На другой день король Иоанн спокойно восседал на троне, принимая своих баронов в обширной зале герцогского дворца в Руане. Кровь Артура еще не обсохла на руках, а между тем на губах его играла улыбка беспечности и ветрености, под которой он обыкновенно скрывал гнусные расчеты своей коварной души.

По правую сторону трона стоял лорд Пемброк. Печаль и негодование отражались на его лице; такое же выражение имели лица графа Эссекса, лорда Бигота и других вельмож, окружавших трон.

Но Иоанн Безземельный не обращал внимания на угрюмую наружность своих баронов, на их мрачные, почти угрожающие взоры. Смерть Артура уничтожила терзавшие его опасения, и он был уверен, что время, пространство, эгоистичные и корыстные интересы, составляющие главную и часто исключительную заботу большинства людей, сначала утишат, потом совсем изгладят чувство негодования, которые пробудило у всех его преступлением. С тайной радостью и с торжеством смотрел он на печальное и презрительное молчание своих вассалов, хотя, казалось, все его внимание было обращено на брабанта Жоделля, который приближался по ковру к ступенькам трона.

На брабанте была туника из пунцового сукна, стянутая золотою перевязью, на которой висел дорогой меч с богатой насечкой. Ему неловко было в этом великолепном костюме, но он упивался своим счастьем и жутко важничал, что, однако, плохо скрывало его смущение перед собранием знатных особ, где появление его казалось неуместным.

Король, видимо забавлявшийся зазнайством выскочки, улыбался, глядя на него, но улыбался той улыбкой, которая для хорошо знавших короля всегда служила недобрым предвестником.

– А, вот наконец пожаловала и ваша милость, господин Жоделль, – сказал он, когда брабант преклонил перед ним колено. – Вижу, что вы вдоволь воспользовались моим королевским позволением и порядком пощипали моих возлюбленных подданных, жителей Пуату. Да, на вас не было таких прекрасных перьев в тот день, когда мы с вами познакомились. Но я не осуждаю вас: не от прекрасных ли перьев птица становится красивой? Не правда ли, Пемброк?

– Не всегда, государь, – отвечал граф, бросив на него взгляд, полный презрения. – Я видел коршуна в перьях орла, однако никто не был тем обманут.

Иоанн закусил губу, но не пришел в замешательство.

– У вас что-то сегодня ума чересчур много для меня, Пемброк, – сказал он с улыбкой. – И конечно, гораздо больше, чем у Жоделля, который, имей он хоть немного больше мозгов, так непременно держался бы подальше от нас. Известно, что при нашем дворе есть люди, которые как-то поклялись повесить его высоко и коротко; так они вполне могут воспользоваться удобным случаем.

– Я не боюсь их, государь, – отвечал Жоделль самоуверенно, хотя чувствовал в голосе короля что-то зловещее. – Притом, нигде я не чувствую такой безопасности, как здесь, находясь под вашим покровительством.

– И оно тебе не изменит, храбрый Жоделль – некогда я обещал вознести тебя высоко и непременно сдержу свое слово.

Видя, что это жалкая игра слов не веселит нахмуренных баронов, Иоанн Безземельный продолжал шутить над Жоделлем, и не столько в издевку над ним, сколько из желания уколоть гордых вассалов, продолжал величать его как рыцаря:

– Но по какой же причине изволили вы пожаловать, прекрасный сир? Какому случаю мы обязаны вашим посещением? Если не ошибаюсь, вы желали заявить нам какое-то прошение?

– Я пришел доложить вашему величеству, что следуя вашему соизволению, набрал вольную роту и прошу вас приказать заплатить солдатам назначенное вами жалованье.

– Ваше требование законно, и мы окажем вам справедливость, – отвечал король Иоанн величаво и сурово, с целью утишить все опасения Жоделля. – Ваши брабанты появились как нельзя кстати; более, нежели когда-либо, нам нужны храбрые товарищи. Филипп, король Французский, угрожает нам, и настает пора, когда каждый человек, способный держать меч в руках, вассал он или наемник, обязан доказать свое умение. Слышите ли, господа бароны? – спросил он у них.

Но не получив ответа, снова повернулся к брабанту.

– Более ничего не желаете, храбрый Жоделль?

– Нет, государь, я имею еще одну просьбу к вам. Ваш казнохранитель отказывается уплатить мне по данному вами повелению до тех пор, пока не получит нового указа или подтверждения этого документа новой вашею подписью.

– В самом деле? – сказал Иоанн Безземельный, выразив удивление. – В таком случае подай скорее документ, чтобы я мог дополнить его.

Очень не хотелось Жоделлю выпустить из своих рук королевский указ на получение десяти тысяч крон, цену его кровавой измены, однако делать было нечего. Король внимательно рассматривал документ и потом весело сказал:

– Сегодня же, храбрый Жоделль, вы получите полное удовлетворение, и мы заодно устроим и все эти дела. Подойдите, Уильям Гонт, – продолжал он, подавая знак одному из старших воинов. – Немедленно отправляйтесь в лагерь брабантов, из которых сформирована вольная рота этим достойным капитаном, и отведите их к капитану Меркадье, чтобы он немедленно включил их в свой отряд, наблюдая притом, чтобы им исправно платили жалованье и чтобы они служили нам, как подобает храбрым и честным воинам.

– Но, государь, – воскликнул Жоделль, бледнея. – Разве вы это не мне обещали?

– Еще минуту, достойный Жоделль, одну минуту, – отвечал Иоанн внушительно. – Мы найдем средство всех удовлетворить… Что касается этого указа, то я сильно подозреваю, что наш казнохранитель только потому требует столько формальностей, что желает прикрыть ими зло, всех нас пугающее: крайнюю скудость наших финансов. Вследствие чего мы вынуждены прибегнуть к другому средству, дабы не нарушить нашего слова. Подойдите, Джон Уинкокстон. Не вы ли состоите судьей при нашей армии?

Человек небольшого роста, коренастый, плечистый и вообще атлетического сложения, стоявший позади трона, тотчас вышел вперед и, расположившись рядом с Жоделлем, вместо утвердительного ответа на его вопрос почтительно преклонил голову перед королем.

– Слушайте же, вы провост в моей армии и вместе с тем должны послужить нам вместо казначея, так как у нас нет другого средства расплачиваться с долгами. Поняли?

Джон Уинкокстон в совершенстве понимал шуточки короля и даже очень любил их. Подняв два пальца левой руки над головой, он в то же время положил правую на плечо Жоделля. В ту же минуту выступили два воина и схватили нарядного брабанта за шиворот.

Все эти предосторожности были неуместны. Как пораженный громом стоял Жоделль, чувствуя, как силы его оставляют. Ноги под ним подкашивались, губы дрожали, язык отказывался служить.

– Уведите этого злодея! – закричал король Иоанн, грозно нахмурив лоб. – Выгоните его вон из нашего доброго города Руана: такой злодей обесчестил бы даже виселицу! Когда приведете его за границу нашего герцогства, там повесьте его без всякого милосердия для того, чтоб весь мир знал, какую награду получают у меня изменники. Мы можем иногда, для блага нашего королевства, принимать услуги предателей, но гнушаемся ими и не попустим распространиться этому мерзкому роду. Ступайте, Джон, ваши труды будут щедро вознаграждены!

Во всех действиях Иоанна был расчет. Он воображал, что предав палачу изменника и первого виновника несчастий Артура, он угодит этим баронам и усмирит таким образом общее негодование по случаю мученической смерти принца Артура.

Но на этот раз расчеты его оказались ошибочны. Убийство совершилось слишком недавно, негодование так глубоко возмутило души, что бароны не обратили даже внимания на брабанта, и казнь его не возбуждала ни в ком никакого чувства.

Между тем Жоделль, которого тащили вон из залы, вдруг обрел силу в крайности своего отчаяния. Он рванулся и закричал:

– Государь, выслушайте меня! Ради самого неба, государь…

Но провост положил конец этим призывам, вытолкнув негодяя вон из залы, так что Иоанн даже не слыхал его: все его внимание было приковано к графу Солсбери. Вооруженный с головы до ног, покрытый пылью, он внезапно появился в дверях и порывисто пробирался между телохранителями, сопровождаемый многочисленной свитой, по-видимому, так же как и он, выдержавшей далекий переезд.

Глаза графа сверкали гневом, лоб был нахмурен; не приветствуя Иоанна, не проявляя ни малейшего признака почтительности, он быстро взошел на ступеньки трона, наклонился к королю и заговорил что-то шепотом, но с грозным и яростным пылом.

Его внезапное появление, смелое приближение к Иоанну произвели на баронов электрическое действие. С тех пор как обнаружилось убийство Артура, они едва сдерживали свое негодование, а тут выступили из рядов, стали между собою переговариваться, не церемонясь скрывать своего ропота, между тем как Иоанн сидел, неподвижный и дрожащий, под влиянием яростного взора графа Солсбери, который осыпал его самыми язвительными упреками.

Иоанн мало тревожился этими укоризнами, но волнение, обнаруживавшееся между баронами, преисполнило его ужасом. Он знал, что его все ненавидели; знал также, что в такие минуты возмущения и ярости совершаются страшные перевороты, и затрепетал при мысли, что ветер возмущения, проносившийся над головами баронов, может превратиться в бурю, от которой корона на его голове способна поколебаться, а то и вовсе слететь.

Ни слова не отвечая брату, он только схватил его за руку и, указывая на баронов, сказал взволнованным голосом:

– Посмотри, Вильгельм, посмотри, они готовы взбунтоваться! Неужели и ты покинешь меня в час опасности?

Граф Солсбери взглянул и уловил опасность.

– Нет, – возразил он громко. – Нет, я не покину вас, потому что вы сын моего отца и последний прямой потомок его рода, но вы…

Граф вдруг понизил голос, и последнего слова, сказанного им на ухо королю, никто не слыхал. Но видно было по лицу Иоанна Безземельного, что в этом слове не содержалось лестного для него комплимента.

Спустившись со ступенек трона, Вильгельм Солсбери смешался с толпой баронов и, пожимая всем руки, говорил:

– Пемброк! Арундель! Успокойтесь, прошу вас! Это злодейское дело, и рано или поздно мы должны будем очистить от него свою совесть. Но прежде осуждения подождем, обретем хладнокровие, чтобы действовать благоразумнее. Согласитесь на мою просьбу, хотя бы из любви ко мне, если уж не для короля.

– Из любви к вам, Солсбери? – воскликнул лорд Пемброк, улыбнувшись. – А знаете, о чем мы сейчас толковали? Вот вам прямо наши рассуждения: что лучший король из всех восседавших на престоле английском был незаконнорожденный сын и что мы знаем тоже такого, который не с меньшим достоинством займет престол и ныне. Разве Розамунда Клиффорд не могла произвести на свет такого же достойного сына, каков был Вильгельм Завоеватель? Что вы на это скажете, Вильгельм Солсбери?

– Не говорите этого, Пемброк, – с живостью перебил его граф Солсбери. – Я не могу этого слышать и за все короны вместе взятые не пожелал бы причинить зло сыну моего отца. Притом, я думаю, что можно быть хорошим рыцарем и дурным королем. Милорды и господа, прошу вас, займите свои места и удостойте выслушать меня спокойно. Как рыцарь, я имею обязанность, которую прежде всего должен исполнить, и хотя ужасное известие, которое я получил по приезде, возмутило меня, я желал бы, однако, с достоинством исполнить свой долг.

Бароны повиновались, но с мрачным и недовольным видом. Вильгельм снова приблизился к трону.

– Государь, – сказал он своему брату спокойным голосом и с большею почтительностью, чем король мог надеяться, – когда мы расстались в Турени, я уступил, хотя с большим сожалением, вашему настойчивому желанию и поручил вашим заботам благородного рыцаря, сира де Куси, которому вы обещали почетный плен. Вы лучше всех знаете, как держите свои обещания, и потому я не желаю вам об этом напоминать. Достаточно будет, если скажу, что для чести моего имени, чтобы изгладить пятно, которым вы омрачили его, я решился возвратить свободу моему пленнику. Хотя я и не желал получать плату за его освобождение, но из боязни увеличить оскорбления, которые понес через меня благородный рыцарь, я решил назначить за него выкуп в семь тысяч крон. Его паж здесь и готов выплатить эту сумму, а я требую от вас, как своего права, немедленной выдачи мне сира де Куси, потому что, как я полагаю, он еще жив, хотя и заключен в башне, одно имя которой будет вечным позором для Англии. Я не допускаю мысли, чтобы нашелся такой подлец, который решился бы и его убить.

– Граф Солсбери! – возмутился Иоанн Безземельный, подняв голову со строгим выражением и достоинством, которые умел разыгрывать при случае.

Но увидев гневное лицо Вильгельма и презрительные взоры баронов, он рассчитал, что будет благоразумнее притвориться, и сказал кротко:

– Граф Солсбери, не от вас, нашего брата, мы ожидали слышать слова, которые в ваших устах еще менее извинительны, чем произнесенные другими безумцами, не понимающими нас… Да, это правда, гнусные злодеи, перетолковав отданные мной приказания, совершили в этом городе возмутительное преступление, которое приписывается нам недоброжелателями и врагами нашими. Наше достоинство налагает на нас обязанность презирать подобные клеветы; но забота о нашей чести, которая нам дороже всего в мире, не позволяет нам стерпеть этого презрения. И так как возвысились голоса, обвиняющие нашу особу, мы готовы оправдаться перед вами, граф Солсбери, и перед всеми нашими английскими баронами.

Замечая, что его слушают, Иоанн продолжал с большей самоуверенностью и смелостью:

– Я знаю, что клеветники не устрашились даже сказать, что нами нанесен смертельный удар, лишивший нас нашего возлюбленного племянника. Что до этого, милорды и господа, я обращаюсь к вам и от вас ожидаю оправдания, так как вам всем известно, что большую часть вчерашнего дня и даже, можно сказать, целый день, я был занят чтением депеш из Рима и Германии вместе с графом Арунделем и лордом Биготом.

– За исключением двух часов утром, – возразил лорд Бигот, – и трех вечером, от шести до десяти. И я не могу утаить, что при моем прибытии именно в шесть часов вечера я обнаружил, что вы были необыкновенно бледны и взволнованы.

– Храбрый рыцарь Гийом де Ла Рош-Эймон все это время провел с нами, – сказал король. – Не так ли, прекрасный сир? – прибавил он, любезно обращаясь к молодому рыцарю.

– Точно так, государь, – пробормотал Гийом. – Но…

Заинтригованные этой недомолвкой, все бароны подняли головы, надеясь, что Иоанн хоть тут придет в замешательство.

Король ни на минуту не смутился и, пользуясь нерешительностью молодого рыцаря, продолжил с живостью:

– Под этим «но» вы имеете в виду, что мы ходили с вами вечером в башню, где был заключен этот бедный ребенок? Совершенная правда, милорды, и именно это обстоятельство очень благоприятствует мне, потому что граф де Ла Рош-Эймон может вам засвидетельствовать, что в это время Артур был еще жив. Граф сам слышал, как я бранил тюремщика за то, что он заключил принца Артура и рыцаря де Куси в тюрьму. Он может также сказать вам, что я прогнал этого человека за ослушание и после этого отдал приказание перевести пленников в другое помещение, более сообразное с их званием, после чего ушел из башни, чтобы не возвращаться более. Все ли это истина, граф де Ла Рош-Эймон? – докончил король, устремив строгий, угрожающий взор на молодого рыцаря. – Отвечайте же! Не бойтесь говорить!

Гийом побледнел, но кивнул, а Иоанн с полной самоуверенностью продолжил:

– Из того, что вы слышали, милорды, теперь вы можете судить, что это клевета. Впоследствии, когда мы соберем все факты, доказывающие нашу непричастность, мы обличим наших обвинителей. Но до тех пор пускай никто не дерзает и намекать на это несчастное дело. Мы не можем допустить этого. Что касается сира де Куси, то мы желали бы, граф Солсбери, прежде чем возвратить ему свободу…

– Напротив, государь, прежде всего надо возвратить ему свободу, – решительно перебил его граф. – Пленник принадлежит мне; я назначил за него выкуп; его паж готов выплатить деньги, и я требую, чтобы рыцарь немедленно был мне возвращен.

– Полно, Вильгельм, успокойтесь, – отвечал Иоанн, зловеще улыбаясь. – Все будет сделано по вашему желанию. Как раз после обеда мы пришлем вам повеление выпустить его.

– Ха-ха-ха! – раздался чей-то голос в конце залы. – До обеда Куси будет отправлен на тот свет!

– Клянусь честью! Дурак вполне разумно рассуждает! – воскликнул Солсбери. – Мы только что получили такое страшное доказательство недоразумений, совершающихся в ваших тюрьмах, государь, что с вашего позволенья не оставим там ни на минуту больше храброго рыцаря. Я сам беру на себя обязанность идти за ним.

– Погодите, по крайней мере, пока я дам вам повеление, – возразил король, грозно нахмурившись. – Благодарите небо, Вильгельм, за то, что вы мне брат. Клерк, напишите повеление.

Чиновник повиновался. Иоанн взял у него пергамент и стал читать, но так медленно, что невольно в душе графа вспыхнуло подозрение. Наконец король поставил подпись и, передавая повеление брату, сказал угрюмо:

– Теперь это дело в ваших руках.

Потом пробормотал сквозь зубы:

– Лишь бы Куси успел пообедать.

Но видя, что граф Солсбери подходит к дверям, он вскричал:

– Вильгельм, где же паж? Во время вашего отсутствия он должен отсчитать назначенный выкуп.

– Вот паж и его свита, – заявил граф Солсбери, повернувшись и указав на Эрмольда де Марси, герольда, Галлона-шута и двух воинов, стоявших на другом краю залы в ожидании приказаний графа, который привел их. – У него золото, и он готов тотчас расплатиться с вами.

– А что это за человек с таким длинным носом? – спросил король, мигом развеселившийся при виде фигляра. – Отвечай же, Вильгельм!

Но граф Солсбери не дал ответа, потому что ушел, а Галлон, всегда довольный, когда мог порисоваться, поспешил сам себя представить.

– С позволения вашего величества, – сказал он, с приятной улыбкой приступая к трону. – Мы братья-близнецы с Иоанном, королем английским. Точно так, государь, природа образовала наши головы из одной глины и даже выжигала их в одной печке. С той только разницей, что из вас вышел больше мошенник, чем дурак, а из меня больше дурак, чем мошенник. Но так как вашу голову она нарядила в корону, то меня вознаградила вместо того этим прекрасным носом, составляющим в эту минуту предмет вашего восторга.

– Кто бы ты ни был, но шут ты преизрядный! – воскликнул Иоанн в восторге, что нашел приятный случай убить время. – Подойди ближе. Ты же, паж, отсчитывай деньги моему казначею.

Но оставим короля забавляться шутками Галлона-шута и последуем за графом Солсбери в башню.

Время было обеденное, и когда граф Вильгельм вошел в тюрьму, рыцарь Куси сидел за столом, уставленным отборными кушаньями и в роскошной обстановке, очень необыкновенной в таком помещении.

– Ты ли это, Солсбери? А я было отчаивался увидеть тебя! – воскликнул обрадованный Куси.

– Не осуждай меня, прежде чем узнаешь причину, старый товарищ, – отвечал Вильгельм, крепко пожимая руку пленника. – Иоанн убедил меня, что имеет надежду склонить тебя на нашу сторону, и поклялся обращаться с тобой как с другом. В противном случае я ни за что не препоручил бы ему тебя. Но не меня одного он обманул. К счастью, твой паж приехал сегодня утром с выкупом за тебя; в это же самое время и я въехал в город и тотчас узнал об исчезновении Артура. Дрожа за твою жизнь, я поспешил во дворец и вырвал у короля приказ об освобождении – и вот я опять с тобой! Но Артур, бедное дитя! Что с ним сделалось?

– Хочешь узнать? – произнес Куси, схватив графа за руку и впиваясь в него глазами. – Обратись к реке, осмотри ее пучины и получишь ответ!

– Я так и подозревал, – сказал Вильгельм мрачно. – Но кто совершил это преступление?

– Кто? Иоанн Анжуйский, твой брат!

– Благодарю Бога, что я не прихожусь ему законным братом! – воскликнул Вильгельм с отвращением. – Надеюсь, по крайней мере, что он не своей рукой убил его?

– Утверждать этого я не могу, а между нами, почти уверен в том. Но верно то, что Артур был убит по его приказанию и у него на глазах.

Тут Куси поведал ему о сцене, разыгравшейся в тюрьме, и о том, что он видел на реке.

– Если ты еще сомневаешься, то посмотри, как со мною теперь поступают. Взгляни на это роскошное угощение и если смеешь – попробуй. У меня недостало смелости на это, да и охоты никакой нет умирать отравленным в этой тюрьме, как крыса на чердаке.

Вильгельм опустил голову и около минуты хранил молчание. Потом взял за руку рыцаря и сказал:

– Уйдем, уйдем отсюда! Если бы мы могли разобрать все это прошлое, то к чему бы это нам послужило? Артур умер, а если Иоанн должен потерпеть наказание, то это не может быть от руки его брата. Ты свободен, и это главное. Уйдем. Выкуп за тебя уплачен, и твой паж ожидает тебя в тронной зале. У меня ты найдешь лошадь и оружие, и хотя мое желание не доказывает радушного гостеприимства, однако, признаюсь тебе, я очень желаю, чтобы ты скорее убирался отсюда, чтобы не попасть в лапы Иоанна.

Куси вышел из тюрьмы вместе с Вильгельмом, который проводил его во дворец, но когда они вступили на первые ступени крыльца, ведущего в тронную залу, Куси вдруг остановился и сказал с особенным выражением своему товарищу:

– Солсбери, не ходи дальше. Как рыцарь, я должен исполнить перед отъездом свой долг.

– Исполняй его, Куси, – отвечал Вильгельм Солсбери печально, потому что хорошо понимал, о каком долге говорил рыцарь. – Исполняй свой долг, не мне тебе мешать.

Он удалился, и лицо его было покрыто краской стыда.

Когда вошел Куси, Иоанн все еще принимал некоторых придворных, изредка перебрасываясь шутками с Галлоном-шутом. Эрмольд де Марси с герольдом отсчитывали выкупную сумму казначею, сидевшему за столом налево от трона. Куси приблизился к ним; выкуп был отдан и принят с обычными церемониями, после чего рыцарю была выдана охранительная грамота для свободного проезда по английской земле.

Куси после этого отошел от стола и устремился прямо к трону; перед ним шел герольд, которому рыцарь прежде отдал вполголоса какое-то приказание. Герольд прокричал:

– Слушайте, Иоанн Анжуйский, король английский, слушайте!

Иоанн, не замечавший вроде как появления Куси, хотя в сущности глаз с него не спускавший, вдруг поднял голову и устремил на рыцаря гневный и грозный взор. Но Куси без страха выдержав этот взор, твердыми шагами подошел к ступеням трона и громким, звучным голосом сказал:

– Иоанн Анжуйский, король без закона, рыцарь без чести! Я, Ги де Куси, вслух и в общем присутствии обвиняю тебя в злодейском убийстве твоего племянника Артура Плантагенета, законного короля Англии! Если найдется в мире человек, который осмелится опровергать убийство, в котором я обвиняю тебя, то я скажу ему прямо в лицо, что он лжец и вызову его на смертный поединок. Вот мой залог, Иоанн Анжуйский, – продолжал он, бросая перчатку на ступени трона. – Пускай моя перчатка никогда не будет поднята в защиту такого гнусного преступления! Пусть навеки остается пригвожденной к воротам твоего дворца, как явное доказательство твоего позора и бесславия!

С трепетом негодования английские бароны внимали этим словам, которые с такою силой выражали вопль их совести, и ни один из них не пошевелился, чтобы поднять перчатку. Прежде всего они были рыцарями, а потом уже англичанами; а дело, затеянное рыцарем Куси, касалось чести всего рыцарства.

Иоанн хладнокровно выслушал вызов, но вид, принятый его баронами, заставил его побледнеть.

– Как?! – воскликнул он с притворным негодованием. – Избранные воины Англии окружают мой трон и между таким множеством благородных баронов и храбрых рыцарей не найдется ни одного, у которого достало бы мужества отомстить за оскорбление, нанесенное его королю, в его присутствии, этим дерзким французом?

Двое или трое баронов выступили было вперед, но лорд Пемброк поднял руку, чтобы удержать их, и воскликнул:

– Остановитесь, милорды, остановитесь! Прежде чем защищать какое-нибудь дело, надо узнать, справедливо ли оно; обвиняемый народным голосом, истолкователем которого явился этот рыцарь, король еще не оправдался.

Потом, обратившись к Иоанну, благородный лорд продолжал со сдержанным волнением:

– Государь, никогда ваши бароны не щадили на службе вашей ни крови, ни имущества своего, и никогда еще не бывало, чтобы они медлили обнажать мечи на помощь вам в ссорах с вашими врагами. Пусть будет доказана ваша невинность, и в этом деле мы снова докажем вам свою верность. Да, государь, это зависит от вас самих. Оправдайтесь в гнусном обвинении, позорящем ваше имя, и я первый, как лорд-маршал Англии, потребую права защищать честь вашу, и вы увидите, что все эти клинки разом обнажатся, чтобы поддержать вас. Пока вы не оправдаетесь, мы не можем и не хотим отвечать на ваш призыв. Сир де Куси, – продолжал лорд, почтительно склонив голову перед рыцарем. – Я принимаю ваш вызов и обязуюсь встретить вас с оружием в руках до истечения трехмесячного срока в том случае, если получу доказательства, что ваше обвинение ложно или несправедливо. Иначе я передам вашу перчатку всякому рыцарю, пожелавшему сразиться с вами. Если же таковых не окажется, я возвращу ее вам с почестями. Правда, мне хотелось померяться с вами силами, но я чувствую, что если моя совесть будет кричать: «Ты защищаешь неправое дело», – то я буду дрожать как трус и не смогу управляться с мечом.

Между тем как Иоанн Безземельный, бледный и безмолвный, должен был выносить заслуженное оскорбление, терзаясь бешенством и стыдом, лорд Пемброк с почтительным поклоном проводил рыцаря де Куси до дверей.

Граф Солсбери ждал своего друга. Через четверть часа Куси выехал из его дома. Вооруженный с головы до ног и сидя на добром коне, он оставил Руан и спешил к границам Франции. Свита скакала следом.