Ильина Наталья Николаевна. Живу в Санкт-Петербурге. Окончила литературные курсы «Мастер Текста», участник Литературной Студии при издательстве Астрель СПб – АСТ. Хозяйка и руководитель конного клуба. Немного пишу. Представленный ниже рассказ стал основой для романа «Стражи Миров», номинанта конкурсов «Рукопись года» – 2018 и «Новая детская книга» – 2018. Больше обо мне и моём творчестве: писательская страничка https://vk.com/public168868119, страница автора https://litnet.com/illinka-u519834
Крылатые кони
– «Чара?» – послышался тихий оклик и она, вздрогнув, открыла глаза. В доме было очень тихо. – «Сегодня! Они прилетят сегодня!» – радостная мысль встряхнула девочку, прогоняя остатки сна. Ветхая серенькая занавеска, отделяющая её топчан от остального жилища, таяла во мраке. Легко ступая босыми ногами по скрипучим половицам, Чара пересекла тёмную комнату и бесшумно выскользнула на широкое, скособоченное крыльцо. Утро только занималось, первой огненной полосой высветив далёкий горизонт.
Разрезая крыльями предрассветную тьму, запоздалая ночная птица торопилась к далёкому лесу на краю долины. Она бесшумно скользнула над огромным, спящим в тумане лугом, над старым бревенчатым домом, стоящим на самой макушке пологого холма, над девочкой в полотняной рубахе, застывшей на крыльце. Ей исполнилось пятнадцать прошлой зимой, но глядя на худенькую, угловатую фигурку, с едва наметившимися холмиками грудей, на бледное, заострённое личико – угадать возраст было сложно. И только глаза, сияющие изумрудным блеском, чудесным образом оживляли невыразительный облик, делая её почти хорошенькой. Налетающий ветерок теребил длинную прядь волос, выбившуюся из неплотной, совсем светлой, косы. Она не отрываясь смотрела вниз, сжимая у груди – словно в немой молитве – сухие, в цыпках, руки. Её сердце билось все быстрее, подгоняя время. – «Сегодня!» Какие-то часы отделяли шесть лет ожидания от того, что должно было – не могло не случиться – будущей ночью!
Чара поёжилась. Босые ноги застыли на отсыревших за ночь ступенях. В доме звякнула посуда – значит, уже проснулась мать. Девочка вздохнула и вернулась к бесконечной рутине своей пресной, словно сухая лепёшка, жизни.
Тинка, деревенский пастушок, и её единственный приятель, как всегда, ждал у колодца.
– На Лугу палаток понаставили, тьма! – радостно сообщил он, подхватив пустые ведра, – и музыканты будут! Ты как, решилась?
Он был крупным, нескладным и здорово шепелявил, из-за отсутствия трёх передних зубов, выбитых пьянчугой-папашей, но оставаться добрым и весёлым это ему не мешало. О том, что она задумала, Чара рассказала ему одному.
– В темноте затеряться среди кандидатов? Не думаю, что это будет так уж сложно. Труднее к ним подобраться, но если ты подстрахуешь, не струсишь, то все получится, – уверенно отозвалась Чара, налегая вместе с ним на колодезный ворот.
Тяжёлое ведро, под скрип ворота, поднималось вверх, а Чара засмотрелась вдаль, поверх теснящихся крыш деревни, туда, где вставал другой холм, куда более высокий. Его опоясывали крепкие городские стены. Уже неделю, по большой дороге, огибая деревню и Луг, стекались к городу люди. Пешком и верхом, в повозках и затейливых экипажах, прибывали торговцы, менялы, зеваки, высокие гости Лугового Замка и кандидаты – юноши и девушки, возрастом от семнадцати до двадцати лет, счастливо рождённые с благородной кровью в венах. Этой ночью, когда сойдутся в строгую вертикаль над горизонтом три луны, с неба спустятся они. Крылатые кони. Никто не знает, сколько их будет в этот раз. Никому не ведомо, кого выберут они себе в наездники. Кому из кандидатов посчастливится стать новыми Стражами…
Она побывала на Лугу в этот праздник уже дважды – ей тогда было девять, а до этого – три года. Тогда она сидела на плечах у отца. Тогда у неё ещё был отец. И с тех самых пор все, что по-настоящему согревало Чару в жизни, было связано с мыслями о них…
Тинка помог Чаре донести воду до самого крыльца. Её мать, болезненно-худая, желчная и начисто лишённая теплоты женщина, встретила их появление молча, пождав губы. Чаре с трудом верилось, что она была доброй и смешливой, пока отец был ещё жив. Но, потеряв мужа, она остыла сердцем и к дочери, и к самой жизни, навсегда превратившись в ту, которая провожала их сейчас тяжёлым взглядом. А что до Тинки – мать невзлюбила его давно, ещё с тех пор, как он здорово поколотил Колдея, её очередного сожителя, заступаясь за Чару. Тинка мгновенно исчез, подмигнув девочке напоследок. Но тяжёлые ведра были уже во дворе, и она принялась за работу. Ей пришлось ходить к колодцу ещё три раза, и теперь помочь ей было уже некому.
…Чара замерла над лоханью с помутневшей водой. Мокрой рукой она машинально коснулась деревянного кулона с аккуратно вырезанным силуэтом Крылатого коня на фоне плоского диска, то ли – луны, то ли – солнца… Единственную памятку об отце – этот прямоугольник на кожаной тесёмке – она никогда не снимала с шеи. Откуда у отца появился предмет, больше подходивший Стражу, чем сапожнику, Чара не знала. Ей едва исполнилось четыре, когда его не стало. С тех пор мать больше никогда о нем не упоминала, а Чара – не спрашивала. Но спрашивать – это одно, а помнить – совсем другое. Она бережно хранила и этот кулон, и свои воспоминания. Ведь именно он, её отец, (весёлые морщинки в углах глаз, большие, добрые руки…) что-то негромко сказал ослепительно-белому Крылатому коню на самом первом празднике в её жизни. И тот послушно остановился возле отца и сидящей на его плечах маленькой Чары. Удивительный великан позволил крохотной ладошке робко коснуться гладкой шерсти на тёплой щеке, и прикрыл глаза, словно это невесомое прикосновение что-то для него значило.
Она сердито отмахнулась от вьющейся над лоханью мухи и от своих воспоминаний. Во всем этом не было никакого смысла. Ей, рождённой не в срок, дочери сапожника и прачки, никогда не промчаться по небу, обгоняя ветер, на широкой спине между холкой и крыльями, пригибаясь навстречу шёлковым прядям гривы… Не носить вести от города к городу, от острова к острову. Не охранять границы мира людей у Мрачных гор или за Водопадами… Не постигать тайны Стражей, служащих всем, но не подчиняющихся никому.
Ей оставалось только увидеть их снова, этой ночью. Так близко, как сможет подобраться. И все же сумасшедшая, отчаянная надежда на чудо не покидала её, вопреки всем доводам рассудка. Она часто сетовала на своё неумение жить, как все – в маленьких печалях и радостях сегодняшнего дня. Но как же это было возможно, если в одном мире с этим мокрым бельём, с раскисающей по осени дорогой, с беспросветной серостью деревенских забав, живут Крылатые кони, Стражи и их тайна? Она столько лет боролась со стойким, неизвестно откуда взявшимся убеждением, что её судьба неразрывно связана с Крылатыми конями, cтолько раз одёргивала себя, замечтавшуюся о подвигах Стражей, что иногда начинала сомневаться. Но – не сегодня! Самым важным было не опоздать и чётко следовать плану.
Место на лавке рядом с лоханью закончилось – она и не заметила, как перестирала всю гору грязного белья на сегодня. Полоскала и чинила белье мать, а Чаре оставалось только подняться в город, отнести то, что было выстирано и заштопано накануне. Сложив в заплечную корзину кипы, переложенные пучками сухой, душистой травы и аккуратно завёрнутые матерью в чистые полосы холста, Чара быстро переоделась за занавеской в углу и отправилась в путь.
Верёвочные лямки корзины, как всегда сильно отяжелевшей к концу долгого подъёма, врезались в худенькие плечи. Она просовывала под них руки, но ладони резало тоже. Узкие, мощёные неровным булыжником, улицы города, обычно немноголюдные, сегодня заполонили приезжие. Чара ловко огибала их, уворачиваясь от столкновений, обходила грязь и кучки навоза, сгибаясь под тяжестью ноши. И все же, в городе, затерявшаяся в людской суете, она чувствовала себя куда спокойнее, чем в деревне. Там, внизу, её не слишком жаловали. За диковатый нрав и нелепые мечты, даже самые добрые считали странной, остальные – чокнутой. Люди не любят, когда кто-то не желает жить, как все… Девочка поднималась, улица за улицей, вверх, до самого Замка. Там она сдала белье ворчливому кастеляну, получила причитающиеся монеты и разогнулась, наконец. Обратный путь был лёгким, и Чара зашагала вдоль городской стены к неприметной тропке, по которой до деревни идти было ближе. Охваченная радостным предвкушением, она ничего не замечала.
– Куда спешишь, чокнутая? – порция яда в голосе за ее спиной была так велика, что Чара замерла на месте, вместо того, чтобы немедленно броситься бежать. Это был Колдей, бывший ухажёр матери, пьяница и дебошир, которого она однажды огрела по голове тяжёлым валком для белья, за то, что распускал руки.
Он дёрнул сзади за пустую корзину, и Чара попятилась, едва устояв на ногах. Оказавшись лицом к лицу с невысоким, немногим выше её самой, щуплым, но жилистым Колдеем, она медленно пошевелила плечами, сбрасывая лямки корзины, готовая обороняться. В щёлочках мутноватых серых глаз Колдея тлел огонёк мстительной ярости – мало того, что девчонка чуть не искалечила его прошлой осенью сама, так и её верзила – дружок добавил чуть позже, ещё и угрожая при этом… Сцепиться с козопасом в открытую Колдей не решился – его вздорный папашка не спустил бы ему такого с рук, но Колдей поклялся отомстить. Обоим. И сегодня пришла очередь «дрянной недотроги» Чары. Колдей нехорошо усмехнулся. «Девчонка с ума сходит по Крылатым коням? Отлично. Она их не увидит!»
Он двинулся ей навстречу, дыша перегаром, слегка расставив руки. Чара сбросила корзину и, схватив за обе лямки, размахнулась изо всех сил. Корзина описала широкую дугу, но противник увернулся, с хриплым смешком.
«Не надо было уходить с дороги! Срезала, называется!» – проскочило в голове, запоздалым раскаянием. На узкой тропинке, петляющей в густом кустарнике многолиста, они были одни. «Он следил за мной», – холодея от страха сообразила, наконец, Чара и присела, потянувшись за увесистым булыжником, как раз тогда, когда Колдей ринулся на неё. Он схватил руками воздух, запнулся о девчонку, и они оба, потеряв равновесие, кубарем покатились вниз по тропинке и слетели в замаскированный кустарником овражек. Чару немного предохранила куртка, а затасканная рубаха Колдея оказалась разодранной, открывая свежие ссадины. Он зарычал диким зверем. Из налившихся кровью глаз исчезло все человеческое. Первоначальная идея запереть девчонку на время праздника, чтобы погоревала вволю, а после, подломив её непонятную гордыню, добиться, наконец, желаемого, растворилось в приступе безумной ярости. Колдей схватил Чару за горло и сдавил. Отчаяние придало ей сил или что-то другое, но Чара извернулась, выскользнув из-под Колдея. Рискуя сломать себе шею, которую клещами сжимал обезумевший деревенский задира, она начала приподниматься, шаря по земле левой рукой. Правой девочка изо всех сил упиралась в подбородок противника, висевшего на ней. Её пальцы находились в опасной близости от оскаленных зубов и пены, выступившей из вонючего рта. В глазах у Чары уже потемнело, когда под ладонь попал камень. Неожиданно ясная, спокойная мысль, – «сил не хватит», – проскользнула в угасающем сознании, и тьма приблизилась вплотную к глазам.
Она очнулась от боли. Стояли плотные сумерки, но ещё можно было разглядеть неподвижное тело, лежащее совсем рядом. Правый висок Колдея провалился от удара острым камнем, навсегда отпечатав на лице гримасу неподдельного изумления. Причём правая бровь изумлялась больше левой… Он был мёртв. Чара застонала от ужаса и, следом, от боли в горле. Ей показалось, что руки насильника так и остались на её шее, но это было не так.
Над верхушками кустов показалась Жёлтая луна и Чара забыла о боли. Она крепко зажмурилась и заставила себя не думать об остывающем теле, оставшемся лежать в овражке. Выбравшись на тропинку, она подхватила корзину и, что было сил, побежала в деревню, раздирая горло каждым вдохом пряного ночного воздуха. Быстро темнело. Она торопилась, как могла, все ещё на что-то надеясь. Пустая корзина колотила по спине и пояснице, горло и грудь горели огнём, но Чара едва замечала боль. Показалась третья луна и начала приближаться к своим небесным сёстрам, заливая окрестности голубым светом. Далеко внизу, на Лугу, уже собрался весь город.
– Где тебя носило? – гневно поинтересовалась принарядившаяся для праздника мать, аккуратно пересчитывая монеты, которые Чара, сипло дыша, ссыпала на стол, – и что это ты на себя нацепила? – в её голосе зазвучало подозрение, но тут на крыльце послышался нетрезвый голос очередного «ухажёра» и гнев сменился на привычное равнодушие.
У первых ярмарочных палаток Чара улизнула, прокладывая себе путь поближе к ритуальному кругу. Огромный, словно отделённый от собравшихся невидимой стеной, он был пуст. Трава, зелёная при свете дня, сейчас отливала синевой. Лица собравшихся плыли белыми пятнами в лунном свете. Кандидаты, а их было много в эту ночь, выстроились полукругом по дальнему краю свободного пространства. Где-то там, напрасно дожидался Тинка. Прямо за их спинами высился помост для господ из Замка и их высоких гостей, сейчас он был заполнен зрителями и окружён охраной. Она безнадёжно опоздала… Сердце девочки сдавило от горя и ярости на нелепую, несправедливую случайность. Она вспомнила огонёк безумия в глазах Колдея и снова ощутила его руки на своей шее…
Голоса толпы, окружившей ритуальный круг, сливались в невнятный, монотонный гул, от которого у Чары закружилась голова. Но внезапно все смолкло. Тишина, прокатившаяся по Лугу почти осязаемой волной, поглотила все звуки. Это вышел вперёд Городской голова с медным колоколом в руке. Он, как и все, смотрел теперь в небо. Луны – маленькая белая, жёлтая щербатая и ослепительная голубая – выстроились над Лугом и тогда он ударил в колокол. Чистый звук поплыл над замершей толпой, над деревней и городом, над всеми землями Лугового Замка. И они появились – десять, одиннадцать… двенадцать! крылатых силуэтов, на фоне разноцветных лун. Чара замерла, забыв, что нужно дышать. Все, за годы накопленные возражения самой себе, бесследно исчезли – одно их присутствие наполнило её существование глубоким, загадочным смыслом.
Огромные кони, складывая крылья, опускались в центр Луга. Фыркая, шумно дыша, взрывая копытами траву вместе с дёрном. Деревенские лошадки и даже породистые скакуны господ, показались бы неуклюжими стригунками перед этими грациозными великанами. Но на Лугу и близко не было обычных лошадей – Крылатых коней они боялись панически.
Городской голова снова выступил вперёд, сзади к нему подоспели два крепких мужика с объёмными бадьями. Чара знала, что в них зерно и вода – часть ритуала. Крылатые кони есть и пить не станут.
Табун привёл тот же вороной жеребец, что и в прошлый раз. Только теперь он стал массивнее, шире. Волнистая грива целиком укрыла мощную шею, а кончик густой чёлки касался носа. Последней приземлилась тоненькая серая кобылка, совсем молодая. Она всхрапывала, бочила, нервно переступая ногами, диковато косили, угольками, глаза, да концы сложенных крыльев чернели по краю.
Три луны освещали Луг. Кони разошлись по широкой дуге и остановились напротив кандидатов. Юноши и девушки выходили к ним по одному. Захватив пригоршню зерна из одной бадьи и подчерпнув лодочкой ладони воды из другой, они, по очереди, подходили к каждому из Крылатых коней. Кто-то оставался, другие возвращались обратно. Никто не знает, как именно делают свой выбор Крылатые кони. Может быть, только Стражи? Но, насколько было известно Чаре по обрывкам рассказов и сплетен, Стражи, сами по себе – загадка, никогда этого не обсуждали.
Сердце девочки неистово колотилось в груди, в ушах шумело. Всем своим существом она была сейчас там – на другом краю ритуального круга, среди кандидатов….
Вороной жеребец, как и шесть лет назад, участия в церемонии не принимал. Он медленно обходил Луг, совсем близко к притихшим людям. Вот он приблизился к Чаре достаточно, чтобы девочка поняла, насколько он огромен. Неукротимая сила, пугающая и восхищающая одновременно, сквозила в каждом движении, каждом перекате мышц под блестящей шкурой. Ей показалось, что он, как и в прошлый раз, немного задержался прямо возле неё. Из-за чёлки сверкнул лунным бликом глаз, в ладонь, отчаянным порывом осмелившуюся потянуться к морде, тихонько храпнуло теплом и… ничего не случилось. Мимо лица Чары проплыла тень сложенного крыла, в подошвы ударила земля под его удаляющимися шагами. Жеребец завершал свой обход.
А церемония выбора, между тем, подошла к концу. Одиннадцать счастливчиков взобрались на спины своих Крылатых коней и, почти так же степенно, двинулись по кругу. Успокоилась, неспешно прошагав мимо, серая кобылка, под своей стройной, темноволосой всадницей… Чара даже глаза прикрыла от неожиданно острого укола зависти. Вороной великан в центре ждал завершения ритуала, спокойно глядя на плотно окруживших ритуальный круг людей. Девочке отчаянно хотелось надеяться, что, вот сейчас, он направится к ней, и её жизнь переменится навсегда…
Завершая круг, кони поднимались в галоп, за темп до отрыва раскрывали мощные крылья и уходили в небо. Вороной взлетел последним. Люди все ещё продолжали стоять в тишине, словно зачарованные. И только Чара сделала несколько неосознанных шагов, да так и застыла на краю опустевшего круга, вся вытянувшись, подавшись вперёд и вверх – куда звала душа, уносящаяся вслед за Крылатыми конями. Их силуэты растворились в небе, луны начинали медленно расходиться. Толпа загудела, зашевелилась. Разгорались огни костров, зазвучала музыка. От разномастных палаток, кольцом окружавших Луг, потянуло запахами еды. Праздник заполнял теперь все пространство низины. Одиннадцать Стражей и шестеро – из земель Лугового Замка! Им было, что праздновать.
Чара брела через оживлённый люд, обхватив себя за плечи руками, съёжившись, не глядя, куда ставит ноги. Тинка нашёл её, потерянную и оглушённую, на самой границе шумно веселившегося Луга. Там, где начиналась серая петля тропинки, ведущая наверх, в тишину деревни, все звуки и свет из которой стекли с холма на Луг. Не задавая вопросов, только скривившись так, словно ему было больно на неё смотреть, он осторожно, но настойчиво, подтолкнул Чару в спину. И она послушно побрела наверх, к дому.
Уже позже, лёжа в своём углу, за занавеской, совершенно опустошённая, Чара заплакала. Молча, без всхлипов и рыданий. Она свернулась в болезненно тугой комочек, подтянула коленки к подбородку, насколько позволила грубая кожа брюк – сил, чтобы раздеться уже не оставалось – и замерла на жёстком топчане, не вытирая свободно бегущих слез.
…Услышав своё имя, она проснулась. Потёрла сухие, воспалённые глаза. Прислушалась к вязкой тишине в доме. Что-то было не так… Сон! Он больше не желал ускользать! Ей снилось, что внизу, на Лугу, её ждёт тот, кто звал за миг до пробуждения так много раз! Чара сорвалась с топчана и выскочила за дверь.
Солнце ещё не взошло, только у горизонта начинало зеленеть небо. Следы отшумевшего праздника скрывал стелющийся по Лугу туман, но он не смог полностью поглотить Крылатого коня, одиноко стоящего в центре. Чара, едва касаясь тропинки босыми ногами, летела вниз, словно это у неё выросли за спиной крылья. Она добежала до ритуального круга, утопая в сырой кисее тумана, и нерешительно замерла в шаге от вороного. Крылатый конь тихонько заржал, изогнул шею и уткнулся широким лбом ей в грудь. Она обняла огромную голову обеими руками, щекой прижалась к жёсткой чёлке возле самых ушей, и захлебнулась от нахлынувших чувств. Мир, в одно мгновение, перестал быть чужим и равнодушным. Она почувствовала, как навсегда обретает в нем своё место.
«Традиции нарушать нельзя, во всяком случае – на глазах у всех, – прогудело у неё в голове, мягко и немного укоризненно, – но мой всадник – ты, Чара. И я ждал достаточно долго. Пришло наше время». Она вздрогнула, но рук не отняла. Только счастливая улыбка, возникшая как-то сама собой, неожиданно обозначила на щеках две ямочки.
Крылатый конь осторожно высвободил голову и подогнул левую ногу. Сгиб крыла опустился ей под ноги и аккуратно приподнял над землёй. Спружинили жёсткие, упругие перья. Она ловко, словно делала это всю жизнь, разместилась на тёплой спине, руки сами ухватились за широкую прядь гривы и в лицо ударил ветер.
Внизу, высвеченный показавшимся из-за горизонта солнцем, быстро уменьшался в размерах привычный ей мирок. И вырастал под крыльями, распахивался во всю обозримую ширь – огромный, незнакомый – новый мир.