отталкивает его, приставляет дуло автомата к двери под ручкой и дает очередь. Сыплются искры, летят куски дерева, и сейчас же, словно в ответ, за дверью глухо, сквозь протяжный крик, хлопают выстрелы, снова с треском летят щепки, пули с визгом проносятся у Максима над головой.

Ротмистр распахивает дверь, там темно, желтые вспышки выстрелов озаряют клубы дыма.

ЧАЧУ. За мной!

Коридор, пороховой дым. Максим выбрасывает руку влево, ловит ствол, рвет оружие на себя и вверх. Тихо, но очень отчетливо хрустят чьи-то вывернутые суставы, кто-то хрипит, падает большое мягкое тело.

ЧАЧУ. Не стрелять! Брать живьем!

Максим бросает автомат и врывается в большую освещенную комнату. Очень много картин и книг. На полу корчится мужчина — сухой, жилистый, одна рука у него искусственная. Он то кричит, то стонет сквозь зубы. В кресле, откинув голову, лежит в обмороке женщина — молодая, миловидная, белая до прозрачности. Ротмистр озирается, засовывая пистолет в кобуру. Сильно толкнув Максима, в комнату вваливаются гвардейцы, волокут грузное тело того, кто стрелял в прихожей. Молодой гвардеец, мокрый и взволнованный, протягивает Максиму брошенный автомат.

ЧАЧУ. А где еще один?

В этот момент падает синяя портьера, с подоконника тяжело соскакивает длинный худой человек в белом запятнанном халате. Он, как слепой, идет на ротмистра, медленно поднимая два огромных пистолета на уровень стеклянных от боли глаз.

Ротмистр успевает только судорожно разинуть рот…

Максим прыгает. Человек с пистолетами успевает все-таки один раз нажать на спусковые крючки. Пули проносятся в нескольких миллиметрах от лица Максима; он хватает стрелявшего за руки, пистолеты падают. Человек опускается на колени и, когда Максим отпускает его, валится ничком.

ЧАЧУ. Ну-ну-ну… (В переговорное устройство.) Гаал, когда закончишь у себя, поднимись ко мне. (Легонько тычет лежащего сапогом в бок.) Хлипкая дрянь, мусор… Обыскать! И положите их всех в ряд. Тут же, на полу. И бабу тоже, а то расселась в единственном кресле!

Арестованные лежат рядком на полу — без сознания. Все четверо. Толстяк; человек в белом халате; однорукий с искусственной рукой и женщина.

Ротмистр усаживается в кресле, закуривает, жестом подзывает Максима.

ЧАЧУ. Почему бросил автомат?

МАКСИМ. Вы приказали не стрелять.

ЧАЧУ. Господин ротмистр.

МАКСИМ. Так точно. Вы приказали не стрелять, господин ротмистр.

ЧАЧУ. Значит, если бы я приказал не разговаривать, ты бы откусил себе язык?

Максим молчит.

ЧАЧУ. Кто отец?

МАКСИМ. Врач, господин ротмистр.

ЧАЧУ. Жив?

МАКСИМ. Так точно, господин ротмистр.

Ротмистр внимательно смотрит на Максима.

ЧАЧУ. Где он?

Максим понимает, что проговорился.

МАКСИМ. Не знаю, господин ротмистр. Точнее, не помню.

ЧАЧУ. Однако то, что он врач, ты помнишь… А что ты еще помнишь?

МАКСИМ. Не знаю, господин ротмистр. Помню многое, но капрал Гаал полагает, что это ложная память.

В коридоре слышатся торопливые шаги, в комнату входит Гай. Первым делом находит глазами Максима, облегченно вздыхает и останавливается перед ротмистром.

ГАЙ. Разрешите доложить, операция проходит успешно, жильцы оказывают активную помощь, как всегда…

Ротмистр мельком смотрит в окно. Из соседнего подъезда гвардейцы волоком вытаскивают молодого оборванца, обывателя в банном халате и человека в хорошем костюме, ухоженного, но встрепанного и почти без чувств.

ЧАЧУ. Хорошо. (Задергивает штору, кивает Гаю на людей на полу.) Займись этими полутрупами, капрал. Наручников хватит?

Гай смотрит на арестованных.

ГАЙ. С вашего разрешения, господин ротмистр, одну пару придется взять во второй секции.

ЧАЧУ. Действуй.

Гай выбегает. Гвардейцы снимают книги со стеллажей, пролистывают, бросают на кровать. Книг очень много, словари, справочники, собрания сочинений…

ЧАЧУ. Займитесь картинами… Только вот с этой осторожнее, я ее возьму себе… (Снова оборачивается к Максиму, кивает на картину.) Как ты ее находишь?

На картине морской берег, высокая водная даль без горизонта, сумерки и женщина, выходящая из моря.

МАКСИМ. Хорошая картина, господин ротмистр.

ЧАЧУ. Узнаешь места?

МАКСИМ. Никак нет. Этого моря я никогда не видел.

ЧАЧУ. А какое видел?

МАКСИМ. Совсем другое, господин ротмистр. Но это ложная память.

ЧАЧУ. Вздор. Это же самое. Только ты смотрел не с берега, а с мостика, и под тобой была белая палуба. А на берегу была не эта баба, а танк, и ты наводил под башню… Знаешь ты, щенок, что это такое, когда болванка попадает под башню? Массаракш…

Ротмистр в ярости давит окурок об стол.

МАКСИМ (холодно). Не понимаю. Никогда в жизни ничего никуда не наводил.

ЧАЧУ. Как же ты можешь это знать? Ты же ничего не помнишь, кандидат Сим!

МАКСИМ. Я помню, что не наводил.

ЧАЧУ. Господин ротмистр!

МАКСИМ. Помню, что не наводил, господин ротмистр. И я не понимаю, о чем вы говорите.

Входит Гай в сопровождении двух гвардейцев. Они начинают надевать на задержанных наручники. Максим переводит взгляд на лица арестованных — бледные, страдальческие.

ЧАЧУ (вполголоса) Тоже ведь люди. У них жены, у них дети. Они кого-то любили, их кто-то любил…

МАКСИМ. Да, господин ротмистр. Они, оказывается, тоже люди.

ЧАЧУ. Не ожидал?

МАКСИМ. Да, господин ротмистр. Я ожидал чего-то другого.

Гай испуганно смотрит на него.

МАКСИМ. Я думал, что это действительно выродки. Вроде голых пятнистых обезьян.

ЧАЧУ (веско). Голый пятнистый дурак. Они как люди. Добрые милые люди, у которых при сильном волнении отчаянно болит головка. Бог шельму метит. А у тебя не болит головка при волнении?

МАКСИМ. У меня никогда ничего не болит, господин ротмистр. А у вас?

ЧАЧУ (выкатив глаза). Что-о?

МАКСИМ. У вас такой раздраженный тон, что я подумал…

ГАЙ (в панике). Господин ротмистр! Разрешите доложить… Арестованные пришли в себя.

Ротмистр переводит взгляд на Гая. Ухмыляется.

ЧАЧУ. Не волнуйся, капрал. Твой дружок показал себя сегодня настоящим гвардейцем. Если бы не он, ротмистр Чачу валялся бы сейчас с пулей в башке… (Закуривает очередную сигарету.) Но я теперь очень хорошо понимаю тебя, капрал. Твой рапорт имел все основания.

Ротмистр поднимается. Останавливается перед Максимом.

ЧАЧУ. Он хороший боец, но он еще молокосос. Мы займемся его воспитанием… Внимание! Капрал Гаал, вывести арестованных! Кандидат Сим, забрать свое оружие, массаракш!

Ротмистр выходит из комнаты. Гвардейцы поднимают задержанных, пинками и тычками ведут их к двери. Кто-то выносит картину. Последним выходит Гай, оборачивается, смотрит на Максима и выразительно стучит себя пальцем по лбу.

Максим остается один в пустой комнате. Оглядывается: пустые перекошенные стеллажи, темные пятна — там, где были картины, сами картины, выдранные из рам, затоптанные… Автомат Максима лежит на столе. Максим берет его в руки: открывается фотография под стеклом. На фото та самая прозрачная женщина, и на коленях у нее мальчик лет четырех с изумленно раскрытым ртом, а женщина — юная, счастливая, гордая…

Максим забрасывает автомат за спину.

* * *

Тесная комната. Большой стол, за столом сидят бригадир (высокий гвардейский чин), его адъютант, выполняющий обязанности секретаря, ротмистр Чачу и человек в штатском — невзрачный, с вялым желтоватым лицом.

Напротив — железный табурет, привинченный к полу. На табурете — тот самый хорошо одетый, но помятый и встрепанный человек. Он старается держаться с достоинством. За спиной у него стоят на страже Максим и еще один гвардеец.

БРИГАДИР. Ноле Ренаду, пятьдесят шесть лет, домовладелец, член магистратуры… (Оборачивается к адъютанту.) Документы проверены?

АДЪЮТАНТ. Так точно, все в порядке.

БРИГАДИР. Так… Скажите, господин Ренаду, вам знаком кто-то из арестованных?

РЕНАДУ. Нет. Только фамилия одного из них — Кетшеф… У меня в доме живет какой-то Кетшеф…

Штатский зевает, просматривая иллюстрированный мужской журнал.

РЕНАДУ. Но может, я ошибаюсь, у меня несколько домов…

ШТАТСКИЙ (не отрываясь от журнала). А о чем говорили в камере остальные арестованные, вы не обратили внимания?

РЕНАДУ. Прошу прощения, у вас там… насекомые, так вот мы главным образом о них…

БРИГАДИР. Понятно. Ну что же, мы не извиняемся, господин Ренаду. Вот ваши документы, вы свободны… Начальник конвоя!

Входит Гай.

РЕНАДУ (с достоинством). Ни о каких извинениях не может быть и речи. Виноват только я, я один… И даже не я, а проклятая наследственность…

БРИГАДИР (передает Гаю документы). Верните господину Ренаду документы и изъятое имущество…

Ренаду выходит. Гай, сопровождающий его, успевает взглянуть на Максима.

БРИГАДИР. Ну вот, весь мусор кончился, теперь пойдет группа.

ШТАТСКИЙ. Начинайте прямо с руководителя. Как там его — Кетшеф?

* * *

На табурете — худой человек в белом халате. Тот самый, который шел на ротмистра с пистолетами, которого разоружил Максим.

БРИГАДИР. Ваше имя — Гэл Кетшеф?

КЕТШЕФ. Да.

БРИГАДИР. Зубной врач?

КЕТШЕФ. Был.

БРИГАДИР. В каких отношениях находитесь с Орди Тадер?

КЕТШЕФ. Она моя жена.

БРИГАДИР. Дети есть?

КЕТШЕФ. Был. Сын.

БРИГАДИР. Где он?

КЕТШЕФ. Не знаю.

БРИГАДИР. Почему решили заняться антигосударственной деятельностью?

КЕТШЕФ. Потому что в истории мира не было более отвратительного государства. Потому что любил свою жену и своего ребенка. Потому что вы убили моих друзей и растлили мой народ. Потому что всегда ненавидел вас. Достаточно?

БРИГАДИР (спокойно). Достаточно. Более чем достаточно. Скажите нам лучше, сколько вам платят хонтийцы? Или вам платит Пандея?

КЕТШЕФ. Кончайте эту комедию, бригадир. Зачем это вам?

БРИГАДИР. Вы — руководитель группы?

КЕТШЕФ. Да. Был.

БРИГАДИР. Кого можете назвать из членов организации?

КЕТШЕФ. Никого.

ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ. Вы уверены?

КЕТШЕФ. Да.

ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ (мягко). Видите ли, Кетшеф, мы знаем о вашей группе все. Мы даже знаем кое-что о связях вашей группы. Вся эта информация получена нами от какого-то лица, и теперь только от нас зависит, какое имя будет у этого лица — Кетшеф или какое-нибудь другое…

Кетшеф опускает голову.

ЧАЧУ (резко). Вы понимаете, что вам предлагают? Не жизнь, массаракш! Честь!

Кетшеф смеется. Смех переходит в кашель.

Бригадир смотрит на штатского. Тот отрицательно качает головой. Бригадир пожимает плечами и поднимается.

БРИГАДИР. Гэл Кетшеф, пятидесяти лет, женатый, зубной врач, приговаривается к уничтожению. Срок исполнения приговора — сорок восемь часов. Конвой!

Напарник Максима выводит Кетшефа.

БРИГАДИР (вполголоса, штатскому). Не понимаю тебя. По-моему, он разговаривал довольно охотно. Типичный болтун — по вашей же классификации. Не понимаю.

ШТАТСКИЙ (с усмешкой). Вот потому-то, дружище, ты командуешь бригадой, а я… а я — у себя.

Бригадир обиженно сопит. Ротмистр Чачу тем временем поднимается, подходит вплотную к Максиму.

ЧАЧУ (шипит ему в лицо снизу вверх). Как стоишь, кандидат? Куда смотришь? Смир-рна! Глаза перед собой! Не бегать глазами!

Несколько секунд, шумно дыша, разглядывает Максима, потом возвращается на место и закуривает.

АДЪЮТАНТ. Так. Остались: Мемо Грамену, эта баба и еще один, который отказался себя назвать.

ШТАТСКИЙ. Вот с него и начнем.

АДЪЮТАНТ. Номер семьдесят три-тринадцать.

* * *

На табурете сидит сухой жилистый человек с болезненно-толстыми, распухшими от прокусов губами. Одна рука у него искусственная, но несмотря на это, он в наручниках. Это Вепрь.

БРИГАДИР. Ваше имя?

ВЕПРЬ (неожиданно весело). Которое?

БРИГАДИР. У вас их много? Тогда назовите настоящее.

ВЕПРЬ. Настоящее мое имя — номер семьдесят три-тринадцать.

БРИГАДИР. Та-ак… Что вы делали в квартире Кетшефа?

ВЕПРЬ. Лежал в обмороке. Я это очень хорошо умею. Хотите, покажу?

ЧЕЛОВЕК В ШТАТСКОМ (очень зло). Не трудитесь. Вам еще понадобится это умение, господин Тик Феску по кличке Вепрь!

Вепрь вдруг заливается веселым смехом. Смеется искренне. Люди за столом будто каменеют, слушая этот смех.

ВЕПРЬ. Массаракш! Ну и угроза!.. Впрочем, вы еще молодой человек… Вот посмотрите на мою левую руку. Мне ее отпилили в доброй довоенной охранке, в три приема. Палачи выполняли тяжелую, неблагодарную работу, им было скучно, они пилили мою руку и ругали нищенские оклады. И мне было страшно. А сейчас…

БРИГАДИР (штатскому). По-моему, достаточно.

Штатский быстро пишет что-то прямо на своем журнале и дает бригадиру прочитать. Бригадир очень удивлен. Колеблется. Смотрит с сомнением на штатского. Штатский улыбается. Бригадир пожимает плечами.

БРИГАДИР (ротмистру Чачу). Свидетель Чачу, как вел себя обвиняемый при аресте?

ЧАЧУ (мрачно). Валялся, откинув копыта.

БРИГАДИР. То есть сопротивления не оказывал? Та-ак…

Бригадир еще секунду думает, поднимается и оглашает приговор.

БРИГАДИР. Обвиняемый номер семьдесят три-тринадцать, Тик Феску по прозвищу Вепрь, приговаривается к бессрочному пребыванию в работах на воспитании.

ВЕПРЬ (удивленно). Ну и ну…

* * *

На табурете сидит женщина, все такая же бледная и прозрачная.

БРИГАДИР. Ваше имя Орди Тадер?

Женщина молчит.

БРИГАДИР. Ваш муж Гэл Кетшеф? И у вас есть ребенок?

Женщина молчит.

БРИГАДИР. Вы проживаете в доме номер восемь по улице Трубачей?

Женщина молчит.

БРИГАДИР. Подумайте, может, все-таки лучше отвечать на вопросы? Может быть, тогда мы сумеем отыскать вашего ребенка?

ЖЕНЩИНА. Вы, все, оболваненные болваны. Убийцы. Вы все умрете. Ты, бригадир, умрешь скверной смертью. Не от моей руки, к сожалению, но очень, очень скверной смертью. И ты, сволочь из охранки. Я бы сама убила тебя, я бы до тебя добралась, если бы не эти холуи у меня за спиной… И ты, пушечное мясо, палач. Вы все здесь сдохнете еще до того, как мы сшибем ваши проклятые башни!

Она поднимается и делает шаг к столу. Напарник Мака бросает ее обратно в кресло, тогда она плюет, плевок не долетает до стола, женщина роняет голову и плачет.

Сидящие за столом смотрят, как она плачет. Максим потрясен, ему тяжело. Наконец бригадир поднимается и зачитывает приговор.

БРИГАДИР. Орди Тадер приговаривается к уничтожению в течение сорока восьми часов.

Максим вздрагивает — и ловит на себе внимательный взгляд ротмистра Чачу.

* * *

Кафе, где работает Рада. Довольно много посетителей — рабочих после смены, компания молодежи, компания сереньких клерков. В углу Максим и Гай, оба в форме, пьют пиво за столиком. Максим задумался.

МАКСИМ. Отчего все-таки у них болит голова?

ГАЙ (удивленно оглядываясь). У кого?

МАКСИМ. У выродков. ГАЙ. Тихо ты… Люди кругом.

МАКСИМ. Это тайна?

ГАЙ. Это… служебная информация. (Шепотом.) Понимаешь, они летят с копыт от злости, от страха, от нервного напряжения… У них организм такой, вырожденный. Ненормальный.

МАКСИМ. А почему домовладельца этого, Ноле Ренаду… отпустили? Он что, не выродок?

ГАЙ (оглядывается). Он выродок, только трусливый. Таких тоже полно. Он нас ненавидит, но боится. И потом, его не подкупишь, он ведь богатый человек…

МАКСИМ. Знаешь, я уверен, они это делают не за деньги. За деньги нельзя так ненавидеть.

ГАЙ (невольно повысив голос). Так они же выродки!

Сидящие рядом клерки прислушиваются, насторожив уши. Гай, опомнившись, начинает говорить тише.

МАКСИМ. Что ты мне рассказываешь, я же их видел. Вот этот зубной врач. Это очень смелый и хороший человек.

ГАЙ. Выродок!

От ближайших столиков оборачиваются.

МАКСИМ. Хорошо, очень смелый и хороший выродок. И образованный человек — я видел его библиотеку. А его жена…

ГАЙ (шепотом кричит). Ты расклеился, да? От бабских слез? Они террористы и убийцы, и баба тоже! Если бы ты видел то, что я повидал, если бы ты видел, как из наших ребят выдавливало кишки…

На них уже откровенно смотрят. К столику подходит Рада с подносом, на подносе обед.

РАДА (Гаю, недовольно). Чего ты кричишь на весь зал?

Ставит перед ними тарелки. Отходит. Гай очень смущен.

ГАЙ. Ну, Мак, вечно из-за тебя… Распустили языки, как последние…

Максим смотрит вслед уходящей Раде. Его лицо вдруг каменеет.

ГАЙ (испуганно). Ты чего?

МАКСИМ. Слушай. Все можно. Даже пытать, наверное, можно. Вам виднее. Но женщин расстреливать… женщин мучить…

Гай озадаченно на него глядит.

* * *

Звонок в кабинете Странника. В трубке — голос Фанка.

ФАНК. Странник, я нашел его. Не поверите, где он!

СТРАННИК. Поверю. Где?

ФАНК. В Гвардии! Это создает некоторые осложнения…

СТРАННИК. Никаких осложнений. Когда вы его привезете?

ФАНК. Сейчас.

* * *

Из чугунных ворот Департамента специальных исследований выезжает большая, зловещего вида машина Фанка.

* * *

Квартира Гая и Рады. Вечер. Опять отключили свет. Гай, Рада и Максим сидят вокруг свечи. Максим настраивает струнный инструмент, похожий на гитару.

МАКСИМ…А бабушка у меня учитель. Сорок лет с учениками, день в день. Как раз должны были юбилей праздновать… А тут я. Опять все испортил.

РАДА. Почему испортил?

МАКСИМ. Да какой уж тут праздник, если внук без вести пропал.

РАДА (сочувственно). Ну, Мак…

МАКСИМ (перебирая струны). Да… Отец хотел, чтобы я занимался наукой, мама — чтобы я был художником.

ГАЙ. А где больше платят?

МАКСИМ. Да какая разница, сколько платят? Работа — творчество, к ней надо иметь талант, ее надо любить… А я все никак не мог понять, к чему у меня талант. Вот ушел в свободный поиск… и нашел.

Рада и Гай переглядываются. Максим вдруг звонко бьет по струнам. Откладывает гитару, встает. Вытягивается по стойке «смирно».

МАКСИМ. Капрал Гай Гаал, разрешите обратиться.

ГАЙ (в пижаме, ошарашенный). Обращайтесь, кандидат Сим.

МАКСИМ. Я официально прошу у вас руки вашей сестры. Я хочу жениться на Раде Гаал.

Пауза. Гай сглатывает. Рада молча смотрит на Максима.

ГАЙ (преодолевая смущение). Я давно знал… но… ты ее спросить не пробовал?

Максим оборачивается к Раде.

МАКСИМ. Не пробовал. Я стесняюсь.

Рада смеется. За ней смеется Максим, к ним присоединяется Гай, и они смеются втроем, пока в их смех не вплетается резкий дверной звонок.

* * *

На пороге — гвардеец-вестовой.

ВЕСТОВОЙ. Господин капрал, разрешите обратиться! Господин ротмистр Чачу приказали вам и кандидату Симу срочно явиться в канцелярию роты. Машина внизу.

Пауза. С лиц сползают улыбки.

ГАЙ. Подождите в машине, мы сейчас спустимся.

Вестовой уходит. Максим и Гай быстро одеваются. Бледная Рада берет гитару на руки, как ребенка.

МАКСИМ. Как ты думаешь, зачем?

ГАЙ. Не знаю. Мне кажется, ротмистр тебя продвинуть хочет побыстрее… или проверяет.

Максим затягивает ремень. Обнимает Раду.

МАКСИМ. Скоро вернемся. Ты нас жди.

РАДА (прячет лицо). Позвоните. Если задержитесь — обязательно позвоните.

Максим целует ее.

* * *

Армейский автомобиль отъезжает от дома Гая и Рады как раз в тот момент, когда из-за угла выезжает машина Фанка.

* * *

Кабинет ротмистра Чачу. Ротмистр за столом, снарядная гильза перед ним полна окурков. На столе лежат два автомата.

Ротмистр стоит, навалившись на стол руками, не отрывает глаз от лица Мака, который замер рядом с Гаем по стойке «смирно».

ЧАЧУ. Кандидат Сим. Ты проявил себя хорошим бойцом и верным боевым товарищем. Я ходатайствовал перед командованием о досрочном производстве тебя в достоинство действительного рядового Боевой Гвардии. Экзамен огнем ты выдержал. Остается последний экзамен — кровью.

Гай радостно смотрит на Мака. Тот стоит не шелохнувшись — лицо одеревенело, глаза стеклянные.

ЧАЧУ. Капрал Гаал, иди в караульное помещение приведи приговоренных. Возьми автомат…

Гай тянется за автоматом.

ЧАЧУ (неожиданно резко). Нет! Вот этот, с краю.

Гай, на секунду растерявшись было, берет автомат, поворачивается кругом и выходит.

ЧАЧУ (глядя на застывшего Максима). Ничего, кандидат, не трусь. Это страшно только по первому разу.

* * *

Ротмистр садится за руль машины-фургона. Максим с автоматом — на заднем сиденье, скамейке вдоль борта. Слышны шаги, задняя дверь распахивается, и Максим видит женщину.

Она бледная до прозрачности, отрешенная, будто ее ничего не касается. Вслед за ней в машину взбирается толстяк, который стрелял в коридоре, которому Максим вывихнул пальцы. Толстяк придерживает правую руку левой.

За приговоренными показывается Гай с автоматом.

ГАЙ. На пол!

Приговоренные опускаются на пол, Гай садится напротив Максима. Ротмистр трогает машину и гонит на сумасшедшей скорости…

Гай пытается поймать взгляд Максима, но тот смотрит на приговоренных. Вернее, он смотрит на женщину, которая съежилась на полу, обхватив колени. Рев мотора… Тряска… Максим ловит взгляд женщины, Гай ловит взгляд Максима, а толстяк все пытается удержаться на поворотах, хватаясь рукой за пол, за колени конвоиров…

Машина въезжает в лес.

ЧАЧУ. Выходи!

Вечер. В лесу сгущается туман. Горят фары автомобиля. Толстяк и женщина неуклюже выбираются из машины. Толстяк держится с достоинством, женщина готова потерять власть над собой: судорожно сжимает кулаки, прижимает к груди и снова отпускает.

ЧАЧУ (Максиму, закуривая). Веди по тропинке. Там дальше сам увидишь, где их ставить. Если понадобится — добей контрольным выстрелом. Что такое контрольный выстрел — знаешь?

МАКСИМ (деревянным голосом). Так точно.

ЧАЧУ. Врешь, не знаешь. Это — в голову. Действуй, кандидат. Сюда ты вернешься уже действительным рядовым.

ЖЕНЩИНА. Если среди вас есть хоть один человек… сообщите моей матери… Поселок Утки, дом два… это рядом… Ее зовут…

ТОЛСТЯК. Не унижайся.

ЖЕНЩИНА. Ее зовут Илли Тадер…

ТОЛСТЯК (повысив голос). Не унижайся!

Ротмистр, не размахиваясь, бьет его кулаком в лицо. Грузный хватается за щеку. Смотрит на ротмистра с ненавистью.

ЧАЧУ. Действуй, кандидат.

Мак поворачивается к приговоренным и автоматом указывает на тропинку. Приговоренные идут. Женщина оборачивается.

ЖЕНЩИНА. Поселок Утки, дом два, Илли Тадер!

Мак, выставив перед собой автомат, медленно идет за ними. Скрываются в тумане.

ЧАЧУ. Ну вот. Теперь подождем.

ГАЙ (смотрит вслед Максиму), Так точно, господин ротмистр.

ЧАЧУ (сплюнув сквозь зубы). Не боишься разочароваться в своем приятеле?

ГАЙ. Никак нет… Хотя, с вашего позволения, мне очень жаль, что ему досталась женщина. Он — горец, а у них там…

ЧАЧУ. Он такой же горец, как мы с тобой. И дело здесь не в женщинах… Впрочем, посмотрим.

Ротмистр расхаживает по тропинке взад-вперед. Гай прислушивается: ждет выстрелов. Выстрелов нет.

Ротмистр останавливается. Бросает сигарету.

ЧАЧУ. Н-ну, так. Вот и все, капрал Гаал. Боюсь, что мы не дождемся твоего дружка. И боюсь, тебя сегодня в последний раз называют капралом.

Гай смотрит на него с изумлением. Ротмистр ухмыляется.

ЧАЧУ. Ну, что ты таращишься, как свинья на ветчину? Твой приятель бежал, дезертировал, он трус и изменник! Понятно, рядовой Гаал?

Гай смотрит на него с изумлением. Ротмистр в восторге. Он торжествует, будто выиграл крупное пари…

И вдруг лицо у него вытягивается. Он смотрит Гаю через плечо, Гай оборачивается и видит Мака.

Мак возвращается один, автомат несет за ремень.

ЧАЧУ. Массаракш!

В пяти шагах от них Мак останавливается. Глядя ротмистру в лицо, швыряет автомат ему под ноги.

МАКСИМ. Прощайте, господин ротмистр. Я их отпустил, и теперь хочу уйти сам. Вот ваше оружие, вот одежда… (Он расстегивает ремень комбинезона и оборачивается к Гаю.) Тебя обманули, Гай. Вас всех обманули. Вы живете… (запинается, будто подбирая самые уничижительные, оскорбительные слова) …вы живете не на внутренней поверхности шара, а на внешней, и таких шаров во Вселенной — миллиарды! И нет никакого Мирового Света, а есть звезда соларного типа и на орбите — планета, геоид…

Говоря все это, он стягивает сапоги и комбинезон и остается таким, каким Гай его впервые увидел — почти голым, в одних серебристых трусах. Гай переводит взгляд с Мака на ротмистра…

ГАЙ. Господин ротмистр! Не надо! Он сошел с ума!

ЧАЧУ (рука на кобуре). Кандидат Сим! Немедленно садитесь в машину! Вы арестованы.

МАКСИМ (не обращая на него внимания). Гай, пошли! Тебе тут нечего делать.

Ротмистр вытаскивает пистолет.

ЧАЧУ. Кандидат Сим! В машину!

МАКСИМ (Гаю). Ты идешь?

Гай в ужасе мотает головой. Он понимает, что Мака сейчас убьют, и не знает, что делать.

МАКСИМ. Ладно. Поцелуй Раду. Я найду вас. До свидания.

Он поворачивается и уходит.

ЧАЧУ (не повышая голоса). Кандидат Сим. Приказываю вернуться. Буду стрелять.

Максим уходит. Ротмистр поднимает оружие.

ЧАЧУ. Считаю до трех; Садись в машину, кандидат. Раз!

Максим уходит, не оборачиваясь.

ЧАЧУ. Два!

ГАЙ. Не надо!

Ротмистр стреляет. Пуля бьет Максима сзади — в плечо.

Максим оборачивается. На лице — удивление.

МАКСИМ. Идиот. Злобный идиот.

Он поворачивается к ротмистру лицом. Делает шаг навстречу. Ротмистр пятится и быстро стреляет трижды Максиму в грудь. Мака отбрасывает, он падает на спину и сразу же снова вскакивает, снова падает, приподнимается, и ротмистр, присев от напряжения, выпускает в него еще три пули. Максим перекатывается на живот и замирает.

У Гая подкашиваются ноги. Он садится на подножку машины.

Тело Мака лежит в лучах фар. Ротмистр жадно курит, не глядя на Гая. Обжегшись, отбрасывает окурок и делает два шага в сторону убитого. Не решается подойти вплотную. Производит контрольный выстрел и промахивается — пуля бьет в землю рядом с головой Мака.

ЧАЧУ. Массаракш…

С трудом засовывает пистолет в кобуру. Подходит к Гаю, берет его за воротник, подтягивает к себе.

ЧАЧУ (растягивая слова, как пьяный). Ладно, ты останешься капралом. Но в Гвардии тебе делать нечего… Напишешь рапорт о переводе в армию.

Машина уезжает. В лесу темнота… Тело Мака неподвижно, как камень.

* * *

Обрывки видений. Лица родителей — нарисованные «перетекают» в настоящие. Лицо матери искажается от горя — и так, искаженное, снова становится рисунком. Фанк за рулем корчится в припадке. Муха падает в пиво. Ухмыляется усатый бандит. Лицо Рады….

* * *

Неподвижное тело застыло среди травы.

* * *

Огромный танк, устрашающий, мощный, давит гусеницами заграждение, сминает пушки. Взрыв под гусеницей: танк не сбавляет скорости, едет, охваченный пламенем, стреляет, и от этих выстрелов разлетается все вокруг…

Танк — на большом куполообразном экране. Экран гаснет. Открывается круглая комната, обтянутая красным бархатом. В золоченых креслах сидят Отцы.

ТЕСТЬ. Вот так вот. Термический барьер до тысячи градусов.

ШУРИН. Когда на конвейер?

ТЕСТЬ. Уже. Десять машин в сутки.

ДЕВЕРЬ. С вашими танками скоро без штанов останемся.

ТЕСТЬ. Лучше без штанов, чем без танков.

ДЕВЕРЬ (сварливо). Как был ты полковником, так и остался. Все бы тебе в танки играть.

ПАПА. У меня что-то зуб ноет… Странник, неужели так трудно изобрести безболезненный способ лечения зубов?

Все взгляды обращаются на Странника. Странник сидит в стороне, в тени — лысый, ироничный, зловещий. Поигрывает телефоном.

СТРАННИК. Можно подумать.

ШУРИН. Ты лучше вот о чем подумай, Папа. Пандейцы перебросили на хонтийскую границу еще одну дивизию. (Шурин тянется к пульту, на экране возникает карта со значками, с объемным изображением военных баз и частей.) Я прикидывал такой вариант: пандейцы вмешиваются в хонтийскую кашу, быстренько ставят там своего человека, и мы имеем объединенный фронт — пятьдесят миллионов против наших сорока.

ДЕВЕРЬ. Я бы большие деньги дал, чтобы они вмешались в хонтийскую кашу. Кто Хонти тронет, тот и проиграл.

СВЕКОР (разглядывая карту). Смотря как трогать. Если деликатно, небольшими силами, да не увязать — тронул и отскочил, как только они там перестанут ссориться… и при этом успеть раньше пандейцев…

ТЕСТЬ. В конце концов, что нам нужно? Либо объединенные хонтийцы, без этой своей гражданской каши, либо наши хонтийцы, либо мертвые хонтийцы… В любом случае без вторжения не обойтись.

ПАПА. А ты что молчишь, Умник? Ты ведь у нас умник.

Государственный прокурор сидит в дальнем конце стола. Улыбается.

ПРОКУРОР. Когда говорят отцы, благоразумным детям лучше помалкивать.

ПАПА. Ну. говори, будет тебе.

ПРОКУРОР. Я не политик…

Все весело смеются.

ПРОКУРОР. Право, господа, здесь нет ничего смешного… Я действительно всего лишь узкий специалист. И как таковой, могу только сообщить, что сейчас очень выгодный момент для вторжения. Перевооружение армии заканчивается…

ПАПА. Так-так, господа. Значит, воевать хотите? Что же, можно и повоевать, хотя… На сколько нас хватит, Странник?

СТРАННИК. Дней на десять.

ТЕСТЬ. План глубокого вторжения предусматривает разгром Хонти в течение восьми суток.

ПАПА (пристально глядя на Странника). Хороший план. Ладно, так и решим… Ты, кажется, против, Странник?

СТРАННИК (равнодушно). Меня это не касается.

ПАПА. Ладно. Побудь против… Что ж, Деверь, присоединимся к большинству?

ДЕВЕРЬ (с отвращением). А! Делайте, как хотите…

СВЕКОР (торжественно). Папа! Я знал, что ты будешь с нами!

ПАПА. А как же! Куда я без вас?.. Помнится, были у меня в Хонтийском генерал-губернаторстве какие-то рудники… медные… Как они там сейчас, интересно?.. Да, Умник! А ведь, наверное, надо будет организовать общественное мнение. Ты уже, наверное, что-нибудь придумал, ты ведь у нас умник.

ПРОКУРОР. Конечно, Папа. Все готово.

ПАПА. Покушение какое-нибудь? Или нападение на башню? Иди-ка ты прямо сейчас и подготовь мне материалы, а мы здесь обсудим сроки.

Прокурор поднимается, кланяется и выходит. Проходя мимо Странника, победоносно улыбается ему. Странник внимательно смотрит прокурору вслед.

* * *

Темнота. Дыхание. Звук мелкого дождя.

ГОЛОС MEMO ГРАМЕНУ (резко). Это все разговоры. Доктор, на вашем месте я бы его осмотрел. Что-то я не очень верю в эту историю с ротмистром.

ГОЛОС ДОКТОРА (раздраженно). Я не могу осматривать в темноте.

ГОЛОС МАКСИМА. А вы зажгите свет. Все равно я вас вижу.

Шумное дыхание в темноте.

ГОЛОС MEMO. Ерунда! Ну, что я сейчас делаю, если вы видите?

ГОЛОС МАКСИМА. Вы наставили на меня… то есть это вам кажется, что на меня, а на самом деле на вашего соседа… ручной пулемет. Вы — Мемо Грамену. На щеке у вас царапина.

Пауза. Скрип, сопение, шорох. Тяжелый вздох.

ГОЛОС ДОКТОРА. Нокталопия… Давайте зажигать свет. Глупо. Он нас видит, а мы его не видим.

Кто-то пытается зажечь спичку, но спички все время ломаются.

ГОЛОС МАКСИМА. Давайте, я.

Зажигается спичка. Освещает лицо Максима снизу. Максим изменился: осунулся. Порос щетиной. Глаза ввалились.

Максим зажигает керосиновую лампу, ставит на плоский камень. Становится видна поросшая лианами руина в лесу. Вокруг лампы сидят на ящиках люди. Среди них Мемо Грамену (толстяк, которого Мак сперва захватил, а потом отпустил), Орди Тадер (та самая бледная женщина) и еще трое: Доктор, простоватый Лесник и Генерал, немолодой, суровый. Сквозь остатки крыши моросит дождь. У Мемо на коленях ручной пулемет.

ДОКТОР. Раздевайтесь.

Максим через голову стягивает брезентовую рубаху. Все смотрят на его голую грудь; на ней — затянувшиеся следы от пуль. Доктор начинает осматривать и ощупывать его.

MEMO (нервно). Не копайтесь. Скоро сеанс.

ЛЕСНИК. Красивый мальчик. У меня сын был… Тоже… (Вытаскивает флягу.) Выпить никто не хочет?

ГЕНЕРАЛ (раздраженно). Погоди, Лесник! Ну, что, Доктор?

ДОКТОР. Я бы голову дал на отсечение, что в этого молодчика действительно стреляли из армейского пистолета, с короткой дистанции, но только очень давно. По меньшей мере полгода назад! (Максиму.) Где пули?

МАКСИМ. Они вышли, и я их выбросил.

ДОКТОР. Слушайте, как вас… Мак! Вы врете. Признайтесь, как вам это сделали?

МАКСИМ (качает головой). Я не вру. Просто у нас быстро заживают раны. (Протягивает руку.) Разрежьте мне руку. Если надрез будет неглубокий, я затяну его за десять-пятнадцать минут.

Все переглядываются. Мемо поудобнее устраивает на коленях пулемет.

ОРДИ. Гэл рассказывал про древнюю горскую медицину… Они умеют заговаривать раны.

ДОКТОР. Ах, горская медицина… В молодом человеке семь дыр! И если это дыры от настоящих пуль, то по крайней мере четыре из них — каждая в отдельности! — были смертельными.

ГЕНЕРАЛ (Максиму}. Что вы на это скажете?

МАКСИМ. Он ошибается. Для нас эти раны не смертельны. Вот если бы ротмистр попал мне в голову… но он не попал.

ДОКТОР. Н-да.

Пауза. Доктор берет у Лесника флягу и отхлебывает, не закусывая. Максим натягивает рубашку.

MEMO (держит Максима на прицеле). До сеанса осталось всего ничего! Нас всех скрутит, а этот будет как огурчик! Решайте быстрее, за минуту до сеанса я его пристрелю!

ОРДИ. А я ему верю. У него концы с концами не сходятся, но это просто потому, что он странный человек. Но он не провокатор. Я за него, Генерал.

Пауза. Доктор передает флягу Леснику. Тот тоже пьет.

ГЕНЕРАЛ. Зачем вы пришли к нам? Хотите участвовать в нашей борьбе?

МАКСИМ (качает головой). Я хочу разобраться.

ЛЕСНИК. У нас так не делается, милый. У нас так: либо ты наш, и тогда на тебе оружие и иди воевать. Либо ты, значит, не наш, и тогда извини… куда тебя — в голову надо, да?

ДОКТОР. У меня предложение. Пусть он нас поспрашивает… У вас же есть вопросы, Мак?

ОРДИ (усмехаясь, преображается, ее лицо теряет жесткость, делаясь молодым и очень милым). У него много вопросов. Пока жил у моей матери — все с вопросами приставал…

MEMO (нервно). Нет времени!

ГЕНЕРАЛ. Ну, пара минут еще есть… (Максиму.) Спрашивайте.

МАКСИМ. Кто такие Неизвестные Отцы и чего они хотят?

Кажется, этого вопроса никто не ожидал.

ДОКТОР. Неизвестные Отцы — это анонимная группа интриганов, захвативших власть. Некоторые из них искренне считают себя благодетелями отечества, но в основном они хапуги, сибариты, садисты. Вы удовлетворены?

МАКСИМ. Нет. Их экономическая программа? Их идеология? Их база, на которую они опираются?..

Все опять переглядываются. Лесник передает флягу Орди, та пьет, как мужчина.

ДОКТОР. Вы слишком многого от нас хотите. Мы не теоретики, мы — практики… Собственно говоря, мы боремся за свою жизнь…

МАКСИМ. Я не хотел никого обидеть. Я просто хочу разобраться. К чему вы стремитесь, кроме сохранения жизни?

ЛЕСНИК (закипая). Ты, мил-человек, того… Не знаю, как там у вас в горах, а у нас тут люди любят жить. Как это так — кроме, говорит, сохранения жизни? А мне, может быть, кроме этого ничего и не надо!

ГЕНЕРАЛ. Подожди, Лесник.

ЛЕСНИК. Нет, это пусть он подождет! Ишь ты, какой нашелся!

ДОКТОР. Подожди, дядя. Не сердись. Видишь, человек ничего не понимает… (Максиму.) Видите ли, какой-то единой политической программы у нас нет: мы убиваем, потому что убивают нас.

МАКСИМ. Почему вас убивают?

ДОКТОР. Нас считают выродками. Неизвестным Отцам выгодно нас травить, это отвлекает народ от внутренних проблем, от коррупции финансистов, загребающих деньги на военных заказах и на строительстве башен.

МАКСИМ. Это уже нечто. Значит, Отцы служат деньгам?

ДОКТОР. Отцы никому не служат. Они сами — деньги.

МАКСИМ. При чем здесь башни противобаллистической защиты? Зачем вы на них нападаете?

Все смеются — неприятно.

ЛЕСНИК. Вот дурак. А туда же — базу ему подавай…

ДОКТОР. Это не противобаллистическая защита. Это источники специального излучения. Большинство людей — вот и вы, например, — его не замечают. А несчастное меньшинство из-за каких-то особенностей своего организма при облучении испытывают адские боли. Вот этих людей и называют выродками… Излучатели включаются два раза в сутки по всей стране. В десять утра и десять вечера. Каждый день. Плюс установки локального действия на патрульных автомобилях… Нам негде укрыться, защиты не существует, мы сходим с ума, стреляемся, вымираем…

Доктор яростно пьет из фляги.

У Максима дрожат губы — он потрясен, буквально раздавлен этой новостью. Он переводит взгляд с лица на лицо, будто впервые видит. С колоссальным сочувствием смотрит на Орди… Та, закусив губу, отводит взгляд.

ЛЕСНИК. Да-а, жили — не тужили… Гады.

Генерал хмурится.

MEMO (истерично). Ему это бессмысленно рассказывать! Он же не знает, что это такое. Он понятия не имеет, что это значит — ждать каждый день очередного сеанса… Решайте быстро, сейчас включение!

ГЕНЕРАЛ (угрюмо). Не знает — и говорить не о чем. Мы знаем, что Орди за него. Доктор?

ДОКТОР (с сомнением). Не знаю.

ГЕНЕРАЛ. Мемо?

Мемо отрицательно качает головой.

ГЕНЕРАЛ. Лесник?

ОРДИ (перебивает). Послушайте. Я не все сказала. Он… умеет снимать боль. Меня дважды схватывало у матери, и оба раза он мне помог.

Все сидящие вокруг лампы потрясены. Судьи превратились в измученных людей, которым дали надежду.

ДОКТОР. Вы действительно это умеете?

ГЕНЕРАЛ (одновременно). Вы можете снимать боль?

МАКСИМ. Да.

ДОКТОР. Как?

ЛЕСНИК. Эй, погоди, погоди, получается, что он наш благодетель? Да ведь этому человеку цены нет!

ГЕНЕРАЛ. То есть ты, Лесник, за него?

ЛЕСНИК (криво ухмыляясь). То есть я так за, что ежели кто его тронет, я своими руками того порву!

Все переглядываются.

ДОКТОР. Ну…

ГЕНЕРАЛ (принужденно улыбаясь). Очень хорошо. Вы симпатичный парень, Мак, и мне было бы жалко убивать вас… (Сотрит на часы.) Сейчас… Мак покажет нам свое искусство.

* * *

Среди леса — башня противобаллистической защиты. Часовой с автоматом. Проволочные заграждения. Капонир — приземистое здание с амбразурой. В амбразуре — пулемет.

На часах — десять.

Бесшумно разворачиваются лепестки трансляторов. Часы щелкают…

* * *

Моросит дождь. На плоском камне посреди руины горит керосиновая лампа.

Максим сидит, держа на коленях голову Орди. Массирует ей виски, что-то шепчет — и видит, как корчится Лесник. Как сползает на землю бледный Генерал. Как Доктор грызет рукав, чтобы не кричать, как хрипит и стонет Мемо.

Генерал теряет сознание.

ОРДИ (слабо, указывая глазами на Генерала). Помоги… Я продержусь.

Максим, поколебавшись, осторожно выпускает ее. Садится рядом с Генералом, кладет пальцы на его виски. Ему трудно сосредоточиться. Он прикрывает глаза. Генерал чуть расслабляется, начинает дышать ровнее.

ЛЕСНИК (почти визжит). Помоги мне! Мне!

На губах у него пена.

Оставив Генерала, Максим кидается помогать Леснику. Натыкается на затравленный, воспаленный взгляд Мемо. Ему тоже очень больно.

Орди бьется в судорогах. Генерал ловит ее руку, сжимает… Максим оглядывается. Всем нужна помощь, и он не знает, кого выбрать.

Орди теряет сознание. Генерал утыкается лицом в ее рукав.

* * *

Государственный прокурор приходит в себя после лучевого удара — в ванной. С трудом разлепляет глаза. Прямо перед его лицом покачивается на воде что-то розовое; прокурор фокусирует взгляд — это ванночка для благовоний в виде пышнотелой пластмассовой красотки. Над красоткой курится розовый дымок.

Звонит телефон на краю ванны. Прокурор, морщась и постанывая, берет трубку.

ПРОКУРОР (вяло). Государственный прокурор.

ГОЛОС В ТРУБКЕ. Ваше превосходительство, агент семь-один-один сообщает: операция назначена на сегодня.

ПРОКУРОР (оживляется). Превосходно, ротмистр. Превосходно. Только не спугните их раньше времени!

* * *

Башня стоит среди леса, смутно угадывается в темноте.

Максим и Лесник ползут, пригибаясь, в зарослях, в тумане, под мелким дождем. У Лесника шест с удлиненным зарядом. У Максима — тяжелый мешок.

Впереди перед ними поднимается громада башни. Вокруг — колючая проволока. Капонир — приземистое здание. Слышатся неразличимые голоса, внутри загорается спичка, и становится видна амбразура с пулеметом.

Лесник подсовывает шест под проволоку. Максим ему помогает.

ЛЕСНИК. Готово. Отползай.

Оба отползают. Лесник вытаскивает часы. На фосфоресцирующем циферблате бежит секундная стрелка.

Лежит в зарослях Мемо. Смотрит на башню.

Генерал поворачивает голову. Рядом Орди — она обняла ствол дерева, как родное существо. Прижалась щекой. Закрыла глаза.

Генерал смотрит на нее, не отрываясь. Секунды бегут.

Генерал с усилием переводит взгляд на циферблат…

ЛЕСНИК (лукаво, тоном сказочника). А вот жила на болоте жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она, дура… Не боишься?

Максим качает головой.

ЛЕСНИК. Ну… В добрый час.

Включает запал. Пистонный щелчок. И вдруг впереди взмывает столб огня, летят комья земли; Максим и Лесник подхватываются и, строча из автоматов, бегут вперед, к капониру, прорываются через проволоку. На вершине башни вспыхивают прожекторы, выхватывают фигурки людей, со всех сторон несущихся к капониру. Трещат автоматы…

Бежит и стреляет Орди.

Свирепо ругается Генерал, бежит, стреляет. Молча несется Мемо Грамену, страшно, как бык.

В ответ грохочет пулемет с капонира.

И вдруг включается знакомая маршевая музыка — гвардейский гимн. Накрывает все вокруг. Люди в капонире ревут, подпевая, почти перекрывая грохот пулемета. Это включилось излучение. Мелькают лица гвардейцев, искаженные праведной яростью.

Орди запрокидывает бледное лицо. Падает на ходу.

Падает Мемо.

Ревет пулемет. Максим, оскалившись, бежит, выхватывает гранату, бросает в капонир…

Взрыв!

Пулемет замолкает. И наступает тишина. Прожекторы на верхушке башни светят вовсю, и Максим отбрасывает сразу много коротких черных теней.

Он оглядывается.

Лесник лежит, раскинув руки. Он мертв.

Выронив автомат, лежит Генерал. Он не то стонет, не то хрипит.

МАКСИМ. Сейчас. Сейчас. Подождите. Я сейчас.

Кидается к Орди, которая лежит ничком. Переворачивает…

Орди мертва. Грудь разворочена выстрелами. Мемо Грамену ранен, истекает кровью.

Максим оглядывается. Смотрит на башню. Смотрит на Генерала, на Лесника, на Мемо…

В капонире пожар. На ступеньках лежит убитый гвардеец.

Максим бегом возвращается за своим мешком. Открывает — там магнитные мины. Трясущимися руками лепит мины на опоры башни.

Подхватывает Генерала. Оттаскивает. Осторожно оттаскивает Мемо. Возвращается к заминированным опорам…

Поворачивает голову. Встречается взглядом с неподвижными глазами мертвой Орди.

Сглатывает. Поджигает запалы. Возвращаясь, берет Орди на руки — на залитом светом пространстве возле башни остается тело Лесника.

Взрыв!

У башни подламываются опоры. Прожекторы все еще светят. Башня медленно валится набок, удар, треск, скрежет, и становится темно, только догорает капонир.

В полутьме возится Генерал. Приходит в себя.

ГЕНЕРАЛ. Кто здесь?

МАКСИМ. Это я.

ГЕНЕРАЛ. А башня?

МАКСИМ. Готова.

ГЕНЕРАЛ. Не может быть! Массаракш! Неужели! (Смеется.) Мы ее прикончили! Мы ее… все верно. Подожди, Мак. А кто это?

МАКСИМ. Мемо.

ГЕНЕРАЛ. Дышит… А кто еще жив? Кто это у тебя?

МАКСИМ. Это Орди.

Он кладет тело Орди на землю. Генерал смотрит, будто не веря.

ГЕНЕРАЛ (нерешительно). Орди…

Прикладывает ладонь к ее щеке. Замирает.

МАКСИМ. Нужно уходить.

Генерал смотрит на обломки башни. На Орди. Не оборачиваясь, идет прочь, через пролом в проволочных заграждениях. Сильно хромает. Максим подхватывает Мемо на одно плечо, Орди на другое и идет следом.

ГЕНЕРАЛ (не оборачиваясь). Только раненых.

МАКСИМ. Мне не тяжело.

ГЕНЕРАЛ. Только раненых! Выполняйте приказ.

Максим кладет тело Орди на землю.

ГЕНЕРАЛ. За мной.

Они почти бегом пробираются через лес. Генералу хуже — он тоже ранен.

MEMO (хрипит). Больно. Я больше не могу.

Максим не отвечает.

MEMO (еле слышно). Оставь… Больно. Это я, это… докладывает агент семь-один-один, Копыто… Я больше не могу, ротмистр…

Мак спотыкается. Кладет Мемо на землю. У того на губах пузырится кровь.

MEMO (узнает его). Мак… Прости. Это я.

Его глаза стеклянеют. Максим секунду смотрит на труп Мемо, потом, шатаясь, идет вслед за раненым Генералом.

На проселочной дороге их встречает Доктор — у него мотоцикл.

ДОКТОР (с ужасом смотрит на Мака и Генерала). Это все?!

Максим помогает Генералу забраться на мотоцикл.

МАКСИМ (Доктору). Вперед. Не останавливайся, прорывайся.

ДОКТОР. А ты?

МАКСИМ. Я постараюсь отвлечь их на себя. Не беспокойся, я уйду.

* * *

Тревога в гвардейских частях. Ревет сирена. Выбегают гвардейцы из казарм. Машины несутся по шоссе. Звонят телефоны. Звучат команды: «Оцепить район», «Усилить патрули», «Перекрыть дорогу».

Опускаются шлагбаумы.

Максим бежит через лес. Срывает с себя куртку, бросает в кусты. Выбегает на дорогу, бежит изо всех сил: Останавливается, разбрасывает гранаты — гремят взрывы. Максим поворачивается и бежит обратно.

Рев моторов. Максим прячется в лесу и пропускает мимо грузовики с гвардейцами.

Через поле идет цепь гвардейцев с собаками на поводках.

Максим на бегу прислушивается к отдаленному собачьему лаю.

Резко меняет направление.

Впереди — узкий грязный канал. Грузовая баржа отходит от пристани. Вдоль бетонного берега стоит цепь гвардейцев, патруль проверяет документы у случайных прохожих. Максим отступает. В вагончике смотрителя пристани работает телевизор.

КОММЕНТАТОР (взволнованно). …взрыв был организован по прямому заказу из Хонти. Очередной удар нанесен не просто по башне — по чести и обороноспособности нашей страны… Но наше терпение не безгранично! Хонтийские провокаторы, упиваясь безнаказанностью…

Максим бежит прочь.

Залегает в зарослях над каналом, на крутом берегу. Мимо проходит баржа. Максим прыгает.

Часовой с автоматом поворачивает голову. Обходит баржу по периметру. Стоит над бортом.

Наклоняется, смотрит на грязную воду. Разводы бензина, плывет мусор… Ржавые скобы на борту баржи уходят все глубже в воду…

Часовой выпрямляется и идет дальше. Проходит несколько секунд…

Максим выныривает. Хватает воздух ртом. Снова скрывается под водой.

* * *

Ночь. Прокурор дремлет в кресле, в рабочем кабинете, с желтым телефоном на коленях.

Телефон звонит. Прокурор подскакивает, хватает трубку.

ПРОКУРОР. Да?

ГОЛОС ПАПЫ. Я доволен тобой, Умник.

ПРОКУРОР (расплываясь в улыбке). Спасибо, Папа. Ты можешь на меня положиться.

* * *

Раннее утро.

Максим осторожно пробирается во двор дома, где живут Гай и Рада.

На цыпочках проходит мимо дворника, который задремал на скамейке перед дверью. В глубине подсобки бормочет радио.

КОММЕНТАТОР…оказался уязвимым для атаки с воздуха. Террористы-выродки честно отработали хонтийские деньги: башня противобаллистической защиты превратилась в груду руин. Передаем имена гвардейцев, погибших на боевом посту и удостоенных…

Максим поднимается по лестнице. Тихо стучит в квартиру.

Ему открывает Рада. Хочет закричать — но задыхается и зажимает себе рот ладонью. Максим обнимает ее. Прижимает к себе.

РАДА. Живой. Живой. Живой!

Максим подхватывает ее на руки. Он и сам только теперь понимает, что он — живой.

На секунду отстраняется. Смотрит Раде в глаза. Рада плачет и смеется одновременно.

РАДА. Живой… Живой… Мак… родной… родной мой мальчик…

Валится сбитый стул. Падает с покачнувшегося столика стакан с водой, разбивается на мелкие осколки.

Максим плечом отодвигает ширму.

Летит на пол сброшенная одежда. Максим и Рада, полуголые, обнимают друг друга, отстраняясь только затем, чтобы избавиться от очередной тряпки…

* * *

Снизу на освещенное окошко внимательно смотрит дворник. Уходит в подсобку. В глубине подсобки — громоздкий телефонный аппарат.

* * *

Максим и Рада в постели. Рада растеряна и счастлива. Руки Максима находят ее грудь. Ее бедра. Рада замирает. Максим ласкает ее, все более страстно, она оживает, впивается ногтями ему в спину, шепчет: «Мак… Милый… Живой…» Они любят друг друга, Рада в какой-то момент замирает, задерживает дыхание, потом начинает кричать, зажимает себе рот, кричит, улыбается, слезы текут и тонут в подушке.

Тишина. Они замерли, прижавшись друг к другу.

РАДА. Я только теперь поняла, что живая.

Тихо шепчутся, слова не имеют значения. Дверь приоткрывается, и входит Гай — усталый, запыленный. На нем уже не гвардейская черная форма, а серая армейская.

Замирает. Прислушивается. За приоткрытой ширмой видит силуэты, различает голос Мака…

Прислонившись к стене спиной, медленно сползает на пол.

Максим поднимает голову. Накинув на плечи простыню, выглядывает из-за ширмы…

Гай сидит, привалившись к стене, и безнадежно смотрит на него снизу вверх.

* * *

Максим, Гай и Рада сидят за столом. Гай умылся и переоделся, Максим — тоже. Рада подает на стол.

Гай очень хмурый. Очень сосредоточенный. Рада нервничает.

ГАЙ. Здорово они обвели тебя вокруг пальца.

Максим смотрит на Раду, будто ожидая поддержки. Рада отводит глаза. Закусывает губу.

РАДА. Не знаю… Может быть, конечно, была одна такая башня… Попадаются ведь негодяи даже в муниципалитете… Понимаешь, Мак, это просто не может быть, то, что ты рассказываешь.

ГАЙ (срывается). Идиот! Ты себе представляешь, сколько таких башен стоит по стране? Сколько их строится ежегодно, ежедневно, на это тратят… бухают… миллиарды! И зачем — ради жалкой кучки выродков?!

МАКСИМ. Я не знаю, Гай, но…

ГАЙ. Ты не знаешь! Ты ничего не знаешь, а всему веришь! Извини, Мак, но если бы ты был не ты… Все мы слишком доверчивы.

Максим упрямо мотает головой. Рада гладит его по плечу, заглядывает в глаза.

ГАЙ (понизив голос, быстро). Слушай, Мак. Брось ты все эти глупости, не для тебя они, не твоего ума дело. Поезжай обратно к себе в горы, найди своих. Головой не вспомнишь — сердце подскажет, где твоя родина…

МАКСИМ. Где моя родина…

Задумывается. Рада подхватывает грязную посуду, выходит, Гай продолжает тихо и быстро говорить, глядя Максиму в глаза.

ГАЙ…Устроишься, наладишь жизнь, тогда приезжай, забирай Раду, и будет вам там хорошо. А может, мы к тому времени уже и с хонтийцами покончим, наступит наконец мир, и…

РАДА (в прихожей, отчаянно). Мак!

Крик обрывается, будто Раде зажимают рот.

Максим оборачивается.

Дверь слетает с петель. Вваливается ротмистр Чачу, за спиной у него гвардейцы.

Максим вскакивает. Гай растерялся. Гвардейцы колеблются одну секунду — все-таки и Гай, и Максим были их товарищами…

ЧАЧУ. Не стрелять! Брать живым!

Гвардейцы идут вперед. Схватка в тесной комнатке. Максим отступает наверх, к люку. Выбирается на крышу, за ним гвардейцы; их много, Максим один, но он одолевает. Не калечит гвардейцев — просто вырубает. Кажется, он вот-вот уйдет…

В этот момент на крышу выбирается Чачу. Тащит Раду. Ствол пистолета упирается девушке в лицо.

ЧАЧУ. Стоять! Пошевелишься — стреляю!

Рада с отчаянием смотрит на Максима. Максим замирает на месте.

ЧАЧУ. Руки вперед! Наручники, живо!

К Максиму подходит, хромая, его вчерашний товарищ, белобрысый парнишка, которому Мак помогал во время тренировок. Очень боится подойти — теперь не знает, чего ждать. Наконец защелкивает наручники. Одновременно наручники защелкиваются на запястьях Гая.

Максим смотрит на Раду.

Во дворе стоит грузовик, с поводков рвутся собаки, гвардейцы их осаживают. Ротмистр идет, не отрывая пистолета от лица Рады. Злорадно смотрит на Максима.

В подъезде, прислонившись к косяку, стоит, сложив руки на животе, дворник. Дремлет.

* * *

Кабинет государственного прокурора. Прокурор кушает из изысканной тарелочки тонкие кушанья с таким видом, будто его сейчас стошнит.

Приоткрывается дверь. Заглядывает референт.

РЕФЕРЕНТ. Ваше превосходительство! К вам… Странник.

ПРОКУРОР (оживившись). Да-да. Да, конечно, пригласите.

Опускает руку под стол, чем-то щелкает. В углах кабинета оживают скрытые камеры.

Входит Странник — высоченный, тощий, лысый. Прокурор поднимается навстречу.

ПРОКУРОР. Привет, Странник! Вернулся?

СТРАННИК. Как видишь.

ПРОКУРОР (как бы шутливо). Куда ты все-таки ездишь, а? Будто в твердь мировую провалился, нигде тебя нет… В горы?

СТРАННИК (скалит зубы). На курорт. Здоровье поправляю.

Садится в кресло для посетителей, колени его нелепо задираются кверху.

СТРАННИК. Массаракш… Все время забываю про это твое устройство. Когда прекратишь издеваться над посетителями?

ПРОКУРОР (наставительно). Посетителю должно быть неудобно. Посетитель должен быть смешон, иначе какое от него удовольствие?

СТРАННИК. Да, я знаю, что ты веселый человек…

ПРОКУРОР. Да?!

СТРАННИК. Между прочим, можешь сесть.

Прокурор обнаруживает, что все еще стоит перед сидящим Странником. Крякнув, садится на свое место.

ПРОКУРОР. Итак?

СТРАННИК. У тебя в когтях некто Мак Сим. Ты его упек на перевоспитание по делу о взрыве башни. Помнишь?

ПРОКУРОР. Нет… И что?

СТРАННИК. Все. Он мне нужен.

ПРОКУРОР (с досадой). Погоди. Процесс вел не я, не могу же я помнить каждого осужденного.

СТРАННИК. А я думал, это все твои люди.

ПРОКУРОР. Там был только один мой, остальные — настоящие… Как, ты сказал, его зовут?

СТРАННИК. Мак Сим.

ПРОКУРОР. А-а… Этот горский шпион… Да, мне что-то докладывали… А зачем он тебе нужен?

СТРАННИК. Это мутант. Он мне нужен для работы.

ПРОКУРОР. Препарировать будешь?

СТРАННИК. Обязательно.

ПРОКУРОР (нервно хихикает). Живодер… Ну а как у тебя вообще дела?

СТРАННИК. Как всегда — прекрасно. У тебя, я слышал, тоже. Так когда я получу своего Мака?

ПРОКУРОР. Дней через пять-семь его доставят.

СТРАННИК. Неужели даром?

ПРОКУРОР. А что ты можешь мне предложить?

СТРАННИК. Первый же защитный шлем.

ПРОКУРОР (вздыхает). И Мировой Свет в придачу… Кстати, правда, что твоей банде поручили разработку… направленного излучателя?

СТРАННИК. Возможно.

ПРОКУРОР (заискивающе). Слушай, прижал бы ты эту работу, а?

СТРАННИК (ухмыляется). Боишься, Умник?

ПРОКУРОР. Боюсь. А ты не боишься? Или ты, может быть, вообразил, что у тебя любовь с Тестем на века? Он ведь тебя же твоим же излучателем… Это же дважды два.

СТРАННИК (голосом Папы). Ты же у нас Умник… (Своим голосом.) Убедил. Договорились. Ну, будь здоров.

Встает и выходит, еще раз ухмыльнувшись на пороге.

* * *

Прокурор секунду смотрит ему вслед. Потом, будто опомнившись, торопливо включает компьютер. Бормочет: «Мак Сим… Мак Сим…»

На экране появляется официальный документ — какой-то текст, сверху фотография Мака в тюремной одежде. Прокурор, давясь, подхватывает с тарелки остатки еды, перелистывает страницы…

ПРОКУРОР. Мак Сим… Вот же… Знал же… Массаракш, как же это я…

Спохватывается. Лезет в стол и отключает камеры. Снова вперивается в экран.

На экране мелькают материалы, текст и картинки: фотография Рады. Фотография Гая. Ротмистр Чачу… Документальный материал: фильм, снятый с верхушки башни, где Максим бросает гранату в капонир. Рисунки Максима — природа, пейзажи… портреты родителей. Какие-то графики и тексты. Фотография серебристых трусов крупным планом. Прокурор хмурится.

ПРОКУРОР. Штаны… Трусы… Ну и что? Массаракш… Что-то было… Я пропустил… (Перелистывает материал назад.) Южная граница… Видит в темноте… Реакция на А-излучение… Стоп! «Реакция на А-излучение нулевая в обоих смыслах». Нулевая. В обоих смыслах…

Прокурор хватается за сердце.

ПРОКУРОР. Реакция на излучение нулевая в обоих смыслах…

С трудом берет себя в руки. Нажимает на кнопку — является референт.

ПРОКУРОР (пытается сдержать волнение). Немедленно подготовить специального курьера с охраной. Отдельный вагон на юг… Нет! Мою электромотриссу… Действуйте!

Референт выходит. Прокурор включает принтер, раскрывает программу в окне, диктует в микрофон.

ПРОКУРОР. «Генерал-коменданту Особого Южного Округа. Немедленно передать в опеку подателя сего воспитуемого Мака Сима… С момента передачи считать осужденного Мака Сима пропавшим без вести, о чем иметь в архивах соответствующие документы. Государственный прокурор…»

Из принтера выползает распечатанное распоряжение на бланке. Прокурор подписывает. Откидывается на спинку кресла. Переводит дыхание. Меняет режим в программе и диктует снова.

ПРОКУРОР. «Дорогой Странник! Получилась глупая история. Как только что выяснилось, интересующий тебя материал пропал без вести, как это частенько бывает в южных джунглях…»

Из принтера вылезает частное письмо, уже на другом бланке.

* * *

Взрывается граната под гусеницей огромного, грязного, архаичного танка. Железное чудовище сворачивает с дороги, выламывая куски бетона, вламывается в чащу, поворачивается на одном месте, и второй заряд попадает ему в ржавую корму с болтающимся на заклепках листом железа. Танк выбрасывает клуб раскаленного дыма и останавливается. Включаются и выключаются аварийные системы, скребет землю уцелевшая гусеница. Грозно и бессмысленно, как брюхо раздавленной осы, поднимается и опускается облезлая труба ракетной установки.

Рыжебородый — первый человек, которого встретил Максим на этой планете, — опускает гранатомет. Поворачивается и идет в лес, волоча оружие за ремень, за ним идут Максим и однорукий Вепрь — все они в клетчатых арестантских комбинезонах.

На лужайке все трое валятся на траву — отдохнуть.

ВЕПРЬ. Сверни мне цигарку, Зеф.

Рыжебородый вытаскивает табак и бумагу. Сворачивает цигарки себе и Вепрю.

ЗЕФ (Максиму, кивая на подбитый танк). Так и только так. А гранатой под гусеницу — у нас на каторге так не принято.

МАКСИМ. Я просто хотел его остановить.

ВЕПРЬ. Зачем?

МАКСИМ. Посмотреть. Все-таки боевая машина…

ЗЕФ. Был тут один до тебя, тоже интересовался, что у танка внутре. А граната срикошетила в ракету, и наступил тому умельцу карачун… У нас тут как? Естественный отбор. Кто дурак, подрывается сразу, в первые дни. Кто умный, вот вроде нас с Вепрем, — те до старости в говнище этом ползают. Правда, Вепрь?

Однорукий молча курит. Зеф вытаскивает фляжку.

ЗЕФ. Никому не предлагаю, кроме себя. Потому что я человек конченый, а у вас впереди светлое будущее. За наше отечество… будь оно трижды счастливо.

Зеф пьет, фыркает, затягивается. Максим смотрит сквозь редколесье, как танк агонизирует, выпуская из развороченных внутренностей последние клубы пара.

ЗЕФ (докуривая). Подъем, братцы-смертники! За работу, если мы хотим сегодня жрать!

Зеф идет вперед. Максим — позади, рядом с Вепрем.

МАКСИМ (вполголоса, кивая на Зефа). А он тоже политический?

ВЕПРЬ (серьезно). Что вы. Как можно!

МАКСИМ. Тогда за что он сидит?

ВЕПРЬ. За неправильный переход улицы.

Максим, оскорбившись, что-то хочет ответить, но тут Зеф впереди вскидывает руку.

ЗЕФ (орет). Ложись!

Максим и Вепрь бросаются на землю.

Толстое дерево впереди с протяжным скрипом поворачивается, выдвигает из себя длинный тонкий орудийный ствол, водит им из стороны в сторону, как бы примериваясь, затем раздается жужжание и щелчок, из черного дула лениво выползает облачко дыма.

ЗЕФ (поднимается, отряхивая штаны). Протухло.

Поднимает гранатомет, целится, всаживает заряд в дерево. Взрыв. Развороченное горящее дерево падает, обнажив искореженную пушку. Все вздыхают с облегчением, доля секунды — кажется, можно отдохнуть…

В этот момент из кучи листвы с диким ревом вырывается автоматическое устройство — подвижный огневой модуль. Он очень быстрый, на нем установлен пулемет. Максим вскакивает, прежде чем другие успевают среагировать. Борьба Максима и модуля; Максим, изловчившись, отрывает у него блок управления, будто голову.

ЗЕФ (удивленно-одобрительно). Гляди ж ты…

Сплевывает.

Они идут дальше. За холмом — джунгли колючей проволоки. Продираются, оставляя на колючках клочья одежды и капли крови. Полоса колючек кончается, открывается болото; секунда тишины. Толстая лягушка на листе. Каторжники переглядываются. Зеф находит камушек, бросает в болото, лягушка прыгает, по воде расходятся круги…

Из болота толчком выныривает трехствольный огнемет. Моментально вспыхивает все — даже вода.

ЗЕФ. Массаракш! Массаракш!

Палит из гранатомета наугад. Кругом — стена огня.

ЗЕФ. Бегом! За мной!

Разом вскакивают и бегут, а там, где они только что лежали, полыхает пожар.

* * *

Зеф идет впереди, за ним Максим, позади плетется усталый Вепрь. Зеф насвистывает сквозь зубы свою песенку — «Я мальчик лихой, меня знает окраина».

ЗЕФ. Это уже граница соседнего квадрата, тут мы чистили в прошлом году, так что, по идее… А это что?

Он останавливается. Максим останавливается рядом.

Перед ними — на дне воронки — странная обгорелая конструкция, заросшая вьюнком. Это остатки Максимова корабля.

ЗЕФ. Ну, это безопасно. Эту штуку уже прикончили. Может, я сам и прикончил в прошлом году, не помню…

Максим медленно подходит к кораблю. На остатках пульта управления цветут веселенькие цветочки. Максим проводит пальцами по закопченной обшивке…

ЗЕФ (издалека). Эй, юный техник! Экскурсия закончена! Хочешь жрать — давай работать!

Максим идет следом, то и дело оглядываясь на корабль. Видит тень, проскользнувшую в зарослях. Хмурится, всматривается… Показалось?

* * *

Вепрь водит миноискателем. Максим, осторожно разбирая траву и листья, выкапывает и разряжает мину.

ЗЕФ. Вперед, если хочешь жрать! Пошевеливайся!

Идут через лес. Максим оглядывается.

МАКСИМ (вполголоса). По-моему, за нами следят.

Зеф озирается, водит стволом.

ВЕПРЬ. Человек? Зверь?

МАКСИМ. Не пойму.

Все трое оглядываются. Качнулась ветка; Зеф палит наугад. Грохот, горят листья. Наступает тишина, и в этой тишине отчетливо слышен гортанный крик.

И другой такой же крик — в отдалении.

ВЕПРЬ. А… Это упыри.

МАКСИМ. Кто?

ЗЕФ. Упыри! Ночью как начнут орать по всему лесу — душа в пятки уходит. Был один уголовник, так он хвастался, будто знает этот язык. Переводил.

Идут дальше через заросли. Вепрь опирается на свой миноискатель, как на клюку.

МАКСИМ. А где этот уголовник?

ЗЕФ. Да его съели.

МАКСИМ. Упыри?

ЗЕФ. Да нет. Он был в строителях, партия в лесу заблудилась, ребята оголодали, ну и это, дело житейское…

В лесу переговариваются гортанными голосами странные существа. Зеф прислушивается.

ЗЕФ. Живыми я их не видел. А дохлых — много раз. За живого упыря в комендатуре обещают банку мяса… (Ухмыляется.) Размечтались.

МАКСИМ. Это животные?

ЗЕФ. Ага. До войны жили в лесу звери, похожие на тебя, умные очень. Дрессировать их было — одно удовольствие. Ну и, конечно, стали их учить под танки с минами ложиться, переносить к противнику посуду с заразой, ну и всякая такая чепуха. А когда всерьез шандарахнуло, тут стало не до них, вообще ни до чего. А теперь пожалуйста: упыри.

МАКСИМ. Так они и есть мутанты?

ВЕПРЬ (тяжело дыша). Мутанты — это просто очень уродливые люди…

ЗЕФ. То человеческие. А это звериные мутанты. Вот мы тут ходим и мечтаем о жратве, а они на нас смотрят и тоже мечтают. Но из кустов не вылазят, потому что у нас пушки. А были бы мы без пу… А-а-а!

Зеф вдруг проваливается под землю. Максим и Вепрь подбираются поближе. Щель глубокая, непроглядная, из нее доносятся хруст, дребезг и невнятная ругань.

МАКСИМ. Зеф! Где вы там?

ЗЕФ (из щели). Спускайтесь сюда! Прыгайте, здесь мягко!

ВЕПРЬ (отрицательно качая головой). Это не для меня.

ЗЕФ (вдруг орет). Кто здесь? Стрелять буду, массаракш!

Максим спрыгивает. Приземляется на мягкую кучу земли посередине длинного коридора с шершавыми цементными стенами. Рядом Зеф осматривается, светя фонариком.

ЗЕФ. Здесь только что кто-то был… Гляди.

Присаживается на корточки. Максим тоже видит отпечатки в пыли под стеной — странные следы. Максим сжимает кулак и делает отпечаток рядом со следом.

ЗЕФ (с уважением). Похоже. (Светит фонариком в глубь коридора.) Сходим посмотрим?

МАКСИМ. Тише. Не двигайтесь.

Максим прислушивается. Вглядывается в глубь коридора.

МАКСИМ. Нам обязательно надо идти?

ЗЕФ (нервничает). Надо посмотреть, может быть, это Крепость… Ты знаешь, что такое Крепость? Максим качает головой.

МАКСИМ. Там кто-то есть.

ЗЕФ. Да. Если это Крепость… А говорят, что гнездо упырей как раз в Крепости и есть… А что нам упыри, когда у нас — во?

Потрясает гранатометом. Но все-таки очень нервничает.

ЗЕФ. Вся техника в лесу управлялась из Крепости. Это пульт управления. Понимаешь? Если это Крепость, нам больше не надо лезть под пули. Если это Крепость, мы все можем. Понял, ребенок?

МАКСИМ. А упыри?

ЗЕФ. А пушка?

Медленно идут вперед, Зеф светит фонариком. Максим за ним. Вглядывается, вслушивается, раздувает ноздри.

МАКСИМ. Вы очень шумите. Там что-то происходит, а вы так сопите…

ЗЕФ (оскорбленно). Что же мне — не дышать?

МАКСИМ. Давайте я пойду впереди.

ЗЕФ (неуверенно). Н-ну, как хочешь…

Максим идет вперед по коридору. Впереди — едва уловимые звуки. Мелькают тени. На мгновение появляются и исчезают светящиеся желтые глаза. Позади крадется Зеф, ему не по себе, он боится отстать.

Из узкого коридора Максим попадает в большое помещение. Почти ничего не видно — металл, стекло, провода… Максим рукой нащупывает рубильник. Замирает…

Резко включает свет.

Лампы вспыхивают на долю секунды, потом летят искры, и свет гаснет, но на какой-то миг высвечиваются странные существа: их двое, они похожи на собак с огромными головами. И они моментально исчезают, будто их не было.

ЗЕФ. Видел? Видел?!

МАКСИМ. Точно, похожи на собак.

По стенам прыгают отсветы фонарика.

ЗЕФ. Массаракш! Да это же Крепость!

Зеф замирает посередине помещения, шаря лучом по стенам, по рядам циферблатов, по распределительным щитам. Стекло, никель, выцветшая пластмасса.

ЗЕФ. Это же пульт! Если в нем разобраться — весь край наш! Если бы разобраться, массаракш…

Максим отбирает у него фонарик, ставит так, чтобы свет рассеивался по помещению. Везде слой многолетней пыли. На столе в углу, на расстеленной истлевшей бумаге стоит тарелка, заляпанная черным, и рядом — вилка.

Максим идет вдоль пультов, разглядывает, берется за какой-то рубильник — рукоять остается у него в пальцах.

МАКСИМ (брезгливо отряхивает руки). Вряд ли отсюда можно чем-нибудь особенным управлять.

Зеф озирается, дергает заржавленные рычаги, протирает темные экраны. Его восторг сменяется растерянностью. Он разочарованно сопит, вздыбив рыжую бороду.

Из стены торчат длинные трубки, соединенные резиновым наглазником. Максим, пододвинув стул, садится и заглядывает в окуляр.

В поле его зрения — совсем незнакомый пейзаж: бело-желтая пустыня, песчаные дюны, остов какого-то металлического сооружения… Там дует сильный ветер, бегут по дюнам струйки песка, мутный горизонт заворачивается чашей.

МАКСИМ. Где это?

ЗЕФ (передает ему гранатомет). Ты все-таки поглядывай… Не спи… (Смотрит в окуляр.) Странно. Это пустыня. Это от нас километров четыреста… (Отрывается от окуляра, смотрит на Максима.) Вон ветер гуляет по пескам, а какой это был край!.. Леса… Сады… Меня до войны мальчишкой еще на курорт возили… Эх… Давай сматываться отсюда, пока живы.

Зеф отбирает у Максима гранатомет. Они с оглядкой, крадучись, выбираются из зала. Через несколько шагов Зеф резко останавливается.

ЗЕФ. Массаракш.

На полу поперек коридора лежит человеческий костяк. Зеф вскидывает гранатомет.

ЗЕФ, Этого здесь не было.

Из глубины коридора доносится целый хор гортанных протяжных воплей. Зеф смотрит на скелет.

МАКСИМ. По-моему, это намек.

ЗЕФ (гранатомет на изготовку). По-моему, тоже…

В глубине коридора — движение. Зеф приседает…

МАКСИМ. Не стреляйте!

Поздно. Зеф нажимает на спусковой крючок, подземелье озаряется вспышкой, где-то впереди — глаза, оскаленные зубы, вздыбленная шерсть, взрыв, огонь, крики боли…

И почти сразу же на Максима и Зефа наваливаются со всех сторон упыри.

Драка в подземелье. Максим, с его многократно ускоренной реакцией, едва успевает прикрыть Зефа.

МАКСИМ. Не стреляй! Меня пристрелишь!

Горят в темноте желтые глаза упырей. Дыбом стоит рыжая борода Зефа. Максим расшвыривает упырей, но их полно, они нападают со всех сторон…

* * *

Вепрь склоняется над дырой в земле. Он сильно встревожен.

ВЕПРЬ. Эй! Что там у вас?

За край отверстия хватается окровавленная рука. Появляется сперва гранатомет, потом Зеф, встрепанный, исцарапанный, с выпученными глазами. Вепрь подает ему свою единственную руку.

ВЕПРЬ. Мак?

Зеф тяжело дышит, мотает головой.

ГОЛОС МАКА СНИЗУ. Эй! Дайте веревку или пояс, быстро!

Зеф отстегивает от пояса моток веревки, бросает в дыру- Вепрь ничего не может понять…

Из дыры в земле поднимается Максим. Одного рукава у него как не бывало. На плече — связанный упырь с мордой, завязанной клетчатой тканью.

ЗЕФ (потрясенно и радостно). Банка жратвы!

* * *

Развалины какого-то строения, из крыши которого торчит хвост самолета. Все давно сгнило и поросло кустами, травой, молодыми деревьями.

Горит небольшой костерок. Измученный Вепрь и израненный Зеф дремлют на траве. Чуть поодаль лежит стянутый веревками упырь, похожий на большую собаку. Морда завязана, будто в мешке.

Максим подходит к животному. Садится рядом. Протягивает ладонь, не касаясь, проводит над неподвижным телом. Потом осторожно высвобождает морду.

Огромная, страшная голова с очень большими желтыми глазами.

Взгляд осмысленный. Упырь скалит зубы, глядя на Максима.

Максим сглатывает.

Осторожно протягивает руки… Упырь скалится сильнее. Максим касается его висков. Массирует. Что-то приговаривает, шепчет. Упырь прячет клыки. Смотрит на Максима. Из глаз уходят боль и ненависть.

Максим осторожно убирает руки.

Упырь беззвучно артикулирует, будто шепотом произносит слово.

Максим облизывает губы. Повторяет, как может, его артикуляцию… Упырь снова говорит то же слово, теперь его можно услышать.

Это похоже на диалог.

Зеф, чуть приподняв голову, видит, как Максим вытаскивает нож.

ЗЕФ. Ты что делаешь!

От его крика просыпается Вепрь.

Максим тем временем перерезает веревку, стягивающую ноги упыря. Метнулась тень. Качнулась ветка. Упыря — как не бывало.

ЗЕФ. Идиот! Это ж банка жратвы! Мы же его в комендатуру…

МАКСИМ. Его нельзя в комендатуру. Это не животное.

ЗЕФ (плюет от злости). Ну вы посмотрите не него. Не животное! Сам ты животное! Массаракш!

Максим не слушает его. Смотрит в лес. Там покачиваются, перетекают друг в друга смутные тени.

* * *

Каторжный барак. Вечер. На нарах лежат «воспитуемые». Уголовники шлепают картами при свете самодельной свечи и сдавленно порыкивают друг на друга. Кто-то бормочет во сне. Над входом большие часы, стрелка подползает к десяти.

МАКСИМ (Вепрю, вполголоса). А может, попробовать с упырями договориться?

ЗЕФ. Ну иди, договаривайся. Юный натуралист.

ВЕПРЬ. Бросьте, Мак. Странные у вас идеи.

Зеф сопит.

Мак прикрывает глаза. Ему видится Рада: вот он касается ладонью ее щеки. Вот рука опускается ниже, гладит шею, плечо… грудь…

В этот момент часы показывают десять.

Зеф и Вепрь — и еще несколько выродков в бараке — корчатся от боли. В углу барака кто-то визжит, его толкают в бок. Моментально вспыхивает ссора: уголовники, сцепившись в драке, катятся по полу. Кто-то стонет, кто-то поет гимн, кто-то смеется идиотским смехом…

Мак лежит посреди всего этого ада, неподвижно смотрит в потолок.

* * *

Город. Ночь. Рада сидит на самом краю крыши своего дома.

Смотрит вниз на панораму города.

В какой-то момент кажется, она готова спрыгнуть вниз.

* * *

Грохочет пулемет. Максим, Вепрь и Зеф лежат, вжавшись в землю. Перед ними — стреляющая промышленная руина, сплошное проржавевшее железо.

ЗЕФ. Хорошо начинается день…

Зубами вырывает чеку, бросает гранату, та летит по широкой дуге, у земли ее догоняет граната, брошенная Максимом. Два взрыва сливаются в один. Огонь на секунду прекращается, Максим, Вепрь и Зеф одновременно палят из гранатометов. Смрадный, чадящий пожар…

Выгоревший лес. Черным снегом летит копоть. По тропинке обычным порядком идут Зеф, Максим, Вепрь.

ВЕПРЬ (на ходу). Ну так вот, Мак. Мы вас проверили. С сегодняшнего дня вы будете подчиняться мне.

МАКСИМ (криво улыбаясь). Очень рад.

ВЕПРЬ. Вы не боитесь радиации, вам не страшны излучатели, значит, будете связным. Когда я вам прикажу, вы переплывете реку и пошлете из ближайшего почтового отделения телеграммы, которые я вам дам. Понятно?

МАКСИМ. Понятно… Но я не буду связным.

Зеф останавливается. Оборачивается к Максиму, задирает бородищу, но Вепрь останавливает его движением руки. Зеф, хмыкнув, забрасывает гранатомет на спину и идет дальше. Максим и Вепрь — за ним.

МАКСИМ. Я не желаю действовать вслепую. Мне было приказано взорвать башню. Мне не объясняли зачем. Я видел, что это глупо и всех убьют, но я выполнил приказ. А потом оказалось, что все это — ловушка государственной прокуратуры. И я говорю…

Зеф привычно падает. Рядом валятся Максим и Вепрь. Впереди из обгорелого ствола выскакивает пулеметный ствол. Стрельба. Зеф, приподнявшись, разносит огневую точку из гранатомета.

Летит пепел.

ЗЕФ (устало). Так что ты там говоришь?

МАКСИМ (упрямо). Я говорю: хватит. Больше ничьих приказов — вслепую — я не выполняю.

ЗЕФ. Ну и дурак. Сопляк.

ВЕПРЬ (не торопится вставать). Другими словами, вы хотите знать все планы штаба?

МАКСИМ. Да. Башни ретрансляционные, а значит, надо бить в центр, а не сколупывать их по одной…

ВЕПРЬ (приподнимаясь). Откуда вы знаете про центр?

ЗЕФ. А где ты его, этот центр, найдешь?

МАКСИМ (вставая, отряхивает безнадежно грязные штаны). То, что центр должен быть, ясно каждому мало-мальски грамотному инженеру. А как найти центр — так этим и надо заниматься! Не бегать на пулеметы, не губить зря людей, а искать центр…

ЗЕФ (закипая, лезет на Мака, хватает за воротник). Массаракш! Каждому мало-мальски грамотному инженеру, сопляк ты сопливый, должно быть ясно, что, повалив сразу несколько башен, мы нарушим систему ретрансляции и освободим целый район! И если ты еще раз, массаракш, скажешь, что наши ребята гибнут зря…

МАКСИМ. Уберите руки. Освободить район… Ну хорошо, а дальше?

ЗЕФ. Всякий сопляк приходит здесь и говорит, что мы гибнем зря!

МАКСИМ. А дальше? Гвардейцы подвозят излучатели, и вам конец?

ЗЕФ. Черта с два! За это время население района перейдет на нашу сторону. Одно дело — десяток так называемых выродив, а другое дело — десяток тысяч озверевших…

ВЕПРЬ (предостерегающе). Зеф, Зеф!

ЗЕФ…Десяток тысяч озверевших людей, которые поняли и на всю жизнь запомнили, что их двадцать лет бесстыдно дурачили…

МАКСИМ. С какой это радости они вдруг поймут? Да они вас на куски разорвут. Они-то думают, что это противобаллистическая защита…

Вепрь и Зеф переглядываются. Между ними — молчаливый диалог. Максим понимает это и переводит взгляд с одного на другого.

ВЕПРЬ. Хватит, Зеф.

ЗЕФ (тихо и как-то очень интеллигентно). Почему хватит? Мы оба считаем, что об этом надо кричать на всех перекрестках, а когда доходит до дела — вдруг вспоминаем о подпольной дисциплине и принимаемся послушно играть на руку всем этим вождистам, либералам, просветителям, всем этим неудавшимся Отцам… А теперь вот этот мальчик. Ты же видишь, какой он. Неужели и такие не должны знать?

ВЕПРЬ. Может быть, именно такие и не должны знать.

Пауза. Вепрь и Зеф смотрят друг на друга.

ЗЕФ (решаясь). Я расскажу ему.

Вепрь молчит.

ЗЕФ (он изменился, не балагурит, не играет бесшабашного уголовника). Мак… Эти башни — они не для выродков. Излучение действует на нервную систему каждого человека. И оно не включается дважды в сутки. Оно действует постоянно.

Максим слушает. У него расширяются зрачки. Ему видится земля, покрытая городами и развалинами, дорогами, лесами — и сетью башен. Башни везде, от горизонта до горизонта, башни на улицах и среди поля. Звучит голос Зефа.

ЗЕФ. Под этим излучением мозг человека… теряет способность анализировать. Он не может мыслить, зато он верит… верит всему, что ему говорят. Газетам, радио, телевизору… учителям в школе, офицерам в казарме… рекламе… проповедникам… вся система информации работает заодно с системой башен…

Максиму видятся реки людей, текущие по улицам, вливающиеся в дыры подземных переходов, потоки транспорта, потоки огней — человеческий муравейник, и над ним — башни. Антенны обращены на город, как раструбы гигантского пылесоса.

ЗЕФ. Им можно внушить все, что угодно, они поверят в это, как в единственную истину. Но психику не обманешь. Между внушенным и реальным — такой чудовищный конфликт, что в подсознании накапливается напряжение…

Максим видит, как лица вдруг меняются, как люди начинают смеяться, кричать, скандировать, обниматься.

ЗЕФ. Поэтому дважды в сутки этот пылесос запускают на полную мощность, и он подавляет даже рефлексы и инстинкты. Тогда с людьми можно делать все, что угодно. Восторг? Будет восторг. Ярость — будет ярость… Депрессия — все упадут и будут рыдать. Можно заставить всех покончить с собой. Убить своих детей. Можно… да все можно. Это лучевой удар.

МАКСИМ. Этого не может быть!

ЗЕФ. Это есть! Единственные люди, которые хоть что-то соображают, — это выродки. Постоянное излучение на них не действует, а удары вызывают боль. Вся правящая элита — выродки. Все выродки, не вошедшие в элиту, — враги человечества.

Максим берется за голову.

Зеф молчит, смущенный. Вепрь глядит на него укоризненно. Максим молчит. Где-то гремят взрывы — работают саперы-смертники. Неподалеку рычит и ворочается в чаще самоходный танк.

МАКСИМ. На что же вы надеетесь? (Поднимает голову, смотрит на их лица.) Простите… Я… Это все так… Простите.

ВЕПРЬ (ровным голосом). Мы должны бороться.

МАКСИМ (ему вдруг приходит идея). Это излучение… Оно действует одинаково на все народы вашего мира?

Вепрь и Зеф переглядываются.

МАКСИМ. Я имею в виду вот что. Есть здесь какой-нибудь народ, где найдется хотя бы несколько тысяч таких, как я?

ЗЕФ. Вряд ли. Разве что у этих… у мутантов. Массаракш, ты не обижайся, Мак, но ведь ты — явный мутант…

МАКСИМ. Мутанты… Это там, дальше на юг?

ВЕПРЬ (пристально глядя на Максима). Да. Там лес, потом пустыня… Мутанты — полузвери, сумасшедшие дикари, людоеды. Слушайте, Мак, бросьте вы это.

МАКСИМ. Вы их когда-нибудь видели?

ВЕПРЬ. Я видел только мертвых. Их иногда ловят в лесу, а потом вешают перед бараками для поднятия духа.

МАКСИМ. За что?

ЗЕФ. За шею! Дурак! Это зверье! Они опаснее любого зверя! Я-то их повидал, ты такого и во сне не видел…

ВЕПРЬ. Бросьте, Мак. Это безнадежно.

Зеф идет вперед. Максим и Вепрь за ним. Нарастает лязгающий рык.

ЗЕФ. Танк… Это уже восемнадцатый квадрат. Сейчас его убить — или завтра?

МАКСИМ (принимая решение). Я сам им займусь. Идите, я вас догоню.

Вепрь и Зеф смотрят на него с сомнением.

ЗЕФ. А сумеешь? Учти, там могут быть мины, еще подорвешься…

ВЕПРЬ. Мак, подумайте!

Максим поворачивается и идет к танку.

ЗЕФ (усмехаясь). Ладно… ужин я тебе сберегу, одумаешься — приходи жрать… Пошли, Вепрь. Он догонит.

* * *

Максим, «обманув» самоходный танк, перехватывает управление.

* * *

Ночь. Максим выбирается из башни танка, спрыгивает с брони, вытирает травой руки. Танк мирно клокочет мотором, уставив в небо острую верхушку ракеты. Небо слабо фосфоресцирует.

В кустах раздается знакомый гортанный крик. Максим вздрагивает.

Другой крик доносится с противоположной стороны дороги. Максим на всякий случай подтягивает к себе гранатомет.

В кустах горят глаза. Максим различает тени; один упырь влез на дерево почти над головой Максима. Не выпуская из рук гранатомета, Максим перебирается на открытое место.

Голоса вопят и перекликаются. Максим, будто по наитию, вслух повторяет то слово, которому научил его пленный упырь.

Упыри умолкают. Пауза.

Потом тот, что сидел на дереве, спрыгивает на дорогу: Максим видит его совершенно отчетливо: тот похож на собаку. Огромная голова, круглые желтые глаза, вздыбленная шерсть на загривке.

УПЫРЬ (старательно артикулируя). Маххсим! Мах-хсим!

МАКСИМ (потрясенно). Подожди… Ты что… помнишь?!

Нет ответа. Упыри исчезают. Шелестят кусты… Тихо.

* * *

Утро. Максим спит на броне танка. Работает мотор.

Из кустов вываливаются Зеф и Вепрь. Видят Максима.

ЗЕФ (удовлетворенно). Жив…

Максим поднимает голову.

ЗЕФ (вытаскивает узелок). Держи. Баланду твою я, брат, того… не в чем нести. А хлеб принес, лопай.

МАКСИМ (принимает краюху, сразу откусывает кусок). Спасибо.

ЗЕФ (неохотно). Это самое… Там, брат, за тобой приехали. По-моему, на доследование тебя хотят…

МАКСИМ (перестает жевать). Кто?

ЗЕФ. Нам не доложился. Какой-то штымп в орденах с ног до головы. Орал на весь лагерь, почему тебя нет, меня чуть не застрелил… Так что лопай — и пошли.

Максим жует дальше. Переводит взгляд с Вепря на Зефа. Зеф сопит. Вепрь отводит глаза.

МАКСИМ. Я ухожу на юг.

ЗЕФ. Куда?! Это ж восемнадцатый квадрат, там сплошные минные поля!

МАКСИМ (жует). А дальше?

ЗЕФ. А дальше две заставы. А дальше радиация ужасная, жрать нечего, мутанты шкуру живьем сдирают, а еще дальше — пески, безводье.

МАКСИМ. Спасибо. До свидания.

Вспрыгивает на гусеницу, отваливает люк. Вепрь и Зеф переглядываются.

ВЕПРЬ (так убедительно, как только может). Мак, послушайте, это смерть!

Максим оборачивается.

МАКСИМ. Слушайте. А почему истинное назначение башен скрывают от рядовых подпольщиков?

Зеф сплевывает.

ВЕПРЬ. Потому что большинство в штабе надеется захватить власть и использовать башни по-старому, но для других целей.

МАКСИМ. Для каких — других?

Несколько секунд они с Вепрем смотрят друг другу в глаза. Зеф старательно заклеивает цигарку.

МАКСИМ. Желаю вам выжить.

Захлопывает люк. Танк гремит, гусеницы с хрустом приходят в движение. Танк катится вперед.

Вепрь и Зеф смотрят вслед почти с отчаянием. Танк набирает скорость, все дальше…

Мощный взрыв! Танк едва не опрокидывается, подскакивает, какое-то время катит на одной гусенице. Второй взрыв, третий. Слепящие вспышки. Чудовищные столбы пыли, дыма. Сплошная бурая пелена скрывает уходящий танк. Взрывы гремят все дальше, дальше…

Смолкают. Вепрь и Зеф смотрят, прислушиваются, ждут… Тишина.

Молча переглянувшись, они бредут в сторону лагеря.

* * *

Кабинет государственного прокурора. Прокурор орет в телефон.

ПРОКУРОР. Как — взорвался?! Массаракш, я с вас шкуру спущу, я вас… сгною на южной границе! Как так — взорвался?!

Бросает трубку на пол. Трубка разбивается. Летят осколки.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ФИЛЬМА