Первые дни нового, 1913 года застали супругов Голсуорси в Муллье близ Арешона, куда они отправились из Парижа сразу же после Рождества. Ада писала, что юго-западный, баскский уголок Франции «настолько нас устраивал, что мы редко выбирались оттуда». Во время первой недели пребывания в Муллье Ада заболела гриппом, но в целом и городок, и их гостиница так им понравились, что они задержались там на целых десять недель: «Никогда раньше ни в одной гостинице мы не жили подряд десять недель – настолько нам здесь было уютно», – написал Голсуорси в своем дневнике перед их отъездом.

Их отдых удался отчасти благодаря тому, что рядом с ними постоянно находились их друзья – Андре Шеврийон с супругой, которые жили, по существу, у них. Шеврийон помогал своей племяннице переводить на французский язык «Собственника», и эта работа вызывала естественный интерес у Ады и Джона. Супружеские пары часто встречались, и Шеврийон читал им вслух отрывки из нового перевода. Однажды Шеврийоны приготовили для Голсуорси «в точности обед Сомса из «Собственника»». Но и в отсутствие друзей этот край очень нравился обоим Голсуорси:

«Из окон нашей маленькой гостиной открывался типично японский пейзаж: крошечные приземистые сосны с разветвленными корнями в песчаной почве, позади них голубая вода, кроншнепы, летающие стаями, похожими на иероглифы. Огромный лес, протянувшийся по всему побережью, был чудесным местом для верховых прогулок; на наших маленьких лошадках Буяне и Юпитере (a froid caractére) мы проехали много миль песчаными тропами между деревьями. Но самым привлекательным для нас было общество наших друзей – супругов Шеврийон, живших на вилле в Арешоне, с которыми мы вместе питались и много разговаривали. В гостинице мы общались с очень приятным семейством хозяина гостиницы Фурнье, с месье и мадам Ролан-Пусслен, а также с мадам Верд де Лиль, обладавшей очень мелодичным голосом. Неподалеку от нас находилась вилла д'Аннунцио, но, хотя мы часто видели, как он катается на велосипеде в сопровождении своих борзых, мы избегали знакомства с ним».

Голсуорси вновь приступил к работе над очень болезненно воспринимаемым и им, и Адой произведением – третьей частью романа «Темный цветок» – «Осенью», в которой речь шла о его любви к Маргарет Моррис. Должно быть, это требовало большой выдержки со стороны Ады, которая перепечатывала рукопись и которой, несомненно, муж ежедневно читал вслух написанное. 22 января Джон пишет в дневнике: «Работа над «Осенью» подходит к концу», и на следующий день торжествующе: «Кончено». Но 20 января Ада «плохо себя чувствовала» и провела ужасную ночь; связь между этими двумя событиями очевидна.

Но в целом этот отдых был удачным для них обоих. Они гуляли и катались верхом в дюнах – «эта спокойная езда доставляла нам большое удовольствие». Однажды Юпитер, лошадь Ады, сбросил ее, но она отделалась легким испугом. В другой раз они отправились в Арешон и столкнулись с «самым ужасным обращением с лошадью, какое только можно представить. Никогда в жизни не видел таких издевательств. Я велел нашему конюху Бронстету купить для меня эту лошадь, чтобы прекратить мучения...» К несчастью, вмешательство супругов Голсуорси оказалось бесполезным; хозяин лошади, должно быть, раздраженный им, отказался продать животное. Они провели во Франции в общей сложности три месяца, закончили свое путешествие в Париже, где пробыли несколько дней и впервые посетили «Мулен-Руж». Он «не произвел большого впечатления. Порок – отвратительное занятие».

Вернувшись в Англию, они занялись переездом с Аддисон-роуд на Адельфи-террас, 1-а, в квартиру, которую они сняли в ноябре. После печальных событий зимы 1911 года образ жизни четы Голсуорси несколько изменился: они больше времени, чем прежде, проводили за границей; путешествия доставляли Аде огромное удовольствие; здоровье ее улучшилось, и она наслаждалась знакомством с новыми местами и новыми людьми. Новая квартира не только спасала их от болезненных воспоминаний, но и больше подходила к тому образу жизни, который они сами для себя определили: проводить в Лондоне и Девоне лишь очень короткие промежутки времени. Ада отмечала в своем дневнике: «У нас появилось ощущение, что мы тратили слишком много денег на дом, где живем так мало, и мы вынуждены были переехать в квартиру на верхнем этаже на Адельфи-террас, 1-а. Это немного грустно после восьми лет жизни в нашем доме, но теперь, когда Криса уже нет с нами, ни дом, ни сад не будут прекрасными». Окончательный переезд состоялся 22 июля, несколько самых хлопотных дней они прожили в гостинице «Сэсл». «Грустно уезжать из нашего милого старого дома. Каждый раз, когда бывает время подумать об этом, охватывает тоска; но после смерти Криса дом лишился своей души», – писал Джон в дневнике. Крис стал символом их былого счастья; в будущем у них будет чувство довольства жизнью, однако беззаботной радости прежних дней им уже не дано было вернуть никогда.

И помимо их переезда, лето 1913 года было для Голсуорси достаточно сумбурным; после столь долгого отсутствия накопилось множество неотложных дел, нужно было повидаться со многими друзьями, провести деловые встречи. «Пробиваюсь сквозь груды бумаг и писем». Несколько дней были отданы визитам к друзьям – Грэнвиллу-Баркеру и Конраду. «Конрад выглядит очень уставшим», – отмечает Голсуорси, а через несколько дней добавляет: «Он хочет, чтобы я стал его душеприказчиком. Он не шутит». Последние десять лет своей жизни Конрад почти постоянно страдал от плохого самочувствия и депрессии.

Голсуорси пробыли в Лондоне до премьеры «Схватки», состоявшейся 3 мая, и на следующий день отправились в Уингстон. Еще в Лондоне Голсуорси перечитал «Собственника»: «Могу только надеяться, что моя следующая книга будет не хуже».

У него уже был готов замысел его «следующей книги» – «Фрилендов», и, как только они прибыли в Уингстон, Голсуорси принялся писать новый роман, сделав об этом запись в дневнике. Но стояло лето со множеством его соблазнов, и работа продвигалась весьма медленно. Между тем они с Адой совершили поездку в Малверн, где родилась мать Голсуорси, и исследовали родословную семьи, которая легла в основу романа – ведь нет сомнения, что под именем Фриленды скрываются Бартлеты – предки Голсуорси по материнской линии: «ездили на машине в Кастл-Мортон, где жили предки матери с четырнадцатого века до 1750 года...» Несмотря на активную светскую жизнь, которую вели они с Адой, Голсуорси окончательно доработал пьесы «Беглая» и «Толпа» (первоначально озаглавленную «Патриот»), подготовив их к постановке, и роман «Темный цветок» – для издания. Пьеса «Толпа» была «с энтузиазмом» принята Лоренсом Ирвингом (позже от нее отказались), а «Беглая» была принята к постановке той же осенью в Корт-тиэтр. Три названные работы в течение последних двух лет находились на разных стадиях написания и окончательной обработки и являлись ярким доказательством того, сколь тягостным был для него процесс творчества в тот период. Голсуорси не хватало времени и уверенности в своих силах, чтобы довести до конца начатую работу, он постоянно перескакивал с одного произведения на другое, затем возвращался к ранее начатой работе и, решив, что она его не удовлетворяет, приступал к более тщательной переработке, почти никогда не отказываясь от начатого совсем. Процесс создания пьесы «Беглая» – еще одного произведения, посвященного проблемам несчастливой семейной жизни, – является наглядным примером того, как он работал. Впервые она упоминается в январе 1911 года: «Вчерне закончил работу над пьесой. Начал ее в декабре. Задумана она была как сатирическая комедия, получилась же драма. Это на меня похоже. Работая над единственной глубоко содержательной сценой, все остальное я подчиняю ей, пока не закончу работу. Комедия, требующая стольких банальных ходов, дается мне с трудом. Эта же пьеса по своей основной идее не может быть комедией, даже комедией сатирической». Он отмечает в своем дневнике, что работал над произведением весной 1911 года, затем вернулся к ней в октябре того же года. Подводя итоги 1912 года, он пишет, что «проделана большая работа над пьесами «Беглая» и «Патриот»» – хотя следующее упоминание о них встречается лишь в мае, когда Голсуорси на борту лайнера «Балтика» возвращались из Америки. Именно весной 1912 года он преодолел основные трудности в работе над пьесой и 23 мая записал, что закончил новый ее вариант. Похоже, что наконец-то он был удовлетворен, потому что впоследствии произведение упоминается им всего раз в конце июля, когда писатель читал «Беглую» гофмейстеру. 16 сентября состоялась премьера в Корт-тиэтр. «Все прошло неплохо, прием довольно теплый».

Читая пьесу спустя шестьдесят с лишним лет после того, как она была написана, не можешь сразу понять, почему эта пьеса, написанная на хорошо разработанную Голсуорси в других произведениях тему, казалась ее автору столь противоречивой и вызывала у него такие трудности в работе. Клер Дедмонд, героиня пьесы, будучи замужем за человеком, вызывающим у нее физическое отвращение, кончает жизнь самоубийством. Джеральд дю Морье, первым прочитавший пьесу в связи с предполагаемой постановкой в Уиндхемз-тиэтр, писал: «Она меня расстроила, разозлила, и я пришел к выводу, что не понимаю ее... Она мне решительно не нравится...» Когда в сентябре пьеса была поставлена в Корт-тиэтр, критики тоже сочли ее мрачной, а рецензенты газет «Дейли Кроникл» и «Дейли Ньюс» сетовали на отсутствие в ней юмора.

«Вещь была принята и хорошо, и плохо – скорее плохо, и это означает конец моим иллюзиям; конец собственному взгляду на мир; и во рту какой-то привкус пепла...» Независимо от общественного мнения Голсуорси все больше сам ощущал неудовлетворенность этой своей работой; он отдавал всему, чем занимался, так много времени и сил, и все же конечный результат был очень далек от желаемого. Но над ним уже довлели другие обстоятельства, отнимавшие у него время и отрывавшие от творчества: в августе в Ливерпуле он репетировал «Старшего сына», в ноябре в Манчестере Эсм Перси собирался поставить «Джой», в декабре Грэнвилл-Баркер должен был возобновить постановку «Серебряной коробки» в Сент-Джеймс-тиэтр, и, наконец, за границей – в Вене – работали над постановкой «Правосудия» и «Схватки».

Для драматурга тех времен это был фантастический успех, но для Голсуорси это означало еще и бесконечные поездки и полный отрыв от творческой работы. 1913 год был для него особенно малопродуктивным. В Уингстоне они с Адой пробыли тем летом всего несколько недель; он начал работу над романом «Фриленды», но вскоре бросил его и обратился к менее объемным произведениям – рассказу «Стоик» и сборнику рассказов «Маленький человек», который сам он считал своей «прихотью». Писатель перечитал ранние романы «Братство» и «Собственник», словно ища в былых успехах утешения и поддержки.

Поездки за границу в том году нанесли работе Голсуорси еще больший ущерб, чем обычно, – начались они с трехмесячного пребывания в начале года во Франции. В конце июля, в первый день их проживания в новой квартире, они вдруг приняли решение присоединиться к Лилиан и Георгу, собиравшимся в Швейцарию, и через два дня – 29 июля – отправились в путешествие. Они могли позволить себе этот отдых до начала работы над постановкой «Беглой». Голсуорси, впервые увидевший Маттерхорн, нашел ее «очень красивой, самой живой из всех гор, которые я когда-либо видел... Было истинным наслаждением созерцать ее... и думать, что, когда мы, и эти крошечные рыбки, и все в этом мире исчезнет, а земля станет холодной, как луна, она все еще будет стоять здесь, выказывая свое пренебрежение к небесам». Но в целом Швейцария их очень разочаровала, о чем Ада недвусмысленно сообщает в своем письме Ральфу Моттрэму: «Я эту Швейцарию просто ненавижу, и мы решили никогда больше не приезжать сюда – разве что по пути куда-нибудь еще. Занятая только выкачиванием денег, обработанная до малейшего клочка земли, она начисто лишена свежести и очарования и вообще всего, что следовало бы иметь. Ее костяк – железная дорога, ее туловище – зубчатое колесо».

В конце года в октябре они отправились в Вену, чтобы присутствовать на постановке «Схватки» и «Правосудия». «Пьесы в Вене принимали очень тепло, так же тепло принимали и меня», – писал Голсуорси Дороти Истон. Пьеса имела несомненный успех – «занавес поднимали семнадцать раз (и, к сожалению, меня все время вытаскивали на сцену) «, – хотя Ада сочла «манеру игры не столь совершенной, как у нас на родине, – ни такой естественной, ни столь тонкой».

Из Вены они направились во Франкфурт и Висбаден, «где Дж. принимал ванны и прошел курс массажа плеча, поврежденного в июне, когда его ударили тяжелые ворота, которые он неловко толкнул хлыстом для верховой езды». Но ни это лечение, ни услуги костоправа в Англии так и не исцелили до конца больное плечо, продолжавшее причинять Голсуорси страдание, и это стало одной из причин, почему он был признан негодным к военной службе.

Пока они находились в Вене, в Англии 9 октября вышел в свет роман «Темный цветок», который, по словам Мэррота, «переполошил весь курятник». Из всего этого «переполоха» Голсуорси упоминает единственную весьма враждебную по тону рецензию Квиллера-Коуча из «Дейли Мейл», в которой он, как в свое время Шелли, обвиняется в защите «свободной любви» и «донжуанства». Друзья же Голсуорси – Гилберт Мюррей, Джон Мейсфилд и Хью Уолпол – нашли книгу «великолепным произведением». Кого эта книга действительно беспокоила, так это Аду, так как спустя двадцать лет она конфиденциально справлялась у биографа своего покойного мужа, можно ли утаить от читателей реальные события, стоявшие за финальной сценой «Темного цветка». «Хотя он был так увлечен той женщиной, из этого ничего не вышло, но не потому, что он был женат, а потому, что он по-настоящему любил женщину, на которой был женат». Такой предстает Ада на страницах биографии, написанной Мэрротом.

В ноябре скончалась мать Ады. С тех пор как Ада вышла замуж за Джона, миссис Купер отказалась видеться с дочерью, что, по мнению одного из ее друзей, было странно, так как «Ада сделала лишь то, что миссис Купер делала всю свою жизнь». «Последние годы она совершенно от меня отдалилась, и, если быть честной до конца, я рада, что так получилось», – писала Ада Моттрэму. Она объявила о своем решении не присутствовать на похоронах. «Для меня неважно, что будет думать по этому поводу свет. Его комментарии и обвинения меня не интересуют». А позднее она отказывается взять автомобиль матери: «Я бы предпочла любой другой автомобиль в мире, к тому же надеюсь еще какое-то время прожить без подобных предметов роскоши».

Предчувствуя тяжести наступающей зимы, к 17 декабря Голсуорси подготовились к длительному путешествию в Египет. На следующее утро они отбыли из Лондона в Марсель, решив сделать первую остановку в Порт-Саиде. Начало путешествия было не особенно приятным, так как оба они «страдали от насморка и простуды», к тому же вокруг «было чересчур шумно». Мало обнадеживающее начало их последней предвоенной заграничной поездки.

«Наш выбор маршрута зимой 1913 – 1914 годов мог показаться странным, так как мы не испытывали ни малейшего желания знакомиться с достопримечательностями Египта. Но мы ощущали настоятельную необходимость в тепле и солнечном свете и решили, что этот климат подходит нам больше всего. По этим причинам мы и поселились в помпезной гостинице в Гелиополисе, залитой солнцем с раннего утра до позднего вечера».

Так Ада начинает главу в своей книге «Через горы и дальше», посвященную Северной Африке. Хотя Голсуорси и питали неприязнь к «осмотру достопримечательностей», но, путешествуя так много, они не могли полностью избежать этого, и, судя по их письмам, это не было им так уж неприятно. Они путешествовали таким образом, чтобы обеспечить себе определенное уединение, останавливаясь в лучших гостиницах или даже снимая отдельные виллы, и этим выделялись из основного потока туристов – хотя разве можно сравнить масштабы туризма в 1913 году с тем, что происходит во второй половине нашего столетия? Но они стремились к уединению, избранному кругу знакомых, небольшой толике светской жизни ради удовольствия Ады: в последние годы их совместной жизни они всегда брали с собой в поездки племянника Голсуорси Рудольфа Саутера и его жену Ви. В этом же путешествии еще в Марселе им посчастливилось встретить X. В. Массингэма с супругой, и большую часть поездки по Египту обе пары провели вместе. «Трудно пожелать лучшего спутника», – писала Ада о X. В. Массингэме, редакторе «Нейшн».

Первые две недели они прожили в гостинице в Гелиополисе, где окончательно «пришли в себя» после «ужасного состояния», в котором они отправились в путешествие. Они осмотрели Каир и познакомились с местным обществом: обедали у лорда Китченера, который показался Голсуорси «напыщенным деспотом», хотя, «несмотря на свою репутацию, был очень любезен с Адой». В другой раз они присутствовали на «обеде в национальном стиле с очень важным и богатым арабским шейхом». Плюс ко всему, «Ада и миссис Массингэм впервые увидели гарем»! Голсуорси находил время писать и начал работу над новой пьесой – «Полная луна», которая со временем превратилась в «Каплю любви».

5 января они отправились из Каира в Луксор и неделю осматривали город; «это было самое счастливое время в Египте, если не считать поездки по пустыне». Они видели гробницу фараонов, которую Джон назвал «далекой и прекрасной, но подвергающей душу человека испытанию». В конце месяца они вернулись в Каир и стали готовиться к путешествию по пустыне. В группу входили «Ада, супруги Массингэм, повар-египтянин и еще двенадцать арабов». Эта экспедиция запечатлена на очень любопытной фотографии: в центре на верблюдах сидят оба Голсуорси (Ада очень привязалась к своей верблюдице по кличке Маргаритка), чета Массингэмов, менее величественно восседающая на осликах, – четверо европейцев в окружении своей свиты из двенадцати арабов. Но наибольшее изумление вызывает их багаж: судя по фотографии, на спины двух верблюдов нагружена даже домашняя мебель – стулья, столы, кровати, да еще походная резиновая ванна – Ада кормила из нее свою верблюдицу.

Итак, экспедиция в пустыню была хорошо экипирована, и в ней был заведен свой распорядок дня: «В путь мы отправлялись в десять утра, ехали до половины второго, затем обедали, в основном яйцами, и продолжали путь до половины пятого. Потом мы разбивали лагерь, пили чай; отдыхали, сидя на стульях и наблюдая заход солнца; затем принимали ванну и ужинали. Удивительная жизнь, дающая возможность испробовать все, кроме ощущения радости». В письме к Фрэнку Льюкасу Голсуорси более философски описывает свое первое впечатление от пустыни во время «пробной вылазки» недалеко от Каира.

«Пустыня – появляется огромная белая луна – под ней низкие деревья, похожие на изумленных людей, – легкое, едва уловимое движение – небо бледно-лилового цвета, и на нем мерцают несколько звезд – ряд финиковых пальм, пересекающих пространство, как караван арабов, – где-то лает одинокая собака – запах сжигаемых кукурузных стеблей – одномачтовое арабское судно на реке и темные тени членов его команды в золотой воде».

Во время поездки по пустыне путешественников развлекала юная арабская танцовщица. «Любопытно, – отмечает Голсуорси в своем дневнике. – Ее танец – это примитивный способ выражения любви ко всем нам, включая женщин». Ада более многословна: «Ее манера танца недурна, но ничего особенного, ее акробатические трюки куда более поразительны. Поздно вечером она обошла всю публику – всех нас, взобравшись сначала на колени к Нему, затем ко мне. Надеюсь, мы вели себя должным образом».

После возвращения в Каир 10 февраля Голсуорси простились с Массингэмами и отправились на Сицилию, где провели две недели, работая и осматривая достопримечательности Сиракуз и Термини. И, наконец, 28 февраля они начали неторопливое путешествие в Англию – через Геную и Париж. Они долго не были на родине, и Голсуорси скучал по ней. «Безмерная солнечность этого края (Египта. – К. Д.) может напугать – за 29 дней ни малейшего признака дождя. Как после этого возвращаться в Дартмур? И все же порой я тоскую по дому».

Это долгое зимнее путешествие происходило в период завершения целого этапа как в жизни Джона и Ады, так и множества других европейцев, хотя они об этом и не подозревали: мир Форсайтов переживал закат, хотя, по иронии судьбы, это вымышленное семейство еще не достигло вершины своей популярности. И все же Голсуорси не собирался продлевать жизнь своих героев: роман «Собственник» выглядел настолько законченным, что мысль писать продолжение просто не приходила Голсуорси в голову. Более того, в 1906 году это была первая книга писателя, принесшая ему успех (хотя за ней следовали другие, может быть, даже более нашумевшие), в которой он с наибольшей точностью выразил то, что хотел сказать во всех своих произведениях. Теперь же, когда были опубликованы четыре его больших романа и целый ряд принесших ему славу пьес и небольших прозаических произведений, росла неудовлетворенность Голсуорси своей работой и достижениями. Казалось, его творческая сила постепенно начинала убывать.