Получив от приказных жалованные грамоты на новые земли, мы уезжали в Углич. Ждан, прочитав, что именно нам отписали, вознегодовал. Понять его возмущение было несложно, практически все дары оказались воистину данайскими. Несколько прирезанных нам сёл в Тверском уезде отобрали у бывшего удельного князя Симеона Бекбулатовича, изъяв у того практически все вотчины, большинство которых отошло к государству. Пожалованные Кацкий стан да Юхотскую волость изъяли у Мстиславских — знатнейшего рода Московского государства. Ценным подарком выглядел Моложский уезд с городами, но и в нём имелось двойное дно. Городки на Мологе были слободские, нёсшие натуральные повинности в форме поставок рыбы и икры исключительно в пользу царского двора. Эти подати никто не отменил, поэтому любые попытки получить оттуда прямой доход вызвали бы возмущение населения из-за увеличения налогов. Практически все сельскохозяйственные земли в моложских краях принадлежали московскому Симонову монастырю. В Бежецкой пятине мне передали в кормление Городецк да черносошные деревни, которых там практически не осталось. Большинство обрабатываемых земель уже давным-давно разделили между поместьями служилых дворян и вотчинами рода Годуновых. Единственное пожалование, в коем не виделось подвоха, — это село Боровичские Рядки с округой в Деревской пятине.

— Дарёному коню в зубы не смотрят, — остановил я льющийся из Тучкова поток жалоб.

По возвращении в Углич я со свитой отправился инспектировать новостройки. Карп Шибаев оказался великолепным розмыслом, или инженером, как именовали таких людей в будущем. Техническое решение, предложенное им для механизации кузнечного дела, выглядело великолепно. Поскольку река Корожечна имела в низовьях течение не быстрое и была достаточно широка, плотину на ней устраивать выходило очень долго и дорого. Ярославский гидротехник начал копать параллельный речке канал, из которого подливными колёсами вода направлялась по водоводным ларям мимо Введенского монастыря в озеро Царское. Окопав это озеро трехсаженными валами, он планировал получить искусственный водоём, возвышавшийся над Волгой и Корожечной. Уже в ограждении малого водохранилища Шибаев устраивал плотину с водобойным колесом.

Следующими объектами осмотра стали почти достроенные мельницы на Селивановом ручье. Глядя на изготовление водяного колеса, мне вспомнилось о том, как выглядели турбины другого мира.

— Попробуй лопатки гнутые ставить и колесо в кожух с нижним выходом забить, — порекомендовал я строителю Карпу. Тот, услышав совет от мальца, фыркнул, но пообещал одно из водобойных колёс переделать.

По возвращении во дворец мне сообщили, что удельного князя какой день дожидается прибывший из Вологды аглицкий торговый человек Беннет Джакман. Приглашённый в светлицу англичанин долго распинался на ломаном русском языке, что слышал от княжьих приказчиков о моём увлечении диковинными вещами и минералами. Он ручался всё требуемое доставить по очень скромным ценам и в самом ближайшем времени, не позднее окончания навигации в будущем году.

Зарубежные товары нам весьма требовались, однако на конкретные вопросы торговый гость отвечал расплывчато, что внушало некие подозрения. Он вообще соглашался поставлять что угодно, хоть свинец и медь, хоть посуду для занятий алхимией, хоть различные механические диковины. Сразу довериться заезжему иностранцу казалось глупым, и ему пришлось уехать обратно, удовольствовавшись одними лишь обещаниями в ближайшее время представить заказы на покупки.

По его отъезде я поручил Ждану послать людей в Вологду расспросить об этом английском торговце.

— Також в Москву, на Аглицкий двор, послать надо человечка, пущай у компанейских купцов поспрошает, да для береженья от обману поручную запись возьмёт, — предложил дотошный казначей.

К середине августа недалеко от угличского кремля работали две мельницы по обработке шерсти да одна водяная лесопилка. До заморозков у нас должна была быть переработана вся закупленная шерсть и заготовлена куча пиломатериалов. Мастера по дереву оказались не слишком довольны качеством выходящих от циркулярных пил досок и брусьев, но на каждое расклиненное бревно у нас получалось тридцать распиленных. В отдельно взятом удельном хозяйстве скорость обработки и дешевизна возобладали над обычаем и качеством. Гончары с помощью плотника-механика Саввы Ефимова обустраивали кирпичную мастерскую, в которой формовать кирпич предполагалось не вручную, как ранее, а с помощью довольно простых прессов в разборных формах.

Приплыл дощаник из Устюжны с заказанными изделиями и чугуном в слитках. Приведший лодку устюжанин рассказал, что литые ядра приняли в Ярославле вполне благосклонно. Новый царский наказ требовал на следующий год поставить пушечных снарядов вдвое от изготовленных в этом, да и закупочную цену снизили на алтын. Оказывается, известная мне еще с молодости прошлой жизни традиция сразу увеличивать выполненный план имела многолетнюю историю. Помимо этого требовалось казне несколько десятков тысяч гвоздей, скоб, да три десятка железных кованых якорей. Из привезённых чугунных валов первым делом планировалось устроить в новой мастерской Фёдора Акинфова стан для прокатки полос и тонких прутов, годных для разрубания на гвозди.

Наконец-то из похода вернулись угличские дворяне во главе с Бакшеевым. От него на торжественном ужине я узнал кучу подробностей о военных действиях, развернувшихся практически по всем рубежам Русской земли.

Изложил отражение крымского набега Афанасий так:

— По весне в начале мая месяца, как собрали полки на Оке, начали было воеводы о местах рядиться, но им от царя Фёдора Ивановича сразу явили невместные грамоты, будто заранее их заготовили. Поставили на сторожевой полк первым воеводой мудрого старца князя Андрея Ивановича Хворостина, прозвищем Старко, а во главе полка передового стал князь Иван Михайлович Воротынский. Всей же ратью и большим полком распоряжался князь Борис Канбулатович Черкасский. Передовой да сторожевой полки сразу пошли на Ливны в сторону Поля, и мая в тринадцатый день пришла до них весть, что набегли на русские украйны крымские царевича, а суволока у татар под Михайловым городком. По получении сего известия пошли воеводы на шлях, чтоб встать промеж Михайловым и Диким Полем, да сеунча послали к начальному своему Борису Канбулатовичу. Тот по получении той новины сразу двинул войска к Веневу. За городком Зарайским-на-Осетре травились московские войска с крымцами, коими командовал Урасланей-мурза Дивеев. В семнадцатый день мая побегли царевичи прочь с русской земли, да встали у них на пути Воротынский да Хворостин. Два дня не давали татарам в Поле ходу, а как князь Черкасский с войском близко подошёл, так посыпались крымские людишки в разные стороны. Калга Фетх-Гирей мещёрскими окраинами прочь убежал, а остальных гнали до Вяземки-реки, на берегах которой множество бесермен побили да полонили.

Сын мурзы рода Барын Байкильде задал старому рязанцу пару наводящих вопросов, потом заявил:

— Одни простые чабаны да домашки в побитом войске шли, настоящих воинов так легко не разбить.

— А куда ж наездники Крымского улуса подевались, что в сёдла уж только бедняков да детей рабов сажают? — иронично осведомился Бакшеев.

— В прошлом годе неудача великому хану Кази-Гирею вышла, видать, этим летом бии не послали свои войска на Москву, — пожал плечами мурзёнок.

— Может, растерял удачу крымский царь? — посмеиваясь, спрашивал Афанасий.

— У достойного повелителя победа имя прославляет, а пораженье — дух укрепляет. Над всеми рок властен, судьбу не обмануть, — парировал неплохо образованный Байкильде и прочёл стих на татарском языке.

— Слово-то крымского властителя Кази-Гирея, прозванного Бора, — сообщил Габсамит-Осип и перевёл рифмованные слова:

В этом стихотворении наличествовала изрядная доля здравого смысла, и уездный окладчик перешёл к пересказу новостей с других фронтов.

— Казаки с Дона да ногаи заволжские Урусмаметевы пощипали летние крымские кочевья, посчитались донцы за весеннее разорение юртов и зимовищ своих. Да гребенские юртовщики с малокабардинскими черкесами ходили под Темрюк, посады там сожгли, многих побили да полонили. С ними князь Андрей Старко-Хворостинин о прошлом годе на шевкала Тарковского ходил, да, сказывают, и сызнова поход на Тарки готовят. На свейской войне совсем чудные дела творятся. Корела стоит выжженная, не стали немцы свейские острог поправлять, все силы оне к Олав-крепости собрали. Сидит в ней лихой атаман Корела с пятью сотнями храбрецов, да не токмо отбивается, а и сам водою набеги учиняет. Из-за морового поветрия землёй полки не ходят в ругодивскую землю. По повелению великого государя Фёдора Ивановича из-под Копорья плавные рати с воеводами Жировым-Засекиным да Путятиным на заморские свейские края ходили.

— Что ж вы так задержались с возвращением? — обратился я к уездным дворянам.

— После того как крымцев погромили, ходили с черниговскими воеводами на киевские места. Острожек литовский сожгли, коей они на нашей украйне выстроили, да до Днепра все поветы повоевали, — опять за всех ответил Бакшеев.

— Зачем Киевщину-то разоряли? Польша вроде пока не враг нам? — такая география военных походов меня неприятно поразила.

— Гайдуки Вишневецких на наших рубежах разбойничали, крестьян на магнатские сёла сманивали, да за Воронеж с каневскими черкасами стоило счёты свести, вот и отплатили сторицей, — довольно улыбнувшись, пояснил Афанасий.

При всей крайней религиозности местного населения, христианский принцип подставлять щёки тут явно не прижился. Возможно, оттого страна и росла вширь, а не съёживалась, как шагреневая кожа.

Вернулись люди, посланные справиться о благонадёжности английского купца Джакмана. Их ответы ввергли меня в изумление. Со слов приказчиков сольвычегодских купцов Строгановых и московских гостей Юдиных, с этим купчиной стоило вести дела. Правда, советовали торговые работники с сим иноземцем ухо держать востро, да договариваться до мелочей, больно уж хитёр. Но слово «хитрость» в устах русских торговцев являлось синонимом купеческой доблести.

Главный агент Английской Московской компании Христофор Гольме советовал своего соотечественника ковать в кандалы и отправлять к Новым Холмогорам. Там его должны были выслать на родину, где его, несомненно, ждал суровый суд. Насколько я понял, вся вина Джакмана заключалась в торговле, нарушающей компанейскую монополию. Гольме обещал, что по поводу этого «самозванца», так он его именовал, уже послано письмо от королевы Елизаветы к царю Фёдору Ивановичу. Согласно этому посланию, английское правительство требовало высылки всех конкурирующих с Московской компанией иноземных купцов. Монополистов я и в прошлой жизни не любил, поэтому послал гонца к Беннету Джакману, прося прибыть его для дальнейших переговоров.

В конце лета проводилась инвентаризация ценных ресурсов, собранных за сезон в лесах. Помимо пары десятков лекарственных растений заготавливали и кору корня бружмеля. Результаты меня удручили: собрали всего около пятидесяти пудов, а ободрали все рощи в округе нескольких вёрст от города. Учитывая, что этому кустарнику для образования более-менее приличных размеров корня требовалось расти более десяти лет, перспективы у промышленной добычи такого сырья для изготовления резины не имелось никакой. Собственно, то, что каучук можно извлечь из какого-то тропического растения, я знал, только вот из какого, вот в чём вопрос. Вспомнились мне рассказы родного отца, как его в молодые годы заставляли выращивать какой-то каучуконосный одуванчик. Вроде это стратегическое растение имело то ли крымское, то ли среднеазиатское происхождение, от него вроде тоже заготавливались корни. В общем, проблема в ближайшее время не решалась, а для лабораторных опытов хватало сырья, извлечённого из коры бружмеля.

Сразу после старорусского Нового года, наступившего первого сентября, в Углич приехал гонец-татарин из Бежецкой пятины, испрашивающий разрешение на приезд в гости царевича Ураз-Мехмета со своим старым советником Карачи, да с ними Янши мурзы Сулешова. Согласие мной было немедленно высказано, Ждану я поручил встретить приезжающих знатных татар самым почётным образом. Этим же днём ко мне подошёл хмурый Бакшеев и попросил оказать ему милость. С просьбами старый воин ко мне никогда прежде не обращался, и я заранее согласился пожаловать ему всё, что бы он ни захотел.

— Княже, разреши сыновьям моим, Василью да Ивану, в твой уезд переписаться. Надели их земелькой, сельцами да деревеньками, они тебе то доброе дело отслужат, — сформулировал своё челобитье рязанец.

— Чего ж им в Рязанских землях не служится? — прошение меня несколько насторожило, слишком уж оно нехарактерно было для потомственного защитника русских рубежей.

— Весточку сынки прислали, разорение их постигло. Думный дьяк Андрей Щелкалов указ прислал, чтоб ему пусто было, крестьянским детям и захребетникам в служилые казаки писаться, да в новоустроенные городки служить идти. Да и самим пахарям разрешил сие, ежели на тягло замену найдут. Те сыны боярские, что в поместьях своих жили, еще беглецов-крестьян приостановили, а кто в походе находился, те почти всех своих лучших страдников потеряли.

— Верный указ-то, надо же засечную черту заселять, чтоб татарам пройти стало затруднительно! — почему-то мне вздумалось возражать ветерану.

— Верный? — Афанасий аж покраснел от гнева. — Да у того Андрейки отец попом в затрапезном уезде жил, а дед коровами да лошадьми барышничал. Иль забыл яз, как из-под Вендена сей малодушный дьячишка бежал ночью в одном исподнем, бросив рать, над коей начальствовать был поставлен? А у меня брат кровный там остался, погиб израненный, но в полон не сдался, чести родовой не запятнав. Теперь же этот думный человечишка детей боярских с семьями их решил до смерти гладной довести, запамятовав, что вои те уж три столетия Русь мечами своими берегут!

— Не серчай, друже, — я сделал попытку успокоить старика. — Примем твоих сыновей, землю дадим, пожалуем деньгами. Черносошных раздавать мне не любо, но что-нибудь другое придумаем.

— Крестьян жалованьем не заменишь, серебром в голодный год не напитаешься. Все монетой оплачивать, так при недороде хлеб из пахарей боем выбивать придётся. Каждый утаит, да вздорожанья ждать станет. — Потом Бакшеев вспомнил о разорившем его детей указе и вновь завёлся, вспоминая обиды действительные и мнимые. — Дьяк, приказная душонка, думает, видать, будто никто не знает, что он в московские жильцы двигает тех, кто ему льстит всячески, жён да дочерей на ложе Щелкалово, стыд потеряв, возит. А уж про то, что он с братом старые записи о счёте подтирает, всяк ведает. Да судит об Отечестве неправедно, Романовым да Шереметьевым подсуживает, если уж людского суда ему не выйдет, то Божьего не избежать.

Еле-еле старого воина удалось успокоить. Разговор этот мне напоминал загадку о волках, козлах и капусте. Войско требовало закрепощения крестьян, крестьяне этому сопротивлялись. Пойти на поводу у тяглого сословия — остаться без войска во враждебном окружении, да в преддверии интервенции. Удовлетворить пожелания служивых — получить восстания крестьян, да в придачу крепостнический строй, тормозящий развитие страны. Как найти разумный компромисс, я пока не понимал.