– Чертовски глупо было тебе соваться в Виргинию, – заметил Габриелю Тобиас Найт, наливая ему новую порцию ямайского рома.
– Игра стоила свеч, – ответил Габриель. – По крайней мере теперь я точно знаю, что и как случилось тогда со мной и моими людьми. Я ошибся. Считал предательницей не ту женщину.
На лицо Габриеля набежала тень, и он тихо добавил:
– И это может стоить ей жизни.
– Ты сам едва не погиб в своей погоне за правдой, – напомнил ему собеседник.
Габриель покачал головой.
– Это? – спросил он, указывая на свою забинтованную руку, продетую в перекинутый через шею платок. – Это ерунда, царапина. Пуля прошла вскользь и рана пустяковая.
Тобиас Найт, таможенный начальник при губернаторе Идене, сделал хороший глоток эля из своего стакана.
Про Найта ходили упорные слухи, что он, как и сам губернатор, нашел «взаимопонимание» с пиратами американского побережья. Говорили даже, что он водит тесную дружбу с Эдвардом Тичем и знает не только всех подчиненных тому капитанов, но и график прихода и отплытия всех пиратских кораблей. Еще утверждали, что Тобиас Найт гарантирует пиратам неприкосновенность и защиту самого губернатора.
Ну не бескорыстную, конечно, а за солидный пай в добыче морских разбойников.
Уникальные познания Тобиаса Найта и привели к нему Габриеля. Ведь если кто и знает наверняка, где сейчас находится «Золотая Фортуна», то это только Найт.
– Ле Корбье отплыл три дня назад, – сообщил Габриелю главный таможенник Северной Каролины.
– А куда? – нетерпеливо воскликнул Габриель.
– Понятия не имею, – покачал тот головой.
Габриель продолжал пристально, не отрываясь, смотреть на него.
– Клянусь, Форчун, не знаю. Слышал только, что он должен сделать остановку в Нью-Провиденсе на обратном пути.
– Значит, он может появиться там сегодня, – предположил Габриель. – Или через неделю, или через месяц…
– Или никогда, – закончил за него Тобиас.
– Или никогда, – согласился Габриель. – И все же, наверное, самое лучшее, что я могу сделать, – это отправиться на Нью-Провиденс и ждать его там.
– Если я что-то услышу или узнаю… – начал таможенник.
– Я знаю. Спасибо, Тобиас, – сказал Габриель, вставая из-за стола. Дружески хлопнул собеседника по плечу и пошел искать судно, отплывающее на Нью-Провиденс.
На каменистом островке появилась тень. Шайна сделала ее сама, распоров с помощью ножа Ле Корбье свою нижнюю юбку и натянув полосы ткани на камнях, торчащих из земли, словно чудовищные пальцы. Теперь хотя бы солнце не так нещадно опаляло кожу.
Шайна опустила в тщательно укрытую под самодельным тентом лужицу пальцы и смочила ими пересохшие губы. Какое блаженство – пресная вода! Но как осторожно и бережно нужно обращаться с этим сокровищем!
На вторую ночь ее заточения на островке разразился редкий в этих широтах дождь. С каким наслаждением Шайна кружилась в его струях, глотая животворные струйки, стекающие по запрокинутому к небу лицу! Затем она счастливо смекнула, что может попробовать набрать дождевой воды впрок. И сделала это, наскоро выкопав углубление в жесткой неподатливой земле. Ну вот, теперь она отвоевала у жажды хотя бы несколько дней.
Конечно, лужица не вечна и скоро высохнет. Но лучше не думать об этом. Пока-то она есть – чудесная, чудесная лужица с пресной водой! А значит – можно сделать маленький глоточек, можно смочить запекшиеся губы и даже протереть горящее, опаленное солнцем лицо. А затем лежать в тени и смотреть, смотреть на бесконечную игру воды и света в бездонном, неоглядном просторе океана. Смотреть и ждать – не появится ли на горизонте облачко, не пошлет ли небо еще один подарок в виде освежающего, несущего жизнь дождя…
Боже, какая же она идиотка! Ведь дождь только продлит ее муки, отсрочит примиряющую со всем и со всеми смерть. Ну пошлет ей небо еще несколько ложек воды, а что потом? Вода не сохранится, и не насытит, и не спасет – только отсрочит конец. Она испарится, и опять наступит адская мука на раскаленной каменной сковородке островка. Пустынного. Крошечного. Безымянного.
Ее безымянная могила.
Наверное, лучше набраться мужества и протянуть руку за ножом – вот он лежит, поблескивает совсем рядом! Одно решительное движение – и конец мукам, конец боли, конец всему!
Мысли Шайны начали путаться, и она впала в странное состояние, похожее на дрему. Затем заснула по-настоящему и очнулась уже под вечер, когда солнце громадным оранжевым шаром начинало опускаться к горизонту. Шайна не пошевелилась, не перевернулась на своем жестком каменном ложе – как лежала, так и продолжала лежать, отрешенно глядя на закат. Мысли ее текли медленно и вращались вокруг простых житейских дел.
«Скоро наступит ночь, – лениво подумала она. – А ночь – это прохлада. Наконец-то охладится сожженная за день солнцем кожа… А затем…»
Шайна вскочила, словно подброшенная пружиной. На горизонте, на фоне пылающего солнечного диска она увидела силуэт корабля. Нет, нет, это не мираж! Вот он плывет – красавец с белоснежными, наполненными ветром парусами. Плывет прямо сюда, к ее островку, за ней…
Судно прошло мимо.
Шайна проводила его взглядом, пока последний парус не исчез за горизонтом. Может, ей все это только привиделось?
Море по-прежнему было пустынным – только запах соли и шелест лижущих каменную кромку берега волн.
Шайна обреченно стала устраиваться на ночь, подложив под щеку вместо подушки свернутый комок кружев, оторванных от нижней юбки. Она не плакала – слезы давно кончились. Высохли навсегда.
Навсегда, навсегда. Даже это страшное слово больше не беспокоило ее – настолько притупились все чувства.
Она закрыла глаза, погружаясь в сон, спеша уйти в него, пока вокруг стоит свежая прохладная ночь и у нее есть несколько часов до возвращения беспощадного, палящего солнца.
В полусне она увидела Монткалм, его сады, благоухающие в летней ночи. Затем сразу, без перехода, она очутилась в Фокс-Медоу. С Габриелем.
Габриель… Стройный, высокий, пылающий страстью – и сжигаемый подозрениями. О, эти подозрения! Они-то и привели ее к этому печальному концу! Не стоит думать об этом. Лучше вспомнить объятия Габриеля, его глаза, губы… Как они любили друг друга! Как счастливы они были!
Шайна погружалась в сон, но он становился все тяжелее, все неприятнее. Вынырнуло откуда-то лицо Демьена де Фонвилля, и Йен Лейтон тут же оказался рядом. Отталкивая друг друга, они старались вырвать Шайну из объятий Габриеля. А в сторонке стоял Ле Корбье, и в глазах пирата было столько сочувствия, но за спиной у него бесновалась толпа, и оттуда летели выкрики, угрозы, брань…
С глухим стоном Шайна проснулась. Огляделась, дрожа всем телом.
Разумеется, никого.
Ни пиратов, ни призраков, ни Габриеля.
– Габриель, – прошептала Шайна, с трудом разлепляя распухшие, потрескавшиеся губы. – О Габриель, где ты? Ради бога, приди! Приди и спаси меня…
Она шептала эти слова словно заклинание, но при этом прекрасно знала, как бесполезны они. Нет, никогда ей больше не увидеть любимых зеленых глаз! Она одна, и до самого конца останется одна – на этом адском островке, ставшем ее безымянной могилой.
Габриель стоял на носу «Королевской Удачи», входившей в гавань Нью-Провиденса. Жадными глазами он обшаривал якорную стоянку, надеясь увидеть знакомый силуэт «Золотой Фортуны».
– Ты видишь ее, Форчун? – спросил капитан «Королевской Удачи» Эдвард Тич по кличке Черная Борода – гроза американского побережья.
Габриель покачал головой.
– Пока нет. О господи! Если ее нет здесь…
Тич любовно разгладил свою бороду – длинную, густую, иссиня-черную, спадающую на грудь, – от которой, собственно, и пошло его прозвище.
– И столько шума из-за одной женщины? – удивленно спросил он. – Может, сойдешь на берег? Знаешь, сколько здесь женщин – на любой вкус…
– Моя – особенная. Не сравнивай ее с этими шлюхами, – сказал Габриель. – Боюсь, ты просто не понимаешь, Тич, что это значит – любить женщину!
Тич хмыкнул в свою роскошную бороду.
– Что за чушь ты порешь, парень! – громыхнул он своей луженной ветрами и ромом глоткой. – Да я любил их сотнями! И скажу тебе, Форчун, что все они – хоть снаружи, хоть изнутри на один фасон.
– Я хочу жениться на ней, – грустно сказал Габриель и подумал, что, должно быть, безнадежно опоздал со своей мечтой.
– Ах, жениться? – торжественно пробасил Тич. – Ну это, само собой, совсем другое дело! Только я тебе так скажу, парень: хуже жены один только сатана! Поверь, я-то знаю! Как-никак, четырнадцать лет был женат!
Он закатился хохотом, который разнесся по всей гавани, и добавил, просмеявшись:
– А уж любил я их всех, голубушек моих, ну уж так любил! Зато, бывало, как разлюблю, так не мучаюсь: отдам очередную зазнобу в трюм, своим ребятам на забаву, – и дело с концом!
Габриель был готов вступить с Черной Бородой в глубоко философскую беседу о проблемах любви и брака, но в эту минуту увидел то, что так долго искал.
– Вот она! – закричал он с облегчением. – «Золотая Фортуна»!
– Ну да, вижу, – спокойно согласился Тич, посмотрев в ту сторону гавани, куда указывал Габриель. – Можешь считать, что тебе повезло, приятель. Наверное, ты сумел пронять судьбу до самых пяток своими причитаниями… Ну пошли, я сейчас прикажу кому-нибудь из своих дохлых кашалотов отвезти тебя на борт «Фортуны». Такого перца насыплю под хвост паршивым бездельникам, что доставят тебя – глазом не успеешь моргнуть!
«Глазом не успеешь моргнуть» несколько затянулось, и на борт «Золотой Фортуны» Габриель попал почти через час. Он немедленно прошел в капитанскую каюту и безо всяких предисловий резко спросил:
– Где она?
Ле Корбье виновато отвел глаза.
– Забудь о ней, приятель. Присядь, выпьем.
– Отвечай, – настойчиво повторил Габриель. – Ты же похитил ее, не станешь отрицать, а? Похитил из Фокс-Медоу, как только я уехал в Бат.
– Ну положим, – неохотно согласился Ле Корбье. – Так потребовал экипаж, и я вынужден был согласиться. Иначе был бы бунт на борту. Что мне оставалось делать? У меня не было выбора!
– Что же ты так распустил своих людей, Ле Корбье? – гневно спросил Габриель. – И почему ты идешь на поводу у матросов? Да вообще, черт побери, кто, в конце концов, капитан на этой старой калоше?
– Полегче, полегче, дружок, – предупреждающе заворчал Ле Корбье, бесстрашно подходя вплотную к собеседнику, которому едва доставал до плеча. – «Золотая Фортуна» теперь моя. Не забывай, что ты здесь в гостях, а не дома!
Ле Корбье отошел, сел в кресло. Присел напротив и Габриель. Помолчал, сверля коротышку пристальным взглядом.
– Что вы с ней сделали? – задал он вопрос, страшась последующего ответа.
Ле Корбье вздохнул:
– Для начала матросы предъявили ей свои обвинения. Ну, ты и сам знаешь, как это делается.
– А ты? Ты-то был в составе суда?
– Разумеется. Сидел между моим первым помощником и одним из старшин. Естественно, ее признали виновной.
– Естественно, – саркастически протянул Габриель. – Ну а дальше-то что?
Черноволосый коротышка задумчиво почесал переносицу.
– Мой бог, Форчун! Прошу тебя – забудь про нее! Я ничего не мог поделать. Они сами выбрали способ казни. Я пытался их отговорить, но они и слушать меня не захотели. – Он тяжело вздохнул. – Должно быть, она уже умерла, – мягко закончил Ле Корбье.
– Уже? – вскинул брови Габриель. – Дьявол тебя побери, что значит «уже»? И что вы с ней…
И тут до Габриеля дошла ужасная правда.
– Нет, – хрипло выдохнул он. – Нет. Вы не могли…
Выражение лица Ле Корбье подтвердило худшие опасения Габриеля.
– Высадили! – прошептал он. – Вы высадили ее на остров, ублюдки! Так?
Ле Корбье смущенно кивнул.
– Скотина! – рванулся к нему Габриель. – Слизняк безмозглый! Чтоб ты сдох, урод!
Он схватил тщедушного пирата и выдернул его из кресла. Швырнул на пол и принялся крушить все, что попадало под руку, – столы, кресла, бутылки, стаканы…
Покрасневший как рак Ле Корбье задыхался, извиваясь в руках Габриеля, стиснувших ему горло.
– Я пытался их отговорить… – хрипел он. – Я правда пытался!
– Ты соображаешь, что наделал? – прорычал Габриель, не отпуская своей хватки. – Ты бросил ее там умирать – медленно и страшно! От голода! От жажды!
– Но за дело же! – жалобно прохрипел Ле Корбье. – За все, что она сделала с тобой. И твоими…
В дверь каюты ввалилось с полдюжины пиратов, привлеченных шумом драки. Не без труда им удалось разнять сцепившихся, словно два бульдога, капитанов. Ле Корбье с трудом перевел дух, массируя пальцами красную, распухшую шею.
– За то, что она сотворила тогда в Виргинии, – упрямо закончил он фразу после того, как прокашлялся. – Она должна была заплатить за эту виселицу в Вильямсбурге!
Габриель тоже притих и как-то сразу успокоился.
– А ведь она не делала этого, – медленно и внятно сказал он пиратам. – Она не лгала, когда уверяла, что ни в чем не виновата.
Ле Корбье поднялся с пола, подошел к Габриелю и положил ему на плечо руку.
– Я знаю, как ты любил ее, дружок. Знаю, как не хотел верить, что она могла предать твою любовь, но все же…
– Проклятие! – заорал Габриель, сбрасывая с плеча руку Ле Корбье. – Будете вы меня слушать или нет, в конце-то концов? Еще раз повторяю вам: она ни в чем не виновата! Теперь я это точно знаю! Точно знаю, понимаете, знаю! Я видел правду своими глазами и слышал ее своими ушами! Дошло до вас или нет?
– Как тебя понять, кэп? – спросил один из матросов, прежде плававший в команде Габриеля.
Габриель тяжело вздохнул.
– Я только что был в Виргинии…
Набившиеся в капитанскую каюту матросы притихли.
– Ездил на табачные плантации, где Шайна жила прежде – у своих родственников. Там была ее кузина. Я знал ее еще до того, как повстречался с Шайной, и собирался на ней жениться. – Габриель обвел глазами внимательные, напряженные лица. – Ну а потом появилась Шайна. После этого Ребекка перестала для меня существовать. Когда я порвал с ней, она бросилась к властям, выдала себя за Шайну и подписала то обвинение. И это ее вина легла на Шайну.
Он еще раз посмотрел на лица матросов. Кто-то из них выглядел потрясенным, кто-то просто глупо моргал, кто-то скептически ухмылялся.
– Отвезите меня к ней, – обратился Габриель к Ле Корбье. – Даже если мы опоздаем – что ж, хоть похороним ее по-человечески.
Глазки смуглого пирата погрустнели.
– Я дал ей нож, – сказал он Габриелю. – На случай, если муки станут совсем уж нестерпимыми. Я решил, что…
Ле Корбье скорбно замолчал, не закончив фразы.
Габриель прикрыл глаза. Ему представилась Шайна – умирающая, убившая себя, и сердце его словно обхватил щупальцами спрут.
– Отвезите меня к ней, – повторил он.
– Погоди-ка, кэп, – выступил вперед неуклюжий высокий матрос, известный бунтовщик и подстрекатель. – Не то чтобы я не верю, но… Мы же знаем, как глубоко запустила в тебя свои коготки та… ну, которую мы… это… Одним словом, предательница. А никакой другой мы не знаем. Ничего о ней и не слышали… Без обиды, кэп! Для начала я хотел бы увидеть ту, другую… Ну, про которую ты сейчас говоришь, что это она – предательница!
Пираты одобрительно загудели. Габриель последними словами мысленно проклял этого верзилу, сумевшего несколькими словами похоронить остатки призрачной надежды на то, что Шайна еще жива, несмотря на голод, жажду и тропическое солнце.
Он поднял ненавидящие глаза и резко бросил высокому:
– Правды захотел? Ну что ж, будет тебе правда. А ну, дуйте бегом к бушприту, тащите якорь! Все наверх – ставить паруса! Курс на Виргинию! Будет, будет вам правда!
Матросы кинулись выполнять приказ, но Габриель задержал их.
– А тебе, Мэрфи, я кое-что скажу прямо сейчас. Мы пойдем в Виргинию. Я приведу вас к Ребекке и докажу свою правоту. Но если эта задержка будет стоить Шайне жизни, то, клянусь богом, ты за это заплатишь. Слышишь?
Мэрфи поднял на своего бывшего капитана темные глаза. Выдержал его взгляд, кивнул головой.
– Да, кэп, – проворчал он. – Слышу.
– Тогда вперед! – рявкнул Габриель. – И шевелитесь, вы, дохлые селедки!
Матросы дружно кинулись исполнять приказ Габриеля. Оставшись вдвоем, Ле Корбье удивленно и уважительно взглянул на Габриеля.
– Я знаю, как ты любишь ее, дружище, – тихо сказал он. – И молю небо, чтобы мы успели вернуться вовремя.
– Спасибо, – ответил Габриель.
Он знал, что смуглый пират говорил от чистого сердца.
Над гаванью зазвенела якорная цепь, загрохотали по палубе тяжелые кованые сапоги. Судно вздрогнуло, заскрипело пиллерсами, словно просыпаясь, и медленно двинулось к выходу из гавани.
– Один вопрос, если позволишь, – сказал Ле Корбье, направляясь вместе с Габриелем к выходу из каюты.
– Давай, – согласился Габриель.
– Почему эти крысы никогда не спешат так выполнять мои команды?
Габриель только пожал плечами и пошел вместе со смуглым пиратом на квартердек – верхнюю палубу.
Остановившись возле огромного ходового фонаря, Габриель задумчиво смотрел, как исчезает Нью-Провиденс за кормой корабля. Его корабля. Ведь он по-прежнему любил «Золотую Фортуну».
Сколько морей он избороздил до того дня, как встретил Шайну! Сколько повидал штормов и штилей! В каких только гаванях не бросал якорь! И чего стоило ему отказаться от вольной жизни морского волка ради женщины, которую он полюбил и которая полюбила его!
Но сейчас это не казалось ему жертвой. Слишком многое изменилось в нем. И слишком многое висело сейчас на волоске.
Только бы Шайна была жива! Только бы им успеть! Ну, продержись еще немного, дождись! Доживи!
Если только все закончится счастливо, они уедут в Фокс-Медоу, и он постарается, чтобы жизнь Шайны никогда больше ничем не омрачалась.
Боже, сколько же горя он принес этой женщине, сам того не желая!
Набежавшая волна ударила в борт «Золотой Фортуны», окатила Габриеля мелкими солеными брызгами. Он поднял голову. Паруса натянулись, наполнились свежим ветром. Слава богу! Ведь чем скорее они закончат дела в Виргинии, тем скорее смогут отправиться за Шайной.