Вильгельм купил фрукты и овощи на рынке. Там всегда много людей, таких разных, как лицами, так и телосложением, голосами и поведением. Он любил смотреть на людей, сравнивать их, видеть в одних недостатки и пороки, а в других лучшие качества. Он смотрел на них лишь с мыслью о голове, хотел узнать, что твориться у каждого внутри. Хотя примерно понимал, о чём думают эти вечно кричащие, доказывающие правоту, ругающиеся из-за мелкого спора, создания. Хотелось лишь одного, докопаться до самой сокровенной тайны человека — мозга.

Вильгельм придержал коленкой коробку с едой, отпёр дверь. Как всегда дом на отшибе встретил хозяина могильной тишиной. Вильгельм положил коробку на стол, брякнул по звонку и пошёл к кабинету.

Лампа зажглась беспрекословно, освещая половину комнаты синим светом. Вильгельм порылся в шкафу, находя книгу.

— Снизу, вторая от левого края, — раздался голос.

Вильгельм замер, посмотрел на то место, куда указал голос. Он вытащил книгу «Всё о поисках человека».

Вильгельм обернулся. За столом сидела человеческая фигура, закинув ноги. Свет доставал лишь по грудь.

— Вы вошли в мой дом без разрешения, — сказал Вильгельм.

— О, да, прости, хотел сделать тебе сюрприз. Понравилось?

— Покиньте мой дом, пожалуйста.

Кресло скрипнуло, незнакомец скинул ноги со стола.

— С радостью, но взамен вы обязаны сделать для меня кое-что.

Вильгельм бесшумно сглотнул, он старался ничем не выдать своего волнения.

— Что вы хотите?

Незнакомец наклонился к свету, показывая своё лицо. Вильгельму врезались в глаза ярко-рыжие волосы.

— Верни мне то, что является моим по праву, — сказал незнакомец.

— Я не понимаю…

Незнакомец встал, подошёл к Вильгельму.

— Что? Что вы хотите? — пролепетал Вильгельм.

Незнакомец схватил за воротник, прижал к стене.

— Двенадцать лет назад, запредельное море, холодные тёмные подвалы, сырость и обезумевший Доктор с окровавленными инструментами. Шесть лет назад, подвал дома правой руки Фовона, молодого новатора, гения и спасителя, Крейта. И снова, безумный Доктор, но уже с кувалдой наперевес.

Вильгельм попытался разжать стальной захват, но ничего не вышло. Парень швырнул его через всю комнату. Вильгельм влетел в стену, ударился носом.

— Я всё жду, когда же ты покажешь свою улыбку, — сказал парень.

Вильгельм широко улыбнулся, истерично засмеялся, вытирая стекающую кровь.

— Ты вернёшь, как было, — сказал парень.

— Это невозможно, — смеясь, сказал Вильгельм.

Парень поднял его, впечатал головой в стол.

— Значит, ты покинешь нас.

Вильгельм поднял палец, обернулся, широко улыбаясь.

— Что ты хочешь вернуть? — сквозь тихие смешки спросил он.

— Осязание.

— И ты готов довериться мне? Лечь на холодный стол и быть беспомощным? Ради того, что никогда тебе бы не пригодилось?

Вильгельм неудержимо засмеялся. Парень зарычал, схватил руку за запястье и плечо, сломал об колено. Локоть вывернулся в другую сторону.

Вильгельм перешёл на каркающий смех с редкими вдохами.

— Мне нужно то, что я потерял! Верни это!

— Есть способ, — прохрипел Вильгельм, — но тебе придётся попотеть и пожертвовать кое-чем ценным.

— Ну! Говори!

— Содрать кожу.

Вильгельм засмеялся, подавился кровью, прокашлялся, сплюнул.

— Чтобы нейтрализовать препарат, нужно обратить само основание, на котором оно сидит, — сказал он. — Твои нервные окончания заблокированы, единственный шанс их раскупорить, сделать обратное действие.

Парень подошёл к окну, посмотрел вдаль.

— С другой стороны, — сказал Вильгельм, всё ещё лёжа на столе, — зачем тебе эти чувства? Ты хочешь чувствовать боль? Мы ведь старались не для того, чтобы потом возвращать всё, как было. Ты улучшенный вариант человека, можешь делать совершенно фантастические вещи, но не принимаешь этот дар, хочешь отказаться.

— Дар?! Дар?! — вскричал парень, развернувшись.

Воздух задрожал от гнева. Вильгельм видел горящую ярость в чернявых глазах.

— Я не чувствую даже ветра! Не могу получить удовольствие от солнца или воды! Не ощущаю одежду! Когда дотрагиваюсь до кожи, то чувствую, что она чужая, что она мертва. Это не дар, а проклятье.

— Ты не чувствуешь боли, можешь выживать в жутчайших условиях. Ты не падёшь духом из-за сломанного пальца или выдранного куска мяса. Ты тот, кто идёт до самого конца, не взирая ни на что.

Вильгельм выпрямился, хрустнул позвонками, облокотился здоровой рукой о стол.

— Ты забываешь, — сказал он, — люди, в большинстве своём, трусы, которые, если видят, что нет смысла драться, видят превосходящие силы, то прекращают борьбу. И в результате там, где можно было бы выиграть, будет поражение. А зверь сильнее человека, страшнее, быстрее. Нет причин не боятся. Страх выигрывает там, где слабы мышцы.

Вильгельм аккуратно прощупал вывихнутую руку, рывком вправил.

— Я могу обходиться и без этого, — сказал парень.

— Думаешь? Мальчик, ты даже не представляешь, что могут сотворить твои нервы с мозгом. Тысяча пронизывающих импульсов, словно разряды молнии будут стучать по всему телу бесконечно. Боль останавливает людей, не даёт делать то, что могло бы сделать нас непобедимыми, выше зверей во всех планах. Единственное, что даёт боль, это урок. Человек получив импульс понимает, что так делать больше не надо. И отчасти, это правильно, но это тормозит, рубит всё на корню.

Вильгельм достал из стола бутылку, выдрал зубами пробку, сделал пару больших глотков. Ренар сжал подоконник до треска.

— Ты даже не представляешь, — сказал Ренар, — через что я прошёл. Я перетерпел то, что другие и представить не могли.

Вильгельм хохотнул.

— Ошибаешься, я видел, через что ты прошёл. Это не самое ужасное. Неприятное, ломающее, но не самое. Хочешь знать, что самое плохое? Не резкое, как молния, а медленное, изматывающее состояния бессилия. Потерпеть пару минут, пока тебе ломают кости, ничего не значит, лишь пережить боль. Кости срастутся. А вот заживо гнить в грязной камере, получить заражение крови и отрубленную часть тела, вот это многое. Провести несколько лет лишь с самим собой, наедине, смотря на мокрые стены, заросшие мхом. Самые тяжёлые испытания, мальчик, те, что невозможно победить.

— Не называй меня так.

— Думаешь, если ты охотник, то выдающийся? Вы такие же люди, но с большими возможностями. В вас мало звериного. Что бы ни считали люди, вы обычные, не монстры. Всего лишь настроенные кем-то, чтобы убивать. Холодные, расчётливые, яростные, сильные, быстрее, страшные, но всего лишь люди. Звери выигрывают по всем параметрам.

— Кроме ума.

Вильгельм, запрокинув голову, захохотал.

— Смекалка есть и у них, навыки у хищника, который загоняет жертву, не распадаются, как капли воды. Человек силён не умом, не оружием, а числом, у каждого разные знания, которые он применит с такой же чистотой, как шалость кроликов.

Ренар отошёл от окна, посмотрел на Вельгельма.

— Мне нельзя вернуть чувствительность?

Вильгельм отхлебнул, оставив половину.

— Препарат давно впитался, нервы нейтрализованы, их можно спокойно выдирать, они не выполняют ровно никакой функции. Чтобы ты мог чувствовать холод, жар, нужны новые нервы, новое тело.

Ренар уныло посмотрел на пол.

— Но насколько я помню, — сказал Вильгельм, — подушечки пальцев должны сохранить чувствительность, ровно как губы и самое драгоценное, оберегаемое всеми мужскими богами. Можешь поблагодарить меня, что я отговорил полностью отключать нервы, и оставил возможность ощущать хоть что-то.

Ренар открыл книгу, полистал, остановившись на рисунке внутренностях человека.

— Ты больше не работаешь на клан? — спросил он.

— О, не за что, обращайся, всегда готов помогать. Нет, я больше не работаю на клан, как видишь, я живу на самом конце Нориора, и мне не к чему вопросы о знакомстве с охотником.

— Так соседи не знают, что рядом живёт Добрый Доктор?

Вильгельм глотнул и поставил бутылку.

— Эти пьяницы не знают, как зовут их детей. Если даже сюда проберётся зверь и начнёт всех крошить, они его не заметят, даже не заметят, что сдохли. А теперь скажи мне, самый аккуратный и осторожный охотник, правильно я выбрал место?

— Всё зависит от того, что ты хочешь сделать.

Вильгельм безумно улыбнулся.

— Злишься на меня? — спросил он. — Прошло столько лет, а ты помнишь?

— Такое не забыть, — сказал парень, смотря на руки невидящим взглядом. — Я ненавижу тебя настолько, насколько могу, ты ответишь за свои поступки, но моя главная цель, сосредоточение моей ярости, Крейт. Он захлебнётся в крови, но не будет умирать, пока я не захочу, а я хочу долгой, мучительной, сладкой пытки.

— А мне это нравится, охотник объявляет охоту на членов клана… сколько крови… Но зачем ты пришёл? Вернуть чувствительность кожи нельзя, ты что-то хочешь ещё?

Парень ухмыльнулся стене, молниеносно схватил Вильгельма за шею, поднял.

— Мне не важно, что ты караулишь людей в подворотнях, лишаешь сознания и потрошишь в подвале, мне не интересно, что крадёшь детей, держишь взаперти, экспериментируя, как делает клан, я жажду потушить пожар, горящий в груди, и когда я вижу тебя, он неостановимо полыхает, прожигая насквозь.

Вильгельм смотрел на Ренара веселящимися глазами, рот растянут в улыбке.

— Ты должен был понимать, что кто-то, но вылезет из этой тюрьмы, кто-то отомстит за причинённые страдания. Клан ответит за всё, и я начинаю с тебя. Прощай, Добрый Доктор.

Парень сжал шею до хруста, откинул безвольное тело в сторону.