Оставим на минуту Филиппа Августа и графа д’Оверня, чтобы посмотреть, что делается с Куси.

По выезде из Руана рыцарь отправился с крайней поспешностью в путь, не напрасно торопясь поскорее оставить ту часть Нормандии, которая признавала еще власть короля Иоанна. Однако он успел выслушать крайне любопытный для него рассказ Эрмольда де Марси. В то же время шут Галлон испытывал чрезвычайную радость, видя своего рыцаря на свободе, и все время потешал его забавными выходками и кривляньями.

Путешествие совершалось благополучно, и они взбирались уже на крутой холм неподалеку от Пон-де-л’Арша, когда глазам их открылось зрелище, при виде которого Галлон вскрикнул от радости.

То был не кто иной, как провост Джон Уинкокстон, который как послушный исполнитель приказаний короля Иоанна распоряжался повешением Жоделля, для чего выбрал вместо виселицы величественный вяз.

Впрочем, Жоделль еще не болтался между небом и землей. Пока провост с шестью лучниками хлопотали насчет пенькового галстука осужденному, совершая дело с быстротой и навыком опытных мастеров, один из них влез на вершину дерева, чтобы прикрепить веревку с роковой петлей.

Бывает на свете много видов мужества, и Жоделль не был до какой-то степени его лишен. Как человек бывалый, выдержал много сражений, не говоря уже об отчаянных «подвигах» на больших дорогах. Но или казнь не приходилась ему по вкусу, или душа его недостаточно закалилась, чтобы хладнокровно видеть близкую смерть, только в эту критическую минуту силы его оставили, зубы стучали, ноги подкашивались, свет в глазах померк, а лицо побледнело, как у мертвеца.

При виде Куси в душе Жоделля вдруг промелькнула безумная надежда, и он как утопающий ухватился за соломинку. Брабант закричал, взывая о помощи, о милосердии рыцаря. Но Куси с презрением отвернулся от него.

– Гнусный злодей! – воскликнул рыцарь. – Я мог бы вырвать тебя из рук этих людей, но только затем, чтобы содрать с тебя живого шкуру! Каждая капля крови принца Артура вопиет о мщении, и если бы не уважение к рыцарским шпорам, я готов был бы остановиться и посмотреть на твою казнь.

Рыцарь проехал мимо, даже не удостоив негодяя взглядом. Но Галлон и не думал подражать своему господину.

– Ха-ха-ха! Достопочтенный Жоделль, они, кажется, повесить тебя хотят? – воскликнул он, осматривая брабанта с головы до ног. – Снимайте-ка ваш галстучек, капитан, эти господа приготовили другой, гораздо лучше вам подходящий. И хорошо сделали, потому что ты, Жоделль, всегда был порядочным ослом. Вместо того чтобы обращаться с просьбой к Куси, который тебя терпеть не может, почему ты не прибегнул к моему ходатайству? Вот я так спас бы тебя, ха-ха-ха! Да, достойный Жоделль, я мог бы тебя спасти, если бы захотел.

– Ах, ты демон, ты ведь не захочешь, если бы и мог! – возразил Жоделль, бросая на шута злобный взгляд. – Я думаю, что ты и впрямь дьявол во плоти, как тогда сказал нам в Оверни, потому что только дьявол может испытывать удовольствие, мучая человека в такую минуту.

– Так ты всерьез этому веришь? – воскликнул Галлон, явно польщенный комплиментом. – Ха-ха-ха! Только посмотри! Нет, ты слишком глуп, и я отказываюсь от удовольствия видеть тебя повешенным: рожу скривишь уродливо.

Галлон подъехал к провосту и, отодвинув рукой нос, сказал на ухо Джону Уинкокстону несколько слов, которым, однако, тот не очень охотно поверил.

– Я говорю вам, что это истина, – настаивал Галлон. – Я сам слышал, как отдан был приказ. Ну, если мне не верите, так посмотрите туда, вон в ту долину. Разве не видите всадника, который мчится сюда во весь опор? Ха-ха-ха! Вы все ужасно глупы, если думаете, что король Иоанн может обойтись без такого мошенника.

Провост, взглянув, куда указывали, приказал своим подчиненным приостановиться, а Галлон с видом покровительства кивнул ошеломленному Жоделлю, поскакал дальше и с громким хохотом присоединился к своему рыцарю.

По приближении шута Куси, спустившись с холма, уступил любопытству и оглянулся, думая увидеть брабанта качающимся между небом и землею. Велико было его удивление, когда он увидел, что вместо казни связанного Жоделля сажают на лошадь и везут обратно в Руан.

– Клянусь честью! – воскликнул рыцарь. – Да ты не на шутку колдун, Галлон, если мог спасти жизнь этому злодею, вырвав его из рук палача. Жаль только, что сила твоего искусства употреблена на дурное дело.

– Не я его спас, – отвечал Галлон, – а ваш добрый друг, король Иоанн. И по этому случаю хочу предупредить вас, рыцарь де Куси, что если вы не перестанете меня колотить, то я доведу вас когда-нибудь до того, что и сам перейду на службу к этому добродушному королю. Ха-ха-ха! А то отправлюсь к Гийому де Ла Рош-Эймону. Вы знаете этого красавца Эймона, который так пристрастился в моему носу… И к даме вашего сердца, ха-ха-ха! Тогда-то я насмотрюсь на красавицу Алису, которую Иоанн Анжуйский выдал сегодня Гийому, чтобы вознаградить за некоторую услугу деликатного свойства. Он думал, что никто не слышит, но у меня ухо так же чутко, как нос длинен, вот я и слышал все, ха-ха-ха!

– Ты шутишь или серьезно говоришь? – воскликнул Куси. – Послушай, мой добрый Галлон, не мучь меня понапрасну, скажи мне всю правду.

– Вот как? Его добрый Галлон! Ха-ха-ха! Он скоро назовет меня своим красивым и милым Галлоном! Ха-ха-ха! Вот тебе вся правда: Куси, ты совсем обезумел!

– Но отвечай же, что сказал король этому противному Гийому? Постарайся хоть раз в жизни дать разумный ответ.

– Дать разумный ответ? – возразил Галлон, внезапно меняя тон. – Куси, зачем вы сомневаетесь в моем разуме? Я совсем не такой дурак, каким кажусь, и в доказательство повторяю вам слово в слово все, что говорил Иоанн Безземельный. «Гийом, – сказал добродушный король с видом кошки, подлизывающей молоко, – сегодня вы меня поддержали в трудную минуту, и я этого не забуду».

Галлон так забавно подражал голосу, манерам и наружности Иоанна, что вся свита рыцаря покатилась со смеха.

– После этого, – продолжал Галлон, – король посоветовал ему похитить прекрасную Алису из замка Мулино. Это, должно быть, в здешних окрестностях, где граф Жульен, как следует прозорливому мудрецу, оставил дочь свою под покровительственным крылышком у леди Плампуддинг или как-то так, в том же английском роде. Он даже пояснил, как следует настоящему королю, который не любит оскорблять своих подданных наполовину, – что Гийом может жениться на вышеупомянутой Алисе, если влюблен в богатство ее отца, в противном же случае может сделать ее своей любовницей и тем удовольствоваться.

– Если ты, дурак, обманываешь меня, то клянусь небом, я заставлю тебя раскаяться! Ни одному слову не верю в твоем рассказе. Ну как можно, чтобы граф Жюльен согласился расстаться со своей дочерью?

– Боюсь, сир Ги, что Галлон прав, – вмешался тут Эрмольд де Марси. – Во время моей поездки в Руан я много наслушался о графе Жюльене и его планах. Как кажется, он покинул двор короля Иоанна затем, чтобы возмутить своих вассалов и присоединиться с ними к союзу, который составляется, как говорят, против короля Филиппа. По этому случаю он оставил свою дочь как залог своей верности в замке Мулино, под покровительством его владетельницы. Из этого выходит, что утверждения Галлона весьма похожи на правду.

Не спуская глаз с Куси, Галлон с дьявольской радостью наблюдал за воздействием на него слов пажа, и потирая руки от восторга, разразился хохотом.

– Ха-ха-ха! Вот когда пришел Куси в бешенство! – вскричал он. – Ну же, Куси, бросайся прямо на Гийома де Ла Рош-Эймона! Размозжи ему голову как ореховую скорлупу! Ну же! Ну! разруби его пополам, от шлема до седла! Нашинкуй его как котлетку! Ха-ха-ха-ха-ха!

Пока Галлон мучил своего рыцаря, толпа всадников ехала по боковой дороге и не более как в четверти мили от рыцаря и его свиты проезжала по плодоносной и холмистой стране, отделяющей Паси от Ролльбуаза. Всадники подвигались с подозрительной медленностью, как будто по неприятельской земле, стараясь по возможности скрывать свое присутствие.

Впереди этого отряда ехали женщины; их платья и вуали, развеваемые ветром, были заметны издалека, перед ними шел проводник; они были окружены всадниками в количестве до пятидесяти человек. Казалось, то были трое или четверо рыцарей со своими свитами и небольшой отряд лучников, которые служили провожатыми для дам, ехавших впереди.

По-видимому, весь отряд подчинялся одному рыцарю в богатых доспехах, который иногда выдвигался вперед своих спутников и, с почтительным поклоном подъезжая к молодой даме, которая казалась госпожой остальных, спрашивал ее, не устала ли она, или не беспокоит ли ее жаркий день, или заверял, что цель их путешествия уже близка. К этим словам он примешивал приторные комплименты.

На его вопросы молодая госпожа отвечала коротко и холодно, но насколько можно вежливо. Что до комплиментов, то она замораживала их своим ледяным взглядом, так что рыцарь отъезжал от нее ни с чем. Однако не таков был этот рыцарь, чтобы смущаться подобными пустяками. Вероятно, он питал убеждение, что постоянство и настойчивость суть полезнейшие качества в деле приобретения женской любви, потому что через минуту после холодного взгляда снова принимался за свои вопросы и комплименты.

Но вот дорога, до сих пор извивавшаяся по вершинам холмов, вывела их по крутому склону на берега Сены, что принудило молодого рыцаря положить конец разговорам. С беспокойным вниманием он принялся осматривать местность, как будто ожидал встретить тут какую-то опасность.

– Но где же паром, о котором ты говорил мне, Арну? – спросил он у своего оруженосца. – Эта местность внушает тревогу. Нам надо как можно скорее перебраться на ту сторону реки.

– Паром находится за этим длинным лесистым мысом почти в четверти мили отсюда, – отвечал оруженосец. – На этом пространстве нет ни замка, ни деревушки. Теперь мы можем безопасно перебраться через реку.

Полагаясь на эти показания, всадники въехали на тропинку, с одной стороны обрамленную цепью холмов, а с другой – лесом, простиравшимся до Сены.

Рыцарь опять подъехал к молодой даме, но будучи принят ею еще хуже прежнего, вернулся к своим спутникам, в это время отряд всадников, скрывавшихся в лесу, с такою стремительностью бросился на них, что дамы, ехавшие впереди, мигом были отделены от своих провожатых.

Только стремительное нападение, внезапность и беспорядок, произведенные в сопровождавшем дам эскорте могли оправдать дерзость нападающих, численность которых не превышала семи человек, осмелившихся выступить против отряда в пятьдесят воинов.

Но командир отважных с воинственным криком: «Куси! Св. Михаил! Куси, на выручку!» – обрушился как молния на разодетого рыцаря и одним ударом секиры сбросил его с лошади, сбив с ног и оруженосца, бросившегося на помощь своему рыцарю.

Его смелые воины следовали за ним и, выдерживая натиск, рубили направо и налево посреди беспорядочной толпы оруженосцев и стрелков. Стесненный в узком пространстве и видя над своими головами грозные мечи и секиры нападающих, многочисленный отряд отступал в ужасе.

Но дойдя до края тропинки, воины вдруг остановились и, опомнившись от испуга, устыдились своего бегства от столь малочисленного отряда. Ряды их опять сомкнулись, и, выдерживая непреклонно атаки неприятеля, они сами двинулись вперед и, давя его своей массой, отбросили назад.

Ход сражения изменился. Сдавленный в тесном пространстве, откуда не было выхода, но оставаясь неприступным, Куси обратил это убежище в крепость, окруженную кольцом трупов; он то вел оттуда атаку, то опять укрывался, когда удары сплошной массы невольно заставляли его уступать.

Вскоре тропинка и собственно дорога были завалены трупами, а Куси, недосягаемый в своем убежище, не трогался с места, продолжая устрашать врагов стремительностью своих ударов или изматывая стойкостью обороны.

Между тем молодая дама, которую Куси отделил от ее провожатых, хотела обратиться в бегство от этой убийственной суматохи. Но проводник, все время находившийся впереди отряда, вернулся, услышав шум сражения, и ухватил за повод лошадь беглянки. Ни приказания, ни просьбы не могли преклонить его. Впрочем, она не подвергалась никакой опасности, потому что нечаянное нападение Куси отбросило ее эскорт на далекое пространство, а его отчаянное сопротивление не позволяло ему приблизиться.

– Послушайте-ка, послушайте! – воскликнула ее молоденькая прислужница. – Ведь это рыцарь де Куси! Слышите ли его боевой клич? Ах, теперь я точно знаю, что это его паж Эрмольд выбил из седла стрелка вдвое выше себя ростом. О, Господи, пошли им победу!

– Замолчи, глупенькая, ты сама не понимаешь, что болтаешь! – возразила молодая дама, зарумянившись от стыда.

А между тем она с любопытством вытягивала голову, чтобы рассмотреть сражающихся.

– Ах! – вдруг воскликнула она, побледнев. – Вот они возвращаются! Нет, их опять прогнали! Отпусти мою лошадь, солдат, говорят тебе, пусти! Как ты смеешь задерживать меня насильно, подлый раб! Кто бы ни вышел победителем, я потребую твоей казни.

Но солдат был глух к угрозам, как и просьбам. Однако вскоре ему пришлось раскаяться. Теснимый сплоченным усилием эскорта, Куси вынужден был отступить, и хотя храбро защищал каждый шаг земли, отмечая трупами каждую остановку, но невольно подходил опять к месту, где завязался бой.

Он увидел даму, которую умышленно разлучил от ее конвоя и которая, по его мнению, должна была быть уже далеко.

– Бегите, Алиса! Бегите же, говорю вам! – закричал он. – Вы попали в руки изменников. Ступайте по первой дороге направо, она выведет вас к замку, что на том холме.

Тут только он заметил, что проводник удерживал лошадь Алисы за узду, чем и мешал исполнить его совет. Тогда он с такой страшной силой ударил на теснящих его солдат, что они невольно отступили. Он же, пользуясь их минутным поражением, сделал неожиданный поворот в сторону и, бросившись на проводника, взмахнул секирой, которая как молния блеснула в глазах испуганной Алисы и положила упрямого проводника мертвым у ног ее лошади.

– Бегите же, Алиса! – закричал он торопливо. – Спешите, не то вы погибли!

Алисе не требовалось повторять. Добрый конь быстро умчал ее, а Куси, испустив вторично свой боевой клич, чтобы подбодрить своих воинов, и черпая сверхъестественную силу в грозной опасности, снова ударил на неприятеля, стремясь во что бы то ни стало задержать его.

В бешенстве от побега Алисы, с жаждой мщения, неприятель отразил удары и с новыми силами напал на обидчиков. Еще раз Куси должен был отступить. Его доспехи были изрублены мечами, его щит разбит; забрало на шлеме проломлено, оставив без защиты лицо. Три рыцаря, командовавшие эскортом, с яростью напали на него и, не давая ему отдыха, старались выбить из седла.

Продолжать битву было бы безумием. Куси это понял и в уверенности, что теперь уже достиг своей цели, доставив Алисе возможность бежать, решился сам искать спасения в бегстве. Но трудное и опасное было это дело.

Враги давили его отряд числом; каждую минуту им грозила опасность быть окруженными. Сам рыцарь, теснимый со всех сторон, делал тщетные усилия, чтобы удерживать неприятелей в некотором расстоянии; он видел уже близость минуты, когда его сшибут наземь, обезоружат и возьмут в плен. Вдруг из леса выбежали два рыцаря и, бросившись в самую свалку, дружно ударили на нормандцев, теснивших Куси.

Это были Филипп Август и граф д’Овернь. Воинственный клич Куси, услышанный ими, заставил их мгновенно прекратить свой поединок; звон оружия, топот лошадей указывал на место битвы. Они бросились по кратчайшей тропинке через лес, которая вывела их прямо на поле боя.

Тибо с обнаженной головой бросился в самую средину свалки, а Филипп Август вскочил на лошадь рыцаря, только что выбитого из седла сиром Ги, бросился к нему на помощь и освободил от остальных врагов.

В двух пунктах установилось равновесие, и битва продолжалась с меньшим неравенством сил и с большею яростью. Вероятно, она длилась бы еще долго, если бы не появление многочисленного отряда всадников на дороге, ведущей к замку, в котором нашла убежище Алиса.

Нормандцы не почли за благоразумное дело дожидаться приближения этого отряда, зная, что дерутся на неприятельской земле. Предчувствуя, что эти всадники, вероятно, увеличат число их врагов, они ударили сбор и в добром порядке отступили.

Несмотря на потери, понесенные ими, на кровавые проломы, произведенные рыцарем Куси в их рядах, они все еще превосходили их численностью. Только один раз они остановились, чтобы снова сразиться с врагами и отбросить их. Это было в том месте, где началась битва.

Тут оправлялся под тенью высокого дерева рыцарь, которого сразил Куси первым ударом своей секиры. С трудом дотащившись до дерева и уже обезоруженный, там лежал Гийом де-Ла Рош-Эймон.

Его оруженосцы поспешили поднять его, посадить на лошадь и, поддерживая с обеих сторон, постарались увезти в более безопасное место.

– Ха-ха-ха! Какого урода из себя корчит красавец Гийом! – закричал Галлон с вершины дерева, насмехаясь над бесполезными усилиями несчастного рыцаря.

Вместе с этим шут швырнул ему в голову одну из его же железных перчаток. Перчатка попала в лоб и ранила Эймона. Галлон, увидев текущую кровь, опять зашелся громким смехом.

Возмущенные такой жестокостью, нормандцы хотели отомстить. Но не успели, потому что Куси, подкрепленный всадниками, выехавшими из замка, опять устремился на них.

Отступление обратилось в бегство. Нормандцы бросились врассыпную, и Куси, подстрекаемый желанием отбить у них Гийома де Ла Рош-Эймона, увлекся преследованием до такой степени, что далеко переступил за французские границы.

Однако настигнуть врага он не смог и вынужден был вернуться. Тут только, присоединившись к отряду, он узнал графа д’Оверня, с раной на голове, из которой струилась кровь.

– Ах, Тибо, наконец я опять с тобой! – воскликнул Куси, сжимая графа в объятиях.

– Ты ли это, Куси? Как ты сюда попал? – спросил Тибо с удивлением.

Он долго вглядывался в лицо друга сквозь его пробитое забрало.

– Ах, Куси, с тех пор как мы с тобой расстались, я жестоко страдал, – продолжал граф д’Овернь, печально покачав головой. – И какое странное это было страдание: жгучий жар пустынного солнца, мертвящая холодность Агнессы, когда я передавал ей поручение от отца…

– Э! – воскликнул Филипп, – так вот оно что!.. Но не лучше ли поискать убежища, где можно отдохнуть, – продолжал он, вспомнив, что переодет. – А вам, сир рыцарь, мы обязаны искренней благодарностью, – сказал он, обратившись к начальнику дворцового отряда. – Ваше подкрепление подоспело как нельзя кстати.

– Я только исполнил свой долг, – возразил рыцарь. – Дама, искавшая убежища в замке, известила меня о происходившей битве, и мне ничего другого не оставалось, как только помогать французам в борьбе с нашими врагами.

– И надо отдать вам справедливость, долг свой вы исполнили хорошо, – отвечал король.

Отведя рыцаря в сторону, он сказал ему вполголоса несколько слов, от которых тот вздрогнул. После этого оба подошли к Куси, который объявил им свое имя, и в коротких словах пояснил последние происшествия, рассказав, как он издалека узнал Алису дю Мон под охраной Гийома де Ла Рош-Эймона, и будучи извещен о том, что этот рыцарь только силой или хитростью принудил молодую особу следовать за собой, прибег к военной хитрости, чтобы напасть врасплох на провожатых и освободить Алису.

– Сир де Куси, – произнес король, внимательно выслушавший рассказ. – Нам очень приятно узнать от вас эти обстоятельства, но мы заранее были уверены, что ваш меч может быть обнажен только за правое дело. Для этого достаточно знать ваше имя. Если вы, как можно угадать из ваших слов, направляетесь в Париж, то и я попрошу позволения сопровождать вас. Я осведомлен уже, что освобожденная вами дама находится в безопасности в этом замке. Но как ни сильно ваше желание видеть ее, я думаю, что трудно было бы его исполнить: по воле королевы ни один мужчина не допускается во внутренность замка.

– Воля королевы всегда для меня священна. Однако я считал бы за счастье, если бы можно было объяснить этой даме, по какой причине я совершил нападение на ее провожатых. Я это сделал только в уверенности, что ее обманом вызвали из замка Мулино, где ее оставил отец.

– Я постараюсь, сир де Куси, – заявил начальник отряда, – представить их светлости ваши действия в настоящем виде, если это понадобится. О вступлении же в замок нечего и думать. Впрочем, так как королева оставит, вероятно, молодую даму у себя, как залог верности ее отца, и так как заключение будет не очень строго, то храбрый рыцарь, с этим умыслом прибывший из Парижа, вероятно, без труда получит позволение сопровождать пленницу на прогулке.

Куси покраснел и, давая другой оборот разговору, сказал:

– Тем менее я могу на этом настаивать, что я еду в Париж для передачи королю очень важных известий.

– Неужели? – воскликнул Филипп Август, но тотчас же обуздав волнение, продолжал: – А можно ли сообщить эти известия постороннему?

– Сир рыцарь, такого рода известия сами собой скоро распространяются, причем очень стремительно. Однако королю я должен сообщить их прежде, чем другим… Но кровь из твоей раны, Тибо, не перестает течь, – вдруг перебил себя Куси, с испугом заметив это обстоятельство и повернувшись к графу д’Оверню. – Позволь моему пажу остановить кровь и перевязать тебе рану.

– Нет, Куси, нет, – отвечал Тибо, все время стоявший на ногах, прислонившись к дереву. – Это кровотечение облегчает меня. С каждой каплей, падающей с моего лба, гаснет, как мне кажется, огонь, прожигавший мозг. Мой рассудок помрачался, Куси, и я теперь припоминаю, какие в своем помешательстве совершал я безрассудные поступки… Я оскорбил этого храброго рыцаря… Простите ли вы меня, сир рыцарь? – спросил Тибо, подходя к Филиппу и протягивая ему руку.

– От чистого сердца, – возразил король, дружески пожимая ему руку. – Прощаю, несмотря на то что испытал тяжесть вашего меча, и что его лезвие даже познакомилось с моим телом… Но что с вами? Вы с трудом держитесь на ногах? Поспешите помочь ему! Остановите кровь! – закричал Филипп повелительно. – Перевяжите его! Он потерял слишком много крови.

Граф упал без чувств. Ему перевязали рану и перенесли в ту самую пещеру, откуда он вышел, положили на соломенную постель, на которой он отдыхал в дни своего помешательства. Куси сопровождал его и, лишь убедившись, что рана не опасна и друг его пришел в себя, поспешил в Париж, оставив своего пажа и двух воинов при графе д’Оверне с приказанием перевезти его в столицу при первой возможности.

Куси торопился сообщить королю известие об убийстве принца Артура.