У темницы дежурят два солдата в выдраенных до блеска доспехах, только блеска в тёмном коридоре не появится, с поднятыми забралами в виде клюва сов, когда шлем с волнистыми бровями соединяется с забралом, то мерещится стальная сова, будто статуя, только без глаз.

— …ну так вот, город полыхает. Вони-ииииииии-ща просто ужас, знаешь, когда у костра стоишь, или подкидываешь дрова, вот такой же запах, только в тысячу раз сильнее.

— Это от сожжённых волос так пахнет, идиот.

— Сам идиот! Чего ты обзываешься? А ещё такой запах, как будто порося недавно забитого на вертел положили, на костёр, вот только не от хряков это было.

— Иногда я сомневаюсь в наших рекрутёрах… И зачем брать ребят из деревень…

— Ты это о чём?

— Я тебя просил рассказать о том, что было в здании суда, а ты мне про вонь.

— Ну, тек картину обрисовать надо, а-то вдруг не до конца поймёшь.

— Просто. Расскажи.

— Лааааааадно. В общем, горело оно, как сарай, только большой, дерево там, камень, всё вот это. Мы, я то есть, командир и ещё дюжина ребят, побежали туда, ну, как увидели, что дракон со всей дури влетел в суд-то.

— Да я знаю это! Я же тоже видел!

— Но тебя-то с нами не было! И чего ты кричишь?! Услышат ещё! Потом опять картошку чистить заставят!

— Мх-хххххх-ффф… просто… просто… ладно, что с драконом?

— Да ничего. Мёртвый он, ему кто-то башку срубил, не знаю, кто может ДРАКОНУ срубить голову в небе, на земле-то ещё куда ни шло, но в небе-то… опасные нынче времена пошли… я вот каждый раз, как в казарму иду, то смот…

— И больше никого не было?

— Да нет… а чего ты перебиваешь? Я же тебя не перебивал, не по-товарищески это.

— Постой, как не было? Откуда он тогда?

— А я-то откуда знаю? Я только у суда стоял, смотрел, там часть стены обвалилась, драконом-то, ну я и глядел, а он откуда я не знаю, это у командира спрашивай, он же его припёр-то.

— Прекрасно. Больше никогда с ним в наряд не пойду…

— Что?

— Говорю, а остальные ничего не говорили? Слухи, может быть.

— Какие слухи? Я не бабка, чтобы слухами обмазываться. Я в армию не из-за языка попал, так что…

— Понял-понял, а что с горожанами?

— С людьми-то? Да хер их знает, они же грязные оборванцы, что с такими? С поросями небось валялись… я вот, когда маленький был, то тоже жил в деревне, но всегда был чистый, точно дворянское дятё, точно тебе говорю. Бывает, иду я к речке…

Звуки шагов пробежал по каменному коридору, отскакивая от стен, вперёд хозяев, показался свет факела и шум поедаемого кислорода.

— Замолчи.

— Чего? Почему ты меня затыкаешь-то? Я ведь такой ж…

— Идут.

— Да ты врёшь, я ничего не слышу, только твою болтовню, говоришь только о себе, да и думаешь тоже, затыкаешь всех, перебиваешь, у нас в деревене был такой один, так мы его прив…

— Разговорчики! — прогромыхал мощный голос.

Подошли двое, один в сверкающем доспехе со стальным пером на шлеме с волнистыми бровями, а второй в нищенском балахоне, с укрытой капюшоном головой.

— Обстановка? — громко спросил человек со стальным пером.

— Всё в порядке, командир.

— Прекрасно, только соблюдайте субординацию и в следующий раз отвечайте, как подобает. Откройте. Ну, что ты так долго возишься… дай сюда! Вот… господин, прошу.

Человек в балахоне взял факел и вошёл в небольшую, каменную темницу. В углу на грязном матрасе, набитым сеном, лежит мерно дышащее перебинтованное, со свободным только ртом и глазом, до пояса тело с забинтованной культей, прикованное кандалами на цепи за щиколотки. Человек поставил факел в настенную подставку и снял капюшон, показалось грубое лицо с квадратной челюстью и выщерблинами в коже, короткие усы, обводящие рот и соединяющиеся с такой же короткой, больше похожей на запущенную щетину, бородой.

— Спишь?

Он опустился на корточки и дёрнул за плечо. Тело очнулось, рывком отлетев к стене и быстро, словно только что бежало спринт, задышало.

— Не спишь, значит. Это хорошо, поговорить хочу, но, для начала… ты — Вермир?

— Что это? Я жив… что это за место? Этого не может быть…

— Ответь.

— Да.

Человек резко встал и повернулся, заломив руки за спиной.

— А кто вы? — спросил Вермир. — Ответьте теперь на мои вопросы. Почему я ещё жив?

— Два месяца не прошло. Два месяца. Я отправлял молодого, сильного и красивого парня, а ты кто? Что с тобой случилось? Тебя что, правда, пытали?

Вермир замер, голова закружилась, вернулась неутомимая слабость и пульсирующая, но тупая боль.

— Наставник?

— Наставник! — зло сказал человек и с силой развернулся. — Что тебе в голову ударило, парень? Мне такого порассказали… это правда?

— Что именно? — слабо спросил Вермир, пытаясь совладать с телом.

— А ты ещё что-то натворил?! Зачем полез разбираться с местными? Я разве не говорил, что драконоборец сидит тихо и ждёт? Ты, вроде бы, не пропускал занятие и не глухой.

— Теперь частично…

— Я знаю, что у тебя лопнула барабанная перепонка! По слухам, ты вырезал под полсотни человек. Меч тебе дали не для этого.

— Они это заслужили, — собравшись с силами, громко и стойко сказал Вермир, — пусть благодарят, что отделались так легко.

— Ясно, — тихо сказал наставник, опустив взгляд. — Дракон сжёг почти весь город, тел нет, если они вообще были, как и обвинений по этому поводу. Но… давай допустим, что они заслужили, хоть я в это не верю, но зачем ты убил брата? Осталось и тело и свидетель.

— Хех, — Вермир ухмыльнулся, ощущая мелкую дрожь и холод.

— Что ты ржёшь?! Ты убил драконоборца, одного из нас, своего брата. Неужели тебе даже не стыдно? Почему ты его убил? За всю историю такого не случалось, чтобы мы… драконоборцы, резали друг друга, как разбойники за монеты.

— Вы не поймёте.

— Я не пойму? Тебя? Не шути, Вермир, я тренировал тебя шесть лет каждый день. Мне даже просто любопытно, что такого должно было случиться, что ты набросился на Бранори?

— Наставник, что если я скажу вам, что драконы не просто существа, которые хотят нас поджарить, съесть, убить?

— Конечно, нет. Это такие же животные, как тигры, но только опасные, очень. Они защищают свою территорию, как другие хищники. Что ты хотел добиться этим вопросом?

— Что если они разумны?

— Вермир…

— Я серьёзно, наставник, вы не задавались таким вопросом, может, они не простые? Может, в них есть что-то, что есть в нас, душа…

— Вермир! Напоминаю, ты убил драконоборца, а потом дракона. О чём ты говоришь? Противоречишь даже сам себе. Многие считают, что ты просто рехнулся, я не хотел в это верить, но сейчас… возможно, у тебя просто психическое помешательство, иначе ничем другим это объяснить нельзя.

— Это был другой, простой.

— Простой? И как же определить простого дракона от дракона с душой? Один сжигает города, а другой нет? Любой дракон будет сжигать города, это ответная реакция на распространение человека, люди захватывают территорию, нередко там бывают драконы. Это нормально, что драконы сжигают селения, города, они хотят прогнать захватчиков.

— Нормально? Наставник, вы…

— Вермир! Очнись! Я понимаю, ты белое пламя, но нельзя же быть таким наивным. Нельзя смотреть на мир однобоко, мы хорошие, они плохие. Да, драконоборцы — чистые души, но это не значит, что мы поступаем только хорошо, несём добро, что мы вообще поступаем хорошо. Мы просто оказались на этой стороне баррикад, это не значит, что мы добрые, но мы здесь оказались и проведём здесь всю жизнь, нельзя бросаться на баррикады врага с воплями о прощении, тебя убьют. Так уж работает мир. Не только человеческий.

— Это… наставник…

— Проклятье! Я говорил этим старым пердунам, что надо не только учить драться. Вермир, мы ограничиваем влияние драконов, отбираем хорошую землю, оставляем плохую. Думаешь, мне это нравится? Или кому-то из драконоборцев это нравится? Может, кому-то и нравится, но не большинству. Но ни я, ни мы в целом не можем этому противостоять. Откажемся убивать драконов — останемся без работы, без денег, жилья и даже еды, и, в конце концов, найдут других, взбунтуемся — убьют. Нас слишком мало, чтобы ставить свои порядки.

— Что за… и почему об этом не говорят?

— А ты хочешь убивать драконов, потому что кто-то не может умерить жадность? Потому что нужно вырубить очередной лес, достать металла, а уж если обнаружили золото… Ты хочешь убивать, понимая, что этого можно было избежать простым решением? Просто кто-то хочет больше, больше денег, поэтому будут отниматься леса, озёра, предгорья, а потом и горы. Этот бессовестный блеск в глазах ведёт туда.

Вермир опёрся о стену, дрожь усилилась, как и холод.

— Так почему ты убил Бранори?

— Я-аааааа… не могу сказать.

— Прекрати, я пришёл сюда не как судья, я пришёл к своему ученику. Что бы ты ни сказал, я пойму.

Вермир стал набирать в грудь воздух и только сейчас заметил, насколько тяжело дышать, будто на груди наковальня.

— Я встретил разумного дракона, он говорил.

— Тааааааа-к.

— Это не помешательство, я встречался с ним несколько раз. Он говорил, говорил!

— Хорошо, давай представим. И что же он сказал?

— Многое. Помогал вернуть психическую стабильность, говорил о мире, рызмышлял. Он спас мне жизнь, дважды.

— Вермир, давай я спрошу на всякий случай, ты уверен, что это тебе не показалось? Возможно, это были очень реалистичные сны. Мы сражаемся с драконами уже больше двадцати лет и никогда такого не встречали.

— Я уверен.

— Хорошо, но ты так и не сказал, почему уби… постой, рядом с расчленённым трупом Бранори нашли голову дракона… Вермир? Ты убил брата из-за дракона?

— Это не просто дракон.

— Какая ирония… Но ты же понимаешь, что он этого не заслужил?

— Дракон тоже не заслужил.

— Я тебя понял, — сказал наставник, развернувшись. — Убийство драконоборца никто не оставит бесследно. Ты знаешь, что будет. Из-за этого ты здесь.

Слабость усилилась, как и головокружение, Вермир вяло поднёс руку ко лбу, хотя стереть пот, и обнаружил, что гладит бинты, учащённо задышал, ощущая волну тепла, разливающуюся по телу.

— Так почему я не умер?

— А хотелось бы? — равнодушно спросил наставник.

— Я рассчитывал.

— Насколько мне известно, крылья дракона были раскрыты, из-за трупного окоченения не сжались, а ты, видимо, был на драконе, иначе по-другому выжить бы не смог. Скорее всего, чешуя поглотила большую часть урона, тебе осталась лишь инерция, но ничего страшного, всего лишь сломал пару рёбер и сотрясение мозга. Забавно, что тебя нашли рядом с горящими завалами… куда интереснее старые раны, врач рассказал много интересного… этот старый хрен, конечно, много ворчал, когда его заставляли ещё тебя и кормить, но больше принёс пользы… чтобы ты понимал, почему у тебя до сих пор не гниют раны, он их вскрыл и промыл. Всё тело в ранах, внутреннее кровоизлияние, ожоги, порезы, кстати, волос у тебя больше нет, разве что снизу, хе-хе, укусы, рваные раны, ты что, с пантерой боролся? И где глаз? А уж лицом-то детей пугать можно.

— Я знаю…

— Но знаешь что самое захватывающее? Он сказал, что с такими ранами не живут, вообще, болевой порог должен быть выше небес, чтобы просто от шока не умереть. Об огромной кровопотере даже говорить не стоит. Не знаю зачем, но он установил последовательность ран и шрамов, я знаю, что между раной на ладони и на предплечье всего пара дней. Хорошо, хоть не за один присест нарезали, боролся, значит, это радует. Ах, да, левую руку ампутировали, она вплавилась в щит, лопаткой сдирали.

Вермир только сейчас заметил, что левой руки нет по локоть, кинув мутный взгляд на перебинтованный обрубок.

— …сколько раз говорил, ну не надо блокировать пламя дракона, только в самом крайнем случае.

— И сколько я уже здесь? — спросил Вермир, медленно осматривая темницу. — Кстати, где я?

— Почти неделя, ты был сильно истощён. Крепость серебряной гвардии или просто крепость совы. В Цитадели никого никогда не судят и не будут, даже своих, да и далеко она, вряд ли бы выжил. Кстати, о живучести, есть догадка, что это белое пламя поддерживает в тебе жизнь.

— Наставник… его больше нет, — тихо сказал Вермир, опустил голову и сглотнул.

— Что? Этого не может быть, оно не пропадает.

— Прошу, посмотрите.

Наставник сел на колени, подтянул живот, положил руки на бёдра и прикрыл глаза. Он сидел так несколько минут, пока Вермир быстро дышал, создавая единственный шум в темнице.

— Оно не пропало, — серьёзно и медленно проговорил наставник, открыв глаза и опустив живот, — но стало меньше. Да… это удивительно, единственный, кто обладает белым пламенем… если оно пропадёт, то это станет вторым потрясением. Единственный, кто обладал за последние двадцать лет и потерял. Редкое явление.

— Не единственный, — мрачно сказал Вермир. — Я встретил ещё одного, там, в Пилане. Хотел… убить, но не смог. Оно проникает в голову, изменяет мысли. Можно убить, если только не смотреть.

— И почему хотел убить?

— Он один из разбойников.

— Правосудие вершил, значит… и куда он делся?

— Не знаю, убежал. Может, сгорел.

— Значит, возможно, бродит второе белое пламя? — спросил наставник, вставая. — Это интересно.

— Молодой парень. Когда найдёшь, передавай привет.

— Сам передашь. Ну, чего ты на меня смотришь, как рыба без воды? Ты ведь не забыл, что драконоборцы могут простить всё? Прошу тебя признайся в содеянном, тебя простят, лишат звания драконоборца, лишат всего и изгонят из княжества, но ты выживешь. Конечно, радует, что ты готов умереть за свои дела, но Бранори уже не вернуть, а ты белое пламя. Рогвельд — не весь мир, найдётся место и для тебя.

Вермир ничего не ответил, только смотрел в стену.

— Вермир, прошу, как наставник прошу, откинь глупую гордыню. Вина пройдёт, а тебе ещё жить, ты молод. Насчёт шрамов не переживай, да и потеря руки — не конец света. Всё пройдёт, уляжется, просто нужно время, — наставник посмотрел в перебинтованное лицо со шрамами и развернулся к двери. — Ладно, я уверен, что ты выберешь правильный вариант. Увидимся на суде, все драконоборцы не приедут, но будет их достаточно.

Наставник взял факел и вышел в коридор, а оттуда направился к разговаривающим солдатам.

— Так это он голову срубил, командир?

— Ну, да, не ястреб же отгрыз. Ха-ха.

— А у нас в деревни была такая птица, которая коров воровала, так во…

— Это, наверное, нелегко далось…

— Ну, да, не всякому драконоборцу удаётся дракона завалить, чаще это их заваливают. Это вам не в доспехи срать. Ха-ха.

Наставник вышел, оглядел солдат, задержал взгляд на командире и пошёл к выходу, командир спешно пошёл за ним.

— Господин, как всё прошло?

— Относительно неплохо.

— Я тут невольно услышал… Понял-понял, ничего не слышал.

Солдаты посмотрели на командира, на открытую, чугунную дверь с решётчатом окошком и переглянулись.

— А с дверью что? У нас в деревне обычно всегда закрывают.

— Да закрывай, просто он забыл сказать.

— Так он ключи не отдал.

— Ээээээээх… наверное, пошёл в доспехи срать.

— Чего?

— Говорю, скорей бы нас поменяли.

Вермир остался один в темноте, обнимаясь со слабостью, изнеможением, чувствуя жуткое головокружение. Он осторожно лёг на колючий матрас с торчащими в разные стороны соломинками и закрыл глаза, попытавшись заснуть, но через пару минут понял, что не может.

«Проклятый город… его надо уничтожить, чтобы освободиться… а я остановил уничтожение», — подумал Вермир. — «Зачем я это сделал? Наверное, думал, что погибну и больше ничего не увижу, что не будет этой ямы перед глазами и вообще ничего не будет. Правильно ли я поступал? Определённо нет, но не знаю, как можно было поступать лучше».

Вермир не знал, сколько прошло времени, засыпал он или нет, просто лежал, вдыхая сырой воздух, пока не услышал скрежет чугунной двери и топот. Вошли два здоровых солдата, держа факел, в простых, замызганных рубахах и штанах, без слов открыли колодки с помощью ключа, взяли под руки и повели. Вермир и не знал, что ходит, как коротконогий калека, он почти и не опирался на ноги, его несли.

«Дракон, почему всё так вышло? Ты же ни в чём не виноват… интересно, чтобы ты сказал, узнав, что я наделал? Мне не хватает наших бесед. Интересно, я как-то подействовал на мир? Сдвинул его? Вряд ли узнаю».

Вермира вывели из темницы, и повели к выходу сквозь каменный коридор, солдаты как-то странно, с непониманием глядели на ковыляющего драконоборца.

«Дора, прости меня, прости, я просто слабак, никчёмный, ничтожный слабак. Даже не могу совладать с собой… это я во всём виноват».

За большой деревянной дверью оказался просторный двор крепости с помостом посередине, на котором стоит старец в балахоне с пергаментом в руке, пнём и корзиной, в середине уже собрались чуть больше дюжины мужчин в простой одежде, дублетах, плащах и просто рубахах. Вдалеке, на бойницах, из казарм, конюшен, возле ворот солдаты глядят во все глаза, ожидая представления. Свет ослепил Вермира, причинил боль, как скрывающейся во тьме твари. Он закрыл глаз, но боль прошла даже через веко. Его повели прямиком к помосту, люди затихли, увидев искалеченного, изуродованного судимого.

«Нелд, извини, что принёс тебе столько неприятностей, и хоть нашей дружбы больше нет, как и тебя, я раскаиваюсь. Ты помог мне и поплатился за это».

Вермира поставили рядом со старцем и отошли на шаг, внимательно следя за слабым телом.

— Итак, мы можем начать суд, — тряся рукой с пергаментом старчески произнёс старец. — Мы все здесь собрались, чтобы судить Торсоу Вермира Малдовича за убийство брата, драконоборца Бранори Сюгрифа, без отчества.

«Отец… Отец, я не смею просить прощения, я разрушил всё, что ты бережно построил… я стал убийцей, а не защитником, всё пошло совсем не так, как я представлял… я не смею просить прощения, но я бы хотел, чтобы ты меня простил и… хорошо, что ты этого не видишь».

— Торсоу Вермир Малдович, вы признаёте вину?

Вермир открыл привыкший к свету глаз, хоть всё ещё и резало зрачок, в небольшой кучке драконоборцев он увидел наставника и больше никаких знакомых лиц.

— Да.

— Раскаиваетесь ли вы в содеянном?

— Нет.

— Да как ты смеешь?! — вырвался крик из толпы. Все оглянулись на него, драконоборец снял капюшон, показывая молодое лицо с жёсткими, но красивыми чертами. — Ты убил брата и даже не сожалеешь… Как ты можешь?!

— Прекратите, — мягко, но твёрдо сказал старец, блеснув глазами, и повернулся к Вермиру. — Что послужило вашему необдуманному порыву?

— Я не желаю об это говорить.

— Кхм, тогда мы не сможем вас судить. Вы понимаете, чем это грозит?

— Полностью.

Вермир посмотрел каменным взглядом в лицо наставнику, тот качнул головой, развернулся и ушёл. Небольшой шум в рядах драконоборцев стих так же быстро, как зародился.

— Ты это заслужил! — выкрикнул молодой драконоборец, накинул капюшон и пошёл прочь.

Вермира взяли под руки, подвели к пню и поставили на колени, начали снимать бинты с макушки, обнажая обгоревшую кожу, изуродованное лицо, пустую глазницу. Свежий воздух с ветром прибавили ожогам ещё больше боли, но Вермир не показал её. Тишина накрыла двор, драконоборцы поражённо замерли, кто-то отвёл взгляд, а кто-то всматривался, даже солдаты, видя только обгоревший затылок, замедлились, старец покосился, но вернул взгляд на бумагу.

— Несмотря на ваше преступление, вы совершили подвиг, убили дракона и спасли тем самым много жизней. Может быть, у вас есть последнее слово?

«Последнее слово? Моё… последнее… слово….».

Вермир вспомнил, сколько ран получил, как долго тянется эта боль, понял, что беспробудно устал, высосан до капли и хочет только одного.

— Отпустите меня поскорее. Хочу уже уйти.

Никто не посмел выказать недовольство, а если оно зарождалось в чьей-то груди, то стоило взглянуть на изуродованное лицо и поникший глаз, как она бесследно пропадала. Вермира прижали головой к пню, в глаз попал луч света, из него родился облик самого Вермира, но красивого, здорового и сильного.

«А ведь всё могло быть по-другому», — сказал облик.

«Да, могло быть», — подумал Вермир.

«Не повезло. Просто не повезло».

Мощный удар топора разрубил шею, голова покатилась и упала в корзину. Вдалеке, возле леса, запели птицы, ветер затеребил листву, шумя, вдалеке, у самых гор, взревел дракон.