1

Первой крупной вещью В. Маяковского была трагедия «Владимир Маяковский». Известно, что поэт колебался с выбором названия этой пьесы. В цензурный комитет машинописный экземпляр произведения был представлен без названия, просто как «трагедия». Однако цензор принял фамилию автора, написанную на титульном листе крупными буквами, за название трагедии. Было дано цензурное разрешение на постановку трагедии «Владимир Маяковский». Название закрепилось.

Невольное заблуждение цензора оказалось не просто символическим. Его рукой водил прямо-таки перст судьбы. Да, Владимир Маяковский – это трагедия! Вся его земная жизнь, его смерть, даже жизнь поэта после смерти – трагедия. И эта трагедия, эта поставленная самой судьбой пьеса – многоактная, продолжающаяся и сегодня.

Конечно, Маяковский «посетил сей мир в его минуты роковые». Его творчество – действительно глас человека эпохи апокалипсиса, эпохи перелома. Эту трагедию переживали и все другие его современники. Но помимо трагического макромира, общего для всей России начала XX века, Маяковский жил еще и в собственном трагическом микромире, переживаемом им лично. Это постоянное ощущение дисгармонии, эта вдвойне трагическая жизнь завершилась трагедией преждевременной гибели поэта. Но и после этого пьеса-трагедия под названием «Владимир Маяковский» продолжалась своим чередом.

В статье 1932 года «Поэт и время» М. И. Цветаева писала: «Пушкин с Маяковским бы сошлись, уже сошлись, никогда по существу и не расходились. Враждуют низы, горы – сходятся. “Под небом места много всем” – это лучше всего знают горы. И одинокие пешеходы».

писал пораженный гибелью Маяковского Борис Пастернак.

Да, в апреле 1930 года «одинокий пешеход» Маяковский ушел в горние высоты, ушел в бессмертие.

А внизу, «в долинах», продолжалась земная жизнь, продолжалась суета.

 

2

27 июля 1930 года в газете «Известия» было опубликовано постановление СНК РСФСР от 23 июля: «Принимая во внимание заслуги перед трудящимися массами скончавшегося поэта пролетарской революции В. В. Маяковского, Совнарком РСФСР, признавая необходимым увековечить память о нем и обеспечить его семью, постановляет:

1. Обязать Государственное издательство РСФСР издать под наблюдением Лили Юрьевны Брик полное академическое собрание сочинений В. В. Маяковского.

2. Назначить с 1 мая 1930 года семье В. В. Маяковского в составе Лили Юрьевны Брик, Александры Алексеевны Маяковской, Людмилы Владимировны Маяковской и Ольги Владимировны Маяковской персональную пенсию в размере трехсот рублей».

Одновременно «закрытым» постановлением ВЦИК и СНК было закреплено право на литературное наследство Маяковского в объеме – за Л. Ю. Брик и по-за матерью и двумя сестрами поэта.

Так Лиля Юрьевна была официально возведена в ранг «вдовы Маяковского». Это – при живом собственном муже, Осипе Максимовиче! Это – при нашем-то крючкотворстве! Тут уж ясно видна железная и заботливая рука лучшего друга Бриков бывшего секретаря Малого Совнаркома, а затем – видного чекиста Я. С. Агранова [Кстати, об Агранове и Бриках. В своем эссе «Не только воспоминания» В. А. Катанян специально подчеркивает: «Все знакомые чекисты, бывавшие в доме Бриков – Агранов, Горожанин, Волович, Эльберт – это были знакомые Владимира Владимировича». (То есть якобы Маяковского, а не Бриков.) Эти «не воспоминания» пытается подкрепить и Б. Янгфельдт: «Среди знакомых Маяковского и Бриков в ту пору был крупный чекист Я. С. Агранов. Одно время после революции Осип Максимович работал юридическим экспертом в Чека, но, судя по всему, только до 1924 года. Агранова привел в “семью” Маяковский, который, вероятно, познакомился с ним через В. М. Горожанина, агента ГПУ, с которым поэт встретился в 1926 году в Крыму и вместе с которым написал сценарий “Инженер д’Арси”» («Любовь – это сердце всего». В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик. Переписка 1915–1930. C. 37). Такова типичная, насаждавшаяся самой Л. Ю. Брик версия. Надо внести ясность. На январь 1924 года О. М. Брик был штатным – на должности «уполномоченный 7 отделения секретного отдела» – сотрудником ОГПУ. А прямым начальником Осипа Максимовича Брика был Яков Саулович Агранов, в 1923–1929 годах – зам. начальника секретного отдела ОГПУ. Согласно Г. С. Агабекову, задачей секретного отдела являлся надзор за «антикоммунистическими» организациями и партиями, духовенством и т. п., в том числе и вербовка агентуры в этой среде (см.: Агабеков Г. ГПУ. Записки чекиста. Берлин, 1930. С. 11–12). Русская эмигрантская газета «Последние новости» еще 8 марта 1922 года писала: «Среди наиболее ревностных сотрудников ЧК выделяются литераторы Брик – пишет по вопросам искусства – и Аксенов, “критик”. О Брике говорят, что он попал в ЧК из-за нежелания ехать на фронт, записавшись в коммунисты, он должен был выбирать фронт или ЧК. Предпочел последнюю»].

Уже через неделю постановление СНК «вступает в законную силу»:

Заявление Л. Ю. Брик Прошу выдать мне следуемые мне с Госиздата три тысячи рублей за В. В. Маяковского. 4.8.30 г. Л. Брик.

На заявлении – резолюция редактора и пометка бухгалтерии: «Выписано 8/VIII-30 г.» [Архив ИМЛИ. Ф. 18. Оп. 2. № 81. Л. 8].

Даже в стиле этой короткой записки – «выдать мне следуемые мне» – чувствуются незаурядные редакторские способности автора. Понятно, что вскоре Лиля Юрьевна активно включается и в работу по «увековечению памяти поэта пролетарской революции».

Договор № 1646

гор. Москва

27 окт. 1930 года

Государственное издательство Художественной литературы, именуемое в дальнейшем «ГИЗХУДЛИТ», в лице заведующего Изд-вом В. И. Соловьева с одной стороны и Лилия Юрьевна Брик с другой стороны заключили настоящий договор в нижеследующем:

1. Брик берет на себя общую редакцию полного академического собрания сочинений В. В. Маяковского в 22 томах. Означенный текст Маяковского сопровождается критическим аппаратом (вступительными статьями, комментариями и пр.) [РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 10. Ед. хр. 7584. Л. 13.].

Еще не столь давно, 21 января 1930 года, на торжественном заседании в Большом театре В. Маяковский читал отрывок из своей поэмы «Владимир Ильич Ленин». В правительственной ложе находился И. В. Сталин «со товарищи». Он милостиво поощрил поэта, поаплодировав ему. Это тонко учитывает благодарная «вдова» Маяковского. Первым был подготовлен и вышел в свет во второй половине 1932 года 7-й том «академического собрания сочинений» – с поэмой «В. И. Ленин» (общая редакция Л. Ю. Брик, редакция и примечания тома – В. А. Катаняна, в будущем – очередного мужа Лили Юрьевны).

Случился, однако, серьезнейший конфуз. Редакторы слишком добросовестно перепечатали текст прижизненного издания поэмы. И товарищ Сталин оказался в компрометирующем соседстве с Троцким:

Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!

Меня одного сквозь горящие здания

проститутки, как святыню, на руках понесут

и покажут богу в свое оправдание.

–

И бог заплачет над моею книжкой!

Не слова – судороги, слипшиеся комом;

и побежит по небу с моими стихами под мышкой

и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.

(«А все-таки». 1914 г.)

Л. Троцкий, высланный из Союза еще в 1929 году, 20 февраля 1932 года постановлением ЦИК СССР был лишен советского гражданства. Верноподданнического подарка «хозяину» явно не получилось. Первый блин вышел комом. Остаток тиража уже поступившей в продажу книги был без излишнего шума изъят. Лишь через два года, когда шок несколько прошел, «академическое полное собрание сочинений Маяковского под общей редакцией Л. Ю. Брик» стало выходить в новом варианте (в 14 книгах).

 

3

В начале 1935 года вышел 1-й том нового «академического» собрания сочинений Маяковского «под общей редакцией Л. Ю. Брик». Во вступительной статье к этому тому читаем: «Опасливо сторонился он (Маяковский) людей, наводящих «хрестоматийный глянец» на творчество крупнейших поэтов прошлого. Но больше всего, пожалуй, Маяковского пугала возможность канонизации его собственного поэтического строя. Широкая популярность, массовость стихов Маяковского бесспорны. Из всех советских поэтов по количеству изданий с Маяковским может соперничать только Демьян Бедный». И далее вновь: «Непоправимый вред оказал бы тот, кто попытался бы канонизировать Маяковского».

И в том же 1935 году при непосредственном участии Лили Юрьевны происходит именно канонизация поэта. В ответ на письмо Л. Ю. Брик Сталину высочайшим повелением Маяковский утверждается в звании «лучшего и талантливейшего поэта нашей советской эпохи».

Обстоятельства написания этого письма и появления знаменитой резолюции И. В. Сталина освещались в ряде материалов, обнародованных в последнее время. В том числе и в весьма туманных, полных умолчаний воспоминаниях непосредственных участников событий – Л. Ю. Брик (Слово. 1989. № 5) и В. А. Катаняна (Дружба народов. 1989. № 3).

Сей «туман» потребовался нашим мемуаристам, для того чтобы скрыть имя главного организатора и участника этого действа – уже упоминавшегося первого заместителя наркома внутренних дел Я. С. Агранова [См. наст. изд. С. 107–142].

Но «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным» (Мк. 4, 22).

Частный пример подобных «воспоминаний» позволяет весьма наглядно, основываясь на словах самих участников – Л. Ю. Брик, В. А. Катаняна, – а не каких-либо «третьих лиц» – свидетелей или позднейших мемуаристов, показать методы создания той многослойной пелены полулжи-полуправды, которой «ближайшие друзья Маяковского» десятилетиями окутывали его имя.

Письмо Л. Ю. Брик Сталину от 24 ноября 1935 года полно ламентаций автора на невнимание различных инстанций к наследию Маяковского, на неспешность и волокиту с увековечиванием его памяти. Правда, при внимательном чтении письма возникает ощущение, что все эти вполне житейские и мелкие неурядицы нарочито драматизируются и сгущаются. Во всяком случае, постоянно приходится заставлять себя как-то «входить в положение», «проникаться духом времени» и т. п. С точки зрения нормального восприятия все перечисленное в письме – не более чем рядовые текущие проблемы, требующие такого же – «в рабочем порядке» – разрешения и явно не требующие обязательного вмешательства первого лица государства.

Не менее странным представляется то, что при здравствовавших матери и двух сестрах поэта письмо к Сталину о невнимании к наследию Маяковского подписано. Л. Ю. Брик. И только ею. Это еще можно было бы понять, если бы в письме шла также речь, допустим, о невнимании к живым родственникам поэта.

Но ничего подобного там нет.

Попробуем ответить, например, на вопрос: что же послужило конкретным поводом, последним толчком для написания Л. Ю. Брик в конце 1935 года ее письма Сталину?

В. А. Катанян пишет: «Разговоры, которые велись о дешевых изданиях Маяковского, возникали, продолжались и затихали на протяжении четырех лет. Когда Лиля Юрьевна переехала в Ленинград, в 1934 году, Ленинградское отделение Гослитиздата согласилось на однотомник. Там приняли подготовленную Л. Ю. рукопись и даже набрали, а потом, после трех корректур, рассыпали набор. Это была последняя капля, переполнившая чашу. Она села писать письмо». И чуть выше: «Все, о чем говорилось в этом письме, мне, конечно, известно. Я был не только свидетелем, но непосредственным участником всех начинаний в области издания книг Маяковского в эти годы». [Дружба народов. 1989. № 3. С. 224, 221].

Послушаем и Л. Ю. Брик:

«Обстоятельства, вызвавшие в ноябре 1935 года мое письмо к Сталину, весьма драматичны. Вы это поймете, познакомившись с его содержанием. У меня сердце стыло от боли, от страданий за Маяковского. По совету Примакова, который очень сочувствовал моим переживаниям и считал, что, кроме Сталина, этих вопросов никто не решит, я написала письмо. Мне искренне хотелось помочь Володе. Он заслуживал этого». И т. д. и т. п. Одни общие слова. Ни одного конкретного факта! [Слово. 1989. № 5. С. 79].

Впрочем, чтобы понять всю «драматичность обстоятельств, вызвавших письмо», обратимся по совету Лили Юрьевны к тексту. Об изданиях книг поэта в письме говорится следующее: «Скоро шесть лет со дня его смерти, а «Полное собрание сочинений» вышло только наполовину, и то – в количестве 10 000 экземпляров. Уже больше года ведутся разговоры об однотомнике. Материал давно сдан, а книга даже еще не набрана. Детские книги не переиздаются совсем. Книг Маяковского в магазинах нет. Купить их невозможно» [Слово. 1989. № 5. С. 80].

Как видим, сама Лиля Юрьевна ни о каком «рассыпанном наборе» речи не ведет, больше упирая на различные общие страдания и «стынущее сердце».

Что же было в действительности? Каковы конкретные факты?

Во-первых, Ленинградское отделение Гослитиздата выпустило однотомник «Избранных произведений» Маяковского. Но не в 1934-м, а еще в 1933 году, со вступительной статьей Л. Левина. Во-вторых, как раз в 1935 году вышел еще один однотомник «Избранного» Маяковского. На сей раз – в Москве, под серийным трафаретом: «Школьная серия современных писателей. (Для учащихся 7 – 10 классов)». Во вступительной статье отмечается, например, что поэма «В. И. Ленин» – «лучшее художественное выражение в советской литературе образа вождя мирового пролетариата». В сборнике – ряд известных стихотворений поэта, поэмы «150 000 000», «Хорошо». (Напомню фразу из «челобитного» письма Л. Ю. Брик Сталину: «Не говорю о ряде мелких фактов. Как, например, по распоряжению Наркомпроса, из учебника современной литературы за 1935 год выкинули поэмы “Ленин” и “Хорошо”. О них и не упоминается».)

В-третьих, однотомники произведений Маяковского издавались и в 1930-м, и в 1931-м, и в 1932 годах. В эти же годы издавались и детские книги поэта: «Что такое хорошо», «Кем быть?», «Маяковский – детям» и др. (Из письма Л. Ю. Брик: «Детские книги не переиздаются совсем».)

В-четвертых. Вот передо мной солидное иллюстрированное издание в 450 страниц: В. Маяковский. Собрание сочинений в одном томе. М., Государственное издательство «Художественная литература», 1936. На нем, правда, стоит место издания – Москва и год издания – 1936-й. Но посмотрим в выходные данные: «Редактор В. Катанян. Сдано в набор 25 октября 1935 г. Подписано к печати 23 марта 1936 г. Набрано и отпечатано во 2-й типографии «Печатный двор», Ленинград, Гатчинская, 26».

Итак, ровно за месяц до знаменитого письма Л. Ю. Брик в Ленинградской типографии был сдан в набор (а не «рассыпан»!), успешно и быстро набирался однотомник Маяковского!.. (Очередное отражение в «кривом зеркале» письма Л. Ю. Брик: «Материал давно сдан, а книга даже еще не набрана».)

На литературной странице «Правды» 5 декабря 1935 года рядом с редакционной статьей, провозгласившей В. Маяковского «лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи», была помещена статистическая справка «Книги Вл. Маяковского». Заметка эта небольшая, приведу ее здесь полностью: «За 15 лет (годы 1921–1935) выпущено нашими издательствами 102 названия книг Маяковского с общим тиражом 1791 тыс. экземпляров. Наименьшие тиражи приходятся на годы: 1922 – 27 тыс., 1926 – 33 тыс., 1924 – 35,5 тысячи. Наибольшее количество изданий Маяковского и наибольшие тиражи приходятся на год его смерти (1930 год) – 13 названий с тиражом 390 тыс. экз. и 1931 год – 13 названий с тиражом 311, 5 тыс. экз. В последующие годы наблюдается заметное снижение числа отдельных названий и тиражей (1932 – 58 тыс. экз., 1933 – 115 названий с тиражом 175 тыс. экземпляров).

Собрание сочинений Вл. Маяковского, выпускаемое Гослитиздатом тиражом в 10 000 экз., выходит очень медленно (до сих пор вышло 10 томов) и не может удовлетворить растущего спроса. Дешевое издание не переиздавалось с 1930 года (два издания, выпущенные в 1930 г. тиражом в 200 000 экз., разошлись в несколько дней)» [Правда. № 334. 5 декабря 1935. С. 4].

Если говорить только о статистических данных, то в первой половине 30-х годов лишь тиражи изданий «великого пролетарского писателя» М. Горького да двух-трех особо политизированных писателей-публицистов того времени (М. Кольцов, Д. Бедный) можно хоть как-то сопоставлять с тиражами Маяковского. Причем массовость авторов шла главным образом за счет «летучего вождя брошюр». А издание «академического» Полного собрания сочинений Маяковского, начавшееся практически сразу же после смерти писателя и даже еще до завершения издания предыдущего собрания сочинений, начатого при жизни, вообще уникальный случай в издательской практике.

Общий же тон этой заметки в «Правде» (при всех ее натяжках и неточностях), так сказать, обличительно-оправдательный. В ней как бы говорится: недостатки с изданием книг Маяковского, видимо, есть, раз на этом так настаивает начальство, начальству виднее. Однако – нам бы ваши заботы! – вот тебе, читатель, некоторые цифры – думай сам. Неплохо звучит, например, фраза: «Собрание сочинений выходит очень (!) медленно (до сих пор вышло 10 томов)». Это за два года для комментированного издания, выпускаемого по первоисточникам! Дай бог нашим современным издателям хотя бы отдаленное подобие таких темпов!

Не менее оригинально звучит «критика» издательского «невнимания» к поэту в самой редакционной статье «Правды» 5 декабря 1935 года «Владимир Маяковский»: «Произведений Маяковского издается у нас недостаточно. Правда, после его смерти выходит уже второе собрание сочинений, вышли и отдельные сборники. Но все же в книжных магазинах редкое удается достать книгу Маяковского».

В эти годы продолжалась, естественно, публикация произведений В. Маяковского также в различных альманахах и периодике, пополнялась и критическая маяковиана. Насколько этот процесс усилился именно в 1930–1935 годах, хорошо видно, например, из обзоров Л. Поляк и Н. Реформатской «Их библиографии критической литературы о Маяковском (1918–1936)» и В. Тренина «Маяковский в переводах (библиографический обзор)», опубликованных в журнале «Литературный критик» (1936. № 4. С. 244–264).

Еще нагляднее это мнимое «невнимание» и «замалчивание» Маяковского выявляется при анализе не абсолютного, а относительного количества публикаций о Маяковском сравнительно с количеством работ о других писателях. Так, в журнале «Литературная учеба» № 2–3 за 1935 год (с. 187–201) опубликован обзор «Статьи, напечатанные в 1934 году в литературных журналах и газетах» (составители И. Вакс и В. Саблин). Обзор включает лишь наиболее крупные, проблемные статьи, но является вполне репрезентативным. Составлен он по тематическим разделам: «О творчестве мировых классиков», «О творчестве русских классиков», «О распаде буржуазного искусства Запада» и т. д.

Вот раздел «Язык классиков и современников»: о Пушкине указаны 2 работы, о Тургеневе – 2, Гоголь, Щедрин, Чехов, Горький, Шолохов – по 1 работе, о Маяковском – 2 отдельные работы; кроме того, в работе «О словаре современной поэзии» рассматривается творчество Маяковского, Пастернака, Каменского. Раздел «Литературные портреты советских писателей»: о Шолохове – 2 работы, о Федине, Фадееве, Малышкине, Лавреневе, Чапыгине, Пастернаке, Багрицком, Олеше – по 1 работе, о Маяковском – 6 (!) работ. Напомню, речь в обзоре идет о 1934 годе, когда «наблюдается заметное снижение числа отдельных названий и тиражей» изданий Маяковского!..

Да, «широкая популярность, массовость стихов Маяковского бесспорны. Из всех советских поэтов по количеству изданий с Маяковским может соперничать только Демьян Бедный».

Эти слова из редакционного предисловия к первому тому собрания сочинений поэта (издание 1935 года под редакцией Л. Ю. Брик!) были вполне справедливы. В этих условиях от Лили Юрьевны требовалось, пожалуй, немалое «мужество» (если не авантюризм), чтобы написать письмо Сталину, содержащее утверждения, прямо противоположные реальности!

Лиля Брик на обложке первого издания поэмы «Про это»

 

4

И все же.

Может быть, у В. А. Катаняна («рассыпан набор») речь идет еще о каком-то издании, особенно дорогом для Лили Юрьевны?

Ведь случаев прекращения уже начатых изданий в то сложное время действительно известно немало. Впрочем, если полистать и некоторые тома сочинений Маяковского («под общей редакцией Л. Ю. Брик») 1934–1938 годов, то можно найти следы работы цензуры даже с уже отпечатанными книгами. Вместо вырванных первоначальных страниц вклеены другие, очевидно с купюрами.

И действительно, в середине 30-х годов в Ленинграде готовился еще один однотомник Маяковского! Правда, он готовился не в Ленгослитиздате, а в Лендетиздате. Но это ведь частности.

А готовила его, как редактор издательства, Л. К. Чуковская. Судьба этого однотомника была действительно весьма драматичной, как, впрочем, и всей редакции Лендетиздата.

В своих «Записках об Анне Ахматовой» Л. К. Чуковская пишет: «Еще до разгрома редакции, я по поручению С. Я. Маршака вместе с поэтом и критиком Мироном Левиным подготовила к печати однотомник стихов Маяковского. Эта книга, как и многие другие, была загублена» [Нева. 1989. № 6. С. 68].

Некоторые детали этих воспоминаний Л. К. Чуковской уточняет бывший главный редактор Лендетиздата Г. И. Мишкевич: «Сверстанный однотомник был подписан к печати Л. К. Чуковской и мной, но в свет не вышел, так как цензор издательства Д. И. Чевычелов (впоследствии главный редактор) нашел, что составители сборника умалили роль И. В. Сталина в творчестве В. В. Маяковского, и запретил выпуск книги». [Нева. 1989. № 6. С. 68].

Значит, все-таки было!

Правда, довольно странным выглядит при таком-то поводе (!) для запрета книги обращение Л. Ю. Брик к Сталину. Стоит вспомнить, например, судьбу только что исчезнувшего А. С. Енукидзе и других «умалителей роли И. В. Сталина».

Впрочем, эмоции – эмоциями, а «загубленный однотомник» вроде все-таки был!

Вернемся вновь к «Запискам об Анне Ахматовой» Л. К. Чуковской. Вот ее запись 20 мая 1940 года – это, напомню, был «год Маяковского»: «Разговор (между А. А. Ахматовой и Л. К. Чуковской. – В. Д.) набрел на Маяковского и Бриков – я рассказала о нашем детгизовском однотомнике и о поездке моей и Мирона Левина в Москву к Брикам. Общаться с ними было мне трудно: весь стиль дома – не по душе. Мне показалось к тому же, что Лиля Юрьевна безо всякого интереса относится к стихам Маяковского. Не понравились мне и рябчики на столе, и анекдоты за столом. За столом сидели, кроме меня и Мирона, приехавший по делу Примаков, Осип Максимович и “наша Женичка”. Более всех невзлюбила я Осипа Максимовича: оттопыренная нижняя губа, торчащие уши и главное – тон не то литературного мэтра, не то пижона. Понравился мне за этим семейным столом один Примаков – молчаливый и какой-то чужой им.

“Очень плохо представляю себе там, среди них, Маяковского”, – сказала я. “И напрасно, – ответила Анна Андреевна. – Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами”.

Я сказала, что рассуждать об отношениях Маяковского с Бриками я не вправе, потому что про это не знаю, но была удивлена небрежностью их заботы, полным равнодушием к тому, хорош ли, плох получится однотомник, за который они в ответе» (курсив мой. – В. Д.) [Нева. 1989. № 6. С. 48].

Здесь уместно привести и цитату из воспоминаний художницы Е. А. Лавинской о 20-х годах, временах ЛЕФа:

«Вообще, Лиля Юрьевна была не особенно высокого мнения о Маяковском. “Разве можно, – говорила она, – сравнивать Володю с Осей? Осин ум оценят будущие поколения. Ося, правда, ленив, он барин, но он бросает идеи”. О Маяковском она отзывалась так: “Какая разница между Володей и извозчиком? Один управляет лошадью, другой – рифмой”. И т. д.» [Маяковский в воспоминаниях родных и друзей. М., 1968. С. 338]. Не правда ли, трудновато сочетать картину такого равнодушия к творчеству поэта со «стынущим сердцем» и прочими «страданиями» за Маяковского?

Казалось бы, как «наследница Маяковского», получающая с каждого издания свои «потиражные», Лиля Юрьевна даже просто материально была заинтересована в увеличении как количества изданий, так и тиражей книг поэта. И вдруг – такое равнодушие.

Дело, однако, проясняется, если мы возьмем в руки еще один однотомник поэта (надо сказать, полиграфически довольно неплохо изданный) «В. Маяковский. Стихи, поэмы, проза. Л. – М. Детиздат, 1938. Вступительная статья О. М. Брика. Выбор стихов и редакция текста Л. Ю. Брик».

Обратим внимание и на петит издательского «квадратика»: «Редактор Г. Мишкевич. Книга сдана в набор 25/VII 1936 г. Лендетиздат».

Так вот оно в чем дело! Перед нами – элементарная борьба компании Бриков – Катаняна за монопольное право «общего редактирования» всех (!) изданий Маяковского в стране!

Напомню, что первоначально однотомник Лендетиздата под руководством С. Я. Маршака готовился Л. К. Чуковской и М. П. Левиным. Состав редакторов достаточно авторитетный, места Брикам практически не оставалось.

Но для вытеснения конкурентов не жалко даже и два года (!) тянуть набор книги (июль 1936 – июнь 1938)! И это уже после «зеленой улицы», данной изданиям Маяковского резолюцией Сталина!

«Г. Мишкевич., который с 1937 года стал “главным редактором” Лендетиздата, уличая меня во вредительстве и доказывая мою причастность к козням “врагов народа”, привел на собрании в качестве доказательства перевранные цитаты из моих и Левина примечаний к тому Маяковского.

В результате его клевет эта книга, как и многие другие, была загублена. И только ли книги! По заданию ли свыше или по собственной инициативе Г. Мишкевич после арестов выпустил номер стенной газеты, где называл арестованных редакторов и писателей шпионами, диверсантами, вредителями» [Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой // Нева. 1989. № 6. С. 68].

Дальнейшие разъяснения ситуации дает А. И. Любарская, также до разгрома редакции и ареста работавшая в Лендетиздате. В заметке «Как это было» она пишет: «Разгром редакции Лендетиздата готовился исподволь, задолго до того дня, вернее ночи с 4-го на 5-е сентября 1937 года, когда разом арестовали целую группу редакторов и авторов или – пользуясь газетной фразеологией того времени – “вырвали змею с корнем”.

Месяц спустя после разгрома редакции, 4 октября 1937 года, в Детиздате вышла стенгазета “За детскую книгу”. Л. Чуковская не была арестована, может быть, потому, что с начала 1937 года она перешла на положение внештатного редактора. А может быть, потому, что шпионоразверстку применительно к Лендетиздату выполнили, не дойдя до буквы “Ч”. Не был арестован и редактор “Чижа” М. Майслер. Но в стенгазете имена Л. Чуковской и М. Майслера постоянно упоминаются в одном ряду с уже арестованными и тем самым уже разоблаченными врагами народа и шпионами. Со мной и Т. Г. Габбе все было просто, мы “изъяты”, значит – враги. Но всякий раз, говоря о нашей вредительской деятельности, упоминается и Л. Чуковская. Шпионы и диверсанты, как сообщает газета, “объединялись вокруг Габбе, Любарской, Чуковской”. Имена “Чуковская – Майслер” соединены через тире в одно общее понятие: враги народа. Вроде Каменев – Зиновьев или Бухарин – Рыков.

Каким же словом можно это назвать? Можно назвать деликатным словом “сигнал”, – оно то и дело мелькает на страницах стенгазеты. А можно и более простым словом – донос. И действительно, М. Майслера вскоре арестовали, а Л. Чуковская по счастливой случайности спаслась. Сейчас Мишкевич утверждает, что однотомник Маяковского запретил цензор Чевычелов, так как “составители сборника умалили роль Сталина в творчестве Маяковского”. А тогда, в 1937 году, в стенгазете, вывешенной для всеобщей информации, сообщалось, что “Чуковская, при попустительстве, имевшем место в издательстве, протаскивала контрреволюционные высказывания в однотомнике Маяковского”» [Любарская А. И. Как это было // Нева. 1990. № 10. С. 206–207].

В итоге примечания к однотомнику, подготовленные «протаскивающей контрреволюционные высказывания» Л. К. Чуковской, «пришлось», естественно, убрать. Возможно, как-то «был уточнен» и «выбор стихов» (хотя и поездку Л. Чуковской к Брикам легко можно при желании трактовать как доказательство того, что состав сборника определялся Лилей Юрьевной). Тут же – вступительная статья О. М. Брика, иллюстрации. В том числе несколько шутливых рисунков зверюшек В. Маяковского, взятых из его записок к Лиле Брик. Так что уже вполне «законно» «редактором текста» стала также Л. Ю. Брик. Остальное главный редактор Лендетиздата Г. И. Мишкевич сделал «как надо». Ну а к 1938 году Л. К. Чуковскую, у которой еще в августе 1937 года был арестован муж и которая фактически находилась на полулегальном положении, можно было уже и не принимать во внимание. Начинающий же критик М. П. Левин был неизлечимо болен (он умер в 1940 году в санатории Крыма).

Как рассказывала мне Лидия Корнеевна Чуковская, еще одной «претензией» главного редактора к ней как к составителю сборника был упрек в «излишней рекламе семейства Чуковских». Ведь в сборнике в качестве иллюстраций предполагалось поместить несколько рисунков, подаренных поэтом К. Чуковскому: «И. Репин и К. Чуковский. Дружеский шарж В. Маяковского. 1915 г.», два различных портрета – «К. Чуковский. Рисунок В. Маяковского. 1915 г.». Отобраны они, кстати, были главным художником издательства В. В. Лебедевым, а отнюдь не Л. Чуковской. Листаю вышедший (уже под редакцией Бриков и того же Мишкевича) однотомник. Все названные иллюстрации полностью сохранены!

Было сохранено и первоначальное название однотомника – «Стихи, поэмы, проза». Название совершенно уникальное, единственное в своем роде среди всех – прижизненных и посмертных – изданий В. Маяковского. Но название совершенно «маршаковское» (сразу же вспоминаются известные с детских лет знаменитые книжки С. Я. Маршака – «Сказки, песни, загадки», «Стихи, сказки, переводы»).

Что ж, как говорится, конец – делу венец.

В середине января 1936 года, всего через полтора месяца после знаменательной резолюции, Л. Ю. Брик случайно оказалась попутчицей Корнея Чуковского в поезде Ленинград – Москва. Последний сделал любопытную запись в своем дневнике: «17 янв. 1936 г. Лили Брик рассказывает подробно, как она написала Сталину письмо о трусливом отношении Госиздата к Маяковскому, что М-го хотят затереть, замолчать. Меня тотчас же принял Ежов. Я знала, что Сталин любит Маяковского. Но все же было жутко. Меня направили к Талю, и с ним я говорила больше часу» [Знамя». 1991. № 11. С. 167].

В своей резолюции о Маяковском Сталин писал Ежову (в то время – председателю Комиссии партконтроля, секретарю ЦК ВКП(б): «Привлеките к делу Таль и Мехлиса и сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами». Б. М. Таль, зав. отделом печати и издательств ЦК ВКП(б), очевидно, «привлекся» к делу весьма активно.

Подготовив проект Плана издания произведений В. В. Маяковского, он уже 11 декабря 1935 года пишет Н. Ежову записку:

«Николай Иванович!

Прилагаю в дополнение к проекту постановления об издании произведений Маяковского проект записки тов. Сталину. Б. Таль»

И далее:

«Тов. СТАЛИНУ

В связи с Вашими указаниями о В. В. Маяковском весьма оживились участники старых лефовских группировок. Они хотели бы сделать издание произведений В. В. Маяковского своим групповым или семейным делом.

Так как издание произведений В. В. Маяковского и его популяризация является задачей государственной, а не групповой или семейной, следовало бы соответствующим образом сформировать редакцию этих изданий, включив в ее состав, помимо Л. Ю. Брик и О. Брик, т. т. Беспалова, Керженцева и Луппола» [Бывший архив Политбюро. Ф. 57. Оп. 1. Д. 4. Л. 77–78].

Проницательным, однако, человеком оказался Б. Таль, с которым Л. Ю. Брик «говорила больше часу».

Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь,

что тебя короновал,

что душу цветущую любовью выжег,

и суетных дней взметенный карнавал

растреплет страницы моих книжек…

(«Лиличка! Вместо письма». 1916 г.)

Впрочем, внимательный читатель легко уловит отголоски этой откровенной борьбы за «групповую или семейную» монополию на издания Маяковского и в «мемуарах» В. А. Катаняна. Здесь все редакторы, не принадлежащие к «партии Бриков – Катаняна», явно «некомпетентные», все их издания, конечно же, «дефектные». Почитаем эту его «беспристрастную» летопись событий:

«Были проекты выпустить и дешевое, массовое издание. Об этом шли переговоры с Госиздатом, который самосильно (как же он посмел без Лили Юрьевны и Катаняна?! – В. Д.) выпустил томик в «Дешевой библиотеке», хотя и тиражом сто тысяч, но с таким количеством опечаток и с таким портретом, что, когда Лиля увидела книжку, она заплакала». (Какая, однако, неожиданная чувствительность при ее-то равнодушии к тому, «хорош ли, плох получится однотомник»! Правда, «следуемые мне» деньги «за В. В. Маяковского» получены сполна.) «Лиля Юрьевна встретилась с Керженцевым. Он свое участие (в редколлегии собрания сочинений Маяковского. Это еще 1932 год. – В. Д.) отклонил, а Незнамова и меня предложил заменить Авербахом и Ф. Коном. Вместо предполагавшейся вступительной статьи О. М. Брика лучше ну хотя бы Беспалова».

«Последний том, двенадцатый, редактировал А. Колосков. Рекомендовала его на эту работу Л. В. Маяковская. И не потребовалось много времени, чтобы полностью прояснилась его квалификация» [См.: Дружба народов. 1989. № 3. С. 222–223, 227. Ранее этот текст был опубликован за рубежом в журнале «Синтаксис» (Париж, 1987. № 19. С. 187–206)]. И т. п.

Не следует, конечно, думать, что в то время Лиля Юрьевна только тем и занималась, что денно и нощно хлопотала об «увековечении памяти поэта революции».

Известный литератор русского зарубежья, эмигрант «второй волны» Б. А. Филиппов (поэт и прозаик, редактор-издатель зарубежных Собраний сочинений Ахматовой. Гумилева, Клюева, Мандельштама, Волошина), вспоминал своих сотоварищей по пребыванию в ГУЛАГе (Ухта, 1938 год).

«Володя Г. – инженер, приехавший из Парижа повидать своих родных, старых москвичей. “Заложила” его знакомая его семьи, небезызвестная Лиля Брик. Получил восемь лет за шпионаж. Призванный на допрос к Кашкетину (как же так: французский инженер, женатый на француженке, – и только восемь лет?!), не признавался ни в чем. Тут уже резиновых палок мало. На теле раздетого донага Володи жгли комки пакли. Володя умер на первом же пыточном допросе» [Филиппов Б. Всплывшее в памяти: Рассказы, очерки, воспоминания. London, 1990. С. 224].

 

6

Нет уж. Лучше вернемся к ноябрю – декабрю 1935 года.

Итак, письмо Л. Ю. Брик умело и вовремя доложено «хозяину», получена вожделенная резолюция И. В. Сталина. «Лиля в тот же день позвонила в Ленинград и все рассказала Осипу Максимовичу. Потом Николаю Асееву и Семе Кирсанову. Они вскоре прибыли прочесть все своими глазами. Радовались» (В. А. Катанян).

И хотя формально резолюция прямо не возлагает лично на Бриков особых контрольно-идеологических забот о наследии Маяковского, все же фамилия Лили Юрьевны упоминается в тексте самой резолюции Сталина трижды (уникальный случай для сталинских резолюций): «Тов. Ежов, очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Жалоба Брик, по-моему, правильна. Свяжитесь с ней (с Брик)» [Сталинская резолюция – на первой странице письма, красным карандашом поперек текста. Кроме того, сверху страницы – горизонтальная надпись таким же карандашом – «От Брик», сделанная, очевидно, перед чтением письма. Фотокопия первой страницы письма с резолюцией Сталина была опубликована В. И. Скорятиным в журнале «Журналист» (1993. № 1)].

Видимо, именно таким путем, к счастью для Лили Юрьевны, в цепкой памяти Сталина удержалась эта нестандартная односложная фамилия. Наткнувшись на нее в очередном списке предполагаемых репрессантов, представленном Н. Ежовым, Сталин вычеркнул Л. Ю. Брик. Так это письмо сыграло для Лили Юрьевны роль «охранной грамоты».

Но это было позже.

Пока же Лиля Юрьевна с помощью своих высоких покровителей срочно начинает «ковать железо, пока горячо».

5 декабря в «Правде» впервые появились знаменитые слова Сталина о Маяковском. А уже 25 декабря 1935 года в газете «Литературный Ленинград» на первой странице (!) под заголовком «Маяковского – миллионам читателей» публикуется беседа корреспондента газеты с Л. Ю. Брик о планах издания книг Маяковского:

«– В будущем году значительно расширяется выпуск книг В. В. Маяковского, – сказала в беседе с нашим сотрудником член главной редакции изданий всех произведений поэта революции Л. Ю. Брик».

И далее Лиля Юрьевна разворачивает грандиозную картину:

«К изданию произведений Маяковского привлекаются все издательства, выпускающие художественную литературу: Гослитиздат, “Советский писатель”, “Академия”, “Молодая гвардия”, Детиздат, а также Изогиз. В течение 1936 года Гослитиздат заканчивает выпуск оставшихся 7 томов первого академического собрания сочинений и писем Маяковского в 14 томах под редакцией И. Беспалова и моей. В одном из томов будет напечатана большая биография Маяковского, написанная О. Бриком.

В 1936–1937 годах будет выпущено новое академическое издание полного собрания сочинений Маяковского, исправленное, улучшенное и дополненное. Гослитиздат в следующем году выпустит серию иллюстрированных книг отдельных произведений Маяковского. Массовым тиражом издается однотомник, примерно в 70 авторских листов, куда войдут основные произведения и стихи Маяковского. Между прочим, однотомник будет печататься в Ленинграде (речь идет как раз об уже известном нам однотомнике под редакцией В. Катаняна. – В. Д.). Массовыми тиражами. Гослитиздат выпустит в будущем году отдельные тематические сборники стихов Маяковского: “Туда и обратно” (о загранице) с вступительной статьей В. Катаняна, “Сатира” со вступительной статьей В. Примакова. Стотысячным тиражом выпускается книга О. М. Брика о жизни и творчестве Маяковского. Большой план изданий произведений Маяковского для детей намечен Детиздатом. В ленинградском Детиздате будет выпущен однотомник для детей среднего возраста (скромная, без деталей информация о будущем многострадальном однотомнике Л. К. Чуковской. – В. Д.). В московском Детиздате стотысячным тиражом выходит однотомник для детей старшего возраста под редакцией Л. И О. Брик и В. Катаняна. В этом издании будет помещен биографический рассказ о Маяковском, написанный Л. Кассилем. Сборник составлен с таким расчетом, чтобы дать детям полное представление о жизненном пути и творчестве Маяковского. Каждое стихотворение однотомника будет прокомментировано В. Катаняном». И т. д. и т. п. А еще – сборники воспоминаний о Маяковском, сборники научных работ о творчестве поэта. Открытки. Плакаты.

И везде, конечно, верховный куратор всех изданий – Лиля Юрьевна.

Еще через 10 дней после публикации этого интервью Л. Ю. Брик, 6 января 1936 года, свою «литературную страницу» посвятила Маяковскому газета «Комсомольская правда» (№ 5, с. 3). Здесь уже с поучающе-инструктивной статьей «Как его издавать?» выступил В. А. Катанян.

Определенную часть намеченного в том или ином виде удалось осуществить, хотя и не всегда, при монопольном кураторстве Бриков – Катаняна.

Был завершен выпуск первого Полного собрания сочинений Маяковского и начато новое издание его сочинений. В 1936 году был издан четырехтомник Маяковского под редакцией Л. Ю. Брик и П. К. Луппола. Издан ряд упомянутых отдельных тематических сборников и иллюстрированных книг поэта.

Весной 1936 года успел даже выйти сборник В. Маяковского «Оборонные стихи» со вступительной статьей «Поэт революционной обороны» В. М. Примакова, прежде чем 14 августа 1936 года комкор Примаков был арестован, а в июне 1937 года расстрелян.

Правда, эту потерю, как мы знаем из записок Е. Лавинской, сама Лиля Юрьевна перенесла вполне «мужественно».

А вот «мэтр маяковедения» О. М. Брик так и не осилил написания достойной стотысячного тиража серьезной книги «о жизни и творчестве Маяковского». Видимо, для этого требовалось все же нечто большее, чем уменье «бросать идеи» или ум, который «оценят будущие поколения».

И здесь не могу не сделать еще одно отступление в прошлое, в период, предшествующий написанию знаменитого письма Л. Брик.

Апрель 1935 года. Пятая годовщина со дня трагической гибели В. В. Маяковского.

«Литературная газета» (№ 21, 15 апреля 1935 г.) четыре полосы практически полностью посвятила Маяковскому. На первой странице – аншлаг «Пять лет со дня смерти В. В. Маяковского», портрет поэта, редакционная статья «Грозное оружие». 2-я, 3-я, 4-я страницы – под аншлагом «Владимир Маяковский. 1930–1935». Воспоминания, статьи о поэте, публикации неизданного и забытого. Среди авторов – С. Спасский, Н. Асеев, С. Кирсанов, В. Шкловский, Арк. Бухов, Лев Жегин, В. Дувакин, П. Звонарев, В. Тренин и Н. Харджиев, Л. Поляк и Н. Реформатская. (В общем, «стынущему сердцу» Лили Юрьевны только и оставалось, что сжиматься «от боли, от страданий» из-за полного невнимания к памяти В. В. Маяковского.)

Но в конце 4-й страницы – небольшая заметка-отчет «Вечер Маяковского в Доме советских писателей»:

«Аудитория собралась, как правильно отметил в своем вступительном слове А. Безыменский, для того чтобы встретиться с “живым Маяковским”, но этого не случилось. Краткий доклад О. Брика в порядке постановки вопроса о “книге, которую следует написать”, причем непропорционально много места заняла в докладе проблема “Маяковский как автор конфетных реклам”, что вызвало резкие возражения со стороны Безыменского, и очень беглые воспоминания и известные стихи Кирсанова о Маяковском. Вот и все, если не считать выступления чтецов».

Да, крупным специалистом по Маяковскому был Осип Максимович. Но все же труды О. Брика не пропали даром. Материал как раз пригодился в качестве вступительной статьи для детей в ленинградский сборник Маяковского – «спешное исправление» после разгрома редакции Лендетиздата. Как говорится, вы будете смеяться, но. Но и любовь Бриков к «проблеме конфетных реклам» Маяковского также нашла отражение в этом однотомнике. При всей ограниченности его объема здесь помещены стихотворные «надписи на конфетных бумажках из серии “Красная звезда”».

Что же касается А. Безыменского, то он совсем неслучайно председательствовал на упомянутом вечере памяти В. Маяковского. Еще на выставке «20 лет работы» в феврале 1929 года, при жизни поэта, группа молодых энтузиастов создала «бригаду Маяковского» для пропаганды его творчества. Студенты, рабфаковцы, рабочие выступали (всегда бесплатно) в клубах, школах, парках с чтением стихов Маяковского, сценическими монтажами по его произведениям, устраивали конкурсы самодеятельных чтецов и т. д. К участию в жюри конкурсов были привлечены и сестры Маяковского. В свою очередь, выставка «20 лет работы Маяковского» после гибели поэта была развернута в качестве постоянной экспозиции в помещении и Литературного музея при Библиотеке имени В. И. Ленина.

Но вот 5 декабря 1935 года стала известной резолюция И. В. Сталина о Маяковском. И вскоре, 1 января 1936 года, Александр Безыменский пишет обеспокоенное письмо Николаю Ежову:

«Дорогой Николай!

Не знаю, известно ли тебе, что я являюсь руководителем выставки Маяковского и бригады имени Маяковского. Думаю, что некоторые товарищи не все тебе рассказали из того, что следует рассказать и что я могу тебе рассказать. Мне написали из Москвы, что Катанян заявил, что выставка вольется в музей и что бригаду не то распустят, не то ликвидируют. У меня на руках есть подлинник малоизвестного завещания Маяковского насчет выставки и работы при ней бригады его имени. Я очень тебя прошу, если готовится решение о выставке и бригаде, подождать моего приезда. Я буду в Москве 14-го или 15-го января. Катанян, конечно, фигура грозная, но авось не съест.

Дорогой мой! Я по-настоящему, по-большевистски, по-человечески счастлив решениями о Маяковском, тем более что пропаганда его творчества велась мною и бригадой все время, как и подобает большевику. Как только приеду, приду к тебе и многое расскажу. Если что-либо готовится в смысле решений еще, прошу не забывать, что я хочу и могу участвовать в работе по Маяковскому. Как я работал до этого времени в этом направлении, спроси у Щербакова.

Сердечный привет!

С новым годом, друг!

А. Безыменский.

1/1 – 1936 г.».

На письме – пометка рукой Ежова: «Напомнить. Ежов» [Бывший Архив Политбюро. Ф. 57. Оп. 1. Д. 4. Л. 84–85].

При всей неоднозначности впечатления от сердечности отношений комсомольского поэта Александра Безыменского и Николая Ежова – «крутые», однако, ребята были эти «старые лефовцы» – Катанян и Брики.

Александр Ильич Безыменский (1898–1973) – русский советский поэт и журналист. Отец Льва Безыменского

 

7

Но то трагическое время было весьма богато и другими печальными парадоксами.

Почитаем В. А. Катаняна: «В 1937 году был арестован П. К. Луппол (главный редактор Гослитиздата. – В. Д.). На место Н. Н. Накорякова, порядочного и делового человека, директором издательства был назначен С. А. Лозовской, бывший до того крупным деятелем международного профдвижения. Новый директор перекрыл все дороги собрания сочинений Маяковского.

Мои попытки объясниться с Лозовским показали, что объяснения бесполезны.

«Мне нужно время, чтобы разобраться, – сказал Лозовский Лиле Юрьевне. – Лично против вас ничего не имею».

В октябре 38-го года была назначена новая редколлегия собрания сочинений в составе Н. Н. Асеева, Л. В. Маяковской, В. О. Перцова и М. М. Серебрянского – вариант, принятый при самом близком участии А. А. Фадеева» [Дружба народов. 1989. № 3. С. 226].

В общем, монополия команды Брик – Катаняна на кураторство сочинений Маяковского в полном объеме не состоялась. И дело, разумеется, не в «порядочности» Луппола и Накорякова или, наоборот, предвзятости Лозовского и прочих. Трагические лакуны стали появляться и в ближайшем окружении Бриков. Уже с арестом В. М. Примакова в августе 1936 года письмо Л. Ю. Брик Сталину (как и его копии) приобрело «полузакрытый» характер из-за адреса, указанного после подписи Лили Юрьевны: это был адрес служебной квартиры зам. командующего Ленинградским военным округом В. М. Примакова.

В июле 1937 года был арестован и в августе 1938 года расстрелян Я. С. Агранов, главный покровитель Лили Юрьевны, инициатор, соавтор и докладчик ее письма Сталину.

В октябре 1937 года был арестован и Б. М. Таль, один из адресатов резолюции Сталина. Наконец, в декабре 1938 года был смещен с поста наркома внутренних дел, а в марте 1939 года арестован Н. Ежов. Исчез второй и главный адресат резолюции Сталина.

Так всего лишь через полтора-два года после своего появления письмо Л. Ю. Брик Сталину уже не могло служить для нее официальным мандатом на право контроля всей появляющейся маяковианы. Хотя для самой Лили Юрьевны оно и сыграло неоценимую роль «охранной грамоты», но и оригинал, и «все рабочие копии» письма надолго исчезли с человеческих глаз.

Приходилось вновь опираться на старые и новые (и немалые) связи да на реальный контроль над архивом поэта.

В своем письме Сталину Л. Ю. Брик писала:

«После смерти Маяковского в постановлении Правительства было предложено организовать кабинет Маяковского при Комакадемии, где должны были быть сосредоточены все материалы и рукописи. До сих пор этого кабинета нет. Материалы разбросаны. Часть находится в Московском литературном музее, который ими абсолютно не интересуется. Это видно хотя бы из того, что в бюллетене музея о Маяковском почти не упоминается».

Эту картину дополняют воспоминания В. А. Катаняна:

«Идея о создании “Кабинета Маяковского при Комакадемии” исходила от Лили Юрьевны и Осипа Максимовича. “Начатые стихи отдайте Брикам”. Как ни мало придавал сам Маяковский значения рукописям и датам, но оставшиеся после него записные книжки и бумаги, которых касалась его рука, были после него уложены в спешно приобретенные железные ящики. Брики искали возможности отдать все это – обществу? Государству? А конкретно? Как? Куда? Не было никакого встречного движения. Не было заинтересованных людей. Да и сама форма постановления – просить Президиум ЦИК СССР предложить Комакадемии и т. д. – оставляла Комакадемии все возможности не торопиться. Так прошло пять лет. А потом (в начале 1936 года) и сама Академия перестала существовать» [Дружба народов. 1989. № 3. С. 222].

В 1938 году открылась Библиотека-музей В. Маяковского в Москве на Таганке. Здесь и был организован «кабинет Маяковского» – главное государственное хранилище рукописей, вещей Маяковского, материалов о нем. Но теперь уже Лиля Юрьевна, вопреки своим сетованиям в письме Сталину, отнюдь не спешила передавать туда все имевшиеся у нее материалы Маяковского.

В связи с тем, что в начале 1990 года в США «нашлась» родная дочь В. В. Маяковского, уже В. В. Катанян-младший заявляет: «Да, говорили: Лиля Брик всегда хотела представить себя единственной для Маяковского. Но тогда бы она постаралась уничтожить все свидетельства о других женщинах, в том числе и об Элли Джонс, вычеркнуть саму память о ней. А между тем она сохранила письма и фотографии Элли, девочки. Аккуратно подобранные четыре письма, несколько поздравительных открыток лежали в конверте с надписью “Элли Джонс”, приготовленные для передачи в ЦГАЛИ. Сделать это Л. Брик сама не успела, и мне пришлось выполнить это поручение» (курсив мой. – В. Д.) [Эхо планеты. 1990. № 18. С. 43.].

Вот так: за весьма долгий период, с 1930 по 1978 год, – так и «не успела» передать.

 

8

Ровно через 20 лет после описываемых событий, в 1955 году, в Париже, в издательстве «Деноэль» вышла книга Луи Арагона «Советские литературы». Напомню, что за Луи Арагоном вторым браком была замужем Эльза Триоле, родная сестра Л. Ю. Брик. В статье «Шекспир и Маяковский», включенной в упомянутую книгу, Луи Арагон, в частности, писал: «Пока Сталин не набросал своего известного высказывания наискосок письма, с которым в отчаянии решилась обратиться к нему Лиля Брик, можно было бороться с Маяковским оружием умолчания. Сражение не утихло и после высказывания Сталина, но теперь пущено было в ход оружие славословий». В русском переводе эта статья появилась в 10-м томе Собрания сочинений Луи Арагона (М., 1961. Приведенная цитата на с. 406). Кстати, продолжая, Луи Арагон высказывает любопытную и весьма актуальную сегодня мысль: «В наши дни кое у кого начинается некоторое затмение. Но нет! Маяковский был и остается величайшим поэтом. Это не означает – единственным, но что поделаешь? Монблан был и остается высочайшей вершиной Альп!» (Там же).

Само же упоминание в печати о письме Л. Брик как о поводе для «известного высказывания Сталина» (впервые в СССР!) редакторами русского издания сочинений Луи Арагона никак не прокомментировано.

Впрочем, это уже 60-е годы. И – другие истории.