В раннем средневековье власть имущие питали страсть к игре. Ни возраст, ни порицания со стороны церкви не отвращали их от этого. Королева Радегунда, удаляясь в монастырь, оставила в миру украшения и драгоценные одежды, но не пожелала расставаться с набором костей; монахини в монастыре Святого Креста в Пуатье по-прежнему резались в азартные игры. А в 605 г. майордом Протадий, которого называли любовником Брунгильды, играл в кости у себя в палатке, когда солдаты из партии знати пришли его убивать. У некоторых игру не прерывала даже смерть. Так, около 625 г. одного короля Восточной Англии похоронили вместе с принадлежностями для игры, и близкие положили в его руку одинокую шашку, видимо, имевшую для него особое значение. Другой англосаксонский князь, могилу которого нашли в 2003 г. в Приттлевелле, в Эссексе, тоже был погребен вместе с двумя великолепными вересковыми костяшками.
Никогда не выходить из игры — на это надеялись властители, и именно эта судьба постигла Брунгильду. В самом деле, игра воплощала досуг и общение, состязание и риск; она одновременно 'определяла принадлежность к элите и символизировала ее. Ведь ее правила, естественно, отражали определенную жизненную философию. В древнем Китае начинающие полководцы играли в го, чтобы научиться контролировать обширную территорию и подавлять инициативу противника. На классическом средневековом Западе игра в шахматы будет символизировать поединок двух обществ в полном составе. Что касается Европы времен Брунгильды, она предпочитала «игру в тавлеи», предшественницу триктрака или современных нард. Чтобы выиграть, игрок должен был провести свои шашки через все поле, «стол» (table). По ходу можно было бить шашки противника, и иногда было уместно это делать. В таком случае нужно было брать, чтобы не взяли тебя, убивать, чтобы не быть убитым. Но быстрый успех редко приносил пользу, и слишком агрессивного игрока неминуемо ждало поражение. По мнению знатоков, настоящую сложность в «тавлеях» создавал скорей принцип перемещения шашек, ведь ходы зависели от бросков костей. Обычно в конечном счете каждая из сторон обладала почти равной удачей, и хороший игрок всегда выигрывал у плохого. Но если оба противника имели сопоставимый уровень, неудачного броска бывало достаточно, чтобы судьба партии решилась.
За сорок лет царствования Брунгильда освоила правила франкской политической игры, так похожей на игру в тавлеи. Но с 610 по 613 г. кости внезапно ей изменили. Она столкнулась с рядом непредвиденных случайностей, а ее противником оказался терпеливый, гибкий и беспощадный игрок — Хлотарь II.
СТОЛКНОВЕНИЕ С АВСТРАЗИЕЙ
Война 610 года
В конце 600-х гг. отношения между Бургундией и Австразией после долгого ухудшения приблизились к разрыву. Давая убежище врагам Бургундии, Теодоберт II открыто нарушал обычаи, принятые в Teilreiche после Анделотского договора. Прием, оказанный святому Колумбану, стал демонстрацией враждебности. Кроме того, Теодоберт требовал от бабки новых переговоров с целью пересмотра соглашения 596 г., который грозил бы разрушить хрупкое равновесие между тремя королевствами Regnum Francorum.
В этих условиях Брунгильда впервые начала опасаться, как бы земли, которыми она еще владела в Австразии, не были конфискованы внуком. Ясней понять ситуацию можно по грамоте Теодоберта II, которую глубоко изучила Жозианна Барбье. Оттуда можно узнать, что Брунгильда, составляя завещание, отказала базилике святого Медарда в Суассоне виллу Морсен — землю, расположенную в Суассонской области. Местный епископ Ансерих запросил подтверждение дарственной у короля Теодоберта II, и тот дал благосклонный ответ, издав грамоту в пользу церкви святого Медарда.
Это был удивительно хитрый ход Брунгильды. Коль скоро король Австразии утверждал, что покровительствует церкви, он не мог возражать против благочестивого дара, тем более что уступка производилась в пользу церкви святого Медарда, династической усыпальницы, где покоились Хлотарь I и Сигиберт I. Но поскольку уступка вступала в силу только после кончины завещательницы, Брунгильда должна была по-прежнему, всю жизнь, получать доходы с виллы Морсен; добившись, чтобы завещание было подтверждено королевской грамотой, она могла быть уверена, что уже никто не лишит ее этих средств. И, должно быть, Брунгильда изрядно позабавилась, вынудив Теодоберта II утвердить документ, столь явно противоречивший его интересам.
В тот же период королева произвела и сложные земельные обмены в области Сента. Она лично передала церкви Оксера в собственность виллу под названием Сивириак и всех рабов, трудящихся на этой вилле. Тогда же подобный поступок совершил и один из ее клиентов, епископ Маммон Каорский, предоставив Оксеру четыре владения, которые у него были в Сентонже. Какой Teilreich владел графством Сент во время, когда производились эти сделки, неизвестно, но можно предположить, что эти земли находились в Австразии или могли оказаться в особой опасности в случае конфликта. Подобные же сделки имели место в районе Реймса, где королева обменялась владениями с епископом Соннатием.
Однако, меняя свои виллы на земли, расположенные за пределами доступности Теодоберта II, Брунгильда просто принимала меры предосторожности. Изымание некоторых владений, завидных для австразийского дворца, не было по-настоящему враждебным жестом. Впрочем, вмешательство епископа Ансериха в историю дарения святому Медарду позволяет понять, что оба королевства еще искали посредников, чтобы ослабить трения меж собой.
Все изменилось, когда в 610 г. королева Австразии Билихильда внезапно умерла — согласно Фредегару, ее убил муж, — и на смену ей пришла некая Теодехильда. Билихильда, бывшая рабыня Брунгильды, никак не выказывала верности госпоже, но по крайней мере предпочитала, чтобы между Австразией и Бургундией сохранялся мир. Ее смерть позволила свободней действовать лицам куда более агрессивным и склонным к регионализму. Их главный замысел заключался в том, чтобы восстановить великую Австразию, существовавшую до воссоединения 592 г. Это означало потребовать от Теодориха II вернуть Шампань, Аламаннию и Эльзас. А когда королева Теодехильда родила сына, Теодоберт II назвал его Хлотарем. Это имя отнюдь не могло понравиться Брунгильде. Его выбор был либо напоминанием о короле-объединителе Хлотаре I, либо, что более вероятно, примирительным жестом Теодоберта И, адресованный Нейстрии Хлотаря II.
Действительно, чтобы заставить короля Бургундии уступить территории, австразиицы попытались втянуть в распрю Нейстрию. Для этого они направили к Хлотарю II послов. Теодорих II, отреагировав на это, послал к двоюродному дяде собственных дипломатов, тем больше надеясь на успех, что несколько лет назад он сблизился с Нейстрией. Хлотаря II осаждали просьбами оба посольства, однако он предпочел не вступать в союз ни с кем и заявил о нейтралитете. Для Бургундии это была тяжелая политическая неудача.
Не опасаясь более Нейстрии, австразийцы почувствовали себя достаточно сильными, чтобы перейти в наступление. В начале 610 г. они вторглись в Эльзас и произвели его военную оккупацию. Теодорих II счел, что восстановить согласие можно, созвав общее собрание обоих королевств. Несомненно он вспомнил, как в 605 г. собрание, созванное в Керси, позволило снизить похожее напряжение. Встреча обоих королей и их аристократов была назначена в укреплении Зельц, в современном департаменте Нижний Рейн. Теодорих II направился туда с магнатами и вооруженной свитой небольшой численности. Прибыв на место, он был неприятно удивлен, обнаружив перед собой всю австразийскую армию, которая пригрозила напасть на него, если он не сделает территориальных уступок, каких от него потребовали. Под нажимом Теодорих II был вынужден признать аннексию Эльзаса и, кроме того, передать брату Шампань и Тургау. Тогда же герцогство Аламанния по собственной воле перешло на сторону австразийцев. Войска, происходившие из этого региона, немедленно совершили набег на заюрские земли, демонстрируя, что они отнюдь не хранят верность Бургундии.
Последняя коалиция
До того Брунгильда еще могла надеяться, что ее политическая виртуозность способна компенсировать непостоянство ее магнатов или слабость ее армий. События 610 г. как будто подорвали ее репутацию: враги без труда прорвали границы, а ее любимый внук попался в примитивную ловушку.
Но принимала ли еще Брунгильда активное участие в делах? Известно, что в 609 г. она находилась на одной вилле в области Отёна, где она воспитывала правнуков в атмосфере возвышенной отдаленности от мира. И в источниках за 610 г. ее имя почти не появляется: послов в Нейстрию, похоже, отправляла не она, и на собрании в Зельце она лично не присутствовала. Возможно, королева, которой было уже шестьдесят, намеревалась частично отойти от политической жизни, чтобы полней посвятить себя благочестивым заведениям.
Если Брунгильда уже сочла возможным передать факел Теодориху II, катастрофы 610 г. заставили ее пересмотреть это решение. В самом деле, Бургундии надо было найти внешних союзников, чтобы компенсировать утрату трех стратегически важных областей. А ведь в дипломатии королева по-прежнему была сильна. В 611 г. она вновь прибегла к своим связям.
Первое соглашение было заключено с Хлотарем II. За поддержку против Теодоберта II королю Нейстрии было обещано возвращение «герцогства Дентелин», то есть северо-западных графств Regnum Francorum {914} . Подобное намерение подрывало принципы, установленные договором 600 г., но теперь уже надо было не сдерживать Нейстрию, а оказывать сопротивление Австразии. Кроме того, предусматривалось: прежде чем наложить руку на новые территории, Хлотарь II должен будет их отвоевать у Теодоберта II. Это вынуждало его принять активное участие в военных действиях.
Далее бургундская канцелярия вступила в переговоры с ханом аваров о том, чтобы его народ напал на восточные владения Теодоберта II. В чисто стратегическом плане этот ход понятен: он позволял завершить окружение Австразии и предусмотреть нападение с тыла. Но имело ли христианское королевство нравственное право вступать в союз с языческим народом для вторжения в другое христианское королевство? В свое время о таком подумывал Сигиберт I, и Григорий Турский напрягал все воображение, чтобы оправдать такую возможность. Но с 560-х гг. менталитет людей изменился. С легкой руки Григория Великого на Западе распространилось представление об органическом христианстве, объединяющем католические государства. В этой новой модели Европы языческие народы уже воспринимались как абсолютное зло. Поэтому соглашение, заключенное в 611 г. с аварами, послужило Брунгильде в политическом смысле, но повредило ее репутации как в Галлии, так и за рубежом.
В свою очередь Теодоберт II тоже пытался найти союзников. Геостратегические соображения подталкивали его обратиться к вестготам, чтобы ударить по Бургундии с тыла. Поскольку они были католиками, просить их помощи можно было без колебаний. Произошел обмен послами, и толедский король Годомар (610–612) поручил наместнику Септимании, графу Булгару, провести переговоры. По плохо известным причинам часть переписки этого высокопоставленного чиновника сохранилась. Даже если имена адресатов стерты, поскольку тема для обсуждения была деликатной, главные моменты переговоров удается воссоздать.
По прочтении этого маленького досье становится понятно, что свобода действий у вестготов все еще оставалась ограниченной. Их силы сковывало прежде всего сопротивление византийцам, и у них не было солдат, чтобы послать на помощь Австразии. Им едва удалось взять Жювиньяк и Корнейям, две пограничных местности, которые Реккаред некогда отдал Брунгильде, чтобы добиться мира. В военном отношении король Годомар не хотел идти дальше, но предложил в качестве помощи Теодоберту II передать довольно большое количество золота. Епископ Вер Родезский согласился сыграть роль посредника и сопроводить эту сумму. Вестготы собирались также организовать публичные молебны в Септимании, чтобы Бог даровал королю Австразии победу в войне с аварами. Это было, конечно, полезно для пропаганды Теодоберта II, даже если тот, несомненно, предпочел бы несколько более активные действия.
Чтобы оговорить некоторые практические детали, Булгар послал письмо ко двору Теодоберта II. Но ответ задерживался, и граф Септимании был вынужден обратиться к Веру Родезскому, чтобы выяснить обстановку. Видимо, Брунгильде удалось перерезать линии связи между Австразией и Толедским королевством. Известно, что она сумела задержать двух вестготских послов, Татилу и Гульдримира, разъезжавших по Regnum Francorum. Вопреки посольскому праву она велела одному из своих епископов их арестовать и заключить в сельское имение.
Однако королева не питала принципиальной враждебности к вестготам. Она отправила к королю Годомару гонца с официальными письмами. В них, вероятно, толедскому королю предлагалось разорвать союз с Австразией и возобновить мир с Бургундией. Но гонца перехватил в Септимании Булгар, не позволив ему следовать дальше в Толедо. Граф написал бургундскому двору, что, прежде чем возобновлять контакты, вестготы требуют освобождения своих послов и официальной уступки Жювиньяка и Корнейяма Испании. Для облегчения переговоров Булгар завел также переписку с одним бургундским епископом, близким к Брунгильде, имя которого в рукописях не указывается, но которого соблазнительно отождествить с Дезидерием Оксерским.
Если судить по этой дипломатической переписке, отношения между вестготами и Брунгильдой могут показаться холодными. Действительно, в письме, адресованном австразийскому епископу, близкому к Теодоберту II, Булгар характеризует королеву как «сеятельницу раздора», исполненную «яда» и «хитрости древнего Змея». Союз Бургундии с аварами (а может, и с византийцами?), конечно, разгневал Испанию. Однако двери для переговоров не закрылись. В послании к бургундскому епископу Булгар по-прежнему упоминает «ваших преславных детей и государей, королеву Брунгильду и короля Теодориха». Лесть, как и оскорбление, имели риторический характер и принадлежали к формам дипломатического общения. Булгар просто позволял понять: чтобы обиды были забыты, Брунгильда должна дать больше.
Неизвестно, уступила ли королева требованиям Годомара. Но во время войн 612–613 гг. Испания в конечном счете сохранила нейтралитет. Если взвесить все, Толедо выигрывал больше, восстановив мир с Бургундией, чем оплачивая войны Теодоберта II. Этот постепенный уход с международной сцены позволил вестготам сконцентрировать силы на византийском анклаве, и в середине 620-х гг. они сумели сбросить в море последних имперцев.
Братоубийственная война (612–613)
Теодоберт II, вынужденный приложить некоторые усилия, чтобы остановить вторжение авар, видимо, был не в состоянии противодействовать проискам бабки. После 611 г., в течение которого Брунгильда и Теодорих II восстанавливали силы и завершали дипломатическую изоляцию Австразии, они уже были готовы к схватке. В мае 612 г. в Лангре собрали армию, состоящую из свободных людей, и король сам возглавил ее, тогда как его бабка осталась в Бургундии, чтобы управлять королевством. Теодорих II пересек австразийскую границу в Андело, месте, напоминавшем о давних событиях, а потом вторгся в самое политическое сердце Австразии, где захватил Туль. Теодоберт II выступил ему навстречу, и в окрестностях города состоялось сражение. Король Бургундии в тот день одержал победу. Его брат отступил к Мецу, потом к Кёльну, где укрыл свою казну. Тем временем бургундские армии начали занимать города Западной Австразии. Хлотарь II принял участие в захватах, выполняя соглашение, которое подписал.
В Брегенце Колумбан испытал внезапное предчувствие, что его покровитель потерпит поражение; ученики заговорили о божественном откровении, но ирландец был достаточно хорошим политиком, чтобы оценить соотношение сил. Вскоре после сражения при Туле святой аббат обнаружил, что побережье Боденского озера ему никогда не нравилось. Он выразил желание проповедать Евангелие славянам, но, увы, новое видение отбило у него охоту к этому. Его потянуло в Северную Италию, куда уже несколько лет как пришел мир. Там король лангобардов Агилульф предложил ему убежище и дружбу. При его поддержке Колумбан основал монастырь Боббио. Агилульфу, старому языческому государю и даннику Меровингов, должно быть, доставила изрядное удовольствие возможность принять святого человека, гонимого христианнейшей франкской королевой.
Если враги Брунгильды в 612 г. бежали из Австразии от наступающих бургундских армий, то люди, которым последние были не так опасны, предпочитали переходить на сторону противника. Так, епископ Левдегасии Майнцский заявил, что всегда терпеть не мог Теодоберта II. Согласно Фредегару, он даже призвал Теодориха II продолжать войну до полного уничтожения соперника. Возможно, предлагая завоевателю продолжить завоевания, епископ просто пытался удалить из Майнца бургундскую солдатню. Но, согласно Ионе из Боббио, верность некоторых австразийских магнатов уже начинала вызывать сомнения.
Однако Теодоберт II не был полностью разгромлен, и ему удалось мобилизовать свежие войска в периферийных княжествах, а именно в Саксонии, Тюрингии и Аламаннии. Новое сражение состоялось при Цюльпихе (Тольбиаке), между Триром и Кёльном. Столкновение было до крайности жестоким, и все хронисты вспоминают об этом событии с ужасом. Впервые за время жизни двух поколений Меровингам не удалось договориться (или убить друг друга), прежде чем их подданные совершат непоправимое. Ради заурядной войны между Teilreiche они запустили франкскую военную машину на полную мощь, что обычно делалось только ради операций за рубежом. Следствием стало побоище с неисчислимыми жертвами. В битве при Цюльпихе австразийцы снова потерпели поражение. Теодорих II захватил Кёльн и королевскую казну. Что касается Теодоберта II, последние «верные» ему изменили и выдали его вместе с семьей врагам.
Чтобы закрепить свою победу и аннексировать Австразию, Теодорих II должен был устранить семью короля-соперника. Юного сына Теодоберта II схватили за ногу и ударили головой о камень, так что его мозг разбрызгался по земле. Эта расправа шокировала франков, ведь ребенка только что крестили. Зато брату Теодорих II, похоже, пытался сберечь жизнь. Палатин Бертарий, назначенный охранять Теодоберта II, действительно был человеком сдержанным, которому Брунгильда когда-то поручила арестовать Колумбана, не прибегая к насилию. Кроме того, когда Теодоберт II предстал перед Теодорихом II в Кёльне, с первого просто сняли королевские одежды в знак отрешения от власти. Потом его отправили в Шалон, где Брунгильда велела выбрить ему тонзуру и рукоположить в клирики в монастыре. Через некоторое время Теодоберт II умер в обстоятельствах, которые Фредегару неизвестны. Иона из Боббио обвиняет Брунгильду в убийстве внука, но его рассказ выглядит несвязным. Действительно, зачем было сохранять Теодоберту II жизнь в Кёльне и в Шалоне, чтобы убить его через несколько недель безо всякой огласки? Судьба Теодоберта II остается загадочной.
Со своей стороны Хлотарь II, принявший умеренное участие в войне, занял «герцогство Дентелин», назначенное ему наградой как союзнику. Фредегар утверждает, что у Теодориха II это вызвало раздражение и последний направил к Хлотарю посольство с требованием убраться оттуда. Поскольку Хлотарь отказался, внук Брунгильды собрал обе армии, бургундскую и австразийскую, чтобы разгромить короля Нейстрии весной 613 г. Но не пытается ли Фредегар сделать из Хлотаря II гонимого праведника? Иона из Боббио, хоть тоже благосклонен к королю Нейстрии, не упоминает ни о каких планах военного похода.
Теодориху II скорее не обращал взоры к Нейстрии, а пытался обеспечить себе власть над вновь завоеванной Австразией. Чтобы помочь внуку, к нему приехала Брунгильда с несколькими советниками. В начале 613 г. дворец обосновался в Меце, старой политической столице Восточного королевства.
Чиновники Теодоберта II, пережившие военное завоевание, воспользовались случаем, чтобы начать переговоры о переходе на службу новой власти. В самом деле, многие их земли уже были конфискованы победителями. Но это несомненно было лишь временной мерой с целью заставить их покориться. Так, в Мецский дворец явился некий Ромарих, чтобы умолять Брунгильду вернуть ему имущество. Сначала он получил отказ от королевского советника, епископа Аридия Лионского, но, публично помолившись святому Мартину, в конечном счете добился милости. Возможно, этот эпизод — лишь выдумка автора «Жития святого Ромариха», но выглядит он правдоподобно. Действительно, можно предположить, что после дела Дезидерия Вьеннского епископ Лионский вошел в число приближенных королевы; что касается личного почитания Брунгильдой святого Мартина, оно было общеизвестным. Если молитва Ромариха святому покровителю королевы действительно имела место, она могла образовать ту смесь публичного покаяния и божественной комедии, которую так ценили франки. Показное раскаяние аристократа и утрированное милосердие государя позволяли обоим действующим лицам выйти из конфликта, сохранив лицо.
Впрочем, тогда, в начале 613 г., Брунгильда могла позволить себе роскошь быть великодушной. Она безраздельно царила в Меце, где почти полвека назад юной вестготской принцессой вышла за Сигиберта I. И какой путь пройден с тех пор! Ее сильнейшие враги повергнуты, а королевство Хлодвига воссоздано, за исключением какого-то полутора десятка графств, составляющих Нейстрию Хлотаря II. Кроме того, если учесть приращения, которые Regnum Francorum получил в VI в., территория, подвластная Брунгильде, почти вдвое превышала ту, которой владел в 511 г. великий предок — Хлодвиг. От Северного моря до Венеции и от Страны басков до границ Дании — королеве повиновалась половина Европы. Несколько иностранных народов согласились на ее опеку, и даже папа Бонифаций IV (608–615) уступал всем ее требованиям.
Воцарение Сигиберта II (613)
Однако эйфория от победы была недолгой. В Меце Теодорих II заболел дизентерией и почти сразу, несомненно в начале весны 613 г., скончался.
Брунгильде пришлось действовать очень быстро, чтобы несчастье, каким была смерть внука, не переросло в непоправимую катастрофу. Теодориху II к моменту кончины было всего двадцать пять лет, и он источал энергию. Видимо, на случай, если его не станет, ничего предусмотрено не было, а если бы завещание все-таки было составлено, в нем не успели предусмотреть недавней аннексии Австразии.
Чтобы найти выход из кризиса, Брунгильда немедленно возвела на престол старшего из правнуков. Нового властителя Австразии и Бургундии звали Сигибертом II, и ему было лет двенадцать. Подобное распоряжение было неслыханным. У франков каждый сын короля после смерти отца мог претендовать на власть. А ведь у Теодориха II было четыре сына: Сигиберт, Хильдеберт, Корб и Меровей. Даже если предполагать, что Корба дисквалифицировало его имя, все равно оставалось три потенциальных короля. Тем не менее все источники подтверждают, что Брунгильда передала власть только одному из мальчиков.
Как объяснить этот грубый разрыв с франкскими правилами наследования и это первое введение принципа мужского первородства при передаче трона? Соблазнительно было бы предположить, что Брунгильда пыталась сохранить унию Бургундии и Австразии. Ведь недавняя история показала, что такая уния жизнеспособна, только если оба Teilreiche контролирует один и тот же государь. Получается, возводя на трон только Сигиберта II, Брунгильда отдавала предпочтение единству королевства перед династическими законами.
Увы, этому объяснению быстро находятся возражения. В 580-х гг. Брунгильда, чтобы избежать местного кризиса, без колебаний создала новый Teilreich с центром в Суассоне. И в 596 г. она так же решительно покончила с унией Австразии и Бургундии, разделив территории Хильдеберта II. Впрочем, ей всю жизнь был свойствен прагматизм: лозунг объединения Regnum Francorum, конечно, служил ей для пропаганды, но ничто не позволяет утверждать, что она жертвовала непосредственными интересами ради того, чтобы воплотить эту химеру в жизнь.
Чтобы понять, почему в 613 г. наследование произошло именно так, не следует ли обратить больше внимания на возраст потенциальных претендентов на престол? Все четыре сына Теодориха II были очень юными. Один лишь Сигиберт II, родившийся около 602 г., уже вышел из раннего детского возраста. Должно быть, при некотором воображении и при большом желании ему можно было дать тринадцать лет — возраст, когда Меровинги достигали совершеннолетия. И, в самом деле, Брунгильда немедленно доверила Сигиберту командование армией, демонстрируя, что он способен вести себя как мужчина. Зато если бы королева произвела раздел государств Теодориха II, трое из новых королей оказались бы несовершеннолетними и неминуемо попали под опеку «воспитателей». А ведь выбирать таких регентов, естественно, пришлось бы среди местных аристократов, чья верность вызывала сильнейшие подозрения.
Поэтому весной 613 г. Брунгильда предпочла не производить наследование короны по всем правилам. Кроме того, наличие единственного короля позволяло сохранить общую администрацию, возглавлять которую Брунгильда поручила майордому по имени Варнахарий. Этот человек вышел из знатного бургундского рода, уже давшего одного майордома и почитавшего святого Виктора, мученика, культ которого поощрял Теодорих II. Это в какой-то мере гарантировало его компетентность и верность.
Впрочем, наследование престола Теодориха II давало некоторую возможность для разных толкований. В самом деле, даже если принцы Хильдеберт, Корб и Меровей не взошли на трон, их не постригли и не отправили в монастырь. Это значило, что младшие отпрыски меровингского рода сохраняют право на власть. Возможно, тем самым Брунгильда пыталась смягчить ропот, который неминуемо должно было вызвать восшествие Сигиберта II на престол. Действительно, магнаты могли надеяться, что в ближайшем будущем, когда каждый из правнуков достигнет совершеннолетия, она воссоздаст разные Teilreiche.
В общем, насколько удается понять, решение, принятое Брунгильдой после смерти Теодориха II, было не столько революционным, сколько экспериментальным. Оно не закрывало дверей ни для чего, но позволяло отсрочить неизбежный раздел, просто не допустив, чтобы он произошел в том же 613 г., когда королевство еще не оправилось от братоубийственной войны.
Измена магнатов
Через очень недолгое время после воцарения Сигиберта II Брунгильда перебралась в Вормс, в восточные провинции Австразии. Причины этого переезда неизвестны. Возможно, она хотела произвести демонстрацию силы в регионе, где Теодоберт II некогда имел сильнейшую поддержку. Или, может быть, рассчитывала послать франкские армии для совершения какой-то операции за границами Regnum Francorum. В прошлом она часто прибегала к отвлекающим маневрам такого рода, чтобы занять аристократов, которые переставали злоумышлять, когда имели возможность пограбить какие-то земли. Судя по «Житию Ромариха», в Меце весть о смерти Теодориха II породила скорее мятежные настроения. Честный Ромарих, в отношении которого утверждается, что он любил своих врагов, якобы помог бежать королеве и ее советнику Аридию Лионскому. Этот рассказ — в лучшем случае благочестивая ложь. Если Ромарих действительно находился в тот момент в Меце, его следовало искать скорей среди подстрекателей к неповиновению.
В самом деле, едва Брунгильда достигла Вормса, она узнала, что группа знатных австразийцев предложила Хлотарю II вторгнуться в Австразию. Ненадолго задержимся на социологическом составе этого движения. Его вожаков звали Арнульф и Пипин Ланденский, и были они, если можно так выразиться, мелкими магнатами. Пипин располагал обширными землями в Брабанте, Хаспенгау и Намюруа, но не занимал никакого высокого официального поста. Брак с богатой наследницей по имени Итта позволил ему стать еще более могущественным, но маловероятно, чтобы этот союз возник раньше 614 г. Что касается Арнульфа, он по рождению принадлежал к «довольно знатным» (satis alius), но получением высокой должности был обязан покровительству герцога Гундульфа, родственника Григория Турского. Его семья быстро сблизилась со средой почитателей Колумбана — может быть, потому, что это было очень выгодно в период, когда ирландский реформатор был в фаворе у австразийского дворца. А к ближайшим соратникам Арнульфа можно отнести Ромариха.
Таким образом, не факт, что людьми, возглавившими заговор 613 г. против Брунгильды, руководило сильное чувство австразийского патриотизма, как советниками Теодоберта II в 610 г. Их скорей пугала возможность утратить общественное положение. Даже в независимой Австразии Арнульфу, Пипину или Ромариху было трудно удержаться в слое высшей элиты. А если бы Teilreiche объединились вновь, эти люди неминуемо были бы вытеснены из лучшего общества. В самом деле, хоть невежественными их назвать нельзя, они не могли тягаться с южанами-романофилами, которых всегда предпочитала Брунгильда. Ромарих уже пострадал от завоевания 612 г., в ходе которого утратил должность и даже опасался, что потеряет земли. Его друзья не хотели испытать ту же участь.
Добавим еще одну подробность, более мелкую, но, возможно, предопределившую начало восстания: в тот момент в 613 г. был при смерти епископ Паппол Мецский, представитель бывшей пробургундской партии. Арнульф метил на его место, но не имел никаких шансов, если бы Австразия осталась в руках Брунгильды.
Хлотарь II сумел воспользоваться страхами и чаяниями этих знатных посредников. К небольшим нейстрийским армиям добавились значительные австразийские подкрепления, и коалиция сумела продвинуться до Андернаха. Из Вормса Брунгильда направила к Хлотарю II послов, потребовав отвести войска. Тот в ответ предложил созвать общее собрание, где магнаты приняли бы решение о новых границах внутри Regnum Francorum, и обязался подчиниться решениям этого совета знати. Тем самым Хлотарь II противопоставлял государственной логике Брунгильды олигархическую логику. Король Нейстрии не желал дезинтеграции верховной власти, но показал себя прагматиком еще в большей степени, чем королева Австразии и Бургундии. Он потакал аристократии и подрывал опоры своей соперницы.
Тем не менее у Хлотаря II было недостаточно сил, чтобы дать правильное сражение, и он предпочел отступить из Австразии. Брунгильда решила воспользоваться передышкой, чтобы набрать армию, способную покончить с Нейстрией. Для этого она послала юного короля Сигиберта II и майордома Варнахария собирать войска в Саксонии и Тюрингии. Однако риторика Хлотаря II, лестная для знати, уже принесла первые плоды, и Варнахарий тайно саботировал порученную миссию. Фредегар оправдывает его, утверждая: тот якобы узнал из надежного источника, что Брунгильда хочет его убить. Не сумев найти воинов в периферийных княжествах Австразии, Брунгильда была вынуждена вновь набирать войска в Бургундии. Она немедленно разослала гонцов по городам, чтобы те выделили контингенты.
Со своей стороны майордом Варнахарий продолжил тайные интриги, вступив в союз с бургундскими магнатами-сепаратистами, которых называли «фаронами». Самыми активными среди них были, естественно, заюрцы, в том числе патриций Алетий и герцог Евдила. В заговоре участвовало несколько епископов, движимых теми же чувствами. К движению примкнул Евстасий, аббат Люксёя. Он нанес визит святому Колумбану в Италию, а потом побывал при дворе Хлотаря II с целью, упомянуть которую Иона из Боббио странным образом забывает. Видимо, последователи Колумбана хотели отомстить королеве и подготовить возврат основателя своей общины в Галлию.
Брунгильда, возможно, недооценивала масштабы бургундского движения, поскольку сосредоточила внимание на Западной Австразии, где рассчитывала быстро подавить мятеж Пипина и Арнульфа. Чтобы вновь подчинить непокорные области, она организовала поход, которым командовали Сигиберт II и его братья. Но на помощь союзникам пришел Хлотарь II. Обе франкских армии встретились в области Шалона-ан-Шампань. С одной стороны оказались бургундцы и австразийцы, заявившие о верности королеве, с другой — нейстрийцы и австразийцы, верные Хлотарю II.
В ходе своей долгой истории франки почти всегда находили полюбовные решения, позволявшие избежать взаимного истребления. Совсем свежая память о трагедиях при Туле и Тольбиаке побуждала их вернуться к старым обычаям. Еще до того, как был подан сигнал к бою, Варнахарий и все его союзники дезертировали из лагеря Брунгильды. Простые воины вернулись по домам, а магнаты перешли под начало Хлотаря II. Обретя новые силы, король крохотной Нейстрии смог прорваться в главную область огромной Австразии-Бургундии. Он нагнал вражескую армию, обратившуюся в бегство, и сумел захватить в плен Сигиберта II и двух его братьев, Корба и Меровея. На Соне его войска остановились, и австразийские отряды вернулись на свою территорию. Видимо, фароны договорились о переходе в нейстрийский лагерь в обмен на обещание, что их родные земли не будут разорены военными действиями.
Но во вторжении необходимости не было. Узнав о приближении армии Хлотаря II, все аристократы Бургундии в свою очередь подняли мятеж. Даже дворец перешел на сторону неприятеля. На королевской вилле Орб, в Заюрской Бургундии, граф конюшен Эрпон арестовал Брунгильду и ее внучку Теоделану. Через несколько недель старая королева была выдана Хлотарю II, вставшему лагерем в Реневе, деревне на правом берегу Соны.
КОНЕЦ ИГРЫ
Трагическая гибель королевской семьи Бургундии, конечно, документирована лучше, чем что-либо во всей франкской истории. Меньше чем за полвека отчет о ней составили пять разных авторов, совершенно независимых друг от друга. В 610-х гг. один представитель вьеннского духовенства включил описание этого события в «Житие святого Дезидерия»; его непосредственным последователем стал король Сисебут, сочинивший собственную версию страстей Дезидерия раньше 621 г. Потом появился рассказ анонимного клирика, продолжившего в 624 г. «Хронику» Исидора Севильского. В свою очередь эту сцену изложил Иона из Боббио, описывая около 640 г. «Житие Колумбана». Через двадцать лет Фредегар последним рассказал об этом, добавив несколько подробностей, не упоминавшихся раньше. Пять этих рассказов согласуются, за исключением мелких деталей. Это тем примечательней, что, помимо дистанции во времени, надо учесть еще и разброс в пространстве: Иона из Боббио был италийцем, Сисебут — вестготом из Испании. Видимо, этот эпизод имел такой резонанс в европейском масштабе, что весть о нем разошлась почти без искажений.
Устранение ветви-соперницы
Однако события 613 г. были зловещими. Хлотарь II, захватив королевскую семью, для начала расправился с Сигибертом II и Корбом. Убийство соперников мужского пола было у Меровингов расхожей практикой, но все-таки- обе жертвы были еще очень юными. Иона из Боббио видит в этом осуществление пророчества Колумбана, предсказавшего истребление семьи Брунгильды, а продолжатель Исидора — посмертное наказание, постигшее Теодориха II за то, что не пощадил сына Теодоберта II.
Однако оба этих источника не желают упоминать, что Божья кара осталась неполной. Прежде всего: один из сыновей Теодориха II, Хильдеберт, сумел скрыться. Возможно, он на время спрятался в городе Арле, поскольку через недолгое время аббатису монастыря святого Иоанна, Рустикулу, обвинили в том, что она «тайно кормила короля», и, похоже, имелся в виду этот принц. Патриций Прованса Рикомер обеспокоил этим короля, который велел одному герцогу провести следствие. Но след беглеца уже простыл.
Была спасена жизнь и самому младшему сыну Теодориха II, Меровею. Хлотарь II пощадил его, сославшись на то, что был крестным отцом ребенка; последнего тайно отправили в Нейстрию, где его воспитание и надзор за ним поручили королевскому чиновнику. Духовное родство, конечно, считалось в VII в. важными узами, и Хлотарь II, желавший вести себя как христианский король, должен был помиловать крестника. Но столь же милосердным было бы не убивать двух племянников. Может быть, сохраняя жизнь тому, кто был его «духовным сыном», король Нейстрии скорей хотел обеспечить свое будущее? Из-за болезней или войны меровингская династия оказалась на грани угасания. Хлотарь II, у которого был всего один юный сын слабого здоровья, никоим образом не мог быть спокоен за потомство. Что могло статься, если бы он умер? В свое время король Гунтрамн усыновил двух племянников в надежде, что они станут его наследниками. Хлотарь II, сохраняя жизнь крестнику и дальнему родственнику, поступал аналогичным образом. Если бы понадобилось, франки могли возвести Меровея на трон; в противном случае ему предстояло сгинуть в престижном монастыре или в безвестной могиле.
Зато ни один источник не дает сведений о судьбе Теоделаны, сестры Теодориха II, схваченной одновременно с Брунгильдой. Если бы ее убили, источники, конечно, сообщили бы об этом. Значит, король Нейстрии, вероятно, довольствовался тем, что запер ее в монастырь, как некогда поступили с дочерьми Хариберта I.
После принятия решения об участи принцев и принцесс оставалось только определить дальнейшую судьбу Брунгильды. Вероятно, Хлотарь II не испытывал никакой любви к тетке, но и никакой утробной ненависти — тоже. В конце 610-х гг., а потом в 612 г. обоим удавалось договориться о союзе против Теодоберта II. К тому же не факт, что представления о чести семьи должны были заставлять короля Нейстрии как-либо мстить. Его мать Фредегонда уже давно умерла, а периодическую файду, которую она вела против Брунгильды, время должно было охладить. К тому же Хлотарь II не был жесток; во всяком случае, за сорок пять лет его царствования ничто не побуждает увидеть в нем человека более кровожадного, чем его современники.
Таким образом, Брунгильда могла окончить дни в заключении в монастыре, что как будто соответствовало также ее возрасту и статусу. Но король Нейстрии, видимо, принял к сведению разные соображения. Во-первых, скрылся принц Хильдеберт. Он мог появиться вновь, и Брунгильда, запертая в монастыре, но живая, помогла бы ему в борьбе за трон, хотя бы подтвердив его легитимность. Так в 580-е гг. две монахини королевской крови, Радегунда и Инготруда, поддержали узурпатора Гундовальда.
Во-вторых, многие бургундские и австразийские аристократы желали смерти старой королевы. Во времена своего всемогущества Брунгильда без колебаний расправилась с несколькими вероломными магнатами и конфисковала их достояние. Семьи этих людей хотели отомстить или по крайней мере воспользоваться удобным предлогом, чтобы потребовать захваченные владения. А ведь аннексией Австразии Хлотарь II был обязан группе Арнульфа, а победой в Бургундии — поддержке со стороны клики с Варнахарием во главе. Он должен был отблагодарить союзников.
Добавим, что король Нейстрии собирался занять трон Бургундии, а не позволить местным магнатам восстановить независимую династию. В знак дружеских чувств к фаронам он только что женился на женщине по имени Бертетруда, претендовавшей на происхождение от старой, «исторической» бургундской династии. Однако загорские магнаты не спешили передавать королевскую казну, которую захватили, — возможно, чтобы добиться от Хлотаря II сохранения определенной автономии для их области. Королю Нейстрии следовало продемонстрировать, что он порвал с государственным централизмом, которому была привержена старая королева.
Наконец, нейтрализовать Брунгильду Хлотарю II, вероятно, помог Люксёй. Ведь хоть Колумбан и его ученики уверяли, что не желают смерти грешников, они публично ликовали, когда подобное происходило. К тому же разве ирландский аббат во время изгнания не предрек исчезновение рода Брунгильды? Такого заявления было достаточно, чтобы оправдать войну 613 г. и воссоединение Teilreiche. Эти слова также позволяли Хлотарю II, не собиравшемуся защищать цареубийство, смыть с рук пролитую им королевскую кровь. Бог мог карать смертью государей-гонителей, не призывая людей следовать Своему примеру.
Казнь Брунгильды
Итак, Хлотарь II решил покончить с Брунгильдой. Но, чтобы ее устранение принесло пользу, надо было сделать его повышенно демонстративным. Поэтому ликвидацию пленницы произвели по сложному сценарию, который должен был показать всем, что король испытывает к тетке отнюдь не дружеские чувства, а лишь мстительную ненависть.
Прежде всего над Брунгильдой устроили суд. Фредегар сообщает, что королеву обвинили в «убийстве десяти королей, а именно Сигиберта, Меровея, его отца Хильперика, Теодоберта и его сына Хлотаря, другого Меровея — сына Хлотаря, Теодориха и его троих сыновей». Задержимся ненадолго на этом перечне. Он находится в вопиющем противоречии со сведениями, которые несколькими строчками выше приводит сам Фредегар. Остается предположить, что наш автор был крайне небрежен (что, конечно, не исключено…) или что он переписал старинный документ, действительно составленный в связи с этим процессом.
Если считать, что обвинение было так и сформулировано, слова «убийство десяти королей» наводят на мысль, что Хлотарь II довольствовался символическим судом над Брунгильдой. Королева, конечно, не убивала своего первого мужа Сигиберта I, который в 575 г. пал жертвой убийц, нанятых Хильпериком. Не в большей мере она была виновна в смерти второго супруга, Меровея, которого в худшем случае оставила в 577 г. на произвол судьбы. Теодорих II умер в 613 г. от болезни; в этом случае, конечно, можно заподозрить отравление, но зачем Брунгильде было бы приканчивать внука, который позволял ей сохранять власть? Что касается сыновей Теодориха II, Хлотарь II только что умертвил их сам. Мимоходом следует отметить, что текст упоминает «троих сыновей», хотя принц Хильдеберт все еще находился в бегах; видимо, нейстрийский дворец предпочитал не придавать бегство последнего огласке и сделать вид, что с тем расправились.
В перечне из десяти жертв остаются лишь четыре Меровинга, за гибель которых Брунгильда могла нести ответственность. И опять же детали обвинения остаются довольно неясными. Меровей, сын Хлотаря II, был взят в плен в 605 г.; нет никаких доказательств, что с ним расправилась двоюродная бабка. ИТеодоберт II умер в 612 г. после того, как его свергли войска Брунгильды; но все-таки королева попыталась спасти жизнь внуку, выбрив ему тонзуру. В том же году бургундцами был убит сын Теодоберта II, но странно, что теперь Фредегар называет этого ребенка «Хлотарем», тогда как до того называл «Меровеем». Похоже, он был не совсем уверен как в личности жертвы, так и в обстоятельствах смерти. По существу в списке остается один Хильперик, убитый в 584 г. Заказчика его убийства так никто и не выяснил. Гунтрамн, Фредегонда и Брунгильда поочередно приписывали это преступление нескольким неугодным лицам. Хлотарь II, обвинив в убийстве отца тетку, лишь продолжил семейную традицию.
В общем, обвинение мало претендовало на правдоподобность. Хлотарю II было нужно лишь оправдать осуждение Брунгильды, чтобы удовлетворить магнатов, которые требовали ее смерти. В более личном плане ему надо было также найти козла отпущения за цареубийства, которые Меровинги осуждали и при этом вовсю практиковали.
В результате этого символического процесса Хлотарь II приговорил Брунгильду к отрешению и к смерти. На самом деле вторым эпизодом сценария стало унижение осужденной. Для начала с нее сорвали королевские одежды, как некогда с ее второго супруга в 576 г. и с ее внука в 612 г. Потом ее долго пытали — согласно Фредегару, три дня. Именно чтобы избежать подобного обращения, в 577 г. принц Меровей покончил с собой, а в 580 г. его примеру последовал его брат Хлодвиг.
Желая привлечь к осуществлению наказания массы, Брунгильду посадили на спину верблюду, «словно тюк, предназначенный для горба», и провезли через всю армию, которая осыпала ее оскорблениями. Эта гротескная процессия была ожидаемым этапом ритуала унижения, какому с римских времен подвергали самых опасных узурпаторов или правителей, ставших нежелательными. Варварские королевства переняли этот обычай без изменений. Еще в 590 г. вестготского герцога Аргимунда решили провезти по улицам Толедо на осле, изобличив как заговорщика против короля Реккареда.
В случае Брунгильды выбор верблюда вместо традиционного осла удивил хронистов. Это животное, собственно, не было редкостью в варварских королевствах, но своей экзотичностью неминуемо напоминало о Востоке, с которым Брунгильда поддерживала такие активные связи. Когда-то король Гунтрамн придал широкую огласку факту захвата им верблюдов Гундовальда. Теперь то же самое животное послужило для унижения королевы, которая была союзницей аваров и, главное, византийцев.
После того как Брунгильду лишили власти в юридическом плане и уничтожили в символическом, ее оставалось только умертвить физически. Хлотарь II приказал, чтобы ее привязали за ноги сзади к горячему коню. Относительно подробностей в разных версиях есть небольшие расхождения. Хронист 624 г. говорит об одном коне и о жертве, привязанной за ноги к спине животного; вероятно, это наиболее близкое к истине описание казни. Оба «Жития Дезидерия» рассказывают, что она была привязана к хвостам нескольких лошадей. Иона из Боббио позаимствовал эту деталь. Фредегар, обладавший синтетическим умом и богатым воображением, вернулся к варианту с одним конем, но написал, что женщина была привязана за ногу и за руку к хвосту животного. Эти мерзкие подробности несомненно имеют мало значения. Каким бы образ действий ни был, палачи хлестнули коня, который помчался галопом. Тело Брунгильды, волочившееся по земле, в конечном счете было растерзано ударами копыт.
Все хронисты обращают особое внимание на последний эпизод — не столько потому, что он ужасен, сколько из-за его необычности. Такая форма умерщвления не была принята в меровингском мире и не соответствовала ни одному виду казни, предусмотренному хоть римским, хоть вестготским, хоть франкским правом. Наиболее близкая параллель этого истязания встречается у тюрингов, которые (по словам Григория Турского, пересказывавшего слух) привязывали своих пленников к лошадям и заставляли последних бежать. Жители Галлии считали такую казнь позорной, но, главное, абсолютно чуждой своим обычаям. Возможно, именно поэтому Хлотарь II выбрал ее, чтобы избавиться от противницы. Разве несколько месяцев назад Брунгильда не пыталась мобилизовать против него Тюрингию? Сначала выставив ее верхом на византийском животном, он потом ее казнил как дикарку с Севера.
Оставалось только отделаться от тела, разорванного в клочья и тем не менее еще опасного. У королевы было много врагов, но много и союзников, особенно в церквах и монастырях, которые она основала или обогатила. Брошенный труп могло подобрать какое-нибудь заведение, похоронить по-христиански и — как знать? — окружить почитанием, откуда было недалеко до репутации святой. В 526 г. Меровинги совершили тяжкую ошибку, позволив бургундским монахам извлечь труп короля Сигизмунда из колодца, куда его бросили; из своей новой гробницы в церкви святого Маврикия в Агоне тот, кого отныне называли «святым Сигизмундом», создал франкам не меньше проблем, чем при жизни. Чтобы полностью устранить врага, лучше было уничтожить его тело. Хлотарь I это понял, велев в 560 г. сжечь своего мятежного сына Храмна. И его внук Хлотарь II в 613 г. тоже не повторил былого промаха. Он приказал кремировать тело Брунгильды, и, как в лирическом тоне написал хронист 624 г., «она обрела могилу в пламени». Обращенная в пепел, старая королева более не составляла реальной угрозы.
* * *
Если теперь рассмотреть расправу над Брунгильдой в целом, очевидно, что она была аномальной в буквальном смысле слова, то есть не соответствовала ни одному из способов, каким обычно устраняли королев. Брунгильду не изнасиловали и не отправили в монастырь, как дочь Хильперика в 580 г., когда тот решил избавиться от дочери. Ее не утопили, привязав камень на шею, как тещу Хлодвига, жертву урегулирования династических раздоров. И не просто тайно прикончили, как Галсвинту или Билихильду, когда те стали неудобны по политическим соображениям. Этой женщине в возрасте за шестьдесят, дочери, супруге, матери, бабке и прабабке королей, не предложили также по доброй воле отойти от власти, как великой Хродехильде в 530-е гг.
Для Брунгильды Хлотарь II устроил поэтапное умерщвление, очевидные параллели которому можно найти не в удалении королев, а в низложении королей. Со времен Поздней Римской империи свергнутые монархи становились жертвами кодифицированной жестокости, смыслом которой было одновременно лишение их всякой легитимности и возложение на них ответственности за все беды, какие случились в их царствование. Обычно их устранение воспроизводило ритуал возведения на престол, но в инвертированной форме: вместо избрания был суд, вместо прославления и возгласов одобрения — унижение и оскорбления, а место монаршей инвеституры занимала позорная смерть. Последней из жертв подобных зловещих спектаклей стал византийский император Маврикий: свергнутый в 602 г. одним из своих полководцев, он, как и Брунгильда, был вынужден увидеть расправу над всеми своими наследниками, прежде чем умереть постыдной смертью.
В конечном счете казнь Брунгильды запомнилась современникам потому, что ее гибель была смертью не женщины из рода Меровингов, а римского государственного мужа. В то же время с формальным королем Бургундии, Сигибертом II, расправились быстро и без огласки; это было фактическим признанием, что он не обладал реальной властью. То есть казнь Брунгильды не достигла одной из целей, ради которых совершилась. В самом деле, Хлотарь II, прибегнув к неслыханной жестокости, пытался уничтожить одновременно политического деятеля и физическое лицо. Но исключительный характер этого истязания сам по себе привлек внимание хронистов и историков. Долгое истязание Брунгильды вместо того, чтобы изгладить память о ней, укрепило эту память и дало возможность для возникновения легенды.