По слухам, Лондон — город, привлекающий иностранцев заведениями, перечисленными в туристических справочниках под заголовком «Ночная жизнь». Позже я пожалела, что своевременно не ознакомилась с разделом «Казино». Это сэкономило бы мне массу времени и уберегло от ошибок.
Судя по адресу, нужное мне казино примыкало к одному из крупных отелей, расположенных неподалеку от театра «Олдуич». Со стороны оно не слишком бросалось в глаза. Впрочем, постоянные клиенты знали его адрес. Свернув с главной дороги, я, следуя указателям паркинга, съехала под землю.
Одно время я обожала подземные парковки, видя в них памятник Глубокой Глотке и краху правительства Никсона. Но потоки дрянных фильмов и документальных лент о заговорах не оставили и следа от витавшего там некогда ощущения урбанистического кошмара. Даже в моем ближайшем супермаркете есть теперь подземная стоянка. Теперь, увы, самое неординарное, что там может произойти, — это смерть от злоупотребления шопингом.
Я спрятала автоприемник под сиденье и расправила юбку. Пришлось предварительно поломать голову над тем, что надеть. Поскольку моим единственным опытом общения с казино был фильм про Джеймса Бонда, очень старый, еще когда у Шона О'Коннери была на голове растительность, я не очень представляла себе, что туда принято надевать. Правда, у скудного гардероба есть свои преимущества. Я решила одеться нарядно, но неброско, однако ради такого случая натянула новую пару колготок из лайкры. Отдавая дань Пусси Гэлор, основательно подвела глаза.
Вестибюль был непритязателен. Пухлый ворсистый ковер, комплект эстампов с изображением скачек и тихо мерцавшая камера-наблюдатель. Уютно, почти как дома. Беда состояла в том, что меня не пропускали внутрь.
— Простите, мадам, — сказал администратор. — Таковы правила.
— Что за правила?
— После вступления вы можете приступить к игре только через сорок восемь часов.
— Но почему?
— Боюсь, не смогу вам ответить. Просто такие правила.
Он был примерно мой ровесник, малый с отработанным любезным оскалом и с челюстью точь-в-точь как у куклы из телешоу «Тандербердз». В той же манере вел диалог.
— Вам требуется проверка моей кредитоспособности? — спросила я, ощущая присутствие на дне сумочки хрустящих пятидесятифунтовых банкнот Оливии Марчант.
— Нет, мадам, к банковскому счету это не имеет ни малейшего отношения. Просто такой порядок. Вы регистрируетесь. И ждете.
— Понятно. — Ей-богу, с леди Пенелопой он бы так не разговаривал. Вот если б я подкатила в розовом лимузине! — И какой у вас вступительный взнос?
— Двадцать пять фунтов.
Я раздумывала, не попроситься ли хоть на минутку взглянуть, понять, стоит ли это таких денег, но было ясно, что в глазах этого молодчика — если двадцать пять фунтов для тебя крупные деньги, значит, и говорить с тобой не о чем.
За мной образовалась небольшая очередь.
— Ну что ж, пожалуй, все-таки я вступлю, — сказала я, хотя прозвучало это у меня без особого блеска.
В обычных условиях я бы предпочла и здесь назваться иным именем, но при расследовании много вымышленных имен иметь не стоит. Вынимая деньги, я краем глаза наблюдала за тем, как течет мимо очередь. Неожиданные типажи, вот уж не думала здесь таких встретить. Супруги среднего возраста, вероятно, греки или киприоты, выряженные чересчур крикливо; крутая с виду американка; кучка средней руки британских бизнесменов, которых не тянет к семейному очагу.
Взяв новенькую членскую карточку, я помедлила у регистрационного стола. В глубине вестибюля пожилой мужчина в стильном костюме передавал пальто девице при входе. Он кивнул мне. Я кивнула в ответ. И вновь сделала попытку обаять говорящую марионетку.
— А можно мне, раз я уже вступила, только зайти, оглядеться? Просто полюбопытствовать, не играть, конечно, а?
— Мадам…
— Сдаюсь! — насмешливо бросила я. — Понимаю, понимаю. Такие правила. Не волнуйтесь. Пойду и пожертвую свое стотысячное наследство бездомным!
Я посторонилась, пропуская к столику пожилого господина.
— Добрый вечер, мистер Азиакис! Как самочувствие? — закивал, как заведенный, администратор.
— Спасибо, Питер, замечательно! — Акцент определенно указывал на восток от Суэца. — Но я сегодня не один. — Он обернулся на меня с улыбкой. — Простите, не расслышал, как вас зовут?
Ну и ну! Разве не приятно иметь дело с настоящим джентльменом?
— Вульф, Ханна Вульф. Марионеточный подбородок вмиг обмяк. Кто их знает, может, такое у них тоже не разрешается? Если так, похоже, господин Азиакис явно круче здешних законов. Администратор, проглотив возражения во избежание возможных осложнений, махнул, чтоб мы проходили.
Лайкра! Действует безотказно.
Мистер Азиакис кивком пригласил меня вперед; мы спустились на один марш по лестнице и, обогнув нечто вроде ресторанчика, попали в бар. Из арочных глубин слева маняще проглядывал игорный зал. В волнении я задержалась при входе, чтобы как следует все рассмотреть.
Увы, никакой аналогии с Джеймсом Бондом.
По первому впечатлению помещение походило на бальный зал, причем не в самые лучшие для него времена: огромное без окон пространство с люстрой посредине и двумя рядами рулеточных столов, каждый из которых освещала своя лампа. Внезапно в памяти пронеслись кадры времен Второй мировой, когда роскошные лондонские дома реквизировались правительством и юные барышни возили вокруг воображаемого поля сражения модели кораблей и аэропланов, а отставные генералы в креслах отказывались признавать поражение. Наверное, мой спутник в ту пору был молод. Хотя трудно сказать, на чьей он мог быть стороне.
— Ну, вот вам и казино! Каково? Не жалко потраченных денег?
Повернувшись к нему, я увидела в его глазах искорки смеха, а вовсе не восхищения. Что уже само по себе восхитительно.
— Зависит, наверное, от того, сколько я тут спущу! — с улыбкой сказала я.
Он покачал головой:
—Не советовал вы вам так настраиваться. Игра — как жизнь. Ждете неудачу, ее и получите. Настройтесь на победу, держитесь до конца и никогда не ставьте на кон больше, чем можете без ущерба потерять. Я правильно понял, в моем обществе вы больше не нуждаетесь?
Гм! Как это у Конфуция? Зачем мудрой старой птице утренний червяк, к ночи жирные личинки сами выползут.
— Нет. Спасибо. Я очень вам признательна.
Старик кивнул (щелкнул каблуками — или мне показалось?) и направился в сторону бара. Я проводила его взглядом, затем приступила к делу.
От машин шуму больше было, чем от людей; выстроившиеся вдоль стены однорукие бандиты взвывали почище заевшей где-то в самом начале пластинки «Пинк Флойда». Посреди зала я насчитала двенадцать столов с рулетками и четыре полукруглых с каждого конца, за которыми велась карточная игра — похоже, в «очко». В зале было примерно полсотни человек. Всех разновидностей, всех национальностей и габаритов, но средний возраст приближался к пятидесяти, и — ни единой Пусси Гэлор. Даже среди крупье.
Признаюсь, больше всего меня разочаровали именно они. Я ожидала чего-то необыкновенного, ослепительного, сиреноподобного с нависающими над игорными столами ядреными, как спелые гранаты, открытыми грудями, по которым скользят взгляды играющих, прежде чем упасть вниз, на счастливые цифры. Ничего подобного. Все девицы были одеты одинаково — в лиловые строгие шифоновые блузки, как у стюардесс «Бритиш Эруэйз». Около десяти крупье стояли у столов, другие, примостившись на высоких табуретах, надзирали за двумя-тремя играми одновременно. Они напоминали мне, с некоторой оговоркой, кассирш местного строительного общества в ожидании утреннего перекура. Белинды Бейлиол среди них я не углядела. Хотя, честно говоря, непонятно, на что я рассчитывала, ведь я видела только увеличенный снимок обнаженной верхней части ее торса — и даже, пожалуй, «до», не «после». Пусть так; просто мне почему-то казалось, что ее здесь нет.
Ко мне подошла официантка в бархатном темно-бордовом платьице типа коктейльного туалета 1966 г. с блокнотиком и карандашиком в руке.
— Не желаете ли что-либо выпить?
Я заказала минеральную воду, и когда официантка принесла, одарила ее внушительными чаевыми. Она широко улыбнулась и сунула бумажку в сумочку. Хоть это у нас с ней получилось как в кино.
— Не поможете? Я ищу одну знакомую. Как-то познакомились на отдыхе. Она говорила, что работает в этом казино, и приглашала зайти повидаться, если окажусь в Лондоне. Но что-то я ее не вижу.
— Как ее зовут?
— Белинда Бейлиол.
Официантка кивнула, вскинула голову:
— Вон же она. Просто не узнали. Она сменила прическу. Хотите, скажу ей, что вы здесь?
— Нет-нет. Спасибо. Хочу сделать ей сюрприз. Глотнув минералки, я двинулась в указанном направлении. Белинда стояла сбоку от столов. Я оказалась права: она только что откуда-то вынырнула. Высокая, со светлыми вьющимися волосами, в униформе она смотрелась прекрасно. Что там скрывалось под униформой — в смысле удачи или неудачи хирургического вмешательства, — сказать было трудно. Чем ближе я подходила, тем привлекательней она мне казалась. Если грудь и причиняла ей какое-то беспокойство, ее лицо, миловидное, с гладкой кожей, с прелестным носиком и чувственными губами, отлично хранило тайну. Здорово сработано. Природой или не природой. Господи, я уже начинаю мыслить в их духе.
— Белинда Бейлиол? Девушка сдвинула брови:
— Да?
— Могу я с вами переговорить?
— Я… мне сейчас работу начинать. Кто вы такая?
— Меня зовут Ханна Вульф. Я оставила вам сообщение на автоответчике. Я журналистка, пишу статью об эстетической хирургии. Если не ошибаюсь, у вас некоторое время назад после операции на груди возникли проблемы?
— Ш-ш-што? — выстрелило тихим шипом, как будто ее поразили прямо в солнечное сплетение. — Откуда вы знаете? — прошептала она, лицо исказилось неподдельным страхом. — Кто вам сказал?
— Э-э-э… да так, знакомая моих знакомых. Послушайте, я просто задам вам несколько вопросов, только и всего. Имя ваше останется в тайне, это будет сугубо между нами. Гарантирую.
— Мне не о чем с вами говорить.
— Я могу подождать.
Она покачала головой, словно пытаясь прогнать дурной сон. Один из мужчин-крупье, надзиравший за столами, уставился на нас. По-видимому, играющим не полагалось заговаривать с крупье. Она заметила его взгляд, быстро повернулась ко мне и указала на бар, как будто объясняла, куда идти. Мне бросила сердито, возбужденно:
— Повторяю, нам не о чем говорить. Если вы не уберетесь, позову управляющего.
Повернулась на каблуках, коротко кивнула, поведя плечами, любопытному крупье и направилась на свое место к столу номер семь, едва стоявшая там девица, подхватив сумочку, скользнула из зала.
Я продумывала тактику. Что говорить, ее реакция была понятна. В рабочее время, когда надо быть подтянутой и во всеоружии, обсуждать неполадки с грудным имплантатом, прямо скажем, дико. Но, с другой стороны, если сама не отвечаешь на оставленные сообщения, будь готова к тому, что тебя станут искать. А раз я застала ее врасплох, то для нее привлекать к себе внимание попыткой от меня отделаться — самый худший вариант.
Моя официантка с коктейля шестидесятых вновь подошла и поднесла мне минеральной воды. Я спросила, как долго длится смена крупье. Она сказала, что здесь работают до четырех утра с получасовым перерывом где-то посредине. Что ж, можно ли придумать лучший способ убить время?
Между тем Белинда уже принялась за дело. Выпрямилась как струна, осанка у нее оказалась получше, чем у других, идеально ухоженные пальцы слегка касались зеленого сукна. Белинда здесь была самая красивая, это бесспорно. Это, вероятно, содействовало и большему оживлению вокруг ее стола. И, надо сказать, она полностью овладела собой. Я встала с краю за спинами играющих. Увидев, что я приближаюсь, Белинда сверкнула на меня глазами. Я сделала вид, будто не заметила.
— Делайте ваши ставки, леди и джентльмены, делайте ставки!
Призыву последовало человек шесть или семь, замелькали руки, раскладывая яркие разноцветные фишки на поверхности стола — по одной или пизанскими башенками. Белинда правой рукой по кругу повела колесо, левой ловко запустила шарик в ложбинку. Он метнулся, точно заяц по гончей тропе — десятки пар глаз завороженно следили за ним. Его полет вызвал новую волну активности вокруг стола — предфинальный ажиотаж, шепоток над колесом.
— Ставки сделаны, ставки сделаны, прошу, господа!
Колесо замедлило ход, шарик, с подскоками и стуком миновал несколько лунок. Пару раз подпрыгнул и затих.
— Тридцать два черные, тридцать два черные! Число возникло сверху на небольшой неоновой панели. Я кинула взгляд на стол. На цифре «тридцать два» ничего не оказалось. Белинда подалась вперед, неподражаемым жестом придвинула к себе большую часть вожделенных фишек и смахнула их в углубление на конце стола. Они с цоканьем канули в ящик прибылей — эти звуки отдались в игроках едва заметной дрожью. На доске справа и слева остались немногочисленные фишки. К ним Белинда выставила небольшие аккуратные стопочки выигрышей. И снова взялась за колесо:
— Делайте ваши ставки, леди и джентльмены, делайте ставки!
И игра понеслась по новой.
В паузах между поворотами колеса Белинда поднимала глаза — проверить, там ли я еще. Пора бы дать ей понять, что уходить не собираюсь. Может, даже стоит присесть. Но если садишься, надо играть, а я, к моему великому стыду, впритык подступив к столу, даже и правил толком не знала.
На кофейном столике рядом я заметила спасительную пачку рекламных листков. Напустив на себя равнодушный вид, я решила тайком в них заглянуть. А когда вернулась к игорному столу, уже теоретически была готова сорвать банк хоть в Монте-Карло. Я пристроилась за престарелой дамой с загнутыми, как у коршуна, фиолетовыми ногтями и хилым костяком, согнувшимся под тяжестью фамильных драгоценностей. Она подвинула последние несколько фишек к перекрестку из четырех цифр. Теперь уж я знала, что если выпадет одна из них, то выигрыш превысит ставку в десять раз. Колесо закрутилось, остановилось, шарик упал в лунку. Цифры оказались несчастливыми. Белинда сгребла фишки дамы. Лицо проигравшей сохраняло бесстрастность, достойную восхищения. Боль поражения и радость победы в данной игре были исключительно делом личным. У дамы едва заметно дернулась рука, что могло быть или не быть признаком расстройства, и она поднялась. В ее кресло скользнула я.
Великая минута в жизни сыскного агента. Она настала. Я вытащила из сумочки две пятидесятифунтовые бумажки и послала их через стол. Белинда взглянула на меня, и в ее глазах мелькнул страх. Я старалась не смотреть на ее грудь. Ослепительно улыбаясь, я придвинула банкноты ближе к ней. Она потянулась за ними рукой. Мгновенно просмотрев на свет, положила перед собой на стол.
— Сто фунтов стерлингов, — отчеканила она во избежание недоразумений. — Пятерками, десятками?
— Без разницы, — сказала я.
Взгляд у Белинды был осмысленный. Не пустой, как у остальных девиц. Она ловко отсчитала из банка фишки и послала мне их через стол, избегая встречаться со мной взглядом.
— Делайте ваши ставки, леди и джентльмены! Делайте ставки!
Пальцы у меня слегка подрагивали, когда я провела три пятифунтовые фишки в «нечет». Это значит, что при выпадении любого нечетного числа выигрываешь столько, сколько поставил. Шарик со свистом закрутился.
— Ставки сделаны, ставки сделаны!
Я не спускала глаз с финиширующего шарика.
— Номер пять!
Не четыре, не шесть. Белинда, не глядя на меня, придвинула ко мне три фишки.
Я взяла все шесть, двинула в «чет». И стала ждать. Шарик, проделав свой путь, подкатился к красной цифре «22». Фишек у меня теперь стало двенадцать.
Я подняла взгляд на Белинду, но она упорно смотрела в стол, как будто я самый тривиальный понтер. В пять минут я выиграла почти пятьдесят фунтов. Ладони у меня сделались липкими от пота. Двигать или не двигать? Времени на размышление у меня не было. Зажмурившись, я двинула фишки. Номер девять.
— Номер девять! — услышала я монотонный голос.
Да здравствуют проторенные дорожки! Спасибо тебе, Джон Леннон.
Побочный сюжет становился куда увлекательней основной линии. Если так пойдет и дальше, стоит ли дожидаться, пока Фрэнк сделает меня своей партнершей, выкуплю у него дело, и точка. Четыре стопки фишек выставились в ряд. Пусть там и стоят. Но вид у них был какой-то одинокий. Они явно ждали пополнения. Номер двадцать один. Нате вам, получите!
Мой выигрыш перевалил за две сотни. Я двинула всю свою маленькую армию через границу на красный квадрат. Тот же «нечет». «Если выиграю, — сказала я себе, — заберу бабки и половину отдам мойщику стекол с заправки на Холлоуэй-роуд, ей-ей отдам!» Шарик проявил политическую сознательность. Выпало красное.
Белинде понадобилось некоторое время, чтобы отсчитать мне положенное. На сей раз, пододвигая мне фишки, она бросила на меня быстрый испепеляющий взгляд. Малый на возвышении за ее спиной, который засек, как мы общались, внимательно за нами следил. Четыреста восемьдесят фунтов.
Банк не сорван, но… Но почему не сделать муху из слона, в особенности если уже имеется повод к подозрению. Это подбросило мне идею.
— Делайте ставки!
Извинившись перед мойщиком, я двинула вперед стопочки, на сей раз на «чет». «Никогда не ставьте на кон больше, чем можете без ущерба потерять», — кажется, он так сказал? А ведь видит меня впервые в жизни. Я не отрываясь глядела на фишки. Я знала, что сейчас выиграю снова. Просто знала, и все. Как это назвать — «фарт»?
— Ставки сделаны! Ставки сделаны!
И вдруг я с той же жуткой убежденностью почувствовала, что проиграю. Каким-то десятым чувством. Сами руки потянулись к фишкам, чтоб оттащить их назад от опасной черты. Я настолько перепугалась, что руки примутся действовать помимо моей воли, что даже зажала их между колен.
Шарик подскочил, устремляясь к цифре «35», но, словно в последнюю секунду выдохшись, завалился назад на «34».
Сердце у меня билось так сильно, что пришлось приложить к нему руку, чтоб никто не услышал ударов. Ни единого возгласа восхищения. Ни единого слова. Может, у всех одновременно перехватило дух? Единственное, что твердо могу сказать — все взгляды были устремлены в одну точку. Как и взгляд надзиравшего парня. Надо отдать Белинде должное — она сохраняла невозмутимость.
— Тридцать четыре, — спокойно произнесла она, снова занявшись привычным для себя делом, подгребая и отсчитывая фишки.
Мне пришлось обменять кое-какие из своих на фишки выше достоинством, но и при этом я еле-еле удерживала свой выигрыш в обеих руках. Да и ноги, признаться, плохо меня слушались. Отходя от стола, я заметила, как парень, нагнувшись к Белинде, что-то ей сказал. Она обернулась, что-то ответила. Видно, ее ответ его удовлетворил. Он перевел взгляд на другой игорный стол.
Я получила выигрыш наличными. Бумажник пребывал в явном недоумении. Вместе с премиальными Оливии Марчант ему пришлось заглотить непривычное для него количество пятидесятифунтовых бумажек. Я взглянула на часы. Час ночи. Включим азартные игры в список занятий, за которыми приятно коротать время. Я пошла в бар и решила выпить. Еще я надеялась, что моя мудрая старая птица тоже окажется там и тогда я ее щедро вознагражу, но старика видно не было. Усевшись поудобней, я стала ждать.
Белинда вышла из-за игорного стола в 2:30. Я подождала, пока она возьмет сумочку и пройдет к двери с надписью «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ». Убедилась, что никто не смотрит, и последовала прямо за ней. Передо мной оказался коридор с двумя дверями «Ж» и «М». Я вошла, куда следовало.
Белинда появилась из кабинки в тот момент, когда я состроила зеркалу грозную физиономию. Я не дала ей и рта раскрыть.
— Итак, порядок следующий, — сказала я, не оборачиваясь. — Или вы готовы говорить со мной о своих проблемах с косметической операцией, или я немедленно выхожу и заявляю парню на высоком табурете, что мы близкие подружки и что вы просто помогли мне выиграть.
Два шантажа в одном сюжете, В былые времена так низко я не опускалась. Зато тогда и дела у меня шли намного хуже, и это факт.
— Врете, вы не посмеете! — Я смолчала. — Гнусная мерзавка!
Неверие, смятение, ярость. Классическое развитие. Не хватает только смирения. Но это вопрос времени.
— Вы абсолютно правы, именно так.
Она уставилась на меня. Была бы я супермен, я бы взглядом проникла ей внутрь. И что бы я увидела? Два силиконовых мешочка в каждой из грудей, тяжелых, хлюпающих в руке, как медицинские пластиковые пузыри с водой, пока они, конечно, не попали в морозилку. Или не начали протекать. Черт побери… Такие деньги за такие муки!
— Ну что, договорились?
Белинду передернуло. Это вроде рыбалки. Главное, чтоб захватила крючок, тогда уж не сорвется. Вот, наживка проглочена.
— Послушайте… — Видно, я здорово ее достала. — Сколько раз вам повторять! Нам не о чем разговаривать. Мне сделали операцию. Вышло не вполне удачно. Я обратилась снова. Сделали повторную. Вторая прошла замечательно, и мне больше не на что жаловаться. В отличие от некоторых, — добавила она язвительно. — А теперь, будьте любезны, выметайтесь отсюда к чертовой матери, пока вас здесь не увидели.