После сражений, разыгравшихся в начале второй половины августа, участь армий Наполеона III, казалось, была уже решена. В Германии Вильгельм Либкнехт , считая, что война с императорской Францией, пожалуй, уже окончена, задавал себе вопрос, свергнет ли французский народ династию Бонапартов, чтобы обеспечить свое спасение.
Действительно, такова была задача, вставшая перед народом Франции, и надо было действовать быстро, чтобы смести империю. Но депутаты левой, от которых парижский народ ждал призыва к восстанию, не были расположены спешить с провозглашением республики, так сильно боялись они рабочего класса. И если буржуазным республиканцам удалось в течение всего августа 1870 года удерживать народ от восстания, достаточно сильного, чтобы покончить с империей, то это объяснялось известной слабостью рабочего социалистического движения, являвшейся следствием характерной для него идеологической путаницы и недостаточных связей его с массами.
Используя эту ситуацию, возникшую вследствие позиции депутатов левой, упорно не желавших что-либо предпринять против императорского правительства, и бессилия рабочего социалистического движения, реакционный генерал, губернатор Парижа, орлеанист Трошю, который имел репутацию человека, не являвшегося ставленником императорского двора, и демагогически изображал себя решительным сторонником сопротивления
пруссакам, смог приобрести даже некоторую популярность среди населения.
Трошю придерживался по отношению к парижскому населению гибкой тактики: он делал вид, что является противником политики императорского правительства, и старался завоевать доверие мобильной гвардии и национальной гвардии Парижа. В то же время он поддерживал контакт с депутатами левой и подготавливал таким образом создание нового правительства взамен существующего.
Трошю стремился создать у парижан впечатление, будто он деятельно занимается организацией обороны столицы, тогда как на самом деле ничего не делалось. Карл Маркс писал:
«По моему мнению, вся защита Парижа – лишь полицейский фарс, чтобы успокоить парижан, пока пруссаки не будут стоять у ворот и пока не спасут порядок…»
Классовые соображения, обусловленные ненавистью к трудящимся и к социализму, толкали некоторые слои буржуазии на путь прямой измены, на превращение «национальной обороны» в лживую фразу, рассчитанную просто на обман народа.
Меры, необходимые для организации обороны Парижа от пруссаков, не принимались; зато война против народа продолжалась. 25 и 26 августа были произведены сотни арестов и обысков. Между тем в провинции осадное положение, введенное вначале в Шербуре, Бресте, Лориане, Рошфоре и Тулоне, было распространено также на департаменты Восточные Пиренеи, Ньевр и Шер.
Но час разгрома императорских армий неумолимо приближался. 1 сентября разыгралась битва при Седане, а на следующий день Наполеон III приказал поднять белый флаг капитуляции над городской крепостью и направил прусскому королю послание, в котором заявлял, что, поскольку ему не удалось умереть в рядах своих войск, он отдает ему свою шпагу. Так позорно закончилась плачевная карьера убийцы 2 декабря, авантюриста, который, использовав захваченную им власть, втянул Францию в бесчисленные войны,
после того как заявил: «Империя – это мир». И снова кровь десятков тысяч храбрых французских солдат была пролита по его вине в той династической войне, которую он проиграл.
Во время войны 1870 года французские солдаты действительно выказали мужество, которое вызвало уважение врага. Но если солдаты вели себя как герои, то военачальники, продвинувшиеся в чинах благодаря протекции или выдвинувшиеся во время колониальных войн в Мексике, Китае и Алжире, оказались совершенно бездарными. Эти побитые генералы жаждали взять реванш в борьбе против французов. Эти разбитые пруссаками генералы намерены были действовать против французского народа с тем большей жестокостью, что им крайне необходимо было несколько освежить свои поблекшие лавры.
Уже во второй половине августа императорский главный штаб был убежден, что поражение неминуемо. 24 августа Бисмарк писал своей жене: «Придется или сражаться под Парижем, или совсем больше не сражаться». Война вскрыла далеко зашедшее разложение Второй империи. Дорогой ценой расплачивался народ за поддержку, оказанную им императорскому режиму, за то, что он вверил свою судьбу человеку, которого счел спасителем.
Империя не пережила седанской капитуляции, которую почти в течение двух дней скрывали от парижского народа. 3 сентября депутат-республиканец Жюль Фавр, хотя он был осведомлен о поражении при Седане, не пожелал разоблачить правительство, скрывавшее правду от народа, а ограничился призывом «к тесному единению и к борьбе до последней капли крови».
Страх перед выступлением рабочих побудил даже такого человека, как Гамбетта, обратиться вместе с несколькими другими республиканцами к орлеанисту Тьеру с просьбой возглавить коалиционное правительство с участием Трошю, но трансноненский палач предпочитал остаться в стороне и выждать.
Между тем становилось все труднее скрывать от парижского народа седанскую катастрофу. Вечером 3 сентября был созван Законодательный корпус, и Жюль Фавр от имени депутатов левой предложил генерала Трошю в качестве кандидата на пост военного диктатора Франций. Главной заботой Жюля Фавра (о котором Энгельс сказал: «Такой сволочи еще не бывало» ) было предотвращение народной революции.
Гнев в рабочих предместьях Парижа все нарастал, и вечером 3 сентября в различных кварталах столицы состоялись манифестации, участники которых требовали: «Низложения!» Вскоре к этому требованию прибавилось требование создания республики. «Да здравствует Республика!»- кричали манифестанты. Перед лицом этого выступления народных сил Жюль Фавр настоял, чтобы Законодательный корпус собрался на ночное заседание, дабы без революции осуществить смену правительства, ставшую неизбежной. План Жюля Фавра и его друзей заключался в том, чтобы передать власть императора Законодательному корпусу, который в дальнейшем мог бы возвратить ее Наполеону III или его наследнику; но, как признался позже другой депутат левой, Жюль Симон, «слово «низложение» казалось нам необходимым, чтобы умиротворить разгневанный народ». В конце концов Законодательный корпус ничего не решил на этом ночном заседании и постановил продолжить свою работу на следующий день (4 сентября).
Когда депутаты явились в Законодательный корпус на ночное заседание (3 сентября), у входа в Бурбонский дворец собралась огромная толпа, в которой было много рабочих. Заметив это, депутаты левой предложили манифестантам разойтись и заявили им, что надо думать о нации, а не о республике. Таким путем им удалось убедить большинство манифестантов разойтись. По мере того как толпа удалялась, ее место занимали войска, которые должны были охранять подступы к зданию Законодательного корпуса. Утром 4 сентября вокруг Бурбонского дворца были сосредоточены пехотные и кавалерийские части, насчитывавшие несколько тысяч человек. Кроме того, воинские части, находившиеся в резерве, были приведены в состояние боевой готовности.
Законодательный корпус, собравшийся в полдень на заседание, обсудил различные предложения, касавшиеся передачи власти. Был поднят вопрос о том, чтобы выражение «ввиду того, что трон является вакантным» заменить более гибкой формулировкой – «ввиду сложившихся обстоятельств». Все это предлагалось для того, чтобы избежать слова «низложение». Но вскоре хитроумные разглагольствования депутатов Законодательного корпуса были прерваны народом, который ворвался в Бурбонский дворец с криками: «Низложение! Да здравствует Франция! Да здравствует Республика!»
Войска, деморализованные известием о поражении при Седане, оказали крайне слабое сопротивление натиску народа. Депутаты левой боялись этого захвата Бурбонского дворца народом. Но дело было сделано. И председатель Законодательного корпуса Шнейдер, крупный предприниматель из Крезо, впервые в жизни увидел, как люди из народа усаживались на места депутатов.
Тщетно уговаривали толпу депутаты левой во главе с Гамбеттой благоразумно подождать решения Законодательного корпуса. Клич «Да здравствует Республика!» был единственным ответом на эти уговоры. Логика вещей требовала немедленного провозглашения республики. Но в этом случае депутаты левой вынуждены были бы создать временное правительство сообща с революционными элементами, которые ворвались в Бурбонский дворец.
Несомненно, скорее из этих соображений, чем ради верности установившимся традициям, депутаты левой бросили призыв: «В Ратушу!» Но когда они прибыли туда, красное знамя рабочей революции уже развивалось над фронтоном Ратуши, занятой бланкистами и неоякобинцами. Вот почему в списках членов нового временного правительства, которые распространялись в толпе, наряду с именами некоторых депутатов левой значились имена Бланки, Флуранса, Делеклюза, Феликса Пиа, а также Рошфора, находившегося в тюрьме Сент-Пелажи.
Предводитель депутатов левой Жюль Фавр призывал толпу соблюдать порядок и спокойствие, но без особого успеха. Убедившись в этом, он поставил своей целью выиграть время до провозглашения нового правительства. Под предлогом тщательного обсуждения состава правительства депутаты левой удалились в одно из помещений Ратуши на совещание.
Это совещание затянулось надолго, и толпа, собравшаяся перед Ратушей, разошлась. Часть манифестантов направилась к Сент-Пелажи, чтобы освободить заключенных. Когда освобожденный Рошфор прибыл в Ратушу, депутаты левой завладели им и внесли его имя в список членов нового правительства. Этот список состоял исключительно из имен парижских депутатов, а также депутатов, которые, будучи выбраны одновременно в Париже и в провинции, предпочли числиться по провинции [это были Гамбетта (департамент Буш-дю-Рон), Эрнест Пикар (департамент Эро) и Жюль Симон (департамент Жиронда)]. Как вынужден был признаться потом Жюль Симон, задача состояла в том, чтобы избежать Коммуны.
Председателем нового правительства должен был стать Жюль Фавр, но очень скоро, желая обеспечить повиновение войск, он уступил свое место генералу Трошю, решившему присоединиться к буржуазным республиканцам, чтобы бороться против революционного рабочего движения. При этом, согласившись взять на себя роль главы правительства, Трошю потребовал от своих коллег обязательства защищать следующие три принципа: «бог, семья, собственность».
Временное правительство под председательством Трошю, окончательно сформированное 4 сентября в 8 часов вечера, приняло название «правительства национальной обороны». Но оно собиралось заниматься отнюдь не национальной обороной, а совсем другим делом.