Я проснулся на заре с жуткой мигренью. Мне страшно хотелось съесть гамбургер с сыром. Приняв душ и аккуратно побрившись, я надел синюю рубашку с короткими рукавами, штаны и вышел из дома. Мать устроилась в странном квартале, нищем и гиблом. Мне очень хотелось с ней поговорить, но я знал, что с утра она не в себе. Действие алкоголя еще не прошло. Я решил навестить ее вечером. Не слишком поздно – так, чтобы она была в состоянии соображать. Но о чем я собирался говорить? Я пока не знал. Знал только, что должен что-то сказать.

На Бич-стрит все еще спали. Одинокие сомнамбулы, зевая, выползали из домов. Я добрался до ресторана, где обычно рано утром завтракали рыбаки. Заказал огромный гамбургер с сыром, жареную картошку и целую бутылку кетчупа. Почувствовал себя умиротворенно. Выпил литр кофе и потихоньку направился к дому господина Дала. Я хотел принести новости к завтраку. Наверное, теперь они уже не так тщеславны. Я прошел вдоль скалы, где тут и там мемориалы напоминали о глупой гибели молодых забияк, воевавших с волнами. Они стремились обыграть океан, а сами утонули. Жаль, но ничего страшного. Солнце поднималось всё выше, и лучи золотили легкую дымку. Легкий бриз меня успокаивал.

В восемь утра я позвонил в дверь господина Дала. Он открыл мне, на нем был халат.

– Мы не ждали вас так рано. Входите.

Он смотрел на меня, не произнося ни слова. Он читал по моему лицу, не задавая вопросов, но я умею играть роль непроницаемого человека. Мы поднялись в гостиную. По дороге Дал постучал в спальню, чтобы предупредить жену о моем визите. Мы устроились на террасе.

– Итак?

Я взял паузу, чтобы помучить хозяина. Он вел себя высокомерно, даже когда речь шла о жизни его дочери.

– Я нашел Дженис.

Дал вскочил и бросился к жене, которая появилась в дверях, разодетая, как на День благодарения, и прокричал громко, еле сдерживая эмоции:

– Он нашел ее, Бет, он нашел ее!

Я наслаждался победой.

– Я представляю, где она находится.

– Где?

– В сообществе на берегу Тихого океана, на севере Сан-Франциско. Не спрашивайте, где точно. Парни, которых я опросил, заставили меня пообещать, что я сохраню их тайну. В любом случае, Дженис там больше нет: она отправилась уже гораздо дальше на север.

Облегчение на лице Дала сменилось недовольством.

– Честно говоря, господин Кеннер, я никогда не сомневался в том, что моя дочь жива. Тем более что серийный убийца признался во всех своих грехах. Вчера я говорил с Диганом: он утверждает, будто Макмаллан гордится своими преступлениями, а потому ничего не скрывает. Расскажите мне о сообществе, куда уехала Дженис.

Дал изо всех сил убеждал себя в том, что Дженис жива. Законы убогой республиканской морали снова вступили в силу.

– Когда я приехал, Дженис уже не было, но, возможно, она покинула сообщество на несколько дней, с тем чтобы позже вернуться туда окончательно. Члены сообщества не особенно хотели мне помогать. Они укрывают дезертиров.

Дал разволновался.

– Всё ясно! Но чем это сообщество занимается?

Я почувствовал себя подчиненным, который только зря отнимает время. Хозяин нервно взглянул на часы.

– Они разводят баранов на обширной территории, которая принадлежит одному из членов сообщества. Они курят много марихуаны и пропагандируют свободную любовь. Крепкие союзы не приветствуются. В основном все вегетарианцы – обменивают мясо и шерсть на овощи. Исповедуют даосизм.

– Что это за чушь?

– Насколько я понял, даосизм – это форма существования, при которой люди отказываются от благ, а материальной жизни предпочитают духовную. Люди полностью сливаются с природой и презирают Библию. С точки зрения многих хиппи, в Библии описан неправдоподобный Бог – Бог, который поддерживает мелкие интересы и низменные потребности человека. Зато доброту Христа все воспевают.

– Только послушай, дорогая!

Госпожа Дал прекрасно меня слышала, но с изумлением прикрывала рот рукой. Наконец она решилась заговорить:

– А… насчет свободной любви… вы хотите сказать, что…

Я придерживался фактов.

– По вечерам люди объединяются в пары, в зависимости от их личных желаний и предпочтений. Утром пары распадаются. Иногда мужчины обмениваются женщинами посреди ночи, иногда пары собираются вместе, но по утрам все в любом случае расстаются и возвращаются к работе. Никто не имеет никакого права на своего сексуального партнера.

Дал вскочил со стула.

– Господи, Кеннер, не говорите мне, что моя дочь этим занимается!

– Я никогда не видел ее, но вполне возможно, что она следует законам сообщества. С другой стороны, она могла покинуть сообщество, не приняв его морали. Существует много разных лагерей, где обмен партнерами недопустим.

Дал молча сделал несколько шагов по террасе, глядя на свою жену так, словно ей предстояло услышать нечто ужасное.

– Моя дочь меня больше не интересует. С сегодняшнего дня я ею больше не занимаюсь. Я очень верил в нашу дружбу. Я надеялся, что она продолжит мое дело. Но теперь – ни за что, никогда. Даже если завтра она вернется. Даже если она поклянется, что никогда не принимала наркотиков и не участвовала в оргиях. Даже если она раскается в своем грехе и попросит прощения за боль, которую нам причинила. Ты согласна, Бет?

Мать Дженис расплакалась, но муж смотрел на нее столь сурово, что слезы тут же высохли. Дал ненавидел драмы. Мы перешли в гостиную, где хозяин открыл комод, взял пачку денег и протянул мне.

– Мы хотим вас поблагодарить.

Я поднял руку в знак отказа.

– Не стоит. Полиция оплачивает мою работу, господин Дал. Если я приму эти деньги, возникнет конфликт интересов.

Он молча проводил меня до двери, и, когда мы прощались, я увидел в глазах хозяина, что Дженис для него умерла. Ничто на свете не искупит ее греха. Напоследок я позволил себе одну-единственную реплику:

– Господин Дал, простите меня, но, мне кажется, вы должны радоваться тому, что ваша дочь жива.