Дом

Вермир постучал три раза, едва касаясь двери. Через минуту постучал ещё раз, но настойчивее и громче. Никто не открыл. Он нахмурился, оглянулся. Никого, лишь ветер гоняет пыль по улице. Скинув сумки на крыльцо, он обошёл дом и, пробираясь через кусты, заглянул в окно. Пусто. Гладя подбородок, Вермир вышел на дорогу, ещё раз оглянулся, и пошёл к соседнему дому, который в десятке метров.

Этот дом стар, как княжество Рогвельд, где впервые начали строить такие дома. На вид огромен, внутри тоже достаточно пространства: две большие комнаты разделены меж собой порогом и двойной, словно ворота, дверью, печь в углу. Обычно в таких домах живут большие семьи размером до дюжины человек. Во всех таких домах, где побывал Вермир, есть большой дубовый стол.

Вермир уже взошёл на крыльцо и собирался постучать, как дверь открыла старушка с хмурым взглядом в потасканном бесцветном платье.

— Чаво надо? — скрипуче спросила она.

— Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, вы не видели, может, пекарь из соседнего дома куда-нибудь ушёл?

Вермир слегка улыбнулся, сказал осторожно, тихо, всем видом показывая, что не хочет плохого, но старушка всё равно посмотрела затравленно, испуганно, оглядываясь по сторонам, будто ждёт, когда кто-нибудь выпрыгнет.

— Не видели? — повторил вопрос Вермир.

— А вы кто? — спросила старушка, прикрывая дверь. Остался торчать лишь длинный, кривоватый нос.

— Я его сын. Извините, может, я вас беспокою, но мне очень надо узнать, куда он ушёл.

— Он умер, — тихо сказала старушка и резко захлопнула дверь.

С грохотом опустилась щеколда, прогремела цепь, а Вермир остался стоять, смотря на тяжёлую дверь. В груди будто упал молот, оставив лишь пустоту. Он не видел отца шесть лет, укорял себя, что расстался с отцом не так, как должен был, но всегда успокаивал себя, говорил, что приедет и всё будет хорошо. Теперь не будет. Он вспомнил образ отца, голос, слова, захотел придаться печали, прилечь прямо здесь, на земле и вспоминать, но одёрнул себя. Теперь много времени для грусти, некуда торопиться. Через минуту Вермир уже взял сумки и направился к градоначальнику.

Пилан — небольшой, немногочисленный городок, больше похожий на большую деревню. Широкие грунтовые улицы с зеленью по краям пусты, хотя Вермиру кажется, что в детстве были полны народа. Только в центре, где расположена резиденция управляющего, рынок, неработающее здание суда, шумно, многолюдно, но после шести вечера, обычно, наступает такая же пустота, как и на окраинах. Здесь нет многоэтажных каменных домов, как в столице княжества, мощёных дорог или тротуаров, лишь главная улица и центр из камня. Деревянные дома расположены по краям дороги, много кустарников, деревьев, зелени в целом. За четырёхметровой рекой, пронизывающей город, словно иголка катушку ниток, лес на холмах. Здесь не так, как в большинстве маленьких городов. Горожане хватаются за всё: рубят деревья, делают доски, выращивают пшеницу, рожь, овощи, возят песок из карьера, производят стулья, молотят муку, работает кузня.

Резиденция градоначальника хоть и стоит в центре города, но ограждена, и больше похожа на сад, много растений, цветов, вырезанных фигур из кустов, небольшой фонтан, с каменными бортиками, посреди всей зелени каменное здание, высотой в несколько метров, с белыми колоннами.

У открытых железных ворот никого не оказалось. Вермир прошёл по алее, разглядывая цветущую красоту, к зданию. Перед большими, в два человеческих роста, дверьми старый, но прямостоящий слуга во фраке и белых перчатках.

— Я к градоначальнику, — сказал Вермир.

Слуга холодно осмотрел просто одетого гостя. На Вермире лишь серая рубашка и кожаные штаны.

— Управляющий принимает только по записи, — сказал слуга, прибавляя надменности с каждым последующим словом, ибо всё больше уверялся, что перед ним не важная персона, а простолюдин. — Перед входом в сад есть доска, следует записаться на ней, важно знать, что нужно полное имя. Завтра к обеду будет выставлена ещё одна доска, на которой время, когда вы записаны, то есть когда следует прийти.

— Я не могу ждать. Срочное дело.

К взгляду слуги прибавилось лёгкое презрение.

— Вы можете сказать мне, я передам.

Вермир выждал пару секунд, смотря слуге в глаза.

— По закону чиновники должны немедля принимать высокопоставленных служащих из цитадели.

Слуга опустил взгляд, проговорил:

— Пройдёмте.

Вермир прошёл за слугой через приоткрытые двери. Внутри богатая обстановка: картины в золотых рамках, мраморный пол, расписанный картиной залива, украшенные драгоценными камнями люстры, мебель из дорогого дерева. Вермир взглянул на лестницу, ведущую на второй этаж, но двинулся за слугой в просторную комнату с длинным обеденным столом. Во главе стола полный мужчина лет пятидесяти со вторым подбородком в просторном белом халате поедает чайной ложечкой яйцо в подставке, но остановился, завидев гостя.

— Это управляющий городом, Вергилий Суальский, — сказал слуга, поклонившись.

Вермир поправил съехавшую сумку. Для него секрет, почему всех чиновников представляют так: сначала имя, а потом фамилия. Он читал про много княжеств, но не в одном такого нет, тем более, в княжестве Рогвельд, где полное имя — фамилия, имя и отчество.

— Торсоу Вермир Малдович, — сказал Вермир.

Градоначальник, прождавший с ложкой у рта, всё-таки съел, прожевал, туго проглотил и хрипло проговорил:

— Что вам надо?

— Я пришёл за ключами от дома моего отца, — сказал Вермир.

— Что? — сказал городовой, сморщившись. Он посмотрел на слугу.

— Он сказал, что из Цитадели! — возмущённо вскричал слуга.

— Так и есть, — сказал Вермир.

— Иди, — сказал градоначальник, — позови Ифи!

Слуга ушёл, согнувшись до пола. Градоначальник отхлебнул из золотого бокала и опёрся о спинку стула.

— А я знаю вашего отца, — сказал он, крутя указательным пальцем и смотря в потолок, — хороший хлеб пекёт.

— Пёк, — поправил Вермир.

— Да-да, очень жаль, — сказал градоначальник без сожаления, — но я также помню, что его сын уехал далеко на юг, учиться на драконоборца.

— Это так.

— А разве… — медленно проговорил градоначальник, рассматривая бедную одежду и богатую внешность гостя, — разве драконоборцы не ограничены в имуществе? Насколько я помню, закон гласит, что всякий, кто желает вступить в ряды борцов с угрозою летающей и огнедышащей, обязан отречься от денег, имущества и благ мирских. Разве не так? Кажется, я даже процитировал.

— Это не так, вы перепутали с другим очень известным сословием. По закону нашего княжества, всё имущество переходит от отца к сыну, по старшинству. И если только нет наследников, то тогда имущество переходит в руки города.

В комнату зашёл худой мужчина в чёрном кафтане и сапогах по колено, с чистыми и подозрительными глазами, с лицом в форме ромба. За ним подошёл и слуга.

— Здравствуйте, — медленно проговорил мужчина, осматривая Вермира.

— О, Ифи! — радостно вскричал градоначальник. — Садись, пожалуйста, отобедай со мной. Заодно помоги решить задачу.

— Приветствую вас, господин, — сказал Ифи, улыбнувшись, отодвинул ближайший стул и присел.

— Скажи, ты помнишь Малда Торсоу? — спросил градоначальник.

— Пекаря? — спросил Ифи.

— Да. Вот, молодой человек говорит, что его наследник.

— Так-с, так-с, — проговорил Ифи, постукивая по столу ладонями. — Так в чём собственно проблема? — спросил он, обращаясь к Вермиру.

— Я пришёл за ключами от дома, который принадлежит мне по праву.

— Несомненно, несомненно. Ведь для этого мы и здесь, чтобы помочь людям получить то, что их по праву.

— Именно, — сказал Вергилий, протягивая руку к бокалу с вином.

— Но наша задача проверять, чтобы кто-нибудь случайно не получил чужого. Скажите, у вас имеются документы, подтверждающие вашу личность? Простите, личность сына пекаря.

— Торсоу Вермира Малдовича, — прибавил градоначальник, кинув в рот пару виноградин.

Вермир простоял пару секунд, будто раздумывая, и улыбнулся.

— Карта драконоборца подойдёт? — спросил он, вытаскивая из бокового кармана сумки небольшую блестящую карточку и протягивая Ифи.

Ифи взял карточку двумя руками.

— Торсоу Вермир Малдович, — зачитал он вслух, — драконоборец, закончил обучение в Цитадели.

На карточке изображён полукруглый щит и портрет Вермира, а на другой стороне флаг княжества Рогвельд. Ифи сравнил портрет и стоящего перед ним человека. Чёрные короткие волосы без чёлки, толстые, короткие брови, карие глаза издали могут сойти за чёрные, овальное лицо, лебединая шея. Похож, разве только волосы немного подросли. Ифи прочертил ногтем имя на карточке.

— Не стирается, — сказал Вермир, ухмыльнувшись.

Ифи улыбнулся и отдал карточку.

— Что же, вы действительно тот, за кого себя выдаёте. За сына пекаря.

Вермир на мгновение приподнял брови.

— Раз мы разобрались, — продолжил Ифи, — то я пойду за ключами к вашему дому.

— Как же хорошо, что всё встало на свои места, — проговорил градоначальник.

Несмотря на доброжелательные слова и даже интонацию, Вермир увидел, что у градоначальника слегка подрагивает второй подбородок. От злости. Да и весь вид говорит о том, что он смертельно обижен.

Ифи вернулся со связкой ключей через пару минут и вручил их Вермиру.

— Поздравляю вас с возвращением, — сказал он.

Вермир убрал ключи в боковой карман сумки и попрощался. Когда он вышел в сад, то услышал обрывок фразы: «…теперь побережье…», но внимание оказалось слепо.

На улице снуют люди. Хоть город и немногочисленный, но это не значит, что пустой. Вот идёт пара, за ними ещё одна, дальше группа смеющихся мальчишек, после активно разговаривающие женщины с корзинами. Создаётся ощущение многолюдности. Всегда можно увидеть прохожих, по крайней мере, на главной улице. Что примечательно, не видно карет, повозок, лошадей в целом. По закону этого княжества лошадей не впускают в город, все перевозки внутри города осуществляются с помощью телеги и человеческой силы. В Пилане лошадей можно встретить только за городом, на предприятии, например, на лесозаготовках.

Вермир остановился, посмотрел на вывеску с надписью «Синяя птица» и соответствующим рисунком. В груди потеплело, он ностальгически улыбнулся. Из таверны доносятся шум, смех, разговоры, превратившиеся в комок непонятных слов. Таверна двухэтажная, но первый этаж расположен в подвале. Вермир спустился по каменным ступеням, дверь открылась, из таверны вышли два шатающихся мужика, невнятно бормоча на пьяньчужском. Один упал на лестницу и потянул за собой товарища. Вермир усмехнулся и прошёл внутрь.

Все столы забиты людьми до отказа, как и едой и выпивкой, одинокие посетители выпивают за достаточно длинной стойкой. Света от двух маленьких окон не хватает, в углах свечи, накрытые усиливающим колпаком, а в центре люстра с пятью такими же свечами.

Вермир присмотрел свободное место за стойкой, сумки поставил под ноги. Здоровый лысый мужик в заляпанном фартуке протирает стойку, добавляет выпивку, разговаривает с посетителями. У него круглое лицо, на лбу чёрточка, а нос похож на грушу.

— Воды, — пытаясь не улыбаться, сказал Вермир.

Мужик мельком глянул на Вермира, машинально протёр стойку и, взяв бокал, отвернулся.

— Скажите, а ярка ли звезда? — спросил Вермир.

Мужик резко повернулся с полупустым стаканом в руках и испуганными глазами, а вода выплеснулась на пол.

— Вермир? — удивлённо спросил мужик и выпил воды.

Это их фраза. Когда кто-нибудь из них грустил, второй подходил и говорил: «ярка ли звезда?» Это служило сигналом, что не стоит сдаваться. Под звездой они подразумевали себя, не тело, а ментальную часть, и если звезда не погасла, если освещает вокруг на миллионы лет, то всё будет хорошо, не смотря на трудности.

— Здравствуй, Нелд, — сказал Вермир, протягивая руку.

Нелд закрыл кран и поставил стакан. Он пожал руку крепко, тщательно качая и всматриваясь в глаза друга.

— А ты стал красивее.

— Да-а, раньше я был не очень, — сказал Вермир, смеясь.

— Ты давно приехал?

— Сегодня, утром.

— Ты уже знаешь?

— Об отце? — спросил Вермир и горько вздохнул, посмотрел в сторону. — Да. Как это случилось?

— Точно не могу сказать. Говорят, сердце.

— Давно?

— Неделю назад, — Нелд попытался встретиться глазами с Вермиром, но тот их опустил. — Он был хорошим человеком, все это знали.

— Да.

— Если честно, не думал, что смогу увидеть тебя.

— Было место, попросился.

— Это большая удача.

— Наверное, — прошептал Вермир, но тут же вернул голос. — А ты держишь таверну? Как успехи?

— Ну, неплохие, — сказал Нелд, взяв тряпку и начав яростно оттирать пятно на стойке. — Народ есть, постоянные клиенты есть, частенько снимают комнаты. Семью прокормить хватает. Кстати! — вскрикнул он и ударил себя по лбу тряпкой. — Совсем забыл сказать, я же стал отцом!

За столом у стены разгорелась ссора. Мужчины не поделили женщину. Один, довольно крупный и мускулистый, врезал другому, худому с узкими плечами, так, что худой перелетел через стол. Остальные из этой кампании вскочили и начали кричать друг на друга. Женщина, из-за которой всё началось, отошла в сторону и смотрела на разгорающуюся драку.

Вермир встал и направился к буянам.

— Не стоит, — сказал Нелд, слабо улыбаясь.

Вермир обернулся.

— Это же твоё заведение. Неужели ты допустишь здесь такое? — не верящим голосом спросил Вермир.

— Вот дерьмо, — прошептал Нелд, смотря в удаляющуюся спину другу.

Когда Вермир близко подошёл, то невзначай заметил лицо женщины и остановился, по спине пробежали мурашки, сморщивая кожу, а по волосам будто пропустили разряд тока.

— Дора… — ошеломлённо сказал он.

Женщина вскинула голову, её глаза расширились до предела. Из одежды на ней только потёртый сарафан, а внешне напоминает плетёного человечка. Худые, как спички, руки, маленькое лицо с остреньким подбородком, засаленные рыжие волосы, обветренная кожа местами потрескалась, на коротком носике оставшийся от перелома бугорок, сухие, бледно-розовые губы.

За секунду в голове Вермира пронеслись десятки воспоминаний, как они гуляли, смеялись, говорили обо всём, о чём можно и нельзя, целовались, как держа за руку и проникновенно смотря в глаза, говорил, что найдёт её.

Крупный посмотрел на Вермира с опаской, но через мгновение агрессивно выставил голову вперёд, а кулаки сжал.

— Чё те надо? — сипло сказал он. — Чё ты на неё смотришь? Это моя баба!

Вермир медленно перевёл взгляд на буяна. Глаза сияют спокойствием, чистотой, частичкой мудрости. Худой кое-как поднялся, зажимая левый глаз. Вермир почувствовал напряжённую тишину и взгляды.

— Вы не могли бы прекратить дебоширить? — спросил Вермир.

В злых глазах буяна промелькнула искра, будто мысли, но через пару секунд в глазах появилась насмешливость. Он выпрямился, криво улыбнулся.

— А-то чё? — сказал он, посмеиваясь. — Чё ты мне сделаешь, мелкий, жалкий, слабовольный сопляк? — говоря это, буян тыкал указательным пальцем в Вермира, пока не коснулся груди.

Вермир не производит впечатление мелкого, жалкого и слабовольного, напротив, высокого, как в росте, так и моральных качеств, хотя по сравнению с буяном действительно маловат, уверенного в себе, спокойного, стального.

Вермир схватил руку, положил на стол, прижав кисть, а другой рукой надавил на плечо. Буян присел, крякнув, и сжал челюсть. На мгновенье в голове Вермира пронеслось: «А не сломать ли руку? Ведь не успокоиться…», но почти сразу же откинул идею. Прошли разнообразные возгласы, кто-то яростно закричал, кто-то засмеялся, кто-то угрожал, кто-то шутил, но всем интересно, что будет дальше.

Вермир прошептал на ухо буяну:

— Я тебя сейчас отпущу, но ты уберёшься со всеми своими друзьями. Хорошо?

Буян не ответил, Вермир посильнее надавил на плечо.

— Хорошо-хорошо! — поспешно сказал здоровяк.

— Отлично, — сказал Вермир, отпуская руку.

Таверна разочарованно вздохнула, посетители вернулись к выпивке и еде. Кампания же здоровяка напротив, обрадовалась, хотя смотрела на Вермира, будто готова съесть заживо. Худой, который получил в глаз, щербато улыбнулся, всем видом показывая, что крупный получил по заслугам.

Буян поднялся, зло смотря на Вермира, размял плечо и тихо сказал:

— Пойдёмте.

Кампания из шести человек пошли к выходу, здоровяк всё время пытался прожечь Вермира взглядом. Женщина же опёрлась о стену, скрестила руки на груди и недовольно посматривала то на подошедшего Нелда, то на Вермира.

— Наёмники, — проговорил Нелд, слабо улыбаясь, и развёл руками.

Вермир повернулся к Доре, сверкая глазами, словно звёздами, но не тепло, не ласково.

— Здравствуй, — медленно сказал он, пытаясь смотреть в голубые глаза, но она отвела взгляд. — Если честно, не думал, что встречу тебя здесь. Можешь мне сказать, чем ты здесь занималась?

Дора гордо вскинула голову, посмотрела практически в чёрные глаза, быстро задышала, её щёки покраснели.

— Почему занималась? Занимаюсь!

— Теперь нет, — твёрдо сказал Вермир.

Нелд наигранно засмеялся.

— Она шутит, — сказал он, натянуто улыбаясь. — Она разносчица.

Вермир переместил свой тяжёлый взгляд на него, Нелд выдержал пару секунд, перестал улыбаться и глянул на пол. Вермир вернулся к Доре.

— Как же так вышло, что ты здесь оказалась? — с горечью спросил он. — Мало того, что этим занимаешься, так и сама подходишь, спрашиваешь, не надо ли, а то, конечно, пожалуйста, пройдёмте.

Вермир кривился, размахивал руками, говорил с таким ядом, что себя ненавидел, но остановиться не смог. Дора с красным, как томат, лицом опустила взгляд, грязные рыжие волосы частично закрыли лицо, словно барьер, от тяжких, карающих слов. На глазах выступили слёзы. Вермир это заметил, остановился, в его глазах на секунду блеснул страх.

— Тебе-то хорошо! — выкрикнула Дора срывающимся голосом, всколыхнула руками. — Высокий! Красивый! Статный! Действительно, зачем тебе такая, как я! — она запнулась, быстро задышала, сбавила голос. — Хочешь знать, что случилось? Хочешь знать, почему? Почему так случилось? Почему я здесь? — она посмотрела в глаза Вермиру. — Потому что ты ушёл, потому что ты нас бросил, всех нас, и отец твой умер из-за тебя!

Она рванула и убежала на второй этаж, заливаясь слезами. Трактир опять обернулся к Вермиру, но видя, что самое интересное закончилось слишком быстро, отвернулся. Хотя некоторые подвыпившие всё же смотрели на Вермира, ища хоть какое-то развлечение. Нелд вздохнул, качнул головой. Вермир сел на стол.

— Она сгоряча, это не так, — тихо сказал Нелд, сжимая лоб.

— В какой-то мере это правда, — спокойно сказал Вермир, но смотря в никуда. — Если бы я не уехал, остался, всё действительно было бы по-другому, только неизвестно как.

— Её мать умерла спустя год, как ты уехал.

— А отец? — спросил Вермир, посмотрев на Нелда.

— Спился.

— Надеюсь не здесь, — проворчал Вермир. — Скажи, неужели у тебя не было работы? Она же умеет готовить, стирать, не знаю. Разве не было?

— Не было места, да и сейчас нет, — проговорил Нелд, грустно смотря на друга. — Разве что выгнать кого-нибудь, взять её… но другая же будет этим же зарабатывать. Ты бы так поступил? Ты этого хочешь?

Вермир едва заметно качнул головой.

— Я и подумал, — продолжил Нелд, — что лучше пускай здесь, я, хотя бы, если что, смогу защитить, хотя бы заступлюсь. Под рукой хотя бы, а там… непонятно где, непонятно что с ней.

Внутри Вермира разгорелся огонь, ярость разошлась по всему телу. Омерзение, отвращение, низость, безысходность — эти чувства вторглись в мысли, подливая масла в огонь, разожгли ярость. Он хотел что-то сломать, разрушить, избить, кричать, но ничего не делал, лишь сидел и смотрел в стену с пустым взглядом. Как всегда, он не выпускал ярость, держал на поводке, а огонь превращался в пепел. Каждый раз огонь плавил душу и разум, каждый раз, после пепла, что-то загоралось вновь, но Вермир знал, что так не может быть вечно, когда-нибудь огня не станет.

Вермир встал и тихо сказал:

— Я домой.

Он пошёл, медленно ступая, к стойке, взял сумки и вышел. Улица встретила шумом, люди ходят, не замечая печали Вермира, гогочут, ругаются, смеются, а он сгорает, словно фитиль. Каждый шаг неосмысленней прошлого, Вермир не видит ничего, словно смотрит не вперёд, а только внутрь себя, видит печаль, заботы. Мысли спутываются в огромный ком и пульсируют, доводя до исступления. Свет солнца, тепло, людей, шум, он ничего не замечает, лишь идёт по улице. Он даже не заметил, как сошёл с главной улицы, свернул на Тырскую, полную проулков и тупиков. Здесь достаточно глуховато, лишь изредка слышатся крики или ругань, не часто можно увидеть прохожего, и больше напоминает лес, где вдали поют птицы, только вместо птиц люди, и они переругиваются, ветер шелестит листья, а здесь ветер тревожит бельё на верёвках, тихо, спокойно. Через эту улицу быстрее дойдёшь до дома, не надо делать огромный крюк. В детстве он часто возвращался этой дорогой, частенько возвращался именно от Нелда.

Вермир не заметил, как его схватили и затащили в маленький, размером в несколько метров, переулок. Вермир сразу же очнулся, не совсем понимая, схватил руку и вывернул. Сиплый голос вскричал. Но их так много, что Вермира тут же скрутили, он пытался отбиваться, но бесполезно. Руки развели, как и ноги, положили на землю. Сумки сняли.

Вермир запаниковал, но через пару секунд успокоился, стал просто беспокоен за жизнь. Куча отёкших, красных, криво и беззубо улыбающихся, с блестящими глазами, лиц. Их оказалось шестеро. Вермир заметил здоровяка, что был в таверне.

— Вот это встреча! — вскричал здоровяк, улыбаясь во весь рот. — Да-а, брат, есть же справедливость! Есть! — он захохотал, запрокинув голову, дружки поддержали. — Двадцать минут назад ты был силён, видел себя крутым, все эти засранцы, тупые пьяницы, думают, что ты отважен, бесстрашен, полон чести и достоинства, одним словом, герой. Но что же сейчас? Что? Ты лежишь на земле, где теперь твоё геройство? А, парни, правильно я говорю?

— Да! — крикнул один.

— Так и есть! Думает, всех умней, а на самом деле дуралей! — крикнул другой.

Остальные захохотали. Здоровяк разошёлся, стал ходить взад-вперёд, махая руками.

— Видишь ли, — сказал он, — я человек честный, можно сказать, справедливый, люблю честность и справедливость. За ту бабу я заплатил, но не получил желаемого, но теперь… теперь я получу даже получше, чем худое бабье тельце. Держите крепко, парни.

Вермир заметил, как блеснул нож в руке здоровяка. Он закричал так, как никогда не кричал. Будто бы не людской крик, дикого животного, загнанного в угол, бьющегося в исступлении. Первобытный крик, как кричали далёкие предки даже не людей. На секунду хват правой руки ослаб, видимо, от испуга, Вермир рывком высвободил руку и, сжав указательный палец, ударил наотмашь. Здоровяк закричал, схватился за глаз, согнулся. Руку Вермира тут же схватили и прижали к земле, он отчаянно задёргался, всеми конечностями и всеми мышцами, но без толку. Здоровяк взревел, яростно пнул голову Вермира, словно мяч. Вермир не почувствовал боли, лишь лёгкий звон в голове, но удары продолжили сыпаться, здоровяк просто топтал лицо. Вермиру не больно, словно оказался внутри огромного колокола, а звонарь почему-то решил, что пора бить. Он потерял чувство времени и пространства, будто вышел из тела и наблюдал, как пятеро мужиков удерживают юношу, а шестой избивает, он не о чём не думал, не было никаких мыслей, просто голые чувства. Обида, отчаянье, глупая и даже в чём-то детская злость.

Здоровяк перестал молотить набухшую, словно арбуз, голову. В волосах и на лице кровь, бурая, не та, что проливается, когда режут глотку, а та, что выходит капля за каплей, как из прохудившегося бочонка.

— Ты посмотри! — закричал здоровяк, удерживая трясущейся рукой вытекающее белое вещество с разломанным коричневым кружком и болтающийся на нерве. — Он мне глаз выбил! Эта сука мне глаз выбила!

Он размахнулся и ещё раз с силой пнул голову Вермира, достал нож и перерезал нерв дрожащей рукой, морщась. Дружки же смотрели с отвращением, отвернулись, будто боль главаря могла перейти им. Один отошёл к стене, согнулся, держась за живот, изо рта полетели кусочки пищи с жижей. Здоровяк выкинул остатки выбитого глаза, глазница опустела, веко опало, словно лишняя кожа. Он отогнал худого, того самого, с которым дрался в таверне, и сел на Вермира верхом, держа нож кверху.

— Держите его крепче, — мрачно скомандовал здоровяк. Зрачки Вермира расширились, как и ноздри, по телу, словно разряд, прошла волна мурашек, холод пощекотал спину. — Глаз за глаз, — кровожадно и хладнокровно сказал здоровяк.

Разбойники прижали Вермира, на ноги навалились, а на руки встали, голову же держали в три руки, но она всё равно поворачивалась.

— Крепче! — рявкнул здоровяк, занося нож.

Голову Вермира прижали, словно тисками, он не смог ею даже двинуть. С диким взглядом смотрел на острие клинка, не выдержав, закрыл глаза и выдохнул. Здесь, в темноте, за закрытыми веками, раздался раскол, высокий, как небо, яркий, как молния, и такой же быстрый. Время пошло медленно, настолько медленно, что Вермиру показалось, будто остановилось. Он оказался где-то в промежутке между темнотой и расколом, этот яркий, ослепительно яркий раскол притянул всё внимание, он только о нём и думал, и видел только его. Вермир видел его настолько долго, что начал замечать маленькие детали, раскол напоминает кривой, но тонкий столб, а вокруг свет менее яркий, сложенный в окружность, по бокам свет желтоватый, а снизу и сверху маленькие сверкающие будто бы искорки коричного цвета. Картинка начала дрожать и пульсировать, двигаться взад-вперёд. Вермир как-то отстранённо заметил, что кто-то кричит, и крик необычный, не просящий помощи, или окликающий, нет, крик первородный, с неосознанной печалью, будто крик говорит об утрате, о боли и не справедливости, но с тем же крик не походит ни на человеческий, ни на крик животного.

Время пошло быстрее, но всё равно не так, в голове Вермира успело пронестись тысячи больших и малых мыслей, чувств, вопросов. Он понял, что дышит, и дыхание это быстрое, будто шустро бежит, левая часть головы будто вымазана в масле, а глаз и вовсе залит. Вскоре он понял, что крик, который напугал его до дрожи, издаёт сам. Окружающий мир также вернулся, не весь, но вернулся. Вермир видел лишь темноту с пульсирующими красными краями, но знал, что лежит на земле придавленный, он уловил эту мысль из тысячи других, куда-то бегущих, словно сумасшедшие, словно настал конец всему и пора эвакуироваться. Вслед за накатывающей, как прилив, болью последовали другие боли. Быстрые, мелкие, продолговатые, точные, с множеством оттенков, в конце концов, они достигли такого масштаба, что могли посоревноваться с главной. Вермир всё же понял, что эти боли от одного и того же источника, понял это сразу, как только представил клинок рассекающий плоть.

Разбойники тупо, с дубовыми лицами наблюдали, как здоровяк кромсает лицо юноши. Они не понимали, или даже не хотели понять, что происходит. Они не хотели видеть грязь, несправедливость, не хотели видеть низость и сущность негодяйства. Они не хотели видеть этого, потому что понимали, увидеть это равноценно признанию вины перед собой, что ты, в сущности, не просто подлец, ты монстр, чудовище из чудовищ.

Прохожие, что услышали крик, тут же убегали, а те, кто осмелился, гонимые любопытством, подойти, проходили мимо, увидев, что происходит. К тому же старались, чтобы их не заметили.

Здоровяк, закончив орудовать ножом, встал над залитым в крови Вермиром, захохотал, вскинув руку с окровавленным ножом. Вермир захлёбывался в крови, словно оказался в густой реке, и тонул, вскидывая руку, чтобы кто-нибудь помог, вытащил из бурого омута, но всё напрасно, здесь нет людей.

— Вот! Теперь личико прекрасно! — вскричал здоровяк, показывая зубы.

— Пузо продырявь, — равнодушно сказал худой, с лиловым фингалом, беря сумку, — а-то вдруг выживет.

Здоровяк облизнул губы и, нагнувшись, всадил в живот Вермира нож по рукоять и, прокрутив, вынул. Он харкнул на залитое кровью лицо, закинул, посмеиваясь, вторую сумку на плечо и пошёл. Дружки пошли за ним, выстроившись в два ряда. Во главе второго ряда худой.

Вермир инстинктивно схватился за живот, прикрыл рану. Он ничего не видел, оставшийся глаз залит кровью, прикрыт веком. По телу проходят разряды боли, но в центре, в животе, дыра, из которой льётся алая кровь. Вермир на секунду задумался, что почти не соображает, голова не перестаёт гудеть, но с каким-то странным спокойствием, в обход разных болей, утрате глаза и ранам на лице, уворачиваясь от разных мыслей он сразу понял, что скоро умрёт.

Вермир не помнит, сколько пролежал на земле, словно рыба, выброшенная на берег с открытым ртом, только он не в испаряющейся воде, а в засыхающей крови. Он уговаривал себя не двигаться, не шевелиться, ведь конец близок. Он лежал, равномерно дыша, мало понимая, но точно зная, что осталось совсем чуть-чуть. Он пролежал, может час, а может несколько десятков секунд, под ним образовалась маленькая лужица и становилась всё больше.

Вермир прекратил дышать на выдохе, тело расслабилось, кожа постепенно синела. Из тысячи тысяч образов возник собственный, высокий, усмехающийся, с ослепительной улыбкой, стоит над Вермиром, его спина защищает от лучей солнца, ветер теребит траву, волны разбиваются о скалы, а брызги уносит. Образ присел и сказал: «Вставай». Словно от разряда Вермир глубоко вздохнул, хотел открыть глаз, но засохшая кровь образовала корку. Всё в голове Вермира переменилось, показалось, что куда-то надо спешить, спешить, не медля ни секунды. Он зашевелился, сел, кровь брызнула из живота, он сильнее прижал руку, с трудом встал, при этом, чуть не упав, содрал с глаза корку крови и слегка поднял веко, но ничего путного не увидел. Показалось, что всё вертится, стена меняется местами с землёй, кусочек неба тоже принял участие в карусели. Он шёл на ощупь, одной рукой опираясь на стену, а другой придерживал рану на животе, словно в бреду, уверен, что куда-то опаздывает и нужно непременно торопиться. Дошёл до выхода из тупика, покачнулся, чуть не упал, но цепкая хватка о здание помогла удержаться, лишь врезался с размаху о стену, как бывает с жутко пьяными. Несмотря на весь бред, где-то глубоко внутри, словно в скорлупе, он понимал, что истекает кровьюи, скорее всего, упадёт замертво, но решил дойти до конца. До желанного конца.

Разбойники же всю дорогу грязно шутили, хохотали, толкали друг дружку в плечо. Они были беззаботны и счастливы. Здоровяк первый вошёл в кабак. Это здание странное, одноэтажное, больше похожее на спичечный коробок, снаружи стены выкрашены в чёрный цвет, а шума совсем мало, хотя должно быть много, ведь кабак — место увеселительное, но никто не орёт на пол улицы. Здоровяк пошёл по узкому для него коридору, на пути встречались открытые комнаты, полные тихо попивающих мужиков, кто-то даже не замечал здоровяка, а кто-то вытягивал шею, кто-то точил ножи, а кто-то просто лежал на кровати, смотря на потолок. Наконец здоровяк подошёл к столу, за которым худой писарь. Он до того худ, что на фоне его рук кисти кажутся слишком большими, а энергичные глаза не гармонируют с бледным лицом, на голове у него коричневая шляпа. Он сидел и копался в бумажках, но как только здоровяк уронил сумку, то подскочил.

— Где он? — спросил здоровяк.

— Что это? — спросил писарь, скривив рот, будто увидел что-то отвратительное. Он будто и не заметил, что у здоровяка нет одного глаза, и идёт кровь.

Подошёл худой, здоровяк сбросил вторую сумку на стол.

— Да что это?! — вскричал писарь, быстро переводя взгляд с сумок на здоровяка.

— Деньги, вещи, ключи. Это в одной. Разберись, в общем, — сказал здоровяк, уходя. Худой пошёл за ним.

Писарь почесал затылок, ещё раз осмотрел сумки и крикнул:

— Эй! Слышишь меня?! Эй!

Справа, метрах в двух от писаря дверь открыл встревоженный мужик.

— Чего? — глухо спросил он.

— Иди, скажи, что тут без него не разобраться.

— Ты уверен? — недоверчиво спросил мужик.

— Я сказал, иди! — вскричал писарь.

Через пару минут подошёл высокий мужчина в чёрной жилетке, под ней белая рубашка, со светлыми волосами, длинная чёлка, достающая до глаз, вечно зачёсывает её набок, а когда приходит в ярость, а это бывает редко, она треплется по всему лбу, но когда начнёт зачёсывать, то все сразу выдыхают. Он вечно доброжелательно улыбается, но не сейчас, сейчас поджал тонкие губы, зелёные глаза смотрят остро, а тонкие брови нависли, словно тучи.

— Скажи мне, Ласис, почему я каждый раз должен сюда ходить? Я для чего тебя сюда поставил? — спросил он, смотря в бегающие глаза писаря. — В чём проблема?

— Гихил, Буган пришёл. Принёс вот это, — сказал писарь, указав на сумки.

— Я же сказал ему больше не приходить, — напряжённо сказал Гихил. — Что внутри?

— Не знаю, я не смотрел. Буган сказал, что там деньги, ключи и какие-то вещи, — Ласис одновременно и говорил и развязал сумку. Он раздвинул горлышко, показался сверкающий полукруглый щит.

Ласис бледен, но побелел ещё сильнее. Гихил сорвался с места, его тяжёлые, но быстрые шаги разнеслись из коридора по комнатам, привлекая внимание.

Здоровяк сидит на кровати, тискает полную женщину. В комнате ещё два человека, косоглазый сидит за столом, попивает из стеклянного толстого, как кружка, бокала. Рябой же сидит на лавке, смотрит с приоткрытым ртом на женщину, не отводя взгляда.

— Э, ты чё на мою бабу смотришь? — сказал здоровяк, прищурив глаз. — Ты сма… О!

В комнату вошёл Гихил, решительный, с серьёзным выражением лица, широко шагая. Он выхватил стеклянный бокал, взял его за донышко и с размаху разбил о голову здоровяка. Это произошло мгновенно, буквально за секунду. Буган видел лишь как Гихил вошёл, а дальше правый глаз не мог увидеть из-за женщины. Она тут же завизжала и бросилась к выходу, но её схватил рябой, усадил на колени и заткнул рот. Гихил откинул окровавленный кусок бокала, схватил оглушённого здоровяка за шиворот, кинул к столу, схватил за истекающую кровью голову и два раза впечатал в стол.

— Ты что, мать твою, сделал?! — заорал Гихил в ухо здоровяку, но тот лишь мотнул головой. Из переломанного носа полилась кровь, а изо рта пузыри, смешанные со слюнями, кровью и соплями. — У кого спёр?! А?!

Гихил ударил ещё раз головой о толстый стол, и ещё, ещё. Косоглазый с лёгким испугом смотрел, как Гихил пытается разбить голову Бугана, словно дыню. На шум сбежались почти все, они забили коридор, встали у дверей, вытягивая головы, чтобы увидеть, что происходит, но войти не решились. В их числе и худой.

Гихил последний раз ударил о стол здоровяка, зачесал ладонью растрепавшуюся чёлку. Голова Бугана красная, взбухшая, лоб, словно огромная шишка, лицо и вовсе сделалось плоским.

— Выбросить этот кусок мяса! — Гихил поправил жилетку, воротник рубашки. Два молодца вытащили Бугана из комнаты. — Кто был с ним? — спросил Гихил, осмотрев всех. — Кто видел кого-нибудь с ним?

Худой хотел промолчать, но сзади, сквозь толпу протолкнулся писарь.

— Он убил и забрал сумки, — тихо сказал худой.

— Что? — спросил Гихил, дико смотря на него.

— Он, — указал худой на волочащееся по коридору тело.

— Точно убил?

— Должен.

— Точно или должен?!

— Он продырявил его и оставил помирать, но он должен сдохнуть. Рядом с синей птицей.

— Найти! — вскричал Гихил, и все разбежались, словно муравьи.

 

Линия терпения

Гихил опёрся об угол здания, смотря на трепыхающуюся вывеску в форме маленькой птицы синего цвета. Прохожие старались его не замечать, обходить за пару метров. Он же наблюдал, как из таверны выходят и входят посетители, слушал, как внутри пытаются петь песни, как говорят, смеются, слушал шум и размышлял. Рядом стоит помощник, держа сумки и не смея их опускать на землю, лямки режут плечи, но он лишь меняет местами. Они простояли пару минут, но помощник ничего не сказал, боясь что-нибудь ляпнуть.

— Пойдём, — тихо сказал Гихил.

Они прошли через улицу и спустились по лестнице. Как только Гихил прикоснулся к ручке, из-за двери вывались два пьяных товарища. Помощник ринулся вперёд, но Гихил остановил рукой.

— Изиням-с, — кое-как проговорили пьянчуги.

Гихил лишь поднял доброжелательную улыбку и зашёл в таверну. Все затихли, посмотрев на гостя. Гихил направился к стойке. Нелд наливал из бочонка очередному посетителю, но когда повернулся, то увидел Гихила, сидящем на табуретке.

— Привет, Нелд. Как дела?

Нелд сразу решил, что стоит вести себя как всегда, но не вышло. Бокал слегка задрожал, а чёрточка на лбу разгладилась.

— Зд-дравствуйте, — проговорил Нелд, слегка заикнувшись. Он всегда заикается, когда чего-нибудь сильно боится.

Помощник встал позади Гихила, осматривая таверну. Нелд увидел сумки, и внутренне вздрогнул. Те же самые коричневые с истончившимися лямками сумки, которые были у Вермира.

— Ну, ты отдай покупателю, — улыбнувшись, сказал Гихил.

Нелд быстро отдал гостю полную кружку и встал, как столб. Гихил попросил помощника поставить сумки и отослал его. Помощник, как обычно, хотел спросить: «вы уверены?», но побоялся.

— Налей, пожалуйста, воды, — сказал Гихил, кладя монетку на стойку.

— Не обязательно, — сказал Нелд, наливая воды, закрыл кран и поставил кружку на стол.

— Ничего-ничего, — сказал Гихил, отхлёбывая. — Иначе совсем разоришься. Вот вода у тебя вкусная, мне нравится. Знаешь, такая… лёгкая, охлаждающая, не холодная, а приносящая холод, зубы не морозит. Обычно зайдёшь куда-нибудь, просишь воды, а там такой ужасный вкус, белая, ржавая, с пузырьками, а вот у тебя чистая.

Гихил отхлебнул ещё, оставив половину. Нелд хотел спросить, что ему надо, но не решился.

— Вот ты думаешь, — сказал разговорившийся Гихил, — не воды же попить я пришёл через полгорода. Хотя, за хорошую воду можно и пройтись.

Он допил и тихо поставил кружку, осмотрел посетителей, все с уважением и страхом смотрели на него, а кто-то и вовсе старался смотреть в стену или пол. Тишина могильная, лишь жужжащая муха издаёт звук.

— Видишь ли, — продолжил Гихил, — слышал я, что вчера у тебя был интересный гость.

— К-какой? — тревожно спросил Нелд.

— Извини, лично не знаком. Собственно, для этого и пришёл.

Гихил смотрит спокойно, расслабленно, но сердце Нелда забилось, как сумасшедшее, он не хотел предать друга.

— Т-т-так я не…

— Брось. Мы же оба знаем, что он на втором этаже в предпоследней комнате справа. Так, может, не будем заставлять меня пить ещё одну кружку воды?

Нелд похолодел, слегка задрожал, захотел погрызть ногти, но сдержался.

— Пойдём? — спросил Гихил.

— Пойдёмте, — тихо сказал Нелд и побрёл к лестнице.

Гихил взял сумки и пошёл следом, только когда взошёл на второй этаж, посетители вздохнули свободней и шумней. Из некоторых комнат раздаются стоны. По скрипучему полу они добрались до той самой комнаты, с виду, совсем обычной. Нелд с самым сокрушённым видом, с видом избитым, потускневшими глазами и дрожащими руками, открыл дверь и зашёл внутрь. Улыбка Гихила упала.

То, что увидел Гихил, поразило его, удивило и ужаснуло. Никогда прежде и после он не чувствовал подобного, как в этой комнате. На полу засохшие разводы крови, летают тучи мух, на кровати лежит человек с перевязкой на животе и всей головы, свободен один, забегавший, возбуждённо смотрящий глаз, он нашёл Гихила, скрестив взгляды. Гихил опустил глаза. Воняет ужасно, воздуха не хватает, хотя единственное окно открыто нараспашку, кровать вся в крови, тряпки, которыми перевязали раны, красные, как вино. На столике у стенки блюдце с красной водой, мокрая тряпка, полупустые бутылки.

Нелд встал у кровати, повесив голову. Гихил поставил сумки, прошёлся, не зная с чего начать, он заранее всё продумал, но сейчас будто всё отпало.

— Это ваше, — сказал он спустя десяток секунд потерянным голосом. — Тот, кто с вами это сделал, наказан.

Вермир поочерёдно пытается прочесть хоть что-нибудь в глазах Нелда и чужака, но видит лишь стыд в глазах друга и плохо скрываемый ужас в других.

— Не волнуйтесь, я пришёл с добрыми намерениями, — сказал Гихил.

Он взбудоражен, взведён, словно револьвер, всё его естественно вопит от ужаса. Не боится, нет, его ужасает то, что сделали с этим человеком, и даже не это, а последствия, ужасает, что человек не умер, а до сих пор истекает кровью, разводит мух, лежит с перевязанным лицом, вдыхая запах разложения собственного тела. Гниение, словно змея ползёт по телу, отравляя кусочек за кусочком. Гихил даже побоялся представить, что твориться под перевязкой. И это случилось с представителем одной из самых почитаемых профессий в княжестве, но даже если бы это произошло с самым беднейшим, Гихил бы ужаснулся. На секунду проник страх, что с ним может случиться то же самое, но отогнал усилием воли.

«Я не он», — подумал Гихил, — «я такого не допущу».

— Я присяду? — спросил Гихил, посмотрев сначала на Вермира, а потом на Нелда.

— Ох, д-да-да, пожалуйста, — начал энергично Нелд, но сразу же потух.

Гихил взял единственный стул, повернул, сел верхом, сложил руки, как первоклассник, поочерёдно поглядел то на Вермира, то на Нелда.

— Я буду честен, ибо после гадости всегда должна выходить правда. Не ищите в моём поступке или словах подвох. Ваши… истязатели… пришли ко мне, дабы я похвалил их за мерзкий поступок, как видите, я не похвалил. Я не могу никак выразить свою скорбь, кроме как слов, хотя они особо не помогут. И сомневаюсь, что хоть что-нибудь вам поможет вернуть… Я пришёл, чтобы помочь, чтобы сделать всё, что в моих силах, к сожалению, я не могу вернуть вас на три дня назад. Я не выпрашиваю прощения, хотя и не причастен к этому гнусному преступлению против человеческого тела, но всё же косвенно виню себя, ведь знаком с теми людьми, что сотворили такое. Наверное, я бы мог сделать что-нибудь по-другому, тогда такого бы не произошло. Цель моего визита проста, я хочу поддержать вас, хотя мы не знакомы, но это не значит, что надо оставаться обложенный проблемами. Ваши друзья стараются, это похвально и хорошо, но не могут сделать больше. Я не жажду вас загнать в яму под названием «долг», а учитывая вашу профессию, думаю, ваша совесть будет думать именно так. Я лишь предлагаю руку помощи. Безвозмездно.

С каждым новой фразой в глазах Нелда всё ярче стало светиться неверие, хотя и размешенное с цветами утешения. Вермир же становился всё мрачнее и печальнее, изредка в глазе мелькала искорка, и когда Гихил закончил говорить, то стал совсем грустным.

Гихил встал, поставил стул на место и со словами: «надеюсь, вы выздоровеете», вышел, поманив за собой Нелда.

— Я сейчас приду, — тихо сказал Нелд, но Вермир не обратил никакого внимания.

Гихил прислонился к стене, посмотрел на потолок. Нелд закрыл дверь.

— Я пришлю человека, он принесёт чистые бинты, поможет отмыть пол, избавиться от поганого запаха, выгнать мух и поменять постель. Врач был?

— Д-да.

— Придёт другой. Насчёт постояльцев не беспокойся, две соседние комнаты и напротив оставь свободными, если кто особо важный заявится, отказывай. Я возмещу. Без меня понимаешь, да?

Нелд хотел сказать: «да», но не смог выговорить и лишь кивнул.

— Ладно, Нелд, удачи. Возможно, ещё загляну.

Гихил ушёл, держа руки в карманах, а взгляд перед ногами. Таверна, завидев Гихила, втянула животы, и выдохнули только после того, как он вышел. Но тут же зашла другая важная личность, помощник градоначальника. Правда, никто страха или уважения не проявил, лишь особый интерес.

Ифи, увидев, что за стойкой никого нет, быстрым шагом поднялся на второй этаж. Заметив Нелда, задумчиво смотрящего на стену, воскликнул, прибавив шагу:

— Вас-то я и ищу! Вы-то мне и нужны!

Нелд вздрогнул, в удивлении открыл рот, но спустя мгновение захлопнул, внимательно оглядел Ифи и ещё раз открыл рот.

— Зачем же? — нерешительно спросил он.

— Ох, да не волнуйтесь вы, голубчик, не волнуйтесь, — сказал Ифи с лицом полным умиления. Он остановился прямиком перед Нелдом. — Я здесь, не как, так сказать, деятель чиновничий, а как, скорее, обычный человек.

Ифи улыбнулся, сощурив глаза. Нелд ошарашено посмотрел на помощника градоначальника, не понимая, зачем сюда пришёл такой высокопоставленный чин, хотя и догадывался.

— Вижу, вы человек прямой, и не любите прелюдию, так что, так сказать, рублю с плеча, — сказал Ифи. — Недавно мы с Вергилием Суальским, градоначальником, прослышали весть, что драконоборец, единственный на весь город и прикреплённые земли, жестоко избит и ранен, истекает кровью и нуждается в помощи. Мы с градоначальником были ранены в самое сердце от таких вестей, вы не представляете, что там творилось, градоначальник аж заплакал от горя. И так, как мы не можем стоять в стороне от такого безобразного и экстраординарного случая, то мы решили предложить помощь, и покарать преступников, разумеется.

Нелд остался стоять в нерешительности, смотря на Ифи, на лбу появились три чёрточки, он отёр потные руки о фартук и сглотнул.

— Мы не сможем помочь, — сказал Ифи, — если не узнаем, где он, да даже хоть я и знал, сами посудите, то не завалюсь же я к почти не знакомому тяжелобольному. Это некультурно. Поймите, в этом нет ничего страшного, я не бандит, не грабитель, я официальное лицо и от моих действий зависит многое. Засим прошу проводить к пострадавшему.

Ифи вытянул тонкую шею. На мгновенье Нелд засомневался, задумался, почему-то подумал, что это испытание и нужно его пройти с достоинством, но так же подумал, когда пришёл Гихил, но тогда он не мог отказать, а сейчас может. Почти сразу же все глупые мысли ушли. Ведь действительно Ифи не сможет причинить вреда Вермиру, Нелд будет стоять сзади и наблюдать. Да и кто он такой? Всего лишь владелец трактира, не имеет ни капли власти, а если Ифи действительно будет нужно, то он придёт со стражей и всё перевернёт, но Вермира найдёт.

— Пойдёмте, — глухо сказал Нелд, разворачиваясь.

Ифи встал сразу за Нелдом, и как только дверь открылась, то сразу прочувствовал вонь, но не зажал нос лишь из уважения. Запах такой, будто попал в камеру пыток, повсюду кровь, искорёженный человек, ужасный запах, мухи. Мир будто потерял все краски разом, оставив лишь кровавый цвет, но Ифи нацепил маску доброжелательности, поставил стул у кровати и сел.

Вермир не сразу понял, что зашло двое, а не только Нелд. Он медленно повернул глаз к Ифи, зрачок наполнился изумлением.

— Здравствуйте-здравствуйте, — проговорил Ифи, — надеюсь, вы меня не забыли. Хе-хе. Плохое с вами случилось, Вермир Малдович, но не для того я пришёл, чтобы ещё более вгонять в сердце ваше тоску, а для того, чтобы уведомить вас, мы это просто так не оставим. Случай этот крепко задел нас, так что уже ищем негодяев, дабы придать правосудию, ну а вам… вам постараемся помочь, чем можем. Таков сказ градоначальника нашего, Вергилия Суальского. Я с этими словами и намерениями вполне согласен. Не должно было с вами такое случиться, да не с кем не должно… Эх, да вот… ну, что остаётся, крепитесь, терпите. Знаю-знаю, и сказать что-нибудь хотите и возразить, может, а говорить не можете. Ну, духом не падайте, терпите, всех перетерпите, гадов-то этих перетерпите. А стража обязательно найдёт негодяев, я вам слово даю. Ну, навестил, проведал, пора и дальше бежать. Прощайте.

Ифи вышел спиной вперёд, не закрыл за собой дверь и поспешно выбежал из таверны.

«Выжил», — подумал он, — «кровью захлёбывается, вонью задыхается, а умирать не собирается».

Нелд вздохнул, не зная, что сделать, что сказать, чем помочь, чтобы облегчить ношу друга, захотел сказать подбадривающую речь, но через пару секунд подумал, что будет неуместно и совсем не подбадривающе. Он взглянул на перевязанную голову и откинул взор, не понимая, как помочь, как подступиться, боясь сделать ещё больнее, обидеть, испугался, что сделает только хуже, и решил, что лучше ничего не делать.

Просидев пару минут, он сказал:

— Ну, я пойду. Вечером зайду, как обычно.

Вермир боковым зрением видел, как Нелд осторожно, но поспешно вышел, закрыв дверь. Ему больно, стыдно, за то, что друзьям приходится за ним убирать, помогать, перевязывать раны, смотреть на гниющие, кровоточащие раны, смотреть на этот ужас, и в высшей степени обидно за боль, за изуродованное лицо, за отнятый глаз, обидно, что потерял красоту, и ещё больше обидно, что ничего бы этого не было, будь он жёстче, сломай он руку здоровяку, то всё было бы в порядке. Он много над этим думал, с тех пор, как очнулся. Всё было бы по-другому, если бы он не раздумывал о целесообразности поступков, а просто делал.

Прошло три дня, после того, как Вермир шёл по улице весь в крови. Он не помнит почти ничего, лишь непонятные отрывки, не помнит, как пришёл в таверну, два раза постучал, медленно, могильно, и упал на открывшего дверь Нелда. Посетителей было мало, но все смотрели с открытым ртом и полупустой кружкой в руках. Дора подбежала, заревела, Нелд стал её успокаивать, пытаясь заткнуть раны. Кое-как через пару минут они втащили Вермира на второй этаж, Дора не переставала рыдать, а Нелд что-то бормотал. Уложили тело на постель, Дора дрожащими руками обмыла раны, все лицо, изрытое рвами, Нелд бегал по всей таверне, ища чистые тряпки, и послал за доктором. Продырявленное веко опустилось в глазницу, весь живот залит кровью, а из огромной раны хлестала кровь, будто из крана, губы посинели. Дора всё время бросалась проверять пульс, местами пропадающий, но всегда возвращающийся. Нелд же не мог смотреть на лицо друга и пару секунд. Доктор пришёл спустя пятнадцать минут, всё это время Нелд пытался успокоить Дору, но сам ужасно боялся, Дора припадала к груди, проверяла, дышит или нет. Доктор нисколько не ужаснулся, лишь слегка удивился, выгнал всех и остался один на один с истекающим кровью телом.

Вермир очнулся всего лишь за пару часов до прихода Гихила, и первое, что почувствовал, тягучую боль в левой глазнице, щипание на лице и огромный пульсатор в животе, будто сердце находится именно там и стучит, словно молот.

Вермир жалеет, что вообще полез разбираться, уловил себя на том, что готов отдать всё, лишь бы с ним ничего не случилось. Готов отдать Дору на изнасилование, таверну Нелда на разнос, всё, лишь бы не покалечили, но сразу же будто кол вонзился в грудь, он пристыдил себя, за то, что поддался страху, что готов даже подумать об этом, но как только прошли эти мысли, пришли другие, гласящие, что надо было бросить всё и всех ради себя. Он метался от одной мысли к другой, от высшей морали до низшего цинизма, но так и не смог найти выход. Разум, словно безумный, метался меж мыслей, идей. Хоть тело и слабо, хоть трудно говорить, но разум крепок, ясен, разгорается, как костёр.

Гихил сдержал слово. Вечером пришёл доктор с моноклем и небольшой кожаной сумкой. До прихода врача Вермир перемалывал воспоминания, рыл в памяти, как крот. Доктор выложил на стол белоснежные бинты и пару бутыльков с бесцветной жидкостью. Нелд стоит возле окна, следя за действиями гостя. Врач разрезал ножницами тряпки на голове Вермира и даже не скривился, увидев ужасную картину.

— У вас развилось гниение, видимо, плохо продезинфицировали, — холодно сказал он, открывая бутылёк. — Сейчас будет немного больно.

Физическая сила появилась сразу, как только первая капля коснулась жёлтых с комочками ран. Вермир схватился за край кровати, застонал.

— Терпите, — без жалости сказал доктор, — выжигать гной всегда больно.

Нелд не мог смотреть на изуродованное лицо друга, пытался глядеть в окно, скрестив руки на груди, и думать о воде. Выходило, правда, очень плохо, мешали стоны.

Спустя пару минут врач, вытаскивая из сумки иголку и катушку нити, сказал:

— Если вы думаете, что на этом боль закончится, то вы ошиблись.

Нелд всё время простоял с встававшими и опадающими волосами, стоны переходили в рыки, в хрип, но все эти звуки пугали. Нелд бы выбежал оттуда, не оборачиваясь, но не смог двинуться с места.

Доктор, зашив раны на лице, принялся дезинфицировать живот, а после нескольких минут, в которых Вермир громко дышал и отстранённо смотрел в потолок, принялся сшивать дыру. Всё тело Вермира оказалось мокрым, постель пропиталась потом. После зашивания доктор положил иголку и моток ниток в сумку, задумчиво посмотрел на пустую глазницу, вытащил из сумки баночку с белой мазью, обмазал зашитые раны и перебинтовал, оставив рот и глаз свободными. Вытирая руки о тряпку, он сказал:

— Мой помощник будет приходить раз в три дня, делать перевязку и обеззараживать. Гниение не так просто вывести, как многим кажется, а плоть ест на ура, как бобры деревья. Я буду приходить раз в неделю, проверять. И на будущее, никогда не делайте такую перевязку, которая была у вас. Мало того, что трудно дышать, так ещё дыхание жжёт раны.

— А что с глазом? — встревоженно спросил Нелд, всё ещё смотря в окно.

— А что с ним? — спросил врач, подняв бровь. — Его нет.

— Я хотел сказать, глазница.

— Зарастёт, и лучше этому процессу не мешать, — сказал врач, пожав плечами, — если тело сильное, то всё будет в порядке, а оно сильное, раз ещё дышит.

Врач взял сумку, вставая. Нелд пересилил себя и с комком в горле проводил доктора до двери.

— Всего доброго, — холодно сказал доктор и вышел.

Вермир судорожно дышит, руки дрожат, через белые бинты проступает свежая кровь. Нелд глянул на него, на столик, где грязные от крови тряпки, всё то же блюдце с красной водой, пусто посмотрел в стену.

— Знаешь, — печально сказал Нелд, — я никогда не думал, что с кем-нибудь из моих друзей или добрых приятелей случиться такое. Я думал, что может что-то подобное случиться с Нероном, Тодом, Валосом, но это случилось с тобой. Я… я не знаю, как высказать всё, что я чувствую, но я также боюсь даже представить, как чувствуешь себя ты. Я знаю, что ты содержишься в ужасных условиях, но мы пытаемся. Я не могу тебя просить о прощении, но просто знай, мы стараемся сделать для тебя всё, — Нелд глубоко вздохнул, мельком взглянул на Вермира, который смотрит в потолок. — Если честно, то я даже просто боюсь зайти сюда, боюсь смотреть на тебя, боюсь видеть этот ужас, боюсь притрагиваться к тебе. Мне страшно, а Доре ещё страшнее. Я не знаю, это похоже на что-то странное, нереальное, мы будто делаем что-то не так. Чёрт! Мне плохо, мне больно! Больно видеть тебя таким. Извини, но я боюсь тебя… ты лежишь, не двигаешься, даже не говоришь, а твой глаз… эта зияющая пропасть… Я просто каждый раз думаю, что мы делаем что-то не так, что-то скверное, поганое, желчное. Я просто ничего не понимаю…

Нелд побросал тряпки в блюдце, взял его и вышел, думая, что сотворил ужаснейшую глупость. Вермир, взбудораженный и пустой, закрыл глаз, почувствовал, что готов взорваться, что сейчас полетят по венам тёплые волны, но нет ни сил, ни желания. Всё слепилось в комок, весь мир, ничего не осталось.

За стенкой, ближе к ночи, раздались женские стоны. Вермир прекрасно понимал, кто их издаёт. Он начал ненавидеть и себя, что оказался в такой ситуации, и её. Рвал себя морально, что ничего не может сделать, что закован внутри тела, не может двинуться, не может уйти, что он во власти ужасающего бытия. По ночам, когда никого нет рядом, частенько из одинокого глаза скатывалась скупая слеза. Безудержные рыдания с резкими вдохами, выдохами, задерживанием дыханием тоже происходили, но редко. Он бы хотел плакать в подушку, чтобы шума совсем не было, но не мог даже перевернуться. Иногда приходили пустяковые мысли типа грязного нижнего белья и опасения пролежней, но быстро уходили, вытесняемые другими, тяжёлыми, тягучими.

Дора несколько раз мыла Вермира, пытаясь не смотреть на тело и говорить как можно меньше, но получалось плохо. Он уверен, что его глаз сверкал злобой, что он невыносим, но сдержать себя не мог. Единственное, что помогало — вера, что скоро всё закончится, что это не будет продолжаться вечно и однажды раны заживут, он сможет встать, говорить, вернётся, хоть и не полностью, к нормальному функционированию. Он корпел над этой надеждой каждую секунду, эта мысль рождала силы.

Каждый день на первом этаже много народа, они шумят, смеются, ругаются. Вермира это дико бесило, ему почему-то казалось, что смеются над ним, хотя в глубине души понимал, что это не так. Как и сказал Гихил, пришёл человек и всё отмыл, запах не исчез, хотя он жёг специальную траву, повесил над кроватью открытую баночку с каким-то коричневым веществом и размахивал веером до упадка сил, но запах полностью не исчез, стал лишь меньше в несколько раз. Вермиру показалось, что всё это смешно и грустно. Он много размышлял над визитами и пришёл к выводу, что его хотят сделать должником и другом одновременно, а это добровольная удавка, если только её не разрезать, не упереться рогами и сказать: «нет». Совесть уже сейчас начала сгрызать, но Вермир решил, что попытается отплатить добром, но как только попросят сделать что-то неподобающие или кровавое, то он не только не согласиться, но и не допустит этого.

Нелд совсем перестал заходить, Дора иногда заглядывала, бывало, пару раз в день, а иногда ноль. Вермир расстраивался, что его не пытаются взбодрить, поддержать, он всегда переживал удары в одиночку, хоть сейчас они и приложили усилия, иначе бы он умер, но дальше справится сам. В какой-то момент он привык к одному глазу, к стучащей боли в животе, к тому, что нельзя пошевелить ни одной мышцей на лице, что нельзя двинуться. И тогда понял, что не всё так плохо, хотя всё ужасно, но он стал размышлять холодно, будто со стороны, будто призрак проходить сквозь стены, рассматривать людей. Он рисовал в воображении всё, что вздумается. Чем сейчас занимается Нелд, что замышляет Гихил, куда идёт Ифи, что обсуждают в таверне под очередную полную кружку. Ему стало легче и веселей, он перестал считать себя беспомощным калекой, а с каждой перевязкой ощущал, что проходит очередной этап в длиннейшем пути.

За размышлениями прошла неделя, пришёл доктор. Холодно поприветствовав, он положил сумку на стол и сел напротив Вермира на стул.

— Как себя чувствуете? — спросил он.

Вермир лишь посмотрел, а доктор сразу прочитал множество эмоций в глазе.

— Это шутка, — сказал доктор, слегка подняв уголки рта.

Он раскрыл сумку и вытащил ножницы, бинты разрезал медленно, аккуратно, прилагая минимум усилий. Спустя минуту лицо Вермира обдало воздухом, он свободно вздохнул, но лицевые мышцы не хотели слушаться, будто одеревенели.

— Хорошо, — медленно проговорил доктор. — Вы очень быстро… выздоравливаете, здоровое тело… хорошее тело…

Вермир странно, с опаской, посмотрел на доктора, тот смотрел холодно, не выдавая никаких эмоций, его голос даже не изменился, всё тот же, холодный, медленный, слегка пугающий голос, но в глазах витает улыбка.

— Но, несмотря на такую скорость, — сказал доктор, — всё же ещё нужно время. Пока даже не пытайтесь двигать лицом. Подозреваю, что у вас слегка пропала чувствительность, так бывает, когда долго не пользуетесь мышцами, но не переживайте, это проходит со временем.

Вермир замычал, поднеся руку ко рту.

— Ах, говорить? Говорить сможете, когда раны полностью заживут. Давайте лучше осмотрим живот. Всё прекрасно, просто не пытайтесь напрягать, а то швы могут разойтись.

Вермир указал на пустующую глазницу.

— Его по-прежнему нет. Думаю, то, что я сейчас скажу, вас удивит и испугает, но новый не вырастит, — доктор снова слегка приподнял уголки рта. — Это шутка. Глазница прекрасно зарастает, вам не стоит беспокоиться, организм знает, что нужно делать, просто нужно дать ему волю и время. А мой совет, если вы, конечно, хотите его услышать, будет таков: забудьте про глаз, его уже не вернуть, так что не стоит растрачивать силы попусту, можете мне довериться, я много видел подобных случаев и практиковал их. Так что стоит лучше сосредоточиться на том, чтобы не потерять второй. Это шутка.

Доктор встал, прошёлся до окна, держа руки за спиной.

— Вы, наверное, думаете, почему же я не делаю перевязку? А потому что коже надо подышать.

Вермир медленно прикоснулся к лицу, подушечкой пальца нежно тронул борозды швов на лице. Рука задрожала от волнения, сразу же разлилась злость, он понял, что на лице нет свободного места, везде бугристые шрамы. Доктор наблюдал за его реакцией с насмешкой в глазах.

— Неприятно, да? Я про изменения, вы их не просили, но получили, и, естественно, они вам не нравятся. В этом, к счастью, нет ничего ужасного, хотя, кажется наоборот. Вам придётся привыкнуть, что лицо можно использовать в одну сторону, то есть, устрашать, — доктор посмотрел в окно, на бескрайнее море домиков. — Знаете, я не особо люблю много говорить и говорить вообще, но с вами как-то появляется словоохотливость. Интересный вы, однако, собеседник.

Вермир смотрел на доктора, как на шутника, у которого шутки дешевея стакана воды, но с тем размышлял: «почему человек, с виду показавшийся холодный и запертый пытается шутить?» Он искал ответ, но на ум приходили только какие-то фантастические, которые решил не откидывать.

— Обычно я не лезу в дела пациентов, но про ваш случай услышал, не специально, разумеется, краем уха. Это… несправедливо, глупо, конечно, употреблять это слово, но ничего другого из моего запаса слов не приходит. Не думаю, что вы совершили нечто ужасное по равноценности, чтобы так вас наказать. Ведь, это весы, не правда ли? На одной стороне преступление, на другой наказание. И, даётся мне, в одну сторону слишком большой перевес. Но, не смотря на это, — доктор развернулся и взглянул Вермиру прямо в лицо, — мне вас не жаль. Многим, кто слышал эту историю, вас жаль, мягкие женщины даже льют слёзы, из вас, в какой-то мере, сделали мученика. Возможно, вам не рассказывали, но одна половина города и говорит только о вас, а вторая невежливо просит её замолчать. Город возбуждён, кипит и совсем скоро засвистит. Что до меня, так я не разделяю жалости, потому что она размягчает, а я не хочу, чтобы единственный драконоборец вдруг стал пушистым и плачущим, потому что потерял прекрасный лик.

Доктор медленно, тяжело вздохнул, сел обратно на стул, обработал швы мазью и забинтовал. Ушёл он без слов, а Вермир всё время отстранённо смотрел в стену, чувствуя стыд и радость, от чувства важности медленно распирало, но то, в каком он состоянии, умерило пыл. Вернулось неприятное чувство того, что другие люди хлопочут за него, но и капельку приятно, ибо кто-то ведь переживает. И не важные люди, которые ищут своей выгоды, а обычные, которых поклялся защищать. Это придало сил и согрело разум от нападок апатии. Хотя внутри говорил себе, что не может быть всё так хорошо.

Вся следующая неделя прошла в нестерпимом ожидании. Вермир прямо-таки горел желанием поскорее сбросить оковы ран и броситься к людям, тем самым, желанным, простым, как кружка, людям. В особые порывы чувству он хотел выйти на улицу прямо в одних штанах с перебинтованной головой и горящим глазом, но боль в животе сводила всё на нет. Он еле-еле, балансируя, словно куропатка на канате, делал пару шагов и кое-как возвращался на кровать. Кроме помощника доктора больше никто не приходил, а тот угрюм и не говорил ни слова. Впрочем, отсутствие общения не очень заботило, он с удовольствием разговаривал с самим с собой, рассуждая на разные темы, от продолжительности жизни куриц до проблемы ковки металла драконьим пламенем. Лёгкость и быстрота, с которыми летали мысли в голове, могут сравниться только мухи. В какой-то момент он перевернул весь разум вверх дном и начал натыкаться на уже прошедшие вдоль и поперёк темы, но не отчаивался, а искал новые аргументы. Всё более и более уходил глубоко в себя, настолько, что забыл, что находится практически в центре города, но иногда проплывали панические мысли о тюрьме, будто бы он заперт, если только смог бы дойти до двери и дёрнуть ручку, то она не откроется. Будто над ним насмехаются все, кому не лень, будто смеются во всё горло и проговаривают, что он такой дурак, верит, что его здесь лечат, а на самом деле держат в клетке. От таких мыслей единственный глаз загорался, как факел, а руки сжимались до тряски.

Бред расширялся с каждым днём, не оставляя место ясности. Появились проблемы с памятью, он не мог припомнить последовательность дня, хотя трудно это сделать, когда лежишь шестнадцать часов подряд и смотришь в потолок. Мысли превратились в оползень, угрожающий разуму. Он не смог их разделить, не смог понять, что они ему говорят. Всё, что Вермир мог вспомнить, это утро, случайные размышления об окне, холодная темнота, а дальше всё по новой.

Когда Дора пришла его покормить, то Вермир её не заметил, хотя она нарочно громко открыла дверь и шумно топала, но он обратил внимание, только когда она поводила перед глазом ладонью, посмотрел, будто стеклянным глазом, смотрел глупо, словно ничего не понимает. Дора поставила тарелку с бульоном на стол, положила руки на колени.

— Я покушать принесла, — медленно и опасливо сказала она, — хочешь?

Вермир смотрел на Дору пару минут, а после уставился в стену. Дора подумала, что он обиделся, захотела прикоснуться к плечу, но побоялась. В последнее время она не часто улыбалась, но когда входила в эту комнату, то старалась всегда жизнерадостно улыбаться, сейчас улыбка спала.

— Можешь не смотреть на меня, но поесть надо, — сказал она устало. — Тебе нужны силы, совсем скоро всё пройдёт, но сейчас нельзя сдаваться. Каждый день, это целый шаг к выздоровлению. Доктор говорит, что ты быстро восстанавливаешься, осталось только потерпеть чуть-чуть и всё будет хорошо, — она неосознанно широко раскрыла глаза, её голос нёс надежду, воодушевление, — не надо давать слабину сейчас, когда половина пути пройдена. Хочешь, можешь потом. Ну, ну что ты смотришь в эту стену?! Там же нет ничего! Ну, ну поешь… пожалуйста, — её голос надорвался, она укрыла лицо в ладонях и тихо заплакала, сквозь всхлипы проносились слова. — Я хотела… назад… не могу! Делала… но если знала… не решилась… мука… боялась… прости! — она бросилась на колени и схватила его руку, Вермир перевёл пустой взор на её, испугавшееся от взгляда лицо.

Вермир не запомнил этого, как и много другого, но потом спустя многочисленные дни и ночи вспомнил, что был сыт. К удивлению разум Вермира оказался ясен, когда пришёл доктор. Он запомнил всё, от мелких деталей до последнего слова. Запомнил строгое, точёное лицо доктора, запомнил, как он разматывал с головы почти чистые бинты, как стоял у окна, как искал что-то в сумке, как рассказывал про депрессию, как успокаивал, говорил, что скоро всё пройдёт.

В один момент он просто проснулся, очнулся, открыл глаз и чётко задышал, слышал, как бьётся сердце, как поднимается грудь, как из окна светят лучики солнца. Он с удивлением понял, что боли нет, она ушла, оставив вялость. Тело не слушалось, будто задеревенело. Вермир коснулся лица, провёл пальцами через бинты, но ничего не почувствовал. Он медленно раскрыл рот, кожа растянулась, но швы не разошлись, а боль не пришла, кроме того чувства, которое приходит после долгой спячки мышц. Попытался что-то сказать, но вышло очень глухо и неразборчиво, прибавив силу в голос, и стало лучше, но не так, как было прежде, не так ярко. Он растянул улыбку настолько, насколько мог и почувствовал, что кожа напряглась. Перестав мучить лицо, он перекинулся на живот, приложил руку, пощупал, но дыру не нашёл. Единственное, чего побоялся, это глазницу, заросла ли, но он не решился проверять. По коридору кто-то прошёлся, скрипя досками. Вермир навострил уши, замер, но через пару секунд понял, что топот пошёл дальше. Он с трудом смог опустить стопы на пол, через силу встал, но тут же упал на кровать. В последующие два часа он разрабатывал ноги, пытался ходить, разминал всё затёкшее тело, с каким-то удивительным мгновением обрёл силу, энергию, ясность. Весь бред сошёл на нет, и смотрел он на него через призму отрывистых воспоминаний, а воспринимал как дикий сон. Он вновь почувствовал себя здоровым, хоть и не совсем целым, но почувствовал, что вернулся на все девяносто процентов. Это подействовало лучше всего, разум в какой-то мере очистился, стало легче, он воспринял всё, что с ним случилось, как не более чем непогоду. Только, к сожалению, он не смог спрятаться от неё.

Когда Дора вошла, неся тарелку супа, раскрыла от испуга рот, широко открыла глаза от удивления, но её встречал уже не сверкающий глаз, не тупой и пустой взор, а чистый, спокойный и, главное, разумный взгляд. К тому же в глазе прочитала, будто он очень давно не видел её и вот, наконец, она пришла.

— Привет, — неуклюже сказал Вермир, пытаясь изобразить улыбку.

— Привет, — медленно сказала Дора, сверкающе, но смущённо улыбаясь.

Она поставила тарелку на стол и села на кровать. Это было замечательно и откровенно, Вермир никогда после не чувствовал себя таким, будто понял весь мир, будто знает, как всё работает, будто вознёсся. Дора же никогда после не ощущала такого счастья, безграничного, неудержимого, прекрасного. Разговор длился долго, и был наполнен радостью, слезами, рассказами, печалью, воодушевлением, свободой, удовлетворением. Всё, что творилось с ними после разлуки, вылилось в этот разговор, вышло наружу, обнажилось, стало кристальным. Тогда Вермир понял, что не стоит терять голову, когда кажется, что всё кончено, всегда остаётся что-то, что очень важно, но оно кажется незаметным.

Все последующие дни Вермир разрабатывал ноги и голос. Спустя усилия и сжатые зубы походка стала напоминать прежнею, хотя и остались некоторые шероховатости, вроде лёгкого ковыляния. С голосом оказалось всё проще, чем он думал. Когда Вермир оставался наедине, ему казалось глупым говорить с самим собой, будто кто-то его мог подслушать и посмеяться, поэтому всегда говорил неуверенно и глухо, но когда в комнату входила Дора, и он начинал разговор, то голос сразу же набирал прежнею мощь. Со зрением никогда не было проблем, даже когда лишился глаза, то видел всё равно прилично, хотя его раздражало, что теперь нельзя смотреть справа боковым зрением, но он привык, не без взрывов в груди, но подстроился. Его слегка напрягало, что он потерялся в днях и не знает, когда будет перевязка, когда придёт доктор, сколько прошло времени. У Доры он спросить постеснялся, хотя, казалось бы, бытовая вещь, но он постеснялся тревожить таким пустяком и наводить на себя ненужные подозрения. Поэтому когда пришёл доктор, то это стало неожиданностью.

Как всегда доктор поздоровался, как только вошёл в комнату, монокль отсвечивал блики света, а холодное лицо не выдавало никаких эмоций. Доктор мягко положил сумку на стол и сел на стул напротив Вермира.

— Вам лучше, — сказал доктор.

— Да, — глухо сказал Вермир, но сконфузившись, прочистил горло и повторил, но уже громогласно.

Доктор будто не обратил никакого внимания на выкрик.

— Честно сказать, я думал, вы умрёте, — смотря в глаз, сказал доктор.

Вермир удивился и даже испугался, но доктор ничего не смог прочитать из-за бинтов, но губы и глаз с лихвой выдали.

— Почему? — спустя десяток секунду тихо спросил Вермир.

— Человек является тем фактором, который и спасает и убивает. Себя. Люди сами себя убивают и сами себя спасают. Бывает, от переизбытка чувств умирают, ибо сердце разрывается. Придумают себе что-нибудь и носятся с ним, только был здоров, как уже лежит, свернувшись клубком, а на следующий день хладный труп. Вы думаете, вас кто-то спас? Нет, конечно, с такими ранами помирают спустя пару минут. Плюс, минус, зависит от человека. Я даже сомневаюсь, что вы бы умерли, если было бы распорото горло. Вы прошли несколько сот метров с такими ранами, это очень трудно повторить. Можете гордиться.

— Откуда вы знаете? — со страхом сказал Вермир.

— Это теперь общественное достояние. Вы всю улицу, точнее две, залили кровью, заляпали стены. Сейчас отмыли, естественно.

— Так теперь все знают, — с затухавшим взором сказал Вермир.

— А вы не помните наш последний разговор?

— Помню… Я не представлял, что в таких подробностях…

— Привыкайте. Драконоборцы не любят внимание общественности, но вам выпал уникальный шанс. Теперь все ждут вашего выздоровления, возвращения, а также наказание злодеев.

— Вы хотите сказать, что люди думают, будто я буду рубить головы?

Доктор закинул ногу на ногу, загадочно улыбнулся, его глаза блеснули.

— До вашего появления, — сказал он, — не было ничего, монотонная темнота… или серость, как вам удобнее. Словом, ничего не было, и это была лишь одна сторона, вы принесли выбор. Вы являетесь силой, которая даёт людям свободу выбора, право отказаться от темноты, перешагнуть через черту с красной большой надписью: «Не выходить!». Вы олицетворение другой стороны.

— И что же это за сторона, по-вашему?

— О, это уже менее важно. Видите ли, в удушающей пустоте и безграничной тьме, хорошим выбором покажется обжигающий огонь и бескрайние моря лавы.

— Вы просто не сталкивались с драконами.

Доктор засмеялся, медленно, тягуче, почти без эмоций, лишь глубоко раздавалась маленькая задорная нотка.

— Можете не волноваться, я уверен, что ваша сторона окажется лучше.

— Думаете, они захотят увидеть калеку?

— Бросьте. Какой же вы калека, не слепы же, — доктор вынул монокль. Вермир заметил, что этот глаз как-то сузился, стал меньше. — Да, левый глаз мой почти не видит, и только благодаря усиливающему стеклу я могу хоть что-то разглядеть. Конечно, ваш и мой случаи разные, но до того, как я получил монокль в пользование, я прожил без глаза, то есть всё детство и подростковую жизнь.

— Моё лицо…

— Да, досадно.

— Оно искромсано в клочья!

— Разве вы уже видели?

— Я представляю. Бугристые швы и не кусочка чистой кожи. Оно изрезано, доктор.

Доктор перекинул ногу на ногу и, с бесшумным вздохом сказал:

— Вы слишком заботитесь о внешности. Не стоит так переживать, людям важна ваша наружность не более чем скалам птицы. Главное, что вы сделаете, а не то, как красиво ваше лицо.

Вермир взорвался.

— Я уродлив, доктор! Похож на чудовище! И если вы говорите, что людям не важна внешность, то вы их просто не знаете! Они по первому взгляду определят, какими быть, злыми, милыми или равнодушными! И нет ничего зазорного, в том, чтобы увидев моё нынешнее лицо испугаться, закричать, выгнать! — гнев, как обычно, прошёл быстро, на смену пришла печаль. Вермир посмотрел в сторону. — Я не тот человек, который даст другое будущее, не теперь. Да и не верю. Больше похоже на воспалённую мысль, чем на правду.

Доктор встал, медленно прошёл к окну, держа руки за спиной.

— Вам не нужна красивая внешность, — сказал он спустя минуту разглядывания крыш, — вы же не мошенник, который хочет мгновенно обаять всех вокруг и сбежать. Вы будете добиваться доверия, уважения, обращать людей к себе. Вашей внешностью станут ваши поступки, отразят вашу сущность. Вам ни к чему обольстительная наружность, вы будете прекрасны и так.

Вермир рассмеялся, звонко, нарочно продлевая смех, чувствовал себя погано из-за того, что делает так, высмеивает идею, но не знал, что ещё можно сделать. Доктор не обратил на всплеск смеха никакого внимания. Спустя пару тихих минут доктор вернулся на стул.

— Давайте посмотрим, — сказал он, доставая ножницы.

Лицо, как и предполагал Вермир, оказалось покрыто шрамами от висков до подбородка, словно в коже каналы. Глазница заросла не полностью, ещё отчётливо виден разрез века. Вместо дыры в животе доктор увидел розовый шов с парой торчащих ниток.

— Как лицо? — спросил Вермир.

— Ужасно, — холодно ответил доктор.

— У вас есть зеркало?

— Вы уверены?

Вермир кивнул, доктор достал из сумки небольшое, схожее с дамским, зеркальце, вермир взял зеркальце, задержал дыхание и резко наставил на лицо. Сердце забилось быстрее, грудь судорожно поднялась и замерла, скорбь, жалость, горечь разлились по венам. Хоть он и думал, что под бинтами скрывается что-то ужасное, но такого представить не мог. Перед Вермиром предстало лицо обезображенное шрамами до такой степени, что возникало лишь одно чувство: ужас. Желание поскорее убрать зеркальце куда-нибудь подальше всколыхнуло, как волны в океане, но он удержался, насильно смотря на своё уродливое отражение.

— Думаю, достаточно, — мягко сказал доктор, забирая зеркальце.

Вермир посмотрел на него, плохо соображая, будто что-то рухнуло внутри. Доктор смотрел в ответ спокойно, без отвращения, жалости или страха.

— И вы… вы думаете, что люди хотят меня видеть… таким?

— У вас нет выбора. Прощу прощения, выбор есть, но какой? Вы можете стать отшельником, добровольным изгоем, или жить в уединении прямо в городах или деревнях, но это ничего не поменяет. Если же вы хотите вернуть утраченную… репутацию? Трудно подобрать слово… Если вы хотите, чтобы от вас не шарахался каждый встречный, то стоит позаботиться о том, чтобы люди знали, какой вы внутри.

— Звучит дико. Я не терял свободу, чтобы идти лишь одним путём.

Доктор усмехнулся.

— Да будет так, — сказал он, кладя ножницы и зеркальце в сумку.

— Вы уходите? — встревоженно спросил Вермир.

— Да.

— А как же перевязка?

— Вы больше в ней не нуждаетесь. Единственное, повязка, скрывающая пустую глазницу, не помешала бы, но это уже ваша прихоть. Вы исцелились, поздравляю. Дальше организм сделает всё сам, мне ни к чему докучать вам, — доктор выпрямился, взяв сумку, и направился к двери. — У вас хороший голос, вы можете обольщать им. До свидания, — сказал он, перед тем, как выйти.

Вермир сидел ещё минут десять, смотря на дверь. Он окончательно понял, что всё вокруг рушится, а он не успевает подстраиваться, не рассчитывал, что доктор будет с ним вечно, но не предполагал, что будет так неприятно расставаться. Этот человек сразу показался интересным и вселенски загадочным. Вермир хотел бы поговорить с доктором ещё бесчисленное количество раз, до тех пор, пока не поймёт, что понял все его помыслы и чувства, пока не поймёт, насколько тот прост или сложен. Оставшийся день забылся во сне.

На следующее утро пришёл Нелд. Перед тем, как робко войти, он тихо постучал, Вермир уже давно проснулся и стоял у окна, пытаясь понять, почему доктор так любил смотреть на крыши, но ничего особенного не нашёл. Крыши, как крыши, кое-где облезлые, кое-где отваливающиеся, но всё-таки защищающие от непогоды.

— Здравствуй, — сказал Нелд, смотря в пол, изредка поднимая взгляд на широкую спину Вермира. — Я хочу извиниться, я не должен был говорить те слова, они не правильны. Я испугался и наговорил чепухи. Ты мой друг и останешься им навсегда.

Вермир услышал шаги Нелда ещё до того, как тот дошёл до двери. Он обрёл утраченную силу, свободу. Раньше лежал мешком и не мог ничего сделать, если бы даже за ним пришли и в глаза сказали, что сейчас добьют, он бы ничего не смог сделать. Беспомощность угнетала, убивала хуже клинка, бесила до исступления, но сейчас он понял, насколько силён, насколько могуч, насколько самостоятелен и свободен. Он понял всё, понял, что может всё. И сейчас ему кажется эта ситуация пустяком, теперь он не зависим. Находится в таверне Нелда и ест его пищу, но знает, что в любой момент сможет уйти.

— Ярка ли… — начал Вермир.

— …звезда? — спросил Нелд, улыбнувшись. — Конечно! Знаешь, я много думал о тебе, о нашей коронной фразе… Я рад видеть тебя в хорошем настроении. Ведь ты не обижаешься на меня? Почему не посмотришь на меня?

— Ты уверен?

— Да.

Вермир медленно повернулся, Нелду открылось, некогда красивое, но теперь исковерканное лицо. Нелд забегал взглядом с Вермира на пол, не в силах выдержать, остановил глаза на кровати и протиснул сквозь зубы:

— Прости…

— Ничего, — будто отмахиваясь от пустяка, сказал Вермир, — лучше расскажи, что твориться в городе.

И Нелд рассказал. О том, что, как только наступает вечер, то на улицах царствует тишина. Тот, кто ходит по улицам ночью, либо пьян, либо глуп, либо смельчак. Обычные люди стараются засесть в своё доме под защитой толстой двери и огромного засова, тушат свет и не издают звуков, а если кто-то стучит, то не отвечают. О расхаживающих вооружённых группах после захода солнца, о том, что каждый житель платит не только городу, но и сомнительным личностям, о том, что каждый, кто имеет своё дело, находится на острие споров, подвержен разгромом и вымогании денег. Нелд тоже выбрал сторону, но его таверну уже давно не разносили. Каждые полгода территория меняется, льётся кровь, крики, ругань, и напуганы жители. Маленький и добрый городок из детства превратился в кишащий улей, где каждый хочет отхватить большой кусок, но не каждый может проглотить такой кусок.

— Как это случилось? — спросил Вермир. — Почему Пилан стал таким? Раньше же такого не было. Прошло шесть лет, а город будто другой.

Нелд вздохнул, протёр рукой лицо.

— Вообще-то было, — сказал он грустно, — но ты не замечал. Ты был подростком, мир поменялся не потому, что изменились люди, города, государства, ты изменился. Мир внутри тебя изменился.

Вермир схватился за лоб, единственное чистое от шрамов место, не считая волос.

— Подожди… А как же стража? Чиновники…

— Они такие же, делают то же самое, просто официально. Просто ещё одна сторона, которая хочет оторвать от тебя кусок, выжать всё, а потом бросить.

— Так нельзя! Надо что-то делать!

— Что?! Что?! — вспылил Нелд. — Ты драконоборец, и посмотри, что с тобой сделали! А я… я простой человек, маленький, ничего не решающий. Я даже не могу сказать, какое пиво пить, я просто наливаю и принимаю монетки. Не мне что-то переделывать, у меня есть дочери, о которых больше никто не позаботиться, я несу ответственность и не могу их подвести глупыми действиями. Не я, не мне.

Вермир молчал долго, просто не знал что сказать. Безудержная печаль смешалась с безумным смехом. Вышел гибрид, которому смешно до колик, от того, что всё кажется таким разрушенным, и каждая новая деталь не повергает в шок, а смешит, ибо больше нет ничего, кроме смеха, если вокруг происходит бред. Печально от того, что всё кажется таким утерянным, разорванным, раздробленным, от того, что всё рушится на глазах.

— Мы же гуляли по ночам, — сказал Вермир, припоминая подростковые приключения. — И не было никого, никто не ходил по улицам, не грабили, не убивали. Скажи мне, Нелд, что происходит.

Нелд нервно затряс головой.

— Нам просто везло. Когда мы гуляли вдвоём или ещё с кем-то, то никогда не было, но как только я шёл один, то всегда видел, как кого-то мутузят в переулке. Ты мне не веришь? Не веришь?! Помнишь Марора? Он ещё хотел странствовать по Рогвельду, копил деньги на карточку, работал в кузнице, а по утрам разносил молоко. Помнишь? Ему разбили голову булыжником, он не захотел отдавать деньги.

Вермир помнил Марора, белокурый длинный парень, остальные смеялись над его мечтой накопить целое состояние и купить пропускную карточку, чтобы путешествовать, но Вермир всегда поддерживал идею и целеустремлённость, с который шёл тот, но всегда боялся, что остальные ребята сделают и из него посмешище. Сейчас он понимает, что был глуп, и если бы вернулся, то обязательно сказал пару подбривающих слов этому одинокому, всегда с повисшей головой, но трудолюбивому парню.

— Он не единственный, — продолжил Нелд, — много кто пострадал. Апаин, Саник, Логх, Седд. Но они сдались, приняли новый закон, как и многие другие. Здесь не осталось свободы, все платят, все работают, выбиваются из последних сил, лишь бы не тронули семью, а одиночки… я даже не знаю, что ими движет. Наверное, просто хотят, чтобы их не трогали. Всё скатилось к тому, что мы под контролем.

— Знаешь, у меня такое чувство, словно ты рассказываешь сказку. Про каких-то чудищ, которых кто-то видел, они что-то делали или делают, неважно. Словом, эти чудища… они же эфемерны.

— Ты мне не веришь… — печально проговорил Нелд и вздохнул.

— Когда я приехал, то увидел улыбающихся и смеющихся людей. Все ходили по улицам, ворчали, кряхтели, ругались, но никто никого не убивал и не грабил. Ты мой друг, но, возможно, ты просто… волнуешься.

— Волнуюсь?! — вскричал Нелд. — Да посмотри на себя! Тебя изрезали на куски, и ты говоришь, что ничего нет?! Поймали, как пса и, визжащего, начали резать!

Шрамы заходили ходуном, Вермир всегда, когда гнев захватывал разум, напрягал челюсть до такой степени, что бугорки отчётливо выступали на щеках. Глаз засверкал, как сапфир. Нелд отшатнулся, мельком взглянув на едва сдерживаемую ярость. Он задышал часто, словно после пробежки, сглотнул слюну и устало сказал, повесив голову:

— Пилан превратился в гнойник, такие когда-то вскрывали по всему Рогвельду. Видимо, эту грязь не вывести, она будет липнуть, переползать от человека к человеку, пачкать, заражать, пока не добьётся своего.

Нелд пошёл к двери, пол отдался тяжёлыми шагами. Дверь со скрипом открылась под массивной рукой Нелда.

— Ты на себе испытал взгляд этого города, но не веришь. Что же должно произойти, чтобы ты понял? Чтобы они потрошили людей на улицах?

Несмотря на кипящие эмоции, Нелд закрыл дверь спокойно. Вермир смотрел на дверь долго, сдерживая бомбу внутри. К счастью, это получилось, но не полностью. На смену горячим и льющимся мыслям, пришли тягучие, еле ползучие. Вермир даже не попытался остановить напор этих раскалённых игл, они съедали мозг, словно черви. Но Вермир всегда стоит на своём, пока не переубедит себя, пока не увидит, что все его аргументы рассыпаются в прах, пока не сломаются последние барьеры, он будет упираться. Он бы хотел поверить Нелду, но здравый смысл и вагон аргументов переваливают мнение друга.

На следующее утро зашла Дора, неся тарелку супа. Обычный завтрак, который мог бы Вермиру наскучить, если бы тот обладал хоть каплей брезгливости, но к еде он относится просто, даже недолюбливает роскошную пищу. Тарелка супа оказалась на столе, а Дора присела на кровать.

— Я слышала, — кротко начала она, — ты и Нелд повздорили…

— Немного, — сказал Вермир, смотря на Дору, — он слишком увлечён… даже не знаю, как назвать. Безопасностью? Он буквально обезумел, я не видел его раньше таким, он слишком легко выпускает гнев, не думая о последствиях или думая, но не может сдержаться. Что с ним?

— Он слишком печётся о дочерях. Хочет для них только лучшего, поэтому бывает, сносит с дороги. Не таи обиду, я уверена, он уже раскаивается, ты же знаешь, он быстро отходит, как ты.

— Наверное, поэтому мы подружились, — сказал Вермир, улыбнувшись, но улыбка оказала дикий контраст на изуродованном лице. Дора лишь мельком взглянула и опять уставилась на его ладонь.

— Я точно не знаю… но вы обсуждали город? Ему не нравятся изменения, что произошли.

— А какие произошли изменения?

— Меняется же всё, всегда. Даже река может изменить течение за шесть лет. — Вермир горько взглянул на неё, но Дора всё глядела на ладонь. — Приходят новые законы, гласные и не очень. Всё меняется, а Нелд не любит новое, дай право, он будет жить так же, как десять лет назад. Он бы принял за радость вручную наливать из бочки пиво, а не открывать кран.

— Это правда?

— Что? — спросил Дора, вскинув голову и посмотрев одинокий глаз.

— Дора, — сказал Вермир мягко.

— Я не знаю, о чём вы говорили, — сказал она, мотая волосами, но под тяжёлым взглядом всё же сдалась. — Отчасти, скорее всего, за него говорил страх. Я знаю, что он мог сказать, он боится за дочерей, поэтому принимает в штыки всё, что может навредить им, а заодно и другим девочкам, детям. Не стоит полагаться на его мнение полностью, но нельзя сказать, что он неправ.

Вермир усмехнулся про себя. Когда он увидел Дору впервые после расставания, то был расстроен не просто из-за её нового способа заработка, а из-за того, насколько она поменялась, стала другой, не ту, кого он выбрал. Когда она начала истерику, то он потерял дух, сразу понял, что это была не она, она никогда не впадёт в истерику и всегда говорит в правильной форме. Сейчас он увидел ту, которую выбрал, хотя во внешности мало что поменялось с той, что он увидел после расставания, но в речи поменялось всё. Это она.

— Когда я очнулся, — сказал Вермир, — то через пару часов пришли. Мужчина с белыми волосами и в жилетке. Ты его видела?

— Гихил.

— Кто он?

— Я много не знаю, но он бывает в таверне пару раз в месяц.

— Собирает деньги?

— Нет, они просто разговаривают. Никогда не была рядом, чтобы услышать хоть один разговор, но Нелд всегда в присутствии Гихила стоит по струнке, и лицо у него немного испуганное. Нелд как-то сказал, что это один из немногих, кто может на что-то повлиять.

— Он мне помог. Странно, почему? Я его впервые вижу, и, как он сам сказал, меня он видит тоже впервые.

— Чтобы его не обвинили. Ты чего? Ведь это сделали с тобой его люди… В городе об этом только и говорят, ты драконоборец, твоё имя имеет вес.

— Ко мне приходил ещё один. Помощник градоначальника. Думаешь, поэтому же?

Дора не знала помощника градоначальника и ни разу его не видела, как и самого управляющего городом, но градоначальника знали все, хоть и не лично. Дора застыла с приоткрытым ртом, а спустя десяток секунд рассказала, что видела, как после того, как Гихил вышел, в таверну зашёл тощий мужчина в сапогах.

— Это он, — подтвердил Вермир. — Разве ты его больше нигде не видела?

— Местные власти редко выступают на площади, но даже тогда кроме градоначальника и несколько пар слуг больше никого не было, ну и стражи, разумеется.

— Интересно…

Вермир погрузился в раздумья, Дора прервала тишину:

— Так что ты будешь делать?

— Что? — очнувшись, спросил Вермир. — А, пока не знаю, для начала пускай до конца заживут раны.

Дора понурила взгляд, мельком робко поглядывая на Вермира. Он сразу понял, что она хочет что-то сказать, но стесняется.

— Что-то не так? — спросил он.

— Да ничего, просто я…

— Дора, говори.

— Я подумала, возможно, тебе кое-что понадобиться… ты ведь помнишь, что я хорошо шью? Я решила, что тебе будет необходима одежда, которая скроет лицо…

Дора замерла, задержала дыхание, со страхом смотря на Вермира. Он лишь хохотнул.

— Да, — сказал он, — было бы неплохо.

Дора выдохнула, улыбнулась.

— Тогда я принесу?

— Неси.

Дора вернулась быстро, ей хватило пары минут. Она с гордостью показала длинный плащ с пришитым объёмным капюшоном.

— Примеришь?

Вермир кивнул, медленно поднялся и так же медленно взял плащ, ощупал материал, подержал пару секунд и одел. Плащ уходит в пол, а капюшон такой просторный, что поместиться полторы головы Вермира. Тень скрывает лицо и не важно, будет ли солнечный свет или тусклый факельный, если не светить в лицо, то тень укроет.

— Как я? — спросил Вермир, пытаясь осмотреть себя.

Дора отошла к стене, хмуро состроила брови, поднесла указательный палец к губам и сказала:

— Выглядишь, будто пришёл по чью-то душу.

— Очень смешно.

Но плащ ему действительно понравился, а ещё больше понравился капюшон. Он давно уже думал, что будет, если выйдет на улицу таким, страшным, с лицом, похожим на вспухшую кору. Хотел что-то придумать, но откладывал, ибо не знал, как достать нужные вещи, будучи прикованным к кровати. Вопрос не стоял остро, но Вермир точно знал, что как только выйдет на улицу, то сразу поймёт, насколько важна маскировка.

Он уже давно ходит в туалет самостоятельно, чему невероятно рад, делает это преимущественно ночью, но если нужда доходила до критической отметки, то он выбирает моменты, когда в коридоре никого нет, но еду по-прежнему носит Дора. На глаз он нацепил белую повязку, разорвал тряпку на лоскут и прикрыл пустующую глазницу, ему показалось, что беспокоить Дору ради того, чтобы она сделала из более качественного материала и более правильную повязку, не имеет смысла, но поносив несколько минут, понял, что неудобно и не так сильно она нужна, и снял.

Всё шло хорошо, от ран остались лишь шрамы, нитки пропали, а движения стали свободными и не ограничивались болью, пока Дора не принесла странную весть. Она ворвалась в комнату, забыв закрыть дверь. Вермир стоял, облокотившись на подоконник, рассматривал крыши.

— Что случилось? — взволнованно спросил Вермир., развернувшись.

— Вот, прочитай.

Вермир быстро подошёл и взял из трясущихся рук бумажку. На ней написано лишь одно слово: «беги…». Дора села на краешек кровати и, проглатывая слёзы, сказала:

— Это они.

Вермир закрыл дверь и сел рядом с Дорой..

— Кто? — тихо спросил он, посмотрев ей в глаза.

— Те, кто с тобой это сделали, — отчаянно сказала Дора и, закрыв лицо руками, зарыдала.

— Кто дал записку?

— Я не знаю, — проговорила она сквозь рыдания, — какой-то мужик подошёл, отдал и ушёл.

— Он что-нибудь сказал?

Дора что-то произнесла, но из-за рыданий и прикрытого рта звук получился кривой, но Вермир расслышал:

— … весёлый час близко…

На секунду страх залез в грудь почти полностью, оставив лишь скользкий хвост снаружи. Вермир усилием воли подавил панические нотки ужаса, посмотрел на рыдающую Дору, понял, что не имеет права сейчас показать страх, показать, что всё, что её испуганный разум накрутил, правда. Только не сейчас, не при ней. Когда ты один, то можешь быть самым трусливым, можешь думать, что угодно, даже что ночью тебя загрызёт мышь. Нельзя показывать слабину, ведь виден не ты, не ты настоящий, а лишь образ, который ты создаёшь.

Вермир приобнял Дору, привлёк к себе, она упёрлась носиком в плечо, по волосам нежно прошлась рука.

— Всё будет хорошо, — сказал Вермир, чувствую, как плечо быстро сыреет. — Успокойся. Ничего страшного не произошло. Я с этим разберусь.

Рыдания перешли во всхлипывания, она подняла заплаканное лицо, мокрые глаза слегка задёргались из стороны в сторону, словно рыская. Вермир вспомнил своё отражение, она сейчас рассматривает его лицо с хирургической точностью, и в её глазах лишь страх и ужас. Она снова зарылась лицом в плечо, после тяжёлого судорожного вздоха глухо спросила:

— Правда?

Вермир посмотрел в окно, в мысли вторгся образ доктора, слегка надменный взгляд, холодный голос, шутки, граничащие с остроумием и цинизмом, и его слова, что придётся строить свой образ перед лицом общества. Вермир понял, что вступил на этот путь ещё задолго до того, как ему вырезали глаз. Когда он решил, что хочет быть драконоборцем, когда пошёл учиться этому делу, защищать простых людей от всепожирающего пламени, именно тогда он стал творить другого себя, скульптуру, на которую будет любоваться общество, восхищаться, говорить: «ах, какой герой…». И обществу не придёт в голову, что это лишь кусок камня, выдуманное, неживое. Люди будут думать, что он чистый, героический, храбрый, мужественный, стойкий, сильный, но это лишь его образ, статуя, созданная им же. Все светлые чувства останутся в статуи, а тёмные спрячутся в самом Вермире.

Но эти мысли сменили другие, как день сменяет ночь. Он вспомнил блеск лезвия, беспомощность, отчаяние, яростный крик, вырывающийся из всего тела. Дикий ужас проник в разум, как паразит, высасывая стойкость, принося панику. Вермир чувствовал это, но не подавал виду, ощущал, как хочется бежать без оглядки, бежать от ужасных воспоминаний.

Спустя время он понял, что плечо уже не мокрое, а Дора тихо сопит, уткнувшись носиком в грудь. Он накрыл подбородком её голову и, смотря на кусочек небо из окна, шепнул:

— Правда.

Они ещё долго сидели обнявшись. Вермир размышлял, это было похоже на ночь перед тяжелейшим и неизвестным днём, а после он незаметно для себя заснул, а когда проснулся, Доры уже не было. Он лежал на боку, в комнате тихо, но он проснулся и ничего не увидел. Темнота окружила всё, заползла в комнату, как змея заползает в нору к жертве. Лишь маленький кусочек лунного света падает у окна. Вермир почувствовал давящий взгляд, будто вот-вот ударят в спину, и сразу понял, что проснулся именно из-за этого. Глаз привык не сразу, но даже тогда темнота не стала менее густой. Постепенно Вермир различил фигуру.

— А я всё думал, когда ты заметишь, — сказал полный смеха голос.

Вермир медленно, напряжённо сел. Секунды стали долгими, тянущимися, словно дёготь. Чёрная фигура у стены не двинулась, словно это предмет.

— Не пугайся, я пришёл лишь поговорить.

— Сколько времени ты уже здесь? — спросил Вермир, чувствуя, как подмышки активно потеют, хотя внутри всё холодеет.

— Минуты две.

«В окно залез. Я должен был услышать…», — подумал Вермир.

— Никто не замечает, — сказала фигура.

Вермир волосками почувствовал, что этот человек сейчас улыбается до дёсен, а зубы похожи на штыки.

— О чём ты хочешь поговорить? — спросил Вермир, готовый броситься в любую секунду в темноту, на незнакомца.

— О, всего лишь невинно побеседовать, — сказала фигура и изящно отмахнулась кистью. — Видишь ли, случились непредвиденные обстоятельства, и многие не рады этим обстоятельствам. Они привлекают внимание, мешают делам, тратят нервы. Эти обстоятельства — ты.

Вермир стал дышать тише, медленнее, внимательно смотря лишь на фигуру у стены.

— Но не переживай, как уже сказал, я лишь пришёл мило побеседовать.

— Тогда покажись.

Фигура двинулась, сначала резко, а потом плавно-плавно, словно падает перо, вышла на лунный свет. Это оказался очень высокий мужчина, худой, на вид очень хрупкий, словно можно сдуть, как соломинку, с очень бледным лицом, глаза большие, с расширенными зрачками, улыбающийся до дёсен рот огромен, зубы, как Вермир и представил, толстые, острые, как у акулы, весь верхний передний ряд, нижний скрыт губой, но когда он перестал улыбаться, рот сузился до фантастически маленького размера, словно это жирная точка. Вермир не смог определить его возраст, только подумал, что может быть от двадцати, до тридцати пяти.

— Мой внутренний кодекс не позволяет мне сесть без разрешения в чужом доме.

Вермир посмотрел в черные глаза, взгляд получился слегка исподлобья.

— Ах, да, конечно. Присаживайтесь. Стул вон т…

— Я знаю, спасибо.

«А ночью в дом залезать без приглашения кодекс не запрещает…», — подумал Вермир.

Незнакомец прошёлся, взял стул и поставил у окна так, чтобы луна светила в спину, а Вермиру в глаза. Руки худые, похожие на цепи, а кисти наоборот, большие, как гири. Он сел, изящно положил ногу на ногу, а кисти положил друг на друга на коленку. Пальцы длинные, как у музыканта, а ногти чистые, аккуратно подстриженные, розового оттенка.

— Так зачем вы вернулись? — спросил незнакомец.

— Извините, не расслышал вашего имени, — сказал Вермир. Страх потихоньку уходил, хотя ещё оставалось пару капель, но Вермир уже чувствовал себя лучше, сильнее, не как добыча.

Акулья улыбка, лёгкий смех.

— Можете называть меня: Водник.

Вермир кивнул, но это прозвище никогда прежде не слышал.

— Так о чём вы хотите поговорить?

Рот сузился до точки, глаза сверкнули.

— Зачем вы приехали?

— Это мой дом.

— Тогда зачем это начали?

— Начал не я.

Водник слегка наклонился вперёд, но Вермиру показалось, что его лицо приблизилось вплотную.

— Нет, вы. Давайте попробую вам объяснить. Есть такая штука: мыльный пузырь. Прозрачный, походит на шар, но под любым нажатием, даже лёгким прикосновением пальца, он лопается. Или знаете, давайте возьмём лучше муравейник. Ведь вы видели муравейник? Так вот, там целый мир, укрытый от лишних взоров, бегают рабочие, королева рожает, воины бьются. В общем, экосистема. И вы ведь знаете что будет, если пнуть муравейник? Со всей силы, хорошенько так, чтобы, как говорится, башню оторвало. Мыльный пузырь лопнул, муравейник разрушен, муравьи выползли наружу, их тысячи, они бегают, паникуют, ничего не понимают, им страшно, больно, гадко, но они всё равно хотят отремонтировать свой старый, разрушенный муравейник, ибо это их дом. Вы тот фактор, что разрушил муравейник, вы тот палец, что лопнул мыльный пузырь. Ни в коем случае не хочу вас учить, но нельзя давить на устоявшуюся экосистему извне, это лишь несёт вред. Ведь драконы делают то же самое, вторгаются в устоявшуюся экосистему.

В Вермире сплавились два чувства: гнев и стыд. Гнев, потому что он даже не хотел в это верить, они решили обернуть против него его же действия, сделать злодеем, а стыд, потому что голос внутри подначивал, твердил, что всё так и есть. Это маленькое, но надоедливое чувство, будто пропустил что-то незначительное, оно точило Вермира изнутри, говоря, что, возможно, всё так и есть, он глупый, натворил дел, а другие разгребают.

— Я не сжигал город до углей, не плавил тела. И ничего не рушил.

— Воооооот, — доброжелательно произнёс Водник. — Вы сделали это с благими намерениями, это поймёт каждый, но мыльный пузырь нельзя трогать вообще, даже гладить, как и муравейник, они живут своей жизнью, и всякое влияние извне закончится плохо. Что мы и увидели.

«Это ложь…», — подумал Вермир, и едва не подскочил.

— Тише-тише, — сказал Водник успокаивающим тоном, а взгляд холодный, грозный. Он слегка приподнял одну ладонь кончиками пальцев вверх. — Не всё получается, что задумано. Таковы правила… иначе было бы неинтересно, — он широко улыбнулся, демонстрируя остроконечные зубы.

— Хорошо, допустим, понял. Я злодей, и виноват в том, что случилось только я. И в этом тоже, — Вермир указал на пустующую, обмотанную тряпкой глазницу. — Что дальше?

Высокий смех заполнил комнату. Вермир забеспокоился: не разбудит ли Дору или Нелда таким страшноватым смехом?

— Кажется, вы не вполне понимаете сложность ситуации. Этого, впрочем, мало кто понимает. Видите ли, сейчас не то положение, чтобы рассуждать, что будет. Вы просто пойдёте по течению. Тем более, вариантов у вас и нет.

— И куда ведёт это течение?

— В светлое будущее, где народ не взбудоражен, где нет ничего ужасного, где есть справедливость, где злодеев карает закон, а мученик выживает и любит беспросветно простой люд, власть и закон.

— Прекрасное будущее, но только со стороны.

— Почему же?

— Если знать правду, то не такое уж и светлое будущее, скорее построенное на лжи, крови и подкупах.

— Ох, прошу вас, не драматизируйте, — Водник слегка скривился, изящно отмахнулся кистью. — Драматизм — это, своего рода, тоже ложь. Это утрирование правды, а правда не терпит, когда меняют её истинную форму.

— И что надо сделать?

Водник пару секунд напряжённо смотрел Вермиру в глаза, а после встал.

— За вас всё сделают, надо будет лишь появиться и произнести нужные слова, — сказал Водник, подходя к окну. Он обернулся, посмотрел на Вермира ещё раз, но в этот раз взгляд мягкий, насколько это возможно, уговаривающий, слегка просящий. — У вас есть шанс исправить то, что случайно натворили. Вернуть мир, спокойствие, добро. Не многим выпадает такой шанс.

Водник схватился за раму, молниеносно залез на подоконник, тихо прыгнул в темноту. Вермир не услышал звука приземления, да и вообще никаких звуков, кроме ударов сердца и дыхания. Он медленно подошёл к окну, осторожно выглянул, но увидел лишь улицу, освещённую луной, крыши домов, стены и тонкие улочки вдали. Вермир сел на пол, опёрся о стену, тяжко вздохнул.

В комнате нет никаких звуков, вообще. Единственное, что издаёт здесь звук — это возбуждённое тело Вермира. Но спустя множество мыслей, подкреплённых рассвирепевшей фантазией, оно успокоилось, стало тише. Белый шум облапал Вермира всего, скалился в лицо, как дикий, невидимый зверь, сверкал глазами, точно звёзды, пугал, как самый ужасный сон. Вермир специально стал дышать громче, кашлять, фыркать, легко топать ногой, всё, лишь бы издать какой-нибудь звук, чтобы заглушить эту всасывающую дыру.

Вермир прекрасно понял, что от него хотят, чтобы он успокоил город, дал ложную надежду, построил иллюзорные декорации из песка, а если не согласится, то и не будет никакого Вермира. Апатия легла на плечи, словно чья-то свинцовая рука, Вермир прикоснулся к лицу, медленно провёл пальцами по бугристым шрамам.

— Какой в этом весь смысл…. — прошептал он, — нужен ли я народу? Нужна ли им моя защита? Хех, о чём я говорю, я себя не могу защитить… Зачем я вообще сюда приехал? Ах, ну да, к отцу… который умер.

Одинокая слеза скатилась по изуродованному лицу, Вермир поднялся, медленно, словно на ходулях, дошёл до кровати и лёг лицом в подушку, но уснуть не смог, слишком много пылающих мыслей бродило в голове, в груди жгло, как от костра величиной с человека. Сон пришёл лишь под утро, унося вдаль от тягостных идей и дикого воображения.

Разбудил удар двери о стену. Вермир вскочил мгновенно, уставился в проём, инстинктивно выставив руки вперёд. Глаза ещё не привыкшие к свету показывали размытое изображение, но Вермир узнал Нелда, а спустя несколько секунд заметил, что глаза его красные, набухшие, подбородок подрагивает, а ноздри расширены.

— Уходи… — произнёс он почти одними искривляющимися губами.

Вермир остолбенел, голова после резкого пробуждения работает не лучшим образом, но он совсем ничего не понял.

— Что…

— Убирайся! — со злостью сказал Нелд, тряхнув головой и указав на выход.

Вермир открыл рот, но тут же закрыл, отстранённо посмотрел в стену, тяжко вздохнул и стал собираться. Он не понял причину такой злости, но знает, что спорить бессмысленно, да и не те условия, чтобы спорить. Капюшон прикрыл лицо, а плащ почти всё тело, оставив лишь руки. Две сумки выползли из под кровати и повисли на плечах Вермира. Он молча, слегка виновато вышел из комнаты. У лестницы встретил плачущую Дору.

— Что случилось? — как можно нежнее спросил он.

Рыдающий навзрыд взгляд, льющаяся скорбь, невыносимая грусть.

— Нелду сегодня пришло письмо, — как можно спокойнее сказала она. — Там о его дочерях… и детский ноготок.

Она укрыла лицо руками, слёзы полились вниз, в обход рук, словно ручей в горах. В груди Вермира что-то взорвалось, дрожь прошла по волосам, вытянулись уши. Он хотел что-то сказать, знал, что надо что-то сказать, даже приоткрыл рот, но не знал, что сказать. Он лишь невнятно мотнул головой и пошёл вниз.

Он покинул таверну под слёзы друзей, тягостное чувство тяжёлой утраты. Улица встретила дневным, белым светом, шумом, гамом. Вермир вздохнул по новому, он отвык от свежего воздуха, большого свободного пространства, свободы. Он шёл туда, где вырос, куда хотел зайти с приезда, шёл домой, вспоминая короткие улочки и хмурясь.

 

Больно бывает всем

Через большие прорехи в крыше поступают лучи света в тёмное помещение, но глаз быстро привыкает к темноте и свет уже не кажется таким спасительным, как при входе, теперь он кажется карателем, который режет всех, кто примкнул к тьме.

За круглым деревянным столом сидят старые, странные и страшные люди, как внутренне, так и снаружи. Лишь Гихил на их фоне выглядит потомком королевской крови, если не заглядывать внутрь. Всего же здесь собралось шестеро. Вспыльчивый Лирих с исподлобным взглядом демона, он редко приходит на встречи, так же редко его видят на улице. Замкнут, как амбарный замок, но зажигается с одного не понравившегося слова. Выражение его лица всегда такое, будто готов выгрызть собеседнику глаза. Из всех присутствующих с ним никто не видится.

Длинношеий Орест отличается от всех доброжелательными манерами и чистотой речи, он мог бы высоко подняться в обществе, но всему мешала уродски длинная шея. Рост тела вполне обычный, но шея занимает две с половиной головы. У него нет здесь земель, живёт в другом городе, но последние события заставили явиться на собрание.

Рем же по праву считается самым уродливым, вместо руки обладает куриной культёй, а разрез губ под носом натянут к ноздрям, правая часть черепа сплошная, без глазницы. Говорит гнусаво, медленно вдыхая воздух через рот, но это компенсируется умением обращаться с ножом. Его подчинённые испытали это на себе.

Самая маленькая территория у Оге, но никто его не недооценивает. Этот худощавый психопат завоевал страх и толику уважения благодаря необузданному нутру, невозможно предсказать, что он будет делать. Его вечно безумные глаза, растянутая улыбка, не замолкающий рот… это лицо снится почти любому, кто его увидит.

Кор же выступает председателем, просто больной старик, непонятно как удерживающий власть в таком месте, но никого не пускают на его территорию, даже членов собрания, но благодаря Кору держится перемирие.

— Ну, что же, господа, предлагаю начать. Не хватает одного, но, думаю, он не обидится, если мы начнём без него. Что скажете? — предложил Кор.

— За, — хрипло сказал Лирих.

— За, — прогнусавил Рем.

— За, — сказал Орест.

— За-а, — тихо посмеиваясь, сказал Оге.

— За, — сказал Гихил.

— Прекрасно, — сказал Кор. — Тогда приступим. Все вы знаете, что недавно произошёл инцидент на территории Гихила, покромсали драконоборца, он еле выжил.

Оге тихо засмеялся, прикрывая рот рукой. Все выжидающе посмотрели на Гихила.

— Это были мои люди, но без моего ведома.

— Сейчас это не имеет особого значения, — сказал Кор. — Важно то, что ситуация вышла далеко из города. Градоначальник не может уладить дело.

— Разве мы должно этого бояться? Все, кто к нам сунутся, обнаружат дырки в теле, — гнусаво сказал Рем.

— Мы не боимся, — сказал Кор. — Сюда прибудет армия… и нас задушат. Драконоборцы — элита, неприкасаемые, для народа это не просто поборники добра, это святое, волнения народа раздаются волнами к власти, а власть не любит, когда идут волнения. Мы всего лишь маленький клочок в огромном полотне, нас сотрут и распишут заново. У нас большие проблемы, господа.

— Не всё так плохо, — сказал Орест. — Нам повезло, что драконоборец выжил, это существенно снижает степень последствий.

— Его изуродовали, — взял слово Гихил. — Никто не обрадуется, увидев его в таком состоянии.

— Но если он скажет, что всё хорошо, он выздоравливает, а сотворившие это наказаны, то волна иссохнет.

— Это единственный шанс, — поддержал Кор. — На наш уголок всё равно посмотрят сверху, придут драконоборцы, но мы выстоим. С этого момента нам предстоит вести дела тихо и незаметно, не следует провоцировать верха.

— Ты предлагаешь прятаться нам, как крысам?! — спросил Рем. — Это наш город, наш! Мы платим деньги этим продажным тварям, так ещё перед ними и распинаться? Пусть ватрушка решает эти проблемы. Парня покромсали, стражники не углядели. Их проблемы, не наши.

— Он прав, — поддержал Лирих. — Всё в этом городе проходит через нас, мы держим порядок, деньги получают от нас, благодаря нам этот город ещё не вымер. Случилось то, что случилось, это проблемы законников.

— Градоначальник не может это решить, он сыпется при мысли, что на его деяния могут посмотреть сверху, — ответил Кор.

— Тогда пусть придумает! — вскричал Лирих. — Подкупит кого-нибудь, даст кому-нибудь, его проблемы, пусть ворочится, иначе обнаружит свою девственную шкуру в шкафу.

В комнате наэлектризовался воздух, секунда молчания растянулась, словно резинка.

— Не надо горячиться, мы все хотим избежать проблем, и собрались мы здесь именно для этого, — вкрадчиво сказал Кор.

— Но и указывать мне не надо, — рыкнул Лирих. — Я на своей территории, и ни перед кем пресмыкаться не намерен, а если у уважаемых господ есть такое желание, то вперёд, но без меня.

Лирих рывком встал, его стул оглушительно упал, топот ног этого невысокого, но коренастого главаря, бил в тишине, словно молот. Кор посмотрел на дырявую крышу, выражение его лица упорно твердит о сдерживаемых эмоциях. Гихил спокоен, лицо каменное, но внутри переплетаются мысли, словно узлы.

— Значит, минус один… — прошипел Рем.

— Забавно наблюдать, как что-то строится, — сказал Оге, посмеиваясь, — а после частицы отваливаются, как куски плоти, — Оге всех оглядел и упёрся взглядом в сжимающуюся ладонь. — Это так эпохально и одновременно смешно, развитие, стагнация, гниение…

Орест кашлянул, провёл пальцем по ровному носу.

— Я сюда приехал не для того, чтобы увидеть, как вы соритесь, — сказал он.

— Ты прав, — поддержал Кор. — Всё уже предопределено, завтра драконоборец выступит перед народом. В этом нам поможет друг господина Ореста.

— Да, Водник любезно согласился помочь нам в этом не лёгком деле, он мастерски убеждают людей делать даже самые невообразимые вещи. Он слегка задерживается, прошу его простить.

Горячая волна поднялась из живота к лёгким, Гихил почувствовал, как сердце стало биться медленнее, тягуче, словно в киселе.

«Я знаю, какие вещи он делает», — подумал Гихил, вспоминая образ. — «Водник…»

— Всё предопределено? — спросил Рем, повернувшись единственным глазом к Кору. — Как же так? Без нашего ведома?

— Того требовала ситуация, Рем. Сейчас нельзя медлить, каждый час стоит очень дорого, — ответил Кор.

— Интересно… — прошипел Рем, легонько хлопая ладонью по столу. — Разве мы решили собираться здесь не для того, чтобы обсуждать проблемы и решать их вместе? Какой смысл разыгрывать голосования, если всё уже решено? Я не давал согласие, чтобы эта зубастая тварь разгуливала по моему…

— …нашему, — поправил Оге.

— … городу, — продолжил Рем. — Зайдёт на мою территорию, поломаю его огромные лапы.

— Я так понимаю, вы знакомы с Водником, — сказал Орест.

Рему пришлось полностью развернуться, чтобы посмотреть на Ореста.

— Он весьма известен, — сказал он.

— Мы не сможем защитить вас, когда придёт армия, если вы не согласны, господин Рем, как господин Лирих, — сказал Кор.

— Мне не нужна защита, — медленно проговорил Рем, сдерживая гнев и обнажая кривые зубы. — Вы себя защитите.

Рем медленно слез со стула и тихо поковылял к выходу, все терпеливо молчали, пока он не вышел.

— Минус два, — улыбчиво сказал Оге.

— Кто-то ещё не согласен? — спросил Кор. — Господин Оге?

— Я не хочу, чтобы меня задушили, господин Кор.

— Прекрасно. Господин Гихил?

— Меня всё устраивает, господин Кор, но почему завтра? Почему не сегодня?

— Мы не можем в полной мере полагаться на градоначальника, завтра из столицы приедет наш человек, у него всё в порядке с репутацией, он будет присутствовать завтра на площади.

— Есть опасения, что градоначальнику просто не поверят, — добавил Орест. — Начнутся расследования, допросы, ищейки будут рыскать носом по городу, и даже за его пределами… нам это не нужно.

— Разумно, — сказал Гихил, — но что вы будете делать, если драконоборец откажется?

Впервые Орест позволил себе улыбку, стеснительную.

— Господин Гихил, — сказал он, — вы же знакомы с Водником, слышали про его методы, я уверен в нём, как ни в ком другом. Он сделает это, чего бы это ни стоило.

— Я видел драконоборца, видел его оставшийся глаз, гниющее тело. Прежде чем ему оказали хоть какую-то помощь он прошёл в полумёртвом состоянии несколько улиц.

— Нам необязательно это рассказывать, господин Гихил. Мы знаем, как это произошло в мельчайших деталях, — сказал Кор.

— Он просто так не сдастся, — сказал Гихил.

Оге посмотрел на Гихила, их взгляды соприкоснулись, Оге еле заметно покачал головой.

У входа послышались шорохи, медленно ступая, в комнату вошёл Водник, за ним у порога остановился неказистый парень. Воздух наполнился странным, тягучим ощущением, будто Водника что-то окружает.

— У всех есть слабости, — сказал Водник, косо улыбнувшись.

— Добро пожаловать, господин Водник, — сказал Кор. — Мы как раз разговаривали о завтрашнем дне. Ты можешь идти, Аарон.

Парень удалился.

— Драконоборец готов к завтрашнему дню, не переживайте, господа. Осталось только собрать публику и наблюдателей.

— О, — отмахнулся дряхлой ладонью Кор, — эта самая лёгкая часть замысла, она всегда готова.

В комнате появилась тишина, Гихил впился глазами в Водника, Оге с интересом за этим наблюдал, показывая безумную улыбку.

— Что же, на этом собрание окончено, — прервал тишину Кор. — Мы с господином Орестом хотели бы поговорить о его родном городе, не думаю, что вас заинтересует эта беседа.

— Если позволите, — сказал Водник, — то я поучаствую в дискуссии.

— О, да, конечно, — ответил Кор.

Оге и Гихил синхронно встали, Гихил даже двигаясь к выходу, не сводил глаз с Водника, но тот не ответил взаимностью. Выйдя на улицу, свет резанул глаза, но ни Гихил, не Оге не прикрыли их.

Маленькая улочка усеяна группками людей, у самого входа стоят трое парней Кора. Гихил взял с собой только Ласиса, который остался у самого начала улочки, группа Оге же остановилась там же, но с другой стороны, лишь, когда они отошли достаточно далеко, Оге тихо сказал:

— Думаешь, они там обсуждают засраный городок?

— Возможно, но не только его.

— Ты же понимаешь, что сейчас можно расширить территорию за счёт отколовшихся?

Гихил пристально посмотрел в вечно безумные глаза Оге, сейчас они светятся холодом.

— Просто так никто ничего не отдаст, а кровопролитие никто не оценит, тем более сейчас.

Оге хохотнул, показывая хищную улыбку.

— Прекрати, ты же не думаешь, что у них получится? Скоро настанет время перемен… и лучше сразу знать, кто не отрежет ухо сзади.

Гихил последний раз посмотрел в глаза Оге, они поняли друг друга, поняли мысли следующие за словами, и их пути разошлись. Гихил подошёл к Ласису, а Оге к своей группе хохочущих гиен.

— Всё прошло хорошо? — спросил Ласис.

— Могло и лучше.

— Всё так плохо?

— Нет, могло быть намного хуже. Видимо, Водник пролез в таверну и поговорил с драконоборцем.

— Водник? Тот самый?

— Тот самый, — вздохнул Гихил.

— И что теперь делать?

— Подождём немного. Надеюсь, дома ничего не случится.

— А что-то должно случиться?

Гихил посмотрел на его бледное лицо, волнующиеся глаза.

— Ласис, завтра будет важный день, Кор хочет притащить драконоборца, чтобы успокоил народ. Если ничего не выйдет, то мы окажемся под угрозой. К тому же Лирих и Рем теперь сами по себе.

— Неужели опять начнётся бойня?

Гихил причесал ладонью чёлку.

— Я не знаю, но надо быть готовым ко всему. Возможно, снова каждый будет за себя. Скажи, ты слышал что-нибудь про Ореста?

Ласис удивлённо вскинул брови.

— Орест тоже тут? Он же вроде не имеет здесь власти…

— Да, он якобы вызвался помочь, потому что у него здесь какие-то дела, которые он не хочет терять. Только не понятно, какие дела.

— Постой, это не тот Орест, с которым Кор делил территорию? Это было давно, ещё до тебя.

— Хе, забавно… это кое-что проясняет.

Гихил опёрся о здание и ушёл в себя. Почему Орест помогает Кору, если это бывший враг? Скорее всего, Кор продал в обмен на спасение, старик боится потерять власть… или даже жизнь, он понимает, что он уже не может совладать с остальными, в любом случае это был всего лишь вопрос времени.

— А почему вы собираетесь в дырявом здании? Неужели так нравится проветривать? — спросил Ласис, слегка улыбнувшись.

— Ага, и мокнуть. Ты не знаешь? Всё начиналось именно здесь, когда-то Кор был молодым, любил грабить и баб, со своей мелкой шайкой они собирались здесь, в старом здании на окраине города.

— Видимо, с возрастом стал сентиментальнее.

Из здания вышел Водник, на фоне остальных он похож на оживший фонарный столб с акульим лицом. Он сошёл с крыльца и двинулся к центральной улице, двое парней зашли в здание, Аарон остался стоять у входа.

— Подожди, я сейчас, — сказал Гихил, двигаясь навстречу Воднику.

Ласис недоумённо посмотрел в спину Гихила. Водник, увидев приближающегося Гихила, встал, растягивая акулью улыбку и развёл руки, будто собрался обнять. Гихил схватил его за одежду и впечатал спиной в стену.

— Слушай сюда, мать твою, — сказал он, давя кулаками на грудь, — если ты попробуешь что-нибудь сделать в моём городе…

— Тише-тише… — Водник схватил за запястья, но кисти настолько огромны, что руки Гихила показались веточками. Он развёл их в стороны, Гихил рывком вырвал руки. — Меня пригласили, а значит…

— Ничего это не значит. Будешь вести себя как ублюдок, то обнаружишь своё тело в яме, и они тебе не помогут, никто тебе не поможет.

Водник ухмыльнулся, легко засмеявшись. Гихил посмотрел на вход в здание, на крыльце Орест, Кор и трое парней, Гихил фыркнул и пошёл домой.

— Пойдём, — сказал он Ласису.

Уже на полпути домой Ласис сказал:

— Босс, это было круто.

Гихил ухмыльнулся.

* * *

Вермир повернул ключ в замке, давно забытый щелчок давно забытого замка. Дверь с тяжким скрипом поддалась напору и взору предстала комната, покрытая ровным слоем пыли. Старая печь, маленький стол у окна, жестяная кровать и немногочисленные вещи отца. Он любил разминать пальцы с помощью стёртой монеты, переводя из стороны в сторону меж пальцев без конца. На окне деревянная статуэтка воина, укрывающегося щитом. И толстая книга «Вера и Мир» с золотой гравировкой И.Д. на обложке.

Вермир поставил сумки у входа, закрыл дверь, смахнул пыль с табуретки и присел.

«Как же пусто…», — подумал он. — «Я не должен был уходить, не должен был лететь за мечтой сломя голову, не смотря по сторонам, не обращая внимания на людей, я не должен был бросать вас. Теперь я один, а тебя нет, отец».

Он схватил голову и безмолвно закричал.

«Неужели тебе было так же плохо? Нет, тебе было хуже. Остаться одному с ребёнком и не потерять веру… ты сильнее меня».

Вермир взял статуэтку, покрутил в руках. Воин держит щит так, будто готовится к атаке сверху, а лицо скрыто, вторая рука тоже поддерживает щит. Он поставил статуэтку на место.

«В это же должен быть хоть какой-то смысл… Да, он есть, это просто красиво».

Пустота заполнила душу, неумолимо шипя и пуская слюни. Всё, чтобы он не хотел сделать, о чём бы ни подумал, она напоминала о себе, о своём присутствии. Вермир разочаровался в себе, в своих поступках, виденье мира, но пришёл не гнев, стыд или слёзы, пришла темнота, медленно поедающая внутренности.

Вермир встал и медленно побрёл к кровати, не обратил внимание на запылённость, просто свалился лицом в подушку и перестал думать, мысли исчезли, словно эфемерные существа. Он быстро заснул, сам этого не заметив.

Солнце светит в глаза, но тень дерева не даёт напечь голову, как гуляющий ветер. Зелёная трава отдаёт чувство жизни, из далека приходит приятный запах свежей выпечки, на фоне холма красуется огромный замок с остроконечными башнями, бойницами, величественными воротами.

Он взглянул на ладони, развернул их, такие светлые, мягкие, не загрубевшие от постоянных тренировок, без мозолей, костяшки не походят на уродские бугры, а кожа на них не прикидывается коркой. Рядом присел светловолосый парень с длиной чёлкой.

— Пойми, я не могу тебе сейчас помочь, мне не дадут. Здесь все повязаны, от действий одного зависят другие, ты должен это понимать. Но это не значит, что я не хочу тебе помочь. Не разваливайся, придёт время, когда от тебя будут зависеть другие, ты должен быть готов, ведь ты именно этого хочешь, не так ли? Спасать жизни. Хорошее дело, наверное. Ладно, я пойду, но помни, скоро начнётся то, чего ты так жаждешь в глубине сознания.

Он хлопнул по плечу и встал, Вермир попытался рассмотреть лицо, но ничего не вышло, оно размылось, детали бесследно пропали, превратившись в рябь.

— Постой…

Свет погас, дерево за спиной пропало, как и трава, запахи улетучились, а ветер замер в ожидании.

— Ты одинок… я чувствую, — прозвучал голос в темноте. — Но ты спросил себя, почему так вышло? Вижу, спросил, но извлёк ли урок из этого? Ты сетуешь на то, что остался один, но помог ли ты кому-нибудь, чтобы они помогли тебе в трудный час? — открылась огромная красная пасть, прокатился грохот смеха. — Ты один, потому что не заслуживаешь ничьей помощи, ты такой по своей природе, ты не можешь быть другим, ибо если ты станешь другим, то это будешь не ты. Сознайся в этом себе и упади в пропасть, как достойный. Будь хоть в чём-то достойным.

Громогласный смех разбежался по темноте, Вермир свернулся калачиком и сжал веки до боли. Он вскочил на ноги, в глазах потемнело, он присел на краешек кровати. Сердце глухо застучало в груди.

«Как это глупо», — подумал Вермир.

В дверь постучали. Вермир только сейчас заметил, что в доме пахнет сыростью, что плащ он так и не снял, как и ботинки.

— Кто там?

— Господин Вермир?

Вермир на цыпочках подошёл к двери, взялся за ручку, но вспомнил и натянул капюшон. Приоткрыв дверь, Вермир старался опустить голову пониже, но при этом рассмотреть лицо незваного гостя.

— Да.

Неказистый, с чёрными, висящими, словно пакля, волосами парень слегка поклонился.

— Меня зовут Аарон, я от господина Водника. Он приглашает вас завтра принять участие в мероприятии на площади. Будьте готовы, утром за вами придут.

Он развернулся и пошёл прочь. Вермир закрыл дверь, стянул капюшон и тяжко выдохнул. Принуждение ему никогда не нравились, да нравятся ли они кому-то вообще… Он даже не вполне понимает, что от него хотят эти странные люди. Всё и так плохо, ещё им что-то надо. Вермир прошёлся и сел обратно на кровать. До этого момента он совсем не задумывался о будущем, думал лишь о том, как быстрее бы прошёл день, целый месяц, проведённый в зловонной комнате почти в одиночку.

«Как изолятор…», — округлился единственный глаз, а после сощурился, изо рта вырвался смешок. — «Доктор, Водник, Гихил… кто все эти люди, каждый со своей чушью. И именно сейчас… нет, они появились сейчас, потому что… потому что… я не смог себя защитить, лишился глаза и стал уродом. И они просто так не отстанут, не отпустят, потому что они виноваты, а правосудие всегда находит виновных».

Вермир ещё долго сидел, размышляя о случае, который порушил тело и дух. Не в силах совладать с разными мыслями, он решил прибраться, смахнуть пыль, убрать паутину, растопить печь парой поленьев, чтобы пропал запах сырости. В другой комнате, разделяемой лишь занавесью, где только вторая кровать, маленькое стеклянное окошко и нездорового вида комод, в котором Вермир обнаружил аккуратно сложенные вещи отца, пару рубах и штанов. Он сразу же подумал о том, чтобы переодеться в чистую одежду, снять с себя ту, в которой провалялся полуживой целый месяц, которая впитала запах крови и гниения, но ему показалось, что это будет неправильно по отношению к памяти отца.

Закончив уборку и протопив печь, Вермир присел на табуретку, поставил локоть на стол, а подбородок подпёр рукой и посмотрел в окно, вдаль, на заросший берег реки, на поднимающийся на холм лес. В детстве он часто туда ходил с приятелями, там они лазали по песчаному карьеру, исследовали лес, дрались на палках, представляя, что это мечи, а они драконоборцы. Хорошее место, в знойную жару там всегда было прохладно, рядом протекал чистый ручей, котором можно было напиться, не возвращаясь домой. Они забирались на самую высь холма, откуда прекрасный вид на остальную часть леса и даже дома других поселений. От воспоминаний Вермир решил вернуться на вершину и снова взглянуть на этот захватывающий вид, заодно проветрив голову. Он запер дом и пошёл к мосту, уже на полпути вспомнив, что без капюшона не стоит разгуливать днём и надел.

Деревянный мост через речку держится на двух с половиной местами прогнивших подпорках, в лес почти никто не ходит, лесопилку давно забросили и больше этот мост никому не нужен. Мост потихоньку сгнивает, еле держит проходящего Вермира, надеется на чудо, но, в конечном счёте, умрёт.

В лес ведёт песчаная дорога, уже у входа крутой подъём, больше похожий на канал отвода большого количества воды. Когда льют дожди, то дорога превращается практически в непроходимую жижу, незавидная участь подниматься в гору по оползню.

Когда Вермир был маленьким, он с приятелями, как обычно бродили по лесу, но начался дождь, единственную дорогу назад, которую они знали, затопило. Когда они дошли до спуска, то песок таял под давлением ноги. Ребята решили пробежать по склону, они были старше на пару лет, Вермир же побоялся и ушёл искать другой путь. Он продирался сквозь гущу деревьев, пытался слезть по острым склонам, спустился в овраг, а после поднялся. Этот путь в одиночестве занял долгое время, запах и свежесть дождя, сосновых иголок, мокрая одежда и взрывающийся гром врезались в память надолго. Он слез у заросшего деревьями берега, переплыл забитую тиной речку и залез со второго раза по крапиве на другой берег, а после топал до дома пару километров. Позже он узнал, что один мальчик так и не вернулся.

Вермир поднялся в гору и двинулся дальше по ровной вытоптанной тропинке, путь до вершины занимает пару часов, придётся перейти пару оврагов, попасть в парочку паучьих сетей и споткнуться о свалившееся дерево, но это не вызвало раздражения, наоборот, от усилий и движения мышц освободилась голова.

«Работает тело, отдыхает разум. Это действительно работает, я понял это только сейчас, наставник оказался прав», — подумал Вермир, поднимаясь в склон горы, цепляясь за деревья и чувствуя, что пропотел.

Скоро Вермир поднялся на маленький, заросший соснами островок, но увиденное разочаровало, нет больше того величия, того хватающего за сердце чувства при виде раскинувшегося леса, вдали виднеются дома, но всё не так красочно, всё тускло, хоть зелень затмевает взор.

Вермир сел на покрытую иголками землю и упёр голову в сосну.

«Возможно, это не место изменилось, а я? Тогда всё становится просто, не ситуация ужасна, а ты боишься, не другим хорошо, а тебе больно».

Он посидел ещё немного, любуясь на облака, а после полез спускаться. Как юный скалолаз он в позе краба начал движение вниз. Спустившись почти на ровную поверхность, Вермир услышал странный звук, бульканье. Он остановился, а сердце пустилось в пляс, осторожно, пытаясь не издавать никаких звуков, он повернул голову, подождав пару секунд, при этом даже не дыша, звук не повторился. Подождав ещё немного и ничего не услышав, кроме ветра, качающихся деревьев и бьющегося сердца, он двинулся дальше, но через пару секунд всё же решил проверить, откуда бульканье, кому тут булькать, ведь не могло же померещиться. Поднявшись наверх, он двинулся в предполагаемое место, откуда пришёл звук. Практически по отвесной поверхности он шёл боком по скользящим иголкам и вскоре заметил, что земля кончается.

«Всё-таки показалось…», — подумал Вермир, но заметил, что дальше, справа за холмом, начинается камень, плато. — «Или нет… неужели там что-то есть…»

По маленькой, природной полоске камня, пытаясь обнять скалу, Вермир пошёл к каменному куску равнины, пытаясь не смотреть вниз, в огромный овраг, покрытый лесом. Пройдя опасный, скалистый путь он увидел огромное, куда бы поместилось здание градоначальника, плато, и такую же большую и тёмную пещеру. Вермир вгляделся в пещеру.

«Бульканье шло оттуда? Не может быть».

Пытаясь вглядеться в темноту, Вермир почуял волну смрадного запаха, упал на живот и пополз к стене.

«Там живёт какой-то зверь, но кто сюда мог пробраться, кроме горного козла? Скорее всего, запах исходят от остатка добычи, видимо, есть ещё один вход».

Вермир опёрся о стену и выглянул, пытаясь что-нибудь рассмотреть, попутно решая, что же делать.

«Выходи», — прозвучал в голове чужой, рычащий, но слабый голос. — «Я тебя видел».

Вермир уставился вдаль, почувствовал, как в подмышки забегают мурашки.

«Да что это…», — подумал Вермир.

Выглянув ещё раз и продержав взгляд на нутре пещеры, Вермир встал и шагнул в пещеру. Двигаясь тихо и медленно, Вермир держит руки перед собой, а глаз начинает медленно привыкать к темноте, но неизвестного собеседника не видно.

«Что я делаю… что за глупость, надо уйти отсюда, быстрее», — подумал Вермир.

Он уже развернулся, но тут незнакомый голос снова появился в голове:

«Ты пришёл убить меня?»

— Я даже не вижу тебя. То есть, нет, я не убийца. А что ты здесь делаешь? Ты ранен? И почему твой голос раздаётся в моей голове?

Глаз, наконец, привык к густой тьме и Вермир увидел. Он мог видеть только очертания, но этого вполне хватило. Огромный, голова почти достаёт до потолка, а массивное тело занимает большую часть прохода пещеры, когти на лапах больше похожи на слоновьи бивни.

«Дракон…», — подумал Вермир и невольно шагнул назад.

— Это ты? — сказал Вермир, не сумев спрятать страх. — Ты дракон?

Рогатая голова опустилась, но остановилась над Вермиром, смрад усилился в несколько раз, Вермир понял, что запах исходит изо рта. Вертикальные, зелёные зрачки рептилии с любопытством начали рассматривать человека.

«Видимо», — прозвучало в голове, — «ты боишься?»

— Да, мне страшно. Почему ты разговариваешь? Ты особенный? Это твоё логово?

«Что за вопрос, конечно, это его логово», — подумал Вермир. — «Ужас, я разговариваю с драконом, это конец».

«Да, я здесь… живу. Я обычный. А что здесь делаешь ты?»

Вермир, глядя в огромные, зелёные глаза и слушая голос в голове, попытался синхронизировать их, но получилось плохо, он не смог отделаться от чувства, что над ним подшучивают или это всего лишь очередной дурацкий сон, или он, находясь всё ещё в бреду в таверне Нелда, придумывает эту сцену. Дракон, кровожадное существо, пожирающее людей заживо, сжигающих их, приносящий разруху и хаос, оставляющий горящие угли и сплавленные тела, и с ним Вермир беседует.

— Я-а-а… просто гулял и услышал странный звук. Если я потревожил тебя, то извини, я не хотел.

«Что я несу, это неправильно, не этому меня учили в Цитадели», — подумал Вермир, ощущая, как дыхание участилось. — «Я должен уничтожать драконов, а не просить прощения. Если я не убью его, то он меня съест. Только меч я оставил дома…».

Драконья голова опустилась почти до земли, Вермир заметил два больших клыка, торчащих наружу из верхней челюсти, порванные, покрытые коркой и соплями, ноздри, и глаза, вертикальные зрачки, зелёные, как кислота и большие, как дыня. Вермир попытался что-то прочитать, но увидел лишь любопытство и непонимание, удивление и отголосок какого-то другого чувства, которое разгадать не в силах.

«Нет, не потревожил», — прозвучал голос. — «Почему ты не убежишь, ведь ты боишься меня?»

— Я не знаю, — сказал Вермир и сглотнул, почувствовал, как со лба соскользнула капля пота.

«А почему ты меня боишься?»

— Ты большой, сильный и пышешь огнём.

«И страшный?»

— Да.

«Но ты не бежишь».

— Нет.

«Почему?»

— Наверное, потому что ты разговариваешь.

Смотря в гипнотизирующие глаза, Вермир заметил на их фоне наполовину оторванное крыло, выглядящее, как поломанная палка, держащая тряпку. Он взглянул на ноздри и перевёл взгляд в глаза.

— Ты ранен.

«Да-а», — ответил дракон.

— Я могу помочь, у тебя наверняка идёт кровь, у меня есть бинты, они остановят кровь. Ещё есть мазь, она остановит гниение.

«Бинты? Что это? И что такое мазь?»

— Бинты — это что-то вроде тряпки, только лучше, — сказал Вермир, пытаясь руками в воздухе изобразить что-то.

«Тряпки?»

— Да, вот такой, — Вермир поднял рубаху и вытянул вперёд, — но только лучше. Она сдержит кровь. А мазь поможет ранам быстрее зажить. Но только они у меня не с собой, придётся сходить домой, только он далеко, это займёт пару часов.

«Дом?»

— Да… здание.

«Хорошо, я подожду», — прозвучал в голове Вермира голос, и драконья голова легла на пол, прикрыв оба глаза.

Вермир, ошарашенный, шагнул спиной назад, всё ещё смотря, сделал ещё шаг, ещё, и только после заметил, что это выглядит очень странно, развернулся против воли, чувствуя, как спина хочет скукожиться в маленькую точку, но упорно шёл нарочито медленно. Выйдя на свет, он прикрыл рукой глаза, а шум ветра оживил пространство, будто вышел из погреба.

«Бульканье…», — подумал он. — «Из его разорванных ноздрей шло бульканье, когда он спал, это лопались сопли. И встретил я его из-за соплей…».

Постояв пару секунд, Вермир двинулся к маленькому уступу, единственной тропе, прижавшись к скале телом, пошёл семимильными шагами. Пройдя опасный путь, Вермир начал оживлённо спускаться, пробежал обратно тем же путём, которым поднимался. Меняя быстрый шаг на бег и обратно, он добрался до моста, а там оставалось совсем немного до дома. В боку сильно закололо, он остановился, смотря на улицу и вспомнил, что следует надеть капюшон.

«Да-а-а…Целый месяц лежания не прошёл даром, годы тренировок дают о себе знать».

Пройдя пару метров, Вермир понял, что дракон ничего не сказал о его внешности, а он даже забыл про своё уродство и необходимость капюшона. Усмехнувшись про себя, он понял, что они в чём-то схожи, он тоже был ранен, истекал кровью, тоже изуродован, тоже скрывался, и ему тоже помогли.

Дойдя до дома, Вермир торопливо отпёр замок и зашёл, закрыл дверь и начал копаться в сумках.

«Да где же они…», — подумал он, вытаскивая из сумки парадную одежду драконоборца, в которой он выпускался из Цитадели. Белый китель с золотыми расписными линиями, серые хлопчатые штаны с золотой линией, двигающейся к чёрным ботинкам с белыми линиями. Увесистый мешочек с монетами, который дают всем драконоборцам при выпуске, и документ, маленькую бумажку с печатью в виде щита.

Вермир взял бумажку и сел, вспомнил, что так и не прочёл её, торопился домой, хотел прочесть вместе с отцом.

«Торсоу Вермир Малдович», — начал читать про себя Вермир, — «бравый муж, прошедший учение драконобоческого дела в Цитадели княжества Рогвельд считается полноправным драконоборцем, имеет право использовать знания, подаренные в стенах Цитадели против драконов, имеет право носить оружие в мирное время, находится под защитой княжества и Цитадели».

Вермир застыл, смотря в бумажку и одновременно никуда. Драконоборец должен противостоять драконам, бороться, сражаться, защищать, его учили этому. Вермир развязал тесёмки на другой сумке, достал рукоять меча. Поразмышляв несколько секунд, перебирая в руках рукоять, засунул рукоять в карман под плащом и полез в другую сумку, нашёл два мотка бинтов и кружку мази, накрытую тряпкой, на самом дне. Вермир сложил вещи обратно в сумку, взял бинты, мазь и вышел, заперев дом.

Вермир шёл и не знал, что же будет делать, когда придёт к дракону, его не покидало чувство неправильности, глупости и, где-то глубоко внутри, стыда. Он стыдился, что разговаривал с врагом человечества, извинялся, предложил помощь и сейчас эту помощь несёт. Отчаянье обуяло душу, он не до конца осознаёт что делает, но по какому-то наитию продолжил это делать, хоть нутро яростно сопротивлялось.

Путь в гору занял дольше, чем спуск, в некоторых местах ему пришлось одной рукой хвататься за землю, что бы поднять почти по отвесной поверхности, а другой держать кружку, бинты засунул в карманы на штанах.

Вскоре уже стоял у каменного уступа, ожидая не понятно чего. Бульканье так и не услышал, хоть дракон перед уходом и показал, что засыпает. Вермир в последний раз всё обдумал и двинулся к тропе. Встав спиной к скале и держа кружку в руках, он шажками двинулся к плато, смотря перед собой, на уходящий вдаль лес, но сердце всё равно разогналось, а навязчивое чувство страха засело в животе. Пройдя опасный путь, Вермир зашёл в пещеру.

— Эй! Ты тут? Я вернулся, — сказал Вермир, двигаясь в темноту.

«Надо было сделать факел, я ничего не вижу», — подумал он.

«Я здесь», — отозвался дракон.

Вермир увидел два зелёных глаза на уровне головы, а после и очертания огромного чешуйчатого тела.

— Вот мазь, — сказал Вермир, показав кружку, поставив её, он полез в карманы, — а вот бинты. Наверное, надо начать с ноздрей.

«Давай».

— Хорошо, будет немного больно и жечь, — сказал Вермир, смотря на подранные ноздри и закатывая рукава плаща.

«Ладно».

Вермир собрал засохшие сопли в кучу и бросил на пол, запёкшую кровь, которую смог, потихоньку содрал и нанёс мазь, в разрезе ноздри до самого основания тоже оказалась корка крови, Вермир пальцами вытолкнул её, дракон лишь прикрыл глаза, рану тоже обмазал мазью. Вторая ноздря полностью разорвана, отдельные куски поднимаются от дыхания. Вермир не придумал ничего лучше, чем просто убрать сопли и засохшую кровь там, где можно и нанести мазь, а маленький кусок плоти, который вздымался при дыхании, попытался прилепить к тому, что осталось от боковой стенки.

— Скоро должно стать лучше. Я вижу, у тебя ранено крыло, надо перевязать.

«Спаси-ибо», — прозвучал в голове Вермир ослабленный голос.

Дракон немного развернулся и опустил поломанное крыло. У основания оно оказалось наполовину оторвано, перепончатая кожа рассечена ближе к основанию до кости, будто мечом, а край крыл оказался деформирован, поднят под неестественным углом, из-за чего оставшаяся кожа оказалась натянута.

«Тут бинты не помогут», — подумал Вермир, смотря на это, — «надо вправлять».

— Твоё крыло, оно вывихнуто, — сказал он, — надо вправить, будет больно, очень.

«Хорошо».

Вермир посмотрел в полуприкрытые глаза дракона и пошёл к крылу. Аккуратно взял деформированный конец крыла, Вермир два раза погладил его и резким нажатием выгнул, как палку, сделав прямым. Дракон издал сдерживаемый рык. Вермир шагнул назад, но после секундной задержки обошёл крыло и пошёл к его основанию.

— Вправил, теперь давай займёмся раной.

Вермир ощупал рану, она оказалась серьёзнее, чем подумал с первого взгляда, темнота не дала полностью оценить ситуацию. Сплошной разрез, будто крыло пытались отрубить, открытое мясо задеревенело на воздухе, а кровь наполнила рану и создала защиту, но некоторые места остались открытыми, Вермир обмазал их мазью и наложил бинты, обмотав вокруг кости крыла.

— Вроде, всё, — сказал Вермир, смотря в зелёные глаза. — Сделал всё, что смог, но здесь нужна помощь больше, чем просто мазь и бинты.

«Благодарю тебя», — прозвучал голос в голове Вермира, — «но есть ещё кое-что».

Дракон медленно открыл рот, Вермир шагнул назад, ощущая, как нутро начало холодеть, а рука тянется за пазуху. Повеяло смрадом, рвотные позывы поднялись к горлу, но Вермир справился, прикрыв рот рукой и дыша в ладошку.

«Там что-то торчит», — прозвучал голос дракона в голове Вермира.

Вермир медленно подошёл, пытаясь дышать осторожно, чтобы не вдохнуть испорченный воздух. Он присел, после нескольких секунд рассматривания нёба, Вермир заметил очертания предмета.

«Это меч», — подумал он. — «Чтобы его вытащить, мне придётся наполовину залезть к нему в пасть».

Инстинкты завопили, словно серены, страх, как невидимый путник, начал трясти его за плечо, каждый кусочек тела не хотел лезть туда. Вермир встал.

— Я помогу тебе, не закрывай рот, — сказал Вермир, залезая наполовину. Смрад усилился в разы, Вермир увидел, словно в чёрно-белой картинке, что меч засунут сбоку наполовину в нёбо, рана воспалилась, началось гниение. Он схватился за рукоять, чувствуя, что спина сейчас сломается под тяжестью мурашек, упёрся ногой в зубы. — Сейчас будет больно, — и дёрнул.

Дракон издал протяжный рёв, но рот не закрыл, из раны полился гной, Вермир упал спиной на пол, держа в руках меч. Он встал, оставив меч на полу и кашляя от ужасного запаха.

— Это ещё не всё, сейчас я помажу мазью, — сказал Вермир, прикрывая нос тыльной стороной ладони.

Он взял здоровый кусок мази и полез в пасть, оперившись бёдрами о зубы, дотянулся до раны, но прощупав, понял, что гнойник не полностью выдавлен, другой надавил на надутую часть мяса, гной потёк ручьём вместе с небольшими ошмётками. Дракон благостно вздохнул, словно освободился от ноющей боли, которая не отставала ни на миг. Полностью выдавив, Вермир обмазал рану мазью и вылез. Чувствуя, как в животе творится что-то нехорошее, сел.

— Всё, — сказал он, — теперь должно стать лучше.

«Хотя надо было промыть рану и продезинфицировать, но я не доктор, у меня этого нет, должно помочь и так», — подумал Вермир.

«Ты оказал мне большую услугу», — прозвучал голос дракона. — «Но как тебе отплатить?»

Вермир посмотрел в драконьи глаза и легко улыбнулся.

— Никак, я это сделал не ради награды.

«А почему?», — спросил дракон.

— Я не знаю. Наверное, потому что я привык помогать всем, кому могу помочь.

«Но ты меня боишься, я вижу это в твоих глазах».

— Да, боюсь, но ты не делаешь ничего плохого, почему я не должен тебе помогать? Ты тоже живое существо, ты достоин права на жизнь… как и любое другое существо, как и растение, как и человек.

Дракон долго смотрел на Вермира, а после положил голову на пол и закрыл глаза.

«Это странно», — отозвался он.

— Странно, что всё живое достойно жить?

«Странно, что только ты так думаешь».

— Я уверен, что эта мысль посетила не только меня. Я такой же, как и все, во мне нет ничего особенного, а, значит, хоть из тысячи тысяч найдётся тот, кто думает так же.

«О, нет, ты весьма особенен».

— Точно не больше, чем ты.

Дракон приоткрыл один глаз.

«Почему ты так решил?»

Вермир замолчал, подтянув колени к груди и сцепив руки вокруг них, одновременно удивился, почувствовал лёгкое разочарование и что-то отдалённо напоминающее надежду.

— Ты разговариваешь.

«Ты уверен, что это я говорю? Ведь драконы не знают человеческого языка. Может быть, это ты говоришь сам с собой? Из моего рта не выходят слова, с чего же ты решил, что это говорит дракон?»

Вермир тихонько засмеялся.

— Я не знал, что драконы умеют говорить.

«Они и не умеют», — отозвался дракон, закрыл глаз и тихо выдохнул. — «Это лишь человеческая иллюзия. Драконы даже не знают, что такое иллюзия».

— Но кто тогда ты? — удивлённо и чуть обиженно сказал Вермир, смотря в веки дракона, и хоть глаза рептилии закрыты, он понял, что дракон этот взгляд чувствует и читает.

«Я дракон, самый обычный, таких много, дело в тебе».

Вермир помолчал пару секунд, обдумывая слова дракона.

— Я не понимаю, — тихо сказал он.

Дракон приоткрыл оба глаза.

«А хочешь? Нужно ли тебе это знание, даст ли оно тебе что-то, кроме моральных терзаний? Ты хочешь страдать в плену своего разума?»

— Я… я не знаю, — тихо проговорил Вермир и уткнулся носом в колени. — Наверное, надо. Любое знание важно. Чем больше знаний, тем больше силы, разве не так? Даже если оно приносит боль.

Дракон внимательно смотрел на Вермира, его вертикальные зрачки излучали повседневные чувства, присущие почти всем животным.

«Боль?» — прозвучал голос дракона в голове Вермира. — «Если бы это была обычная больно… но это чувство, оно другое, тяготит, заставляет что-то делать, не оставляет ни на секунду. Это мука. Ты хочешь испытать это чувство?»

— Я уже испытал, — тихо проговорил Вермир, встал и посмотрел в зелёные глаза. — Я должен знать.

Дракон несколько секунд смотрел в одинокий глаз.

«Хорошо, ты узнаешь».

Он положил передние лапы перед собой и уложил на них голову, прикрыв глаза.

Вермир постоял дюжину секунд, ожидая продолжения, но его не оказалось.

— Когда? — спросил он.

«Как придёт время, ты сам всё поймёшь. Не стоит торопить события, знания приходят в самый важный момент. Он ещё не настал».

Вермиру такой ответ не понравился, но недовольство не выказал, но заметил, что дракон не намерен продолжать диалог.

— Ты спать?

«Да», — ответил дракон.

Вермир подошёл и взял лежащий меч, измазанный в крови и гное, заржавевший по краям.

— Я это возьму, он тебе не нужен, — сказал он и пошёл к выходу. Уже находясь у выхода, зачем-то помахал рукой. — Я завтра приду.

Его встретило садившееся солнце, закат засветил в глаза тусклыми, но всё ещё мощными лучиками.

«Скоро будет темно», — подумал он. — «Но у меня всё ещё есть пара часов, как раз хватит, чтобы добраться до дома».

Без большого страха, но осторожно Вермир прошёлся по уступу и двинулся привычной дорогой домой. Через час с небольшой добавкой, он уже подходил к мосту, думая над тем, как бы спрятать меч, чтобы его не увидели, хоть на улице сейчас никого и нет. Он взглянул на вполне обычный меч и заметил на рукояти гравировку, в виде щита.

«Это же…», — только начал Вермир мысль, но не успел закончить.

— Э! Э! Слышь?! — донеслось с другого конца моста.

Вермир поднял глаз и увидел группу парней, одетых в потёртые рубахи и дырявые сапоги. Он не остановился, продолжил идти, будто ничего не назревает.

— А чё ты здесь делаешь, в такую темень, а? — спросил самый смелый из них, с жирными волосами и лицом выдры. — Да ещё и с мечом… нехило ты так, не боишься?

Вермир осторожно прошёл по мосту, держа меч с боку концом вниз, и, не останавливаясь, пошёл к дому.

— Чё это у тебя, меч в говне что ли? — пренебрежительно спросила выдра и скрючила губы, сморщив нос. Остальные захохотали, удавшейся шутке. Выдра преградила дорогу Вермиру. — А чё ты молчишь? Не бойся, мы не волки, живьём не едим.

Вермир медленно перевёл глаз на навязчивого собеседника. Выдра с упорством пытался заглянуть под капюшон.

— Домой иду, — тихо сказал Вермир.

— О, — оживился выдра, — тогда, может, и нам свой дом покажешь? Мы там поспим, ты ведь не против? Угостишь нас чем-нибудь.

Дружки выдры засмеялись, обнажив пожелтевшие зубы. Вермир попытался пойти дальше, обойдя наглеца, но выдра преградил дорогу рукой.

— Куда это ты собрался? — спросил выдра, посерьёзнев. — Тебя ещё никто не отпускал.

Вермир глядел перед собой, сжимая рукоять покрепче, стальной конец задрожал. Выдра глянул на меч и обратно на Вермира.

— А знаешь, — сказал выдра, немного отходя и вытаскивая два кинжала из-за спины, — у меня тоже кое-что есть. Раз ты так любишь разгуливать с оружием, то давай сразимся.

Выдра ждал ответа, но так и не получил, Вермир неподвижно стоял. Выдра ринулся вперёд, занося кинжалы с двух сторон, Вермир отклонил голову назад и, подняв ногу, вдарил ботинком по груди. Выдра упал, выпуская последний воздух, Вермир навис над ним и приставил заржавевший конец клинка к глотке.

— Неплохо, — прозвучал знакомый голос сбоку, — но слишком быстро и легко. Без красной красоты.

Вермир повернулся и увидел Водника, стоящего, словно ожившее пугало, возле остальной шайки, дрожащей, не смеющей открыть рот и взглянуть на живой страх.

— Зато эффективно, — сказал Вермир, — что вы хотите? Я уже знаю, что завтра…

— О, нет-нет, — перебил Водник, — я не за этим, но давайте, для начала, разберёмся с ними.

Вермир посмотрел на скачущий кадык выдры, на безропотных неудавшихся разбойников, и убрал меч от горла.

— Пусть идут, — сказал он, смотря в сторону.

Выдра крабом выполз из под Вермира и понёсся по улице, его дружки, медленно обойдя Водника, словно стараясь не разбудить медведя, побежали за самым смелым из них.

— Опять? — спросил Водник, обнажая острые зубы. — Вы странный, страдаете от своих решений, но при этом упорно не желаете меняться. Вам это не кажется странным?

— Наверное, так и есть.

— Ведь всё же меняется, развивается или приходит в упадок, но вы не хотите этого делать. Стояние на месте в один момент очень дорого скажется на вас. В эти разы вам повезло, но в другие.

— Повезло? — требовательно спросил Вермир, устремив взгляд на Водника. — Вы считаете это везением? Меня изуродовали и оставили умирать, так мне повезло? — спросил он, снимая капюшон.

Водник, словно каменная статуя с застывшей улыбкой, наклонился к Вермиру.

— Вот именно, — сказал он, переходя на тон тише, — вам повезло, что вы выжили, и вы, господин Вермир, должны быть этому рады, потому что вас больше бы не было, вы бы больше не ощущали тепла, холода, боли, вы бы растворились в пустоте, как бесчисленное количество душ до вас и после вас. Радуйтесь этому. А теперь пройдёмте со мной, — сказал он, развернувшись и медленно двинувшись в темноту, но перед тем, как совсем погрузиться в тень, Вермир увидел, как Водник повернул голову, — если, конечно, у вас есть минута.

Вермир с секундной задержкой пошёл за Водником, быстро догнал, сбавил шаг и устроился чуть слева и позади.

— Куда мы идём? — спросил Вермир, через минуту ходьбы по тёмной улице.

— О, это не далеко, вам должно понравиться, но рассказать не могу, это сюрприз.

Вермир посмотрел на растянутую акулью улыбку и больше не задавал вопросов, Водник же смотрел на дорогу стеклянными глазами. Они свернули на забытую всеми улицу, где одиноко лежат два разрушенных дома, Вермир увидел, как вдалеке пылает большой костёр, страх и без этого плясал в животе лишь от одного присутствия Водника, хоть Вермир всеми силами пытался не показать, но теперь он стал больше, словно разгорелся, как костёр.

— И что это? — спросил Вермир.

— Не переживайте, господин Вермир. Этого всего лишь для света, хотя его тоже можно использовать…

Оставшиеся десятки метров Вермир провёл в раздумьях, как одолеть это чудовище, если дела пойдут совсем плохо. Вермир остановился в двух метрах от костра, дабы не сгореть, а Водник пошёл в темноту справа от костра, послышались мычанье и шелестенье одежды. Водник вышел из тени, таща за собой два тела, одно худое, а второе мясистое с чёрной повязкой на глазу, поставил их на колени возле костра, так близко, что можно почувствовать, будто сейчас кожа на лице начнёт плавиться. Вермир увидел, что у них завязаны рты, вспомнил это лицо, эти толстые губы, широкий нос, квадратную челюсть. Водник снова ушёл в тень и притащил ещё двоих, а после ещё двоих, один из которых брыкался, будто заживо жаренный, он упорно не хотел вставать на колени, после нескольких попыток, Водник мощным ударом отправил его в облачную страну. Его лицо упало близко к костру, кожа на лице очень быстро превратилась в цвет расплавленного металла.

— Вспоминаешь? — спросил Водник и, подойдя, положил руку на плечо здоровяка. Вермир отчётливо увидел дрожание большого тела.

— Зачем это? — спросил Вермир, чувствуя, как внутри борются разные чувства, и получается конфетти из беспредельного гнева, непонимания, боли и раскрасневшейся до безумия мести.

— За всё надо платить, — сказал Водник и сжал руку, послышался отчётливый хруст, здоровяк яростно замычал и попытался встать, но Водник поставил его обратно на колени, положил вторую руку на другое плечо. — Прошу прощения, позволил себе лишнего. Они ваши. Не пора ли поработать мечу?

Вермира одолевали воспоминания о том дне, месте, о тех чувствах, что испытывал в тот момент, о том, кто лишил его глаза и изуродовал лицо. Он поднёс трясущуюся руку к пустой глазнице, смотря в землю, спустя мгновенье перевёл взгляд на здоровяка, пускающего слезу за слезой.

— Я… я… — хотел начать мысль Вермир, но её перебили другие.

— Только не говорите, что вы хотите их отпустить, — сказал Водник, ходя за сгорбленными спинами. — Ведь они принесли вам столько боли, страданий, они порушили всё, что вы имели, они хотели вас убить, но не рассчитали, сделали вас таким. И после всех злодеяний вы готовы простить их?

— Нет, — сквозь зубы проговорил Вермир, вернув взгляд к земле.

— Тогда примените меч, — наклонившись, зловеще сказал Водник, растягивая улыбку и зажигая глаза.

— Я… не убийца, — медленно проговорил Вермир. Улыбка Водника померкла, а глаза приняли серьёзный вид. — Я не буду убивать слабых и связанных, словно мясник, я не стану уподобляться им, становясь пародией на мстителя.

— Что ж, тогда вы не против, если это сделаю я? — спросил Водник, улыбаясь с новой силой и показывая предвкушающие глаза. — Мне не даёт покоя навязчивое чувство справедливости, не могу спать спокойно, когда злодеи не понесли кару.

Здоровяк посмотрел на Водника, яростно замычал, дёргаясь, и перевёл умоляющий взгляд на Вермира.

— О, — сказал Водник, развязывая рот здоровяку, — кажется, он хочет что-то сказать. Возможно, он раскаивается в своём поступке.

— Пожалуйста, пожалуйста, — слёзно проговорил здоровяк, — убей меня.

— Ну-ну, зачем ты так, — сказал Водник, стирая слёзы с лица. — Тебе дают слово, а ты такие нехорошие вещи говоришь. Неправильно ведь.

— Пожалуйста, — зарыдал здоровяк.

Вермир глядел на это с неприятнейшим ощущением, от жажды ненависти не осталось и следа, стало жалко этого человека, который выколол глаз и раскромсал лицо, стал придумывать оправдания для этого разбойника, он стал таким из-за плохой жизни, отношения людей, воспитания, ведь по-другому здесь не выжить. Но тут же эти мысли оказались отброшены далеко в забытьё. Он — преступник и достоин кары.

— Тихо-тихо, — проговорил Водник и, схватив его палец, выгнул под неестественным углом. Окрестности поразил истошный вопль, остальные разбойники с ужасом на глазах попытались уползти подальше. — Это был всего лишь первый, у тебя их ещё много.

Здоровяк зарыдал, невнятно тараторя мольбы, при этом сжав кулаки, но Водник успел схватить средний палец. Вермир увидел торчащий мосол и капли крови, этот глухой, словно откуда-то из глубины, хруст… хруст засел в голове и не собирался уходить ни под каким предлогом. Он повторился, как и вопль. Водник ударил кулаком, словно молотом, по голове, здоровяк вырубился и захрапел.

— Зачем же так кричать, перепугаешь всех, на нервы ещё действует, — сказал Водник, поднимая руку с торчащими в разные стороны пальцами, и схватился за безымянный. — Но ничего, сейчас проснёшься.

Прозвучал хруст, но здоровяк не проснулся, лишь храпел, как глохнувший мотор. Вермир отвернулся, с каждым хрустом он тихо вздрагивал, чувствуя уродские, приносящие боль ощущения.

— Как сладко спишь, — сказал Водник, берясь за мизинец, — видно, хорошие сны сняться. Ну, воспользуемся моментом.

Вермир зажмурил глаза, чувствуя, как от хруста дрожит весь мир. Запах палёного волоса раскинулся на пустырь, Вермир открыл глаза, волосы брыкающегося парня потихоньку начали разгораться. Водник обернулся и стал жадно, с наслаждением, глядеть, как горит голова. После нескольких секунд стояния Вермир тихо сказал:

— Я пойду.

— Всего доброго, — медленно и кровожадно проговорил Водник.

Идя в темноте, Вермир слышал крики за спиной, они не умолкали, лишь стихали от расстояния, глухой хруст не выходил из головы, а гнетущее чувство вводило непонятное состояние, в котором мысли потеряли ход, завязли. Вермир шёл и не до конца понимал, что его так сильно выбило из равновесия, хладнокровный Водник, говорящий будничный языком при ломании пальцев, просьба здоровяка об убийстве или цельная картинка безысходности, как тогда, когда он валялся на земле, прижатый шайкой разбойников. Беспросветная, апатичная… природа столько сил потратила на взращивание живых существ, а их убивают так холодно, будто это обычное дело, не грозящее ничем. Целый мир затухает, но никому нет до этого дела, потому что таких миров безграничное множество.

Пройдя путь в темноте, почти не о чём не думая, не замечай окружающий мир, Вермир заметил, что стало легче, эмоции остыли, образы уже не кажутся такими острыми.

Он подошёл к двери, вытащил ключ из кармана, отпёр замок и открыл дверь. День оказался слишком насыщенным, большим, словно неделя. Не замечая ничего вокруг, Вермир закрыл дверь и заперся с помощью щеколды. Положив плащ на табурет, Вермир пошёл к кровати, держа меч в правой руке, но за маленькую долю секунды почувствовал, как обратная сторона колена сгибается под ударом. Его схватили за волосы и наотмашь рывком распороли горло, он упал на пол, дёргаясь и теряя кровь.

 

День правды

Из-за темноты разбойник не мог точно сказать, где распорол горло, у основания или ближе к челюсти, но ему оказалось достаточно того, что резанул кинжалом по плоти. Он вообще мало что видел, кроме очертаний, даже не уверен, что это Вермир. Разбойник уже подошёл к двери, чтобы уйти, но в последний момент решил проверить, медленно подошёл к телу, присел и протянул руку к плечу, но удар затупленного, заржавевшего меча откинул руку, продрав кожу и сухожилие, словно дубина, и врезавшись в кость. Удар вывел из равновесия разбойника, Вермир выпустил меч из рук и кинулся на несостоявшегося убийцу, отводя разрезанной рукой руку с кинжалом сторону. Повалив его, придавил коленом руку с кинжалом, вторую так же у запястья.

— Кто ты?! Зачем ты меня хотел убить?! Отвечай! — закричал Вермир, сдерживая кулаки.

— Ты знаеш-ш-шь, — ответил разбойник шипящим голосом.

— Что я знаю?! — закричал Вермир, схватил голову разбойника. — Говори! Иначе…

— А что ты мне сделаешь, светлячок?

Вермир не сдержался и ударил в лоб, но разбойник не вырубился, лишь потерянно промычал.

— У тебя есть выбор, — сказал Вермир, слегка успокоившись, — либо сейчас всё рассказываешь, либо поймёшь, почему не стоит делать плохие дела.

— Удачи, — сказал разбойник и засмеялся, присвистывая.

— Ты сам выбрал.

Вермир наносил удары здоровой рукой по лицу и голове разбойника до тех пор, пока тот не отключился, а случилось это не скоро, спустя десяток яростных ударов. Вермир выхватил нож из обмякшей руки и разрезал рубаху разбойника от пупка до горла, срезал рукава, поднял тело, чтобы вытащить кусок от бывшей рубахи. Рукавами связал щиколотки и запястья, а куском ткани завязал рот, на всякий случай ещё связал локти и колени. Положив кинжал на стол, Вермир подошёл к печи и вытащил две дощечки из пола, потянуло холодом и сыростью. Вернувшись к разбойнику, Вермир схватил его за руку и потащил к погребу.

— Я тебя предупреждал, — сказал Вермир и скинул тело в темноту.

Закрыв погреб, Вермир поставил на них табуретку, перекинув плащ на кровать, взял оставшийся кусок ткани, сел на табурет и завязал распоротую от перепонки до запястья руку. Кровь никак не желала останавливаться, в считанные секунды на ткани появились красные пятна, но бежать ночью непонятно куда и искать помощи Вермиру не хотелось, он опёрся о печку, положил ноги на комод и попытался расслабиться, но кровь до сих пор бурлила. Сон пришёл не скоро, Вермир даже не запомнил когда пришёл, но точно помнит, что спустя долгое время, проведённое во тьме.

Наутро он проснулся от стука в дверь. Рывком вскочив, Вермир пошёл к двери полный бодрости, будто не мучился полночи. На ходу он заметил, что на полу валяется ржавый меч, быстро поднял, убрал в другую комнату и поспешил к двери. На пороге оказался Аарон.

— Здравствуйте, господин Вермир, вы готовы?

Вермир вспомнил, что его лицо ничего не прикрывает, но парень это никак не выказал, лишь мельком взглянул на кровавую тряпку на руке. Смутившись, Вермир развернулся и пошёл к кровати.

— Вполне, — сказал он, надевая плащ, — но есть небольшая проблема, — Вермир надел капюшон. — Надеюсь, поможешь решить?

— Если мне это по силам.

Вермир отодвинул табурет и открыл погреб, сырость и холод проникли в избу.

— И что там? — спросил Аарон.

Из темноты донеслось глухое мычанье.

— Сейчас увидишь, — сказал Вермир, спрыгнул вниз и поднял скованное тело. — Вот, держи. Да руки вытяни, урод. Это не тебе, Аарон.

Аарон вытащил не состоявшегося убийцу со сломанным носом, разбитыми губами, настолько опухшими фиолетовыми глазами, что для зрения осталась только маленькая чёрточка.

— Это вы его так? — спросил Аарон.

— Да-ааа… случилось недержание, — ответил Вермир, закрывая погреб. — Пробрался вчера и хотел убить, почти получилось, — Вермир показал левую, дёшево перебинтованную ладонь. — Разговаривать не захотел.

— Это видно, — сказал Аарон, не выказывая никаких эмоций. — Нам надо идти, а одного я вас отправить не могу, его мы тоже с собой взять не можем.

— Обратно в погреб?

Убийца задёргался и замычал. Вермир открыл погреб и скинул трясущегося разбойника.

— Вам бы надо сменить повязку, — сказал Аарон и поднял кусок ткани от рубахи. — Вам, наверное, трудно будет, давайте я помогу.

Вермир странно глянул на Аарона, но снял пропитанную кровью повязку и протянул руку. За ночь кровь засохла, наполовину скрыв огромный разрез. Аарон аккуратно обмотал ладонь пару раз и так же аккуратно завязал бантиком. Вермир кашлянул.

— Спасибо, Аарон.

— Теперь пойдёмте, мы должны быть вовремя.

Дорога заняла немного времени, во время которого они почти не разговаривали. У входа на площадь, Аарон повернул направление на маленькую улочку за площадью, скрытую домами.

— Я думал, нам надо на площадь, — сказал Вермир, пригнувшись над очередной мокрой одеждой, растянутой на верёвке от дома к дому.

— Там сейчас собирается народ, — ответил Аарон, — нам нельзя ломать эффект появления, вы же не простой человек, ходящий по земле, вы высшая сущность, сошедшая сверху, дабы успокоить волнующийся люд.

— Это странно, ты так не считаешь?

— Не важно, как считаю я, моё мнение не учитывается, — Аарон остановился, обернулся. — Это простые люди, они почти ничего не видят кроме каждодневного тяжёлого труда, грязи и голода, им нужна надежда и они её создают.

Вермир не нашёл, что ответить, от него ускользала эта простая, но важная истинна. Он никогда не работал с утра до ночи, не голодал, его жизнь не богатая, но не обременённая тяжкими проблемами и безнадёгой, всё благодаря отцу.

Аарон развернулся и пошёл, Вермир с секундной задержкой двинулся за ним.

— Жизнь без надежды тяжела, — продолжил Аарон, — она придавливает, шепча на ухо, что завтра лучше не станет, а если жить без мечты, которая говорит, что потом станет чище, сытнее и прекраснее, то зачем тогда вообще жить.

— Но почему я? Разве они не могли раньше во что-то верить? Разве только сейчас проявилась надежда? Я всего лишь защитник, а не пророк, мне не к чему такая слава и обязанности.

Аарон ответил не сразу, лишь шёл, изредка нагибаясь под бельём.

— Здесь никого не бывает, даже торговцы ездят одни и те же, это изолированный город, хоть таким и не является на картах. И, конечно же, все сильные, за кем можно идти, сбежали, либо погибли, либо примкнули. А уйти отсюда совсем не просто… Когда люди узнали, что с драконоборцем, членом одного из самых почитаемых сословий, а для простого человека так и вовсе сравнимого с властью, или даже чем-то большим, случилось что-то плохое, с их единственным шансом что-то исправить, это никому не понравилось. Вы правы, вы — защитник, они и надеются на защиту, вы олицетворение надежды.

Вермир несколько секунд шёл молча, обдумывая слова и не решаясь задать вопрос.

— Ты тоже надеешься, Аарон?

— Мы пришли.

Вермир вначале не понял куда пришли, ведь они встали посередине улочки, но проследовав за взглядом Аарона, увидел обычный, небольшой, двухэтажный дом из камня. Аарон ступил на каменное крыльцо и постучал четыре раза, начиная с одного пальца и заканчивая четырьмя, железное окошко наполовину сдвинулось, показывая встревоженный глаз, и тут же закрылось, но открылась дверь, за которой никого не оказалось.

Аарон зашёл в дом, Вермир двинулся за ним. Дверь закрыл здоровый, волосатый мужик, стоявший за ней. Внутри оказалось много свободного пространства, у окна лишь стол и пара стульев, на которых сидят четыре человека, один из которых обладает длинной шеей, рядом камин, к нему прилегает лестница на второй этаж.

Аарон отошёл в сторону и остановился. Вермир прошёл не намного дальше, человек сидящий спиной к окну, улыбнулся. Эта улыбка напомнила Вермиру улыбку Водника, а взглянув в глаза, он понял, что они наполнены безумием. Остальные трое обернулись, старик с обвисшим лицом, длинношеий, но с приятным, и даже аристократическим лицом, и тот, что приходил в таверну, Гихил, который на миг изумлённо взглянул на Вермира, но после вернул каменный взгляд.

— Вы прибыли, господин Вермир, — сказал старик, — присаживайтесь, нам есть о чём поговорить.

Вермиру не хотелось с ними сидеть, но он сел там, где больше пространства, между Гихилом и тощим, с безумно светящимися глазами парнем.

— О чём же? — спросил Вермир, переводя взгляд на всех четверых, будто ожидая какого-то подвоха.

— О будущем и прошлом, — ответил старик. Создалось впечатление, что он сонный, — о ситуации, что сейчас мешает нам всем. Мы рады, что вы пришли к нам и решили помочь и нам и себе.

— В первую очередь я здесь для народа, а не для вас.

— Или вас, — вступил в разговор длинношеий.

— Или меня, — ответил Вермир.

— Нам не за что вам нравиться, но у нас общая цель, — сказал старик, — так давайте ей следовать.

— И какая же? — спросил Вермир.

Безумно улыбающийся парень тихо засмеялся.

— Властвовать над людьми, — сказал он.

— Оге, не путай личные цели с общими, — сказал старик.

— А у всех такая личная цель, — сказал Оге, посмеиваясь, — не только у нас, у многих, очень многих, общая цель же может быть любой, она же общая, не своя.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Орест.

— Что не надо притворяться, — ответил Оге, — он же такой же, как мы, желает повелевать людьми, но только с другим оттенком, если мы хотим, чтобы нам несли деньги и выполняли наши приказы, то он желает, чтобы его любили, уважали, стелились перед его сапогами…

— Это не так, — медленно и железно проговорил Вермир.

— …так зачем разыгрывать эту сцену? Её не оценят, — продолжил Оге.

— Кто не оценит? — встревоженно спросил старик.

Оге засмеялся, сложив руки на груди.

— Они знают, они всё видят, всё, — сказал он, пригнувшись к столу и разводя руки в стороны, будто ощупывает пространство. — Нет ничего, чтобы ускользнуло от их взора, но у нас есть преимущество, — Оге перестал улыбаться, посерьёзнел и поднял указательный палец вверх, — они тоже не знают, что будет дальше.

Оге откинулся в стуле и знатно засмеялся. Орест и Кор переглянулись, Гихил сохранил каменное самообладание, его внимание сосредоточилось на окне, но изредка поглядывал на Вермира.

— Я так не считаю, — сказал Вермир, в его голосе прозвучал пробуждающийся гнев, — я не хочу, чтобы мне лизали ноги, я за свободу, чтобы каждый был освобождён от гнёта.

— Господин Вермир, прошу вас, у нашего собрания нет единого мнения, но большинство не выражает позицию господина Оге.

— И очень жаль, — сказал Оге, сощурившись, — будь вы настолько же умны, этого бы не случилось, и нам бы не пришлось заниматься детскими делами.

— Пора начинать, — сказал Орест.

— Пора, — поддержал Кор.

— Ой-ё-ё-й, — сказал Оге, оживившись, — у нас небольшая проблемка, — стол накрыло гнетущее молчание, — ну, не стесняйтесь, спросите-спросите.

— Какая? — прозвучал вопрос Гихила, словно гром. Он посмотрел в глаза Оге.

— Очень хорошо, что ты спросил, друг Гихил, — сказал Оге, сверкая глазами и зубами, — наблюдателя нашли в канаве.

Оге истерично засмеялся. Орест сжал челюсти, Кор упал на спинку стула, смотря сквозь стену, Гихил лишь перевёл на всех поочерёдно взгляд, Вермир понял, что-то идёт совсем не так, как они задумывали.

— А вы вот спросите, — энергично сказал Оге, — а кто это сделал, кто, кто, кто? А я это сделал.

Он кинулся через стол, словно обезьяна, спихнул ногами стул Ореста, Кор только начал вставать, а его шея уже оказалась во власти Оге, Аарон побежал на выручку, но от мощного удара ноги свалился на пол, Гихил вскочил, но Оге помахал пальцем.

— Но-но-но, не стоит, я же ничего тебе плохого не сделал, друг Гихил. Помнишь, лучше быть друзьями.

— Ты не можешь просто так взять и убить одного из нас, — хладнокровно сказал Гихил.

— Как оказалось, могу, — сказал Оге, посмеиваясь. Кор что-то прокряхтел. — Что, что-то не нравится? Ну, ты не переживай, это долго не продлиться, — Оге потянулся к щиколотке Кора, скривив лицо, при этом смотря по сторонам. — Думаешь, я не знаю, что у тебя там, старый говнюк?

Оге вытащил нож и рывком, под своей рукой, распорол горло Кору, кровь активно поползла наружу. Орест, прикрываясь ладонью, отполз к стене, держа голову высоко, словно змея, Вермир смотрел на это всё с каким-то странным отстранением, будто это происходит не здесь и сейчас, его больше волновали слова этого психопата, он взглянул в окно, на площадь, где собрались толпы народа, и медленно поднялся.

— О-хо-хо, кто это решил вмешаться, — саркастически сказал Оге, — решил поиграть в героя? Герой, да? Будешь спасать тех, кто душит простых людей, обдирает их, насилует… хочешь помереть за этот дряхлый кусок навоза?

Вермир посмотрел на стоящего на коленях, упирающегося рукой в пол, а другой держащейся за живот Аарона, который поднял голову и Вермир прочёл во взгляде какой-то непонятный блеск надежды.

— Разбирайтесь сами, — сказал Вермир устало, двигаясь к выходу и чувствуя, как от спины Гихила пышет холодом.

Оге расхохотался.

— Ты такой же, как и я, мы все одинаковые, — прошипел он.

Вермир прошёл мимо, к выходу, не обращая внимания, лишь проходя рядом с Аароном, хотел замедлить шаг, остановиться, но не смог. Волосатый мужик у двери смотрел на происходящее с растерянностью ребёнка и забыл про всё. Вермир отодвинул здоровую задвижку, открыл дверь и вышел.

— Теперь этот город вступает в новое время, не обременённое старостью, да прибудет власть, — сказал Оге.

Вермир шёл, изнутри поедала совесть, хотела, чтобы вернулся, но он неумолимо шёл, пытаясь не обращать внимание на возмущения и хлёсткие мысли. Каждый шаг отдавался нытьём в груди, веяло развернуться, побежать туда и…

«Что… чтобы я сделал? Это не мои проблемы и уж тем более не мой мир, я вижу этих людей впервые и не могу судить, достоин ли он жизни или нет, что он сотворил и как прожил жизнь. Не мне решать… потому что всё уже решено».

Он шёл с этими мыслями, пока не появился прогал меж домами, увидел толпы людей, заполонившие всю площадь. Никто не обратил на него, выходящего сзади, из обыденности, внимание, он проталкивался сквозь толпу с опущенной головой, извиняясь и натянув капюшон, как можно ниже. Вермир пробрался к центру, хоть последние пару рядов не желали уступать место и бурчали, проклинали, а кто-то даже плевался. Вермира это выбило из хода мыслей, но лишь ненадолго, он увидел возвышение в виде нескольких досок положенных друг на друга и встал на них, чтобы его могли видеть все.

— Я — Торсоу Вермир Малдович, драконоборец, — как можно громче сказал он. Толпа затихла, обескураженно глядя на Вермира. — Я тот, кто пострадал от рук разбойников, я знаю, что вы переживаете за меня, и благодарю вас за это, но сейчас не время терять надежду и паниковать, я выжил во многом благодаря хорошим людям, которые приютили, вылечили и кормили меня целый месяц, не взяв за это ничего, я обязан им и безмерно благодарен.

Дора, находящаяся внутри толпы, счастливо заплакала, рядом стоящий Нелд аккуратно погладил хрупкую спину.

— Если ты тот, за кого выдаёшь себя, то покажи лицо! — закричали из середины толпы. — Драконоборец изуродован, и без одного глаза!

Дора в страхе устремила взгляд на Вермира.

— Не поднимай, — прошептал Нелд.

— Если вам так хочется, — так тихо сказал Вермир, что его не расслышали даже первые ряды.

Он медленно снял капюшон и выпрямил голову. Толпа непроизвольно попятилась, Вермир увидел ошарашенные глаза, показалось, что он даже слышит, как учащённо забились их сердца.

— Я пришёл в этот город, чтобы защищать вас от драконов, и исполню долг несмотря ни на что.

Но Вермир не увидел в их глазах надежды, счастья, ничего, кроме отвращения.

— Как ты можешь защитить нас от дракона, этой огненной твари, когда не смог справиться с парой разбойников? — тихо сказал дряхлый, согбенный старик с выпавшими зубами.

Рядом с ним молодой парень услышал слова старика и закричал на всю толпу:

— Верно! Как он будет защищать нас, если себя защитить не может?! Смех!

Кто-то из толпы и вправду засмеялся, но остальные ничего не сказали, просто стали расходиться. Вермир глядел, как уходят те, кого он так мечтал защищать, простых, необременённых тяжёлой думой людей, они оказались совсем не те, кого ожидал встретить. Наверное, они подумали так же.

Когда почти все расползлись, Вермир, закрыл лицо капюшоном, сел на доски, упёр локоть в ногу, а рукой подпёр подбородок, смотря в землю. Но ушли не все, двое остались и подошли к нему, Вермир увидел тени и поднял голову, это оказались Нелд и Дора.

Дора хотела сразу броситься обниматься, но ситуация не позволяла сделать это так просто. Нелд же смущённо стоял.

— Привет, — кротко сказала Дора.

— Привет, — ответил Вермир, устало улыбнувшись.

— Здравствуй, — сдержанно сказал Нелд, — я хотел из…

— Не стоит, — перебил Вермир, — я всё понимаю и не держу обиды.

Нелд улыбнулся на миг, но лишь на миг.

— Прошло не так, как все думали, — осторожно сказала Дора.

— Глупо бы на что-то надеяться с этим, — сказал Вермир, указывая на лицо. — Было ошибкой сюда приходить и нести чушь о защите. Хороший я защитник, как безрукий кузнец.

— Прекрати… — сказала Дора, посмотрев просящим взглядом. — Ты же знаешь, что они действительно хотели надеяться, гореть надеждой.

— Но я им помешал, — сказал Вермир, пуская пару смешков. — Они хотели увидеть кого-то сильного, красивого, кто скажет им: «вот я побил столько людей, драконов, я буду вас защищать», а они закричат и поклоняться ему, а дальше всё у них будет хорошо.

Вермир устало поднялся, вздыхая, Дора потянулась и обняла его.

— Как бы то ни было, мы всегда с тобой, — сказала она.

— Да, мы всегда будем за тебя, — поддержал Нелд. — Толпа ведь не хочет знать скучные объяснения, ей нужно только то, что она хочет. Никто не смеет идти против толпы, хорошо ещё, что они не разозлились.

Вермир посмотрел ему в наполненные ясностью глаза, вспомнив про детский ноготок.

— Нелд, я их найду, они перестанут…

— Не надо, — резко сказал Нелд, но после нескольких секунд смягчился. — Они уже перестали, ты только раззадоришь их, не стоит этого делать.

Вермир сжал челюсти и кивнул.

— Хорошо, я не стану.

— Что ты теперь будешь делать? — спросила Дора.

— Я не знаю, я вдруг оказался никому не нужен.

— Но ты нужен нам! — воскликнула Дора.

— Да, — улыбнулся Вермир, — кроме вас я никому не нужен, но… у меня всё ещё есть обязательства, я всё ещё драконоборец. Наверное, на этом и сосредоточусь.

— Драконы, опасные существа, — сказала Дора, — хорошо, что у нас их не бывает.

— Да, — подтвердил Вермир, смотря в сторону стеклянным глазом, — хорошо, что не бывает…

— Ладно, я пойду, — сказал Нелд, смущаясь, — я ненадолго пришёл, чтобы повидаться, увидеть, что с тобой всё хорошо.

— Ну, Не-ееееее-лд… — протянула Дора.

— Мне надо идти, — уныло сказал Нелд, — таверна сама не проживёт.

— Я понимаю, — сказал Вермир, протягивая руку. Нелд пожал руку, Вермир притянул к себе и обнял. — Береги себя.

— Ты тоже, — сказал Нелд неловко, отстраняясь. — Ну, я пойду.

— Чем займёмся? — спросила Дора.

— Не знаю… — не вдумываясь, ответил Вермир, смотря в удаляющуюся спину друга и тут его осенило. — Нелд! Нелд!

— Чего? — громко откликнулся друг, развернувшись.

— Извини, что не поверил тебе, ты был прав насчёт города.

Вермир заметил, как маленькая, но стойкая улыбка проскочила на лице друга.

— Да ладно, — сказал Нелд и, развернувшись, пошёл дальше.

— А что он сказал про город? — спросила Дора, немного улыбаясь. — Что это лучшее место в княжестве?

— Почти, — ответил Вермир, ухмыльнувшись.

— Ладно, может, погуляем?

— Да, пойдём, — ответил Вермир. Почему-то это идея сразу понравилась. — Давно я не гулял здесь.

Они пошли прочь от площади без конкретной цели, просто двигались к ближайшей улице.

— Да здесь и нет ничего, почему можно было бы скучать, — сказала Дора, а после опомнилась. — Ну, я имею в виду, здания, какие-нибудь прекрасные места, что-то вроде этого, не людей.

Вермир улыбнулся.

— Нет, Дора, места напоминают о тебе, в смысле, о том, кем ты когда-то был. Но не могу сказать, что это хорошие воспоминания, это показывает, всё вокруг меняется, а я даже не могу понять, что конкретно меняется, я… или этот мир.

Дора хотела взять за руку Вермира, но обнаружила, что она перевязана.

— Вермир, — немного в ступоре сказала она, — что у тебя с рукой? Ведь у тебя не было там раны.

Вермир неловко улыбнулся.

— Порезался немного, не переживай, там ничего серьёзного, честно.

— Но она вся в пятнах крови…

— Забыл повязку поменять, не волнуйся, правда, всё хорошо.

— Ох, если ты так говоришь, то ладно. А как с остальными ранами?

Вермир вспомнил, что не обращал внимание на раны, не смотрелся в зеркало и не знает, как обстоят дела с лицом, пустой глазницей, да и рану на животе не проверял.

— Тоже всё хорошо. Давай поговорим о чём-нибудь другом.

— Хорошо, — сказала Дора и затихла.

— Я вот недавно в лес ходил, — сказал Вермир, не выдержав монотонный звук шагов.

— И как?

— Странно, уже не то, что было раньше. Совсем другие ощущения, когда смотришь с вершины на окружающий мир.

— Ты забирался на самую вершину? — удивилась Дора.

— Да, а что? — слегка испуганно спросил Вермир, вспоминая свою встречу в лесу.

— Ну, там же высоко.

— Я и маленьким туда забирался.

— А я вот даже в гору не залезала, — слегка обиженно сказала Дора.

Вермир засмеялся.

— Чего ты ржёшь? Знаешь, как там страшно? Ой, а, может, как-нибудь вместе туда сходим.

У Вермира постепенно слезла улыбка, он вспомнил о драконе.

«Она ничего о нём не знает», — подумал Вермир. — «Значит, никто в городе не знает, это хорошо».

— Как-нибудь обязательно сходим, — ответил Вермир.

— Правда? — удивилась Дора, словно ребёнок. — Спасибо!

Вермир и не заметил, как они прошли большое расстояние, отдаляясь от центра города. Дома по бокам постепенно начали превращаться из каменных двухэтажных верзил в маленьких, деревенских простачков, дорога всё ещё из камня, но скоро превратиться в просто вытоптанную землю. Отделившись от дома, навстречу им вышел худой мужчина с пронырливым лицом, в кафтане и чёрных сапогах.

— О, какая встреча! — прикрикнул он. — Не ожидал вас здесь увидеть, какая славная неожиданность, правда? — Дора обомлела, Вермир напряг лоб, пытаясь вспомнить, кто это, и придумывая, что будет делать, если это засада очередных разбойников. — Ну, вы что, меня не узнали? Я же помощник управляющего города, Вергилия Суальского, Ифи.

Вермир вспомнил, и подумал, как это было давно, когда он заходил к ним за ключами от дома, а они хотели забрать его себе.

— Помню, — ответил Вермир, — случайность действительно поражает.

— И не говорите, я вот случайно увидел ваше выступление на площади и был, то есть я и сейчас возмущён, этим поведением людей, они не достойны получать такие слова. От лица Вергилия Суальского заявляю, что вся стража города и лично градоначальник, а так же его подчинённые, будут стоять за вас горой. И за вас тоже, леди.

Вермир впал в ступор, но спустя пару секунд очнулся.

— Эм, хорошо, если это всё, то мы пойдём, — сказал он.

— Нет, — резко, но с тем мягко сказал Ифи, — это не всё. Я хотел бы с вами поговорить об небольшой детали, но, если позволит дама, наедине.

Вермир посмотрел на взволнованную Дору.

— Я сейчас, подожди немного, хорошо?

— Да, — ответила Дора.

Ифи и Вермир отошли в прогал меж домов, укутавшись в тенях. Дора же глядела туда во все глаза с нескрываемой тревогой.

— Сегодня утром, — зашептал Ифи заговорщицким голосом, — нашли тело Иуаня Гаальского, судьи из столицы. Мы, конечно, пытались придержать эту новость, но в столице уже знают и им это не понравилось, поскольку этот парень был супругом дочери верховного судьи княжества. Они в ярости. Скоро сюда прибудет третий военный корпус серебряной гвардии.

— А что вы от меня хотите? — шёпотом спросил Вермир.

— Вы же уже познакомились с городом поглубже? — Ифи выдержал паузу, пытаясь глядеть в глаз, но капюшон надёжно скрывает взгляд хозяина. — Давайте вытравим этих паразитов вместе. Военный корпус в любом случае выслушает советы, или даже наставления, драконоборца.

Вермир молчал, думая, что может пойти не так, ведь это лучший исход из возможных, всем станет лучше, разбойники пропадут, больше никто не будет обкрадывать и убивать людей, прекратиться насилие и городу больше не нужна будет надежда. Зачем она, когда всё хорошо…

— Корпус прибудет в течение недели, но вряд ли раньше пяти дней, — сказал Ифи. — У вас есть время подумать, но не затягивайте с этим, нам надо всё тщательно обдумать и скоординироваться.

— Постойте, вы не знаете, где их логова?

— Логова? — недоумённо прошипел Ифи. — Это не имеет значение, кровь будет литься вёдрами в любом случае. У них есть влияние и связи далеко за пределами нашего маленького, славного городишки. Главное — это дать корпусу подсказку и повод, а остальное они всё сделают.

— Раз вы настолько откровенны, — медленно проговорил Вермир, — то не расскажите, почему вам просто не обойтись собственными силами?

Ифи хитро заулыбался.

— Вы хотите, чтобы это место стало нормальным или нет? Если сильно захотите, то вы определённо узнаете, почему иногда нужна помощь откуда-то со стороны. Но только, прошу вас, не лезьте на рожон, потерпите неделю и попытайтесь не умереть, а-то это серьёзно затруднит жизнь нашей маленькой идеи.

— Я постараюсь.

— А ещё, — громко сказал Ифи, выходя из тени, — Вергилий звал вас на чашечку чая, если у вас, конечно, есть время. На этом я с вами прощаюсь, и с вами, леди, тоже, всего хорошего.

Ифи повернулся и пошёл по улочки, вскоре скрылся из виду.

— Что он хотел? Что-то серьёзное? — взволнованно спросила Дора.

— Да ничего особенного, просто…

— Что?

— Хочет, чтобы я берёг себя.

— Странно…

— Почему?

— Мне всегда казалось странным, когда какой-то малознакомый человек говорит такие слова. Это как, ну, не знаю… как проститутке признаваться в любви.

Вермир выдавил смешок, но брови явственно сползли, а губы потихоньку раздвигались.

— Или ты с ним хорошо знаком? — спросила Дора.

— Нет, всего пару раз виделись, — ответил Вермир, вернув контроль над лицом.

— Ну, вот, ему от тебя что-то нужно.

— Да-а, наверное, ты права. Пойдём дальше?

— Пойдём.

Они медленно шли по уличке, разговаривая о пустяках, вспоминая моменты из детства, как познакомились, как после познакомились с Нелдом, эти давние времена сейчас звучат, как приятная, расслабленная, но в то же время хватающая за душу музыка. Время пошло настолько быстро и так плавно, что Вермир не успевал за ним, а когда очнулся, то понял, что они бродят около улицы его дома. За время прогулки он отвлёкся от произошедшего на площади, успокоился, и неприятные мысли перестали появляться.

— Может, позовёшь домой? — смущённо спросила Дора. — Я так давно у тебя не была, даже не помню, как выглядят стены.

— Эм… — Вермир вспомнил, что в погребе валяется связанный убийца, который будет мычать похлеще коровы. — Да там сейчас не прибрано…

Дора прильнула к нему, обхватила за спину и посмотрела в глаза.

— Ничего, — сказала она томно, — я потерплю…

В голову Вермира вторглись стоны, слышимые через стену, когда он валялся в койке, не в силах встать. Они начали драть рассудок, усиливались, приобретали острый оттенок. Он окаменел, напряг шею, закрыл глаз, ноздри расширились, хоть и старался это сдержать. Дора медленно опустила руки и отошла.

— Это из-за того, что я… — разочарованна начала она.

— Нет-нет, не из-за этого, — перебил Вермир и вяло попытался переубедить Дору, хотя в голосе чувствовалась фальшь. В голову вторглась извращённая мысль, которая нашёптывала, как суккуба, что Дора тоже должна почувствовать боль, ту, что чувствовал он, раздирающую, жгучую.

— Ну, конечно, кто захочет с проституткой, — вскинув плечами, сказала она уныло.

На миг Вермир почувствовал утоление этой извращённой мысли, кратковременную радость, но лишь на миг. Сразу же за этим последовала жуткое разочарование, что поддался этой глупой, уродской, детской мысли. Он протянул руки и обнял Дору, накрыл подбородком голову, а она прижалась к груди.

— Это не из-за этого, правда, — сказал он так, что в это поверил бы почти каждый. Голос чистый и ясный, льётся, словно журчащая кристальная речушка. — Просто я ещё не в форме, шрамы дают о себе знать, к тому же я не мытый. Чуешь, как воняет?

Вермир отстранил голову и посмотрел Доре в глаза, она два раза быстро втянула воздух носом.

— И правда, — ответила она, смущённо улыбнувшись, и уткнувшись носом в грудь. — Не бросай меня, кроме тебя и Нелда у меня никого не осталось…

— Ты что? Конечно, нет, у меня тоже, кроме вас, никого не осталось. Подожди немного, скоро всё уладиться и…

— Что? — Дора посмотрела Вермиру в глаз, облизнула губы и закусила нижнюю.

— Будем больше проводить время вместе.

Дора тяжко вздохнула.

— Хорошо, конечно, но они никогда не придут в норму, этот город никогда не станет нормальным, здесь всегда будет опасно ходить и говорить, если ты с чем-то не согласен. Единственный выход — уйти кому-то под крыло и молчать, как это сделал Нелд. Теперь мы, хотя бы, не страдаем от нападок и разбоя. По крайней мере, таких случаев стало меньше.

— Я обещаю, — сказал Вермир, проводя здоровой ладонью по волосам, — всё измениться.

Дора отстранилась с лёгким, полным неудовлетворения, выдохом.

— Мне хочется в это верить, но я не понимаю, как это произойдёт. Слишком много всего произошло, чтобы я верила в сказки. Я пойду, прощай.

— Постой, — слишком резко прикрикнул Вермир, почувствовал, как что-то защемило в груди, — давай провожу.

— Не надо, днём не так опасно. К тому же, в таверну пока тебе лучше не заходить. Пока.

Вермир глядел в след уходящей Доре, одолевали мысли, какой же он низкий, подлый, извращённый. В эту минуту возненавидел себя и свой поступок и, если бы мог, то не стал его делать, но такой возможности нет, поэтому он, раздосадованный, пошёл домой.

Как только Вермир захлопнул за собой дверь, то из подпола послышалось яростное мычание. И без того плохое настроение совсем омрачилось, хоть он и помнил про убийцу, но так и не придумал, что с ним сделать. Вермир снял плащ и кинул на стол, медленно, вразвалочку, подошёл к погребу, вытащил доски.

— Ну что ты мычишь, я же про тебя не забыл, — в ответ посыпалось мычание, — ладно, пора с тобой разобраться, не могу же я держать тебя вечно, хотя за руку надо бы ответить.

Вермир спрыгнул вниз, на звук обнаружил связанного разбойника, который сумел доползти до земляной стены, схватил его за бока и потащил к выходу, вытащить связанное тело взрослого человека в одиночку оказалось не лёгким занятием. Вермиру пришлось вытаскивать убийцу на себе, обхватив его и встав, напрягая ноги и спину до предела. Лицо разбойника не пришло в норму, даже разнесло ещё больше и приобрело фиолетовый цвет. Вермир закрыл погреб, взял табурет, поставил возле не состоявшегося убийцы, и сел.

— Ну и что мне с тобой делать? Не убивать же? — уныло спросил Вермир, разбойник задёргался и замычал. — Да я пошутил, хотя давай развяжу тебе рот, может, что-нибудь придумал, пока отдыхал.

— Мне надо в туалет, — медленно, сипло сказал убийца.

Вермир тяжко вздохнул.

— Ну, хватит добавлять проблем… просто расскажи всё, что знаешь, и я тебя отпущу.

Убийца шумно сглотнул.

— Это Оге затеял, мой босс — Оге, он приказал тебя убить, я всего лишь выполнял его приказ, ничего личного.

Вермир задумался, где-то он слышал это имя, а спустя пару секунд его осенило. Оге, так обращался старик к своему будущему убийце.

— Чем я ему помешал? — спросил Вермир.

— Я не знаю, это не мои дела, я никогда не лезу в дела босса. Он приказал — я сделал, не иначе.

Вермир положил руки за голову, вытянулся, чувствуя, будто на него свалилась гора, которую он, как атлант, пытается удержать.

— Ты ведь понимаешь, — расслабленно начал говорить Вермир, — что я не могу тебя отпустить.

Убийца дёрнулся, зло посмотрев.

— Ты обещал, — прошипел он, — или твоё слово ничего не значит?

— Значит. Отпущу тебя в туалет, — ответил Вермир, пожав плечами. — Ну, вот как, как я могу тебя отпустить? Ты же вернёшься. А мне и без тебя много чего предстоит сделать.

— Думаешь, — яростно зашипел убийца, — я сдохну от голода или от обезвоживания?! Думаешь, меня сожрут черви?! Или я простужу почки, а кожа от сырости начнёт гнить?! Ты так думаешь, да?! Что всё решиться без сложного решения, но будь уверен, ты уже сделал выбор.

— В туалет хочешь или нет?

— Вытаскивай, — прошипел сквозь зубы разбойник.

Вермир прошёлся до двери, открыл, схватил убийцу за локоть и потащил к туалету за домом. Убийца испытал и без того испачканным в земле телом, как кожа хорошо ладит с землёй на буксире, у него съехали штаны, оголив простую набедренную повязку, но он ничего не сказал. Вермир подтащил тело поближе к деревянному, двухметровому туалету, и поставил на колени.

— У тебя минута, чтобы сделать грязное дело, — сказал он, развязывая руки.

Убийца поднялся с помощью рук, открыл дверь и влез в туалет, поворачивая связанные ноги в разные стороны. Как только дверь закрылась, Вермир отошёл подальше и начал считать. После череды неприятных звуков стало тихо, но минута прошла.

— Время вышло, — сказал Вермир.

После недолгой паузы из туалета послышались шуршанье и шарканье.

— Мне надо ещё немного времени, — глухо донеслось из-за деревянной двери с небольшим вырезом сверху.

— Так не пойдёт.

— Тебе придётся потерпеть.

— Мне совсем не хочется ломать туалет, который мой отец построил собственноручно, такого удобства нет у большинства, так что уходи или глотнёшь дерьма. В прямом смысле.

— Ну, хорошо-хорошо, выхожу, — расстроено произнёс убийца.

Но он не вышел, Вермир агрессивно шагнул три раза и резко остановился в полутора шаге от туалета, дверь от удара изнутри рванула вперёд, пролетела возле носа Вермира, и врезалась в туалет, скосившись. Наружу с криком вылетел разбойник, подняв колено. Вермир повернулся боком, закрывая рукой голову, а ногами выставляя опору. Удар пришёлся в блок, разбойник начал махать руками, но правое запястье оказалось захвачено, как и шея, а после резкого удара в щиколотку упал и так разбитым лицом в землю.

— Дверь с петель снёс, — раздосадовано сказал Вермир, прижимая затылок к земле. — Ну, вот зачем, зачем ты создаёшь лишние проблемы, я бы тебя всё равно отпустил, за тобой пришли бы.

— Не пришли бы, — глотая землю и жуя травку, ответил убийца, — Я прокололся, меня видел этот чмырдяй, Аарон.

— Оооооо, нет, вот тут ты ошибаешься, за тобой бы пришли, но не психопат Оге. Если ты ещё не понял, то ты больше никому не нужен, ты расходный материал, который сломался и требует замены, — Вермир обхватил шею и сдавил два хряща, а второй рукой завернул руку к лопатке, поднял убийцу и повёл к туалету под кряхтенье. — А теперь время исполнять обещания.

Вермир сунул голову разбойнику в дыру полную свежего дерьма, давя на шею, чтобы не вытащил голову, при этом максимально отстранился, пытаясь как можно меньше дышать носом. Послышались яркие звуки рвоты, Вермир исторг гневный вопль, закатив глаза. Он вытащил голову разбойника, брезгливо держа за шею, поднял и повёл к заросшему пустырю, на котором когда-то паслась единственная коза, но железный кол, вбитый в землю и засыпанный камнями, чтобы лучше держался, с ошейником на цепи остался. Вермир уронил разбойника возле кола на колени, распрямил его руку и схватил вторую, засунул их в ошейник, нашёл нужный шажок, чтобы потуже затянуть, и с силой надавил, чтобы пазы сошлись. Разбойник жалко дрожал, склонив мокрую и жутко воняющую голову.

— Можешь сколько угодно орать, тут всё равно никто не ходит, — зло сказал Вермир и пошёл к берегу речки, чтобы сполоснуть руки.

Пара капель жидких отходов попала на тыльную сторону руки, что только ещё больше разгневало Вермира, он яростно тёр руку, но запах никуда не пропал. Вермир взял горсть песка шустро затёр руку, запах ослаб, а, может быть, и вовсе остались лишь воспоминания о нём. Хмурый, но поуспокоившийся, Вермир пошёл к туалету. Осматривая дверь, Вермир увидел, как несколько жидких шматков замазали пол внутри деревянной кабинки. Ворча под нос, он вернулся домой, взял бутылёк со щёлоком, хранившийся внизу комода, и тряпку, как всегда лежащую в углу, сходил к речке, чтобы промочить тряпку, вернулся к туалету, высыпал немного щёлока и начал брезгливо вытирать, не дыша носом.

«Надо было его заставить это убирать», — придумал это Вермир и ещё десяток проклятий.

Закончив, Вермир промыл тряпку с помощью щёлока и убрал всё на свои места, а после вернулся к починке двери.

«Надо было его заставить дверь ремонтировать», — подумал Вермир, ставя дверь на место.

За всё это время разбойник не поменял позы, словно прокажённый воздел руки к небу, но не из-за веры, а потому что ошейник не даёт их опустить. Он, будто пьяный, слегка качается из стороны в стороны, чувствуя ужасающий, доводящий до рвоты, запах. И его не разрезать, не стереть, не убить, он въелся в кожу, как моральный выбор, как действия, что привели к этому состоянию. И теперь можно только вымыть… или выжечь.

Вермир вернулся домой и лёг на кровать, усталость, словно клещ, впилась и не отпустит, пока не насытиться. Вермир лежал и думал, почему вышло всё так, ведь он не хотел унижать, лишать свободы, словно свихнувшийся деспот, но он сделал это, хоть и ценит свободу превыше жизни, а жизнь пытается спасти, но никак не разрушить. Но всё вышло наоборот его убеждениям.

Вермир провалялся на кровати, думая о правильности поступках, о праве выбирать такие решения, о нахождении другого выхода из тех ситуаций, о пути, на который его заведёт не сдерживаемый гнев. Он рассуждал много, перебивая свои аргументы своими же опровержениями. Это длилось долго, пока ему не надоело, и он понял, что очень хочет есть, а не ел он давно. В доме еды не оказалось, а запасы, взятые в Цитадели, иссякли ещё в таверне, иначе бы протухли. Вермир вытащил кошель с монетами, надел плащ, не забыв накинуть капюшон, и пошёл на рынок.

Дорога не заняла много времени, люди начали появляться только ближе к центру города, и то небольшими группами, в одиночку почти никто не ходит. Рынок — широкая каменная улица, набитая с обеих сторон палатками с товаром и людьми, но шума здесь совсем немного, торговцы спокойно переговариваются с покупателями, без криков и ругани, даже палатки прямы, как стрелы, а не как рога барана. Вермир подумал, что, скорее всего, здесь тихо из-за того, что люди приходят одни и те же.

Вермир подошёл к палатке с аккуратно расставленными в ряд корзинками с куриными яйцами, за прилавком взволнованная светловолосая женщина.

— Здравствуйте, вы что-то хотите купить? — спросила она, опуская взгляд на прилавок.

— Да, корзину яиц, сколько стоит и сколько там штук?

— Две медные, в корзине восемь яиц, — ответила женщина, не поднимая глаз.

— Хорошо, я возьму, — сказал Вермир, вытаскивая из мешочка монеты, — вот, держите.

Женщина протянула маленькую ладошку, всё ещё смотря на прилавок, Вермир заметил, что рука слегка подрагивает, и осторожно положил монеты, женщина медленно, хоть и видно, что она хотела сделать это рывком, убрала руку, Вермир вскинул заросшие шрамами брови под капюшоном, взял корзинку и пошёл дальше. На взгляд бросилась палатка с развешанным на крюках мясом и колбас, рядом покупатель, разговаривающий с полным торговцем, как только Вермир подошёл, покупатель поспешно заплатил, взял товар и удалился.

— Мясо продаёте? — спросил Вермир. — Мне бы кусочек.

— Какой желаете?

— А давайте вот этот.

— О, хороший выбор, — сказал торговец, снимая мясо с крюка, — говядина высшего сорта, не пожалеете. Шесть медных.

Вермир вытащил монеты и отдал радушно улыбающемуся торговцу, который завернул мясо в тряпку и передал.

— Может, ещё что-то желаете? — спросил торговец.

— Нет. Лучше скажите, что на площади сегодня было, народ туда как за деньгами шёл.

— А, это. Да ждали кого-то, хотя я и не понял кого, какого-то докобойца, хотя откуда у нас доки? Не ясно. Говорят, он так и не пришёл, меня-то там не было, но, говорят, люду было тьма, всю улицу истоптали.

— Ясно. Ладно, спасибо за мясо. Постойте, а что это у вас там?

— Где? А, это? Кабанчик, хороший, небольшой, правда, но упитанный, самое то для праздника. Свежевать не стал, неизвестно когда купят, так хоть побольше продержится, а если уж не купят, то и своей семье праздник устрою.

— Сколько стоит?

— Ох, непросто он мне дался, непросто. Но ты мне нравишься, за золотую отдам.

— Беру, — сказал Вермир, доставая золотую монету из мешочка и отдавая торговцу.

— Подожди, — сказал торговец, зажав монету в кулаке, — а как ты её понесёшь, не на себе же? Ха, у меня двое сыновей тащили, и то с передышками.

Вермир поставил корзинку подальше на прилавок и присел.

— Давай на плечи.

Торговец с кряхтеньем, кое-как втащил тушу на прилавок и на неё же облокотился, отдыхиваясь.

— Ой, непросто он мне дался, и сейчас непросто даётся, — прерываясь на дыханье сказал торговец.

После передышки, вобрав воздух и не дыша, торговец втащил половину туши на плечи, а вторую половину Вермир сам подтянул и встал.

— А ты сильный, — сказал торговец, глядя как туша покоится на плечах покупателя, но тот ещё не упал.

Вермир взял корзинку и пошёл домой, придерживая второй рукой тушу кабана за ножку. Подходя к дому, Вермир чувствовал, что кабан вот-вот соскочит с плеча, горбился, пытался идти тише и дотащил до двери. С облегчённым выдохом он положил кабана у входа, открыл дверь и втащил тушу в дом, отведя ей место у стены рядом с входом, закрыл дверь и поставил корзинку на стол. Разминая затёкшие плечи, Вермир думал, как будет тащить её через еле проходимый лес, если он утомился недолго нести по ровной поверхности.

Растопив печку парой поленьев, Вермир поставил на плиту чугунную сковороду и пошёл промывать мясо. Проходя по пустырю за домом, он мельком заметил, что убийца так и сидит в богомольной позе, волосы высохли, но запах не выветрился. Вернувшись домой, Вермир нарезал мясо маленькими кусочками и бросил на разгорячённую сковородку, начал слушать шкварканье и выстрелы, изредка переворачивая ленивые кусочки мяса деревянной лопаткой. Как только кусочки приобрело аппетитный цвет, Вермир залил их всеми яйцами и стал ждать, предварительно поставив на стол деревянную доску и положив рядом вилку, и чувствуя, как желудок захлёбывается собственным соком.

После приготовления, Вермир снял сковороду и поставил на доску.

«Ну, что же, начнём», — подумал он, беря вилку.

После обеда, Вермир переложил оставшуюся часть еды лопаткой в деревянную тарелку и, взяв кружку, вышел из дома, направляясь к убийце. Поставив тарелку рядом с дурнопахнущим телом, Вермир прошёлся до речки, налил воды в кружку и вернулся к разбойнику.

— Ты ошибся, просто так умереть я тебе не дам, — сказал Вермир, ставя кружку на землю.

Разбойник медленно перевёл слегка качающийся взгляд на Вермира.

— В этом-то и печаль.

— Ты сам виноват, что здесь оказался, и вдвойне виноват, что оказался именно здесь и помыл голову не тем, чем обычно моют.

— Думаешь, в промёрзлой яме с червяками лучше?

— Думаю, что моя рука до сих пор не зажила и останется здоровенный шрам, а теперь нападай на еду.

— Ты ведь с самого начала знал, что так будет. Что ты меня не отпустишь, ведь ты боишься, что я вернусь.

Вермир присел и посмотрел единственным глазом в сердцевину глаза убийцы.

— Да, ты прав, я боюсь тебя, боюсь, что ты вернёшься обратно, а такой великой случайности уже не произойдёт. Я боюсь, что ты наплюёшь на то, что про тебя все забыли, давно похоронили и сами убьют при встрече, но тебе будет всё равно, потому что ты провалялся в яме, голодовал, промёрз, измазался в говне и жарился на солнце в приятной позе. Я боюсь именно этого.

Вермир встал и собрался домой, но увидел бочку. Недолго думая, подошёл и встряхнул, на самом дне что-то заплескалось, он со смачным чпоком вытащил пробку, внутри оказалась задохнувшаяся вода. Вермир вылил её в речку, сбегал домой, взял воронку и ведро, вернулся и стал, черпая воду, потихоньку вливать в бочку. Когда она наполнилась, он ладонью вдавил пробку в дырку и оттащил бочку к дому. Порыскав по дому, Вермир всё же нашёл желанную, толстую верёвку и связал из неё подобие сетки, с двумя узлами снизу, которые должны держать дно, двумя по бокам и одним сверху, за который и будет нести бочку.

Вермир надел импровизированную сетку из толстой верёвки и испытал на прочность. Бочка села хорошо, влитую, хоть тяжесть и резала руку, несмотря на полноту верёвки. Вермир вытащил тушу кабана, запер дом, взвалил упитанное тело животного на плечи, придерживая левой, раненной рукой за ногу, поднял бочку за верёвку и медленно, но уверенно пошёл в лес.

Путь занял намного больше времени, чем обычно. Вначале Вермир почти не отдыхал, только менял положение верёвки, чтобы бочка совсем не раздавила ладонь, но как только начался крутой подъём, где приходился ползти в гору, держа тушу почти что одной шеей, а бочку волочить за собой, то быстро выдохся. Передышки становились всё чаще и всё дольше, успокаивало лишь то, что такой путь не вечен и скоро прекратится, но самый опасный путь ждёт в конце. Вермир так и не придумал, как будет тащить тяжеленную тушу и двадцатилитровую бочку по небольшому уступу, на который даже вся стопа не помешается. Но его радовало, что за месяц прозябанья в комнате организм не полностью растерял драгоценные мышцы и ещё помнит результаты изнуряющих тренировок. Он просто надеялся, что сможет удержать равновесие и потихоньку дойти до пещеры.

Втащив на гору бочку, Вермир подтянул её к скале, рядом положил тушу и присел, свесив ноги почти по отвесной поверхности. Восстанавливая дыхания, разминая плечи и руки, Вермир поглядывал на такой небольшой, хрупкий уступ, и в душу залетал страх, начиная бушевать, словно разбуженный зверь, но спустя пару минут внутреннего успокоения, восстановился. Он со вздохом поднялся, несколько секунд думал, что же взять, чтобы пройти без происшествий в первый раз. Выбор пал на бочку. Вермир волоком дотащил её до уступа, стал к нему спиной, глубоко вздохнул и выдохнул, закрыв и открыв глаза, медленно двинулся бочком, пытаясь делать это плавно и не вызвать большой инерции бочки.

Пройдя полпути, и приноровившись, Вермир подумал, что и оставшаяся половина опасного пути пройдёт так же спокойно, но под правой ногой камень провалился, падая вниз. Вермир выбился из равновесия, покачнувшись вправо и чуть вперёд, но не упал, перенёс вес тела на левую ногу, а вот бочка воспользовалась моментом и потянула его вниз. Вермир почувствовал, как спина отрывается от скалы, как от сердца что-то поднимается к горлу, его взгляд устремился вниз, в пропасть, заросшую деревьями. Время остановилось, превратилось в тягучую резину, Вермир смог бы рассмотреть всё в мельчайших деталях, если бы захотел, но ничего не мог изменить, лишь падал вниз. Предчувствую скорый конец, он прикрыл глаз. И в темноте его что-то толкнуло, а после остановило, схватило, Вермир почувствовал давление от торса до пояса, почувствовал вес бочки, трепыхающейся на крепкой, как дерево, верёвке. Вермира куда-то понесло, он ощутил печёнкой, будто полетел. Не решаясь открыть глаз и лишь чувствуя, как в сумасшедше бьющееся сердце положили наковальню, которая растянула его до желудка. Он ждал конца.

Спустя пару долгих, суматошных секунд всё прекратилось, пропал полёт, но появился холод под вспотевшей спиной. Вермир открыл веко и увидел огромные зелёные глаза, наполненные тревожностью. От сердца отлегло, будто громадная волна. Вермир вяло перевалился на бок и сел.

«Это было опрометчиво», — прозвучал голос дракона в голове Вермира.

— Да… — ответил Вермир, переводя, будто втянутое в воронку, дыханье. — Это было глупо.

Он, наконец, выпустил из рук верёвку, бочка, словно монолитный камень, с которым ничто никогда не случается, стояла рядом, целёхонькая, не перепуганная.

«Что там?»

— Вода, принёс тебе воду, — сказал Вермир, поднимаясь, и выдохнул.

Вермир ощупал себя, прохлопал грудь, ноги, будто могли потеряться, всё никак не мог избавиться от чувства, что в желудке что-то засело и тянет-тянет куда-то в другую вселенную.

— Там ещё, — сказал Вермир голосом человека, который не спал пару суток, — кое-что, сейчас принесу.

«Не надо, я достану».

Дракон подошёл к краю и выгнулся, длинная чешуйчатая шея вытянулась, а зубы схватили тушу кабана. Вермир посмотрел и подумал, что этого явно будет мало, выглядит, как куриный окорок в зубах человека.

— Извини, что так мало, притащить сюда тушу непросто, — сказал Вермир, присаживаясь обратно на каменный пол.

«Ничего, это тоже много», — ответил дракон, прожевал огромными зубами и проглотил.

— А как ты узнал, что я подхожу? И что это я вообще?

«Я услышал, но не был уверен, что это ты. Мой нюх уже не тот».

— Спасибо, без твоей помощи я бы разбился.

«Нет, из-за помощи мне ты бы разбился. Тебе не за что меня благодарить, это обязан сделать я. Спасибо тебе».

— Да, но ты спас мне жизнь, ты спас меня. Этот путь опасен, но не смертелен, я мог погибнуть из-за случая, а не потому, что нёс тебе еду и питьё. Спасение жизни и просто помощь — неравноценные вещи.

«Лечение — это и есть спасение жизни. Без еды и воды любое живое существо погибнет. Спасение жизни — это не только быстрое действие, и, в основном, не быстрые действия, а долгие, растягивающиеся на многие недели и месяца дела. Разве не так? Ты должен это понимать».

В голове Вермира пролетела искра, маленькая, но опаляющая, он понял этот намёк, но подумал, что выходит слишком фантастично и вылезает далеко за рамки представления о драконах.

— Как бы-то ни было, я рад, что ты меня спас, а теперь давай откроем бочку, я уверен, ты хочешь пить.

Вермир подошёл к бочке, ощущая уверенность в теле, пульс сбавил обороты и постепенно нормализировался. С мощным чпоком, Вермир вытащил пробку, на секунду остановился и, наклонив бочку, налил немного воды в ладонь и выпил.

«Это было необязательно».

— Может быть, — тихо сказал Вермир.

Дракон положил голову на пол и открыл внушающую страх и трепет пасть. Вермир перевернул бочку дыркой вниз и положил на бедро. С сильным бульканьем и отдачей, как волна, вода рывками прорывалась наружу, но шло это медленно и муторно, пока половина бочки не опустела и отдача не прекратилась, вода потекла небольшим ручейком.

«Это то, что нужно…» — прозвучал в голове благостный голос дракона.

Вермир тряхнул бочку, выплёскивая последние капли, и поставил бочку.

— Хорошо, что это так. Было бы очень глупо, если бы в пещере оказался водоём.

«Со стен сползают капли… ещё здорово помогает дождь», — прозвучал серьёзно-юморнойголос дракона в голове.

Вермир представил, как дракон сидит на плато, раскрыв пасть, и ловит капельки.

«Пойдём, ведь ты пришёл, чтобы поговорить».

Дракон медленно, пошёл внутрь пещеры. Вермир пошёл рядом, глядя, как работают мышцы, поднимая и опуская кости, как длинная шея ровно держится в воздухе, как красиво движется тело. Он никогда не видел дракона вживую, только корявые картинки в учебниках, да и никто не видел спокойного дракона вживую. Вермир заметил, что дракон чуть-чуть хромает, полностью не перенося вес тела на правую переднюю ногу, присмотревшись, он увидел, что не хватает пары пальцев.

«Тебя что-то тревожит?»

— Почему ты так решил? — спросил Вермир, задрав голову.

«Ты похож на того, с кем всегда что-то происходит. Не внешне, а внутренне».

— По внешности судить легче.

Дракон повернул голову, взглянул Вермиру в глаз.

«Но это суждение часто оказывается неправильным. Это легче, но не раскрывает всё, что таится внутри. Если что-то легко — это не значит, что правильно».

— Возможно, это так, но многим и не надо знать всё, что внутри. Это лишь мешает, отягощает. Взглянув на меня, любой поймёт, чем я занимаюсь, хоть это и будет неправильным, но им будет достаточно своих, мельком увиденных доказательств. Если бы они узнали истину, то почти ничего бы не изменилось.

«Поэтому внутрь заглядывают лишь те, кому это важно. И тогда можно отделить тех, кто смотрит внутрь от тех, кому безразлична твоя судьба».

Спустя пару секунд стойкого взгляда, дракон повернул голову. Вермир ничего не ответил, его мучал мнимый вопрос, откуда дракон напитался мудростью? Ведь это человеческие знания, учения, неподвластные никому другому, но дракон их знает и использует. Человек действительно знает о драконах скудные крохи.

«Пришли», — дракон остановился и мягко присел, вильнув толстым хвостом с двумя кожными рёбрышками на конце.

Вермир посмотрел в темноту.

— А что там, дальше? — спросил, переводя взгляд на дракона.

«Стена. Пещера постепенно сужается».

Постепенно Вермир понял, что оттуда идёт какой-то странный запах, раньше его перебивала вонь из раны дракона, но сейчас запах никому не подвластен, витает там, где считает нужным.

— Ты давно здесь?

Дракон лёг, сложив лапы и положив на них голову.

«Нет, раньше здесь были летучие мыши, но я их… прогнал», — дракон посмотрел на свет, заходящий в пещеру. — «Ты ведь хочешь задать главный вопрос, но не решаешься, да? Сначала хочешь разговорить, ведь так?»

Вермир вздохнул, опустив взгляд, но тут же его поднял.

— Да. Но вопрос не один, их очень много. Эти знания мне нужны, они помогут… они всё изменят. Если ты не один, то всё станет совсем по-другому. Больше не придётся прятаться в пещере…

«Прекрати», — перебил дракон. — «Это всего лишь твои фантазии, и общее с реальностью они имеют только одно — начало. В глубине души ты прекрасно знаешь, что ничего не изменится, этому не дадут измениться. Ты знаешь, как всё работает. И, как видишь, я один».

Вермир сглотнул, шаркнул ботинком по каменному полу и взглянул на дракона.

— Я, пока что, ещё здесь.

В его голове прозвучал тихий, отрывистый звук. Спустя секунду, Вермир понял, что это смех.

«И это поразительно. Меня восторгает и удивляет это до глубин моего большого сердца, но давай поговорим об этом в другой раз, он ещё придёт. Я чувствую, что ты отринул тревогу и непонимание, закрыл на замок, но это лишь на время. Поведай мне, что тебя так сильно оттолкнуло».

Вермир кашлянул и сел, скрестив ноги. Ему показалось, что дракону можно довериться, что это единственное живое существо, которое никому не откроет его страшные секреты, мучительные мысли и домыслы. И даст важный, многозначительный и нужный совет, но главнее всего, что поможет убрать тяжёлую ношу с плеч.

— Я… — Вермир запнулся и подумал, что боится рассказать себя даже тому, кто далёк от человеческого мира. Но ему всё же удалось справиться со страхом. — Я думал, что нужен людям, что они нуждаются в моей защите, но это оказалось далеко не так. Они хотели чего-то другого, или им нужны были доказательства, что я смогу их защитить, — Вермир прервался, сжал губы до маленькой линии, но вернул самообладание, — но меня отвергли, а я ведь верил в это. Почти с самого начала моей жизни хотел лишь одного — защищать. Но оказался не нужен. Я не знаю, что делать.

«Это больно, знать, что ты не нужен. Но есть лёгкое решение — защищай их. Защищай, не смотря ни на что. Тогда они увидят храбрость, веру и силу, что бьёт из тебя ключом. Тогда они поймут насколько ошибались, и будут раскаиваться в своём поступке».

— Наверное, так и следует поступить, но ведь легко — не значит правильно, — сказал Вермир, вяло ухмыльнувшись. — К тому же, возможно, во мне есть храбрость и вера, но силы… её не настолько много, чтобы блистать во все стороны.

«Верно, легко — не значит правильно. У тебя есть дикое желание, но нередко случается так, что получив желаемое, многих перестаёт притягивать это желание, оно становится гигантской ношей, которая, со временем, поглотит хозяина. Что же до силы… её в тебе достаточно, чтобы совершать великие дела. Не сомневайся в себе».

Вермир печально вздохнул, качнув головой.

— Хотелось бы в это верить, но моя сила уже испытана, она не дотягивает до подвигов, — сказал Вермир, ухмыльнувшись и незлобно фыркнув.

«Сила — это не про мощность удара, а про то, насколько мощные удары сможешь выдержать».

Вермир задумался, посмотрев туда же, куда глядит дракон, на свет, окружённый темнотой пещеры. Дракон донёс такие правильные, нужные Вермиру мысли, что стало хорошо, спокойно, хоть он и понимал, этот эффект вскоре пройдёт, но такой важный, такой мирный момент отложится в памяти надолго, когда он с драконом просто смотрит на свет. Вермир не понял, сколько прошло времени, пара минут или часов, оно оказалось прекрасным.

«Я знаю, что в твоей душе есть что-то ещё, чего ты боишься, о чём хочешь думать очень мало и редко. Это появилось совсем недавно. Облегчи разум».

Вермир на пару секунд перевёл взгляд на уже прикрытые веками глаза, не совсем понимая, что хочет сказать дракон, и углубился в себя, пытаясь выкопать всё самое ценное, сокровенное, что хранится в душе. Прошло пару тихих минут, и Вермир нашёл.

— Я становлюсь другим, немного не таким, каким хотел. Во время ярости теряю все светлые чувства, они покидают меня, как дождь небо.

«Тебя это гложет?» — спросил дракон.

— Да, я становлюсь грубым, неотёсанным, как гранит. Я сделал с человеком то, что никогда бы не захотел делать в обычном состоянии, но… сделал это под покрывалом гнева. Меня это пугает, это не тот путь я выбирал.

«Ты убил его?»

— Нет, я издевался над ним, заставил валяться в сырой яме, не давал еды и воды, окунул в помои и заковал. Я… мне становится плохо, когда пытаюсь посмотреть на то, что сделал, со стороны. Я становлюсь похож на тех, кто сделал меня таким.

«Так ты не родился таким?»

Вермир тихо хохотнул.

— Нет, это приобретено. Совсем недавно. Эти люди, они меня испачкали, сделали таким же, как они. Я постепенно превращаюсь в ублюдка, который не ценит жизнь. Вот это меня гложет, поедает изнутри, как паразит.

«Ты меняешься под влиянием окружающей среды. Это нормально, ты просто приспосабливаешься».

— Но я не хочу становиться таким… чёрным внутри, словно измазанный в саже. Они не видят ничего, кроме выгоды, жажды власти и развлечений, готовы поубивать друг друга, лишь бы завладеть желаемым, у них нет мыслей, кроме потребностей. Я лучше умру, чем буду таким.

Дракон медленно, протяжно выдохнул огромные облака воздуха.

«Развитие — это всегда верный выбор, но ты должен здраво оценивать ситуацию и понимать, какие качества хочешь сохранить, а какие отдать. Ты не можешь быть всем, придётся выбирать. Здесь я не помощник, лишь ты сможешь справиться с этой задачей».

— А если я не знаю или не до конца уверен в выборе?

«Просто доверься себе, ты лучше всех знаешь, что тебе нужно. Но не следует оставаться беззащитным, тогда окружающая среда поглотит тебя, переработает в считанные дни. Мир устроен на насилии, сдвинуть его на другое место будет очень трудно».

Вермир встал, чувствуя, как пересидел правую ногу, выпрямился, расправив плечи.

— Да-аааа, именно это и надо сделать, — сказал он, смотря на свет, — сдвинуть мир.

Дракон задержал взгляд на Вермире, ощущая бьющий свет, но не снаружи, а из Вермира.

— Я пойду.

«Постой, я провожу», — прозвучало в голове Вермира.

Дракон поднялся и пошёл с Вермиром к выходу.

— Боишься, что я упаду? — решил пошутить Вермир.

«Это было бы неприятно», — серьёзно ответил дракон.

Вермир кашлянул, но ничего не ответил. Выйдя на плато, вздохнул полной грудью, всасывая воздух, словно огромный пылесос. Вермир только сейчас заметил, что ноздрям стало значительно лучше, одна вовсе выглядит здоровой, второй недостаёт куска, но выглядит, и работает, прилично, хотя прошёл всего день. На крыле остался лишь обрывок пропитанного кровью бинта, но крыло явно стало здоровее, хоть и неподвижно.

— Было приятно с тобой поговорить, прощай. Я вернусь завтра.

«Мне тоже было приятно».

Вермир взял верёвку и пошёл к выступу, держа болтающуюся бочку сбоку. Дракон умиротворённо глядел, как Вермир медленно, прижавшись спиной к скале, идёт по крошечной полоске камня, хладнокровно обходит провал в уступе и доходит до конца. Прежде чем скрыться из виду, Вермир повернулся и помахал рукой, дракон склонил голову, моргнул и вернулся в пещеру.

Спуск оказался значительно легче, чем подъём. Вермир с ужасом вспоминал, как полз в гору, нагруженный, как мул. И хоть он устал, возвращение домой было лёгким, с приятными мыслями, с надеждой, что всё будет хорошо. Вернуть надежду оказалось так просто, всего лишь надо сказать пару правильных слов, но этот эффект затмил всё, что было раньше. Чернота, тягость вытекли, как из гнойной раны, оставив ослепляющий свет.

Пока шёл, Вермир подумал, что надо достать ещё бинтов, но они могут быть лишь у доктора. С последней встречи прошло много времени, но его слова не покинули разум Вермира, они засели глубоко, пустили корни, словно дерево. С доктором знаком Гихил, он знает, где живёт доктор, а Нелд знает, где Гихил, но Нелду не понравится, если Вермир придёт в таверну.

«Точно», — подумал Вермир, переходя мост, — «я совсем забыл, что ему угрожают расправой над его детьми, надо помочь, но сначала к доктору».

Дойдя до дома, Вермир первым делом вернул бочку на место, но верёвку снимать не стал. Убийца всё так же сидит в молебной позе, но в тарелке осталась лишь ложка, а кружка опустела. Вермир подошёл и присел на корточки.

— Живой? — спросил он.

Убийца медленно повернул голову, словно она окаменела.

— К сожалению, да.

— Возможно, я был слишком груб с тобой.

— Ты извиняешься? — немного ожившим голосом спросил убийца.

— Да, — с задержкой сказал Вермир. — Я не должен был делать этого, но отпускать тебя не собираюсь. Пока.

Убийца хрипло засмеялся.

— Расскажи мне всё, что знаешь о делах Оге, — продолжил Вермир.

— Зачем мне это делать? — спросил убийца, растянув сухие, потрескавшиеся губы. — Разве может быть что-то хуже этого? Ты не Водник, больше ты ничего не сможешь, — убийца отвернул голову, уперев взгляд в землю.

— Это называется налаживанием отношений, будь со мной честен, помоги мне, а я помогу тебе.

Убийца не ответил. Вермир подождал минуту, но не получил ответа, поднял тарелку, кружку и собрался уходить.

— Это пустота. Ты меня не отпустишь, к чему мне твоё расположение? Прислуживать тебе, как раб? Лучше уж закончу вот так, чем гнуть спину ради глупого пацана, — сказал разбойник, не меняя взгляда.

Вермир остановился, стоя спиной к убийце.

— Я отправлю тебя в Цитадель.

— Цитадель? — удивлённо спросил убийца, подняв взгляд на Вермира, но увидел лишь спину. — Меня не возьмут в драконоборцы.

— Драконоборцы славятся чистой душой, только после многих испытаний, не столько физических, сколько духовных, ученику позволяют встать в ряд с остальными, но нам не чуждо прощение. Каждый может оступиться. Если ты чист душой, то станешь щитом, несмотря ни на что. Думай.

Разбойник смотрел на удаляющуюся с вспыхнувшей, словно пламя, надеждой спину пока она не скрылась. Вермир помыл посуду, убрал на место и пошёл в таверну, по дороге думая, что будет говорить Нелду, ведь только наладившееся отношения рушить не хотелось.

Редко встречающиеся люди реагировали одинаково — поспешно скрывались. Но Вермир к этому уже начал привыкать и даже перестал чувствовать лёгкие уколы в груди. Подойдя к таверне с вывеской в виде синей птицы, Вермир остановился, он ещё мог придумать другой способ дойти до доктора, но если войдёт, то назад уже не обернёшь. Вермир вобрал кучу воздуха и, спустившись по ступенькам, зашёл в таверну.

Она оказалась набита людьми до краёв, все столы заняты, шум встречает волной, по углам горят свечи, воняет воском, но это не единственный плохой запах, собравшаяся немытая куча подминает под себя все запахи, оставляя только два варианта — зажать нос или привыкнуть. Вермир решил не заострять внимание на вони, у входа собралась толпа, какой-то разбойник за рядом стоящим столиком рассказывает о своих похождениях, изредка подшучивая, но толпа смеётся почти над каждым предложением. Вермир осторожно протолкнулся сквозь них, но как только вылез из людской кучи, то в него чуть не врезалась девушка с подносом пива. Ей пришлось наступить ему на ногу, чтобы не упасть.

— Ой, простите-простите, — защебетала она.

— Ничего.

— Эй! Девка! Где наше пиво?! Потом себе кавалера найдёшь! — закричали с дальнего стола.

— Извините, — сказала девушка и понесла поднос.

Вермир двинулся к заполненной стойке, думая, что сейчас что-то случится, сердце глухо застучало. Сквозь два ряда голов, Вермир нашёл снующего туда-сюда Нелда, он мастерски разливает пиво без пенки, подаёт на другой конец стойки, при этом, не отходя от крана, но руки с деньгами тянутся со всех сторон, разве что, не сзади.

Вермир медленно подошёл к толпе, встал за рядами, глядел, как Нелд работает без передышки, слушал, как перебивают друг друга покупатели, вступают в перепалку и уже хотят идти драться, как в разнобой стучат кружки. Вермир стоял и слушал, потому что не хотел лезть к Нелду, не хотел его расстраивать, но всему подходит конец и Вермир это прекрасно понимал.

— Нелд, — тихо сказал он, но его голос утонул в общей массе звуков. — Нелд!

Нелд на миг поднял глаза на звук и тут же опустил, смотря за поступающим пивом, но спустя секунду медленно поднял голову и закрыл кран.

— Эй! Что за дела?! — вскричал покупатель, злобно смотря, как пиво не льётся. — Наливай давай!

— Кран сломался, — сказал Нелд, смотря на Вермира, — надо сходить в подсобку.

— Ну так иди чини, что встал!

Нелд махнул головой, Вермир кое-как протолкнулся через раздосадованные ряды и пошёл вслед за другом. Подсобка оказалась небольшой и тёмной, заполненной бочками с пивом, туда ведёт парочка деревянных скрипящих ступеней. В ноздри ударил запах отсыревшего дерева и хмеля. Нелд далеко не пошёл, остановился у ступеней, глядя в темноту.

— Нелд, я, правда, не хочу подвергать тебя и твоих дочек опасности, но мне нужно знать, где Гихил. Скажи, пожалуйста, и извини.

Нелд развернулся, Вермир увидел удручающие глаза и скорбное выражение лица.

— Что-то случилось?

— Вермир… — сказал Нелд и запнулся, вздохнул и отвёл взгляд в сторону. — Дора покончила с собой.

Что-то выбило из груди, оставив гнетущее, раздувающееся чувство. Вермир пошатнулся, колени подогнулись, и он упал, пытаясь рукой найти опору, словно во тьме. Его сознание потухло, но лишь на несколько секунд. Нелд подлетел, встревоженно рассматривая участки удара и откинутую голову, хотел уже поднимать, но Вермир очнулся и, словно после жуткой пьянки, начал вставать, упал снова и, на карачках, подполз к выходу.

— Вермир! — вскрикнул Нелд, смотря, как друг встаёт на ходу и вылетает из комнаты.

Вермир врезался в толпу с разбега, многие попадали, улетела на стол девушка с подносом, бегающая по залу, пока все разбирались, что делать, Вермир вклинился в толпу у входа и пролетел, словно шар через кегли. Вылетев на улицу, он побежал, куда глядел глаз, набирая максимальную скорость. Разбушевавшееся в груди пламя пожирало всё, до чего смогло коснуться, остальные чувства превратились в пепел. Никаких связанных мыслей, лишь вопрос, один вопрос: почему. Он бежал, а из глаза покатилась слеза, немного застлав обзор, но вскоре глаз уже ничего не разбирал, слёз стало так много, что Вермир видел лишь проекцию улицу через капли.

Вермир бежал, пока мог дышать, после он, как загнанная лошадь, сипло и туго дыша, перешёл на шаг, а потом и вовсе лёг, прижав коленки к груди, и заплакал. Сначала тихо, но плач рос, превращаясь в рыданье. Он рыдал, как мальчишка, сморщив подбородок и издавая странные, раздутые звуки распёртым горлом.

Время потеряло вес, оно не значило ничего, ведь ушло такое ценное, такое важное, то, что больше никогда не вернуть. От этого становилось больно до злобы, до ненависти, до разгорающейся ярости. Когда рыданья затихли, то Вермир, сквозь закрытый глаз, понял, что лежит на пустыре, ветер монотонно и тихо бродит вокруг. Он вытер залитый, раскрасневшийся глаз, стёр слюни и сопли, приподнялся на руке, немного пошатываясь, и взглянул на такую невозмутимую, нерушимую природу. Она ни на что не обратит внимание, ей всё равно, безразлична ко всему, даже если будет твориться полный хаос она не скажет ни слова. Вермир позавидовал ей, захотел быть таким же, безразличным ко всему, быть стальным, не испытывать эмоций, но боли от этого желания не убавилось.

Он поднялся и побрёл к дому, почти опустив голову на грудь. Всё, всё, что было у него — это два друга, верных, как последняя рубаха. Дора… ведь она приняла его таким, какой он есть, одноглазым, изуродованным, мечтающим непонятно о чём. Она любила его, а он её отверг.

«Это я виноват, это я… виноват», — совершенно холодно думал Вермир, но от этой мысли внутри разгорался всесжигающий гнев, поглощающая с ботинками ненависть. Ненависть к себе.

Ему захотелось что-то сломать, разбить, выпустить наружу эту рвущую грудь ярость, мучащую, словно палач. Вермир увидел покосившийся забор у заброшенного дома и налетел, будто ястреб, ломая трухлявые доски яростными ударами ног, но этого мало, гнева ещё так много. Вермир крушил несчастный, настрадавшийся за свою жизнь забор, пока не осталось куча разбросанных досок и пара, смотрящих со страхом, столбов. Вермир схватил первую попавшуюся доску в руки и с дурью вмазал в дом, доска оказалась крепкая, по рукам пошли волны вибрации, но Вермира это не остановило, он ударил ещё раз, бил, пока руки не онемели и доска не вылетела. Упав на колени, он закричал, выпуская остатки гнева.

Пришло чувство раздавленности, ничтожности, убогости. Вермир поднялся, понимая, что он ничто, даже не песчинка в океане дюн, просто слабый, уничтоженный человек, коих тысячи тысяч. Если бы сейчас его захотели убить, то он бы не сопротивлялся.

Кое-как дойдя до дома, Вермир свалился на кровать, даже не закрыв дверь.

 

Обломанные крылья

Утро оказалось лёгким, как облако. Вермир сел, в глаз попал луч света. Вчерашние чувства, боль утраты, гнев, раздавленность, улетучились, как дым, оставив после себя запах. Вермир прикрылся рукой и встал, медленно, как дедушка, пошёл к речке. Убийца, услышав скрип двери, устремил взгляд на проход, а после не спускал его с Вермира. Он сидел, прижавшись спиной к колу, но руки висели у плеча.

— Я слышал, как ты вчера кричал, — сказал убийца, когда Вермир прошёл рядом.

— Поздравляю, — безразлично ответил Вермир.

— Что-то случилось?

— Не твоё дело, — всё так же без эмоций сказал Вермир, но где-то там, в глубине задрожали струны.

Вермир дошёл до речки, с хрустом суставов присел и стал умываться.

— А как же налаживание отношений? — крикнул убийца.

Вермир встал, тряся руками, и пошёл обратно домой.

— Отношения важны только тогда, когда тебе удобно, не так ли? — спросил убийца, глядя на Вермира. — Тебе не важны другие, хочешь лишь исполнить свой замысел, ты ничем не отличаешься от них, ты только прикрываешься дланью драконоборца.

— Слушай ты! — вскричал Вермир, взглянув на убийцу, тот увидел что-то в этом взгляде, что-то в этом глазу, вжался в кол, страх прокатился по его лицу. — Если думаешь, что твоя наибольшая проблема это я и мои дела, то ты ошибаешься так горько, что проглотишь свои локти.

Вермир замолчал, глядя на убийцу, но взгляд уже не тот, вспышка ярости испарилась так же быстро, как зажглась. Он вернулся в дом и лёг на кровать. Пустота затмила его разум, чувства пропали, он ничего не ощущает, ни боли, ни раскаяния, ни стыда, всё прошло, словно жуткий шторм сменился приятным бризом. Даже от недавней вспышки ярости ничего не осталось, он не сожалеет, что сорвался. Пустота заглянула ему в душу, а он не оказался сопротивление.

Пролежав так, смотря в потолок, полчаса, Вермир встал, взял мешочек с монетами из сумки и вышел из дома, не забыв запереть дверь. Он не знал, куда именно идёт, но знал, зачем идёт. Единственное, что он чувствовал — это засасывающую дыру в груди, которую необходимо чем-то заткнуть, скормить ей что-нибудь, чтобы прекратила затягивать во тьму эмоции, словно чёрная дыра.

Капюшон только немного прикрывал лоб, а бледная тень даже не скрывала лица, но Вермиру всё равно, он шёл уверенным шагом к центру города, поглядывая по сторонам, пока не увидел жёлтую вывеску с двумя заглавными буквами «Т.Б.». Войдя внутрь, Вермир увидел пустующий зал, всего пара посетителей оккупировала свои столы у углов и подальше от света свеч, за стойкой никого, лишь трактирщик одиноко протирает кружку. Вермир прошёлся до стойки под скрип досок и сел на неудобный жёсткий табурет.

— Добрый день, — вяло, безразлично, словно жующий верблюд, сказал трактирщик, харкнул на стойку, а после протёр тряпкой. — Чего желаете?

— Налейте чего-нибудь покрепче, — сказал Вермир тускло. Трактирщик поставил кружку, которую протирал тряпкой. — Только не эту, дайте другую кружку.

Трактирщик пожал обвисшими плечами и снял с полки другую кружку. Вермиру хотелось верить, что эта кружка не прошла экзекуцию. В кружку бросилась прозрачная жидкость, по трактиру разнеслась вонь, заставляющая горло першить.

— Медная, — сказал трактирщик, взяв с полки другую кружку и протирая её тряпкой.

Вермир достал из мешочка монету и положил на стол. Трактирщик поставил кружку на стол, сгрёб монету тряпкой и закинул под стол, а после вернулся к протиранию кружки, изредка протирая стол слюной. Вермир ничего не сказал, глядел на эту вонючую кружку, заполненную до краёв, не в силах уйти, но и не испытывал желания выпить это, но дыра сосала. Ему показалось, что это поможет, что хоть чуть-чуть, но уменьшит пустоту, сделает лучше. Он выпил залпом, горло обожгло, пара капель попала не в то горло, тяжкий кашель зазвучал в таверне, как отбойный гонг. Посетители посмотрели на него, как на неотёсанного дурака. Трактирщик даже не обратил внимание, жевал невидимую жвачку. Вермир прижал предплечье ко рту, вдохнул потёртый запах плаща.

— Ещё? — спросил трактирщик.

— Да, — сипло выдавил Вермир и положил монету на стойку.

Ему не стало легче, лишь разум немного помутился, будто что-то горячее сбросили в желудок, а оттуда поднялся фонтан, бьющий в голову. После второй кружки, пошло обильное слюновыделение, подступала тошнота, в желудке, как в печке, горел огонь, стало тепло. Вермир словно дышал огнём, но только дурнопахнущим, при этом чувствовал, что если выпьет ещё одну кружку, то трактирщику придётся потратить пару дней, чтобы скопить слюны.

Вермира быстро развезло, мир начал пошатываться, но тошнота ушла восвояси, глаза затупились, остеклели. Он что-то неразборчиво бормотал под нос, из глаза катилась слеза за слезой, нос зашмыгал, и всё, что смог сделать, это достать медную монету из мешочка, который со звоном упал на пол, и положить на стойку. Он понимал, что упали монеты, даже видел это, но они не вызывали никаких переживаний, ему было всё равно. И он бы не смог их поднять, не упав.

Трактирщик сгрёб монету под стол и, со стуком, поставил наполненную кружку. Вермир потянулся плавающей рукой к кружке, поднял и опрокинул в рот, но большинство жидкости улетело за шиворот, на торс, плечи, стекая по плащу. Вермир еле встал, шатаясь, его толкнула стойка, а после ударил пол. Мир потух, как будто и был тёмен.

Вермир спал не долго, но полностью в сознание не пришёл, видел какие-то отрывки, звуки, но понять что это — не мог, лишь валялся мёртвым телом.

— Чё он здесь забыл? — спросил Оге, подняв взгляд от булькающего Вермира к трактирщику.

— Пришёл и напоролся, как свинья, — безразлично ответил трактирщик, но страх залез на его плечо, облизывая ухо, он старался этого не показывать.

— Интересно… — промолвил Оге, почёсывая острый подбородок.

— Босс, может, его того, покрошим? — вальяжно спросил рядом стоящий разбойник.

— Ты чё, предлагаешь мне беззащитного пришить? — спросил Оге, немного приподняв плечи. — Думаешь, я беспомощного буду рвать? Да я тебя щас сам зарежу!

— Босс, я не…

Оге схватил руку разбойника и, выхватив из пояса нож, прибил её к столу. Разбойник дико заверещал, схватившись второй, трясущейся рукой за кисть пробитой.

— Ну, чё ребята, порезвимся? — спросил Оге, улыбаясь и оглядывая испугавшуюся, но всё ещё подвластную группу. — Ах, да, слышь ты, у стены, иди, вынеси этот мусор, — добавил Оге, пнув ногу Вермира.

Посетитель безропотно вытащил тело Вермира на улицу, опустив голову. На улице разбушевался дождь, чёрные тучи слепились вместе, словно снежный комок, и обильно полевали грязноватые и вонючие улицы, счищая помёт птиц с крыш.

Вермир проснулся не сразу, чувствовал в темноте, что что-то сильно шумит, что очень мокро и что-то стучит по голове, но понять не мог. Даже когда очнулся, то не мог понять ещё пару минут, мысли утонули в туманном, густом море, они кричали, вопили, звали на помощь, но их никто не слышал.

В затуманенном рассудке, Вермир смог различить двигающуюся к нему фигуру, хоть это могла быть просто игра теней от разряда молний. Фигура увеличилась в размерах, стало заметно, что она несёт фонарь. Человек наклонился над изуродованным лицом Вермира и посветил фонарём. Вермир что-то произнёс в пьяном бреду, но из-за шума дождя разобрать это стало невозможным. Человек встал, схватив его за шкирку, и потащил куда-то в темноту. Плащ натянулся, руки Вермира висели в воздухе, как худые сардельки с вялыми концами. Никаких мыслей, ведь они утонули, никаких чувств, даже трущийся о грязь зад не давал боли, лишь неосознанное изображение, которое постоянно уменьшалось, медленно, словно переливалось, менялось.

Вермир проснулся в чистой, сухой постели с видом из окна на улочку, медленно оглядел комнату и понял, что не знает, где находится. Рядом с кроватью стул, на котором стопка одежды, штаны и белая рубаха с короткими рукавами. На стене весит картина, на которой изображён белый, пускающий языки, огонь во тьме. И больше ничего, пустая комната, даже стола нет. Вермир откинул одеяло, сел и понял, что голый, быстро надел одежду, наспех проверив, нет ли там чего-нибудь, прошёлся до двери, открылась она плавно и бесшумно, и осторожно выглянул. Кроме перил и лестниц он ничего не заметил, медленно, аккуратно спустился вниз и увидел, как какой-то мужчина ест за столом.

— О, вы уже проснулись, — сказал он, даже не посмотрев на Вермира, — прошу, садитесь, позавтракайте.

Вермира это смутило, но его голос что-то напомнил, что-то такое далёкое, но такое знакомое, будто недавно сидело в голове, но выдуло. Он, уже не скрываясь, дошёл до стола и увидел лицо мужчины, его словно ударило лёгким разрядом тока.

— Это вы… — изумлённо проговорил Вермир.

— Я, я, садитесь.

Вермир сел, для него уже была приготовлена порция: тарелка риса с парой кусочков красной рыбы и стакан яблочного сока.

— Но как вы меня нашли? — спросил Вермир. — И что я здесь делаю?

Мужчина поправил монокль и положил серебряную ложку в сторону, на белую тряпку.

— А вы совсем ничего не помните?

— Я помню, как напился, — сказал Вермир и поник. — Это был первый раз, когда я пил алкоголь. А потом… какие-то отрывки, какие-то люди…

— Да уж, алкоголь до добра не доводит. Сначала поешьте, потом я вам всё расскажу, — сказал мужчина, встал и подошёл к большому, трёхсекторному окну, сложив руки за спиной.

— Да, доктор.

Вермир съел всё за пару минут, не забыв про сок, доктор так и стоял, наблюдая за рассветом.

— Красиво, не находите? — спросил доктор.

— Отчасти, — сказал Вермир, вытирая рот белой, чистой тряпкой, лежащей с его стороны стола.

— Да? — удивлённо спросил доктор, обернувшись. — И почему же?

— Рассвет сам по себе красив, на фоне крыш он тоже красивый, но когда знаешь, что скрывается под этими крышами, то красота уходит на второй план.

— Вы разочарованы — сказал Доктор, вернувшись к рассвету. — Я знаю, что произошло на площади.

— А что там произошло? — безразлично сказал Вермир, пожав плечами. — Всё так, как и должно быть. Это была глупая мечта, они всё верно сказали. Им нужен другой, сильный, я не подхожу.

— Ошибаетесь. Им нужен как раз такой, как вы. Им нужна личность, которая поведёт их, а не просто человек, исполняющий роль. Личность со своими проблемами, со своим тёмным миром, а роль — это просто роль, которую примеряет актёр.

— Допустим, — терпеливо согласился Вермир, — но глобальная разница? Ведь они делают одно и то же.

— Ооооо, возможно, это так, но личность остаётся личностью навечно, а обезличенная, пустая, неживая роль однажды закончится, ибо уйдёт актёр.

— Тогда придёт другой актёр, — спокойно ответил Вермир.

Доктор тихо засмеялся.

— Вот именно, придёт другой актёр, и роль исполнять он будет по-другому. Давайте помою тарелки.

Вермир встал, отодвинув стул.

— Позвольте мне, — сказал он, — я не знаю, как попал к вам домой, но хоть как-то отплачу за это.

— Не позволю, — сказал доктор, беря тарелку Вермира и направляясь к небольшому умывальнику у стены. — У меня не так часто бывают гости, чтобы я мог ими разбрасываться. Лучше скажите, что вас так сломило. Не поверю, что вы сдались только потому, что народ не расцеловал вас.

Вермир поник, вперившись взглядом в пол, и затих, пока доктор поливал на тарелки голубоватую жидкость и омывал тарелки из ковшика.

— Я не достоин, — сказал Вермир, прервав молчание.

— Ну что за глупость, кто вам так сказал? — возмущённо спросил доктор, на миг обернувшись, пока тёр тарелки.

— Прошу, не надо со мной разговаривать как с ребёнком. Я действительно недостоин, и мой вчерашний поступок это доказывает. Я действительно слабый, думаю только о себе и… — Вермир замер, мотнув головой, — причиняю людям боль. Я уверен, что найдутся те, кто более достоин, чем я.

Доктор убрал тарелки на полку и развернулся, вытирая руки.

— Конечно, найдутся, — спокойно сказал он, — всегда найдутся те, кто лучше. Во всём, всегда. Мир слишком большой, чтобы кто-то один постоянно был лучшим. Это враньё, когда вам говорят, что вы самый-самый, они просто не видели лучшего. Но правда в том, лучшего не существует, это постоянно двигающаяся река, а мы — всего лишь нависший над нею мостик, смотрим сверху, выбираем и радуемся, но наступает момент, когда понравившиеся нам капельки уйдут.

— Я рад, что вы так сказали, — нерадостно, но твёрдо проговорил Вермир, смотря доктору в здоровый глаз.

Доктор вздохнул, вынул монокль и начал его протирать.

— Я не это хотел до вас донести. В определённый момент времени даже самый слабый, ничтожный, коварный, жуткий, и ещё куча прилагательных, человек может стать катализатором чего-то огромного, настолько большего, намного больше, чем мир, — доктор замолчал на пару секунд, пока вставлял монокль. Вермир горько усмехнулся. — Но вам повезло, вы не обладаете теми качествами, которые я только что перечислил. Ваши шансы на изменение чего-то невообразимо большого весьма велики.

— Тогда у любого человека почти столько же шансов, как у меня, или даже больше. К чему мне…

«…пытаться сдвинуть мир…», — подумал Вермир.

— Это сделают другие, — закончил он.

— Сделают, обязательно сделают, — сказал доктор, вздохнув. — Если вы отриньте от того, что принадлежит вам по праву, будьте уверены, место обязательно займут, но право всё ещё будет находиться у вас. Боритесь, вы призваны бороться, так не сдавайтесь, идите до конца. Неужели весь этот трудный путь был впустую? Неужели вы просто так страдали? Не позволяйте себе погубить своё право.

— Прошу, доктор, остановитесь… — проговорил Вермир, опустив взгляд и качая головой.

Доктор тяжко выдохнул.

— Знаете, почему я так рьяно вас прошу не отступать? — доктор сделал паузу, пытаясь встретиться взглядом с Вермиром, но ничего не вышло, он упорно смотрел вниз. — Это мой долг, обязанность перед народом, я уже не в том возрасте, не в той форме, у меня нет власти, чтобы повлиять на ход истории, кроме маленьких, незаметных штришков, без которых и так вполне можно было бы обойтись. Ведь люди сами не смогут выбрать правильный путь, их надо направить, они выберут лёгкий путь, но лёгкий…

— … не значит правильный, — ошарашено договорил Вермир и взглянул на доктора.

— Я рад, что вы меня понимаете. Вы вовсе не обязаны делать то, что хочется мне, но я верю всем своим существом, что это верный путь, хоть и жутко тяжёлый. Ничего просто так не достанется, нужно обязательно бороться. И, в первую очередь, с собой. Надо дойти свой путь до конца, во что бы то ни стало, пусть даже доползти, пропахав землю животом и пытаясь схватить воздух, но завершить дело. Нельзя всё бросать, нельзя…

Вермир вспомнил Дору, её лёгкие прикосновения, нежный голос, а, главное, она всегда готова была идти за ним, но в голову вторглись стоны из-за стены, и пришёл гнев. Он прокатился волной по телу и растворился в крови.

— Доктор, вы хороший человек, но ваши слова… лишь подтверждают, что нужно остановиться. Все мои движения, всё, что я сделал, как только вернулся домой, всё это приносит только боль. Будь на моём месте кто-нибудь другой, то всё вышло бы иначе, намного лучше. Я не спаситель, и не собираюсь лезть не в свои дела, если в городе что-то происходит, то пусть этим займутся квалифицированные люди. Я — щит, который призван защищать людей от угроз приходящих с воздуха.

Доктор положил тряпку на стол и горько взглянул в окно.

— Я не имею права вам указывать, — сказал он, вздохнув. — Это ваше право. Если вы уверены в своём пути, то так тому и быть. Но неужели вы верите, что сюда прилетят драконы? — доктор взглянул на Вермира, сделал паузу, дабы тот ответил, но увидел лёгкое замешательство. — Их же почти всех истребили. За последние пару лет не было никаких нападений, немногие драконы, которые смогли выжить, теперь скрываются высоко в горах, куда люди не могут забраться. Человек уничтожил и выгнал драконов из своих земель, впрочем, как и со всеми, кто вздумал ему перечить.

Вермир сел, на лицо залезла невидимая клякса, парализовавшая лицо.

— Вы не знали? — спросил доктор. — Разве вам не говорили про это в Цитадели?

— Откуда вы это знаете?

Доктор поправил монокль.

— Возможно, я и кажусь простым врачом, который бегает по приказам разбойников, и это действительно так, но я не потерял связь с остальным миром, как весь город, и более-менее понимаю, что происходит не только в нашем княжестве, но и во всём мире.

Вермир, словно загипнотизированный, смотрел на пол, не в силах отвести взгляд, будто булыжник разочарования придавил маленькую, но искреннюю веру.

— Грустно, не так ли? — спросил доктор. — Осознавать, что то, во что ты верил, чем ты хотел заниматься, вскоре никому будет не нужно. Пока ещё драконоборцы будут нужны и, даже, их продолжат обучать, пока последний дракон не будет загнан и убит, но потом… огромное количество людей потеряют цель в жизни. И тогда начнётся самая интересная часть истории. Боюсь, до неё мне дожить не удастся.

— Почему? — на автомате спросил Вермир.

— Слишком долго. Да и время не совсем спокойное, но хорошо хоть я могу представить, что будет происходить. Это обнадёживает меня.

Вермир очухался, посмотрел на доктора.

— Вы так открыто показываете симпатию к драконам, но так же открыто показываете антипатию к драконоборцам… но почему? Вы что-то видели?

— А вы нет?

Вермира будто поразил разряд тока, он внутренне встряхнулся.

«Он что-то знает?», — подумал Вермир.

— Поймите, драконоборец — лишь слово, — продолжил доктор. — Специально обученные люди очищают территорию от нежелательных созданий, вместо того, чтобы жить с ними в гармонии. Понять их, попробовать контактировать, хотя бы попытаться ограничить расширение своих границ, оставив их дом в неприкосновенности — это трудно и долго. Намного легче просто убрать тех, кто мешает. В этом всё и заключается, драконоборцы — просто наёмные убийцы.

В груди Вермира что-то оборвалось, взорвалось, непонятная волна хлынула по телу, но гнев хоть и присутствовал, но не руководил.

— Вы видели то, что делает сорвавшийся дракон? — тихо, дрожащим голосом, и подбородком, сказал Вермир, глядя доктору в здоровый глаз. — Мёртвая, сгоревшая земля, на которой не осталось ни единого ростка, жалкие остовы горящих зданий, с которых капает жидкий огонь, тела людей, которым не посчастливилось оказаться в центре и они вплавились друг в друга. Тошнотворный запах палёного тела и волоса. И чувство безудержного страха, от которого хочется убежать как можно дальше.

— Откуда вы знаете? Вы ведь не сражались с драконами? — спустя десяток секунд молчания спросил доктор.

— Я вам об этом не говорил… — удивлённо проговорил Вермир.

Настала тишина, Вермир воткнулся взглядом в доктора, требуя ответа.

— Видите ли, — сказал доктор, поправляя заляпанный от поправлений монокль, — я о вас знаю куда больше, чем кажется на первый взгляд. Я просто не мог позволить пропустить мимо себя такую колоритную фигуру, как вы.

Вермир уныло и горько качнул головой.

— Дракон напал на маленькую деревушку, наставник решил взять меня с собой, но мы опоздали и увидели… то, что я никогда больше не захочу увидеть. Драконоборцы, доктор, призваны для того, чтобы таких вещей больше происходило. Мы не убийцы, а защитники, — добавил Вермир, вставая. — Отдайте мои вещи.

Доктор горько вздохнул, глядя в окно.

— Даже лучшая идея становится извращённой, — тихо сказал он и перевёл взгляд на Вермира. — Не высохли ещё ваши вещи. Если хотите, то можете идти в этом.

Вермир провёл рукой по лицу, ощущая бугристые шрамы.

— Нет, я подожду, — сказал он.

— Вот и прекрасно.

Дверь вылетела, ударив в стену с размаха, вбежали два человека, несущие тело третьего, которое роняет пятна алой крови. Двое жутко балабонили, кричали, переругиваясь, но Вермир так и не понял, что они говорят. Доктор спокойно стоял и смотрел, как марают вычищенный до блеска пол. Они закинули тело на стол, скинув серебряный подсвечник.

— Док! Док! У Ульриха нога в полной заднице! Сделай что-нибудь, мы заплатим! — закричал один, лысый, небольшого роста, взбудоражено глядя на доктора.

— Попробую, — холодно ответил доктор и медленно двинулся к полутрупу.

— Да быстрее! — закричал второй, с огромным пузом и пышной бородой, в которой можно разглядеть кусочки пищи. Он ненавистно смотрел, как доктор неторопливо движется, заворачивая рукава. — Он же щас подохнет! Шевелись!

— Да не ори ты! — закричал лысый.

Доктор посмотрел на залитые алой кровью остатки ноги, приподнял штанину, несколько секунд посмотрел и положил обратно.

— Он умрёт, — сказал доктор, будто говорил о яичнице.

— Да ты чё! Я тебя щас! — заорал бородатый, подавшись вперёд.

— Заткнись! — угомонил лысый товарища. — Док, неужели ничего нельзя сделать? Ну, хоть что-то!

— Ногу отрезать.

— Ногу? Да зачем он нам без ноги…

— Да ты шутишь что-ли?! — закричал бородач, махая руками. — Ты же врач, дай ему что-нибудь!

— Там не осталось костей, и мяса тоже, всё держатся на паре лоскутов кожи, — хладнокровно сказал доктор, глядя в лицо бородача. — Единственное, что я могу сделать — это отрезать остатки ноги, но это не гарантирует, что он выживет, поскольку организм, видимо, потерял критический запас крови, и продолжает терять. Каждая потраченная секунда его убивает. Зачем вы его сюда принесли — я не знаю.

— Ну, всё, я тебя урою! — прорычал бородач, вытаскивая из пояса нож.

— Успокойся, Димилл! — крикнул лысый, хватаясь за запястье товарища. — Не время размахивать ножом!

— Пусти, я ему кишки наружу выпущу! — неистово заорал бородач, пытаясь пройти сквозь товарища. — Возомнил себя хер пойми кем!

Доктор стоит в метре от взбешённого бородача, их разделяет только лысый, но страха в глазах доктора нет, он спокоен, холодно смотрит бородачу в лицо. Про Вермира же забыли, словно его здесь не существует, он же подумывал о том, чтобы вмешаться.

— Поберегите силы, — сказал доктор, глядя в глаза наполненные яростью, — вам ещё труп тащить.

Бородач зарычал, смог вытащить кисть с ножом и взмахнул, сколько позволила длина руки. Нож прошёл в паре сантиметров от горла доктора, но он даже не пошатнулся.

— Димилл! Идиот, успокойся! — истошно закричал лысый, пытаясь схватить руку с кинжалом, но напоролся на лезвие, распоровшее ладонь, и отдёрнул руку.

Вермир медленно, не торопясь, подошёл сзади к бородачу и в момент замаха успел схватить за кисть.

— М? — произнёс бородач, удивлённо обернувшись. — Ты кто такой твою…

Вермир перебинтованной рукой надавил на плечо, выворачивая руку. Хват ослаб, кинжал ударился о пол, бородач сипло, переходя в хрип, закричал. На миг Вермир вспомнил тот самый момент, в таверне, когда от одной, незначительной ситуации всё перевернулось. Вспомнил и сломал руку в плече, вывернув под неестественным углом. Резкий, как взрыв, треск, словно сломали толстую, сухую ветку, раздался в комнате, отскакивая от стен, как резиновый мяч. Бородач безудержно, прерываясь лишь на то, чтобы вдохнуть воздух, хрипло заорал во всё горло и свалился на пол, прижимая трясущейся ладонью к телу висящую, словно плеть, сломанную руку. Лысый посмотрел на Вермира, приоткрыв рот и зажимая ладонь.

Вермир ничего не почувствовал, ни боли этого человека, ни неприятного, сжимающего уши чувства, ничего, кроме безмятежности. Этот звук, вымораживающий, сводящий сума и толкающий в пучину страха и апатии, звук ломающихся пальцев, он его больше волновал.

— Не обязательно было это делать, — спокойно произнёс доктор.

— Возможно, вы и правы, но однажды я уже это не сделал, и вот чем это обернулось, — ответил Вермир, показав на лицо.

Доктор хладнокровно, неприятно ухмыльнулся и повернулся к лысому.

— Ну, что, будем спасать твоего друга? — спросил он.

Лысый взглянул в холодный, словно ноябрьская ночь, глаз и сглотнул.

— Давайте, — обречённо сказал он.

Доктор достал ножовку из тёмного угла, жгут, вытащил из стоящего там же чемоданчика пару бинтов и положил всё на стол, совершенно не торопясь. Бородач всё ещё на коленях, пытается унять боль в кровоточащей, непослушной руке, но лысый пинком согнал его с места. Бородач ничего не сказал, лишь мычал сквозь сжатые зубы, и отполз в сторонку.

— Кто держать будет? — спросил доктор, затягивая жгут.

— Вы думаете, он очнётся? — удивлённо и испугано спросил лысый.

— Когда начну пилить кость, то мозг заставит его проснуться, хоть и не полностью, но он придёт в сознанье, — ответил доктор.

— Давайте я, — вызвался Вермир, подошёл поближе и прижал торс раненого к столу, глядя в бледное, мокрое от пота лицо.

— Руки держи, — сказал доктор, примеряясь ножовкой к остаткам ноги, вздохнул и начал медленно, методично, резать ногу. Вермир переместил руки на локти, сильно придавив. Доктор махнул лысому. — Ты держи тело.

Лысый скривился, отвернул лицо, не в силах смотреть и слушать, но упёр руками в ногу и торс товарища. Вермир тоже не хотел смотреть, но не удержался и взглянул, но ничего не почувствовал, только слабенько брякнула струнка в груди и больше ничего, лишь хладнокровное спокойствие.

Ножовка зажевала кожу и немного мяса, пропилила их и коснулась кости. Доктор вздохнул и резкими, мощными толчками начал елозить ножовкой по кости, вкладывая в каждый взмах как можно больше силы. Ульрих, не открыв глаза, неистово закричал, дёрнул руками, и даже немного приподнял, но Вермир придавил их обратно и получил в голову удар. Голова зазвенела, будто он в старом, дряхлом, но всё ещё работающем колоколе, который решили хорошенько побить. На пару секунд он потерял ориентацию в пространстве и не понимал что происходит, звон ходил по костям, заглядывал в каждую щель и изгиб, словно хозяин.

— Дерьмо! — заорал лысый, пытаясь удержать, словно в припадке, дёргающееся тело.

Постепенно Вермир понял, что почти не сдерживает искривляющиеся руки Ульриха, а его бока ходят, как неваляшка, пытаясь скинуть невыносимую боль. Вермир залез на стол и придавил коленями кость в области бицепса, руками надавил на ключицу, чувствуя, как на лбу растёт наливная шишка. Ножовка захлебнулась, сплюнула, и послышался облегчённый треск, от чего тело Ульриха опять взорвалось, поднимаясь, из-за чего Вермир чуть не улетел со стола, но смог удержаться и придавить уже обмякшее тело.

— Всё, — сказал доктор, выдохнув и толкнув ножовку в последний раз, дабы распилить лоскут кожи. — Можете больше не держать, теперь он не придёт в себя ещё очень долго.

Отложив ножовку в сторону, доктор взял кожу и кое-как смотал её вокруг кости, взял бинты и ловко начал наматывать на ужасно кровоточащую культю. Кровь, стекающая со стола, ручьём упала на ботинок лысого, он отскочил, брезгливо взмахивая ногой. Вермир слез и стал наблюдать, как от тела расходится лужа крови, выходя за пределы стола. И этот запах, незабываемый, сырой, но в то же время тягучий. Этим запахом оказалось пропитано всё, не только пол, древесина и вещи, но и люди.

Первый моток бинтов закончился, доктор взял второй и отошёл, глядя, как бинты быстро пропитываются кровью.

— Что теперь, док? — встревоженно спросил лысый. — А что с ногой?

— Можешь себе забрать, приделаешь, быстрее бегать будешь.

Лысый кашлянул, подождал пару секунд и уныло сказал:

— Ну, я серьёзно…

— Я тоже, — сказал доктор, на миг оглянувшись на лысого. — Ты лучше бы подумал, как будешь вытаскивать его отсюда. Твой товарищ, боюсь, не в состоянии.

Лысый оглянулся, но не увидел бородача.

— Его вообще нет, — сказал он, немного расстроившись.

— Это хорошо, хоть не придётся накладывать шину. И где мои деньги?

— Ах, да, док, извини, вот, — лысый вытащил из кармана две золотые монеты и протянул доктору.

— Прекрасно, — сказал доктор, забирая монеты, — а теперь иди и найди, чтобы утащить тело. Я пока прослежу, чтобы не помер раньше времени.

Лысый кашлянул, но ничего не сказал и поспешно ушёл. Вермир постоял несколько десяток секунд, чувствуя какую-то странную, лёгкую тревожность.

— Вы берёте деньги? — спросил он с лёгким укором.

— Это разбойники, — холодно ответил доктор.

— Вы их лечите.

— За деньги.

— Но лечите, — увеличив громкость и поддав немного злости в голос, сказал Вермир.

— Я врач, — вздохнул доктор, — я лечу людей. Разбойники тоже люди. Я многое хочу изменить в мире, но про свои обязанности забывать не стоит. А теперь, если разрешите, мне надо убраться.

Доктор из того же чудесного угла вытащил тряпку и стал протирать облитый кровью, словно краской, пол.

— Позвольте помочь? — спросил Вермир.

— Ну, если вам так нравится убирать чужую кровь, то можете взять половую тряпку в ведре у входа.

Вермир сходил за тряпкой, обходя кровь, словно мины, и принялся оттирать кровь. Тряпка, словно губка, быстро впиталась и стала красной, доктор выжимал напитавшуюся тряпку в то же ведро у двери, так же поступил и Вермир.

— Кстати, а что у вас с рукой? — стоя на карачках и моя пол, спросил доктор. — У вас же рука не была ранена.

— А, это, — произнёс Вермир, мельком взглянув на перевязанную ладонь, — глупое стечение обстоятельств.

— При желании так можно назвать всё что угодно.

— Да, но это действительно глупое.

В комнату вошёл лысый, а за ним ещё один, с кривым, задранным носом. Вермир обернулся, медленно встал, держа мокрую тряпку. Доктор тоже поднялся, но тряпку оставил на полу.

— Наконец-то, — сказал доктор, — забирайте его. Через пару часов снимите перевязку и сделаете новую.

— Ты шутишь? — спросил лысый.

— Нет, держи бинты. Если этого не сделать, то может стать хуже. К тому же, ты же понимаешь, что он должен отлежаться? И это не гарантирует, что…

— Да понял я, — отмахнулся лысый, — с первого раза понял, не надо считать меня за придурка.

— Вот и прекрасно, ногу не забудь.

— Слушай, может, себе оставишь? — просительно состряпав лицо, спросил лысый.

— Мне холодец из неё сварить?

— Ладно-ладно, — проворчал лысый, кладя отрезанную ногу на тело Ульриха, и подложил руки под поясницу и плечо раненого. — Ну, чё ты встал! Хватай давай, надо быстрее его отнести. Спасибо, док, ещё зайду.

— И постарайся больше так не вламываться, — сказал доктор в след.

— Ладно, — раздражённо сказал лысый уже у двери.

— Ну и урод, конечно, у доктора в друзьях, — тихо сказал приятель лысого.

— Заткнись, — прошипел в ответ лысый.

Вермир медленно, незаметно вздохнул и вернулся к уборке, доктор глянул на него и с тяжким выдохом тоже потянулся к тряпке. Работы осталось достаточно, ещё прибавился наполовину залитый кровью стол.

— И частенько у вас такое бывает? — спросил Вермир, выжимая красную тряпку над ведром.

— Вы имеете в виду степень травмы или частоту обращений? — спросил в ответ доктор, оттирая пол, но кровь лишь размазалась, превращаясь в сгустки из полосок.

— Мне бы хотелось узнать и о том, и о том, — промолвил Вермир, возвращаясь к полу.

— Абсолютное большинство приходят с телесными травмами, вроде той же руки, пальцев, ноги или ещё чем-нибудь. Поэтому ампутацию, зашивание ран, перебинтовка происходит часто. Приходят достаточно редко.

— А обычных людей вы не лечите? — спросил Вермир, переползая на другое место.

Доктор кашлянул, хотел прикрыть рот кулаком, но во время спохватился.

— Понимаете, обычные люди привыкли не доверять другим и лечат себя сами. Поэтому ко мне никто не обращается.

— То есть вы работаете только на грабителей, убийц и разбойников? — спросил Вермир, размахивая тряпкой по полу и мельком взглянув на собеседника.

Доктор два раза кашлянул.

— Это весьма грубо, но точно. Я не могу отказывать больным людям, это первое и самое главное правило врача.

— Но благодаря этому город всё ещё полон разбойников, их изранят в схватке за то, кто будет первым насиловать, они приходят к вам, вы их лечите и так по кругу.

— Вы думаете, что этот человек теперь будет жить так же? Без ноги он никому не нужен, даже своим псевдо-друзьям. С руками, конечно, не так всё критично, но всё же.

— Это не поменяет его, — твёрдо сказал Вермир, подняв взгляд на доктора, — он останется всё тем же разбойником, который жаждет убийств и грабежей, но только не сможет их осуществить. Обзаведётся костылём и будет ходить по ближайшим домам и делать то, о чём вы прекрасно знаете, а люди боятся раненого зверя, не в силах сопротивляться, сами дают себя… И это благодаря вам.

— Благодаря мне, — немного вспылил доктор, подняв взор к слегка укоряющему взгляду Вермира, — у вас не загноилась кожа, и нет заражения крови. Не все, кого я лечу, разбойники. Это происходит по их просьбе, но не всегда мой пациент — убийца.

— Да бросьте, вы серьёзно в это верите? Я благодарен вам, но всё же… не кажется ли вам, хоть иногда, не помогай вы им, то город стал бы чище?

Доктор опустил взгляд и поник, ответил лишь спустя полминуты.

— Мне кажется, — тихо сказал он, остановив тряпку, — что вы из каждой ситуации хотите выжать максимум. Сделать всё идеально. Но так не бывает. Чтобы чего-то достичь, нужно чем-то пожертвовать.

Вермир хотел сдержаться, хотел промолчать, но не смог.

— Разве они думают не так же?

Доктор не ответил, лишь начал оттирать пол. Дальнейшая уборка прошла в молчании, Вермир помог убрать лужи крови, но после встал в стороне, наблюдая, как доктор отмывает ножовку.

— Помой руки, — холодно сказал доктор, убирая ножовку на место и двигаясь к наполовину наполненному ведру.

Вермир снял промокшую от чужой крови повязку с руки, под конец пришлось отодрать с кусками засохшей крови, оголяя огромный разрез, и подошёл к умывальнику, стал черпать ковшиком воду из небольшой бочки, поливать руки и тереть, но кровь настолько въелась в кожу вместе с запахом, что не желала просто так покидать завоёванные владения. Доктор же вынес ведро с кровью и вернулся с пустым.

— Вот, полейте, — сказал доктор, предлагая небольшой пузырёк с жёлтой жидкостью, — это разъест свежую кровь. Сейчас ещё свежий бинт дам.

— Спасибо, — сказал Вермир, взяв бутылёк.

Немного капнув, Вермир почувствовал, как руки начало пощипывать, словно в рану забралась соль, но как только полил водой, то шипенье прошло, а вместе с водой ушли и остатки крови, хоть немного запаха и осталось. Он получил в руки кусок белого бинта и уступил место, отойдя к столу, и начал перевязывать ладонь. Доктор сполоснул ведро и немного протёр всё тоже настрадавшейся тряпкой, а после помыл руки.

— А где мои вещи сушатся? Надеюсь, не на улице? — немного стеснительно спросил Вермир.

— А что, боишься, украдут?

— Там есть ценная вещь, которую я очень не хочу потерять.

Доктор засунул руку из кармана и вытащил рукоять меча.

— Вот эту? — спросил он.

— Да, — благодарно сказал Вермир, подходя к доктору.

— Забавная вещи, такие ведь есть только у драконоборцев? Не хорошо бы получилось, если окажется, что кто-то из простых смертных владеет им.

Вермир остановился в метре, тактично ожидая, пока его вещь вернут, но доктор не торопился.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Вермир.

— Что следует более тщательно оберегать то, что хранишь похлеще своего тела, — ответил доктор, поднимая руку с рукоятью. — Не теряйте его, ведь это единственное, что сможет вас спасти.

— Я не собираюсь сражаться им с разбойниками. Он предназначен для других целей, — сказал Вермир, взяв рукоять.

Доктор выпустил смешок.

— Я бы не был столь категоричен. Неужели вы пойдёте на клинки с голыми руками?

— Я трезво оцениваю свои способности. Нет необходимости пускать оружие против дворовых разбойников.

— Было бы прекрасно, — сказал доктор, позволив себе ухмылку, — если бы только дворовые разбойники… вы ведь в курсе, что сейчас происходит?

— Вполне. Но я им больше не нужен.

Доктор медленно двинулся к двери рядом с лестницей, которую Вермир заметил только сейчас.

— Как я уже сказал, было бы прекрасно, но постоянно что-то происходит, что рушит даже самые смелые догадки. Когда они вдоволь наиграются, когда будет ясно, у кого меньше всех порезанных ребят и кто сильнее, тогда проигрывающие запаникуют, начнут искать выход, будут лезть в любую дыру, попытаются что-то найти, какой-то ключ от чугунной двери. И будьте уверены, они найдут, — сказал доктор, остановившись у двери и обернувшись к Вермиру.

— Благодарю за заботу, но я не влиятелен, у меня ничего нет, глупо хотеть использовать меня, как… как щит.

— Оу, вы недооцениваете сословие, к которому относитесь. Я уверен, что даже князь не побрезгует приехать сюда, если узнает, что с драконоборцем что-то случилось, не говоря уже о самих драконоборцах или серебряной гвардии.

Вермир непроизвольно мерзковато улыбнулся.

— И какой смысл делать так? Они же не хотят привлекать к себе внимание, это только ухудшит их положение.

— Общее положение. Когда есть убедительные предположение, что скоро враг победит, то никто не будет раздумывать, ведь они уже захлёбываются кровью, тогда следует просто забрать с собой врага. Враг — это не просто слово, это концентрация ненависти в образе, сочном, сверкающем в темноте, словно молния. Они делают плохие вещи, ужасные, но это не превращает их в неведомых зверушек, даже если мышь загнать в угол, то она будет атаковать. И если есть хоть малейший шанс, что даже после смерти враг может пострадать, то они его используют, — доктор открыл дверь и зашёл внутрь, из комнаты пошла струйка пара. — Вы спрашивали про свои вещи, вот они.

Доктор вернулся со стопкой одежды.

— Они не до конца высохли, — сказал Доктор, двигаясь к Вермиру, — но по вашему виду можно сказать, что вы очень торопитесь.

— Спасибо, — сказал Вермир и немного поклонился, принимая одежду. — Я не сильно спешу, но не хочу вас стеснять.

— О, вы меня совсем не стесняете, так что можете остаться.

— С вашего позволенья, я переоденусь.

— Пожалуйста. Но вы будете ходить в мокром?

— На мне досохнет, — сказал Вермир, поднимаясь в комнату.

Он переоделся, положил рукоять во внутренний карман плаща, накинул капюшон и пошёл к лестнице. Доктор за это время заварил чая, поставил две чашки, хоть и знал, что Вермир уйдёт.

— Мне неудобно просить, — сказал Вермир, ступая по ступеням, — но не могли бы вы дать мне бинтов? Денег с собой у меня нет, но после обещаю занести.

— О, бросьте, — сказал доктор, вставая, — для вас всё что угодно.

Доктор прошёлся до чёрного чемоданчика и вытащил оттуда два мотка бинтов.

— Благодарю вас, — сказал Вермир.

— Только вот не пойму, зачем вам бинты? Ваши раны уже давно зажили.

Вермир на миг растерялся, потерял ход мыслей, но быстро собрался.

— Мой очень хороший… знакомый ранен, сам он не может достать лекарства, а я не могу его вот так бросить, поэтому обращаюсь к вам.

Доктор подошёл к Вермиру и лениво передал бинты.

— Знакомый? Странно… может быть, тогда я сам его вылечу? Если это ваш хороший знакомый, то мне не жаль времени.

— К сожалению, он не в городе, — как можно более деликатней сказал Вермир, пытаясь всем телом показать, что не стоит дальше вести разговор. — К нему трудно добраться. Вы не беспокойтесь, перевязку я сделать смогу.

— Не сомневаюсь, — сказал доктор, тактично улыбнувшись.

— Спасибо, что спасли меня. Опять. Я вам благодарен, но, боюсь, что расплатиться смогу не скоро.

— О, не беспокойтесь, плата меня не интересует. То, что вы ходите по этой земле уже для меня плата. Всего доброго.

— Всего доброго, — немного удивлённо сказал Вермир и пошёл к двери, размышляя о последних словах доктора.

Несмотря на красивое ранее утро, улица встретила Вермира мрачно, разбросанный мусор, текущий под уклоном ручеёк из помоев, смердящий запах. Это давало картине контраста, как светлое небо и тёмная земля. Вермир быстро добрался до дома, как ни странно, встречая много одиночек по пути, но как только он покинул центр города и перешёл на забытый край, то люди начали резко иссякать, пока не прекратились вовсе.

Первым делом Вермир пошёл к разбойнику. Он сидит, упираясь спиной в столб, руки висят у плеча на цепи, голова полностью высохла, да и запах почти испарился, признаки побоев не исчезли, но стали меньше выделяться, он растянуто, но громко храпит, по подбородку медленно, но упрямо ползёт слюна. Вермир подошёл, взял за ошейник и положил на вершину железного кола, замок пазов совпал с гранью кола и Вермир с силой и массой надавил. Ошейник раскрылся, но руки так и остались висеть в воздухе. Вермир пнул по ноге горе убийцу, от чего тот резко открыл глаза, всё ещё не полностью проснувшись.

— Уходи, — тихо сказал Вермир.

Разбойник лишь промычал и что-то невнятно пробормотал.

— Вставай, уходи, — терпеливо повторил Вермир.

— А-а? Что? Уходи?

Вермир подтянул его за шкирку, подняв на ноги, и оттолкнул. Разбойник зашатался, но устоял на ногах, хоть тело и качало.

— Вали я сказал! — закричал Вермир.

— Куда? — сонно проговорил разбойник, всё ещё не понимая, что происходит.

— Ты, что не понимаешь? Иди куда хочешь, я тебя отпускаю.

Разбойник поморгал, потёр глаза, вытер обслюнявленный рот.

— А как же Цитадель? Драконоборство…

— Я передумал, уходи и не возвращайся. А если вернёшься и вздумаешь меня убить, то сверну твою сраную башку, — медленно и зло сказал Вермир и пошёл домой.

Разбойник стоял ещё несколько минут, даже после того, как Вермир зашёл в дом, он думал о таком странном начале дня, но после пошёл к улице, продрогший, непонимающий и даже немного разочарованный.

Вермир положил бинты в комод, взял оттуда точильный камень и пошёл в свою комнату. Взяв у стены ржавый, замызганный меч, Вермир стал медленно, методично обтачивать края камнем. Ржавчина, приставшая гниль и потёртость времени начала спадать, обнажая сверкающую, словно надраенные рыцарские латы, сталь. С каждым взмахом камня, Вермир всё больше убеждался, что это не обман глаза или потеха хорошего кузнеца, что это меч драконоборца. Эту выдолбленную на рукояти эмблему в виде щита подделать очень сложно, и пока такого не делали, не говоря уже о драконьей стали.

«С такой раной на крыле он не смог летать, значит, получил меч в нёбо где-то поблизости, значит, где-то разгуливает ещё один драконоборец», — подумал Вермир, точа клинок.

Как только клинок начал блистать, Вермир убрал точильный камень обратно в комод и вышел из дома, не забыв прихватить меч и запереть дверь. Он двинулся в резиденцию градоначальника, люди, повстречавшиеся на пути, спешно расходились либо осторожно обходили Вермира. Как и в первый раз, его встретил цветущий сад, с многочисленными кустами в форме людей, зверей и птиц. У больших дверей всё так же стоит слуга во фраке и белых перчатках. Вермир встал, ожидая приветствия или каких-нибудь других слов, но их, видимо, не оказалось. Слуга, как каменная статуя, смотрит лишь вперёд, почти не вдыхая.

— Я к градоначальнику, — сказал Вермир, не вытерпев, — меня пригласили.

— Во-первых, с оружием вход запрещён, — надменно сказал слуга. — Во-вторых, у вас на руках должен быть документ, подтверждающий приглашение. В-третьих, если документа нет, то вы всегда можете записаться на доске перед входом в сад.

Вермир вздохнул.

— Вы меня не помните? Я драконоборец, вы обязаны меня пропустить.

— С оружием нельзя, — после секундной задержки выдавил слуга.

— Хорошо, — весело сказал Вермир, — тогда войду сам.

Вермир ступил вперёд, но слуга резво преградил путь телом, упёршись спиной в дверь.

— Вы не имеете право входить сюда с оружием!

Вермир подсёк ногу, слуга шлёпнулся на пол, выбив воздух из лёгких, но вовремя спохватился и схватил за лодыжку. Вермир уже приоткрыл дверь, но остановился, резко взглянул на слугу, словно сейчас вобьёт кол в душу, он занёс ногу, дабы выбить всякое желание сопротивления.

— Постойте-постойте! Прошу! — донеслись крики из парадной. Вермир поднял взгляд и увидел раскрасневшегося Ифи, быстро идущего к двери. — Господин Вермир, что здесь происходит? Надеюсь, вы не собираетесь произвести вооружение нападение на резиденцию градоначальника?

— Вам следовало бы предупреждать подчинённых, кого приглашаете, — холодно сказал Вермир, смотря Ифи во взволнованные глаза.

— Ох, прощу прощения, я бы, конечно, сказал, если бы знал, что вы придёте, — тихо сказал Ифи, а после прибавил силу голосу. — Но раз вы приняли приглашение на чай, то пройдёмте, но прошу, оставьте ваш меч.

— Он не мой.

— Не ваш? — удивлённо сморщив брови и игриво улыбнувшись, спросил Ифи. — А чей?

— Мне тоже интересно. Кто ещё из драконоборцев находится в городе?

— Что? — ошеломлённо спросил Ифи. — Но это невозможно… ведь в регионе может быть только один…

— Я и без вас знаю закон. Ответьте мне, помощник градоначальника, кто ещё из драконоборцев в городе? Или это знает только сам градоначальник? — напряжённо сказал Вермир, вдавливая Ифи взглядом.

Ифи растерянно смотрел, приоткрыв рот, но спустя пару секунд взял эмоции в узду, поклонился, указывая ладонями в парадную.

— Прошу вас, пройдёмте со мной.

Вермир сделал шаг, но вторая нога будто увязла в песке.

— Эй! Отпусти!

— Господин, — натужно сказал слуга, держась за лодыжку всем телом, — у него оружие. Пропустить?

Ифи тяжко вздохнул.

— Отпусти, Жеральд, отпусти…

Слуга отпустил ногу и резко вскочил, отряхивая белыми перчатками фрак. Вермир пошёл за Ифи, пытаясь не смотреть на роскошную мебель и предметы интерьера, чтобы не почувствовать неприязнь. В зале, как и в первый раз, за большим, вытянутым, словно лошадиная морда, столом градоначальник, кушающий маленькой серебряной ложкой яичко на подставке. Ифи поклонился в пояс.

— Господин, к вам посетитель, драконоборец Торсоу Вермир Малдович — сказал он.

— Здравствуйте-здравствуйте, молодой человек, — сказал градоначальник, после того, как прожевал и тяжко сглотнул. — Но почему вы в капюшоне? Да ещё и с мечом? Я понимаю, что в Цитадели не обучают манерам, но всё же…

— Вы уверены, что хотите увидеть? — спросил Вермир, чувствуя, как от его надменности закипает кровь.

— Ифи, это уже слишком, — недовольно проговорил градоначальник, засовывая ложку в рот.

— Прошу вас, — прошипел Ифи, — будьте хотя бы чу…

— Да мне плевать, — громко сказал Вермир, Ифи скривил лицо, будто съел голый лимон, — я сюда пришёл не для того, чтобы кланяться или распевать чай. Ответьте, градоначальник Вергилий Суальский, кто ещё из драконоборцев находится в городе или закреплён за ним? Или когда-то был. Кто здесь был драконоборцем до меня, что с ним случилось?

От наглости градоначальник поперхнулся, вывалив частичку яйца наружу, на богатое платье и украшения, он попытался схватить это белоснежным платком, но реакция подвела. Градоначальник стряхнул частички на пол и поднял раскрасневшееся лицо.

— Ифи! Ну что ты встал, позови слугу, пусть уберёт! — завопил градоначальник, поворачивая неповоротливое тело. Ифи, поклонился и удалился, сморщив лицо, будто ударился мизинцем о тумбу. — А вы, молодой человек, научитесь уважать власть! Что же до вашего второго драконоборца, то его нет! Придумали себе какой-то вымысел и тычете мне им в лицо! А я, между прочим, самый главный здесь! Вмиг отлетите к себе в Цитадель!

Вермир медленно, словно надвигающееся цунами, пошёл к градоначальнику, топотом извещая о наступающих неприятностях и выставляя меч напоказ.

— Что вы задумали?! — испуганно закричал градоначальник, взбудораженными глазами смотря то на меч, то на каменное лицо Вермира.

— Я сюда…

— …вам никто этого не простит!

— … пришёл…

— …придите в себя!

— …не для того…

— …пока не поздно!

— …чтобы слушать, — Вермир остановился в метре от градоначальника, смотря на него, как на несусветную ошибку, тот съёжился, прикрывшись руками, Вермир бросил меч на стол, — эту брехню! На мече эмблема щита, такая есть только у драконоборцев, её почти невозможно подделать, а драконья сталь есть только в распоряжении Цитадели. Клинки из драконьей стали больше нигде не куют, — Вермир грозно навис над трясущимся градоначальником. — И вы мне расскажите всё, что знаете. Хотите вы этого или нет.

Донёсся тактичный кашель у двери, Вермир обернулся и увидел Ифи и слугу, наблюдающих с интересом и страхом.

— Уборка всё ещё нужна? — ошеломлённо спросил Ифи, будто увидел что-то невероятное.

— Нужна, — сказал Вермир, отстраняясь от градоначальника. — Я жду, Вергилий, ответов.

— Ну, вы обязаны знать, что если вам что-то не сообщают, то это для вашего же блага, — сказал градоначальник, перебирая несуществующие тряпки руками и глотая слюну из осушённого рта, но увидев взгляд Вермира прокашлялся. — Конечно-конечно, я не имею права отказывать драконоборцу, поэтому предоставлю всю имеющуюся у меня информацию. Ифи! Принеси документ о регистрации, быстро!

Ифи поклонился и ушёл, а слуга так и остался стоять истуканом, не понимая, что ему делать.

— Но, знаете, — продолжил градоначальник, — это больше похоже на какую-то шутку, ведь нельзя же просто так найти меч драконоборца. Кстати, где вы его нашли?

— В лесу, — не моргнув и глазом ответил Вермир.

— В лесу? — удивился градоначальник и посмотрел вниз, прикусив нижнюю губу. — Тогда это всё объясняет…

— Что объясняет?

— Твой предшественник потерялся в лесу, по крайней мере, последний раз его видели, когда он туда направлялся. Имени его я, конечно, не помню, но, вроде бы, именно так всё и было. Только непонятно, как драконоборец мог потерять меч… Чего встал?! Убирай давай! Зря, что ли, деньги получаешь?!

— Да, господин, — поклонился слуга и резво двинулся к градоначальнику, держа метлу и совок.

— Но, вообще, не так уж это и странно! Небось, звери и сожрали! — крикливо сказал градоначальник, пока не наткнулся на взгляд Вермира и снизил громкость. — Ведь в лесу, в конце концов, всё что угодно может произойти.

— И вам не показалось странным, что драконоборец просто пропал? — спросил Вермир, сложив руки на груди.

— Вот не надо этого, не надо. Я знаю свои обязанности, я отправил официальное письмо и прошение. И вот, как ты видишь, прошение удовлетворили. Да аккуратней мети, не видишь, что ли, где я сижу?!

— Что было в письме?

— Да ничего необычного, простая формальная переписка, — ответил градоначальник, часто заморгав.

— Копия есть? Или его вернули?

— Ну вот зачем это, зачем? — импульсивно спросил градоначальник, тряся вторым подбородком. — Ничего там интересного, я просто рассказал, как идут дела в городе, похвалил работу предыдущего драконоборца и доложил о пропаже. Всё, больше ничего. Легче стало?

— И на письмо не ответили?

— Я всё, — сказал слуга, держа в совке мелкие кусочки сваренного яйца, — могу идти, господин?

— Вали уже! Нет, не ответили, хотя прошение удовлетворили. Вот ведь некультурные свиньи! — тихо прорычал градоначальник, но взглянув на Вермира кашлянул. — Я про курьеров, даже не сказали, доставили письмо или нет. Никакого воспитания и уважения к приказам, и даже к своей работе.

Вермир задумался, размышляя о ситуации, о том, почему не ответили на письмо, хотя прислали нового драконоборца. Значит, скорее всего, в Цитадели знают про случившееся и не считают его мёртвым, но, неужели, он всё ещё лазает по лесу в надежде найти дракона… без меча…

— Вот, — сказал Ифи, свалив кипу бумаг на стол, — всё, что смог найти.

Вермир так задумался, что не заметил, как пришёл помощник градоначальник, он начал с верхней папки, рассматривая даты.

— Какого числа он поступил? — спросил Вермир, листая страницы со списками имён, дат, должностей и адресов.

— Думаешь, я помню?! — вскричал градоначальник, но тут же остыл. — Не знаю я, когда он пришёл. До него, знаешь, сколько приходило из Цитадели? Вот и я не знаю.

— А вы, помощник градоначальника, — сказал Вермир, перелистывая страницу, — тоже не знаете даже имени?

— Тоже не помню, — тихо вздохнув, сказал Ифи и взял верхнюю папку.

— Ну, тогда желаю вам успехов в работе, — сказал градоначальник, поднимая неловкое, громоздкое тело. — А меня ждут водные процедуры и второй завтрак, первый же вышел неудачный, да и работы навалилось.

Градоначальник скрылся, громко топая и дыша. Вермир пытался не думать о том, как такого человека могли посадить на такой пост, Ифи же теребил глазами страницы.

— Он ведь не знает о приглашении? — прервал тишину Вермир, спустя пару минут поисков.

— Конечно, нет, — ответил Ифи, вздохнув, — он бы меня сразу придушил.

— И про корпус тоже?

— Нет, — снова вздохнул Ифи.

— Вы мне нравитесь всё больше и больше.

— Надеюсь, не в телесном плане.

Вермир глазом покосился на невозмутимого помощника градоначальника и вернулся к поискам.

— Меня эта ситуация настораживает. Цитадель никогда бы не стала скрывать пропажу драконоборца, это не просто не законно, это противоречит моральному кодексу. К тому же драконоборцу всегда сообщают о проблемах в регионе и гибели предшественника.

— Благодарю за разъяснение, но мне они не пригодятся.

— Я просто пытаюсь сказать, насколько это важно.

— Понимаю, именно поэтому мы сидим здесь и разгребаем бумаги, как писари.

Тишина поглотила зал, лишь шелест страниц изредка разрезал воздух, глаза Ифи и глаз Вермира шустро бегали по бумагам.

— Так, а что вам сказали? — остановившись, промолвил Ифи.

— Что предшественника перевели в другой регион.

— А имя?

Вермир замер, вспоминая момент выдачи документов, пропуск, стол, пахнущий отсыревшими книгами и бородатый мужик в рясе за ним, как волосатые уста раскрываются и летят слова. В голове Вермира за миг пролетело столько слов, имён, вариантов, он помнит лишь пару слогов и пытается подобрать определённые, чтобы память завопила во всё горло: «Да! Да! Это оно!». Но ничего подобного не произошло.

— Да какая разница, здесь всё равно не по алфавиту, а по дате, — сказал Вермир, немного расстроившись и продолжив бегать глазом по странице.

— Да, но тогда почему вы так уверены, что этот меч принадлежит вашему предшественнику, а не предшественнику предшественника? — сказал Ифи и запнулся. — То есть я хотел сказа…

— Я понял, — резко, но холодно сказал Вермир и остановился, — тогда задача становится в разы сложнее. Хотя постой… Вергилий же сказал, что прошлый драконоборец пропал в лесу?

Ифи посмотрел по сторонам и поближе подвинулся к Вермиру, наклонив голову к уху.

— Вы уверены в его словах? — тихо спросил он. — Он даже не помнит, кто к нему вчера приходил. Может и был такой драконоборец, но вот именно когда — не ясно.

Ифи отстранился и продолжил поиски.

— Придётся просмотреть всё это, — холодно произнёс Вермир.

— Прекрасное начало дня, — ответил Ифи, будто предвещая скорый конец света.

Спустя несколько часов работы солнце поднялось и задорно пускало лучики в громадные окна, прогревая лица Ифи и Вермира. Небольшой шум известил о полном пробуждении маленького городка, в резиденцию начали приходить люди. Каждый раз, когда громоздкая дверь хлопала, Ифи дёргался, как от лёгкого разряда тока.

— Так, я больше не могу, — сказал Ифи, вставая и разминая спину. — Мы тут сидим уже непонятно сколько времени, а просмотрели всего по одной с половиной папки и нашли только ваше имя.

— Дорогу осилит идущий, — резонно ответил Вермир.

— Это правдиво и прекрасно, но лучше ехать в карете.

— М?

— Я сейчас.

Вермир посмотрел в след ушедшему Ифи, пожал плечами и вернулся в бумагу. Спустя пару минут Ифи вернулся, притащив с собой старика в рясе и бородой до пупа и молодого парня в кафтане и с зализанной чёлкой.

— Вот, — сказал Ифи, — подкрепление. Берём папки из той стопки и ищем драконоборцев, вписываем их имена и адреса в этот листок, всё ясно?

— Да, господин, — робко ответил молодой.

— Я, конечно, не особо понимаю цель этого задания, — тряся челюстью начал старик, — но всё же, господин, я выполню это ради вас, хоть это и не является моими обязанностями.

— Прекрасно, — сказал Ифи, улыбнувшись, — приступим.

К обеду осталось две папки, которые Ифи рассредоточил между помощниками, здраво рассудив, что свои бумаги они уже проглядели, а вот новоприбывшее должны наверстать упущенное.

— Думаю, этого хватит, — сказал Вермир, вглядываясь в листок с выписанными именами и адресами предыдущих драконоборцев. — А нет папки со статусами жителей? Или, хотя бы, въехавших в город?

— Со статусом? — заинтересованно переспросил Ифи.

— Ну, умер, жив, пропал, что-то вроде этого.

— Как интересно… — поглаживая шею, протянул Ифи.

— Может, тогда нам больше не надо… — начал молодой парень.

— Надо, — резко обрезал назревающий бунт Ифи и повернулся к Вермиру. — И что вы будете делать?

— Необходимо просмотреть жилища первых двух, кто был до меня.

— Хорошо, как их зовут? — задал Ифи риторический вопрос, выгнув шею, дабы заглянуть в листок. — Угу, ждите у входа, я сейчас сбегаю за бумажками.

— Бумажками?

— Разрешение на осмотр жилищ. Сейчас они либо заброшены, либо в них кто-то живёт, просто так вламываться нельзя и туда и туда, но это ещё не всё, — сказал Ифи, уходя. — Пойдёте не один.

— А с кем? — спросил Вермир, но Ифи уже скрылся.

— Потом узнаете, — донеслось из коридора за стеной.

Вермир взял меч со стола, вернулся в парадную и стал ждать Ифи, наблюдая, как разные люди лезут в резиденцию, словно неугомонная рыба, которую поманили в бочку. Когда дверь открывалась, входил очередной человек, на миг возникал постоянно кланяющийся слуга. Вскоре со второго этажа спустился Ифи, тряся двумя маленькими бумажками, Вермир заметил на них большие красные печати.

— Вот, — сказал Ифи, остановившись и протянув бумажки, — разрешения, теперь можете обыскивать жилище братьев.

— Вы пойдёте со мной? — спросил Вермир, не обратив внимания на выпад.

— Я? Конечно, нет. У меня что, других дел нет, как таскаться по заброшкам? Для начала вам необходимо зайти в хибару стражей правопорядка, показать им разрешения, тогда они отправят с вами человека. Вы, конечно, может быть, и влиятельная фигура, но закон мы ценим и не нарушаем.

— Я и не сомневался, — холодно сказал Вермир. — Стражники всё ещё на Тырской живут?

— А, так вы не знаете… их переселили… тогда, наверное, вы сами не найдёте… секунду.

Ифи сбегал в зал и вернулся, ведя молодого парня.

— А как же папка? — спросил парень.

— Не волнуйся, вернёшься — будет твоя на веки. Осталось только свершить подвиг.

Парень кашлянул и замолчал, Вермир толкнул дверь и вышел наружу, парень пошёл за ним.

— И помните, господин Вермир, если будет нужна какая-то помощь, то обра… — проговорил Ифи, оставшись в парадной, но последние слова оборвала закрывшаяся дверь. — Ну, ничего, глаза не влияют на интеллект.

Вермир спустился по каменному крыльцу и бодрым шагом направился из сада, парень еле за ним поспевал, но выйдя на дорогу, Вермиру пришлось сбавить ход, подталкивая проводника на роль ведущего, но парень оказался совсем плохим актёром.

— Веди, — не выдержав, холодно произнёс Вермир.

— Ах, да, конечно, — спешно сказал парень и прибавил ходу, поворачивая в переулок. Дабы хоть как-то сгладить напряжённую тишину, прерываемую лишь дыханьем, парень решил завести разговор. — А Вермир — это ваше имя? Красивое, сильное.

— Я рад, что нравится, всегда мечтал, чтобы моё имя нравилось людям, — без капли улыбки ответил Вермир.

— Вы же тот драконоборец, ну, которого разбойники не пощадили, и вы теперь носите капюшон, чтобы не пугать людей, да? — наивно спросил парень, пытаясь найти взгляд, но наткнулся лишь на кожу плаща.

— Долго ещё?

— Да мы только вышли…

— Прекрасно, тогда почтим память погибших часом молчания.

— А кто погиб? — спросил парень, разинув рот.

— Нервные клетки, — с выдохом произнёс Вермир.

— Оооооо… а это что?

Вермир решил, что лучше не отвечать, но вопросы никуда не делись, а лишь умножились, разговорчивость и любопытство били из парня, словно гейзер, всю дорогу. Галдёж прекращался лишь на пару секунд, дабы обсудить проходящих мимо людей или медленно уплывающих вдаль зданий. Вермир уже не обращал внимание куда идёт, всю силу он направил на подавление эмоций, в голове крутилась эта желанная картинка, как бесконечное кудахтанье прерывается нежным прикосновением кулака.

— Мы пришли, — беззаботно сказал парень, глядя на громадную вывеску «Ст ажа» на потрёпанном здании. — Ну, всё, я пошёл, удачи.

Вермир оглядел ветхое, деревянное здание с обвалившимися рамами окон, местами трухлявые доски, плачущее крыльцо с выбитыми и гнилыми зубами. Он оглянулся, но парень уже пропал. Вермир вздохнул и ступил на крыльцо, доска под ногой с дешёвым хрустом разломалась. Вермир аккуратно вытащил ногу, смотря на крыльцо и думая, как бы забраться так, чтобы не поломать.

— Эй! Эй! Чего бушуешь?! Княжеское имущество, между прочим! — закричали за спиной.

Вермир обернулся, из переулка несётся мужик с завёрнутыми кончиками к верху усами, придерживая шлем со свисающими до шеи ремешками, слишком длинная кольчуга достаёт до середины бёдер, а кожаный доспех с железными пластинами громыхает, как пустая консервная банка с открывалкой внутри, на ремне висит трясущийся в припадке меч в ножнах, из-за его веса штаны постепенно сползают.

— Так-так, кажется, я поймал преступника, — сказал мужик, подтянув штаны и завернув кончики усов. — А ну, говори, криминальный элемент, что тебе здесь надобно?!

— Кажется, я понял, почему в городе столько разбойников… — тихо произнёс Вермир, не веря глазам.

— Что ты там шепчешь! — громогласно сказал мужик. — Небось, проклинаешь, ты это брось, на стражников не действует вся это шаманская вошь!

— Я…

— Молчать! Здесь я задаю вопросы! Здесь я закон! И я решаю, кто ты! Отвечай, сброд, что побудило тебя крушить логово порядка?!

Вермир от изумления и абсурда приоткрыл рот в неестественной, странной улыбке, не в силах что-то сказать.

— Отпираешься, да? — зашипел мужик, сощурившись. — Будешь, значит, на других всё скидывать, мол, это не я мыло украл, это сосед. Знаем таких, проходили. Живо на каторгу пошлёпаешь! А как там запоёшь… уууууух, жизнь у порога супом покажется!

Вермир пришёл в себя, закрыл рот, но дурацкая улыбка всё равно выползла, словно паук из тени.

— Вот два разре…

— Ти-иииииииии-хо-ооо! — перебил мужик, оглушив улицу. — Будешь говорить, когда разрешит блюститель закона! А пока не смей раскрывать варежку, разбоньячье отродье! Лучше сразу ложись на чисту землю и сдавайся, мои товарищи уже в пути! Совсем скоро ты вернёшься в положенные тебе казематы, нечистый!

— Это какой-то бред, — проговорил Вермир, рывком запрыгнул на крыльцо и хотел зайти в здание.

— Сто-аааааааа-яя-ть! — заорал мужик, с металлическим чирком вытащив меч. — Думаешь, захватить обитель правопорядка, злодей?! Покуда жив я, Юст Оплов, не разгуливать разбойникам, как дворовым псам! Защищайся, исчадье!

С криком Юст кинулся вперёд, замахиваясь мечом, в последний момент Вермир отскочил, меч пролетел рядом с его ногой, врезался в столб и застрял. Вермир фыркнул и пошёл внутрь, держа меч концом вниз.

— Эй, постой! — натужно закричал Юст, пытаясь вытащить меч.

Внутри такая же мрачная картина, нездоровые стены и скрипучий пол, мало дневного света, странный запах, будто от больных свеч, пошарканные дверные проходы, широкий коридор, словно река, ведёт в открытую комнату, из которой льётся свет, по сторонам другие закрытые на замок комнаты. Вермир резво направился в комнату в конце коридора, чувствуя, как под ногами прогибается пол.

В комнате бедная обстановка, небольшой, подранный шкаф у входа, маленький, хлипкий стол, за которым согнувшийся мужчина средних лет с проседью на голове и маленькими, тараканьими усами, в простой рубахе, за его спиной небольшое окно, которое разгоняет темноту.

— Вы что-то хотели? — настороженно спросил мужчина, оторвавшись от документа. — Я капитан стражи, Долей Панов. К сожалению, сейчас все патрулируют город, поэтому вашу жалобу смогу принять только я. Стулья для посетителей у нас не предусмотрены, поэтому придётся постоять.

Вермир положил разрешения на стол, думая, кто же пойдёт с ним осматривать дома, если все на патрулировании.

— Что это? — спросил капитан, увидев печать, но пробежав глазами по бумажкам, втянул воздух и выпрямился. — А-аа, хотите осмотреть дома… Даже сам господин Ифи одобрил… это, конечно, замечательно, вот только, как я уже сказал, сейчас никого нет, а я не имею права оставлять участок без присмотра.

Из коридора донёсся спешный шаг и скрип полов. Вермир обернулся.

— Вот ты где, злодей! — закричал Юст, вытянув перед собой руку с мечом. — Ни с места, а то зримая рука закона покарает тебя!

— Юст… — прошипел Долей.

— Не бойтесь, капитан, я защищу вас! Знаю, что вас заставили врасплох, иначе этого бы не случи…

— Замолчи! — закричал капитан, стукнув по столу, от чего он прогнулся и вздрогнул. — И убери оружие!

— Но… капитан…

— Я сказал: убрать оружие! — крикнул капитан, встав.

Юст засунул меч в ножны с гордым, но потрёпанным видом.

— А теперь извинись перед господином Вермиром и иди дальше патрулируй, — сказал капитан, садясь.

Юст повернулся к Вермиру и поклонился.

— Прощу прощения, господин Вермир, видимо, я что-то неправильно понял, — медленно, без желания сказал Юст и вышел.

— Я очень рад, — без радости сказал Вермир, посмотрев на капитана, — но кто со мной пойдёт?

— Эй-эй! Юст, вернись! — закричал капитан, глядя то на Вермира, то на коридор.

Юст влетел в комнату, держась за рукоять меча.

— Вас обижают, капитан?!

— Нет-нет, Юст, не обижают, — мягко сказал капитан, тряся поднятыми ладонями. Юст убрал руку от рукояти и выпрямился. — Пойдёшь с господином Вермиром и осмотришь пару домов, а после продолжишь патрулировать улицы.

— Есть, капитан! — рявкнул Юст, ударив в грудь.

Долей кашлянул и мельком взглянул на Вермира, который взял бумажки и вышел, холодно попрощавшись. Юст постоял пару секунд, глядя на капитана, и побежал за Вермиром, придерживая шлем.

— Идиот, — выдохнул капитан.

Ощущенье, будто пол сейчас провалиться из-за скачущего Юста не покидало, пока Вермир не вышел с облегченьем в груди. Не рискуя тревожить трухлявое крыльцо, Вермир спрыгнул в разросшийся куст и пошёл вперёд, пока не понял, что дороги не знает. Юст, не заботясь о крыльце, протопал по доскам, словно носорог, подбежал к Вермиру и подтянул штаны.

— Ведите, господин.

Вермир кашлянул и показал разрешение на осмотр дома его предшественника.

— Знаешь, где это?

— Конечно, я знаю весь город, как свои штаны!

— Хорошо, веди.

Юст стукнул в грудь и бодрым, уверенным шагом направился, задирая прямую ногу, в сторону резиденции. Они прошли тот же путь, что и с молодым, безымянным парнем, но теперь молча. Юст без устали маршировал, устремлённо глядя вперёд. Вермиру нравилась тишина, тем более после бесконечного монолога, но нескончаемая энергия стражника начала пугать и вместе с тем очаровывать.

— Я хотел извиниться за крыльцо, — тихо сказал Вермир, чувствуя, как глупо выглядит. — Я не специально сломал.

— А? — ошарашенно спросил Юст, сбавив шаг. — Да, но вам не стоит извиняться, господину это некстати. К тому же и вправду участку требуется ремонт, но в резиденции говорят, что денег нет. Я же не унываю, в городе и правда настали ужасные времена, развелось разбойников, если мы будем лучше работать, то людям будет жить легче и лучше, нам починят участок и всё будет прекрасно.

— Я не господин, — после паузы произнёс Вермир.

— Разве? А в разрешении написано, что господин. Хоть полностью я не успел прочесть, но там написано именно так.

— Это шутка помощника градоначальника, — выпустив смешок, ответил Вермир.

— Помощника градоначальника? — округлив глаза, выпалил Юст. — Тогда вы действительно господин, раз господин Ифи лично вам сделал разрешения. Хотя, постойте… Вермир… где-то я слышал это имя…

Вермир замолчал, предчувствуя, что сейчас он догадается и разорётся на всю улицу.

— Точно! — вскричал Юст. — Так звали мальчишку у пекаря, он потом ещё уехал куда-то…

— Вы знали моего отца? — тихо, но восторженно спросил Вермир, сбавляя ход.

— О, так это ты. Редкое, конечно, имя. Знал, постоянно хлеб у него брал, очень хороший пёк, пушистый, мягкий. Жаль, что почил.

— Да, жаль… — под нос проговорил Вермир, чувствуя, как в груди бьёт молоток.

— Но тебе не стоит переживать. Твой отец был достойным человеком, сильным, добрым, с пониманием жизни и мира. Он прожил жизнь с верой и мирно. О, мы пришли.

Вермир поднял туманную голову на обветшалый барак, в животе бурлило странное, похожее на ностальгию смешанную с ожиданием и любовью, чувство.

— Пойдёте? — спросил Юст, глядя на Вермира.

— Давай ты впереди.

Юст стукнул в грудь и открыл перекошенную дверь, наружу вылетело пахучее облако, запах отсыревшей древесины, плесени и гнили вдарил в ноздри. Юст без сомнений двинулся вперёд, Вермир пошёл за ним, пытаясь меньше дышать. Пол осел, меж щелями растёт трава, доски сырые, полумёртвые, Вермир уверен, что если поднять любую, то под ней будет стадо жуков. Комната словно потерялась во времени, по углам растёт мох и грибы, единственный стол и пара стульев обвело вьющееся растенье, с потолка капает и местами прогрызен.

— Нам надо найти какие-то личные вещи, вроде одежды, — сказал Вермир, даже не поморщившись.

— Я постараюсь, — ответил Юст, будто не замечая запаха.

Вермир прошёл в следующую комнату, где такая же картина, но из мебели сломанный шкаф, а умывальник грязный, как лужа, по которой пару раз проехались. Вермир открыл ещё живую дверцу шкафа, но одежды там не оказалось. Ничего, кроме разбитой и грязной посуды больше не найдя, он двинулся в последнюю комнату. Здесь всё ещё хуже, окно разбито, пары досок не хватает, из-за чего земля выбралась наверх, почерневшая, перекошенная кровать покоится в углу, словно забытый мертвец. Вермир шагнул, под ногой зашуршало, он опустился на колено и увидел среди земли маленькую, грязную тряпку, обрывок одежды.

«Наверное, не сработает», — подумал Вермир, отряхнув тряпку.

Он повернул меч концом вверх, обмотал правую ладонь тряпкой и взялся за рукоять. Резко, со скрежетом, клинок вошёл в рукоять, ударив отдачей в руку, из-за чего та покачнулась.

— Невероятно… — изумлённо проговорил Юст, стоящий у прохода. — Что это?

— Это меч драконоборца, — нехотя сказал Вермир.

— Это ваш меч? Вы — драконоборец?!

— Не мой меч, — поёжившись плечами, ответил Вермир. — Это дом Бранори Сюгрифа, так написано в разрешении, значит, скорее всего, меч его.

— А с чего вы решили, что меч его?

— Меч драконоборца подчиняется только хозяину, клинок запоминает запах, тело. Однако, мыслить он неспособен, из-за чего может принять одежду за хозяина, — вздохнув, сказал Вермир и встал. — На этом наше путешествие кончается.

— Есть! — рявкнул Юст, ударив в грудь. — Но, всё же, если это дом драконоборца, то почему в таком состоянии?

— Не знаю, — задумчиво проговорил Вермир, двигаясь к свежему воздуху, Юст пошёл за ним.

«Это действительно странно», — подумал Вермир, засунув рукоять чужого меча под ремень. — «Дом находится почти в центре города, но это гнилая развалина. Я приехал совсем недавно, здание не могло прийти в такую негодность за такой короткий промежуток времени. Если, конечно, он здесь жил».

— Я могу идти? — сказал Юст, стоя возле Вермира на улице. — Или будут приказы?

— А? — очнулся Вермир. — Нет, нет приказов.

Юст поклонился и пошёл дальше, задирая ноги. Вермир тоже двинулся по улице, размышляя над туманной ситуацией, странный, потерявшийся драконоборец, его утерянный меч и разваленный дом. При этом прошло чуть больше месяца, как Вермир занял пост в этом регионе, но дракона он встретил совсем недавно.

Вермир встряхнул голову, размял спину, помотал плечами.

«Это просто вздор, не буду ломать голову, просто напишу письмо в Цитадель, пусть сами разбираются, я не ищейка на полставки», — подумал Вермир, но прозвучал мощный, хлёсткий свист.

Вермир посмотрел по сторонам, понял, что идёт по той же улице, где стоит кабак Нелда, а свистнула худая, согнувшаяся фигура в яркой, цветастой одежде меж зданий. Вермир без колебаний пошёл туда, но остановился в паре метрах, только хотел открыть рот, но его опередили.

— Это я, Аарон, — выпрямившись и откинув разноцветную накидку, сказал парень.

— А-ааа…

— Я не вовремя?

— Нет-нет, — отмахнулся Вермир. — Так что ты хотел?

— Поделиться информацией, — тихо ответил Аарон и пошёл в переулок, махнув Вермиру.

— Я не хожу в тёмные и узкие переулки, Аарон.

— Вы боитесь меня? — удивлённо спросил парень, остановившись.

— Если тебе есть что сказать, то говори.

— Ну, хорошо, — сказал Аарон без толики недовольства и развернулся. — Я узнал, кто покушался на вас.

— Я уже знаю. Оге.

— И вы знаете зачем?

— Разве сейчас это имеет значение? Он получил то, что хотел, я больше не важен.

— С чего вы взяли? — после секундной задержки многозначительно спросил Аарон.

— Предположение…

— Что ж, отчасти вы правы, он хотел убить вас, чтобы вы не смогли выступить перед людьми, для этого же он убил и наблюдателя.

— Аарон, — мягко сказал Вермир, — зачем ты мне это говоришь? Это уже совсем не важно, я не собираюсь мстить.

На лице Аарона ничего не проявилось, лишь простое равнодушие.

— Оге ещё не достиг желаемого.

— Меня это не касается, — отмахнулся Вермир и, развернувшись, пошёл прочь. — Не мои дела, я не собираюсь вступать в разборки разбойников, дабы кого-то останавливать.

— Он сейчас в синей птице, — равнодушно, тихо сказал Аарон.

Вермир остановился, единственный глаз расширился и нервно задёргался, выпустив красные венки наружу.

— Что? — прошептал он.

— Ему стало мало территории, решил подмять Гихила, а самое известное место, кроме штаба, это кабак.

Вермир рванул, перебирая длинными ногами так быстро и с такой силой, как только можно.

— Не ходи туда! — равнодушно выкрикнул Аарон. — Их там слишком много.

В голове и сердце творился кавардак, мысли спутались с чувствами, в висках стучало набатом, не отпускало горестное чувство, что вот-вот что-то оборвётся, потеряется навсегда. Опять. Вермир бежал, думая, как же повезло, что он совсем рядом, что ещё чуть-чуть и он прибежит, спасёт, и не важно сколько там разбойников.

Вдали показался вход в подвале, каменные ступеньки, Вермир с разбегу спрыгнул вниз, к двери, рывком открыл и залетел. Запах мочи, пота, кала и дурманящий аромат крови смешались, превратившись во что-то громадное, противное, непостижимое и обвили обоняние, как древний, чудовищный дух. Трупы, наваленные кучами, залитый кровью пол, дрожащие в углах люди, прикрывающиеся руками, мерзкий смех вдали. Вермир будто попал в другой мир, вдруг осознал, что мёртвые тела выглядит противоестественно, ужасно, устрашающе. Он подрагивающими ногами пошёл на усиливающийся смех, переступая через трупы, погружая подошву в липкую, красную жидкость.

На лестнице лишь один труп с перерезанным, всё ещё кровоточащим, горлом. Вермир медленно, аккуратно поднялся по скрипучим ступеням, смех резко стих. В коридоре шестеро скалящихся разбойников и Оге, наклонившийся над телом, вокруг которого красная лужица. Непонимающее лицо Оге сменилось, безумной, сводящей с ума улыбкой.

— О, бомража пришёл! — радостно закричал он, не сводя улыбку. — Решил поглядеть на завораживающее представленье?

Вермир сглотнул, набитая ватой голова отказалась работать, лишь благодаря бешеному стуку сердца, раздражённым ноздрям и зарождающейся ярости он стоит на ногах. Без мыслей, Вермир вытащил рукоять меча из пазухи и выбросил руку в сторону, клинок, плавно, с приятным звоном выполз наружу, как проснувшийся хищник. Оге взорвался мерзким смехом, теряя слюни.

— Убейте его, — проговорил он, безумно смотря на Вермира и утирая подбородок.

Ближайший к лестнице разбойник кинулся вперёд, занося кинжал снизу и бездумно рыча. Вермир легко, словно пёрышком, взмахнул мечом, кисть вместе с кинжалом полетела на первый этаж. Разбойник схватился за отрубленную конечность и упал от удара сапогом в бок, второй полетел на рожон, размахивая двумя ножами. Вермир отступил назад и ткнул мечом, словно копьём. В голову разбойника насквозь вошёл клинок, тело рухнуло, как башня. Вермир отступил, чувствуя, как по предплечьям сползает тёплая кровь, но боли нет.

Оге мерзко, преувеличено громко засмеялся. Следующий разбойник бросился, не раздумывая, крича и махая единственным кинжалом, как мечом. Вермир поменял ноги и, размахнувшись, концом клинка распорол брюхо разбойнику, из свежей, огромной раны полилась кровь, оголяя лабиринт кишок. Разбойник дико завопил, пытаясь сжать рану, но Вермира это не волновало, он лишь холодно глядел вперёд, на скалящегося Оге. Оставшиеся разбойники потеряли запал и улыбки, встали в ступоре. Оге пинком отправил подручного вперёд.

— Если вы не пойдёте на него, то я сам вам кишку выпущу, — угрожающе тихо сказал Оге, достав кривой кинжал.

Троица медленно, но верно пошла к Вермиру, из подсобки, услышав крики, выбежали ещё четверо и рванули наверх. Трое разбойников осмелели и бодрее поползли вперёд, неуверенно ухмыляясь. Первый поднявшийся лишился головы, его тело свалилось кубарем по лестнице, у второго голова раздвоилась от мощного, но быстрого удара, труп осел, облокотился о стену.

— Чего встали, уроды?! — заорал Оге, держа в потрагивающей руке кривой кинжал. — Вперёд! Прикончите мышь!

Но никто не сдвинулся с места, разбойники лишь поглядывали друг на друга, пытаясь не утопнуть в холодном поту.

— Они тебя больше не боятся, — тихо, безэмоционально сказал Вермир, — их страх угас.

— Ну, щас посмотрим…

Оге подошёл к ближайшему, подрагивающему разбойнику и воткнул под челюсть кинжал, кончик вышел во лбу. Оге толкнул безвольное тело в следующего, отпрянувшего, как пушинка от ветра, разбойника.

— Вперёд, — тихо прорычал Оге. — Умрёт он или вы.

Вермир шагнул в сторону Оге, разбойник напрягся, стискивая стучащие зубы и, рыкнув, кинулся вперёд, тыкнув ножом, как мечом. Вермир уклонился и располовонил разбойника от бедра до груди. Две части асинхронно упали на пол, заливая и без того мокрый, липкий пол кувшинами крови. Двое разбойников на лестнице встревоженно переглянулись и начали медленно, спиной вперёд, спускаться. Последний разбойник между Оге и Вермиром протянул трясущуюся руку с кинжалом, отведя напуганный взгляд в стену.

— Ру-к-ку, ру-к-к-ку, — жалобно, заикаясь, попросил он.

— Слабак! — заорал Оге, пнув его в спину.

Разбойник с размаху напоролся на меч, закряхтел, не в силах выговорить слово. Вермир столкнул его на пол, как ненужную куклу.

— Ну что же, — сказал Оге, улыбнувшись во весь рот и подогнув ноги, — мы остались вдвоём. Прямо как в той сказке, герой стал злодеем… но недолго поплясал.

Вермир чиркнул кончиком меча о кинжал. Кривая, стильная, устрашающая сталь рассыпалась, оставив лишь жалкий осколок у рукояти. Улыбка Оге медленно начала таять, а Вермир пошёл вперёд, огибая свалившиеся трупы и ещё дышащие тела.

— Ой-ой, а вот это непростая ситуация, — проговорил Оге, отступая. — Знаешь, а ты мне даже нрави…

Вермир выбросил руку с мечом ещё раз, на полной дистанции стальной конец коснулся пальца руки, держащей кинжал.

— Да ты что творишь, твою мать! — закричал Оге во всё горло, прикрепляя отвалившийся палец, висящий только на коже, обратно.

Вермир переступил через тело, над которым нависал Оге и пошёл дальше. Оге судорожно сжал рукоять стального огрызка, плюнул на повиснувший, как сопля, палец и дико улыбнулся, глянув безумными, полными жажды и интереса глазами. Он врезался спиной в стену, а Вермир продолжал медленно, неумолимо идти, под капюшоном словно скопилась туча.

Оге сделал ложный выпад, топнув ногой, Вермир завершил шаг и остановился, Оге выплеснул мерзкий, полный призрения, смешок и рванул вперёд, прижимаясь к стене и занося руку назад. Вермир взмахнул мечом, но попал лишь по стене, пропоров её, словно картон, Оге проскочил под руку, стальным огрызком порвал бок вместе с одеждой снизу вверх и ринулся бежать к лестнице, отбросив рукоять. Вермир повернулся и мощно махнул мечом, едва доставая.

Оге перепрыгивал трупы с прытью гепарда, махая руками, как первоклассный бегун, но у самой лестнице нога ниже колена отделилась почти полностью, выпустив струю крови. Ему хватило времени на изумление, но тело, не в силах удержаться, на полной скорости влетело в перила, проломав их и улетев на первый этаж. Вермир медленно, неспешно пошёл к лестнице, спустился, наблюдая, как Оге с залитым кровью лбом ползёт к выходу, оставляя кровавый след. Вермир перевернул его сапогом на спину и наступил на горло.

— Кхе-кхе, а ведь я был прав… ты такой же, как я, — сипло сказал Оге, руками пытаясь оттолкнуть ногу.

— Нет, — произнёс Вермир и прибил голову клинком к полу, — я сильнее.

Вермир поглядел на открывшийся рот, застывшие глаза трупа и вытащил меч. Клинок медленно, словно насытившийся зверь, ушёл в рукоять. Дверь отлетела в сторону от мощного удара, пропуская внутрь злого Гихила, за ним зашла целая толпа. Вермир выбросил руку с рукоятью в бок, переводя вес тела на переднюю ногу и пригибаясь вперёд, клинок вылетел наружу, словно разъярённая змея, пробив деревянный столб.

— Ты… — удивлённо сказал Гихил.

— Эт чё, — сипло зашептали в толпе, — он всех порешил?

— Не может быть, — ответили ему оттуда же.

— Идиоты, он же драконоборец! — яростно зашипели из-за спины Гихила.

— Вот дерьмо…

Вермир пошёл вперёд, мощно ступая и качая плечами. Клинок прорвал столб и двинулся за хозяином, разрезая трупы на пути.

— Подожди, мы тебе не враги, — сказал Гихил. — Мы пришли, чтобы спасти Нелда. Таверну. Всех.

Вермир остановился, пытаясь пропустить мысли через не соображающую голову, но лез только образ руки, которую необходимо сломать, голос томно шептавший, что всё это из-за руки, что её надо сломать.

— Босс, похоже, что-то не так… — донеслось из толпы.

— Конечно, не так, он свихнулся, — ответили из другого конца толпы.

Вермир отступил, выпрямился, развернулся и пошёл на второй этаж. Клинок медленно, нехотя залез внутрь, а рукоять легла в пазуху. Гихил двинулся к лестнице, осматривая кучи трупов, разбитую стойку, поломанные стулья и литры крови, залившие пол, испачкавшие стены. Толпа двинулась за ним, но не иссякала, с улицы всё прибывали люди. Гихил поднялся по лестнице, увидев отрубленную голову, безголовое тело и разрубленную пополам голову, бесшумно сглотнул.

— Да что же здесь было… — ошарашено проговорил мужик сзади.

Гихил встревоженно оглядел окровавленный коридор, трупы и ещё шевелящихся людей. Разбойник пережал кровоточащую культю, посмотрел на Гихила и людьми за ним с нескрываемым страхом, но больший страх он показал, когда посмотрел в сторону Вермира.

— Вынесите его, — сказал Гихил, двигаясь дальше и смотря на стоящего на коленях возле тела окружённого кровью Вермира. — И этого.

Разбойник с раной в животе закашлял, прикрыв рот вымазанной в крови рукой, его подняли и, подперев под руку, повели к выходу. Гихил дошёл до Вермира, его лицо сокрыто тенью капюшона, но что-то прорывается через эту тьму. И это совсем не желание помочь. Остальные остановились возле тела разрубленного разбойника и не решались идти дальше. Гихил встал на колени возле изуродованного трупа Нелда, на пухлом лице громадная, кровавая улыбка, от уха до уха, срезанный нос и нижняя губа, правый глаз выдернут наружу вместе с нервом. Вермир засунул руку под плечи и ноги.

— Помоги мне, — тихо, без капли эмоций сказал он.

Гихила на миг будто застал врасплох громадный, ужасающий донельзя и заставляющий спрятаться и сжаться гром. Он помог поднять тело Нелда, хотел и дальше нести, но Вермир развернулся торсом вперёд.

— Я сам.

Все вжались в стены, пропуская Вермира, а Гихил стоял и неуверенно смотрел в спину. Живой коридор пропустил Вермира, как вторгающийся в воду клинок, соединился и волновался. Огромное тело Нелда покоилось на руках, словно он не весит центнер.

— Слышь, — пихнул мужик соседа, глядя со второго этажа, как Вермир выходит из кабака, — он чё-то слишком силён, не?

— Да, такого кабана нести непросто…

Вермир поднялся по ступеням, но не заметил небольшой камушек на последней ступеньке, споткнулся и выбился из равновесия, тяжёлый труп потащил вниз, всё, что смог сделать Вермир, это не дать полностью расшибить локти и колени, лишь затормозить падение. Не в силах поднять тело, Вермир склонил голову над животом, покачиваясь вперёд-назад. Раньше он не видел трупов, не видел, как умирают живые существа, не знал, что с ними происходит, но теперь понял — плоть превращается в камень.

На улицу вышел Гихил, взглянул на Вермира и подошёл.

— Куда ты его хочешь отнести? — спросил он.

— Не знаю…

— Его надо похоронить.

— Да, верно, — сказал Вермир и выдохнул, — но лучше сжечь.

— У тебя осталось мало сил, — сказал Гихил, присаживаясь на корточки, — отдохни. И доверься нам.

Из кабака вышла половина всех, кто пришёл за Гихилом. Вермир вытащил руки из-под тела и встал, покачнувшись. Гихил махнул, Нелда подняли десятки рук и понесли по улице, словно похоронная процессия, Вермир шёл сбоку, шатаясь, как осиновый лист, по его предплечьям стекала кровь из раны, разодранная кожа на локтях и кистях щипала, будто туда закинули соли, но его это не волновало.

Тело Нелда отнесли за город, на пустырь, где соорудили небольшую площадку для сожжения из досок неподалёку разваленного дома. Труп аккуратно положили наверх качающейся конструкции, а сами встали позади. Гихил разжёг огонь на дощечке и, понаблюдав, пока не разгорится, подал Вермиру.

— Зажжёшь? — спросил он.

— Нет, всё же ты его лучше знал.

Гихил удивился, но не показал этого и кинул горящую дощечку в центр кострища.

— Я думал, вы были друзьями, — тихо сказал он.

— Когда-то были, — так же тихо ответил Вермир. — Мы долго не виделись, за это время он изменился, я тоже.

— Ты ничего не чувствуешь?

— Чувствую. Пустоту, — Вермир снял капюшон и взглянул Гихилу в глаза. — Он был единственным, кто остался от старого меня, единственное, что связывало меня с прошлым. Но, знаешь, что я понял? Мне его совсем не жаль.

Гихил не отвёл взгляд, лишь после двухсекундного контакта позволил себе рассмотреть изуродованное лицо в подробностях.

— Это хорошо, жалеть кого-либо — непозволительно. Тем более близкого человека, — сказал Гихил и взглянул на разгорающийся, вздымающийся, словно проснувшийся, оживший демон, костёр. — Что будешь дальше делать?

— Не уверен, что буду делать, — сказал Вермир и пошёл прочь, толпа расступилась, пропуская и пялясь на лицо.

— Эй, осталось ещё двое, — сказал Гихил, развернувшись.

— Если ты думаешь, что я пойду их кромсать, то ты ошибаешься, — даже не взглянув на Гихила, ответил Вермир.

— Босс, — сказал парень из толпы, после того, как Вермир ушёл достаточно далеко, — может, не стоило его злить?

— Заткнись, — ответил Гихил, глядя, как пламя поедает старую, мёртвую древесину и не менее старую плоть, как пламя вьётся, показывая неимоверную красоту, как дарит тепло и разгоняет тьму.

Вермир шёл домой, не чувствуя ничего, ни горя, ни раскаяния, ничего, кроме беспробудной пустоты, будто она была там всегда, с самого рождения, просто ждала момента, подгадывала, тихо хохоча и обливаясь слюнями. И вот настал момент взять долгожданную, вкусную власть, контроль над душой. Вермиру это понравилось, никакой боли, никаких страданий, ни совести, ни жалости, ни тяжких дум. Всё просто и эффективно, как и должно быть с самого начала, как и задумывалось.

 

Окрашенное сердце

У дома его поджидал Аарон, сидя на земле у порога, увидев Вермира, он поднялся, отряхиваясь.

— Что тебе надо? — спросил Вермир, остановившись.

— Вижу, ты это сделал, — сказал Аарон, оглядывая окровавленный в крапинку плащ, порезы на руках и разодранный бок.

— Сделал, — сказал Вермир и пошёл к двери, вытаскивая ключ из кармана.

— Теперь ты готов услышать, что было после того, как ты ушёл? — спросил Аарон, глядя, как Вермир отпёр дверь и открыл её.

Вермир взглянул на Аарона, подождав несколько секунд, отступил, раскрывая дверь шире. Аарон вошёл внутрь и сел на табурет, Вермир закрыл дверь, снял пропитанный кровью плащ, который упал на пол с глухим стуком, стащил прилипшую от крови к боку рубаху, оголяя раны и бугристое тело, бросил на плащ и пошёл к комоду.

— Я могу помочь, — сказал Аарон, увидев, как Вермир достаёт моток бинтов.

Вермир тяжко сел на кровать, немного провалившись, и протянул бинты. Аарон потянулся к бинтам, с табуретки слез сразу на корточки и, приложив конец бинта к огромной, вспучившейся, залитой кровью ране на боку и начал обводить вокруг торса, пока рана полностью не закрылась бинтами несколько раз. Аарон зубами отгрыз бинт, протащил кончик под перевязкой, натягивая, и завязал узлом. Белые бинты мигом начали краснеть, превращаясь в одно большое пятно. Аарон переключился на две небольшие, но глубокие раны на предплечьях, по одной на каждом. От мотка ничего не осталось.

— Спасибо, — сказал Вермир, вздохнул и опёрся о стену.

— Оге мёртв? — спросил Аарон, возвращаясь на табурет.

— Определённо.

— После твоего ухода, он сказал, что вся территория Кора переходит к нему, как и половина людей, с остальной половиной расправились так же, как сегодня пытались с Гихилом.

— Они бы не справились, — сказал Вермир, пытаясь дышать тише, не трогая грудь и живот. Пока он двигался, то боль отсутствовала, но как только остановился, присел, то каждое невинное движение стало давать порцию свежей боли. — Даже без меня, они бы не смогли ничего сделать, их было слишком мало.

— Мало? — спросилАарон, глядя, как единственный глаз собеседника стекленеет, а веко медленно прикрывается. — Странно, я видел целую толпу, которая закрыла всю улицу.

— Это уже неважно. Что было дальше?

— Гихил сказал, что остальные будут против, на что Оге ответил, что Рема он зарежет, как порося, а Лирих никуда не полезет.

— Не надо пересказывать всё, давай самое важное, — сказал Вермир, борясь с веком. И этот бой он проигрывает.

— Это была подводка. Орест, длинношеий, сказал, что знает, как всё уладить и даже поможет прибрать к рукам другой город, и не просто, как разбойники, а как действующая власть.

— И как же?

— Так же спросил и Оге, когда приставил нож к длинной шее. Орест ответил, что лишь у одного сословия есть такая власть, которой будут подчиняться все, исключая главного судью и князя. Он сказал, что если заставить драконоборца перейти на их сторону, то Оге подчиняться все.

— Хе-хе, он сказал, как собрался это сделать?

— Да, — ответил Аарон и замолчал на несколько томительных секунд. — Заставить его убивать.

Вермир захохотал, отстраняясь от стены.

— Что за чушь… несусветная глупость, — сказал он, поднимаясь, как старик с больными суставами.

— Но ведь у них получилось…

— Это не важно, — сказал Вермир, направляясь к кровати в своей комнате и слегка прижав бок. — Я никогда не встану на сторону убийц и воров, разве что в их влажных мечтах.

— Орест добавил, что надо лишь надавить на семью…

Вермир непроизвольно остановился, выпрямился, расправляя широкие плечи.

— …или друзей. Оге похвалил его и укоротил шею. Гихил сказал, что это хорошая идея.

Вермир бесшумно вздохнул, закрыв глаз, мышцы подтянулись, на миг напряглись.

— Я спать. Если хочешь, оставайся, — сказал Вермир, ложась на кровать.

Аарон ничего не ответил и не издал больше ни звука. Вермир пролежал пару минут, пытаясь сдержать мысли, тело выделяло так много тепла, что никакого одеяло не нужно, пот бежал, задыхаясь, как из горящего здания. Сон подкрался из тени, как кошка на охоте, и рывком набросился, завалив добычу.

Луна ярко, мощно освещает кусок комнаты, задевая кровать и дверь, с улицы доносится пение тучи сверчков. Во тьме, вне владений света луны, худая фигура опёрлась о дверной проход, наблюдая.

— Я знаю, что ты проснулся, не притворяйся, дыхание изменилось, — сказала фигура.

— Что тебе надо, Аарон? — спросил Вермир, чувствуя, что тело ужасно ноет не только из-за ран, но и из-за того, что давно не менял позу.

— Ты же знаешь.

— Тогда чего там встал?

Аарон рассмеялся, сложив руки на груди.

— Не всё так просто, это будет неинтересно. К тому же, мне надо излить душу, хотя бы кому-то, ты всё равно мне нравишься.

Вермир перевернулся на спину, Аарон выпрямился, засунув руку в карман.

— Я только поменяю позу, перележал руку.

— Весьма забавно, правда? Кто бы мог подумать, что драконоборцы тоже могут отлежать руку. Такая мелкая деталь, но всё же.

— Это и есть извержение души?

— Излить. Душу.

— Именно.

— Знаешь, всё что я тебе говорил раньше — чистая правда. Я ни разу тебя не обманул.

— Ты из-за этого гордишься собой?

— Да, очень. Ведь это было довольно трудно, но я справился на отлично, сыграл, как в лучших драмах. Оге и я, мы, вместе, придумали как убить Кора и отжать его территорию, как придавить остальных, — Аарон рассмеялся в потолок, раскрыв рот до предела. — Понимаешь?!

— Конечно.

— И убийцу этого недоношенного мы послали. Помнишь, как он хотел тебе кое-что сказать, как он ворочился и мычал, когда увидел меня? Это было смешно. Конечно, этот слюнтяй не справился, но, в конечном счёте, это не сыграло сильной роли.

— Он, по крайней мере, не болтал.

— Просто я хочу, чтобы ты не был собакой, которую забивают камнями, а она даже не понимает, за что с ней так поступают. Ты мне нравишься, честно, поэтому я хочу, чтобы ты знал. Да и, как я уже сказал, становится легче, когда выпускаешь это наружу. Ты должен понять.

— Оге ведь мёртв. Какой смысл продолжать?

— А я разве сказал, что больше никого нет? — спросил Аарон, улыбнувшись и подавшись вперёд, в свете луны показались белые зубы. — Ооооо, нет, всё не так просто, как кажется. Ты не видишь полной карты, только небольшой, потёртый кусочек.

— Ну, хорошо, — вздохнул Вермир, — расскажи мне.

— Спрашивай, — ответил Аарон, пожав плечами.

— Что вам от меня надо?

— Я ведь тебе уже говорил, — расстроено сказал Аарон, — что всё, что рассказал тебе — правда. Ты всего лишь показался не в то время и не в лучшем образе, поэтому тебя решили использовать. Как тряпку. Подтереться тобой решили.

— Перейти на сторону разбойников? С вашей стороны это очень глупо.

— Нууу, если видеть то, что видишь ты, то, скорее всего, именно так и покажется.

— Ладно, ваша идея не сработала, что дальше? Кто есть ещё? Гихил?

— Оу-оу, разогнался. Что дальше — я не знаю, только предполагаю. Убью тебя, захватим полный контроль над городом, посмотрим на другие города. Если честно, то мне не очень нужна власть, я просто хочу хорошо жить, не ломать спину и не срывать руки на лесопилке, чтобы дома не воняло помоями и не бегали мыши по стенам с тараканами на пару, чтобы жрать вкусно и сытно, чтобы брать красивых баб. Власть только нужна этим идиотам, которые жируют, — Аарон устало вздохнул, опёрся о косяк, скрестив ноги. — Я родился в дерьме, жрать было нечего, я видел, как родители работают до последних сил на всяких уродов, как к нам домой приходили говнюки и требовали денег, и даже если отдавали последние монеты, то не уходили, пока не повеселяться… Я не хочу лечь костьми под этих ублюдков! Лучше сам стану ублюдком.

— Аарон…

— Что?! Я знаю всё, что ты можешь сказать, даже не пытайся. Конечно, тебе легко так думать с этой штукой, — Аарон вытащил на свет рукоять меча и покрутил в руке.

— … кто ещё?

Аарон усмехнулся и фыркнул.

— Честно? Я не знаю. Оге знал, но ты его грохнул.

— Тебе не кажется, странным, что вы хотите меня завербовать, но при этом желаете убить?

Аарон замолк на несколько секунд, почёсывая подбородок, а после вскинул руками.

— Ну, ладно, так и быть, раз уж ты живой труп, то расскажу. Орест дал реально крутую идею, но Оге просто неуправляемый придурок, он начал делать всё по-своему. Короче, план полетел в женское место. Не удивляйся, не всегда всё идёт идеально.

— Ладно, — сказал Вермир, вставая.

Аарон взлетел, выставив рукоять вперёд.

— Не подходи, я ещё не закончил, — взволнованно сказал он.

Вермир шагнул вперёд.

— Думаешь, я не знаю, как его использовать?! — крикнул Аарон. — Не только драконоборцам известно о драконьей стали и мечах, что делают в Цитадели. Я тебя перевязывал, ты забыл? На моих ладонях засохла твоя кровь.

— Что ж, если ты решил быть откровенным, — хладнокровно сказал Вермир, делая ещё шаг к потрагивающей рукояти, — то и я буду.

Клинок медленно пополз из пещеры, словно разведывая территорию. Вермир шагнул навстречу острой стали.

— Меч никогда не пойдёт против хозяина, — сказал Вермир, протягивая открытую ладонь навстречу клинку. Осталось пару сантиметров, как клинок, словно змея, увидевшая нечто опасное, дёрнулся к своему убежищу. — Мне жаль.

Вермир закрыл ладонью отверстие в рукояти и взял её из обмякших рук. Аарон шумно сглотнул, смотря на пострашневшее в несколько раз в темноте лицо Вермира и чувствуя, как на лбу жарятся капли пота.

— Эх, Аарон, Аарон, лучше бы ты оставался добряком с равнодушным лицом, — сказал Вермир, поднося рукоять к горлу. — Прощай.

Клинок вышел с хрустом в лобной кости, по рукояти потекла струйка крови. Вермир, смотря в остекленевшие глаза, подхватил падающее тело, сталь скрылась так же резко, как и появилась. Вермир наблюдал, как кровь красиво, равномерно выходит, чувствовал, как ещё совсем недавно живое тело одеревенело, потеряло эластичность, энергию, превратилось в мёртвый груз. Аккуратно уложив труп к стене, он надел плащ, закинул за пазуху рукоять меча и взятый из комода моток бинтов, схватил за шкирку труп и потащил на улицу. Вермир протащил его через улицу и пинком отравил в кусты, вернулся запереть дом и пошёл в сторону моста, осматривая засыпанное звёздами небо. Луна настолько хорошо освещает, что светло почти так же, как и днём, не считая густые тени от домов и деревьев.

Проходя по ветхому мосту, Вермир остановился, глядя на речку и слушая, как в разнобой квакают лягушки, в груди разлилось спокойствие, безмятежность, тревожные мысли отошли на задворки сознания, захотелось продлить этот момент, но через пару минут он пропал, как туман. Вермир двинулся дальше, в лес. Деревья отбрасывали тени, превращаясь во что-то огромное, когтистое, превращаясь в чудовищ, которые только и ждут, как бы кого-нибудь поймать. Воображение рисовало ужасы, Вермир не боялся, но постоянно мерещилось, будто за ним кто-то следит. Хоть он и сопротивлялся до последнего, пока спина не начала гудеть, пару раз всё же обернулся, заметив с лёгкой злобой на себя, что никого нет.

Теперь, ночью, в свете луны лес кажется зловещим местом, хоть ничего страшного, кроме теней, нет. Вермир останавливался пару раз, дабы понять, куда вообще идёт, и чтобы просто отдохнул глаз и перестали мутить взор. Дорога ночью стала иной, будто лес перестроился, дабы не пускать нежеланных гостей, но Вермир упорно шёл, хоть иногда сильно сомневался в правильности пути. В конце концов, он заблудился, влез на небольшой холм с тремя соснами, потерял мнимую дорогу и ориентир.

«Ничего страшного», — подумал Вермир, садясь на землю и скрещивая ноги.

Он в деталях вспомнил в голове дорогу, пытаясь понять, где свернул не там, ведь этого холма с тремя соснами и рядом не было, но, хорошо подумав, понял, что вариантов масса. Решив, что смысла возвращаться нет, Вермир встал и пошёл вперёд, по гладкому, заросшему короткой травой спуску, пока не услышал свирепое, предостерегающее рычанье. Вермир остановился, меж деревьев, в свете луны показались сверкающие глаза, огромные клыки и мощные, расставленные лапы, показалась ещё несколько пар рычащих пастей со всех сторон. Вперёд вышел самый огромный, с торчащим, словно копья, загривком, хрипяще-рычащей глоткой и безумным взглядом.

Стая медленно кружила, постепенно сужая круг и угрожающе рыча. Вермир медленно дотянулся до рукояти и так же медленно вытащил, посматривая на каждого волка.

— Вам лучше уйти, — тихо сказал Вермир, щупая указательным пальцем вылезающую наружу сталь. — Мясо слишком дорого обойдётся.

Вожак зарычал, пригнувшись, выворачивая огромную пасть. Вермир переместил вес на левую ногу, отводя меч в сторону. Волки встали, ожидая действий главаря, пуская безумные слюни по клыкам.

— Сам не можешь? — спросил Вермир, смотря в свирепые глаза. — Я помогу.

Он топнул ногой, покачнувшись, вожак бросился вперёд, раскрыв пасть, Вермир замахнулся и ударил снизу вверх, но волк уклонился и, оттолкнувшись задними лапами, прыгнул. Вермира сзади схватили за ботинок и потащили. Падая, он наотмашь взмахнул мечом, раздался глухой, будто из намордника, скулёж. Вожак вцепился в перебинтованное предплечье держащей меч руки, почти прижав её к земле. Вермир ещё до этого понимал, что если такие мощные челюсти коснутся руки, то перекусят её, как соломинку. Микровзрыв разума на миллисекунду закрыл взор, но Вермир всё же смог попасть кулаком в глаз, вдавив в череп. Зверь взвыл, но руку не отпустил, лишь ослабил хватку. Вермир, не теряя драгоценное время, попытался встать, кистью направляя меч на громоздкое, мощное тело волка. Вожак взвыл, отпрыгнув, с шерсти на боку закапала кровь, утоляя жажду земли. Небольшой, но глубокий разрез дал вожаку ещё больше ярости, он рычал будто в последний раз, но спонтанно прыгать не стал. Вермир мельком огляделся, на руке глубокие, пульсирующие следы от клыков, достающие до кости. Стая кровожадно глядела на добычу, не решаясь атаковать, возле дерева пускающий кровь волк без передних лап и части пасти. Вожак взревел и медленно, но мощно двинулся вперёд, мотая головой, как бык, стая двинулась за ним, сужая круг. Вермир начал махать мечом перед пастями, лишь бы не подпускать смертельные клыки. Подгадав момент, небольшой волк кинулся сзади, но оказался разрублен ровно надвое, от головы до живота. Вермиру не хватило скорости, чтобы среагировать и отразить атаку спереди, вожак бросился, повалив и вцепившись в плечо, а лапой придавил рану на предплечье. Остальные бросились к добыче. Вермир, понимая, что это последний взмах, ударил мечом над головой, в которую вцепился волк.

Послышался жуткий треск и писк, будто ломается что-то огромное, монолитное. Волки остановились, глядя наверх. Вермир загривком почувствовал что-то чудовищно большое, он уже понимал, хоть и боялся этого. Толстая сосна медленно заваливалась в их сторону, расталкивая воздух. Волки бросились врассыпную, забыв про урчащий желудок. Вермир пополз в сторону, спиной ощущая жуткое давление, понимая, что не знает, куда падает исполин и даже боится взглянуть, потому что нет времени, понимая, что сейчас его раздавит. На ходу поднявшись, он побежал изо всех сил к деревьям. Пробежав десяток метров, споткнулся о толстый корень и полетел лицом вниз. Сосна разогналась и упала, взмахнув ветвями в последний раз и взбаламутив землю. Вермир поднялся, опираясь на здоровую руку, и оглянулся. Вожак зарычал меж деревьев, задирая нос складками. Вермир взял меч здоровой рукой и пошёл к открытому пространству, но там уже поджидала остальная стая.

Будучи правшой, Вермир прекрасно понимал, что левой рукой сможет сделать только простые, топорные движения, от которых мало прока. Стоя меж двумя, небольшими соснами и глядя на клыкастые пасти, истекая кровью, он почему-то подумал о неустанно текущей реке, монотонной и безмятежной. Вермир шагнул вперёд и взмахнул мечом, из дерева вылетели щепки, знакомый скрип бросился в уши, дерево начало медленно заваливаться. Вермир отошёл и косо ударил соседнюю сосну. Глядя как валяться деревья, он не забывал про волков, но те лишь скрылись на время, после того как сосны упали друг на дружку, крестиком, появились снова. Ещё более обозлённые и голодные.

«Они не боятся…», — подумал Вермир, смотря, как вожак медленно, величаво и угрожающе идёт к нему.

Чудовищный рык прозвучал вдалеке, пробегая над поляной, волки зажали уши, сжавшись, вожак остановился, неуверенно дёргая верхней губой. Вермир почувствовал, как по телу проходит этот мощный звук, словно в большой музыкальный трубный инструмент, приставленный к коже, дунули во все лёгкие. Рёв повторился, но на этот раз продолжительнее и истошнее. Волки убежали, пригибая голову к земле, вожак огрызнулся, расстроенно мотнул головой и пошёл со всеми.

Лишь после того, как волки скрылись из виду, Вермир убрал меч и сдвинулся с места, пошёл на рык, лишь одно существо может издавать такой гигантский, устрашающий звук. И он узнал, кто это. Как оказалось, это не так уж и далеко. Вермир прошёл поляну, влез в густой лес, еле поднялся в гору, цепляясь за деревья, и с удивлением обнаружил природную дорожку, спиралью поднимающуюся кверху. Она привела к вершине той самой горы, но только с другой стороны. Вермир спустился и кое-как добрался до уступа, на каменном плато сидел он, огромный, грозный, освещая уступ зелёными глазами.

— Я знал, что это ты! — крикнул Вермир, взглянув на дракона.

«Зачем ты пришёл?», — прозвучал слегка недовольный голос дракона в голове Вермира. — «Сейчас ночь, тебе нравится бродить ночами?»

Вермир прошёл уступ, прижившись к стене, и нетвёрдо встал. Только сейчас, взглянув на монолитно сидящую чешуйчатую махину, выпускающую из ноздрей толпы воздуха, в нём что-то сломалось. Какой-то глупый зов прекратился, затих, перебитый простыми словами, обычными мыслями.

— Я кое-что понял, — сказал Вермир, неловко посматривая в зелёные глаза.

«Ты мог умереть. Тебя бы разорвали на части, и ничто бы не помогло. Насколько вижу, я опоздал».

Вермир оглядел заполненные кровью на предплечье и плече полости от зубов, вытер со лба кровь.

— Это не критично, зарастёт.

«Почему ты так пренебрежительно относишься к телу? Оно ведь у тебя одно».

— Какая разница, что будет с телом, если душа гниёт? — резко сказал Вермир, смотря в огромные глаза. После десятка молчаливых секунд, он с тяжким вздохом сел. — Я убил людей. Я сделал это без эмоций, и меня даже не тревожит совесть, мне всё равно. Я превращаюсь во что-то плохое, моя душа заполняется тёмным, тягучим дымом.

«Тебе понравилось убивать?»

— Нет, вообще ничего… только, разве что, мне понравилось выпускать гнев, — медленно сказал Вермир, смотря на руки. — Это приятно, ярость слишком стесняет грудь, сжимает сердце, но когда выпускаешь её наружу… чувствуешь себя очень хорошо. Трудно ей противиться… Я никого не убивал раньше, но это оказалось намного легче, чем мне казалось.

«Зачем ты это сделал? На это были серьёзные причины?»

— Эм… наверное… я не уверен, что это серьёзная причина, я вообще теперь не понимаю, что серьёзная причина, а что нет, всё спуталось, словно клубок. Я теряю нить происходящего, это пугает… нет, я себя пугаю.

«Ты боишься?»

Вермир поднял глаза, дракон, словно судья, навис над ним, впившись взглядом в лицо. В голову пришла остервенелая мысль, что он, драконоборец, чуть ли не стоит на коленях перед драконом, врагом, родителем всепоглощающего пламени, и рассказывает о своих переживаниях. Это звучало бы смешно, если бы не выглядело так страшно.

— Это страх будущего. Я предполагаю, что будет дальше и вижу, как падаю в пропасть, но ничего с этим сделать не могу, я должен идти к этому проклятому краю, иначе потеряю внутренний облик, который строил с детства. Я стану другим в любом случае, неизвестно что лучше.

«Я вижу в тебе силу, потенциал, стойкость, тебе лишь стоит захотеть и идти в выбранном направлении. Но ты так и не ответил, зачем ты пришёл?»

Вермир увёл взор, не в силах сказать. Признать это, значит, сказать, что ты слаб, недостоин, как червяк возле сверкающего ботинка, который так и просит раздавить себя. Только спустя пары тягучих минут, Вермир решился.

— Я потерялся, — тихо сказал он. — Мне не выбраться без помощи, кругом тьма, а я плутаю из стороны в сторону, не видя света. Помоги… прошу.

«Думаешь, я тебя успокою?», — ответил дракон вопросом и выждал паузу. — «Наверное, так и стоит сделать, но эффект будет не долгим, до первого падения на дно души. Ты этого желаешь? Получить небольшой барьер для разума, который порушится от пары мыслей? Понимаю, ты жаждешь успокоения, но здесь его не получить. Ты зря пришёл», — закончил дракон и двинулся в пещеру, мягко ступая и задрав когти, чтобы не шаркать.

Вермир уставился на луну, чувствуя, как скула непроизвольно задёргалась.

— Стой! — закричал он, ударив кулаком больной руки по каменному полу. — Ты не понимаешь, я чистая душа!

«Я знаю, кто ты», — спокойно ответил дракон, остановившись и изгибая длинную шею. — «И видимо, ты использовал сталь, закалённую нашим пламенем. Ты ведь поэтому ещё переживаешь?»

Вермир широко раскрыл глаз, застыв, будто поразили в сердце и оно вот-вот замедлит, а вскоре и вовсе остановит, ход.

— Откуда… откуда ты знаешь? — спросил он, пытаясь набрать слюней в мигом высохший рот.

«Эта загадка будет таиться в твоём разуме, прятаться, как мышь, от света, но не принимать тьму. Найти её будет непросто, придётся вступить с гармонией в союз, но ты справишься, я уверен».

— Почему ты просто не можешь сказать? — медленно, выпуская тоненькую струю гнева, произнёс Вермир, заглянув в безмятежные зелёные, с вертикальными, раскрывающимися, словно плоский бутон, зрачками, глаза.

«Потому что я не умею говорить», — ответил дракон, двинувшись к Вермиру и царапая когтями пол. — «А ты уверен, что ты здоров? Возможно, этот голос в голове — он твой, тебе так не кажется? Что если ты это придумываешь? Ведь у тебя нет доказательств, что я — тот, кем ты меня представляешь».

Длинная шея вытянулась, огромная голова с небольшими, но острыми рогами приблизилась к лицу Вермира, он увидел зелёные глаза так близко, что хватит и руки, чтобы достать.

— Что-то слабовато давишь, тебе так не кажется? — сказал Вермир, нервно хохотнув.

«Слабо? Хорошо», — прозвучал в голове усмехающийся голос.

Огромная пасть открылась, из глотки пошёл красный, словно разогретый до предела металл, свет, небольшой шар, дарящий тепло превратился в огромный сгусток энергии. Щеки Вермира отбросили красный цвет, пот с лица, тёкший, как из протёкшей бутылки, сразу же испарялся, только появившись. И так закипевшая на поверхности кровь начала превращаться в камень. Глаз Вермира медленно открывался, высыхая, видя что-то мощное, необузданное, описанное только в книгах и то не точно. Кожа горела от одного лишь взгляда на зарождающееся пламя, в ушах шёл свист, как у разогретого чайника, а в груди застучал молот. Вермир шумно, без слюны, сглотнул, продирая горло.

Пламя медленно, нехотя угасло, превращаясь в маленький шарик, а после и вовсе распалось. Пасть закрылась, но Вермир не мог унять дрожь, разогретое тело выливало пот, словно после пробежки.

«Так лучше?», — дракон развернулся и буднично направился в пещеру. — «Собрался на открытом воздухе спать?»

Вермир поднялся, чувствуя, как из ног испарилась сила, и пошёл за драконом, вдыхая сгоревший воздух.

— Определённо лучше…

Дракон лёг, положив голову на сложенные лапы, и прикрыл глаза. Вермир встал, рассматривая, куда бы он мог пристроиться, дабы не промёрзнуть до костей, но кроме бездушных камней и огромного чешуйчатого, ничего не нашёл.

«Если хочешь, могу камень расплавить. На ночь тепла хватит», — предложил дракон.

— Нет, не так уж и холодно, потерплю.

«Как пожелаешь».

— Конечно, в идеале бы поспать в кровати… — мечтательно сказал Вермир, вздохнув.

«Так ты всё же хочешь покормить волков? Я это знал».

— Хех. А как ты узнал?

«Ты же знаешь ответ».

— Нюх? Острый. Надеюсь, ты не думаешь, что я рассчитывал на твою помощь с самого начала? — спросил Вермир, садясь в позу лотоса.

«Конечно, нет. Тогда бы ты не сопротивлялся».

Вермир посмотрел на силуэт крыла в темноте и вспомнил, зачем ещё сюда пришёл.

— Кстати, — сказал он, вытаскивая бинт, — как твоя рана? Может, стоит перевязать?

Дракон приоткрыл правый глаз наполовину, глянул на бинт, Вермира и закрыл.

«Тебе нужнее. К тому же, мои раны зажили».

Вермир незаметно качнул головой, хоть знал, что дракон не видит, и начал перевязку, содрав жалкие остатки старой. От контакта с такой высокой температурой, раны на предплечье превратились в одно, огромное, красное, воспалённое пятно, которое так и гляди расплавиться. На плече воспалилась лишь одна сторона, а вторая ещё кровоточила. На голове пара небольших дырок, из которых давно выпарилась кровь, и Вермир не стал её перебинтовывать, потому что не хватило бинтов.

— Я понял, что ты не хочешь дарить ложные надежды, но ведь поговорить мы можем? — прервал тишину Вермиру, взглянув на мерно дышащего дракона. — Просто мне больше не с кем.

«Можем, но я буду предельно честен».

Вермир тихо вздохнул, набираясь решимости.

— Если ты знаешь, кто я… то у меня много вопросов.

«Не сдерживайся».

— Ты знаешь, кто оставил меч в твоём нёбо? — спросил Вермир, еле заметно сглотнув.

«Конечно».

— Что стало с хозяином меча?

«Не знаю».

— Извини, — с тучей сожаления сказал Вермир, — но мне необходимы подробности.

Дракон открыл глаза, выпустив воздух из заживших ноздрей.

«Эта битва… она была поистине на выживание. Он умело орудовал мечом, но смог лишь немного коснуться крыла. Как же всё же поражает сила этой стали… невозможно было и представить, что наше пламя способно создать что-то подобное… Я загнал его в угол и начал заряжать пламя, он не испугался, прыгнул и засунул меч нёбо, я схватил его лапой, и тогда он зацепился за ноздри. Что было дальше? Он оказался у обрыва и спрыгнул. Меч я вытащить не смог».

— И ты не убил меня при встрече, но почему? Это ведь странно… ты уже тогда знал, кто я?

«Ты тоже не убил меня при встрече», — утомлённо ответил дракон, выпустив клубы воздуха. — «Это тоже странно».

— Я не убийца, я уже говорил. Я являюсь щитом, который защищает, но никак не мечом, который нападает. Мои действия являются ответом.

«А почему ты решил, что я — убийца?»

— Ну, меня хотя бы не хотел убить дракон.

«Ведь это разные существа с разными составляющими памяти, где тут найти логическую цепочку между ними? Они разные и не отвечают за чужие поступки, хоть и являются представителями своего вида. Тебе не кажется, что считать целый вид врагами, с едиными, как капли, чертами — странно? Даже у муравьёв есть различия».

— Прекрати, — уныло сказал Вермир, закачав головой. — Ты такой один, больше нет дракона, который мыслит подобно или, хотя бы, на порядок ниже. Всё что я вижу, это непонятно как зародившийся гений.

«Ошибаешься, дело далеко не во мне, не в моём разуме. Тебе никто не скажет разгадки, придётся лишь довольствоваться домыслами и подключить веру».

— Дай хотя бы пару намёков. Скоро я потеряю внутренний облик, стану иным. Я чувствую это, знаю, моё сердце поменяет цвет. Пока я ещё тот, кого ты знаешь, дай подсказку.

«А что будет потом? Придёшь и выпустишь меч? Я дал тебе достаточно, чтобы ты всё понял».

— Ты знаешь, моя душа чиста… была. Подобные мне имеют такие же души, но когда она чернеет то… идея, мысль теряет вес. Я одно из олицетворения защиты, когда я прекращу быть только щитом, а это уже произошло, то, что останется от меня? Потеряю себя, так и не приобретя.

«Тебя не жалко, прекрати раздувать мыльный пузырь. Ну, станешь и станешь, что в этом такого ужасного? Ведь ты не потеряешь рассудок».

— Мне дали силу, — медленно произнёс Вермир, смотря в пол, — я не могу ей пользоваться в плохих целях, тогда я оскверню не только себя, но и тех, кто дал силу.

«Вот в чём проблема, боишься подвести кого-то мифического, великого, неоспоримого. А не приходила ли тебе мысль, что он такой же, как и ты? Что он тоже боится, страдает, ест по утрам, ходит в туалет, прогуливается с мыслями о соблазнении, мечтает? Он совсем не так высок, как ты представляешь, он ходит по той же земле. Убей в себе фанатика, никому не поклоняйся и никого не восхваляй, это делает тебя слабым, уязвимым, прозрачным, как старая, видавшая полы, тряпка».

— Разве это не предательство идеалов? — тихо спросил Вермир, взглянув в приоткрытые, зелёные глаза.

«Если идеалы таковы, что следует слепо почитать искусственно выращенный образ, то они ничего не стоят».

— Нет, я так не могу, — прошептал Вермир, сворачиваясь калачиком.

«Всегда трудно поменять изначально заданный курс, изменяться всегда больно, но лишь познав что-то новое, можно увидеть что-то старое под другим углом», — закончил дракон, закрывая глаза.

Вермир долго не мог уснуть, думал, мысли бегали, как несносные щенята, вгоняя в тоску и ещё большие раздумья. Он вспомнил, как валялся в кровати еле живой, единственное, что оставалось, это мыслить, мечтать, хоть как-то выбраться из ненавистных, пропитанных кровью и мухами стен, хоть как-то занять бесконечное время. Вермир углубился в себя настолько, насколько мог, достал сокровенные тайны, вывернул наизнанку шрамы, перевернул тайники, встащил всё, что смог и начал собирать, как пазлы, чтобы понять — кто он.

Ничего не получилось, картина безжалостно разбивалась молотком, даже не добравшись и до середины формы. На поверхность вышло столько всего, что стало только запутаннее, ниточки, которые он проводил от одного участка памяти к другому, превратились в мохнатый клубок. В итоге он начал задумываться о правильности своего существования, о судьбе и жизни родителей.

Начало светать. Вермир промёрз, подрагивал, но вытерпеть холод смог, он приподнял немного ватную голову и положил обратно, в надежде успокоить разбушевавшийся внутренний голос и поспать хоть несколько часов. Не сразу, но с силой и упорством удалось разместить в голове тишину. После пары десятка минут концентрации пришёл желанный, но судорожный и пугающий сон. Вермир увидел образ, силуэт человека, облечённого в массивные, чёрного оттенка доспехи с шипами на наплечниках, наручах и наголенниках, а на голове зловещий, рогатый шлем, но пугало даже не это, а исходивший от силуэта дым.

Вермир проснулся резко, чувствуя бодрость и безграничное спокойствие. Дракон всё ещё лежит с закрытыми глазами, снаружи пробивается свет и пение птиц, холодный воздух тянется к теплу, словно утопающий. Вермир поднялся, дрожа, и пошёл наружу, к свету, теплу. Плато уже нагрелось, холод промёрзшего тела начал спадать, как лишняя броня. Дракон медленно, тихо подошёл к сидящему Вермиру.

«Как ночь? Кости не отморозил?»

— И тебе доброе утро, — сказал Вермир, наслаждаясь теплом от лучей солнца. — Я подумал насчёт твоих слов. Это здравые мысли, мне стоит их принять.

«Так быстро? Ты уверен, что стоит принимать такие вещи настолько резко? Изменения не происходят по щелчку».

— Я знаю, — сказал Вермир, вставая и повернувшись к дракону. — В любом случае, я тебе благодарен.

«За что? Ведь я ничего не сделал».

— Мне стало лучше.

Хоть драконье лицо и не способно творить чудеса мимики, но Вермир увидел, почувствовал кривую ухмылку.

— Я зайду завтра, сегодня слишком много дел. Думаю, смогу принести пищи и воды, — сказал Вермир, направляясь к уступу.

«Не стоит, я выздоровел, могу прокормиться», — дракон сделал небольшую паузу. — «Береги себя, не стоит делать что-то великое непонятно ради чего. Ведь всё что у тебя есть — это ты».

Вермир остановился перед уступом на миг, кивнул и полез. Дорога до города оказалась лёгкой и недолгой, несмотря на раны. Улицы, как всегда, прячутся в тишине, Вермир не стал надевать капюшон, те немногие горожане, кому посчастливилось увидеть его, замедляли ход, сжимались, делались незаметней, пытаясь убраться с пути. Молва о силе драконоборца, вылившейся на разбойников, разошлась на весь город.

Вермир прошёлся по саду, поднялся по каменным ступеням, слуга, как всегда, прикрывает двери телом.

— Если не впустишь — больше никого не увидишь, — холодно сказал Вермир, сверкнув глазом. — На пару часов.

Слуга раскраснелся и только открыл рот, как получил удар в шею и покатился по лестнице, словно мешок с картошкой. Вермир зашёл внутрь и направился в зал, навстречу тревожной походкой вышел Ифи.

— Это вы? — спросил он взволнованно. — Я слышал шум. Откуда раны на голове? И на руках, плащ подранный. Вы же вро…

— Надо написать письмо.

— Официальный запрос?

— Да.

— Это только с подачи Вергилия.

Вермир шагнул, но Ифи перегородил путь рукой. Острый, холодный глаз упёрся в разгневанный взгляд.

— Не торопитесь, — сказал Ифи тихо, еле сдерживаемым голосом. — Не хотите объясниться за свой поступок? Я же просил не показываться. А что теперь? Тебя все боятся и считают за одного из главарей разбойников. Зачем ты всех покрошил? Ты хоть видел, что сделал? И как с этим разбираться? Прикажешь считать драконоборца — убийцей?

— Извини, но обещания не давал, — сказал Вермир, убирая руку, и двинулся в зал. — Ублюдки сами напросились, давно пора провести чистку.

— Что это значит?! — сорвался Ифи, раздув ноздри.

— Ифи, кто там?! — донёсся из зала взволнованный голос градоначальника.

— Ты ещё не успокоился?! — прошипел Ифи, глядя в движущуюся спину.

— А, это снова вы… — расстроенно пробубнил градоначальник, увидев Вермира, и засунул полную ложку в рот.

Вермир остановился лишь у Вергилиевого носа, градоначальник подавился, рукой сдерживая пережёванную пищу.

— Вы напишите официальное письмо от моего имени в Цитадель, — сказал Вермир, глядя на испуганные глаза.

Градоначальник вытряхнул содержимое ладошки на стол и вытер о салфетку на сферообразной груди.

— Почему бы вам самому не написать письмо? — невнятно спросил градоначальник, хлопнув глазами.

Вермир обернулся к встряхнувшемуся Ифи.

— Господин, он имеет в виду запрос, который обрабатывает градоначальник. Не личное письмо, а публичное, — мягко сказал Ифи, слегка пригнув голову.

— А, тогда нельзя, — ответил Вергилий, протягивая руку к золотому кубку с вином.

— Это была не просьба, — добавив в голос грозности, сказал Вермир, повернувшись к градоначальнику.

Рука Вергилия застыла, а рот приоткрылся.

— Послушайте, такое не происходит за пару минут, — тактично сказал градоначальник, сглотнув. — Это же ляжет не только на ваши плечи, но и на наши, и если ваши смогут выстоять, то наши нет. Попробуйте решить проблемы с помощью личного письма. На этом всё, дайте споко…

— Если я напишу личное, то ты полетишь отсюда сразу в кандалы, — сказал Вермир, наступая на ногу градоначальника и приблизившись, Вергилий сжал челюсть и губы, но через секунду взвыл, смотря в потолок. — Делай, как я говорю, иначе даже ходишь не сможешь, а знаешь, как в темнице любят тех, кто не способен даже передвинуться…

— Ладно! Ладно! — истошно закричал Вергилий, тряся вторым подбородком. — Я сделаю, как ты хочешь! Только отпусти!

Вермир убрал ногу с приплюснутого ботинка, Вергилий согнулся, перестав дышать, попытался дотянуться до пульсирующих пальцев, но живот не позволил.

— За что мне это?! За что?! Почему я просто не могу спокойно поесть! — закричал Вергилий, глядя в потолок. — Ифи, иди, и напишите письмо.

— Да, господин.

Вермир развернулся и пошёл к парадной, Ифи сверкнул карие глазами и пошёл за ним.

— Ты ведь блефовал, — сказал Ифи, поднимаясь по мраморной лестнице за Вермиром.

— Ни капли.

— Тогда почему ты сразу этого не сделал? Тогда всего можно было бы избежать. У меня нет такой власти, чтобы позвать кого-то на помощь, мы заперты, как жуки под банкой, но если ты можешь… почему? — спросил Ифи, остановившись.

Вермир поднялся на пару ступеней и тоже остановился, обернулся так, чтобы была видна лишь половина изуродованного лица, и ухмыльнулся.

— Не пристало драконоборцу клянчить помощь, — сказал Вермир и двинулся дальше.

— Ты больной убл…

— О, вот вы где, господин Ифи! — радостно вскричал молодой парень с конвертом в руке, идущий по мраморному, украшенному рисунками цветов коридору. — И вы здесь, господин Вермир, здравствуйте. Вы ранены?

— Что тебе? — недовольно спросил Ифи, поднимаясь.

— Я вас с утра ищу, ко мне на стол попало письмо, адресовано оно мне, а вот содержание относится к вам.

— Говори яснее.

— Ну, я его вскрыл, разумеется, а там… про вас.

Ифи дошёл и выхватил письмо.

— Наверное, следует его прочесть, когда будете одни, — стесняясь, сказал парень.

— Ты его читал? — грозно спросил Ифи, взглянув на парня.

— Ну, чуть-чуть… пришлось.

Ифи закрыл глаза, сжал губы, медленно втянул воздух.

— А вы меня не помните? — спросил парень, улыбаясь и смотря на Вермира. — До участка провожал вас я. Здорово мы тогда поболтали, я как на крыльях вернулся.

— Да, привет, — сказал Вермир, наклоняясь к Ифи. — Ну что, куда идти?

Ифи выдохнул, открыл глаза.

— Если ты хоть кому-нибудь расскажешь… — медленно проговорил Ифи, глядя на парня.

— О, что вы, господин Ифи, конечно, нет, никому. Рот закрыт булавками, — торопливо сказал парень, тряся ладонями и головой.

— Я надеюсь. И не шляйся без дела, — угрюмо сказал Ифи и пошёл вперёд. — Пойдём.

Вермир двинулся следом, парень присоединился.

— Это сестра ему написала, — прикрывая рот ладонью и пригнув голову к Вермиру, шепнул парень. — Рассказывает о проблемах, ждёт, любит, спрашивает о…

— Заткнись! — прорычал Ифи, обернувшись. — Иначе…

— Ой, совсем забыл, меня же звал господин Вергилий. Прошу простить, — поклонившись, сказал парень. — До встречи.

Ифи расстроенно вздохнул и пошёл дальше, Вермир нагнал в считанные секунды.

— Честно говоря, — сказал Вермир, когда они уже подошли к последней двери. — Вначале я даже не подумал о том, чтобы просить кого-то, был занят тем, чтобы не сдохнуть и не превратиться в безмозглый мешок с гнилью, а сейчас… в этом нет смысла. Много чести для шайки разбойников.

— Считаешь, что всё так просто? — добавив злую нотку в голос, спросил Ифи и открыл дверь. — Будешь ходить по городу и всех убивать? Устраивать самосуд? Ты не имеешь на это право, никто не имеет.

Ифи вошёл внутрь просторной, светлой комнаты, лучики солнца задорно проникают через большое окно, перед которым массивный, красивый деревянный стол со стулом с мягкой спинкой. Канцелярский запах рванул в коридор, хоть комнату регулярно проветривают, но запах чернил, воска свечей и свежей бумаги врезался в стены, в мебель, став второй, обонятельной и не желающей слазить кожей. У стены шкаф со стеклянными дверками, на полках толпы толстых книг, документов и сбежавшие листочки бумаги. На противоположной стене висит огромный портрет мужчины с похожими, острыми чертами лица, как у Ифи.

— Это не самосуд, а самооборона, — сказал Вермир, заходя внутрь и оглядываясь.

— Шутишь? — спросил Ифи, садясь за стол и открывая нижний шкафчик.

— Вовсе нет.

— Ты распотрошил людей, располовонил. Там были кишки по всему кабаку размазаны, трупы свалены в кучу, как мусор. Наверное, ты просто не чувствовал этот запах, который исходил от их тел, не видел тучи мух, которые пожирали тела и откладывали личинки, их спугиваешь, а они не уходят, даже когда бьёшь палкой. Не наступал на затвердевшую кровь и не рассматривал лица трупов, — твёрдо сказал Ифи, глядя то на холодный глаз, то на изрытое шрамами лицо. — Разве воспоминания не лезут, как блохи? Разве не помнишь аромат смерти?

Вермир вспомнил, эта смесь запахов, настолько древняя и чумная, что дрожит живот, взвившийся дух, проникающий в разум и разбирающий его на составляющие, длинные, кривые и острые когти, по которым спускаются капли больной крови. Внизу желудка застучало, фонтан взлетел по пищеводу, но Вермир смог усмирить его у горла. Кислота проникла к языку, осела в глотке, отдавая крохотные вспышки в челюсть.

— А-аааа, всё-таки даже убийцы чувствуют его, — сказал Ифи, глядя, как Вермир прикрывает рот рукой, а глаз покраснел.

— Я не убийца, — невнятно, раздуто произнёс Вермир, сглотнув.

— Брось прикрываться словами, — устало сказал Ифи, взмахнув кистью. — Если бы не наше положение, то тебя давно бы объявили преступником, — Ифи вздохнул, вытащил из шкафчика громадную, как железный слиток, печать и положил на стол. — Когда я впервые увидел тебя, то решил, что ты сможешь что-то исправить, поменять, вытащить этот проклятый город из жидкого, покрывшегося коркой, говна. Даже когда ты валялся полумёртвый в вонючей комнате. Я верил, надеялся, что светлое пламя в тебе не погаснет…

— …пиши…

— …я ошибся.

— …письмо, — со сталью в голосе сказал Вермир, глядя раскрывшемся, раскрасневшемся с вздутыми сосудами глазом на Ифи.

Из шкафчика Ифи вытащил чашку с чернилами и ручку с острым, как перо, концом.

— Диктуй, — равнодушно сказал Ифи, макнув стальное перо в чернила.

— Совсем недавно драконоборец Бранори Сюгриф пропал без вести, его дом превратился в развалины. Мне, Торсоу Вермиру Малдовичу, ничего об этом не сообщили. Посредством своего небольшого расследования, я выяснил, что у него пропал меч, который на данный момент находится у меня, уверенности в том, что Бранори жив — нет. Но почему достопочтенные господы из Цитадели не сообщили одному из братьев, что случилось с предшественником, и отправили в регион почти вслепую, прикрываясь мнимой заботой? Что же такое делал Бранори, что о его существование в Цитадели решили забыть? Неужели это раскол в рядах самого справедливого, с острым чувством равенства сословия на тех, кому положено знать всё и тех, кому нужно знать меньше?

Ифи поднял возбуждённые глаза.

— Я это писать не буду…

— Так надо.

— Ты хоть представляешь, что будет? Это же тряхнёт всё княжество, всех коснётся, нас в сырую темницу бросят, и пытать будут. Это нарушение закона, нельзя оскорблять честь, тем более честь драконоборцев. Хочешь писать? Пиши, но без нашей помощи.

— Мне надо, чтобы тряхнуло, — сказал Вермир, подходя к столу и упёршись в него руками. — Никогда ещё драконоборец не пропадал так просто и о нём бы старались не говорить. Я тут чуть больше месяца, значит, он пропал где-то за неделю, или пару дней, до этого, но это имя я слышу впервые. Всех, кто погибает, в битве с драконом или от нижних болезней, неважно, увековечивают на каменных плитах, об этом объявляют, даже те, кто не захочет слышать, услышит. В Цитадели сказали о том, что предшественника переводят и назвали другое имя, хоть я и не помню какое, но созвучность иная. Что-то произошло, и чтобы разузнать — надо как следует тряхнуть, дабы в Цитадели начали падать, не в силах удержать равновесие. Личное письмо могут просто сжечь.

Ифи откинулся на мягкую спинку, сложив руки на груди.

— Какая поразительная логическая цепь… какая глупая. Зачем им что-то скрывать? Если бы они хотели что-то скрыть, то стёрли бы всю информацию о нём, ты бы не смог найти даже имени, не говоря уже об адресе.

— Ты же сам говорил, что у вас плохое положение? Разбойники проверяют всё, что ввозят и вывозят, контролируют каждый чих, неужели они позволят пройти письму из Цитадели? Да и кто будет в тупую просить убрать информацию об драконоборце? Не кажется слишком подозрительным?

— Мне, как видишь, письмо пришло. Из Цитадели бы в любом случае пропустили, просто чтобы не обращать внимание на маленький городок, в котором не исполняют волю Цитадели. Но, ладно, даже если так, как ты собрался отправить письмо в Цитадель? Я не уверен, как они поведут себя, прочитав такое, а если это попадёт к дурным людям, то ты просто окажешься в угрожающем положении, станешь изгнанником, кинут темницу или казнят.

Вермир убрал руки от стола, выпрямился.

— Я верю в тебя, — сказал он, вскинув плечи. — Ты сможешь пропихнуть письмо незаметно, тем более сейчас, когда разбойники заняты делёжкой территории и резнёй. К тому же мы можем заключить сделку.

— Да это бред, — громко сказал Ифи, активно жестикулируя. — Я это писать не буду и отправлять тоже, и никакая сделка мне не нужна.

Через пару минут Ифи старательно выводил буквы, согнувшись над столом.

— Господы оставить? — спросил он.

— Да.

— Надеюсь, понимаешь, что об этом никто не должен знать? Если что-то пойдёт не так, то всё свалю на тебя. Готово, проверяй.

— Конечно, — сказал Вермир, взяв аккуратный лист бумаги и забегав по нему глазом. — Да, сойдёт.

Вермир сложил бумагу в три складки, вытащил рукоять меча из пазухи, дыхнул горячим воздухом на эмблему щита и придавил эмблемой сложенное письмо, на светлой бумаге посередине остались очертания щита.

— Ого, значит, печать не нужна была… но мог бы сказать спасибо, что сделал твоё официальное письмо более официальным, — с небольшим укором сказал Ифи, беря бумагу обратно.

— Сработало бы и так, — негромко сказал Вермир, двинувшись к двери.

— Эй, лучше последуй моему совету, остынь, не стоит переться к ним, как разъярённый баран, всё ещё можно исправить.

Вермир открыл дверь.

— Я убил пятерых, но только потому, что они напали. Да, можно было просто отсечь конечности, можно было сделать иначе, было много вариантов, но… я не смог себя остановить, не смог унять ярость. И раз уже нельзя вернуть всё обратно, то стоит идти дальше и выдавить гнойник, — тихо проговорил Вермир и ушёл.

Ифи пару секунд смотрел, не моргая, в мраморный, дорогой коридор, тяжко вздохнул.

— Хоть бы дверь закрыл…

Из зала вышел молодой парень, подтанцовывая и наткнулся на идущего к выходу Вермира.

— О, господин Вермир, как всё прошло? По правде говоря, я удивлён, что господин Ифи вызвался вам помочь, да и, если уж совсем честно, то он не всегда выполняет обещания.

Вермир хотел отделаться парой фраз и идти напралом, а если потребуется, то даже применить природный транквилизатор, но решил, что можно узнать много ценного.

— Неплохо, — сказал Вермир, остановившись, — лучше, чем могло бы быть, но он всё сделает.

— Почему вы так уверены? — скривившись, спросил парень.

— Мы заключили сделку, — проникновенно ответил Вермир. — О последствиях узнаешь совсем скоро.

— Да? — недоверчиво спросил парень. — Это в духе господина Ифи, хотя нет… он никогда не заключает сделок. Знаете, хоть у господина Ифи должность звучит как-то фамильярно: помощник, ха-ха, градоначальника. Что-то вроде подтирания полов и подавания платочка, но это совсем не так, то есть помощники может и такие, но господин Ифи целая, не разваленная, правая рука, — парень понизил тон и прикрыл рот ладонью, пригнувшись к Вермиру. — Хотя на самом деле всю работу делает именно он, и грязную и чужую, господин Вергилий только торгует лицом. Господин Ифи иногда пользуется этим. Ну, имя подставное, если что случится. Господин Вергилий, конечно, об этом и не подозревает, только лопает свои яйца и в парилки сидит, — парень отдалился и повысил голос. — Да-да, я тоже считаю, что благодаря куриным яйцам человек становится лучше!

— Интересно…

— Ну, конечно, он выполняет приказы, — шепнул парень, — но, как грится, с выгодой для себя.

— А как обстоят дела с разбойниками? Насколько сильна резиденция с ними в соитии… эм, как там тебя…

— Ой, да не важно, но, — парень взял Вермир под локоть и повёл в сторону от зала, — о таких вещах, конечно, лучше говорить поаккуратней, не все любят произносить это в слух, хоть и прекрасно понимают. Я знаю, вы тут совсем недавно, поэтому всё с радостью вам расскажу… если сделаете небольшооооооое, кроооооошечное одолжение, — сказал парень, изобразив пальцами размер одолжения.

— Что тебе надо? — спросил Вермир, освобождая руку.

— Не могли бы вы кое-кого придушить? — спросил парень, улыбнувшись.

Вермир резко выпустил воздух из ноздрей, как бык.

— Ну, можете каким-нибудь другим способом убить, я же не навязываю… — шагнув назад, сказал парень и развёл руки.

Вермир двинулся к двери.

— А я тут случайно услышал, что вы хотите узнать, кто же всё-таки на вас охотится… — беззаботно сказал парень, глядя в широкие плечи.

Вермир развернулся и придавил рукой открытый рот к стене.

— Ты сейчас же всё расскажешь, — тихо, грозно произнёс Вермир, буравя сверкающим глазом.

— Нефтоиф фак фелать, никфо не офобриф пофобное пофефение, к фому фе я нифефо не фкафу.

Вермир убрал руку, еле слышно рыкнув.

— Так-то лучше, — сказал парень, рукой шатая нижнюю челюсть. — Не очень приятно, когда чужая рука залезает в рот… а вы знаете, что челюсть способна перекусить человеческую кость? Вот знайте и больше не пихайте пальцы в рот кому попало.

Вермир прижал кулак к груди, придавив к стене, и вздохнул.

— Да что с вами не так, здесь все такие коварные?

— Ой, да ладно вам, вы же сами хотели использовать меня. Все друг друга пользуют, в этом нет ничего зазорного, и не стоит применять силу, просто выполните мою просьбу. Я всё равно никуда не убегу, а побить вас не смогу. А вот если бы вы в первый раз не молчали, как немой, то сра…

Вермир с силой вдавил кулак, парень закашлялся, хватая ртом убегающий воздух.

— Я не знаю, кто ты, но суть происходящего от тебя ускользнула, — тихо сказал Вермир, глядя на мигом потерявшее мнимую власть лицо. — Ты всё рассказываешь, а рёбра остаются целыми, хоть и испуганными.

Парень издал непонятный звук, будто ему не хватает воздуха, Вермир разочарованно убрал руку и отошёл, парень прокашлялся, опёршись о колено.

— Запугиваете вы, конечно, хорошо, но не учли, что со сломанными рёбрами очень сложно говорить, — сказал парень, но увидев, как недружелюбно смотрит Вермир и готов двинуть, поднял руки, — тю-тю-тю. Вы ещё даже не спросили, какая цель, а уже негодуете. Ну же, просто для интереса.

— Ладно, но всё равно не собираюсь этого делать, потому что я не…

— Да-да, знаю, не убийца.

Вермир оглядел пустой коридор и лестницу, жуя нижнюю губу и выдохнул.

— Кого надо придушить?

— Вот так бы сразу, — восторженно, но тихо сказал парень. — Лириха.

Вермира смутило это имя, будто оно когда-то мелькало и имеет важность.

— Что-то знакомое… — задумчиво проговорил Вермир. — Где-то слышал…

— Да, скорее всего. Это один из главарей разбойников и по совместительству мой папка.

— Что? Ты хочешь убить отца?

— Ну, да, а чего скрывать? Ничего в этом шокирующего нет, не делай такое лицо, будто увидел драконоборца в туалете, ха-ха. Не злись, шутка.

Вермир отошёл, глядя в сторону и не зная, что сказать.

— Ой, да ладно тебе, всё равно хотел разбойников проредить, я же просто напоминаю, на всякий случай, что не надо пропускать вот этого тщеловека. Убиваешь Лириха — я рассказываю, кто сейчас самый главный в городе и кто хочет тебя грохнуть. Подсказка: это один человек.

— Нет, — тихо сказал Вермир, мотнув головой, — я не буду убивать по чьей-то прихоти.

— А по своей? Ты же убивал, потому что хотел, — сказал парень, рассматривая изуродованное лицо. — Почему сопротивляешься желанию? В этом ведь нет ничего ужасного, они плохие люди и заслужили смерти, заслужили даже больше, нежели чем просто смерть.

— Замолчи…

— Ты ведь это знаешь, прекрасно понимаешь, осознаёшь, но сопротивляешься, для чего? Ведь это благое дело — очистить мир от мразей. Каждый из них творит вещи, не совместимые со здоровым обществом, грабят, даже тех, у кого не хватает денег на еду, убивают простых и хороших людей без раздумий или сожаления, насилуют, веселясь как на празднике, твою подружку тоже так насиловали…

— Заткнись! — закричал Вермир, ударив ногой рядом стоящий комод с вазой с белыми цветами. Взор затмился белой, пульсирующей пеленой, одним ударом ярость не утолила пылающий голод, подобие ясности не пришло, пока Вермир не разнёс комод, но даже тогда хотелось что-то сломать.

Парень остался стоять на месте, демонстрируя прекрасное самообладание, наблюдая за вздымающимся, взбудораженным телом.

— Твой гнев должен быть направлен против них, — сказал он, спустя пару тихих секунд. — Спусти его, словно кровожадных псов, дай ему растерзать грязные, искажённые делами тела, дай волю зве…

— У вас в порядке? — перебил Ифи, спускающийся по лестнице.

Раскрасневшийся, с вздутыми, красными венами, глаз раскрылся, смотря перед собой, но ничего не видя.

— Да, господин Ифи, — радостно улыбнулся парень, взглянув на Ифи. — Всё хорошо.

Ифи вопросительно посмотрел на спину Вермира, уставившегося в стену.

— Да-аааааа… — тихо, зловеще протянул Вермир, будто только что освободился от чего-то тяжёлого, сковывающего.

Ифи посмотрел на парня и, медленно ступая.

Парень шагнул к Вермиру, почти прижался к нему.

— Осталось всего трое главарей, — прошептал он, глядя в застывшее лицо, — Лирих, Рем и Гихил. Как думаешь, кто из них всё это придумал, кто желает тебе смерти с самого начала?

Вермир развернулся и пошёл к выходу.

— Убей, убей их всех, — яростно зашипел парень и взволнованно посмотрел в сторону приближающегося Ифи.

— Вермир? — громко спросил Ифи.

— Мне надо идти, срочно.

Ифи встал напротив парня, взглянул на закрывшуюся дверь.

— Оказывается, господин Вермир весьма не прочь обмолвиться, — сказал парень и беззаботно, по-детски улыбнулся.

Уголок рта Ифи медленно подтянулся.

Слуга всё так же валяется возле каменных ступеней в неестественной, изогнутой, как рог позе. Вермир бодро шагает сквозь сад к выходу, лёгкий ветерок остужает разгорячённую голову, теребит шрамы, хоть чувствительность лица сильно упала. Бесцельно бродя по улицам, Вермир ощущал ноющую боль в груди, он понимал, зачем идёт, распугивая немногочисленный народ, но не захотел признаваться. Его привлекли крики вдалеке, ускорив шаг и зайдя за угол, Вермир увидел, как лысый, голый по пояс бугай поднял одной рукой хилого мужика, пока остальные двое разбойников прижали к стене укутанную с ног до головы в серые тряпки женщину. Тряпки медленно сползали.

— Ты чё, не понял? — сказал бугай, смотря на хиляка. — Деньги должны были быть в срок, в моём кармане. Если ты забыл, так я напомню, золотая, две серебряные и шесть медных.

— Н-но к-как же… я брал только две серебряные, — не в силах совладать с массивной рукой, беспомощно произнёс хиляк. — И в-время ещё осталось…

— Какое время?! Ты чё несёшь?! Долг вырос, панял? Ну, а раз денег нет, то за тебя оплатит жена. Правильно я говорю, а, парни? Ха-ха-ха.

— Да-аа, — поддержал разбойник с маленьким ростом, но большой бородавкой под носом, и облизнул губы, засмеявшись.

— Босс, хватит уже тянуть, этот тупарылый всё равно ничего не поймёт, — сказал третий, с большим, длинным носом, разрывая тряпьё на груди.

— Завали харю, без тебя разберусь! — прорычал бугай и замахнулся левой, но заметил Вермира. — А ты чё здесь стоишь, дибил? Тоже долг хочешь уплатить?

Мерзкий, сиплый смех бугая пробежался по улице, как единственный звук. Сердце Вермира бешено застучало, щёки, если бы они были целы, раскраснелись, с виска поползли одинокие капли пота. Он шагнул вперёд, предвкушая освобождение, как сломает оковы, как выпустит эту грызущую грудь ярость.

Мимо Вермира пронёсся стражника, придерживая спадающий шлем.

— Всем сто-ооооооо-ять! — рявкнул он, подтянув спавшие штаны. — Все нарушители правопорядка обязаны пройти со мной в темницу, дабы отсидеть положенный срок и получить из этого урок!

Разбойники захохотали, бугай обнажил жёлтые, гниловатые зубы и отбросил хиляка на землю.

— Сегодня будет весело, ребяты, — зловеще произнёс бугай, вытаскивая два здоровых, прямых мясницких ножа из-за пояса. — Потешимся на полную.

Мелкий разбойник вытащил из сапога шило и подошёл к бугаю, носатый недовольно посмотрел на стражника и продолжил играть с затихшей, еле дышащей, но иногда всхлипывающей, женщиной.

— Если вы не остановитесь, то мне придётся применить силу, что чревато побоями или даже чем-то серьёзнее, — мрачно сказал стражник, — положите оружие на землю и сдайтесь, иначе можете отправиться на каторгу. Будьте благоразумны.

В голову Вермира засели два слова, долбящие мозг, словно молоток, вбивающий гвоздь по круглой шляпке. Образ Доры, стоны из-за стены разогнали волну тепла по телу, придав гневу силу. Гвоздь почти вбит.

Клинок медленно выполз, продырявив плащ, Вермир взял рукоять и вытащил наружу, разрезав плащ. Стражник изумлённо посмотрел на меч и упал на одно колено.

— Я знал, знал, что вы драконоборец, я это чувствовал всем своим немолодым сердцем, чувствовал в вас безграничные светлые чувства, примите мои слова, как данность. Я, всего лишь простой стражник, склоняю перед вами голову и ещё раз прошу прощения за мою недостойную выходку, я готов загладить свою вину любым вам удобным способом.

Вермир не обратил на стражника внимание и пошёл к, сначала сильно удивившимся, а после рассмеявшимся, разбойникам. Стражник вскочил пробежал вперёд, перегородив путь Вермиру.

— Будьте осторожны, господин! Они будут сражаться по своим, гнусным правилам, или, если говорить честно, совсем без правил! Эти люди низких моральных качеств, они не заслуживают сражения с вами. Прошу, постойте в стороне, пока я с ними разберусь! — крикнул стражник, вынимая меч.

Вермир ринулся вперёд, взмахнув мечом, стражник кинулся, закрывая собой разбойников, и защищаясь мечом.

— Не-ееее…

Меч распался на крошечные осколки, словно стекло, сталь прошла сквозь шлем и вошла в череп, прежде чем остановиться. Вермира будто оглушило, он подхватил падающее тело, смотря на остолбеневших разбойников. Кровь медленно потекла с головы, спускаясь на руку, капая на землю. Вермир сглотнул и посмотрел на мёртвое, зажмурившееся лицо. Бугай взорвался смехом, мелкий поддержал, носач же так увлечён, что даже не повернулся. Хиляк отполз к стене, беспомощными, наполненными ненавистью глазами смотрел на носача и то, что он делает.

— Ты смари, своего же завалил! Красава, этих крыс помойных валить надо, а не то расплодяца, — сказал бугай, ковыряя ножом в зубах. — Слухай, а может, тебя Камышом назвать? Я слыхал, крысы в камышах дохнут. Пойдёшь с нами, Камыш? Будем вместе крыс давить.

Вермир попытался прислушаться к стуку сердца, но слышал лишь своё, он приложил уху к груди, через пару секунд слабый стук прорвался сквозь рёбра, мышцы и кожу. От удара Вермир свалился вместе с телом на землю, держа его на себе.

— Гнилушка, ты правда думал, что мы возьмём тебя к себе? — мерзко проговорил бугай, выпячивая толстые губы и наступив на тело стражника. — Такая шваль, которая бросается на правильных ребят, нам не нужна, надеюсь, хоть с твоего трупа соберём денег, иначе ты просто бесполезен и тратишь наше драгоценное время.

Вермир ударил мечом под колено, бугай истошно закричал, заваливаясь на бок, нога полетела на землю, орошая бодрым потоком крови. Мелкий с криком бросился, занося руку с шилом и целясь в голову. Голова стражника преградила взор, Вермир видел движения разбойника лишь небольшими отрезками, но смог схватить за руку с шилом за запястье и выкрутил, насколько смог. За глухим хрустом послышался дикий вопль боли, мелкий схватился за неестественно выгнутую кисть, открыв рот, сжав зубы и тряся головой. Вермир аккуратно спустил тело стражника на землю и поднялся. Бугай безудержно вопил, держась за обрубок ноги, из которого хлещет кровь, видя перед собой размытые пятна из-за вытекающих слёз, но вопль прервался, педантично отделённая голова откатилась от тела и замерла с раскрытым ртом.

— Нет-нет, — сквозь сжатые зубы проговорил мелкий, глядя, как Вермир двинулся к нему. — Он же шутил! Шутка, понимаешь?! А я вообще тут не при делах!

Вермир схватил вывернутую кисть и прижал к предплечью, как гармошку. Мелкий упал на колени, крича изо всех сил, разрывая горло, хрипя, смотря на облака обезумевшими от боли глазами. Крик, треск и хруст показались знакомыми, на секунду Вермир застыл, воспоминание поразило, словно копьё. Огромный костёр, ночь, тягучая, устрашающая атмосфера, крики боли, глухой хруст и акулье лицо. Вермиру стало плохо, ударом меча он прервал захлебнувшийся крик.

Носач ритмично двигался, разгорячённо дыша в ушко всхлипывающей женщине, прижатой к стене.

— Ну, как, нравится, нравится? — с придыханьем сказал он. — Не то что твой дохляк… скажи что нравится, иначе я его грохну, а тебя возьму с собой, будешь со всеми по очереди… Агх-агх…

Даже когда его плеча коснулась рука, то носач не повернул голову.

— Да щас-щас, успеете… — недовольно пробубнил он, — а чего вы так долго? Шуму, конечно, вы наделали на три улицы, хотя какая разница, можем задержаться, всё равно никто не придёт.

Клинок аккуратно зашёл в рот, проткнув щёку, и снёс половину головы, макушка шлёпнулась наземь, а за ней рухнуло и тело. Женщина свалилась, повернувшись и прикрывая тело содранными тряпками, хилый муж подполз к ней, прижал к себе, закрыв выпускающие слёзы глаза.

Вермир вернулся к всё ещё держащему обрубок меча телу стражника, убрал успокоившийся клинок под пояс, поднял тело и понёс, вслушиваясь в слабый, еле заметный стук сердца. Рассечённая рана на голове закрылась загустевшей кровью, шлем звенел, ударяясь о плечо. Вермир нёс тело, съедаемый пробудившейся совестью, но не теряющей надежды, она единственная, кто остановил от спонтанных, взрывных поступков. Держась за эту хрупкую, сдуваемую слабым ветром соломинку, Вермир спешил, пытаясь ни о чём не думать.

Он был в этом доме всего лишь раз, но запомнил его расположение, хоть до конца сомневался, туда ли идёт. Вломившись внутрь, он понёс тело к столу, за которым тихо обедал доктор.

— Помоги, помоги, помоги ему, — скороговоркой проговорил Вермир, раздвигая пустые тарелки и столовые приборы. — У него рана на голове, но он ещё жив, посмотри, я знаю, ты сможешь что-нибудь, пожалуйста, помоги.

Доктор поспешно вытер рот салфеткой, вставая, и подошёл к телу, оглядел рану и стащил дребезжащий шлем.

— Вы в крови, — спокойно сказал доктор, развернувшись и осмотрев Вермира. — Это ваша? Сколько новых ран, вижу, бинты пригодились.

— Да какая разница?! — воскликнул Вермир, судорожно смотря в спокойные глаза. — Он умирает, помогите ему.

— Он мёртв, Вермир, — громко сказал доктор и сделал паузу. — Окоченел, вы разве не видите? И не чувствуете… запах? Руки согнуты, держат меч до последнего, лицо сомкнуто, а кожа… вы трогали кожу?

— Но как же так… я же слышал стук сердца…

— Вам показалось, это обман вашего мозга, видимо, он не захотел, чтобы вы сильно расстраивались, — спокойно, рассудительно сказал доктор, смотря, как Вермир бесцельно смотрит в пол. — Этот человек — ваш друг? Это о нём вы говорили?

— Нет, — пусто, без эмоций ответил Вермир, — это… это просто знакомый.

— Почему же вы тогда так переживаете?

Вермир отвернулся, прижал руки к здоровому глазу и пустой глазнице, подняв голову, между ладонью и лицом потекла слеза.

— Он — чистая душа, — сдавленно сказал Вермир. — Такие не должны погибать, не повлияв на мир. Они — это то, что сохраняет и двигает мир вперёд, это столбы света, окружённые тьмой.

— Вы уверены? Он не похож на того, кто сможет что-то сдвинуть. Неужели чистую душу так легко заметить? Или вы знаете его давно?

Вермир вытер слёзы, немного вдавив глаз, опёрся рукой о деревянный столб, смотря, как расплываются цветные круги.

— Чистые души видят себе подобных… сразу же.

«Сразу же… сразу же… сразу же…», — эхом отдалось в голове Вермира.

— Но что я мог сделать?! — зарычал Вермир, ударив в столб.

— Простите?

— Нет, я не хотел… я…

— Вы выглядите нездоровым, давно не отдыхали? И эти раны, засохшая и свежая кровь… Вы кого-то убили?

Вермир вскинул голову, вцепившись взглядом в монокль.

— Я… да, убил, — сглотнув, сказал Вермир, на лбу появилась испарина. — Они не… не хочу этого говорить…

— Не заслужили жить, вы это хотите сказать? — спросил доктор, согнув бровь.

— Не уверен, — колеблясь, ответил Вермир и убрал в сторону взгляд. — Не могу говорить такие вещи, нет прав, чтобы такое сказать.

— Но вы ведь так считаете?

— Мне хочется так считать, — твёрдо и немного зло ответил Вермир. — Но знаю точно, что им нет места в обществе, их деяния отвратительны, я заставлю их ответить.

Доктор кашлянул в кулак и стал собирать бесцеремонно распихнутую посуду.

— Я слышал, что ваш друг и подруга погибли. Примите соболезнования, — сказал он, вытаскивая из под трупа маленькую, расписанную разноцветными узорами тарелку. — Терять близких людей, и не только, весьма неприятно, ощущаешь пустоту внутри, которую необходимо чем-то закрыть. Вы ведь её ощущаете?

— Пустота? — спросил Вермир, недоумённо смотря в хлипкую спину, и замолчал. — Я хочу быть с вами честным, поэтому — нет, я её не чувствую.

— Это хорошо, — сказал доктор, поставив тарелки друг на друга и понеся их к раковине. — Печально смотреть на людей, которые теряют себя под влиянием пустоты, роняют взор, голос, а после и… становятся подвластны этому дыму, пропадают в себе и больше не могут выбраться, — доктор поставил тарелки в раковину и стал протирать синим, с чёрствыми ворсинками, полотенцем. — Знаете, зачем я это делаю?

— Это?

— Да, расставляю тарелки и столовые приборы, хоть кроме меня здесь больше никто не живёт. Занятно, что вы не спросили.

— У всех есть то, что таиться в уголке мозга или души, называйте, как хотите. Это и делает нас уникальными, разве нет? Эти тайны делают нас нами, — сказал Вермир легко, без значимости, с крошечным недовольством.

— Вы говорите такие вещи так просто… Сейчас я скажу вам то, что никогда никому не сообщал. Надеюсь, вы отнесётесь к этому с подобающей серьёзностью, — тихо сказал доктор, отложив полотенце и тарелку в сторону. — Это память… я делаю это, потому что вспоминаю людей, которые мне дороги, — доктор развернулся и посмотрел на Вермира. — Я слаб, поэтому расставляю эти тарелки в память о людях, которых не вернуть. Я не могу забыть о них и идти дальше, поэтому я слаб.

Доктор взял полотенце и тарелку, стал начищать и так чистый металл, с низко опущенной головой.

— Не повторяйте моей ошибки, — тихо, с подавленной эмоцией, сказал доктор, — идите дальше, свершайте дела, карайте недостойных, разоблачайте заговорщиков, убивайте достойных… Войдите в соитие с яростью…

Сердце Вермира остановилось, а после застучало с утроенной скоростью, с висков, лба, щёк потёк пот, застилая, щипля глаз.

— Откуда вы узнали? — ошарашенно спросил Вермир, пытаясь протолкнуть дерущий комок в горле.

Доктор поднял голову, комнату скрутило, скривило, взор сузился до сверкнувшего, обрамлённого чёрной оправой монокля.

— Я вижу тебя насквозь, — тихо, зловеще произнёс доктор, будто со всех сторон.

Вермир почувствовал страшную, рвущую боль в груди, сердце быстро, как автомат, застучало, а после разорвалось, разливая кровь по внутренностям. Тёмная вспышка заслонила собой всё, оглушила, звеня в ушах, пока звон не очистился до одного, монотонного столбца.

— Верми-ииииии-р, — протянул доктор, смотря в раскрытый расширившийся зрачок. — Очнулись, это уже хорошо.

Доктор отпустил веки и отодвинулся, наблюдая. Вермир же взбудоражено осмотрел комнату, судорожно сглотнув, пополз назад, как краб, но упёрся в столб.

— Вы давно спали? Ели? — спросил доктор.

— Что? — спросил Вермир, посмотрев в обычный монокль. — Вы… что произошло?

— Вы упали, ударились головой. Видимо, потеряли сознание, только непонятно, от удара или от чего ещё? Не переживайте, голову я осмотрел, не разбили, да и, судя по вам, сотрясения тоже нет.

— Я упал? — спросил Вермир и замер, вслушиваясь в спокойный стук сердца. — Когда?

— Я спросил об этом человеке, и вы упали, думаю, просто перенапряглись, вам стоит отдохнуть, поспать, хорошо поесть.

Вермир зашевелился, вставая, доктор поднялся и отошёл, с интересом смотря за изменившимся, напуганным поведеньем.

— Нет, я не могу, мне надо идти, — судорожно проговорил Вермир, двигаясь к двери.

— Вам что-то приснилось? — настойчиво спросил доктор.

Вермир остановился, перевёл воспалённый взгляд на монокль.

— Доктор, у вас были родственники?

— Что? — спросил доктор, криво улыбнувшись губами и недоумённо глазами. — Да, когда-то были, как у всех.

— Извините, но сейчас мне срочно надо идти, — овладевая собой, сказал Вермир. — Я не имею права вас просить, но… пожалуйста, похороните этого человека, деньги я верну.

— Не стоит беспокоиться, можете рассчитывать на меня.

— Спасибо, — сказал Вермир с благодарностью, на которую только способен, и пошёл к двери.

— Постойте, а что же написать на могильной плите? Как его звали?

Вермир остановился возле двери, опёрся рукой о косяк, закрыв глаза.

— Юст… Его звали Юст, — тихо сказал он, хотел двинуться, но передумал, склонив голову. — И ещё кое-что… как я и говорил, я хочу быть честным с вами, поэтому знайте… это я убил его.

Вермир резко сдвинулся с места, подгоняемый чувством стыда и злости, которые разъедают душу, словно кислота. Страх, что обо всех гнусных поступках кто-то знает, завладел некогда чистой, ослепляющей светом душой, он раскинул свои когтистые крылья, смотря с мерзкой ухмылкой на добычу, предвкушая слюнявой пастью пир.

Доктор снял монокль, обнажая скукоженный глаз, протёр линзу.

— Вы этого не говорили… — тихо и задумчиво проговорил он.

«Я сошёл с ума? Неужели я лишаюсь разума? Или это был он…», — думал Вермир, идя по улице и смотря под ноги, но не видя дороги. — «Нет, это невозможно. Это был сон, хоть и бредовый. Это всё из-за убийств, я не должен этого делать, я не должен убивать людей, тем более используя этот клинок. Я вообще не должен убивать, но… хочу ли я этого? Жажду ли я убийств? Жажду? Жажду… Они обязаны заплатить, обязаны, иного пути нет, я должен это сделать! Иначе…», — кончик клинка выполз наружу, осматривая территорию охоты, Вермир закрыл выход ладонью. — «Нет, не здесь, не сейчас».

Весь путь до дома Вермир не смог унять разбушевавшиеся мысли, злость, ненависть к себе и разбойникам, лишь безропотно потакал им, пытаясь сдержаться, не взорваться, выплеснув наружу волну ярости. Моментами ему казалось, что вот-вот ярость выплеснется, но этого не случалось, только угол обзора сужался и пульсировал, как вздутая жила.

Труп Аарона в кустах начал разлагаться, вонь захватила большую область, а сговорившись с ветром, она уходила далеко за пределы влияния. Кровь на полу засохла, напоминая о недавнем убийстве. Вермир прошёл с невозмутимым, спокойным лицом в центр комнаты и сел на пятки, вытащил рукоять меча и положил рядом.

«Теперь ты готов? Скажи, что готов. Наверное, готов», — проговорил про себя Вермир, смотря в потолок, — «Ты — убийца. И это прекрасно осознаёшь, понимаешь, противишься, но продолжаешь убивать. Стоит понять и принять простую суть — они злодеи, отравляют жизнь простым людям… отравили жизнь мне… они заплатят за это, а, значит, не надо плакать и кричать каждый раз, когда тебя называют убийцей, ведь это правда», — Вермир засмеялся, сначала тихо, будто фыркает, но с каждой секундой звук нарастал, пока не превратился в зловещий хохот. — «Но только не надо прикрываться простыми людьми, хотя бы потому, что ты их сам ненавидишь. Ведь так? Именно так. Это стадо, действующее по простым законам, запуганное до такой степени, что отдадут всё и сделают всё, лишь бы от них отстали. Они мне противны… нет, постой. Заткнись! Эти рабы ничего общего со мной не имеют, запомни. Им не нужен щит, который бы их защитил, они просто хотят, чтобы всё прекратилось, побои, грабёж, насилие, убийства, но что потом? Они же и займут место уничтоженных разбойников, они и есть та чёрная жижа, из которой вылезли эти гнусные твари, которые трясут деньги, бьют, насилуют… которые изуродовали меня. Только они виноваты в своих бедах, больше никто. Эта простая истина должна сидеть в их дурных башках, как святость, но никто, ни за что не признает этого. Пусть потонут в этой жиже, познают всю горечь содеянного, пусть раскаются! Пусть заплатят…».

— Да-аааа… — зловеще и тихо протянул Вермир, прикрыв глаз и медленно втягивая воздух. — Пусть утопнут в крови и страхе, побоях и чёрной, беспомощной злости, пус…

Вермир остановился на полуслове, раскрыв глаз, этот голос показался чужим, инородным, будто слова шли из другого рта, эта пугающая интонация морозила жилы, заставляя покрываться гусиной кожей. Он коснулся лбом пола, натужно выпустив воздух из лёгких.

«Он говорил, что надо измениться, но не потерять себя? Как это вообще возможно… Ладно, неважно, всё решено, я уже давно решил, но не хотел признаваться даже себе. Я их всех убью, лишу жизни каждого, они будут убегать, прятаться, я их найду, они будут умолять, плакать, но это не поможет… Что же до простых… плевать на них, просто плевать, пусть что хотят — то и делают», — Вермир облегчённо выдохнул. — «Неплохой план, особенно для драконоборца. Да, определённо. Но, знаешь что? Убивать мразей — хорошо, но зачем убивать хороших людей, друзей? Ты ведь мог остановиться, прежде чем разрезать череп, мог просто остановить руку, но не стал. Почему? Потому что тебе плевать, он ничего не стоил, лишь пыль под ногами, которая залезла в ноздри. Нелд погиб из-за тебя, тут даже не надо думать, они хотели разрезать тебе горло, как только подвернулся случай, ты оказался его другом, об этом узнали и добряк-пухляк стал жертвой, его запытали до смерти, а в тебе даже ничего не тронулось, тебе насрать на толстяка. А Дора? Это ведь ты виноват. Хорошо хоть признаёшь свою вину. Она просто была шокирована, расстроена от мысли, что теперь даже изуродованный ублюдок не захочет по согласию, что ей откажет даже такое чудовище. И отец подо…»

— Заткнись! — заорал Вермир, ударив кулаком по полу.

«…кусок дерьма…».

— Это мои мысли? — испуганно проговорил Вермир, схватившись за голову.

«…давно пора подохнуть…».

— Я не могу остановиться…

Голос казался чужим, мысли неотступно несли что-то совсем иное, будто черномазые шахтёры, вылезшие из глубины земли и несущие с радостными улыбками непонятный, переливающийся цветами камень. Вермир пытался кашлять, сдавливал, опускал кадык, но голос всё равно казался посторонним. В сознанье ворвался запах, отвратительный, перемалывающий кишки, пугающий желудочную кислоту, заставляющий сердце биться быстрее. Мысли застыли, Вермир вспомнил раскиданных трупов, липкий пол, тихий плач в углу и запах, этот, вскрывающий желудок, запах, заставляющий фонтану вырваться из пищевода.

На этот раз сдержаться Вермир не смог, на пол полетела небольшая порция коричневой слизи, затем ещё одна, но меньше. Вермира рвало до тех пор, пока запах не ушёл из ноздрей, пока воспоминания не скрылись в тёмном уголке. Даже когда слизь перестала выходить, глотка судорожно исторгала слюни.

— Если это так… если это действительно так, если я причина смерти стольких дорогих мне людей, — сказал Вермир, утирая подбородок и взяв меч, как только рука коснулась рукояти, клинок выстрелил, пробив ножку накренившегося стола, — то мне не стоит больше жить!

Вермир ударил мечом сверху, словно топор палача, но в последний момент клинок ушёл в рукоять, сомкнутый кулак ударился в бедро. Вермир взревел, вскочив, разнёс коленом хлипкий стол пополам, перевернул кровать, снёс полки с посудой и столовыми приборами, налетел на печку, вбивая ступни и кулаки в закалённый пламенем камень, пока боль из разбитых в кровь костяшек не оповестила о бесполезности драки. Вермир отошёл и застыл, смотря на то, что натворил, на то, что отец так бережно и аккуратно возводил, строил, мечтая, что передаст дом в добрые и заботливые руки сына. Вермир безвольно рухнул, прикрыв обливающееся слезами лицо, тихонько качаясь.

— Надо с этим покончить, — тихо сказал Вермир, вернув контроль над телом. — Сейчас же.

Он начал рыскать в куче деревянных тарелок и оторванных от полок деревяшек, ища кухонный нож. Схватившись за рукоять, Вермир поднялся, нащупал пульс на шее и прислонил холодную сталь к коже. Долгая, томительная секунда, полная сомнения и аргументов, превратилась в десять. Вермир представил, как нож разрежет кожу, доберётся до вены, из которой под давлением выплеснется кровь, как он упадёт на пол, зажимая рану, начнёт захлёбываться кровью, задыхаться.

«Береги себя, не стоит делать что-то великое непонятно ради чего. Ведь всё что у тебя есть — это ты», — ворвалась фраза дракона в голову.

— Я смогу! Смогу! — прорычал Вермир, сжав зубы.

«Сможешь», — спокойно подумал он. — «Но только что этим решишь? Про тебя будут говорить, что ты слабак, сбежавший от проблем, а твой отец вырастил слабака. Разбойники будут смеяться, вспоминая тебя, они хотят твоей смерти, ты только окажешь им услугу. Пойди и запихай их желанием в желудок!».

Нож шумно упал, Вермир опустил руки, чувствуя безудержную слабость.

— Запихаю, но не сейчас, — вяло сказал он, двигая непослушные ноги в свою комнату.

Голова загудела, будто перегруженный трансформатор, тело упало на кровать, через пару секунд Вермир проникнул в мир тьмы с разбивающимися друг о друга цветными кругами.

 

Ночь ярости

В кромешной темноте в окно влетела горящая бутылка, разбив стекло и врезавшись в печку, раскидывая горящую жидкость. Вермир вскочил, видя отблески огня в соседней комнате, вторая бутыль влетела в его комнату, разбившись о пол. Огонь маленькими язычками раскинулся по всей территории, как царь, поедая своё богатство.

Вермир пробежал в комнату с печкой, недавно сбитые с полок тарелки начали трещать под напором пламени, огонь быстро распространился, захватив кровать, сломанный стол и стены. В окне промелькнул огонь и, резко приблизившись, разбился о внутреннюю стену на множество себе подобных огоньков, словно фейерверк. Вермир начал рыскать по горящему полу, ища рукоять меча. Ещё одна бутылка разбилась о дом с другой стороны.

— Сдохни, тварь! — закричали с улицы. — Сгори!

Вермир нащупал ногой что-то твёрдое, снял плащ и намотал на руку, поднял из пламени холодную рукоять, стальной клык выглянул наружу с резким звоном и скрылся восвояси. Огонь прожарил пятки до красноты, зацепился за штаны, ползя вверх и обжигая кожу. Сумки в углу загорелись, единственные ценные вещи начали медленно погибать. Вермир пробежал и схватил выпуклую сумку, смотря в горящее окно.

— Эй! Чего ты не кричишь, мразь?! — продолжили кричать с улицы, но без грозной интонации, а с лёгким испугом, непониманием. — Кричи, ублюдок, ты это заслужил!

— Слышь, а он точно дома?

— Да, точно-точно, я сам видел.

Из окна вылетело тело, почерневшие осколки порезали спину и руки, залетели за шиворот, огонь оставил следы мягкого прикосновения на открытой коже. Вермир кинул сумку на землю, скинул обувь, туша разогретые до предела ступни о траву, рывком содрал горящие штаны, пока разбойники ошарашено, со страхом, смотрели на него.

— Чего встали, дурни?! — закричал молодой, мощный, полный решимости, голос. — Он ослаблен! У него горит рука! Ему не выжить!

В отблеске огня Вермир увидел почти дюжину силуэтов, спереди и сзади, медленно двигающихся к нему. Клинок выстрелил, оповещая о готовности, горящий плащ, словно факел, отпугивал темноту, но не причинял боли. Пока.

С психованным криком вперёд бросился юноша, занося кинжал. В момент удара, Вермир лёгким движением срезал локоть и часть туловища выше груди, предплечье с кинжалом полетело дальше, а тело развалилось на бегу, заливая зелёную траву густой кровью. Спереди остановились, увидев как легко один из них погиб, увидев хладнокровно стоящую фигуру с пламенем в руке, но сзади не видели ничего, желание убить заслонило инстинкт самосохранения. Благодаря жуткому и громкому шарканью ботинок о траву, о также из-за безумно загудевшей спины, Вермир резко развернул, нанося круговой удар, драконья сталь столкнулась с отточенным лезвием ножа, с жутким, сводящим уши с верной тропы, скрежетом нож разошёлся надвое, но клинок не остановился, пока не дошёл до плечи вытянутой, словно струна, руки. Парень свалился на спину, хватая расходящиеся в стороны две половины руки, словно раздвоенный бамбук, неистово крича от боли. Теперь всем стал виден ужас этой ночи, разбойники застыли, смотря на безжалостные, молниеносные и кровавые убийства, в судорожном ужасе смотря на творца резни. Огонь осветил его мощную, стройную фигуру, но спрятал тенями глаз, оставив выдолбленные из дуба губы и подбородок.

— Вы думали, пришли убить меня, — тихо сказал Вермир, смотря на растекающуюся кровь, — но это я вышел убить вас!

— Дерьмо… пора валить, — прошептали в темноте.

Под безудержные крики боли разбойников Вермир медленно пошёл вперёд, словно искупавшийся в крови, но не потерявший контроль, демон, на замеревшую толпу. Разбойники сзади начали исчезать в темноте, спереди очухались и быстро, не неуклюже начали отступать, кто-то побежал без оглядки, а кто-то, как молодой хрупкий паренёк упал на спину, ползя, как краб.

— Нет! Не надо, пожалуйста! Нинада! — бесконтрольно закричал парень, выставляя вперёд трясущуюся руку и пытаясь отползти от приближающегося Вермира.

Несколько человеком остались вдалеке смотреть, что будет дальше и готовые сорваться в бег, если придётся. Вермир сел на корпус парня и ударил горящей рукой в лицо, просьбы захлебнулись в кряхтенье и непонятных, отрывистых звуках, кулак летел в лицо до тех пор, пока не потух. Вермиру понравилось бить ни о чём не думая, только вдалбливать кулак в умоляющего о пощаде врага, понравилось выпустить ярость на волю, дать ей свободу, всего лишь на пару секунд, но дать полный контроль. От яростных ударов лицо превратилось в подгоревшую кашу. Рука пощады упала на землю.

— Бегите! Бегите и прячьтесь, дрожа от страха! — закричал Вермир, вставая и смотря в темноту. — Я всё равно найду вас и заставлю заплатить.

Вермир убрал насытившийся кровью клинок и повесил рукоять под пояс, содрал затухшие куски плаща и выкинул, сумка всё ещё горела, поедая внутренности, но один предмет никак не поддавался огню, оставаясь всё таким же ослепительно чистым. Вермир подошёл и поднял холодный, подогреваемый на пламени, щит.

Есть только один человек, которому Вермир может доверить столь бесценную вещь, и хоть к нему не хочет обращаться, но выбора нет, все, кому он довериться в этом городе — мертвы. В эту затянутую тучами ночь, он встал на пороге уже знакомого дома и тихо, как можно вежливее, постучал. Вскоре дверь открыли, и Вермир увидел этот в чёрной оправе монокль.

— Вермир? — как всегда спокойно, но немного удивившись, спросил доктор, осматривая полуголое тело со шрамами и босые ноги. — О, решили походить в чём-то ином.

— Да, — начал Вермир с подготовленной речи, но поняв, что начал не с того, не остановился. — Простите, что в такое время, но мне нужна ваша помощь.

— Конечно, проходите. Нужна одежда, обувь?

— Если можно.

На отмытом от крови столе лишь горящая свеча в подсвечнике, кружка воды и раскрытая книга. От запаха смерти ничего, кроме воспоминаний, не осталось. Вермир встал у стола, держа в руках щит. Доктор сошёл с лестницы, держа в руках стопку одежды и ботинки.

— Держите.

— Спасибо, я и не ждал, что вы вот так сразу…

— Не беспокойтесь, — равнодушно сказал доктор, внимательнее осматривая шрамы и новые раны. — Кажется, вы не очень хорошо ухаживаете за ранами, чем это чревато понимаете? Гниением, заражением, ампутацией. Бок, конечно, ампутировать не смогут. Но перевязки недостаточно.

— У меня нет на это времени, — сказал Вермир, положив щит на стол.

— А потом будет поздно. Я, конечно, понимаю, что вы благодарны, — сказал доктор, двигаясь к месту за столом, — но платить такой вещью… это ведь то, о чём я предполагаю?

— Ваш юмор специфичен из-за холодной интонации и каменного лица, — сказал Вермир, одеваясь.

— Зато, какой красивый…

— Я прошу вас сохранить эту вещь, — сказал Вермир с полным чувством ценности голосом, — щит драконоборца. Он бесценен, его сила невообразима, нет ничего, способного разбить этот щит. Разглашать информацию о нём запрещено, как и кому-то давать…

— Зачем тогда говорите?

— Я хочу, чтобы вы в полной мере понимали, насколько это вещь важна. Я, наверное, давно исчерпал запас просьб, но это самая главная — подержите щит у себя, пока меня не будет.

— Хорошо, — без раздумий ответил доктор. — Могли бы сразу попросить, без объяснений.

— Я благодарен вам.

— Одна-аааааааа-ко, вам придётся немного раскрыть детали своего исчезновения. Куда вы собрались, Вермир?

Вермир не захотел отвечать, не хотел омрачить волну благодарности, исходящую из груди, не хотел рушить хоть какие-то доверительные отношения, но с тем понимал, что ответить надо.

— Вы знаете, доктор, я иду по их души.

— Всё же решились? Тогда почему бы вам не взять с собой щит?

— Против разбойников? Не смешно.

— Что ж, ответьте тогда, почему вы так упорно не хотите понять, что это ведь ваш народ, тот, который вы поклялись защищать, не только простые люди, но и те самые разбойники, коих здесь очень много.

— Слишком много.

— Они тоже представляют ценность. Дело не в том, чтобы отбирать только самое лучшее и сочное, а в том, чтобы выращивать лучшее и сочное, лечить, помогать, дать опору для роста.

— Вы думаете, я не знаю ценность жизни? — громко, с прорывающимся наружу гневом сказал Вермир. — Сколько времени природа растила эти могучие тела, сколько ушло сил, ошибок и катастроф? Явно не для того, чтобы вот так жалко оборвались эти жизни.

— Именно. Для этого нужно относиться к ним, не как к отработанному материалу, которому место в помойной яме, а как к оружию, которое можно перековать. Их просто надо перевоспитать, исцелить. Ваш народ вновь будет пре…

— Я не правитель, не градоначальник и даже не стражник, мне плевать на народ, для меня он не имеет никакой ценности. Я всего лишь наёмный убийца, работающий на постоянной основе. Я всего лишь должен убивать драконов.

Доктор взял книгу и с ходу прочёл:

— Равенство и справедливость — это не то, к чему нужно стремиться, ибо это миф, никогда не будет равных друг другу созданий, всегда будет охотник и жертва, всегда кто-то будет выполнять черновую работу, а кто-то пожинать плоды от выполнения этой работы.

— Это бред, — уверенно сказал Вермир, ни минуты не раздумывая. — В Цитадели все равны, но никто не выполняет грязную работы, нет ни высших, ни низших. И нет власти, всё строится на взаимном уважении, все понимают, что они равны.

— Правда? — безэмоционально спросил доктор, изогнув бровь. — А вы не узнаёте книгу?

Доктор повернул книгу обложкой к Вермиру, в отблески свечи перелились светом крупные буквы: Вера и Мир. Вермир безболезненно грохнуло по голове, взор помутился, задрожал.

— Ваш отец любил читать эту книгу, и, как вы понимаете, был солидарен с мыслями, выбитыми на этих страницах.

— Как. Ваше. Имя, — судорожно спросил Вермир, смотря над чёрными, короткими волосами.

— Оно вам ничего не даст, — равнодушно сказал доктор, кладя книгу на стол и обнимая одной рукой спинку стула. — Вы меня не помните, были слишком малы. Вижу, что ваши дела не могут быть отложены, если хотите, можем поговорить об этом детально в другой раз, но позвольте кое-что сказать.

Вермир, услышав тишину, кивнул.

— Я не зря упомянул равенство и справедливость, — сказал доктор. — По-вашему, простые люди равны? Ведь они выполняют чёрную, трудную работу, над ними кто-то есть, охотники, властители. Это не так, у каждого простого человека свои, особенные условия, сделать равными всех до сумасшедшей точности невозможно, тогда все будут, как один. И это не хорошо. А теперь скажите мне, справедливо ли казнить человека за его, хоть и серьёзные, проступки, нежели помочь выбраться из ямы?

— Да, — без сомнений сказал Вермир, посмотрев в здоровый глаз доктора. — Они думали, что могут просто так взять и давить на мир, рассчитывая, что их не толкнут в ответ. Я уничтожу их всех, срублю протянутые руки, их тела вернуться в яму. А потом вернусь к вам.

— Пусть так и случится, — равнодушно ответил доктор, кивая.

Вермир пошёл к двери, думая об отце, о том, что, видимо, совсем не знал его настоящего, а только то, что он хотел показывать, думая о том, что это не страшно, совсем скоро доктор расскажет всё об отце, страшно то, что моральные ценности у отца и сына разные. Закрыв дверь, Вермир вздохнул прохладный, свежий воздух, предвещающий длинную, полную боли и наслаждения, ночь.

По улице прошлась группа людей, громко смеясь и промелькнув в проулке. Хоть в темноте можно было заметить только силуэты, даже точно не подсчитав головы, Вермир двинулся за ними, с мягким, жгучим, зарождающимся чувством в груди.

— Эй, — крикнул он, иди от них в паре метров. — Вы мне не поможете?

Люди остановились и громко, отдавая эхом от стен, рассмеялись. Вермир сразу понял, что это разбойники.

— Он это точно нам? — спросил один остальных.

— Точно-точно, смари, стоит ведь.

— А это не тот самый?

— Ты шо, дурной? Он обгорел, стоять не может, я сам видел вот этими вот глазами.

Вермир двинулся вперёд, вытаскивая рукоять, разбойники непонимающе посмотрели на движущуюся фигуру.

— Видите ли, — сказал Вермир, отводя руку в сторону, — мне необходимо знать, где логово Рема и Лириха.

Разбойники бросился бежать, прозвучал резкий скрежет в темноте и такой же резкий вскрик, глухой звук падения и панический крик боли. Вермир наступил на уползающего, оставляющего за собой кровавый след, разбойника.

— Не вопи, — грозно сказал Вермир, нависая, словно туча. — Иначе будет хуже, ты ещё можешь выжить.

Крики переросли в сдерживаемые мычанье, разбойник остервенело дышал, обливаясь потом.

— Хо-хо-хорошо… М-моя ступня… она… о-ооона…

— А вот если бы не убегал, то ничего бы и не было, — сказал Вермир, присаживаясь на корточки. — Я же попросил вашей помощи.

Разбойник сжал зубы, сдерживая стоны, лицо побелело, хоть в темноте этого не увидеть.

— Я бы на твоём месте рану-то зажал, — сказал Вермир, глядя, как из обрубка ноги, словно стаканами, вытекает кровь. — Перестарался видимо… Ладно, скажешь, где Лирих и Рем, тогда отнесу тебя к знакомому доктору, он вон тут. Жить будешь, хоть ногу и не вернёшь.

— С-с-с-мммммм-мм-м… тарая… ул-лллл… М! Мммммм!

— Старая улица?

Разбойник, сжав зубы и зажмурившись, еле кивнул.

— Спасибо, — сказал Вермир, втыкая в голову клинок. — Ну, а там, думаю, найдём ещё кого-нибудь.

Разбойник так и остался зажмуренный, со сжатым ртом и кулаками. Вермир поднялся и двинулся дальше, по очерченной темнотой дороге, возле закрашенных тёмным цветом домов. Хоть за годы отсутствия в городе многое поменялось, но старые, нетронутые здания, улицы и заведения Вермир помнит, хоть не совсем точно. Прежде чем дойти до заветной улицы, пришлось повстречаться ещё с несколькими группами разбойников, которые завидев направляющуюся к ним фигуру, убегали, но Вермиру всё же удавалось достать нескольких, так он прошёл, оставляя кровавый след и трупы. И все, кого удавалось разговорить, отвечали, что Рем обитает на Старой улице, но придя туда, Вермир увидел такую же чёрную, как и все до этого, пустую улицу, хоть и с одноэтажными, где-то подкошенными домами.

Вермир стал осматриваться, в надежде найти хоть какую-то подсказку, как из двери рядом стоящего дома вывалились двое, освобождая таящийся свет свечей, один хотел проткнуть ножом глаз, сидя сверху, а второй держал запястье двумя руками, пытаясь не подпустить нож поближе.

— Эй, Рем здесь? — спросил Вермир, подходя.

Разбойники лишь натужно кряхтели, смотря друг другу в глаза. Вермир схватил и сжал руку с ножом.

— Я задал вопрос, — сказал он, смотря в непонимающие, загорающиеся новым пламенем ненависти глаза.

— Те чё надо?! Вали пока цел!

Вермир вывернул руку, разбойник закричал, срывая горло.

— Рем. Здесь? Отвечай.

— Да! — вскрикнул разбойник между быстрыми вздохами.

Вермир воткнул раскрывшийся меч в живот и рванул наверх, желудочный сок потёк наружу, открылись кишки, высвобождая вонь и отходы, разрезанное тело упало на разбойника снизу, заливая кровью, кислота начала разъедать одежду. Разбойник так и не отпустил уже мёртвую руку, лишь ошарашенно смотрел в тёмное небо.

— С-ссс-пасибо…

Вермир небрежно махнул мечом вниз, отрубая одутловатую голову, которая покатилась под наклоном по улице, как арбуз. Из дома послышались крики, шум, будто внутри развлекается толпа. Вермир поднялся на крыльцо и увидел трупы, разбросанные, как от ударов, на столе, на полу, возле двери, от каждого разошлась красная, засохшая лужа, знакомый запах заполз в ноздри, теребя сознание.

«Опять опаздываю, но так даже лучше. Может, сами себя перебьют?», — спокойно подумал Вермир, наступая по загустевшей крови и осматривая разбитый изнутри дом, поломанная мебель, разбитая посуда, раскиданные ножи.

Шум битвы идёт со двора, за хлипкой, дощатой с покусанными углами дверью скрываются орущие, подбадривающие разбойники, среди шума можно различить стоны, крики боли, мычанье и ругань. Вермир толкнул дверь, двор, окружённый домами и сараями, заполнен людьми и трупами. В центре возвышается высокая, но худая фигура, размахивающая толстой, но короткой дубиной. Хоть разбойники и валились, отлетали от ударов, но лезли, как муравьи на осу. Вермир прислонился к косяку, наблюдая, за непонятной потасовкой, заметил, что длинный не оборачивается, бьёт только тех, кто подходит спереди и боков.

«Значит, он не один. Видимо на Рема напали, но где же сам Рем? Кто же этот высокий? Я таких не встречал», — Вермира прошибла дрожь, воспоминание, словно разряд тока, влетело в сознание, показывая высокую, худую фигуру в свете луны, сокрытая тенями спина и широкие плечи, длинные, сухие руки и огромные кисти. Акулье лицо. — «Нет, это не может быть он».

Вермир схватился за косяк и сжал, насколько позволила рука. Глухой хруст вторгся в голову, огромный, жарящий как печка, костёр, создающий тени, крики агонии, вдавливающая в землю, тёмная атмосфера и хладнокровность, спокойствие соседствующие с кровожадностью и насилием. В груди, словно огрызнувшийся зверь, проснулся гнев, показывая оскал. Вермир захотел крови, убить кого-нибудь, желательно нескольких, доказать, что он не боится, показать, что он страшнее.

— Давай! Урой ублюдка! Завали эту суку! Завали эту мразь! — закричал изо всех раненный в бок разбойник, прижавшийся к стене. Как только Вермир пошёл вперёд, он тут же непонимающе на него посмотрел. — Ты ещё кто такой? Ещё какая-то шестёрка? Мы и тебя завалим!

Вермир шагнул в сторону и выбросил руку с мечом, между шеей и головой разбойника появилась крепкая, вечно блестящая сталь, задев стену. Клинок рывком вылез из плоти, пошла кровь, сначала медленно, но как голова свалилась на землю, так и кровь полилась, словно небольшой, с маленьким напором фонтанчик.

— Это он! Это он! Я узнал его лицо! — закричали из темноты, возле угла соседнего дома.

— Да-а… кх… это он, — еле слышно произнесли из под лежащего пластом тела.

— Эта тварь! — истошно заорал проснувшийся труп с разбитой головой, опёршийся о труп. — Она здесь! Драконоборец здесь!

Драка остановилась, разбойники оглянули, застыв, высокий со всего размаху ударил в голову, тело свалилось, отлетев, и повернулся. В темноте трудно заметить, но очертания лица Вермир запомнил навсегда, он до мелкой дрожи сжал рукоять, желание разорвать эту толпу усилилось, увеличилось до размеров быка.

«Это он…», — со странным наслажденьем и непонятным, сладким страхом подумал Вермир.

Длинный засмеялся, запрокинув голову и держа дубину на плече.

— Они все бояться тебя, только посмотри, дрожат, как мыши, которых застали за воровством хлеба, — сказал он ровным, глубоким, но насмехающимся голосом. — Боятся настолько, что при твоём упоминании готовы забыть о кровожадности, о гневе, готовы подставиться под удар, лишь бы не видеть тебя. Как же у тебя так получилось? Не расскажешь как-нибудь? Ну, ладно, вы развлекайтесь, а я пойду.

— Водник! — закричал Вермир, смотря в худую спину, беспрепятственно пропихивающуюся через толпу, и чувствуя, что сердце сжалось. — Ты тоже с ними? Тоже, как они?

— Найди меня и узнаешь.

Водник скрылся в темноте, пошёл в дом, противоположный тому, через который вошёл Вермир, но трёх людей, последовавших за ним, не выпустили из кольца, обступив и смотря на драконоборца.

— Зачем ты пришёл? — тихо, со страхом спросил ближе всех стоящий к Вермиру разбойник с порезанной щекой.

Жгучие желание не отступало, перемешалось со сладостным, предвкушающим страхом, волнением, с необъяснимым желанием последовать в темноту, но просто так этого делать нельзя, не только потому, что мешает целая толпа вооружённых людей, которые могут зайти со спины, а потому, что сюда пришёл с особенной целью. Вермир наклонился, выставив вперёд ногу и зловеще улыбнулся.

— Я пришёл убить вас.

Он рванул вперёд, взмахивая мечом, благодаря плотности толпе, клинок прошёл через множество тел, в мгновение располовинив. Разбойники лишь бессильно прикрывались руками и отступали назад, давя товарищей, земля пила кровь, не в силах принять всё, обливаясь, как опьянённая женщина, части тел свалились в кучу, никто даже и не пытался атаковать, но немногим удалось убежать. Мольбы пощады ничего не давали, он остался к ним глух, истребляя любого разбойника, которого встретит. Ноющее желание последовать за Водником не ослепило разум Вермира, он методично выискивал разбойников, прикрывающихся трупами, наверняка отрубал головы.

— Я знал… знал, что у такого чокнутого папашки родится такой же ублюдок, — тихо, безнадёжно сказал разбойник с разбитой головой, использующий труп, как спинку стула, когда подошла его очередь.

— Что ты сказал? — ошарашено спросил Вермир, остановившись.

— Я сказал, кусок ты сраного дерьма, что ты сраное чудовище, а твой отец убл…

Резкий удар прервал речь и свернул набок нос, разбойник прижал трясущуюся руку к носу, ловя кровь и дико посмотрев в единственный, сверкающий, как злая звезда, глаз. Клинок скрылся, Вермир схватил за одежду и стал вбивать разбитый кулак в ненавистное лицо, используя рукоять, как кастет. Он не остановился, даже когда разбойник потерял сознание, даже когда нос вошёл в голову, даже когда черты лица скрылись в кровавой каше, а кулак и пальцы окончательно разбились.

Вермир сел, часто дыша и смотря на то, что сотворила ярость, что он сделал, поддавшись ярости, но не бичевал себя, не испытал никаких чувств, только пустоту, а в центре, под ней, таится бесконтрольный гнев, ему всё равно, будто так и должно быть. Встав, Вермир пошёл за Водником, измазанный со стоп до головы кровью, со странным предвкушающим желанием.

В бедно обставленном доме одиноко горит свеча у стены, освещая стол и стену, но противоположная сторона сокрыта тенью, словно паутиной огромного паука. Аккуратно ступая, Вермир выкрутил чувства до предела, ощущая малейшие колебания воздуха, звука и запахов, почти ничего, кроме очертаний, не видя. Дверь пришлось искать на ощупь, тихо прощупывая стены, дыша, как тень, и ступая на носочках. Вермир нашёл косяк, но предполагаемая дверь не поддалась толчку, словно выпуклая стена из брёвен. Чувствуя, что ошибки быть не может, он выпустил клинок и вырезал в двери проход. Пласт досок упал на Вермира вместе с подпираемой дверью дубиной, откинув в сторону, он пролез через проход на улицу, такую же тёмную, как и прежде, ведущую в двух направлениях. Медленно закипая, словно нагретый чайник, Вермир посмотрел в небо, но отвлёкся на шумный бег. Фигура пробежала в проулке, остановилась, смотря в улицу, но увидев, что там кто-то есть, побежала дальше. Вермир сорвался с места, махая руками, широкими шагами достиг поворота за несколько секунд и увидел старательно убегающую фигуру, она тоже это заметила и побежала быстрее, но с каждой секундой расстояние стало сокращаться, хоть для раны на боку это сказалось плохо. Когда дистанция сократилась до двух рук, Вермир понял, что это молодой парень, который постоянно, пугливо оглядывается, и выпустил клинок, ударив по колену, но парень влетел в узкую, чуть больше плеч Вермира, улочку, которая оказалось тупиком. Вермир пробежал пару метров, снижая скорость, и пошёл за ещё испуганной душой.

— Я не разбойник! — вскричал парень, прижавшись к стене и смотря на медленно надвигающуюся, словно неизбежность, фигуру. — Я не разбойник! Я никого не убивал и не трогал, не грабил и не насиловал, я ничего не сделал!

— Ты лжёшь, — спокойно, уверенно сказал Вермир, готовя меч для удара.

— Правда! — судорожно закричал парень свежим, мягким голосом. — Я не разбойник! Я простой человек, обычный, я-я-аа… я бежал от разбойников, в городе творится резня, разбойники ходят и всех режут без разбора. Остаётся только бежать. Пожалуйста, отпусти меня, я знаю, ты убиваешь только их, только плохих, я не такой, я…

— Где Рем? — холодно спросил Вермир, замахиваясь.

— Рем? Я не знаю ника…

— Где Рем?! — взревел Вермир и резанул мечом.

Парень сжался, ожидая смерти, но клинок прошёл над головой, прошив стену, словно воду. Вермир вдарил коленом над печенью, проломив рёбра, парень схватился за бок, свалившись.

— Я спросил, где Рем? — спокойно спросил Вермир, вглядываясь в тёмное лицо.

— Я… кпха… не знаю… я не разбо…

— Думаешь, я не смогу отличить разбойника от простого человека?! — закричал Вермир, схватив за голову парня и опустившись на корточки. — Я вижу, чувствую вас, как лиса мышей, в ваших тела обитает что-то чёрное, грязное, в каждом из вас. От этого не спрятаться и не сбежать. Если не скажешь, где Рем, то отрублю конечности и оставлю истекать кровью, чувствовать боль… или поломать их, чтобы ты остался непригодным и больше никому не смог навредить… или, лучше, порезать лицо? Я научился у истинных мастеров.

— Не надо, пожалуйста… — тихо, дрожа и смотря и так расширенными зрачками, произнёс парень. — Я… я… в последний раз видел Рема на Старой улице, мы шли к заброшенной лесопилке, но н-нас напали, а я убежал… но я, правда, никого не убивал… я только совсем недавно вступил… совсем… не убивайте… пожалуйста.

Вермир встал, повернулся спиной, тяжко вздохнул.

— Зачем ты вступил?

— Есть нечего было… а ребята сказали, что ничего делать не придётся, только говорить, и никто не тронет.

— Знаешь, о чём я сейчас думаю?

— Н-н-нет…

— О том, что надо сломать руку, — спокойно, но зловещие нотки проникли в голос, сказал Вермир, — о природе, о тебе… о себе.

Парень сглотнул, сжал челюсти от ломающей боли в боку.

— В-вы ведь добрый человек, я это вижу, подобно вам, просто вы запутались.

— Что ты сказал? — ошарашено спросил Вермир, оглянувшись, хоть ничего, кроме оттенка чёрного, не увидел.

— Э-это правда, — собрав поломанный дух по кусочкам, ответил парень. — Драконоборец не может быть злым, плохим, просто… этот город заставляет склониться каждого, заставляет делать плохие вещи… против него нет силы, это болото засасывает любого, остаётся только выгнать всех и сжечь, снести этот проклятый город, иначе не будет конца, ведь мы и есть это проклятие.

В груди Вермира что-то бесшумно и безболезненно лопнуло, разливая тепло, пустота наполнилась до краёв, кровожадность утонула, растворилась.

«Ошибся? Неужели не увидел? Я вообще что-нибудь вижу?», — с просыпающейся паникой подумал Вермир. — «Ничего… только темноту….».

В глаз ударил ослепительный свет, Вермир прикрылся рукой, будто вот-вот ослепнет или сдует. Пуская большие языки, показалось белое пламя. Сверкающее, необъятное, пленявшее могуществом и красотой. Прямо как многие годы назад, когда Вермир был совсем мал, в город приехал драконоборец и ужаснулся и подчинился могуществу, заключённому в маленьком, растущем теле.

«Наставник…», — подумал Вермир, ощущая, как сползающая слеза нервирует кожу, но стойко перенося незаметную слабость. — «Вы тоже чувствовали это? Неужели я…».

Вермир посмотрел на грудь, но ничего, кроме темноты, не увидел.

«Моё пламя… исчезло…», — судорожно, словно произошло что-то неестественное, невообразимое, невозможное, подумал Вермир и врезался спиной в стену.

— Ч-что такое? — спросил парень.

— Ты… я не знаю тебя и не вижу, но… если отпущу, что будешь делать?

«Он же в моей власти», — промелькнула мысль в голове Вермира. — «Он всё ещё в моей власти. Я могу отобрать это пламя. Я могу забрать его силой. Отбери, отбери пламя и зажги своё…».

Вермир вскочил, нависнув над парнем, сохраняя власть, сохраняя позицию силы.

— Уехал бы, — ответил парень, окончательно успокоившись. — Теперь меня здесь ничего не держит… только не уверен, что получится, хоть и оцепление города стало слабее, но я не уверен… И почему всё так вышло? Я ведь никому не хотел навредить, только… не пропасть самому. Сейчас, да и тогда, я осознавал, что помогаю делать плохие вещи, ужасные вещи… и это знание не даёт спокойно спать.

Все чёрные, просмолённые гадкой ухмылкой мысли вытекли, словно гной. Вермир, не в силах совладать с собой, заворожено смотрел на пламя, окутывающее, словно плед, дарящее успокоение, тепло не даёт упасть в пропасть.

«Это невозможно… Оно подчиняет, заставляет склониться, заряжает светом. Этому невозможно противостоять», — подумал Вермир, шагнув назад.

— А что вы будете делать? — спросил парень, подняв взгляд.

— Я… я… — запинаясь, ответил Вермир и ещё раз шагнул, осознавая, что совсем не думал о будущем, не размышлял о том, что будет дальше после того, как всё закончится. Вихрь гнева взвился, огрызнувшись на безграничную, спокойную и тёплую силу, словно загнанный, прижатый к стене зверь, испытавший страх и колебание. — Это неважно. Просто… беги отсюда.

Вермир развернулся и пошёл прочь, по мере отдаления от влияния пламени, грудь пустела, наполняясь гневом на себя за слабость, за трусость, за страх. Когда он шёл по улице, по которой недавно бежал, то отчётливо понимал, что парень солгал, он разбойник и убивал, упиваясь кровью, мучил простой народ. Желание вернуться пока не поздно, исправить досадную оплошность, решив одним взмахом, увеличилось до размеров многоэтажного дома, хватило бы капли, чтобы развернуться и побежать в переулок, но Вермир понимал, что не сможет, просто не сможет наставить меч, клинок не вылезет.

Красочные образы расправы впились в голову, словно это столь желанное, что можно только мечтать. Вермир увлёкся, смотря в свою голову, медленно шёл, но когда разговоры, захлёбывания и удары послышались совсем близко, то ноги остановились.

— Думал, тебя так просто отпустят? — прозвучал глубокий, но не грубый бас. — О, нет-нет, за твои поступки ответишь сполна, не переживай.

— Будто ты этого не делал, — прозвучал высокий, мерзкий, побитый голос, — мы с тобой одинаковы.

— Не примеряй меня с собой, червяк. Я никогда никого не оскорбляю, но ты этого заслуживаешь.

Вермир прошёл улицу до конца и завернул за угол, в темноте высокая фигура придавила ногой низкую, похожую на жука без брони, и так же верещавшую, к земле. Вермир пошёл вперёд, сердце забухало, в кровь выбросился сладковатый страх.

— Ошибаешься, — подавленно, но с силой сказала лежащая на земле фигура, — если убьёшь меня, то ничего не решится, ведь останется двое… хе-хе.

— Двое? — спросила высокая фигура и повернула голову к приближающемуся Вермиру. — Он? Неужели это правда?

Придавленная к земле фигура мерзко рассмеялась, но закончила мокрым, с кровью, кашлем.

— Что, неужели не узнал родственную душу?

— Водник? — спросил Вермир, остановившись в двух метрах от высокой, полной власти, силы и уверенности фигуры.

— Тебе повезло, — сказала высокая фигура, напряжённо смотря на Вермира.

— Я тебя найду, и в следующий раз удача плюнет тебе в морду, — сказала фигура жука и мерзко засмеялась, пока нога мощным ударом не раздавила голову, словно тыкву.

— Это Рем? — спросил Вермир. — Куда ты идёшь? Я не договорил.

— Хочешь узнать? — спросил Водник, двигаясь в темноту, растворяясь в ней. — А я хочу узнать тебя поближе, но, к сожалению, совсем нет времени. Следующая цель — Лирих. Если хочешь, присоединяйся, посмотрим, кто окажется быстрее.

— Стой! — закричал Вермир и побежал за Водником.

В то немногое время, когда Вермир видел Водника, эта высокая, худая, вселяющая страх и ужас фигура никогда не бегала, всегда ходила медленно, уверенно, словно император, под властью которого немыслимое число жизней, она никогда не опускалась до того, чтобы разрушить образ всесильного, но сейчас Вермир видел, как эти длинные ноги и руки махают со скоростью мыши, отдаляясь во тьму. Сколько бы скорости и ускорения Вермир не приложил, но догнать его не смог. Оказавшись на распутье, без каких-нибудь признаков Водника, Вермир со злостью остановился, нервно поглядывая на разные дороги и понимая, что придётся начинать поиски заново. Без особой надежды, и, не выбирая улицу, он пошёл вперёд, мечтая о том, чтобы встретить хоть кого-нибудь. Мечта осуществилась через несколько секунд, Вермир увидел на залитой кровью дороге раскинутые тела, некоторые из которых шумно дышали, храпели и хрипели. Пришлось поднять одно из таких тел, Вермир коснулся размокшей от крови тряпки и рывком подтянул.

— А! А! Что! — закричало тело, а увидев Вермира, хоть и не видя лица в темноте, завопило, останавливаясь лишь на то, чтобы втянуть воздух.

Вермир отвесил пару пощёчин, пока разбойник не замолчал.

— Где Лирих?! Отвечай!

— Я не знаю! Я не знаю! Честно!

— Что здесь произошло?

— Мы наткнулись на людей Гихила… они хотели убить нашего босса, мы попытались помешать, они покрошили нас…

— Ты работаешь на Лириха? Где он был в последний раз?!

— На Каменной улице, он шёл к центру, хотел попасть в резиденцию, мы разделились на несколько отрядов, так что я не знаю… Каменная в той стороне, — показал разбойник трясущимся пальцев в ту сторону, откуда пришёл Вермир. — Не убивай… я рассказал всё что знаю… прошу…

Вермир отпустил раскисшую рубаху, тело глухо упало, и выпрямился, смотря в сторону развилки и думая, что выбрал неправильный путь, что Водник уже на месте. Он шагнул вперёд, но в груди загудело, завибрировало, будто чем-то недовольно, Вермир вспомнил о цели, клинок выпрыгнул со звоном, разбойник округлил испуганные глаза и пополз, но врезался в труп и забуксовал. Всё закончилось одним взмахом, разбойник даже не почувствовал боли, голова медленно скатилась по телу и врезалась в ногу трупа. Вермир торопился, сгорал от желания продолжить погоню, но не позволил мимолётной слабости подкосить истинную цель. Он срубил головы всем телам, подающим признаки жизни и нет.

По рыку, отскакивающему от стен, по воинственным крикам и боли, по шуму, издающему множеством людей, Вермир определил, что приближается к Каменной улице. На широкой, мощёной дороге раскинулось сражение разбойников, это не походит на войну, когда две армии вгрызаются друг в друга, это похоже на беспорядочную резню, когда свои не могут отличить друзей от врагов, когда из оружия только кинжалы и ножи, когда нет брони и каждое попадание пускает кровь, когда не видно ничего, кроме силуэта врага и беспробудной темноты.

Вермир встал, поражённый масштабом, количеством жизней, которые готовы грызть врага даже так, в открытую, нежели по старинке потрошить в тёмных углах, он криво ухмыльнулся, радуясь, что не придётся лазать и выискивать разбойников. Он рванул вперёд, рассекая первый ряд на части в мгновенье. И без того заваленная трупами и ранеными улица пополнилась частями тел, кровь лилась, словно река, но камень наотрез отказался это пить. Захлёбывающиеся крики и падение сразу по половине десятка заметили так же быстро, как и перестали драться, просто недоумённо наблюдая, как людей разрезает под этой косой смерти. Паника в захваченных ужасам сердцах разбойников обосновалась, как паук в паутине, заставляя марионеток бежать, ломиться сломя голову по трупам и крови в темноту.

Вермир не остановился, пока не остался один посреди разрубленных, окровавленных тел, в тишине и темноте, вымытый в липкой, дурно, но не отталкивающе пахнущей жидкости, с клинка сползает кровь, не в силах зацепиться, оставляя металл чистым. Наслажденье пронеслось по венам, оставляя приятное жжение в груди, но приятно чувство закончилось слишком быстро, оставив надоедливое гудение. Вермир очистил лицо от крови, провёл по мокрым, загустевшим волосам и пошёл вперёд, с досадой осознавая, что никого не оставил, дабы расспросить о Воднике. Идя по трупам заляпанными, отсыревшими ботинками, проникшей внутрь кровью, и тихонько хлюпая, он наткнулся в конце улице в переулке на Гихила с дюжиной людей.

— Босс, — шепнули Гихилу, — это он. Я вам рассказывал…

— Вермир, — спокойно, но с проникающим внутрь страхом сказал Гихил, смотря, как с силуэта что-то капает. — Что ты здесь делаешь? Мне казалось, что ты не принимаешь участия в наших разборках.

«Он один из них, такой же, как они…», — подумал Вермир, медленно двинувшись вперёд.

— Что-то не так? — спросил Гихил, чувствуя, как сердце забилось быстрее.

— Босс, нам лучше уйти…

— Заткнись! — взревел Гихил, отпихнув разбойника. — Я сам разберусь, когда и куда нам идти!

Вермир остановился в двух метрах, сжал рукоять.

— Так что ты хочешь, Вермир? Убить всех нас? Залить улицы кровью? Говорят, у тебя неплохо получается, но мы тебе не враги. Если хочешь крови, то тебе стоит идти к тем, кто хотел и хочет тебя убить, — громко и чётко произнёс Гихил, но ощущая, как больно стучит сердце. — Мы не такие, как они, мы лишь защищаемся, не даём им поглотить нас. Нелд это понимал, он был с нами, одним из нас.

— Твои люди умрут, — резко, словно хлестанули плёткой, сказал Вермир, — Готов ли погибнуть с ними?

— Босс…

Гихилу потребовалось много воли, чтобы сдержаться и не сглотнуть, рот высох в мгновенье.

— Да…

Вермир рванул вперёд, рассекая надвое первого попавшегося разбойника, но остальные не стали убегать, вытащили ножи, обступая врага в большой круг, Гихил поставил руки перед собой, а колени подогнул.

— Тебе лучше остановиться, — сказал он, боковым зрением глядя на чудовищный труп.

Вермир кинулся вперёд, взмахивая мечом, Гихил отскочил и подкинул руки в последний момент, клинок прошёл подмышкой, разрезая натянутую рубашку, разбойник сзади бросился, занося нож. Гихил схватил запястье с мечом и дёрнул вперёд, ногой вдарив разогнавшегося разбойника. Вермир полетел на мощёную улицу, выпустил меч и схватил руку Гихила, потянув за собой, меч со звоном упал на камень, клинок вернулся в убежище.

— Что за дерьмо, босс?! — закричал упавший от удара разбойник.

Остальные смотрели, как их босс и драконоборец лежат на камне, пытаясь разбить друг другу лицо. Вермир выпутал руку и зарядил в нос, но тут же оказался опять схвачен за запястья, с вытекающей из носа кровью Гихил попытался взобраться на оппонента, но удар локтя в скулу вернул его на землю и замедлил, Вермир освободил руку и потянулся к мечу, но от удара в раненный бок непроизвольно сжался, чувствуя, как открылась рана. Гихил, видя, что удар подействовал, ударил туда же во второй раз, схватив за штаны, но теперь вместо сковывающей боли в Вермире проснулся импульс гнева, мощным ударом ноги он откинул Гихила, хоть удар и оказался заблокированным руками, но частично оглушил и дезориентировал.

— И чё нам делать?

— Надо пришить, пока можем.

— Стойте, идиоты! Это одна из тех вещей, что босс обожает.

— Да? Тогда ладно.

Вермир ударил ещё пару раз ногой, хоть не с такой силой, но со скоростью и полностью высвободился, прополз до рукояти и поднялся, клинок медленно вылез, а на боку разошлось мокрое пятно, слепив рубаху с телом. Гихил поднялся, утирая разбитый нос.

— Успокойся! Мы тебе не враги! — закричал он. — А пока здесь балуемся, Водник делает грязные дела.

— Всё закончится быстро, — спокойно и холодно сказал Вермир, тихо отдышавшись.

— Кажется, мы проморгали шанс, — пропустив в голос страх, сказал разбойник, держа нож.

— Ты сам напросился, — отчаянно сказал Гихил, выставляя левую ногу вперёд и опираясь носком, но перенеся вес тела на правую.

— Босс, — крикнул стоящий за Вермиром разбойник, — уже можно продырявить этого петуха?

Клинок рассёк воздух, создавая чистый звук, и прошёл сквозь шею, голова медленно наклонилась, обнажая стремительно вылезающую кровь, и шлёпнулась о землю. Над переулком повисла тишина, разбойники медленно отошли от Вермира, оставив брешь в кольце, Гихил сосредоточился, следя за клинком и слушая удары сердца.

С улицы, куда стремился и Вермир и Гихил, выбежал человек, держа сломанную пополам руку и дико вопя, врезался в дырявый круг разбойников и упал.

— Ты чё… — грозно сказал пострадавший от тарана разбойник и повернулся, как и большинство.

— Т-т-таа-ам…

Вермир шагнул вперёд, пригибаясь и выбрасывая руку с мечом, планируя если не серединой, то кончиком клинка разрубить ногу, но Гихил рывком поднял её, хоть подошва и оказалась начисто отрезана, и отправил вторую ногу в полёт, развернувшись корпусом и пытаясь левой приземлиться, тыльная сторона стопы достигла щеки и отправила Вермира в строй разбойников, разбив его и повалив, а Гихил упал на бок, когда равновесие удержать не получилось. Вермир после яркой, но короткой вспышки, ещё не осознавая, что происходит, с туманным взором, быстро поднялся, словно посреди крепкого сна он проснулся от чего-то резкого и запаниковал. Разбойник со вторым, дряхлым подбородком схватил Вермира сзади за живот, придавив руки.

— Гаси его, босс!

Вермир размахнувшись, и сжав шею, макушкой черепа достал до носа разбойника, и взмахнул мечом под мышкой, срезая руку разбойника по плечо, тот свалился и безудержно закричал, смотря, как под давлением выливается кровь из огромной раны.

— Ах ты урод! — зарычал рядом стоящий мужик с горбатым носом и шагнул вперёд ударяя ножом.

Вермир уклонился и разрубил грудину, обнажая грудную клетку, часть сердца, лёгких и позвоночника, остальная часть шлёпнулась о каменную дорогу. Гихил поднялся, смотря, как рухнувший труп заливает и так политую улицу. Разбойники отошли подальше от Вермира, держа ножи, а он ещё не пришёл в себя, голова не соображала, мысли словно выбило, желудок так и рвался выкинуть порцию сока наружу, а перед глазами всё плавало.

— Босс?

— Они! — завопил мужик со сломанной рукой, вскакивая, и понёсся через строй.

Гихил посмотрел в темноту, откуда прибежал этот вопящий человек, но ничего не увидел, а спустя секунду почувствовал, как затряслась земля, топот многоликой толпы достиг цели, пробежав по стенам домов насквозь, через десяток секунд показалась туча разбойников, заполнившая небольшую улицу. Оцепление вокруг Вермира дрогнуло и перебежало к Гихилу, встав за его спиной стеной.

— Босс, что будем делать?

— Смотрим.

Вермир стоит во тьме, словно колонна, не обратил внимание на приближающуюся угрозу, но внутри держался, чтобы просто не упасть, чувствуя отвратительную слабость в теле и мутность в животе, будто выпил стакан подсолнечного масла. Из несущейся толпы вырвались двое разбойников. Острое чувство прожгло спину, ворвалось в затуманенный рассудок, разнося адреналин по крови. Вермир резко развернулся, ударяя мечом, голова разбойника слетела, а тело упало, пропахав дорогу. Второй разбойник хотел свернуть в последний момент, но не успел, оказался разрублен по пояс, разлетелся по кускам, нелепо держа нож. Толпу ничуть не испугала кровавая расправа, она скалилась, рычала, пуская слюни и неслась навстречу дичи. Даже когда первые ряды развалились на куски под клинком, толпа не отступила, жажда крови захватила разум, словно паразит, вела подчинённых на бойню. Куски тел с рекой крови завалили улицу, Вермир только успевал махать мечом, отрубая руки с кинжалами и разрубая разбойников пополам, прорезая путь через тучу, сотканную из нескольких десятков тел. Лишь те, кто оказались вне досягаемости клинка, остались живы, падая на землю заляпанные кровью товарищей и уползая подальше, трясясь от страха, лишённые ярости толпы.

— Б-босс…

— Значит, это правда… — поражённо сказал Гихил, смотря на кучу окровавленных тел, оставленных Вермиром, чувствуя, как к ногам стекают ручьи крови. — Он расчленяет людей толпами…

— Надо было его завалить, пока шанс был! — зло сказал разбойник с выпирающей вперёд челюстью. — Зря вы мне помешали, босс. Да и всем нам, мы могли бы навалиться вместе и убить его, пока были в преимуществе, а они прут, как бараны! Из этого ничего не выйдет, они все подохнут. Зря вы решили играть честно, босс.

— Он ещё пригодится, — со сталью в голове ответил Гихил, переведя тяжёлый взгляд на недовольного подчинённого, тот сразу почувствовал взгляд, утих, уменьшился. — Нельзя его убивать, он привлекает слишком много внимания, это нам послужит хорошим делом, пока все будут смотреть на него, мы сделаем всё по-тихому. К тому же, мы бы не разобрались с этой оравой Лириха, а он смог. Да и потом…

— Он завалил двоих… — мрачно сказал другой, с огромной бородавкой под носом, разбойник, — троих! Родерик вон, до сих пор стонет и плачет. Пришить его надо было, ублюдка такого…

— Он уже принёс больше пользы, чем они! — громко и грозно сказал Гихил, осматривая подавленную группку людей. — Соберитесь! Скоро всё будет кончено! Осталось только пройти по открытому для нас пути и взять то, что нам причитается!

— Босс, — тихо спросил молодой разбойник, с кривым, глубоким шрамом на щеке, — за ним?

— К Воднику, — ответил Гихил и пошёл вперёд, пытаясь выбрать свободное место, но стопа каждый раз попадала на часть человеческого тела, облитого кровью.

Только когда последние, напирающие, словно буйволы, ряды оказались последними, то общая ярость и радость сражения пропали, оставив каждого в одиночестве, один на один с безжалостным, светлым клинком. И эту дуэль они проиграли один за другим. Вермир не обращал внимание на испуганные возгласы и просьбы о пощаде, лишь рубил, даже не считая жизни. Яростные крики толпы и топот, сотрясающий землю, превратились в тишину, рассекаемую тихими шагами.

Вермир ещё не оправился, но уже шёл вперёд, хоть не совсем понимая зачем. Мысли начали появляться, но не поодиночке выходя на свет и пропадая, а ломаясь всей толпой, превращая сознание в кашу с салом. В животе засвербело, перекручивая сок, щёки непроизвольно надулись, в челюсть ударила кислота, расщепляясь на маленькие, колющие тычки. Вермир встал на колени, положил меч сбоку, сквозь пищевод поднялся фонтан коричневой жидкость, будоража рецептора на языке, и попёр изо рта, падая на мощёную улицу. Вермир выгнулся, сдавленно выдавив мерзкий звук, понимая, как сильно гудит и кружится голова, но с этим вспоминая истинную цель, за которой он пришёл на эти чёрные, пустые улицы. Гнев пробудился, но совладать со слабостью тела оказалось не так просто. Вермира ещё раз вырвало, но теперь лишь жалкими остатками, забившимися в слюну. Пришёл запах смерти, словно злостный, гадкий, подлый враг, который только и ждал сиюминутной слабости, момента, дабы нанести удар. Вермир выдержать удар не смог, его вырвало и рвало дальше без остановки, пока не перестали выходить даже слюни, а тело содрогалось от рвотного рефлекса. Каждая смерть разбойника прошла через разум, заставляя вспомнить разрубленная тела, заваленную трупами улицу, заставляя вспомнить скольких он убил, и Вермир вспомнил, с самого начала как начал убивать, вспомнил, как устраивал резню за резнёй, отрубал руки и половинил живые тела, понял, как много разбойников убил, утёр рот, взяв меч, и встал, понимая как много их ещё осталось.

Из-за густых, чёрных туч показалась луна, освещая заваленную трупами улицу, освещая покрытого кровью Вермира и идущего к нему среднего роста человека с крепким телосложением, держащим руки в карманах, и лицом злого бульдога.

— Ты… — тихо прорычал он, остановившись и вглядываясь в Вермира и трупы за его спиной. — Засра-ааааанец, что ты здесь забыл? Разве ты не в нейтралитете?!

— Лирих? Сколько у тебя осталось людей?

— Ты ещё смеешь издеваться?! Нихера у меня не осталось! Всё что было, осталось там, за твоей спиной! Благодаря тебе…

— Я вас убью, — холодно сказал Вермир, двинувшись к Лириху, — но знайте, ваш сын желает вам смерти.

— Да ты реально двинулся… Хочешь и моей крови, упырь?! Попробуй, возьми!

Лирих вытащил руки из штанов, показывая здоровенные, стальные кастеты с ямками и выступами, словно шипы. Вермира это не напугало, он как шёл с дубовым лица, так и продолжил. Когда дистанция сократилась до пары метров, Вермир отвёл руку с мечом вбок, готовясь к атаке, Лирих шагнул вперёд, но резкий росчерк клинка, распоровший воздух и создавший чистую волну звука, заставил поспешно уклониться в бок, но кусок кастета на правом кулаке со звоном упал на каменную дорогу. Левый кастет уже летел в и так пораненный бок, Вермир, ощущая гудящее жжение в боку, отскочил и вместо конца драки поранил лишь предплечье, разодрал почти на всю длину, от локтя до запястья, словно от огромных, толстых когтей. Лирих отпрыгнул, держа кулаки перед собой, а чёрными, убивающими глазами следя за движениями врага. Стремительно утекающая из руки сила заставила Вермира вспомнить, что это предплечье сначала изрезали в таверне, потом прокусил огромный волк, а теперь прорвана стальными шипами. Он вспомнил, как сильно устал, сейчас, в разгаре боя, весь холодный гнев ушёл на второй план, оставив боль и жалость к телу, израненному, ослабевшему. Цель, горевшая и зовущая, словно затмевающее горизонт пылающее солнце, ушла, оставив мир в темноте и холоде. Сомнения закружились, словно вороны над падалью, принуждая подумать над кровожадной идеей.

Лирих, увидев, что Вермир только отступает, кружит, как на балу, слабеет с каждой секундой, усмехнулся и пошёл вперёд, атакуя, пытаясь попасть по корпусу, но куда бы он ни хотел ударить, везде маячил клинок.

«Что я делаю…», — подумал Вермир, отступая и вяло отмахиваясь мечом. — «Если так продолжится, я умру… Ну и пусть, может, будет лучше, может, я действительно не прав и всё, что делаю — великая дурость. Надо было умереть ещё тогда, всё было бы лучше, Нелд был бы жив, и Дора, скорее всего. Умри я сейчас, то никому не будет до этого дела… Будет ли? Дракон… доктор… Ифи? Точно не Ифи, вряд ли доктор. Дракон, будешь ли оплакивать меня? Когда я не вернусь, ты поймёшь что со мной случилось… будешь ли ты в печали? Хочется в это верить, ты многое мне дал, а я… дал ли тебе что-то? Моя смерть… ты будешь знать, что я погиб в грязной яме, одержимый истреблением грязи…».

Кастет влетел в и так ослабевшую кисть, прорывая плоть, меч полетел на землю, Вермир шагнул назад, вяло пошатываясь, смотря безжизненным глазом на Лириха.

— Что такое, драконоборец?! Толпу разрубить тебе легче простого, а один на один не можешь?! Где твоя сила?! Неужели обосрался, увидев достойного соперника?! Вставай и сразись! Бери меч.

Вермир упал на колени и повесил голову, чувствуя, как по жилам перестала течь сила.

— Я… не могу…

— Сопляк! — взревел Лирих и ударил кастетом по изрытому шрамами лицу.

Вермир свалился на холодный камень, из четырёх огромных резаных, как от когтей, ран, расположившихся на всей правой щеке, обильно потекла кровь. Безэмоционально смотря на кучи трупов, чувствуя, но не реагируя на боль, он подумал, что сейчас придёт конец, придёт освобождение от проклятия.

«Ну что ты делаешь…», — прозвучал в голове Вермира собственный голос, он не хотел этих мыслей, противился им, но в глубине, там, под остывшими углями, желал этого. В золе появилась искра. — «Ты же можешь, стоит захотеть, и победишь, выберешься наружу, цапая грязь, с обломанными, чёрными ногтями, но вылезешь. В конце концов, они убили Нелда, из-за них погибла Дора, из-за них я стал таким… они сделали меня таким… потушили моё пламя…».

— Нет, постой, — судорожно сказал Вермир, поднимаясь и оглядываясь ожившим глазом.

Лирих с силой ударил ногой в живот, Вермир от удара свалился, так и не поднявшись на ноги, сжался, прижимая руки к животу.

— Куда? Куда?! Лежи и щупай свою беспомощность… Кто бы знал, что такой ужасный и могучий драконоборец окажется таким слабаком, да ещё и мальчишкой, — с презрением сказал Лирих, перевернув ногой Вермира на спину.

Сапог придавил грудь, как наковальня, Вермир схватился за него, пытаясь сдвинуть и ослабить давление, но вес тела одними руками не стащить.

— С-сто… кх-ххххх… я ещё… не…

— Что ты бормочешь? — сказал Лирих, пригибаясь и занося кулак. — Впрочем, неважно.

Вермир ударил под согнутое колено со всей силы, что оказалась доступна в таком положении, Лирих не упал, лишь покачнулся, инстинктивно перенеся вес на левую ногу, мышцы на правой ноге расслабились, Вермир схватился за стопу и вывернул её. Лирих закричал и потерял равновесие, упал на спину, непроизвольно дёргая ногой. Вермир поднялся, взял меч и подошёл к Лириху. Потерянная, забытая, заваленная углями искра разгорелась, превратившись в пламя, не белое, а в пламя ненависти. Грудь горела, лёгкие драло, будто после недавнего спринта в несколько километров, ненависть рвалась наружу, раздувая грудную клетку. Вермир, не в силах сдерживать этот напор, закричал, выпуская яростного духа, но образовавшаяся пустота начала стремительно заполняться новым огнём.

— Так значит, это правда, — сказал Лирих, едва сдерживая в голосе боль, — ты такой же, как и Водник, такая же мразь. Надеюсь, кто-нибудь шкуру вам спустит. Ну?! Чего ты встал?! Ты победил, оставь мне хоть каплю достоинства и прикончи!

— Я убью тебя, а потом Водника и всех разбойников, — сказал Вермир, пытаясь дышать ровно и глубоко, сдерживать напирающий гнев, — но прежде чем начну, что ты такого сделал, что твоей смерти желает сын?

— Этого не может быть… Этого не может быть! Это ложь! Мой сын никогда бы такого не сделал! Он меня любит… он меня уважает… он меня…

Вермир кивнул и воткнул меч в живот до рукояти, Лирих схватился за рукоять, глядя расширенными глазами в пустоту, изо рта полилась кровь. Вермир пошёл вперёд, ведя клинок двумя пальцами, скрежет разрезаемого камня наполнил улицу, клинок остановился, когда голова оказалась разрезана надвое, а под телом показалась тонкая, но длинная дыра, стремительно затопляемая кровью. Вермир вытащил меч, взяв как платочек, и пошёл вперёд, к трупам, чувствуя, как сила распирает тело, льётся по венам, несмотря на порванные мышцы на руке и вытекающую кровь. Каждое движение, наполненное энергией, отдавалось на всю улицу, предвещая скорый конец.

Голова Вермира забилась мыслями о Воднике, хотелось поскорее найти и выпустить эту горячую волну ярости, показать мощь, заставить бояться. Он хотел поковыряться в трупах, дабы отыскать хоть каким-нибудь чудом выжившего, разговорить, но поиски не приносили успеха, только части тел, кровь, смерть. Пройдя половину пути, он остановился, увидев переулок. Ожесточённо рубясь в толпе, он не заметил этот и так сокрытый темнотой переулок, но сейчас что-то царапнуло внутри, задрожало. Вермир всем телом почувствовал, что Водник там, и в подтверждение этой догадки раздался крик боли. Ни секунды не теряя, он побежал туда, ощущая сладковатый страх, предвкушая долгожданную встречу.

Лунного света переулку не хватало, но Вермир издалека заметил разбросанные тела с разбитыми лицами, переломанными руками, ногами, позвоночниками. И все они без сознания.

«… или мертвые», — подумал Вермир, переходя на шаг и внимательно осматривая небольшой переулок.

На свету, у стены, сидит мужчина с раскинутыми, бессильными руками, с заляпанной кровью рубашкой и жилеткой, с разбитым, распухшим до лилового бугра, лицом, залитой кровью глазом и спутавшимися из-за липкой, красной жидкости волосами. Вермир не обратил должного внимания и прошёл мимо, пытаясь вглядеться вперёд, в темноту, играющую с лунным светом.

— Вермир… стой… — еле выговорил мужчина.

Вермир остановился, этот, хоть и слабый, вялый голос показался знакомым. Он развернулся и пошёл обратно, пытаясь внимательнее вглядеться в лицо. Распухшее лицо тщательно спрятало черты, но узнать знакомое лицо оказалось под силу, одежда и длинная чёлка тоже навели на нужный образ.

— Это я, — еле шевеля языком, выговорил мужчина, — Гихил.

— Водник постарался?

Гихил медленно поднял взор, ухмыльнулся разбитыми, вспухшими губами.

— Вижу, тебе тоже досталось… прелестная щека. Лирих — опасный пёс.

— Отвечай.

— Не стоит к нему идти… не сейчас, не ночью… он прячется в тени и выносит с удара… не меня, конечно, но…

— Ясно, — сказал Вермир, разворачиваясь.

— В ловушку ведь идёшь. Он знает, ждёт тебя.

— А я ждал нашей встречи и рад, что теперь он не убежит, — сказал Вермир, уходя. — И ещё, я не убиваю тебя, потому что ты мне помог, но если узнаю, что ты как-то связан со всем этим, то вернусь.

— Думаешь, я такой же, как они?! — из последних сил закричал Гихил и глубоко, рывками задышал.

Вермир остановился, постоял пару секунд и поспешно вернулся.

— Да, — сказал он, подойдя, — я именно так считаю. Но! Я не лишён чувства долга и плачу услугой за услугу.

— Не убивая? — спросил Гихил и растянул растрескавшиеся губы.

— Точно.

— Я уже говорил, что только пытаюсь спасти свой маленький мирок от этих клыкастых пастей? Я помог тебе не просто так, и не сдавал тебя не просто так. Знаешь, я ведь чувствую свою вину… с тем, что с тобой случилось, кем ты стал и что сейчас делаешь… в этом я… есть моя вина…

— Мне это не интересно, — сказал Вермир, развернувшись и направляясь к Воднику, — просто знай, что больше я тебе ничего не должен.

— …никто не знал, что бывает с драконоборцами, вечно красивыми, энергичными и сильными, никто не знал, кем они становятся, если кое-куда нажать… — тихо, почти под нос, продолжил Гихил.

Крик, на который пришёл Вермир, повторился, но теперь совсем близко. Предвкушение схватило за руку волнение и понеслось в пляс, Вермир замедлил шаг, обостряя чувства, выкручивая до предела, сосредотачиваясь. Крик повторился снова, но теперь из другого горла и не такой резкий, не такой обрывистый, по мере приближение к крику, сладковатый страх всё больше и больше захватывал грудь, гнев остыл, поменяв цвет пламени с красного на синий.

Осторожно выйдя из-за угла, Вермир увидел круглый переулок с разбросанными телами, с несколькими прикреплёнными улицами и улочками, лишь частично освещённый луной, в центре Водник, разделённый светом и тенями, держащий в руках стонущую голову. Он выдавил глаза, стоны резко поменялись на безумный крик, но лишь ненадолго, крик прервал смертельный удар колена, проломивший нос. Водник откинул безвольное тело и повернулся к Вермиру.

— А вот и ты, — сказал Водник, обнажая острые, акульи зубы, — я уже и не надеялся, что ты придёшь.

— Зря, — твёрдо сказал Вермир, чувствуя, как глухо забилось сердце, а страх потерял сладость.

— Прекрасно… это так радует… но-ооооо, ты хочешь поговорить, ведь так?

— Я хочу тебя убить.

— А ты никогда не задавал вопрос: почему? Почему ты хочешь меня убить? Я сделал тебе что-то плохое?

— Ведь это ты… из-за тебя я в этой яме, ты направлял их, как возница, правил ими, как конями…

— Ну, с чего ты это взял? Возможно, ты что-то не понимаешь, дополняешь пробелы догадками, но это не значит, что ты прав. Вспомни, ведь с самого начала, я помогал тебе, объяснял при первой нашей встречи, а не просто поставил перед фактом, как непослушного ребёнка, отомстил за тебя, когда ты бы ни за что не решился, ну и наконец — не стал тебя убивать, этого жутко хотели, но я не стал и всё пошло не так, как должно было быть. Можешь не верить в мою доброту, но это так. Можешь смотреть на то, как я разбираюсь с врагами и думать, что я ужасен, но по такой логике ты тоже ужасен, такой же свихнувшийся зверь, как и я.

— Нет, это не так, — сказал Вермир, качнув головой, но под конец последний слог дрогнул, выдав волнение и сомнения.

— Мы родственные души! Нас считают последними ублюдками и не дадут спокойно находится в обществе. Слава о твоих деяниях давно вышла за пределы этого тухлого городка, теперь люди тебя считают извергом, потерявшим человечность, при виде тебя, люди будут поступать, как с диким разъярённым тигром, зашедшим в поселение за свежим мясом, а твоя внешность никогда и никого не обманет.

— Неееет…

— Пойдём со мной, я расскажу тебе всё, что знаю, вместе мы накажем тех, кто заставил тебя страдать. Они заплатят за свой гнусный поступок, преклонятся перед нами, и не только они, вместе мы наведём правосудие в этих местах, ведь мне тоже противны все эти долбаны, возомнившие себя выше остальных, считающие, что они должны получить всё, и не важно, что другие ничего не получат или получат крошки. Эти гниды должны кормить червей. Извини, что выражаюсь, но переизбыток чувств, понимаешь.

— Я… я…

— Пойми, — сказал Водник, качнув головой и выставив длинные руки, — такие как мы, должны держаться вместе, иначе задавят по одному. Прими предложение и давай уже поменяем мир. Я совсем не безмозглый садист, коим меня считают, у меня есть цели, мечты, амбиции, у тебя они тоже есть. И твои и мои пересекаются, как линии на руке.

Вермир посмотрел на меч, дарованный для защиты, чувствуя образовавшуюся пустоту, сомнения закружили, отщипывая куски от рассудка. Он вспомнил доктора, сидящего с книгой, говорящего о равенстве и справедливости.

— Так каков будет твой ответ? Всю ночь провести мы здесь не сможем.

— Я очень хочу, очень, ты даже не представляешь, насколько хочу, чтобы они, чтобы все заплатили за мою боль и страдания! — воскликнул Вермир, выпячивая грудь и становясь выше, пламя забурлило, заплясали языки ненависти. — Я хочу, чтобы они ощутили её, хочу увидеть их лица, глаза… и вырезать их…

— Дааааааа, — радостно сказал Водник, раскрывая длинные руки, как крылья, — именно это, это надо чувствовать, прощать их нельзя.

— …но не могу… — закончил Вермир, осунувшись, расцветшее пламя, словно цветок, опало, потухло. — Мне дали силу не для того, чтобы я равнял существ, а для того, чтобы защищал…

— Ты всех перерезал! Выпотрошил! Назад дороги нет, ты запутался в кривом, гнилом лесу, а тропинки нет, да и не было никогда.

— …но я не смог совладать с собой, не смог сохранить душу в чистоте, и отвечу за это, но прежде закончу начатое.

— Так даже будет веселее… — сказал Водник, растягивая улыбку до предела. — Надеюсь, ты окажешься достойным противником, а-то всех драконоборцев, которых я встречал, довольно легко одолеть.

Водник пошёл вперёд, но Вермир вытянул левую ладонь.

— Постой, — сказал он, поднимая взор, — я вспомнил, что кое-что обещал другу, его пытались запугать, присылали девичий ноготок.

— И что? — нетерпеливо спросил Водник.

— Это случилось, незадолго до того, как ты пришёл ко мне.

Водник рассмеялся, закинув голову.

— Умеешь связать концы порванной верёвки, молодец. Если окажешься сносным в бою, то так и быть, покажу мешок с обрубками. Сам рубил, это большая честь для девочки.

— Ты заплатишь… — с дрожью в голосе сказал Вермир и пошёл вперёд, воткнув кончик клинка в брусчатку.

— Обязательно, — радостно сказал Водник, идя навстречу, — сколько монет отсыпать?

Шум разрезаемого камня взвился над переулком, словно наблюдатель, яростное пламя окутало Вермира, готовое в любую секунду вырваться наружу, словно дикий зверь. Вечно хладнокровный Водник потерял величие, почтимую неприкосновенность, его глаза горели азартом, будто совсем скоро заберёт сокровища, которые так давно искал, но вместе с этим в его уверенных движениях появились сомнения, боязнь, страх. Вермир с рёвом бросился вперёд, размахивая мечом, Водник отступал, активно двигая ногами, как ходулями, и торсом, но смертельный клинок проходил в опасной близости, вырезая на камне полукруги, росчерки, черты. Вермир издал яростный рык и понёсся вперёд, забывая обо всём, чувствуя лишь всемогущий гнев, придающий целые цистерны силы. На секунду Водник замешкался, в радостном, насмешливом выражении акульева лица промелькнула паника, пятка запнулась о торчащую плитку, и он упал на спину, но тут же, крабом побежал спиной вперёд, перебирая длинными, худыми конечностями, словно ужасная тварь из паршивого сна. Вермир, предвещая скорую расправу, попытался додавить, воткнув клинок в живот, но продырявил только плитку и землю, взорвавшийся, переполнивший вены гнев выплеснулся наружу, как из качнувшийся чаши. Вермир яростно замахал мечом, уродуя, оставляя на брусчатке длинные, но тонкие раны. Видя, что Водника не догнать, он остановился, отрывисто дыша и смотря сверкающим глазом, испепеляя чистой ненавистью. Водник уполз в тень и поднялся на длинных руках, как кузнечик-переросток.

— И это всё? — презрительно, с гигантской каплей злости произнёс Водник. — Никакой техники, только махаешь мечом, как палкой. Ты ничтожен.

Вермир взревел и шагнул вперёд, ударяя мечом по дуге, но клинок разрезал только воздух, Водник отклонился торсом назад, почти падая, но из-за неестественно длинных рук остался стоять, даже в таком положении он выше низкорослых людей. Длинная, сухая нога с размаху влетела в голень, Вермир упал, видя только вспышку света и чувствуя затмевающую, вылезающую через уши боль, но даже так, не видя и не слыша, рефлексы, инстинкты подсказали, направили. Он наотмашь взмахнул мечом, короткий, задушенный в зачатке вскрик разнёсся по улице, ещё несколько секунд прыгая по стенам. Вермир вяло отполз, не видя перед собой почти ничего, но спустя секунды зрение вернулось, только ворчливо гудела голень. Водник со злобой посмотрел на Вермира, придерживая ладонью левую кисть, с которой капает кровь, а у ног лежит фаланга мизинца.

— Понравилось? — медленно, тихо, с чем-то клокочущим из груди спросил Водник. Вермир поднялся, перенеся вес тела на правую ногу. — Приятно лишать чего-то ценного, не правда ли? Особенно если это объект ненависти. Хочешь отнять больше? Тогда следуй за мной…

Водник растворился в тени, Вермир видел лишь силуэт, который казался везде, чего коснулась тень, скрипнула и хлопнула дверь двухэтажного дома. Заныл гнев, чувствуя, как жертва сбегает из сомкнутых ладоней, боясь, что не сможет вырваться наружу, оставшись в клетке.

— Хватит бегать! — закричал Вермир и пошёл к дому, прихрамывая.

Уже у порога, схватившись за ручку массивной двери, Вермир почувствовал страх, подсознание закричало, дёргаясь, как перед раскалённой кочергой, что не надо туда идти, но Вермир вошёл. Дверь закрылась сама, хлопнула из-за большого веса и преградила пусть и лунному, пусть и тусклому, но свету. Оставшись в кромешной темноте, сердце глухо, медленно забилось, каждый мускул напрягся, готовый выбросить необходимую долю энергии, страх вцепился в голову когтями, гнев яростно зарычал, скалясь в темноту, словно пёс увидевший стаю волков, но не в силах разорвать медвежью цепь лишь бессильно рвался, пускал угрожающие рыки, наблюдал, как хозяин идёт к волкам. Вермир прошёлся, пригнувшись, на цыпочках, но полы предательски заскрипели. Разыгралось воображение, представляя во тьме не только Водника и не людей, каждый предмет, деревянные балки, столы казались частью чего-то страшного, ужасающего, пускающего слюни на заглянувшую жертву. Страх подсказал, шепнул на ухо, Вермиру посмотреть наверх, на балке, свисая длинные руки и раскрыв рот полный зубов, на корточках сидит Водник, терпеливо наблюдая за добычей. Вермир остановился, в груди что-то лопнуло и разлилось, морозя кровь. Клинок срезал опорный деревянный столб и направился к Воднику, но силуэт пропал, а балка зашаталась, будто её толкнули. Вермир глядел во все стороны, чувствуя, что Водник везде, только и ждёт, чтобы нанести удар в незащищённое место. Разнёсся громкий смех, отскакивая от стен, как резиновый мячик, но все же пролез через щели, Вермир ударил, но клинок разрезал только стол, мощный удар ноги в таз отправил Вермира в стену, смех повторился, но теперь с ноткой презрения. Гнев зарычал, разгрызая цепь, заставляя тело вскочить и крушить всё, даже тьму. Лестница, печь, дощатая мебель, столбы и стены, клинок прошёл через всё, до чего коснулся, кружа, выписывая узоры, разрезая воздух. Слыша хруст, треск брёвен, слушая, как стонет дом от боли, Вермир, хромая, пошёл спиной вперёд к двери, вглядываясь во тьму, но не заметил удара, из-за которого вылетел из дома, выбив дверь. Вермир схватился за живот, закашлял, будто выплюнет желудок, вышел Водник, сильный, властный, непоколебимый и медленно, величаво пошёл вперёд, дом, издав предсмертный хрип, рухнул, подняв пыль и грохнув на всю округу.

Вермир смог только поднять меч, Водник схватил за предплечье, словно сухую веточку, и поднял, вынул из обмякшей руки меч и откинул в сторону, глядя в глаз.

— Драконоборцы… — уверенно и твёрдо сказал Водник, — они слабы, стоит отнять оружие и они ничего не стоят. Вся ваша сила заключена в этих клинках, но сами вы пустышки, слабые, никчёмные. Только кажитесь всесильными. Ты мог стать выше этого, я думал, что можешь.

Вермир, ощущая жгучую боль в животе, разламывающую в тазу и гудящей голени, потянулся к лицу Водника, но получил молотом по лицу и потерял чувства, взор поплыл, мысли смешались, как в блендере, а звук сузился до стучащих висков, но даже так дотянулся до лица акулы. Со вторым, резким, ударом Вермир отлетел на брусчатку, разложившись, как морская звезда. Не понимая, что происходит, смотря внутрь себя, но чувствуя, что так надо, что обязательно, во что бы то ни стало, надо подняться, поспешно, будто ничего и не случилось, встал.

— Прекрати, — надменно сказал Водник, — у тебя нет шансов в рукопашном бою. Остановись и умрёшь быстро, безболезненно.

Разламывающаяся голова успокоилась, раздвоенный Водник сошёлся в одного, а звук пришёл в относительную норму. Пёс яростно зарычал, грызя цепь, обламывая зубы.

— Я тебя не прощу, — медленно сказал Вермир, глубоко дыша.

Водник преодолел дистанцию за пару секунд, зло топая, и, схватив за шею, поднял Вермира.

— Кого ты не простишь?! Да плевать я хотел на твои чувства!

Огромная лапа, в которую влезла бы ещё одна шея, постепенно сжималась, Водник холодно, но с наслаждением глядел на удушенье, Вермир схватился обеими руками за запястье, надавил, но силы явно не хватало. Сквозь безумный рык пса пробился скулёж, он грыз металл, смотря, как силуэты волков окружили хозяина, как волк прыгнул, раскрыв клыкастую пасть, цепь поддалась, переломалась пополам, пёс помчался, отбрасывая землю. Вермир размахнувшись, ударил ногой, но кое-как, не передав и половины силы, в пах тыльной стороной стопы. Этого хватило, чтобы Водник раскрыл глаза, уходя вглубь себя, но хватка так и осталась стальной, Вермир со всего размаху ударил в тыльную сторону локтя, но захват ослаб лишь на незаметную часть, Вермир ударил ещё и ещё, пока рука не сложилась пополам, а он упал, но Водник успел схватить второй рукой за разорванное предплечье, Вермир подтянулся и ногой ударил в грудь, Водник пошатнулся, но не упал, Вермир обнял бёдрами худую, длинную руку, как бревно, залез на неё, схватил изо всех сил и потянул на себя, как тугой, проржавленный рычаг, Водник взревел от боли и ударил локтем в левую часть лба, рассекая кожу, и отправил Вермира пахать улицу, знакомая вспышка света закрыла взор, из головы всё выбило, но он, не понимая, что происходит, пополз, чувствовал, что куда-то спешит, но непонятно куда. Водник придержал за локоть проснувшейся кистью переломанную руку, торчащая кость предплечья подозрительно мало выпустила крови. Боль в паху пропала, лишь отдалённо напоминая о себе, будто жужжащая муха. Водник попытался прикрепить поломанную кость, но только коснулся предплечья, как боль прошла сквозь всё тело. Яростный крик разнёсся по переулку, Вермир встал, видя туман, но из-за настойчивого рефлекса поднял руки, от мощного удара ноги отлетел и упал на спину, глотая выбитый воздух. По рукам будто проехала колесница, они пульсировали, как свежая рана. Водник замахнулся длинной ногой, набирая силу, и топнул, пытаясь раздавить стопу, но Вермир успел отдёрнуть ногу, попытался встать, но упал, смотря протрезвевшими глазами, и медленно встал, утирая сползающую кровь со лба. Водник встал боком, пряча сломанную, висящую, словно плеть, руку и пошёл вперёд. Вермир перенёс вес тела на здоровую ногу, внимательно следя за Водником, чувствуя, как в груди зарождается страх от энергичного, громкого топота, а от гнева осталось совсем немного.

Вермир уклонился от прямого удара, прошедшего около головы, и схватил за огромный кулак, пытаясь совладать с рукой, но удар коленом в и так пострадавший таз заставил Вермира забыть обо всём, кроме боли. В глубине он понимал, что что-то происходит, но вспышка света и нескончаемая боль, бьющая в уши, не давали вернуться к реальности. Водник освободился от вялых рук и схватил за челюсть, пытаясь выдавить хрящи и безумно смотря в затуманенный глаз. Всёпожирающее пламя ненависти превратилось в маленький костерок, еле стоящий перед могучим, всесильным ветром, вьющиеся языки ёжатся от бесконечной силы, но пламя, как в последний раз, огрызнулось, взвившись и показывая свою силу и пугающую мощь. От резкой боли Вермир пришёл в себя и, не задумываясь, схватил зубами перепонку меж большим и указательным пальцем с мясом и вырвал, махнув сжатой головой. Водник закричал, отдёрнув руку, но одновременно ударяя ногой, Вермир успел повернуться другим боком и частично заблокировал удар ладонями, но голень всё же дошла до тазовой кости. Вермир устоял на ногах, хоть вспышка света и боли, словно фейерверк, озарило сознание, но он быстро пришёл в себя и, не чувствуя левую ногу, опёрся на неё и вдарил на максимальной дистанции по колену возвращающейся ноги. Водник подкосился, как башня с разрушенной опорой, и рефлекторно упал на левое колено, чтобы сохранить равновесие, но Вермир ударил снова, прежде чем длинная, хоть и раненая, рука преградит путь. Вермир схватился за руку, оттеснил и повис на ней, нанося последний удар, выбивая колено, но Водник не упал, использовал инерцию для удара головой, Вермир успел подставить плечо и, после откинувшего удара, после которого онемело плечо, обхватил вытянутый, худой торс ногами и полез по руке на спину. Водник пытался скинуть, тряся рукой и ударяя локтем, но тщетно, Вермир вцепился стальной хваткой, залез на спину, обхватил левой, гудящей ногой длинную, сухую руку в локте, но даже так не хватило сил, чтобы её остановить, вцепился в шею и вгрызся в ухо, оторвав его, и выплюнул. Водник взревел, беспорядочно и яростно ударяя затылком, а рука потянулась, дрожа, изо всех сил. Вермир схватил руку за вырванную перепонку и сжал, а другой рукой обхватил голову, прижимая к телу, сворачивая небольшой, острый нос набок. Водник закричал и с силой упал на спину, воздух, как и мысли, выбило из Вермира, оставляя с болью, с давящим весом чужого тела. Водник зашевелился, пытаясь раздавить спиной, отталкиваясь целой ногой, давя телом на хрупкие рёбра, но Вермир, вбирая воздух, как рыба, выброшенная на берег, приблизил резцы к съёжившейся шеи и воткнул в плоть, взяв почти половину, и сжал челюсти, протыкая мышцы, связки, вены, хрящ, вырывая мясо, как обезумевший пёс. Неистовый крик боли прервался в зародыше. Вермир бил локтем в голову, пока не скинул тело и не отпихнул ногами в сторону, заполз на него, взял голову в руки, зарычал и ударил о брусчатку.

— Что ты сделал с девочками?! — закричал он, смотря обезумевшими глазами в поникшие, еле живые цвета стали глаза. — Отвечай! Отвечай! Отвечай!

Вермир бил головой в такт выкрикам, Водник лишь прижал огромную, рваную рану на шее, хрипя и равнодушно глядя вверх.

— Он не ответит, — донёсся знакомый голос с небольшой, укрытой тенями улицы.

Вермир поднял взгляд, мерно хромает Гихил, придерживая бок.

— Почему?

— Наверное, ты отгрыз горло. Он уже при смерти.

— Мне плевать, он ответит или разобью его башку, как тухлую дыню, — со злостью сказал Вермир, подняв и с силой опрокинув голову о брусчатку.

— Это не он, — громко, властно сказал Гихил.

— Что? Но он… он сказал что…

— Водник редкостная тварь, но детей не трогает.

— Нет-нет-нет, постой, постой, — с зарождающимся подозрением сказал Вермир, мотая головой, словно пьяный, — я ничего не говорил, что это ноготок девочки, я сказал, что это девичий… понимаешь? Девичий…

— Он всё знал.

— Что?

— Как и мы.

— Вы всё знали? Вы всё знали?! — закричал Вермир на весь переулок, стоя на коленях и отведя руки назад.

— Про девочек, — спокойно ответил Гихил, пытаясь внимательнее разглядеть Вермира здоровым глазом. — Водник знает и больше.

— И кто же их убил?

— Они, скорее всего, живы, Вермир.

— Живы? — спросил Вермир, нервно хохотнув, и улыбнулся. — А чей ноготь?

— Я не знаю, их отправлял Оге. Знаешь, почему.

— Это ведь он, — сказал Вермир, взглянув на истекающего кровью Водника, — это он этого хотел, так ведь? Он узнал обо мне, начал вытравливать, а остальные лишь исполняли его волю, из-за него погиб Нелд и… и…

— Это не так. Нелда убил Оге, он был психом и никого не слушался, ты знаешь это, а Водник… он явно не лучший человек, которого мы встречали, но вряд ли тянет на козла отпущения, он многое знает, но сказать, видимо, не сможет… скоро умрёт.

— Ты что, хочешь, чтобы я его пощадил? — спросил Вермир и перевёл опьянённый, затуманенный злобой взор на Гихила, зловеще смотрясь с окровавленным ртом в лунном свете. — Ведь этого добиваешься, ведь поэтому сюда приковылял?! Ты всё знал и позволил Нелду умереть, позволил всему так закончиться!

— Я ничего не знал! — закричал Гихил, растягивая треснутые, вспухшие губы. — Я шёл по пятам за этими говнюками, пытаясь защитить свой маленький мир в этой дыре! Видишь ли, от меня зависит не только моя жизнь, а ещё несколько сотен душ! Не только так тобою обожаемые разбойники, а простой люд, как Нелд! И каждый раз мне приходилось выбирать взвешенное решение, чтобы не подставить всех! Не то, что тебе, волноваться только за себя и оставлять груды трупов, не заботясь ни о чём!

— Не провоцируй меня, — медленно, сцепив зубы, проговорил Вермир, сверкая глазом, — я уплатил долг и моя совесть будет чиста.

— Как и твоя душа! Только ты себя вынуждаешь так поступать! Посмотри, посмотри в округ, походи по улицам, по которым ты прошёлся, там словно прошло стадо мечей! Неужели думаешь, что не было другого пути?!

— Я лишь… — Вермир запнулся и посмотрел в землю, — защищался, это были ответные действия. Меня заставили! Вынудили так делать, каждый из этих ублюдков вынудил сделать это, они просили убить их только своим видом, не говоря уже о речи и действиях! Изуродовали меня… мешали всем, как ходячий гнойник, не надо думать, что я такой ужасный и кровожадный, я освободил город от гнёта этих сук, заставил заплатить, и собираюсь продолжить. И не говори, что не рад этому.

— Продолжить? Ты всех вырезал, больше никого не осталось, все одиночки давно убежали с полными штанами. Рад ли я тому, что улицы утопли в крови и трупах? Я рад, что пережил этих говнюков, переиграл их в их же игру, но не смерти.

— Неужели всё? — с грустью спросил Вермир, взглянув на бледное, вспотевшее лицо Водника. — Больше никого не осталось? Всё закончилось?

— Да, Вермир, всё закончилось, больше тебя никто не побеспокоит… хотя бы не попытается убить.

— Но кто же главный? — спросил Вермир, глянув на Гихила. — Кто хотел меня убить? Водник сказал, что есть кто-то, кто хотел моей смерти.

— Я слышал, он лишь хотел перетянуть тебя на свою сторону, не принимай его слова за истинные мотивы. Знаешь, я не думаю, что у всего этого есть голова, скорее череда случайностей. Тебе просто хотела отомстить кучка толстолобиков, которых ты обидел, я знаю, мне Нелд рассказал, Оге же просто хотел сломать планы Кора, а ты был одним из столбов, ну а дальше решил захватить мою территорию, так уж вышло, что самое известное, и второе по важности здание, заведенье на моей земле — это кабак Нелда. Рем отправил ребят сжечь дом вместе с тобой, потому что ты вырезал его ребят, удивишься, но даже простые люди охотно выдают своих спасителей. Водника же просто нанял Орест, этот длинношеей, чтобы помочь решить проблему, его, кстати, убил Оге. Что Водник делает здесь? Думаю, он просто решил поразвлечься. И, наконец, я. Как уже говорил, я пытаюсь защитить свой мирок от влияния, не допустить этих, уже мёртвых, кусков с дерьмом к власти. Этой ночью должно было всё решиться, это я напал на Лириха и Рема, это моих людей ты разобрал по кускам.

— Много же ты знаешь, — сказал Вермир, медленно, через боль, поднимаясь. — Ладно, хочешь Водника? Забирай, но если он выживет, то я приду за тобой.

— Договорились.

Вермир поковылял к мечу, онемевшее, гудящее и ноющее от боли тело не хотело двигаться, крича, вопя. Чужая кровь во рту не вызвала рвотного рефлекса, организм, измученный голодом и ранами, просто не мог позволить потерять хоть какую-то энергию. Гнев пропал, как осевшее пламя, оставил ярко-красные угли и пустоту.

— Подожди… — сказал Вермир, поднимая меч, клинок медленно уполз, а рукоять легла под пояс. Гихил навис над истекающим кровью Водником и посмотрел в ответ на оглянувшегося Вермира. — Подожди! А где же люди? Где люди? В какой бы я дом не заходил, везде никого не было…

— Люди? — громко, на всю улицу спросил Гихил. — Ты не знаешь? Больше никто не контролирует город, оцепление спало, все, кто смог, уехали, остались лишь совсем бедные и нищие, они живут на окраинах, а не в центре.

— И за что ты боролся? За оборванцев? За власть над людьми, у которых нет ничего, кроме тела и семьи? За мёртвый город?

— Именно за него, — сказал Гихил и перевёл взгляд на Водника. — Именно за них.

Вермир пошёл вперёд, не особо заботясь о направлении, с тягучим, отвратительным чувством, будто что-то потерял, такое важное, неоспоримо ценное. И это что-то — цель. Больше нет смысла гореть ненавистью и нет возможности безнаказанно убивать, все они, так яро желавшие убить, истерзать, принести страдания, исчезли, оставив без маяка, без света, указывающего дорогу. Вермир понял, что потерялся, что давно не драконоборец и не имеет цели, не знает, что дальше делать, как жить и чем заниматься, что он чужой для всех и потерял место в мире. Он больше не имеет права убивать и испытывать при этом мнимое наслаждение, подкреплённое праведной целью, а если подумает, помыслит и решится о подобном, то не просто изменится, а станет совсем иным человеком. С этими мыслями Вермир дошёл до окраин, покрытых бурьяном, с заваленными домами и рухнувшими заборами, с грунтовой, пыльной дорогой и осознал, что не может это терпеть, это гнетущее чувства пустоты и отстранённости, будто стёрся, и надо с кем-то поговорить, вывалить тяжкий груз на другие плечи, получить важный и ценный совет, потому что сам ничего не знает.

Вермира прошиб пот и слабость, дикая, сводящие и так побитые ноги, в желудке засверлило, а свежие раны прожгло, тупая боль приобрела острые края, освободившись из оков горячего боя. Вермир вспомнил, обещал доктору, что придёт за ответами, но, падая в бурьян, понял, что не хочет ответов, что и так сломлен.

 

Герой

Утром стало легче, душевная боль заросла, будто рана, а физическая утихла, хоть и взвывала при каждом движении, мышцы вопили, но работали. Вермир проснулся от того, что солнце печёт голову, и сразу пошёл в лес. Содрал грязные от крови рукав и перевязал раны на предплечье. Несмотря на то, что вчерашние мысли казались далёкими, как заснеженные горы, и странными и душа оказалась в равновесии, Вермир не смог оставить всё на своих местах и вернуться к размеренной и тихой жизни драконоборца, знал, что не позволит этому произойти, но и не понимал, что делать заблудшей, отвергнутой душе, пошедшей против всех, наплевав на правила и законы, что делать, когда пошёл против мира. И дракон даст ответ, возможно, не тот, который так страстно желаем, но который нужен.

Дорога оказалась тяжёлой, разрисованной болью и самокопанием, каждый мускул кричал, будто сейчас порвётся, а навязчивые мысли лезли, как мошки. Пот стекал по телу, попадал во всё ещё свежие раны, вызывая приступ дерущей боли. Но всё же Вермир дошёл, хоть несколько раз упал в овраг и делал передышки. Знакомый каменный выступ оказался моральной преградой, которая сломалась за несколько минут, но страх падения тряс, как в дрянной телеге. Вермир боялся, что тело не справится, а когда начал переходить и случайно посмотрел вниз, то встал в ступоре, задумываясь о позорном возвращении назад, но смог пересилить себя и заставил перелезть через дыру в уступе и дойти до каменного плато.

— Эй, дракон! — закричал Вермир, отдышавшись, с лёгким, освободившимся сердцем, словно подвинул гору. — Я вернулся, как и обещал! Ты опять спишь?

Вермир пошёл в пещеру, в ноздри впился знакомый запах, ни храпа, ни звука дыхания, ничего, кроме монолитной тишины и тянущегося, как лента, холода. Увидев очертания огромного тела, Вермир ускорил шаг.

— Чего молчишь? Да, извини, в этот раз поесть не принёс, но ты сам сказал что…

Вермир вступил во что-то липкое, нога съехала, прокатилась, словно по льду. Глаз привык к темноте, к неподвижному телу добавились детали, лапы, хвост, крылья, но Вермир не заметил головы, лишь огромную, тёмную, медленно засыхающую лужу. Он судорожно окунул палец в жидкость и пошёл на свет. На пальце оказалась алая кровь. Вермир сглотнул, продирая комок через сухое горло. Внизу груди что-то упало, оторвалось, будто пропала частица чего-то ценного. Вермир вернулся в пещеру, всё ещё не веря, в темноте, на ощупь, ходя по крови, нашёл передние лапы, а по ним, будто по стенке, нашёл шею и окунул руки во всё ещё тёплое, голое, влажное мясо, нащупал дрожащими руками мосол, хрящи, срезанную под углом кость. Вермир шагнул назад, поскользнулся и упал, к засохшей крови на потрёпанной одежде добавилась новая, ещё свежая. Под нервные импульсы бессильной злобы он с силой ударил кулаком в камень, боль и онемение руки немного снизили градус отчаянья, но вера в убийство дракона так и не приходила. Вермир всё ещё истерично надеялся, что это какое-то глупое недоразумение, сон, что это не реально, что пока не увидит единственным глазом, то не поверит, даже ощупав срубленную шею, увидев кровь, но пока нет света во тьме, пока только очертания, силуэт, то всё ещё можно надеяться, нелепо мечтать, но с каждой секундой приходило неизбежное понимание, словно грозовая туча. От подступающей, как кашель, подпирающей сердце ярости Вермир закричал, пытаясь выпустить всё, чтобы его не разорвало, но опустошённость начала снова заполняться. Крик отскакивал от стен, углублялся в пещеру, бегал, но всё же смог найти выход.

— Почему ты… Почему… Почему?! Неужели все вокруг меня обречены умирать, неужели я обречён остаться один… Я найду, найду и убью его. Слышишь?! Я отомщу за тебя! Чего бы мне ни стоило, я отниму его жизнь, как он отнял твою.

Вермир встал, холодный из-за каменного пола, но разогретый внутри и пошёл к выходу на нетвёрдых ногах. Он пытался найти хоть какие-то следы, признаки убийцы, но отсутствующие навыки следопыта не позволили обнаружить хоть что-то, кроме листвы, сухих веток и паутины. Даже на каменном плато ничего, чистота. Если голову срубили и вынесли, а она не валяется где-нибудь в дальнем углу пещеры, то должен был остаться кровавый след. Это понимал даже затуманенный яростью Вермир, и также понимал, что дракона способны убить немногие, хотя бы потому, что их чешуя слишком крепка для обычной стали, да и вряд ли он позволил себя убить вот так просто, но в пещере нет никаких следов боя, нет расплавленных стен и переломанных тонких перегородок. Вермир вспомнил, что при первой встречи дракон не особо горел жизнелюбием, и погрустнел, думая, что он просто позволил себя убить.

Догадка горела, как свеча в темноте вечера, но Вермир не хотел её произносить, даже думать об этом, понимал, что может струсить, что старые, вбитые в Цитадели принципы и моральный кодекс могут остановить, спутать, словно толстые верёвки из конского волоса. Несмотря на боль в мышцах, ведомый яростью Вермир быстро добрался до опустевшего города, за весь путь до центра он не встретил ни единого человека, только когда начал подходить к резиденции градоначальника, то навстречу из переулка радостно выбежал молодой парень, держа в руке конверт.

— Здравствуйте, господин Вермир, — жизнерадостно сказал он, остановившись, — а я как раз к вам хотел идти. Пришёл ответ из Цитадели.

— У меня нет на это времени, — машинально ответил Вермир, пытаясь отпихнуть парня, но застыл и внимательно, встревоженно посмотрел на него. — Ответ? Сейчас? Так быстро?

— Да, я и сам удивился, всего чуть больше суток прошло, а письмо только пару минут назад пришло. Вот что значит важность, — сказал парень, протягивая конверт.

Вермир взял конверт, смотря на чёрную печать, и, сорвав её, раскрыл его.

— Вы же не читали? — спросил Вермир, вытаскивая исписанную, белую бумагу.

— Нет, конечно, что вы! — возмутился парень, подтянув плечи.

Вермир начал читать, внимательно, с тревогой водя глазом, как маятником.

«Торсоу Вермир Малдович, как понимать ваш официальный запрос? Неужели Вы от безделия начали строить иллюзорные замки в небе, вздорные теории заговора и связывать вещи абсолютно разных пород? До Цитадели дошли странные слухи о положении в Пилане, и, если верить слухам, то Вы играете не последнюю, а, возможно, даже первостепенную роль. В связи с этим будет провидена проверка, ожидайте гостей. По результатам проверки будет решена дальнейшая Ваша судьба, как драконоборца и как человека. Что же до Бранори Сюгрифа, то это дело конфиденциально, но, раз уж Вы так беспокоитесь о брате, то знайте, что Цитадель пересматривает концепцию исполнения обязанностей драконоборца, в частности из-за множественных случаев подобных Вашем — безделье и скука. Есть вероятность, что драконоборцы больше не будут просто сидеть на месте, ожидая летающую, изрыгающую пламя опасность. Бранори — один из братьев, кто вызвался испытать новую систему и свод правил.

После написанного. Не впадайте в крайности, будьте холодны, трезвы разумом, как подобает истинному драконоборцу. Брат, держитесь свода правил и сохраняйте душу в чистоте».

— Что за бред, — со злобой сказал Вермир, поднимая глаз, — это не может быть официальным письмом.

— Разве? — коряво спросил парень, на пару секунд нахмурившись. — Ну, вам виднее, только это не официальное письмо, на обороте написано, что от какого-то Биле… кхм, секунду… я сейчас…

Вермир повернул бумагу, в центре жирным, размашистым почерком написано:

«Утешительное письмо заблудшему брату от Билевара Дораса. Перед официальным ответом пройдёт некоторое время, которое будет потрачено на поиск вещей и людей, побудивших одного из нас на столь резкий и необдуманный поступок».

— Можешь подтереться им, — сказал Вермир, отдавая бумагу, и пошёл вперёд, но остановился из-за схваченной руки.

— С радостью, — тихо, изменившимся голосом сказал парень, — но для начала… ты выполнил мою просьбу?

Вермир просверлил взглядом прищуренные, затуманенные предвкушением глаза. Парень отпустил руку.

— Ах, да, совсем забыл, — сказал Вермир и, схватив парня за плечи, подсёк ноги, а когда тот свалился, поставил ногу на солнечное сплетение и надавил. — Мне наплевать на тебя и Лириха, наплевать на многие вещи, но не на это. Ты расскажешь, почему хотел смерти родному отцу.

— Не… кхх-хе… обязательно это делать… я бы и так… хххххх-а… сказал…

— Ну? — нетерпеливо спросил Вермир, но ослабил давление.

— Потому что он разбойник, насильник, убийца, потому что он мразь!

— Понятно, — сказал Вермир и пошёл дальше.

— Ты сказал: хотел. Значит, он уже мёртв? — спросил парень, сев и оглянувшись.

— Да, он мёртв. Но, знаешь, не потому, что так захотел ты, а потому, что так захотел я.

— Да что ты можешь понимать?! — вскричал парень, вставая. Вермир хотел идти дальше, ведомый гневом, но внутри что-то дёрнулось, он остановился. — Ты с ними только встречался, на пару минут, секунд, а я жил с ним почти все годы! Ты даже не представляешь, что это — жить с человеком, который даже не хочет меняться, плюёт на всех, если ему что-то не нравится, то он не попытается договориться или прийти к согласию, ему насрать, он убьёт, запугает, будет пытать… ты только встретился с ними, а уже возненавидел до такой степени, что объявил охоту, а я… я не такой, не сильный, не такой крепкий, чтобы всё выдержать. Спрашиваешь, почему желал его смерти? Да я просил смерть забрать его! Молил! Каждый вечер, плача в подушку! Я только и мечтал о том, чтобы его не стало! Этот человек, эта гнусь… Он не способен мыслить, развиваться, думает только о том, как кого-нибудь раздавить, трахнуть или напороться. В его сознании нет ничего, ничего, понимаешь? Таких людей надо убивать, они мешают здоровому обществу, это сорняки, которые необходимо выдернуть.

— Но это твой отец.

— Отец! Ха-ха! Кусок дерьма это, а не отец! Ублюдок изнасиловал мою мать, делал, что ему вздумается, развлекался, мутузил её, пока, в конце концов, не прирезал… Эти люди берут всё, что захотят, всё, что понравится их мерзким глазам, и плевать что будет, хоть мир развалится, им насрать. Эти создания… их надо истреблять, вот просто брать и истреблять, как тварей, резать всех их родню, жён, детей, всех!

— Ты же тоже его сын.

— По крови, наверное, да, — нервно улыбнувшись, сказал парень, — но я никогда не стану такой сукой, такой тварью, я никогда не заставлю сына смо… как только начнётся истребление, как только я увижу, что общество готово противостоять этим тварям, то без раздумий перережу себе горло.

— Твой голос дрожит от ярости от упоминания о Лирихе, а глаза горят чистым злом. Почему ты его сам не убил? Не поверю, что живя под одной крышей, об этом не думал, если, конечно…

— Конечно, конечно, думал, — весело сказал парень, — о чём ты? Я мечтал всадить нож ему в глаз с самого детства… я уже говорил, у меня нет особой силы или решимости, и я не испытываю удовольствие, убивая и мучая, как он. Всё что я могу — это вот это, сидеть, писать и говорить. Всё, что я могу — это просто доказать людям, обществу, что от таких надо избавляться, находить тех, кто сделает эту грязную работу. Это я — тот, кто толкает других делать что-то.

— Возможно, я представляю твоё состояние, хоть и не до конца, но ты достаточно сказал.

— Да, — усмехнувшись, сказал парень, — думаю, тебе не стоит знать взгляд на мир такого, как я. Уверен, что тебе отвратны черви, подобные мне.

— Я убил Лириха. То, что ты так страстно желал — исполнено. Но не стоит долго радоваться, ведь он будет с тобой до смерти. Раз ты так одержим ненавистью, то не сможешь забыть.

— А ты забыл?

— Моя ненависть направлена не на личность, а на класс людей, но… — Вермир запнулся, рука машинально потянулась к пораненному, изуродованному лицу, — помню тех, кто подтолкнул меня. Не вижу лиц, и даже не знаю некоторых имён, но всё равно помню… Итак, мне не очень важно, но уговор есть уговор.

— Да, я говорил, что знаю, кто хотел тебя убить… и я действительно знаю! Кто-то, не отсюда, управлял всем. Буквально. Дёргал за ниточки главарей, и Водником, а, значит, правил не только преступным миром, но и всем Пиланом. И-ииииии, насколько мне известно, даже та первая встреча с разбойниками, когда тебя лишили глаза, не была случайностью. Имени не знаю.

«Лжёт», — подумал Вермир, смотря в бегающие глаза.

— Ясно, — сказал Вермир и пошёл к резиденции.

Парень сорвался с места, догоняя Вермира.

— А что ты теперь будешь делать? — спросил он, поравнявшись.

— Не знаю.

— Не хочешь продолжить начатое?

— Нет.

— В мире, да в княжестве, ещё много людей, подобных тем, что изуродовали тебя. Мы могли бы соединить усилия, я бы действовал в рамках закона, выбивал бы информацию и защищал тебя, а ты устранял грязь.

— Я исполнил свою цель, — сказал Вермир и посмотрел на парня. — А теперь не зли меня.

— Хорошо, — сказал парень, сбавляя шаг, — я подумал, что мы схожи, что понимаем проблемы друг друга и хотим очистить мир, но, видимо, я ошибся.

— Постой, — сказал Вермир, останавливаясь и смотря стеклянным глазом в землю, — сегодня кто-нибудь приходил?

— Ах, да, — удручённо, сказал парень, — совсем забыл сказать, Ифи же просил, к нам пришёл тот самый драконоборец, которого ты искал. Вот, кстати, и сад.

Вермир ускорил шаг, сердце забилось в предвещании чего-то большого, острого, переполненного яростью и облегченьем, а парень медленно шёл, смотря в удаляющуюся спину, пока не остановился.

— Какой тяжёлый, — донёсся знакомый гнусавый голос из сада, — как несколько мешков с яйцами… а воняет, как протухшие.

— Ха-ха! Вы что, таскали мешки с яйцами? Кто так вообще делает? — спросил энергичный, сильный голос.

— Не таскал, но, знаете ли, с яйцами дело имел, а потому могу с уверенностью сказать, что тут мешка три — не меньше.

— Да как скажете, главное, напишите письмо.

— Да-да, уже пишется, не переживайте.

Вермир вошёл в сад, прервав разговор, остановился, словно поражённый громом. Возле фонтана градоначальник и мужчина средних лет, голый по пояс, с рельефной мускулатурой, с пушистыми усами и щетиной, с весёлыми глазами, а в руках у него огромный мешок с окровавленным дном.

— О, это вы, — расстроенно и ошарашено сказал градоначальник, поглядывая на измазанного в засохшей крови Вермира, — добрый день.

Вермир быстро пошёл вперёд, доставая рукояти из-за пояса.

— Кто это? — настороженно спросил мужчина.

— Это…

Вермир кинул одну усачу, а свою сжал обеими руками и бросился вперёд, замахиваясь, клинок выстрелил, продырявив воздух. Мужчина бросил мешок и поймал рукоять, вытаскивая из кармана другую, клинок вылетел и блокировал удар. Чистый, монотонный звук, как волна, разнёсся по округе, треснули окна, градоначальник зажал уши, зажмурился от боли и заверещал. Вермир и усач открыли рты, но это не помогло, из левого уха Вермира потекла струйка крови. От удара сквозь тело прошла вибрация, перекручивая мышцы и кости, разбалтывая внутренности. Клинки остались целы, даже не поцарапались. Усач удержал удар одной рукой, но давление смещало клинок к открытому торсу. Клинок из второй рукояти медленно вылез, усач удивлённо посмотрел и надавил двумя мечами, отталкивая оппонента.

«Это он!», — стрельнула острая, как наконечник стрелы, мысль в голове Вермира.

— Кто ты?! — взревел он. — Я, Бранори Сюгриф, драконоборец, такой же, как ты. Почему ты на меня нападаешь, брат?

Вермир перенёс вес тела на левую ногу и чуть пригнулся, учащённо дыша, напряг онемевшие руки. Бранори крутанул мечи, но левая рука заметно уступает правой в ловкости и скорости.

— Да что с тобой такое? — спросил он, нахмурившись, в светлые, спокойные глаза проникло непонимание. — И этот вид… что проис…

— Не стоит, — холодно сказал Вермир, смотря горящим глазом исподлобья, — эти знания не пригодятся, сегодня ты умрёшь.

Бранори мрачно кивнул. Градоначальник, увидев расширенными глазами, что мечи вот-вот сойдутся снова, побежав со всей прытью в резиденцию. Вермир шагнул в бок, нанося косой удар снизу, но клинок с силой и скоростью врезался в два других, создав поломанную решётку. Звуковая волна взорвала сознание, будто ломая, расщепляя кости, взор померк, Вермир почувствовал, как рот наполнился кровью, и оглох, слыша только этот высокий писк в висках, но лишь сильнее надавил. Безумно мерзкий, сводящий с ума скрежет разнёсся на весь сад, царапая мозг. Вермир, видя мутные, разноцветные круги, пнул во что-то твёрдое, почувствовал, как продавил, и попытался двинуться вперёд, смещая клинок к рукоятям, но провалился и, развернувшись, отступил на шаг, ослеплённый, слыша только запредельное давление.

— Отступи! — закричал Бранори, сквозь такие же залепленные уши. — Это верх глупости — нападать на брата! Я даже не знаю причины…

Сквозь вату в ушах Вермир услышал какие-то крики, слова, но разобрать не смог, лишь медленно, рывками двигался назад спиной, ожидая, когда вернётся зрение, когда тьма расступится, а круги пропадут. Бранори повезло больше, его зрение пропало не полностью, остался небольшой прогал. Он встал у фонтана, вцепившись побелевшими ладонями за рукояти и следя, как Вермир отступает, смотря перед собой, словно слепой.

— Давай прекратим это! — крикнул Бранори, когда Вермир остановился. — Попрактиковались и хватит!

Слова пробились, словно через мутную пелену, но даже так Вермир понял смысл лишь через несколько секунд.

— Заткнись и сражайся! — заорал он, выдавливая воздух из лёгких, и пошёл вперёд, держа клинок сбоку.

— Я пытался, — обречённо сказал Бранори, клинок в левой руке спрятался в убежище, он откинул рукоять и взял меч в обе руки, вставая в стойку. — Не знаю, что с тобой случилось, но ты не похож на братьев. Ты не один из нас. Я буду скорбеть над твоей душой.

Вермир зарычал и кинулся вперёд, целясь по ногам, Бранори отскочил, выставив меч и следя за мечом противника. Когда клинки почти коснулись кончиками, клинок Бранори свернулся, вернувшись в рукоять. Меч Вермира рассёк воздух, просвистев, возле голени и замер на миг, разворачиваясь. Вермир хотел шагнуть вбок и вперёд, чтобы прорубить локоть, но увидел, что Бранори идёт в атаку, выставляя пустую рукоять, клинок выстрелил, время замедлилось, Вермир услышал медленный, заторможённый стук сердца, смотря, как кончик клинка постепенно увеличивается, приближаясь к единственному глазу. Вермир развернулся боком, выпрямляясь, краешек клинка задел грудь, оставляя на груди красную полосу, из которой пошла кровь. Бранори потянул клинок назад, отступая, но Вермир кинулся на беззащитную руку, как хищник, отпустив меч. Бранори ударил кулаком с размаху в подбородок, но это даже не замедлило Вермира, схватившего руку и прижавшего к груди, пытающегося скрутить её, переломав, но Бранори кружил, следовал за направлением давления, не давая сломать руку. Вермир начал беспорядочно и яростно бить стопой по голени, хоть большинство ударов ушло в воздух, но несколько попало и замедлило Бранори. Вермир смог выпрямить руку и выставить перед собой, прижимаясь спиной к врагу, и с накопившейся яростью, с силой, выпуская на волю поглотивший гнев, ударил коленом по предплечью, вложив горечь и ненависть, переломав на две части. Бранори на мгновенье закричал, но сразу же перешёл на сдавленное кряхтенье, от мощного толчка ногой в грудь свалился на спину, закричав ещё раз, когда две половинки торчащей наружу кости коснулись плитки.

— Кричи! Плач! Моли о пощаде! — заорал Вермир. — Рыдай и стенай! Ты заплатишь за мерзкий поступок! Хочешь знать, почему я разорву тебя?! Хочешь?! Потому что ты убил его! Убил!

— О ком ты говоришь? — с хрипом, подняв мокрое, потное лицо выговорил Бранори. — Я никого… кхе, не убивал… кроме…

— Знаешь, — зловеще сказал Вермир, медленно подходя к Бранори, — вначале я хотел просто побыстрее тебя убить, но сейчас… вижу, что этого мало, — Вермир наступил на грудь, продавливая грудную клетку, — проси, моли прощения. Раскаивайся.

— Ни за что, — сдавленно прохрипел Бранори, — предатель.

Вермир взревел, смотря выжигающим глазом в сокрытое облаками небо и раскрыв челюсть.

— Я исполнил свой долг, — продолжил Бранори, — убил тварь.

— Заткнись! — со всей мощи голоса закричал Вермир в лицо поверженного врага, прожигая сверкающим глазом.

— Ха… ха… ха…

Вермир унял клокочущую, бурлящую ярость, убрал ногу с груди и отошёл.

— Убить тебя будет слишком лёгким отпущеньем, — тихо, зловеще произнёс он. — Ты же считаешь себя светом, чистотой, не правда ли? Считаешь себя щитом, защитником слабых и карателем угрозы. Тогда вставай и сражайся. Победи угрозу. Иначе я вырежу каждого, кого встречу.

Бранори зашевелился, попытался сесть, но импульс нестерпимой боли разнёсся по телу, затмевая все чувства. Даже гордость.

— Вставай! И сражайся! — взревел Вермир до хрипоты.

Бранори, только прочувствовав приятную волну отступающей боли, подтянул торс, прислушался к дрожащему телу, к дёргающейся, пышущей в поломанном предплечье боли и поднялся. Каждое движение, каждое колыхание руки приносило импульс горящей боли, захватывающей тело и сковывающей движения, Бранори встал боком, укрыв руку, и попытался ею не шевелить.

— Возьми меч, — сказал Вермир, сдерживаясь, и поднял свой меч. Бранори послушно, но медленно, с долей обречённости поднял меч и выставил вперёд на поло-согнутой руке. — Сражайся за чистоту, ты ведь так страстно этого желаешь. Тебе выпал такой шанс доказать правоту.

— Тебе этого не забудут, предатель, — холодно, но с пробивающейся дрожью сказал Бранори.

— Не забудут, если ты будешь сражаться, как истинный драконоборец, а не как тюфяк.

Бранори сжал челюсти, хоть и понимал, что шанс победить мал, знал, что со сломанной рукой мало что сделает, но всё равно захотел доказать, защититься от этого зла. На миг стрельнула мысль, что не следовало поддаваться, не нужно было следить за тем, чтобы не ранить якобы брата, нужно было сражаться серьёзно с самого начала. Мысль затмил мощный удар, звуковая волна, теперь уже затмившая всё и вся, вибрация выкрутила кости и дошла до поломанной, усиливая, обостряя затихшую, ноющую боль, возводя её в абсолют, мышцы онемели, сдавая позиции. Вермир давил со всех сил, хоть не видел ничего, но глаз сверкал чистым, ничем не загрязнённым гневом. Клинок Бранори медленно наклонился в сторону хозяина, подходя к шее, но как только дистанция опасно сократилась, то клинок начал уходить в рукоять, пока полностью не скрылся. Вермир, чувствуя, что преграда пала, остановил меч и ударил вслепую, попал в нос, проломив хрящ. Бранори зажал разбитый нос двумя пальцами, стекающая кровь облепила открытый торс, штаны и достала до ботинок. Зрение постепенно начало возвращаться, Вермиру открылся большой прогал, а Бранори лишь крошечный кружок.

— Что это такое?! — закричал Вермир, кружа возле жертвы, как играющий зверь. — И ты называешь себя драконоборцем?! Слабак!

Бранори выбросил руку, нанося круговой удар, сталь встретилась со сталью, разнося их вопль на десятки метров, оглушая, вибрация прошла сквозь тело, отделяя жир от кожи, расслабляя и дубя мышцы.

— Так слабо?! Давай ещё! Ещё! — закричал Вермир, видя лишь небольшую прорезь и слыша мощный, но редкий стук сердца, и размахнувшись, ударил в выставленный меч.

Свет померк, оставив разноцветные круги, по рёбрам будто резво прошлись палкой, Вермир напрочь оглох, перестал ощущать надоедливо сползающий пот и неугомонную струю крови, даже дубовые руки перестали чувствовать меч, будто зацементировали. Лишь через несколько десятков секунд Вермир почувствовал, как из левого уха ползёт кровь, сердце заныло от боли, сжалось, словно в чьей-то стальной хватке, звук учащённого, потного дыхания вернулся, а с ним и частичка зрения. Вермир увидел через маленькую щель, окружённую тьмой, что Бранори лежит с раскинутыми руками, а меч рядом с ним.

— Вставай! — заорал Вермир, но видя, что Бранори не реагирует, медленно, на слабых, дрожащих ногах пошёл к нему. — Вставай я сказал! Ты что… — Вермир взглянул на закрытые глаза Бранори и не двигающуюся грудь, — ты умер? Ты не можешь… не можешь умереть! Ты должен извиниться! Валяться в соплях и крови, прося прощения! Раскаивайся!

Вермир топнул по животу, но ничего не произошло, Бранори не проснулся, вскидывая руки и сворачиваясь клубком, ничего. Остался лежать, как бревно. Сила начала утекать из слабеющего тела, словно кровь через рану, Вермир чувствовал, знал это, что ещё чуть-чуть и ляжет рядом. Он поднял такой тяжёлый, как молот, меч, выпрямляя кисть, словно согнутую трубу, и провёл сквозь плечо трупа, задевая землю, срезая руку под корень, а после отрубил и вторую, ещё тёплая кровь активно, словно через опрокинутую бочку, полилась наружу. Вермир отделил ноги от торса и, скалясь, как бешеный волк, схватил расчленённый труп за шею, поднял, сжимая, выпуская последние капли ярости сквозь руку, закричал в стремительно теряющее цвет лицо и откинул в сторону. На дрожащих, непроизвольно сгибающихся ногах он дошёл до фонтана и сел рядом с мешком, опёршись о мраморную коробку. Гнев, это взвившееся пламя медленно утихало, последние угли отдали жизни, дабы огонь продолжал давать тепло и свет, чтобы давал силу, оставляя измазанную сажей пустоту.

«Да», — обессиленно подумал Вермир, смотря на облака, — «мне больше не на что злиться. Я завершил путь».

Из резиденции выглянул Ифи, смотря на разлитую кровь по всей мраморной плитке возле фонтана и по сторонам, кашлянул и деловито, но быстро пошёл к фонтану, глядя, как рука Вермира с мечом лежит на плитке, не укрытая фонтаном.

— Ну и зачем это? — спросил Ифи, присев на корточки.

— Я не уверен, — слабым голосом ответил Вермир, смотря, как облака врезаются друг в друга, образуя фигуры.

— Он ведь был драконоборцем.

— Да плевать кем он был.

— Это ведь из-за… — сказал Ифи, протягивая руку к мешку.

— Не надо, не продолжай.

— Угу, — сказал Ифи, кивнув и вернув руку на колено, и осмотрел некогда прекрасный, чистый сад, а ныне осквернённый кровью, трупом и частями тела. — Я следил за поединком, не могу сказать, что он был честным, но очень эффектным, красивым. Я слышал, что когда драконья сталь встречается с такой же сталью, то вибрация от столкновения может раскрошить деревянный столб, а звук лопает стаканы. Это правда? Видимо, у него не выдержало сердце.

— И очень жаль, — равнодушно ответил Вермир.

Ифи вернул взор на Вермира, осматривая огромную рану на щеке.

— Я знаю, что ты всех перерубил ночью, уже доложили, что Каменная завалена трупами, обрубками, что на Старой тоже куча. Прямо ночь веселья вышла. Или это всё произошло за час? М-де, неважно. Видок, конечно, у тебя не очень, хоть это и обещало быть трудным, но ты весь в крови… и пахнешь соответственно. Что теперь будешь делать? Теперь-то некого убивать.

— И незачем. Все, кто был мне дорог в этом городе, исчезли, их больше нет, а я… я смог сделать только это.

— Так тебе не нравилось убивать? — спросил Ифи, вскинув тонкие брови.

— Они заплатили слишком малую цену, должны были отдать больше, намного больше. Дело ведь не в смерти, я не хотел их именно убивать, только покарать, заставить заплатить, осознать поступки, если бы можно было решить по-другому, заставить отдать всё, включая душу…

— Это бы не помогло. Образовавшуюся пустоту от потери человека здесь, — сказал Ифи, указав на свою грудь, — нельзя залепить чем-то инородным, только другими людьми. Но даже тогда это… этот способ действенен относительно других, но польза от него будет только в том случае, если ты смиришься.

— Может быть… может быть ты и прав.

— Если бы у тебя были эти знания раньше, ты бы поступил так же?

— Нет, — уверенно сказал Вермир, переводя вмиг отвердевший взгляд на Ифи, — я бы выжал из них всё, до капли, а только потом убил.

— Хех, — произнёс Ифи, ухмыльнувшись и отвернув взгляд, — знаешь, когда мы встречались, то все наши разговоры были односложны, один пытался задавить другого, никогда не было чего-то простого, лёгкого, над чем можно подумать, только противостояние взглядов. Мне очень жаль, что всё так вышло, если бы я смог поделиться с тобой мыслями, знаниями, то, возможно, всё пошло бы по другой дороге. Если у тебя будет время, то подумай вот над чем, над этим я провёл много времени, обдумывая: пламя создаёт тени. Надеюсь, найдёшь в этом смысл, как и в жизни.

Ифи встал, чувствуя, как подрагивает земля, обернулся, смотря на двухэтажный дом, из-за куста, выстроганного в виде оленя, появился качающийся штандарт с рисунком совы. Синхронный топот нескольких десятков солдат заставлял землю дрожать, словно гигант. Ифи пошёл к входу в сад, умиротворённо улыбаясь. Отряд солдат с начищенными, сверкающими доспехами, со шлемами в виде волнообразных бровей сов и забралами в виде клювов, длинными копьями, арбалетами и мечами остановился так же синхронно, как и шёл.

Вермир лишь смотрел с каким-то странным, лёгким и одновременно тягучим, словно сигаретный дым, чувством, как какой-то человек в доспехах и стальным пером на голове ударил в грудь и снял шлем, что-то говоря, Ифи склонил голову, что-то объясняя, показывая то на Вермира, то на резиденцию. Вермир понял, что это конец пути. Человек со стальным пером обернулся, показывая что-то пальцами в латунных перчатках. Из строя вышла два солдата и пошли в резиденцию, миновав Вермира. На крыльцо выбежал с радостным ехидством градоначальник.

— Ааааа, наконец-то вы пришли! — крикнул он, глядя на отряд. — Здесь была резня! Вот этот человек, вот этот у фонтана, он угрожал мне, мне! Градоначальнику! Вергилию Суальскому! Грозился расправой, если я не буду ему помогать! Конечно, я не выполнил его мерзкие требования! Но грозить мне?! Мне! Куда вы меня ведёте? Что вы делаете? Я у себя дома, это мой дом, никуда я не пойду! Пустите же! Пустите! Этот человек убийца! Ведите его! Его! Он убил драконоборца! Слышите меня?! Слышите?!

Вермир проводил взглядом дёргающегося в стальных хватках солдат градоначальника.

«Сделка закончена», — подумал Вермир с небольшой грустью, будто его обделили.

— Командир? — спросил солдат, подведя красного, потного градоначальника.

— Подожди, — ответил человек со стальным пером.

— Что это такое?! — спросил градоначальник, задыхаясь и смотря то на Ифи, то на командира. — Что это… что… что за дерьмо?! Ифи! Скажи этим железякам, чтобы меня отпустили! — градоначальник наткнулся на спокойный, высокомерный взгляд Ифи, отшатнулся, затихнув. — Ифи? И-и-ифи?

— Не так, как обычно, да? — спросил Ифи, с презрением оглядывая заплывшее лицо. — Хотя не думаю, что ты подмечал такие детали… тебя обвиняют в пособничестве криминальным элементам, взятках и невыполнении своих обязанностей. Ты ведь думал, что будешь вечно есть яйца, и ничего не делать, продавая простых людей на растерзанье зверям? Закон смотрит на всех едино, даже на исполнителей своей воли. Когда будешь мёрзнуть в темнице, голодный, с бледной кожей и гниющим телом, помни, что когда-то у тебя было всё, на много больше, чем у простых людей, и ты решил, что это так и должно быть, что тебе обязаны все, и то, что ты на этом тёплом месте — обыденность. Ты сломал подарок высокопоставленных дядь. Вини только себя. Уводите.

— Ифи? — потеряно и тихо спросил градоначальник, пытаясь прочитать расширенными глазами. — Как же так? Как же так…

— Уведите, — сказал командир, махнув головой.

Градоначальника потащили, волоча ногами по брусчатке, а он всё шептал последние слова, смотря стеклянными глазами в никуда.

— Теперь он? — спросил командир.

Ифи кивнул, командир махнул двумя пальцами, два солдата вышли из строя и двинулись к фонтану, синхронно шагая, выдавая лязг брони.

«Надо встать», — панически подумал Вермир, чувствуя, что нет сил даже прижать руку к груди. — «Нельзя допустить, чтобы меня подняли. Надо только встать, там будет легче. Вставай. Вставай-вставай. Вставай!»

Собрав всю волю и остатки сил, Вермир зашевелился, словно пьяный, упёрся правой рукой в окровавленную плитку и медленно, как старик, поднялся, как раз, когда подошли солдаты.

— Меч, — сказал солдат, указав вниз, — прошу вас.

Вермир взглянул на меч, словно он только что появился в руке, и сжал до белых костяшек, вернув взгляд на солдата.

— Хочешь меч забрать? Заберёшь только с моей жизнью.

— Господин, мы вас арестовываем, сдайте оружие. Ни к чему лишняя кровь.

— Лишняя? Не смеши меня, — сказал Вермир, покачиваясь, хоть и пытался стоять, как каменное здание, и взял меч в правую руку, — и так смешно.

Солдаты синхронно, рывком отошли, вытаскивая мечи со звоном.

— Что происходит?! — громогласно крикнул командир, взволнованно наблюдая.

Ветер усилился, облака понесло на юг, сбивая в кучу, загораживая солнце. Вермир поднял взгляд, где-то вдалеке, будто на вершине горы, закричали, сильный ветер превратился в ураган, снося бельё на верёвках, развешанных меж домов, таблички, выдувая тепло и листву с кустов, осушая пот с лиц. Крик повторился, но уже ближе. Ослабшее сердце Вермира учащённо забилось, рот вмиг высох, и стало холодно. С неба, словно комета, упал огромный, ревущий валун, снеся несколько зданий, пропахав землю, закричал, оглушая, давя на уши, и раскрыл громадные, кожистые крылья. Зарождающийся из глотки огонь полез наружу, оплавливая дома и брусчатку, прожигая землю, словно магма. Жар достал даже до резиденции.

— Это дракон… — поражённо сказал командир, смотря на громадину, возвышавшуюся над двухэтажными домами.

Вермир шагнул вперёд, но солдаты, очухавшись, шагнули назад и выставили мечи.

— Если не пропустите, то увидите внутренний мир.

— Командир! К-командир!

— Что?! — в ответ зло заорал командир, перенося взгляд. — Да пустите его!

Вермир прошёл вперёд, а солдаты пристроились за его спиной, держа мечи наготове. Усталость никуда не делась, лишь притупилась, но каждый шаг давался через силу, хоть он пытался не подавать виду, но ничего не вышло. Вдобавок, Вермир понял, что голени на обеих ногах вот-вот переломятся, как и позвоночник, а таз просто раскрошится, вместе с хрящами.

— Что ты хочешь, драконоборец? — спросил командир, осматривая качающееся, грязное от крови и дурно пахнущее тело. — У нас, видишь ли, непредвиденная ситуация.

Вермир посмотрел на спокойного снаружи Ифи.

— Это третий военный корпус серебряной гвардии, — сказал Ифи, — я говорил. Пришли раньше, чем ожидалось, и, учитывая ситуацию, арестуют только несколько людей, а теперь и я к вам присоединюсь. Вермир, у тебя из уха кровь идёт.

— Я пойду туда, — сказал Вермир, делая шаг.

— Тебя никто не отпускал, — властно сказал командир, буравя взглядом. — И не надо так шутить, ты еле на ногах стоишь, хоть по земле воложь.

— Все, кто мне помешает, — медленно, тщательно выговаривая слога, сказал Вермир, остановившись и обернувшись, — умрут.

— Я сказал: не шути. Вижу, что решил, будто всемогущий, так вот, несколько арбалетных болтов усмирят любого, даже драконоборца. Мы пришли тебя арестовать и сделаем это. Отря-аааааа-д! Готовь оружие.

Солдаты, как единый механизм, приведи оружие в боевую готовность, наставили копья, превращая строй в оскалившегося зверя, натянули арбалеты, нацелившись, обнажили мечи.

— Этого усмирят? — спросил Вермир, еле подняв руку и указав на буйствующего дракона.

— Пусти его, — сказал Ифи. — Дракон сожжёт весь город и всё в округе, здесь даже земля превратится в камень. Никаких улик, только моё слово.

— Этого достаточно, — ответил командир.

— Оно может быть переменчиво.

Вермир ухмыльнулся и через силу засмеялся, выдавливая из себя эмоции.

— Действительно, — сказал он, — зачем мне это делать, если он спасает меня? Я чист, невиновен. Хотите арестовать добропорядочного человека? Как же вы потом чувствовать себя будете? Когда останетесь наедине, совесть сожрёт. Наброситься сзади и начнёт поедать… вы ведь такие хорошие… хотя есть шанс свалить всё на одного, ведь это же командир отдал приказ, он и виноват. Вся ответственность на нём.

Вермир попытался развести руки в стороны, но не смог поднять.

— Ну, давайте же! Давайте! — закричал он, смотря на ряд острых, как жало, копий. — Убейте! Почувствуйте силу! Давайте!

Вермир шагнул, крича, но солдаты, словно статуи, не шелохнулись, копья остались неподвижны, как стальные прутья.

— Я так и думал, — сказал Вермир, развернулся и медленно пошёл.

— Зачем ты это сделал? — спросил командир, сосредоточенно глядя на Ифи.

— Здесь всё ещё живут люди, к тому же дома, здания, да и просто земля. Дракон всё разрушит.

— Он же просто сбежит.

— Может быть.

— Ладно, в конце концов, ты нас сюда позвал. Какие будут приказы?

— Просто наблюдаем.

Дракон перебрался на самое высокое здание в городе, с высокой, острой, словно игла, башней, здание суда, и поливал огнём окрестности города, ревя. Вермир шёл по брусчатке с красными, раскалёнными щеками, ощущая невыносимый жар по всему телу и чувствуя свербящий запах палёного мяса и волоса, но не понимая, что надо делать.

«Невиновен? Смешно. Самому противно», — подумал он, смотря под ноги. — «Может, правда, не идти туда? Ведь я закапываю себя, здесь всё сгорит, ничего не останется, трупов нет, и нет вины… Ха-ха, прекрати. Нельзя этого допустить, иначе станешь кем-то другим. Да и слишком много людей, кто знает обо мне и разбойниках. Мне не спастись, куда бы я ни пошёл, за поступки придётся платить. Хех, какая глупость, если убью дракона, то полечу в темницу, а если нет, то умру. Но всё же, как странно, я сажаю себя в тюрьму. Единственный верный выход: уйти. Да, пока горит город, суматоха, под шум рёва можно скрыться… Нет, прекрати, ты драконоборец, выполняй долг! Драконоборец? Вот это правда смешно».

Вермир, пройдя большую часть пути, только сейчас заметил людей на улице прижатых к домам, в рванье, чумазых от сажи, худых, мужчин, женщин, детей, смотрящие большими, напуганными глазами, но не на дракона, а на Вермира.

— Не смотри, — шепнула женщина, прикрывая ладонью большие, голубые глаза малыша с грязным лицом.

— Почему? — спросил малыш, пытаясь выглянуть. — Он не такой, как мы. Страшный и не боится.

— Заткнитесь! — зашипел мужчина, зло смотря на женщину.

«Что они здесь делают? Наверное, дракон выжигает окраины, чтобы никто не сбежал, а люди остались только на окраинах, вот они и бегут туда, где безопасно, в центр. И это те люди, за которых сражались? Это те самые простые люди, которых я хотел защищать? Это те люди, что меня отвергли?! Они ничтожны. Но как же их много… Они боятся меня, трясутся, дрожат, не смотрят, даже плачут тише. Нравится ли мне это? Да. Они не достойны нормального отношения, низшие создания. Если бы с самого начала этот город боялся меня, то никогда бы не укусил».

Забитая семьями улица превратилась в узкий, а иногда и вовсе непроходимый, проход, но для Вермира люди делали исключение, расширяли коридор или вовсе спешно расходились, делая дыру. Мужчины бегали по одному, смотря за тем, куда дракон начнёт поливать пламенем, за направлением пожара, чтобы сообщить всем и успеть перебраться в другое безопасное место. И бегать так, между драконом и пламенем, пока что-нибудь не случится, но никто даже думать не хотел, что случится.

«Как же я устал… это просто невозможно, я больше не могу, надо остановиться, присесть на чуть-чуть, всего лишь пара секунд… Нет! Нельзя. Если сяду, то не встану. Собери всё, что осталось, ещё немного и всё решится. Просто потерпи. Не падай».

Жар усилился, заставляя кожу краснеть, а оглушительный рёв, в перерывах между выплёскиванием огня, заставлял зажать уши. Вермир и не заметил, как прошёл всю улицу до здания суда, хоть и не сразу, но спустя пару секунд увидел блеснувший монокль, отрезвляясь вмиг.

— Что вы здесь делаете? — спросил Вермир, подойдя.

— Я знал, что вы придёте, — ответил доктор, поднимая овальную вещь и снимая ткань с вещи, обнажая сверкающую белизну, — поэтому принёс.

Вермир грустно улыбнулся и взял щит в левую руку, некогда лёгкий, как плащ, щит показался гирей.

— Но выглядите не очень, — продолжил доктор, — видимо, ночь удалась на славу. Уверены, что стоит идти?

— Я не знаю, что делать, — устало сказал Вермир под рёв дракона. — Я потерялся… я не уверен, что являюсь собой, я…

— Вы уверены, что хотите это говорить? И время неподходящее. Если не готовы, то не надо, от вас никто этого не требует, просто пойдёмте, не стоит здесь стоять, выберемся в безопасное место.

— А что дальше? Проблема ведь не в том, что я не готов или вот-вот упаду, а в том, что я ничего не вижу, понимаете? Не вижу будущего, безграничная темнота и нет даже частички света. Куда не взгляни — везде этот мрак. Блуждания во тьме… я больше не могу… Почему я не умер? Это ошибка, я должен был погибнуть тогда, в тот день. И ничего бы не было, я бы не превратился в это…

— Вермир…

— Не надо, — перебил он, взглянув на изрыгающего раскалённое пламя дракона, — я должен искупить вину, не перед ними, перед собой. Всё, что я делал, эти убийства, насилие, насла… я предал себя, свои идеалы, самое время понять и… нет, не исправить, принять кару. Больше нет пути, кроме этого, очерченного пламенем.

Вермир начал подниматься по каменным ступеням, пытаясь удержать равновесие, из-за пота прилипла одежды, а не закрывшиеся, и раскрывшиеся, раны защипало.

— Вы хотели знать об отце, — сказал доктор, смотря перед собой, когда Вермир поднялся на последнюю ступень.

— Теперь не хочу, пусть это хотя бы останется на месте, — сказал Вермир и вошёл в здание суда через громадные, расписные двери.

Просторный, словно для великанов, зал с тремя толстыми рядами скамеек, разрисованными потолком и кафедрой по центру, Вермир лишь на миг остановился, наблюдая масштабность, но увидел слева, за приоткрытой дверью, винтовую лестницу и двинулся к ней. Подъём занял много времени и отнял ценные силы, Вермир убрал меч и опирался о перила, постепенно дерево нагревалось, и прикасаться к нему стало невозможно.

«Ещё чуть-чуть и оно загорится», — подумал Вермир.

Остальные несколько кругов он поднимался без помощи, мокрый, без сил, вдыхая разогретый, как в бане, воздух. В горячую, истерзанную голову пришла мысль, что, возможно, этот дракон окажется таким же, может быть, он просто не увидел свой путь, но стоит ему показать, поговорить, Вермир захотел в это верить, от этой мысли разлилось тепло в холодной, пустой душе. Когда рёв показался совсем близким, проходя сквозь камни, как вода, когда от сожжённого кислорода остался только угар, то Вермир понял, что совсем близко. Лестница ведёт дальше, на самый верх башни, но тяжёлая, дубовая дверь прикрывает проход на крышу, охраняемая толстым замком. Вермир вытащил меч и прорезал замок, от слабого толчка дверь с вековым скрипом открылась, хоть рёв и заглушил противный звук.

Дракон поливает пламенем, обхватив лапой башню, не горящие участки города, прерываясь на рёв и зарядку очередной порции огня. Вермир увидел огромный чешуйчатый живот и мощные, сухие, но с тем мускулистые лапы с небольшими когтями, толстый хвост с шипованным кончиком, вышел и посмотрел наверх, на вытянутую, приоткрытую морду с шипами на челюсти.

— Кто ты?! — закричал Вермир со всей мощью голоса. — Ответь!

Дракон, несмотря на собственный рёв, плач людей, крики и стоны, всё же услышал Вермира и изумлённо повернул голову, затихнув. Вертикальные, карие зрачки на миг прикрылись веками, Вермир что-то увидел в них, проблеск разума, но дракон яростно заревел, раскрыв пасть, полную остроконечных, как сталагмиты, зубов.

— Ты не он, — тихо сказал Вермир, разочарованно качнув головой.

Огромная лапа отлепилась от башни и со скоростью и силой ударила по Вермиру, но лишь продырявила крышу. Вермир инстинктивно отпрыгнул, но не смог совладать с инерцией и просто упал, проехавшись лицом по крыше. Смотря на ревущего дракона, как лапа вылетела из дыры с крошкой камня и черепицей и пошла, словно бур, сдирая крышу, он пожалел, что лишился ярости так рано, что это пламя, ведущее его через тьму, потухло, оставив одного, усталым, заблудившимся. Место гнева заняло хладнокровие, не позволяющее рваться вперёд и чувствовать наслаждение боя, но и не дающее сил. Сейчас, перевернувшись на спину и смотря на приближающуюся смерть чистым взором, Вермир понял, что силы есть, немного, но есть. Их даёт животный, обжигающий страх смерти, прямо, как в тот раз, когда его держали шестеро, а блеск кинжала казался таким неотвратимым. Этот страх подбрасывает силы, как уголь в печку, чтобы ехать дальше. Вермир активно заработал ногами и помогал руками, пытаясь отползти крабом с линии атаки, но сила толчков оказалась слишком сильной, он отлетел, словно по скользящей трубе, и покатился с крыши. Лапа ударила в воздух и остановилась, дракон раздражённо заревел и развернулся, оттолкнув башню и махнув толстым хвостом. Вермир вонзил тупой край щита в крышу, сдирая черепицу, и смог затормозить падение, ногами упёршись в крышу, но когда поднял взгляд, то увидел, как дракон, словно кот, сидит наверху и раздражённо машет хвостом, заряжая пламя. Даже отсюда, в дистанции нескольких метров, Вермир почувствовал жар, не тот, что в башне, не просто разогретый воздух, а пламя, сдирающее кожу, почувствовал и сжался в комок, выставив щит. Сидя на коленях, посадив голову так низко, насколько смог, ожидая всепожирающее пламя, он понял, что хочется побежать куда-нибудь, хоть с крыши, хоть петлять по ней, словно заяц от волка, но сбежать. Он не поддался панике, отбросил эту надоедливую мысль, надеясь на лучший исход, хоть и знал, что даже щит не способен полностью отразить и поглотить пламя дракона. Секунды растянулись, как плавящаяся резина, но настал миг, когда под неровный стук сердца из пасти вырвался нестройный поток пламенем, рычащий, пытающийся вырваться из траектории, сжигающий всё на пути. Пламя врезалось в щит, впитываясь, как вода в губку, разделяясь на части. Отдача от потока чуть не вырвала щит, но Вермир вцепился, как клещ в мясо, и почти сразу же почувствовал непонятное изменение температуры, то ли руку кипятком облили, то ли высунули на жуткий мороз. Оно не прошло, но через секунды руки, плечи, бока, почти всё тело прожгло, Вермир почувствовал, будто кожа горит, сжимается, как пластик, будто горит заживо, посмотрев на левое плечо, он увидел, как одежда чернеет и увядает, будто цветок на холоде, и превращается в прах, рассыпаясь на пропадающие в огне части. Вермир отвернулся, зажмурился и закричал, выпуская сжирающая боль, крик хоть и не смог противостоять ярости пламени, но боролся, словно свеча, задуваемая ветром. Поток пламени закончился, будто обрубили, Вермир поднялся, чувствуя, как стучит кожа почти по всему телу, держа раскалённый щит. Дракон выпрямил длинную шею, поражённо моргнул, и несколько секунд смотрел, не веря, взревел, но в рёве поселился страх.

Вермир пошёл вперёд, поднимаясь по крыше, холодно смотря на дракона, держа почему-то онемевшей, но всё ещё сгибающейся, рукой быстро остывающий щит. Мощная, сухая передняя лапа зашла сбоку, сгребая верхний слой крыши. Вермир поднял щит и приготовился к удару, замахиваясь и подготавливая момент. Лапа сгребла человека, словно пылинку, вместе с черепицей, но через пару метров отделилась от кости, выпуская волну крови. Дракон ошарашено и напугано взревел, встав на задние лапы и схватив передней, когтистой лапой обрубок. Вермир, погребённой под лапой вместе со стройматериалом, неподвижно лежал, пока не понял, что ещё жив, разрезал лапу и выбрался. Обгоревшее левое плечо разорвало кусками черепицы, превратившись в тошнотворное месиво, но Вермир не чувствовал этого, боль превратилась в единый пульсирующий организм, словно сердце, во всём многообразии боли перестало возможным отделить одну от другой, он лишь пошёл вперёд, предвещая скорый конец. Дракон, увидев приближающегося человека, взревел и полностью раскрыл пасть, заряжая пламя. Вермир побежал, словно неживыми, еле двигающимися ногами, длинными шагами по скользкой черепице. Огромные карие глаза с вертикальными зрачками раскрылись, заметив, что человек вот-вот добежит до беззащитного против драконьего клинка тела. Пламя вылетело наружу нестройным потоком, так и не набрав должной силы, но всё равно прожгло крышу, петляя, словно змея, небольшие деревянные конструкции загорелись. Вермир успел проскочить под громоздкое тело, пламя захлебнулось, оборвалось, дракон отдёрнул заднюю лапу и попытался придавить оставшейся передней, проделав ещё одну дыру, но теперь на несущей балке. Вермир смог выскользнуть, но задняя лапа оказалась вне досягаемости удара, на склоне крыши. Он кинулся к лапе, дракон ударял передней лапой, пытаясь раздавить опасного человека, но лишь пробивал крышу, оставляя дыры, смотря, как человек отскакивает в последний момент и бежит дальше, замахиваясь смертельным оружием. Вермир затормозил в последний момент, перед ним пролетела чешуйчатая лапа, проломив крышу, не думая, даже до того, как лапа полезла назад, он прыгнул вбок, занося меч, клинок рассёк крепкую чешую и плоть, словно воздух. Лапа осталась торчать в крыше, обрубок же взлетел вверх, плеская кровью, Дракон запаниковал, замахал мощными крыльями, разгоняя ветер и готовясь к взлёту, Вермир взял рукоять в зубы, добежал до лапы и, подпрыгнув, вцепился в чешую, словно скалолаз в уступы. После мощного толчка и отдачи воздуха, дракон взлетел, смотря на разгорающуюся, дырявую крышу, набрал высоту, быстро достиг облаков и продолжил подниматься, пока не понял, что задняя правая лапа зудит, взревел, пытаясь левой задней лапой достать содрать человека, царапая когтями чешую, но короткие когти вслепую ничего не изменили. Вермир схватил лапу изо всех, до онемения пальцев, обнял щитом и бёдрами, надеясь лишь на то, что сможет выдержать подъём, от перегрузки темнело в глазах, воздуха становилось всё меньше. Набор высоты остановился, они замерли на миг и полетели вниз, сначала медленно, но набирая всё большую скорость. Вермир медленно пополз, словно по трубе, перебирая ногами и щитом, но неизменно цепляясь подушечками пальцев за чешую, попутно пытаясь уворачиваться от беспорядочных ударов лапой. Мельком взглянув на быстро приближающуюся бескрайнюю землю, кольнула мысль, что до шеи не добраться, что времени осталось совсем немного, он прижал щёку к хребту, клинок выстрелил, а дракон заревел от невыносимой боли, но ветер частично заглушил крик, оставляя его позади.

Вермир вертел головой, разрезая клинком чешую, мясо и кости, выпуская наружу кровь, которая тут же улетала, полз вперёд, цепляясь за чешую, пока не понял, что падает. Дракон спикировал и спустя миг выпрямился, расправив крылья наполовину, Вермир не успел перестроиться и полетел вперёд, но, пролетая возле головы, успел схватиться за длинный острый рог и взглянуть в громадные карие глаза, наполненные ненавистью. Увидел и, качнувшись, вдарил ногой, но чешуйчатое веко успело прикрыть глаз, дракон взревел, выпуская волну звука, раздавливающую барабанную перепонку, и замотал головой. Вермир подтянулся, обхватил рог рукой со щитом, повиснув, вытащил изо рта меч правой рукой и взмахнул, но, из-за того, что его болтает, как куклу, промахнулся. Дракон попытался обрубком сбросить человека, но лишь прижал ноги к голове, словно пресс. Вермир, чувствуя, что его сейчас вот-вот раздавят, посмотрел на срост между длинной шеей и головой, понимая, что больше не трясёт, и ударил, прорезая тонкую, но сквозную рану. Голова перестала реветь, отделилась от тела, активно, как волна, пошла кровь, но взлетала вверх. Вермир схватился за кровоточащий обрубок лапы, убрал опустевшую рукоять под пояс, дополз до плеча и перевернулся, обняв.

Город стремительно увеличивался, вскоре из большого пятна полыхающий, испускающих дым зданий оказалось возможным разглядеть здание суда. Вермир только сейчас понял, что сердце глухо бьётся где-то внизу живота, посмотрев на такую далёкую и чужую землю, слыша шум ветра, закрыл глаз.

«Это конец», — подумал он. — «Теперь я доказал, что смог бы вас защитить? Только вы мне не нужны».

Последнее, что он слышал, это резкий, бесчувственный, мимолётный звук удара. Наступила тишина и безграничная тьма.

 

Последний вздох

У темницы дежурят два солдата в выдраенных до блеска доспехах, только блеска в тёмном коридоре не появится, с поднятыми забралами в виде клюва сов, когда шлем с волнистыми бровями соединяется с забралом, то мерещится стальная сова, будто статуя, только без глаз.

— …ну так вот, город полыхает. Вони-ииииииии-ща просто ужас, знаешь, когда у костра стоишь, или подкидываешь дрова, вот такой же запах, только в тысячу раз сильнее.

— Это от сожжённых волос так пахнет, идиот.

— Сам идиот! Чего ты обзываешься? А ещё такой запах, как будто порося недавно забитого на вертел положили, на костёр, вот только не от хряков это было.

— Иногда я сомневаюсь в наших рекрутёрах… И зачем брать ребят из деревень…

— Ты это о чём?

— Я тебя просил рассказать о том, что было в здании суда, а ты мне про вонь.

— Ну, тек картину обрисовать надо, а-то вдруг не до конца поймёшь.

— Просто. Расскажи.

— Лааааааадно. В общем, горело оно, как сарай, только большой, дерево там, камень, всё вот это. Мы, я то есть, командир и ещё дюжина ребят, побежали туда, ну, как увидели, что дракон со всей дури влетел в суд-то.

— Да я знаю это! Я же тоже видел!

— Но тебя-то с нами не было! И чего ты кричишь?! Услышат ещё! Потом опять картошку чистить заставят!

— Мх-хххххх-ффф… просто… просто… ладно, что с драконом?

— Да ничего. Мёртвый он, ему кто-то башку срубил, не знаю, кто может ДРАКОНУ срубить голову в небе, на земле-то ещё куда ни шло, но в небе-то… опасные нынче времена пошли… я вот каждый раз, как в казарму иду, то смот…

— И больше никого не было?

— Да нет… а чего ты перебиваешь? Я же тебя не перебивал, не по-товарищески это.

— Постой, как не было? Откуда он тогда?

— А я-то откуда знаю? Я только у суда стоял, смотрел, там часть стены обвалилась, драконом-то, ну я и глядел, а он откуда я не знаю, это у командира спрашивай, он же его припёр-то.

— Прекрасно. Больше никогда с ним в наряд не пойду…

— Что?

— Говорю, а остальные ничего не говорили? Слухи, может быть.

— Какие слухи? Я не бабка, чтобы слухами обмазываться. Я в армию не из-за языка попал, так что…

— Понял-понял, а что с горожанами?

— С людьми-то? Да хер их знает, они же грязные оборванцы, что с такими? С поросями небось валялись… я вот, когда маленький был, то тоже жил в деревне, но всегда был чистый, точно дворянское дятё, точно тебе говорю. Бывает, иду я к речке…

Звуки шагов пробежал по каменному коридору, отскакивая от стен, вперёд хозяев, показался свет факела и шум поедаемого кислорода.

— Замолчи.

— Чего? Почему ты меня затыкаешь-то? Я ведь такой ж…

— Идут.

— Да ты врёшь, я ничего не слышу, только твою болтовню, говоришь только о себе, да и думаешь тоже, затыкаешь всех, перебиваешь, у нас в деревене был такой один, так мы его прив…

— Разговорчики! — прогромыхал мощный голос.

Подошли двое, один в сверкающем доспехе со стальным пером на шлеме с волнистыми бровями, а второй в нищенском балахоне, с укрытой капюшоном головой.

— Обстановка? — громко спросил человек со стальным пером.

— Всё в порядке, командир.

— Прекрасно, только соблюдайте субординацию и в следующий раз отвечайте, как подобает. Откройте. Ну, что ты так долго возишься… дай сюда! Вот… господин, прошу.

Человек в балахоне взял факел и вошёл в небольшую, каменную темницу. В углу на грязном матрасе, набитым сеном, лежит мерно дышащее перебинтованное, со свободным только ртом и глазом, до пояса тело с забинтованной культей, прикованное кандалами на цепи за щиколотки. Человек поставил факел в настенную подставку и снял капюшон, показалось грубое лицо с квадратной челюстью и выщерблинами в коже, короткие усы, обводящие рот и соединяющиеся с такой же короткой, больше похожей на запущенную щетину, бородой.

— Спишь?

Он опустился на корточки и дёрнул за плечо. Тело очнулось, рывком отлетев к стене и быстро, словно только что бежало спринт, задышало.

— Не спишь, значит. Это хорошо, поговорить хочу, но, для начала… ты — Вермир?

— Что это? Я жив… что это за место? Этого не может быть…

— Ответь.

— Да.

Человек резко встал и повернулся, заломив руки за спиной.

— А кто вы? — спросил Вермир. — Ответьте теперь на мои вопросы. Почему я ещё жив?

— Два месяца не прошло. Два месяца. Я отправлял молодого, сильного и красивого парня, а ты кто? Что с тобой случилось? Тебя что, правда, пытали?

Вермир замер, голова закружилась, вернулась неутомимая слабость и пульсирующая, но тупая боль.

— Наставник?

— Наставник! — зло сказал человек и с силой развернулся. — Что тебе в голову ударило, парень? Мне такого порассказали… это правда?

— Что именно? — слабо спросил Вермир, пытаясь совладать с телом.

— А ты ещё что-то натворил?! Зачем полез разбираться с местными? Я разве не говорил, что драконоборец сидит тихо и ждёт? Ты, вроде бы, не пропускал занятие и не глухой.

— Теперь частично…

— Я знаю, что у тебя лопнула барабанная перепонка! По слухам, ты вырезал под полсотни человек. Меч тебе дали не для этого.

— Они это заслужили, — собравшись с силами, громко и стойко сказал Вермир, — пусть благодарят, что отделались так легко.

— Ясно, — тихо сказал наставник, опустив взгляд. — Дракон сжёг почти весь город, тел нет, если они вообще были, как и обвинений по этому поводу. Но… давай допустим, что они заслужили, хоть я в это не верю, но зачем ты убил брата? Осталось и тело и свидетель.

— Хех, — Вермир ухмыльнулся, ощущая мелкую дрожь и холод.

— Что ты ржёшь?! Ты убил драконоборца, одного из нас, своего брата. Неужели тебе даже не стыдно? Почему ты его убил? За всю историю такого не случалось, чтобы мы… драконоборцы, резали друг друга, как разбойники за монеты.

— Вы не поймёте.

— Я не пойму? Тебя? Не шути, Вермир, я тренировал тебя шесть лет каждый день. Мне даже просто любопытно, что такого должно было случиться, что ты набросился на Бранори?

— Наставник, что если я скажу вам, что драконы не просто существа, которые хотят нас поджарить, съесть, убить?

— Конечно, нет. Это такие же животные, как тигры, но только опасные, очень. Они защищают свою территорию, как другие хищники. Что ты хотел добиться этим вопросом?

— Что если они разумны?

— Вермир…

— Я серьёзно, наставник, вы не задавались таким вопросом, может, они не простые? Может, в них есть что-то, что есть в нас, душа…

— Вермир! Напоминаю, ты убил драконоборца, а потом дракона. О чём ты говоришь? Противоречишь даже сам себе. Многие считают, что ты просто рехнулся, я не хотел в это верить, но сейчас… возможно, у тебя просто психическое помешательство, иначе ничем другим это объяснить нельзя.

— Это был другой, простой.

— Простой? И как же определить простого дракона от дракона с душой? Один сжигает города, а другой нет? Любой дракон будет сжигать города, это ответная реакция на распространение человека, люди захватывают территорию, нередко там бывают драконы. Это нормально, что драконы сжигают селения, города, они хотят прогнать захватчиков.

— Нормально? Наставник, вы…

— Вермир! Очнись! Я понимаю, ты белое пламя, но нельзя же быть таким наивным. Нельзя смотреть на мир однобоко, мы хорошие, они плохие. Да, драконоборцы — чистые души, но это не значит, что мы поступаем только хорошо, несём добро, что мы вообще поступаем хорошо. Мы просто оказались на этой стороне баррикад, это не значит, что мы добрые, но мы здесь оказались и проведём здесь всю жизнь, нельзя бросаться на баррикады врага с воплями о прощении, тебя убьют. Так уж работает мир. Не только человеческий.

— Это… наставник…

— Проклятье! Я говорил этим старым пердунам, что надо не только учить драться. Вермир, мы ограничиваем влияние драконов, отбираем хорошую землю, оставляем плохую. Думаешь, мне это нравится? Или кому-то из драконоборцев это нравится? Может, кому-то и нравится, но не большинству. Но ни я, ни мы в целом не можем этому противостоять. Откажемся убивать драконов — останемся без работы, без денег, жилья и даже еды, и, в конце концов, найдут других, взбунтуемся — убьют. Нас слишком мало, чтобы ставить свои порядки.

— Что за… и почему об этом не говорят?

— А ты хочешь убивать драконов, потому что кто-то не может умерить жадность? Потому что нужно вырубить очередной лес, достать металла, а уж если обнаружили золото… Ты хочешь убивать, понимая, что этого можно было избежать простым решением? Просто кто-то хочет больше, больше денег, поэтому будут отниматься леса, озёра, предгорья, а потом и горы. Этот бессовестный блеск в глазах ведёт туда.

Вермир опёрся о стену, дрожь усилилась, как и холод.

— Так почему ты убил Бранори?

— Я-аааааа… не могу сказать.

— Прекрати, я пришёл сюда не как судья, я пришёл к своему ученику. Что бы ты ни сказал, я пойму.

Вермир стал набирать в грудь воздух и только сейчас заметил, насколько тяжело дышать, будто на груди наковальня.

— Я встретил разумного дракона, он говорил.

— Тааааааа-к.

— Это не помешательство, я встречался с ним несколько раз. Он говорил, говорил!

— Хорошо, давай представим. И что же он сказал?

— Многое. Помогал вернуть психическую стабильность, говорил о мире, рызмышлял. Он спас мне жизнь, дважды.

— Вермир, давай я спрошу на всякий случай, ты уверен, что это тебе не показалось? Возможно, это были очень реалистичные сны. Мы сражаемся с драконами уже больше двадцати лет и никогда такого не встречали.

— Я уверен.

— Хорошо, но ты так и не сказал, почему уби… постой, рядом с расчленённым трупом Бранори нашли голову дракона… Вермир? Ты убил брата из-за дракона?

— Это не просто дракон.

— Какая ирония… Но ты же понимаешь, что он этого не заслужил?

— Дракон тоже не заслужил.

— Я тебя понял, — сказал наставник, развернувшись. — Убийство драконоборца никто не оставит бесследно. Ты знаешь, что будет. Из-за этого ты здесь.

Слабость усилилась, как и головокружение, Вермир вяло поднёс руку ко лбу, хотя стереть пот, и обнаружил, что гладит бинты, учащённо задышал, ощущая волну тепла, разливающуюся по телу.

— Так почему я не умер?

— А хотелось бы? — равнодушно спросил наставник.

— Я рассчитывал.

— Насколько мне известно, крылья дракона были раскрыты, из-за трупного окоченения не сжались, а ты, видимо, был на драконе, иначе по-другому выжить бы не смог. Скорее всего, чешуя поглотила большую часть урона, тебе осталась лишь инерция, но ничего страшного, всего лишь сломал пару рёбер и сотрясение мозга. Забавно, что тебя нашли рядом с горящими завалами… куда интереснее старые раны, врач рассказал много интересного… этот старый хрен, конечно, много ворчал, когда его заставляли ещё тебя и кормить, но больше принёс пользы… чтобы ты понимал, почему у тебя до сих пор не гниют раны, он их вскрыл и промыл. Всё тело в ранах, внутреннее кровоизлияние, ожоги, порезы, кстати, волос у тебя больше нет, разве что снизу, хе-хе, укусы, рваные раны, ты что, с пантерой боролся? И где глаз? А уж лицом-то детей пугать можно.

— Я знаю…

— Но знаешь что самое захватывающее? Он сказал, что с такими ранами не живут, вообще, болевой порог должен быть выше небес, чтобы просто от шока не умереть. Об огромной кровопотере даже говорить не стоит. Не знаю зачем, но он установил последовательность ран и шрамов, я знаю, что между раной на ладони и на предплечье всего пара дней. Хорошо, хоть не за один присест нарезали, боролся, значит, это радует. Ах, да, левую руку ампутировали, она вплавилась в щит, лопаткой сдирали.

Вермир только сейчас заметил, что левой руки нет по локоть, кинув мутный взгляд на перебинтованный обрубок.

— …сколько раз говорил, ну не надо блокировать пламя дракона, только в самом крайнем случае.

— И сколько я уже здесь? — спросил Вермир, медленно осматривая темницу. — Кстати, где я?

— Почти неделя, ты был сильно истощён. Крепость серебряной гвардии или просто крепость совы. В Цитадели никого никогда не судят и не будут, даже своих, да и далеко она, вряд ли бы выжил. Кстати, о живучести, есть догадка, что это белое пламя поддерживает в тебе жизнь.

— Наставник… его больше нет, — тихо сказал Вермир, опустил голову и сглотнул.

— Что? Этого не может быть, оно не пропадает.

— Прошу, посмотрите.

Наставник сел на колени, подтянул живот, положил руки на бёдра и прикрыл глаза. Он сидел так несколько минут, пока Вермир быстро дышал, создавая единственный шум в темнице.

— Оно не пропало, — серьёзно и медленно проговорил наставник, открыв глаза и опустив живот, — но стало меньше. Да… это удивительно, единственный, кто обладает белым пламенем… если оно пропадёт, то это станет вторым потрясением. Единственный, кто обладал за последние двадцать лет и потерял. Редкое явление.

— Не единственный, — мрачно сказал Вермир. — Я встретил ещё одного, там, в Пилане. Хотел… убить, но не смог. Оно проникает в голову, изменяет мысли. Можно убить, если только не смотреть.

— И почему хотел убить?

— Он один из разбойников.

— Правосудие вершил, значит… и куда он делся?

— Не знаю, убежал. Может, сгорел.

— Значит, возможно, бродит второе белое пламя? — спросил наставник, вставая. — Это интересно.

— Молодой парень. Когда найдёшь, передавай привет.

— Сам передашь. Ну, чего ты на меня смотришь, как рыба без воды? Ты ведь не забыл, что драконоборцы могут простить всё? Прошу тебя признайся в содеянном, тебя простят, лишат звания драконоборца, лишат всего и изгонят из княжества, но ты выживешь. Конечно, радует, что ты готов умереть за свои дела, но Бранори уже не вернуть, а ты белое пламя. Рогвельд — не весь мир, найдётся место и для тебя.

Вермир ничего не ответил, только смотрел в стену.

— Вермир, прошу, как наставник прошу, откинь глупую гордыню. Вина пройдёт, а тебе ещё жить, ты молод. Насчёт шрамов не переживай, да и потеря руки — не конец света. Всё пройдёт, уляжется, просто нужно время, — наставник посмотрел в перебинтованное лицо со шрамами и развернулся к двери. — Ладно, я уверен, что ты выберешь правильный вариант. Увидимся на суде, все драконоборцы не приедут, но будет их достаточно.

Наставник взял факел и вышел в коридор, а оттуда направился к разговаривающим солдатам.

— Так это он голову срубил, командир?

— Ну, да, не ястреб же отгрыз. Ха-ха.

— А у нас в деревни была такая птица, которая коров воровала, так во…

— Это, наверное, нелегко далось…

— Ну, да, не всякому драконоборцу удаётся дракона завалить, чаще это их заваливают. Это вам не в доспехи срать. Ха-ха.

Наставник вышел, оглядел солдат, задержал взгляд на командире и пошёл к выходу, командир спешно пошёл за ним.

— Господин, как всё прошло?

— Относительно неплохо.

— Я тут невольно услышал… Понял-понял, ничего не слышал.

Солдаты посмотрели на командира, на открытую, чугунную дверь с решётчатом окошком и переглянулись.

— А с дверью что? У нас в деревне обычно всегда закрывают.

— Да закрывай, просто он забыл сказать.

— Так он ключи не отдал.

— Ээээээээх… наверное, пошёл в доспехи срать.

— Чего?

— Говорю, скорей бы нас поменяли.

Вермир остался один в темноте, обнимаясь со слабостью, изнеможением, чувствуя жуткое головокружение. Он осторожно лёг на колючий матрас с торчащими в разные стороны соломинками и закрыл глаза, попытавшись заснуть, но через пару минут понял, что не может.

«Проклятый город… его надо уничтожить, чтобы освободиться… а я остановил уничтожение», — подумал Вермир. — «Зачем я это сделал? Наверное, думал, что погибну и больше ничего не увижу, что не будет этой ямы перед глазами и вообще ничего не будет. Правильно ли я поступал? Определённо нет, но не знаю, как можно было поступать лучше».

Вермир не знал, сколько прошло времени, засыпал он или нет, просто лежал, вдыхая сырой воздух, пока не услышал скрежет чугунной двери и топот. Вошли два здоровых солдата, держа факел, в простых, замызганных рубахах и штанах, без слов открыли колодки с помощью ключа, взяли под руки и повели. Вермир и не знал, что ходит, как коротконогий калека, он почти и не опирался на ноги, его несли.

«Дракон, почему всё так вышло? Ты же ни в чём не виноват… интересно, чтобы ты сказал, узнав, что я наделал? Мне не хватает наших бесед. Интересно, я как-то подействовал на мир? Сдвинул его? Вряд ли узнаю».

Вермира вывели из темницы, и повели к выходу сквозь каменный коридор, солдаты как-то странно, с непониманием глядели на ковыляющего драконоборца.

«Дора, прости меня, прости, я просто слабак, никчёмный, ничтожный слабак. Даже не могу совладать с собой… это я во всём виноват».

За большой деревянной дверью оказался просторный двор крепости с помостом посередине, на котором стоит старец в балахоне с пергаментом в руке, пнём и корзиной, в середине уже собрались чуть больше дюжины мужчин в простой одежде, дублетах, плащах и просто рубахах. Вдалеке, на бойницах, из казарм, конюшен, возле ворот солдаты глядят во все глаза, ожидая представления. Свет ослепил Вермира, причинил боль, как скрывающейся во тьме твари. Он закрыл глаз, но боль прошла даже через веко. Его повели прямиком к помосту, люди затихли, увидев искалеченного, изуродованного судимого.

«Нелд, извини, что принёс тебе столько неприятностей, и хоть нашей дружбы больше нет, как и тебя, я раскаиваюсь. Ты помог мне и поплатился за это».

Вермира поставили рядом со старцем и отошли на шаг, внимательно следя за слабым телом.

— Итак, мы можем начать суд, — тряся рукой с пергаментом старчески произнёс старец. — Мы все здесь собрались, чтобы судить Торсоу Вермира Малдовича за убийство брата, драконоборца Бранори Сюгрифа, без отчества.

«Отец… Отец, я не смею просить прощения, я разрушил всё, что ты бережно построил… я стал убийцей, а не защитником, всё пошло совсем не так, как я представлял… я не смею просить прощения, но я бы хотел, чтобы ты меня простил и… хорошо, что ты этого не видишь».

— Торсоу Вермир Малдович, вы признаёте вину?

Вермир открыл привыкший к свету глаз, хоть всё ещё и резало зрачок, в небольшой кучке драконоборцев он увидел наставника и больше никаких знакомых лиц.

— Да.

— Раскаиваетесь ли вы в содеянном?

— Нет.

— Да как ты смеешь?! — вырвался крик из толпы. Все оглянулись на него, драконоборец снял капюшон, показывая молодое лицо с жёсткими, но красивыми чертами. — Ты убил брата и даже не сожалеешь… Как ты можешь?!

— Прекратите, — мягко, но твёрдо сказал старец, блеснув глазами, и повернулся к Вермиру. — Что послужило вашему необдуманному порыву?

— Я не желаю об это говорить.

— Кхм, тогда мы не сможем вас судить. Вы понимаете, чем это грозит?

— Полностью.

Вермир посмотрел каменным взглядом в лицо наставнику, тот качнул головой, развернулся и ушёл. Небольшой шум в рядах драконоборцев стих так же быстро, как зародился.

— Ты это заслужил! — выкрикнул молодой драконоборец, накинул капюшон и пошёл прочь.

Вермира взяли под руки, подвели к пню и поставили на колени, начали снимать бинты с макушки, обнажая обгоревшую кожу, изуродованное лицо, пустую глазницу. Свежий воздух с ветром прибавили ожогам ещё больше боли, но Вермир не показал её. Тишина накрыла двор, драконоборцы поражённо замерли, кто-то отвёл взгляд, а кто-то всматривался, даже солдаты, видя только обгоревший затылок, замедлились, старец покосился, но вернул взгляд на бумагу.

— Несмотря на ваше преступление, вы совершили подвиг, убили дракона и спасли тем самым много жизней. Может быть, у вас есть последнее слово?

«Последнее слово? Моё… последнее… слово….».

Вермир вспомнил, сколько ран получил, как долго тянется эта боль, понял, что беспробудно устал, высосан до капли и хочет только одного.

— Отпустите меня поскорее. Хочу уже уйти.

Никто не посмел выказать недовольство, а если оно зарождалось в чьей-то груди, то стоило взглянуть на изуродованное лицо и поникший глаз, как она бесследно пропадала. Вермира прижали головой к пню, в глаз попал луч света, из него родился облик самого Вермира, но красивого, здорового и сильного.

«А ведь всё могло быть по-другому», — сказал облик.

«Да, могло быть», — подумал Вермир.

«Не повезло. Просто не повезло».

Мощный удар топора разрубил шею, голова покатилась и упала в корзину. Вдалеке, возле леса, запели птицы, ветер затеребил листву, шумя, вдалеке, у самых гор, взревел дракон.