Через пару суматошных минут, проскочив лабиринт комнат и переходов, мы оказались в светлом помещении, куда немедленно начал набиваться взволнованный люд. Чуть отдышавшись и немного успокоившись, я понял, что, похоже, закидывать мой разум обратно во тьму никто в ближайшее время не собирается. Следующим открытием стало то, что моим нынешним вместилищем оказалось тело ребёнка, и именно поэтому все окружающие казались мне великанами. Навострив уши, я пытался понять, куда меня забросила непонятная мне сила, чего ждать в дальнейшем и как максимально отсрочить очередной бросок в темноту.

Спустя непродолжительное время из кучи услышанных разноречивых сведений в голове пыталась сложиться мозаика понимания, и так мне стало известно, что зовут мое тело «Димитрий», его статус то ли царевич, то ли княжич, во дворе сейчас царица Марья убивает мою мамку боярыню Василису Волохову и повелела смертью казнить её сына Осипа и что то ли Димитрий, бившись в чёрной болезни, решил кого погубить, то ли Димитрия смертию жизни лишить хотели. Вот чёрт, похоже, напуганный разум принял попытку первой помощи за покушение на убийство и, оклеветав, приговорил к смерти мать и сына. Да уж, следующий перенос, думаю, будет прямиком в вечное пекло! Пока я пытался в голове сложить одно к другому, раны на лице, руках и плече были омыты водой и перевязаны чистыми льняными тряпицами.

— Кто ты? — слетел с моего языка крутившийся там уже порядочное время вопрос к заботящейся обо мне женщине.

Услышав его, она закрыла руками лицо и заплакала. Стоявший рядом с медным умывальником мужик вздрогнул и пробормотал:

— Обяспамятел, спаси господь! Мало ли за свои неполные девять лет кручины досталось сыну блаженной памяти государя Ивана Васильевича, так новая напасть — разумом мальчишка притомился.

Далее, из прерывавшихся всхлипами пояснений, стало ясно, что страдалица эта — кормилица царевича Арина Тучкова, мнущийся рядом здоровенный лоб — её муж Ждан, дядька царевича, а крутящийся рядом мальчишка — сын Баженко, молочный брат царевича и постоянный участник всех его забав. Вот царевич Дмитрий, стало быть, я, мать моя — царица Марья Фёдоровна, а бьют смертным боем старшую няньку Василису, «мамка» — это её должность, как и звание «дядька» у Ждана, который, видимо, был вроде воспитателя. Больше меня поразило, что отцом моим здесь считали покойного государя Ивана Васильевича. Знание истории не являлось моей сильной стороной, я помнил только то, что вскоре после смерти самого известного из царей с таким именем началась великая русская Смута. Меж тем крики переместились с заднего двора к парадному крыльцу и стали злее и громче.

Бросившись к окну, я стал немым зрителем разворачивающейся трагедии, которую подробно комментировали дядька Ждан и Баженко. Чиновник в красном кафтане, возвышая голос, призывал толпу разойтись.

— Ишь, дьяк-то, Михайла, как посадских и дворовых хулит, — сообщал муж кормилицы. — Вон Тихон Быков, — указывал он на подзадоривающего толпу парня. — Всякой замятне первый заводчик.

К крыльцу на коне подлетел вооружённый, богато одетый дворянин, следом другой, далее начали подбегать их вооружённые слуги.

— Братья царицы Михаил и Григорий, — назвал их молочный брат и покосился на отца. — Как бы худа не вышло.

Соскочивший первым с коня Михаил покачнулся, но устоял, удержанный под руки дворней, и тут же начал громким пьяным голосом пререкаться с дьяком. Короткая перепалка закончилась его рёвом:

— Бей их, душегубцев!

Началось убийство безоружных людей рассвирепевшей толпой. Редкие голоса, призывавшие опомниться, не были услышаны.

— То Истомка, добрый, богобоязненный посадский человек, — назвал мой дядька человека, тщетно пытавшегося остановить кровопролитие. Четверть часа, показавшиеся мне вечностью, были наполнены криками и мольбами погибавших людей, убиты были и дьяк, и приехавшие с ним его дворовые, и племянник его Никита, также пытавшийся сберечь царевича, а также пара посадских жителей. Лишь Осип Волохов с матерью успел укрыться в каменной церкви, да несколько человек смогли убежать прочь. Оставив несколько человек караулить у входа в собор, толпа двинулась во двор.

— Ко дьяческой избе повалили, да и на подворье тож, — тихо проговорил Ждан. — Много дурна сделают, да злое дело сотворят, прибьют Авдотью, жену Михаилы Битяговского с малыми робятами — сыном Данилой да дочками, Дунькой да Машкой, а Машка та — сущий младенчик.

— Слыхивал я, батюшка, поутру лаялись бранно дьяк с Михайлой сыном Фёдоровым, не дал-де Битяговский денег тому сверх царёва жалованья. Да исчо требовал приказной посоху углецкую — пятьдесят людишек на царёво дело, и на то ярился брат царицын, — добавил младший Тучков.

Тут на меня нахлынули воспоминания прошлой жизни, как играл с трехлетней племянницей Машей. Своих-то детей не сподобился завести, и пришло осознание, что стать сторонним свидетелем убийства малышей я не в силах. И чем бы всё ни кончилось, надо постараться вмешаться. Однако решиться оказалось проще, чем сделать, тело практически не слушалось, выполняя движения с грацией паралитика. Кормилица кликнула Самойлу Колобова, и вместе с воспитателем они под руки потащили меня к парадному входу. Пока мы доковыляли до каменного собора с пристроенными к нему по бокам деревянными церквями, туда уже возвратилась часть погромщиков во главе с моим здешним дядей Михаилом Фёдоровичем. С собой они притащили на суд царицы в кровь избитую, полураздетую, простоволосую женщину, еле стоящего на ногах от побоев паренька лет тринадцати да двух девчушек, старшая из которых держала на руках младшую. Тут же в ногах у Марии Фёдоровны валялась мать несчастного Осипа, умоляя дать им сыск праведный, но разъярённая женщина была непреклонна. Первым потащили на расправу сына дьяка Данилу, но казни успел помешать я, повиснув на назначенном в жертву пареньке. Растерянные конюхи и слуги отпустили его, и, не устояв, мы упали на истоптанную, серо-коричневую землю. Однако ж главарь убийц был твёрдо намерен довести дело до конца, став оттаскивать меня в сторону.

Пребывая в бешенстве, не придя в себя после крепкой попойки, мой родственный в этом мире дядя поднял своего высокородного племянника за шкирку, дал крепкого тумака, пару раз встряхнул как котёнка и отбросил прочь. Но всё же заступничество предполагаемой жертвы заставило большую часть взбудораженных людей приостыть. На счастье, тут к храму прибыло несколько священнослужителей, двое из которых, по всей видимости, были высокого ранга, и, вступившись за семью Битяговского, они смогли увести их с собой. Упустив семью своего недруга, старший брат царицы вспомнил о прятавшемся во Спасе парне, по его указу тот был вытащен и убит на глазах своей обливающейся слезами матери. Закончив расправу, погромщики направились грабить и бить друзей да сторонников погибших, а меня в очередной раз потащили на второй этаж княжеских палат.