Несколько секунд Лина могла видеть проносящийся мимо обрыв берега и неумолимо надвигающуюся огромную пасть провала. Потом эта пасть поглотила их, и свет туннеля остался позади. В полной темноте лодку бросало и крутило, и Лина, сидя на дне, одной рукой прижимала к себе Поппи, а другой отчаянно пыталась ухватиться за что–нибудь. Дуна бросало на нее, а ее бросало на ящики. Поппи ревела во весь голос.
— Дун! — крикнула в отчаянии Лина, и он крикнул в ответ:
— Держись! Держись!
Но рука, которой она держалась за край лодки, сорвалась, и ее стало швырять из стороны в сторону. Лина боялась, что Поппи ударится о металлическую скамейку или ребенка вырвет у нее из рук и выбросит в реку.
Лодка налетела на что–то под водой, на секунду замедлила ход, но тут же понеслась дальше. «Словно тебя проглотили, — успела подумать Лина, — словно ты в чьем–то брюхе: кругом темно, и все крутится и ревет на тысячу голосов».
Лина уже не могла понять, где ее ноги, а где — Дуна. Поппи так вцепилась ей в шею, что Лина едва могла дышать. Но темнота и скорость были страшнее всего — ужасно нестись так быстро в кромешной тьме.
Она закрыла глаза. Если им предстоит врезаться в стену или провалиться в какую–нибудь бездонную дыру, все равно уже ничего не поделаешь. Все, что оставалось, — это как можно крепче держать Поппи. Она так и делала, и прошло, казалось, очень много времени.
Но постепенно течение замедлилось, и лодку уже не бросало так сильно. Лине удалось сесть, и она почувствовала, что Дун тоже пошевелился. Поппи уже не могла плакать и только тихонько скулила. Кругом по–прежнему было темно, но Лина чувствовала над собой и по сторонам какое–то обширное пространство. Где они? Надо оглядеться.
— Дун! — позвала она. — Ты в порядке? Можешь найти свечу?
— Попробую, — откликнулся Дун, и она по чувствовала, как он протискивается мимо нее в заднюю часть лодки, а потом услышала скрежет, когда Дун вытаскивал ящик из–под перекладины. — Не могу нащупать замок, — послышался в темноте его голос. — А, вот он. Так, здесь спички, значит, свечи в том, другом.
Снова скрип и стук. Лодка накренилась, Лину качнуло вперед, Дуна тоже, и он сзади упал на нее.
— Спичку уронил! — сказал он сердито. — Погоди еще секунду, сейчас.
Снова какая–то возня сзади, и наконец вспыхнул огонек, а над ним появилось резко оттененное лицо Дуна. Он прикоснулся спичкой к свече, и свет стал более мягким и ровным.
Маленький язычок пламени бросил отблески света на стены туннеля и на блестящую поверхность воды. Лина увидела, что над ней — высокий свод, похожий на своды туннелей Эмбера, но только гораздо выше и шире. Река неспешно текла вперед, подобно широкой движущейся дороге.
— Можешь зажечь еще одну? — спросила Лина.
Дун кивнул и снова повернулся к ящикам, но лодка опять за что–то зацепилась, в лицо им плеснула вода, и свеча потухла.
Прошло довольно много времени, прежде чем Дуну удалось зажечь ее снова, и еще несколько минут, пока он зажег вторую. Он воткнул одну свечу в зазор между перекладиной–скамейкой и бортом лодки, а вторую держал в руке. Волосы упали ему на лоб, с них капала вода. Его коричневая куртка была разорвана на плече.
— Так–то лучше, — проворчал он.
Действительно, теперь стало гораздо лучше, но не только потому, что у них был свет: течение еще больше замедлилось, и лодка плыла ровно и спокойно. Лина смогла наконец отцепить ручки Поппи от своей шеи и оглядеться по сторонам. Она увидела, что туннель впереди делает поворот. Лодка вошла в этот поворот, ударилась о стену, выровнялась и поплыла быстрее.
— Дай мне тоже свечу, — попросила Лина. Дун отдал Лине свечу, которую держал в руке, и зажег еще одну. Они нашли на лодке удобные места, куда можно было воткнуть все три свечи, так что руки их теперь были свободны. Некоторое время они плыли вперед совсем медленно, а река текла так спокойно, что вода стала похожа на лист стекла.
Скоро течение совсем замедлилось, а туннель стал расширяться.
— Мы вплываем в какой–то зал, — прошептала Лина.
Высоко над ними круглился свод. Каменные колонны свисали с него, а другие колонны вздымались им навстречу из воды, отбрасывая длинные тени, которые искажались и смешивались в свете свечей, пока лодка медленно проплывала мимо. Колонны мерцали, отливая розовым, бледно–зеленым и серебром. Их причудливые бугристые формы были, казалось, сделаны из какого–то мягкого вещества, которое внезапно застыло, — похоже на окаменевшее картофельное пюре, неожиданно сравнила Лина.
Время от времени лодка мягко ударялась в колонну и останавливалась, и тут оказалось, что загадочные весла прекрасно подходят для того, чтобы оттолкнуться от камня и продолжить путь. При помощи весел они пересекли огромный зал, и в другом его конце проход опять сужался, а течение вновь становилось быстрее. Причем намного быстрее: казалось, лодку толкает вперед чья–то могучая рука. Река снова забурлила, и брызги воды опять потушили свечи.
Лина и Дун съежились на дне, уложив между собой Поппи и прикрыв ее руками. Они стиснули зубы, зажмурили глаза, и скоро в их мире не осталось ничего, кроме рывков и бросков лодки, а их тела были способны только на одно — изо всех сил держаться и не дать сбросить себя в воду. Однажды вода загрохотала как–то особенно страшно, и лодка так резко нырнула, что их опять бросило вперед, и они чуть не вылетели в воду. Казалось, они кубарем падают с лестницы, но это продолжалось всего несколько секунд, а потом они поплыли вперед, как и раньше.
Лина потеряла счет времени. Но скоро — через несколько минут? через час? — течение опять замедлилось. Свечи, которые они прикрепили к лодке, давно свалились за борт, и Дун зажег новые. Они увидели, что снова находятся в большом зале. Здесь не было узловатых каменных колонн — ничего не было видно, кроме бесконечного зеркала воды, простиравшегося перед ними, насколько хватало мерцающего света свечей. Свод был гладким и не очень высоким — всего метрах в трех над их головой. Лодка покачивалась на воде, словно потеряла представление, куда плыть дальше. Оттолкнувшись веслом от стены, Дун направил ее к дальнему берегу подземного озера.
— Я не понимаю, куда дальше течет река, — сказал Дун. — А ты видишь что–нибудь?
— Нет, — сказала Лина, — может быть, туда? Вон она втекает в маленькое отверстие в стене.
И Лина показала на щель шириной около десяти сантиметров.
— Но лодка же туда не пройдет.
— Не пройдет. Щель слишком узкая.
Он подтолкнул лодку. Их тени на стене росли, пока они приближались к берегу.
— Хотю домой, — жалобно пролепетала Поппи.
— Мы уже почти приехали, — успокоила ее Лина.
— Мы никак не можем вернуться тем же путем, что приплыли, — сказал Дун.
— Не можем. — Лина опустила пальцы в воду. Вода была такая холодная, что у нее заломило руку.
— Значит, это конец? — спросил Дун. Его голос в этом замкнутом пространстве прозвучал глухо.
— Конец? — Лина вздрогнула.
— Ну, я имею в виду — конец плавания, — бодро пояснил Дун. — Наверное, мы должны выйти из лодки вон там.
Он указал на широкий уступ скалы, полого уходивший от берега в темноту. Это было единственное место, где можно было высадиться: вокруг, насколько хватало глаз, скалы отвесно обрывались в воду.
Дун подтолкнул лодку к уступу. Днище заскрежетало о камни — здесь было совсем мелко.
— Я вылезу и пойду посмотрю, есть ли там проход, — сказала Лина. — В любом случае, мне просто необходимо снова ощутить под ногами твердую почву.
Она передала Поппи Дуну и встала. Держа свечу, она перешагнула через борт лодки и ступила в мелкую ледяную воду.
Место выглядело не слишком приветливым. Уступ полого поднимался вверх, а навстречу ему опускался свод. Пройдя немного вперед, ей пришлось пригнуться. В нескольких метрах впереди путь перегораживала огромная куча каменных глыб, видимо обрушившихся откуда–то сверху. Лина медленно обошла осыпь, повернулась боком, чтобы протиснуться в узкий проход между камнями, и стала пробираться дальше, держа перед собой свечу. «Тут нельзя пройти, — думала она в отчаянии. — Мы в западне».
Но через несколько шагов она почувствовала, что снова может распрямиться, еще через несколько шагов повернула — и внезапно свеча осветила туннель с высоким сводом и гладким полом. Вдаль уходила ровная прямая тропа.
Лина дико закричала:
— Есть! Это здесь! Тут есть дорога!
Дун что–то крикнул в ответ, но она не разобрала, что именно. Она стала пробираться обратно к лодке и, выйдя на берег, снова закричала:
— Я нашла тропу! Тропу!
Дун уже вышел из лодки и стоял на берегу, держа на руках Поппи. Он осторожно посадил ее на землю, а потом они с Линой взялись за лодку, подняли ее из воды и вытащили подальше на каменный уступ. Их воодушевление передалось Поппи. Она радостно лепетала, размахивала кулачками, словно крошечными дубинками, и топала ножками, радуясь, что вновь находится на твердой земле. Потом подобрала несколько камушков и стала бросать их в воду, отвечая ликующими воплями на каждый всплеск.
— Хочу взглянуть на тропу, — сказал Дун.
— Иди прямо, а потом обогни кучу камней, — махнула рукой Лина. — А я пока вытащу вещи из лодки.
Дун взял из ящика еще одну свечу и ушел. Лина посадила Поппи в уютный уголок между округлым валуном и небольшой нишей в скале.
— Никуда не уходи, — сказала она и стала вытаскивать из лодки узел, который принес с собой Дун.
Он был сырой, но не насквозь мокрый. Может быть, продукты не пропали. Она внезапно почувствовала, до чего голодна. Мы же не ужинали, напомнила она себе. А сейчас, наверное, глухая ночь, а может быть, даже снова утро.
Она вытащила на берег узел, потом ящики со свечами и спичками, и тут как раз вернулся Дун. Его глаза сияли, и в каждом зрачке отражался маленький огонек свечи.
— Точно, — сказал он. — Мы сделали это. — Он посмотрел куда–то ей через плечо и удив ленно поднял брови: — А что это у Поппи?
Лина быстро оглянулась. В руках у ребенка было что–то темное и прямоугольное. Не камень. Скорее это было похоже на завернутую во что–то коробочку. Поппи увлеченно дергала за обертку, а потом поднесла ко рту, явно собираясь попробовать находку на зубок.
— Нельзя! — не своим голосом завопила Лина.
Испуганная Поппи уронила коробочку и заревела.
— Не плачь, миленькая, все в порядке! — сказала Лина, подбирая предмет, который чуть не изжевала Поппи. — Сейчас будем ужинать. Тише, тише, ужин уже готов. Ты же голодная, я знаю.
Лина села поближе к свече, и Поппи, хлюпая носом, уткнулась ей в колени.
Предмет был обернут в гладкую зеленоватую ткань и перевязан ремешком. Завязано было не очень старательно. Похоже, что человек, который это сделал, очень торопился. Ткань была покрыта белесыми пятнами плесени. Лина осторожно сняла ремешок. Он наполовину истлел, на конце его болталась маленькая квадратная пряжка, изъеденная ржавчиной. Лина развернула обертку.
Дун перевел дыхание.
— Это книга, — сказал он и поднес свечу по ближе.
Лина открыла коричневую обложку. Страницы были расчерчены бледными голубыми линиями и исписаны наклонными черными буквами, совсем не такими аккуратными, как в книгах из библиотеки Эмбера. Строчки расползались и сталкивались, словно писавший чрезвычайно спешил.
Дун провел пальцем по строке:
— Тут написано: «Они сказали, что мы ухо дим… Они сказали, что мы уходим сегодня ночью».
Он поднял глаза и встретился взглядом с Линой.
— Кто уходит? Откуда? — непонимающе спросила она.
— Из Эмбера? Неужели кто–то прошел этим путем еще до нас? — недоумевал Дун.
— Или кто–то уходил из какого–то другого города?
Дун снова внимательно осмотрел книгу и пролистал страницы. Их было много.
— Давай пока спрячем ее, — сказала Лина. — Мы прочтем ее, когда найдем новый город.
Дун кивнул:
— Да, там и видно будет лучше.
И Лина снова завернула книгу и заботливо спрятала ее в узел. Они немного посидели на скальном выступе и поели. Свечи, которые они укрепили на лодке, ровно горели, и свет их был таким же уютным, как свет фонарей города. Золотые блики играли на спокойной поверхности воды.
— Я видел, как за тобой погнались стражи, — сказал Дун. — Расскажи, что случилось?
Лина рассказала.
— А Поппи? Что ты сказала миссис Мердо?
— Правду. По крайней мере, я надеюсь, что это правда. Я встретила ее, когда она возвращалась домой после праздника. Она уже видела объявления о нашем розыске и была в ужасе, но, прежде чем она успела задать мне хоть один вопрос, я сказала, что забираю Поппи. Сказала, что хочу отвести ее в безопасное место. Потому что, Дун, я кое–что вдруг поняла там, на крыше ратуши. Раньше мне казалось, что я обязана оставить Поппи, потому что с миссис Мердо она будет в безопасности. Но когда свет снова выключился, я внезапно осознала: нет ничего безопасного в Эмбере. Ни на минуту. Ни для кого. Я не могу ее оставить. Что бы ни произошло с нами дальше, это все равно лучше, чем то, что вот–вот случится там.
— И ты все это объяснила миссис Мердо?
— Нет. Я ужасно торопилась встретиться с тобой в Трубах и понимала, что мне нужно успеть добраться туда, пока на улицах толпы народу и стражам будет труднее меня заметить. Я просто сказала, что должна отвести Поппи в безопасное место. Миссис Мердо отдала ее мне, но стала говорить что–то вроде: «Куда ты?» и «Зачем это?». Но я ответила: «Вы все поймете через несколько дней. Все будет в порядке». И убежала.
— Но перед этим ты ведь отдала ей письмо, да? — уточнил Дун. — Письмо, которое мы собирались передать Клэри?
— Ой! — Лина уставилась на Дуна, потрясенная. — Письмо Клэри! — Она сунула руку в карман и вытащила измятый листок бумаги. — Я совершенно забыла про него! Все, о чем я думала, — это как забрать Поппи и добраться до тебя.
— Значит… никто не знает о комнате с лодками?
Лина молча помотала головой, на глаза у нее навернулись слезы.
— Мы можем вернуться, чтобы рассказать им?
— Нет.
— Дун, — начала Лина. — Если бы мы сказали людям сразу, хотя бы кому–нибудь… если бы мы не навыдумывали всей этой чепухи про всякие грандиозные заявления в День песни…
— Знаю, знаю, — перебил Дун. — Но мы этого не сделали, и точка. Мы никому ничего не рассказали, и никто ни о чем не знает. Правда, я оставил записку отцу. — И он рассказал Лине, как впопыхах нацарапал сообщение и нацепил его на стенд на Селвертон–сквер. — Я написал, что мы нашли выход из Эмбера и что этот выход находится в Трубах. Но от этого, конечно, не очень–то много толку, — заключил он угрюмо.
— Клэри видела «Правила», — сказала Лина. — Она знает, что речь идет об эвакуации. Может быть, она найдет выход.
— Может быть. А может быть, и нет.
Так или иначе, поделать ничего было нельзя. Они запихнули остатки еды обратно в наволочку Дуна и подготовились к трудной дороге. Веревку, которая нашлась в узле, Лина приспособила, чтобы сделать перевязь для Поппи. Она обмотала один конец вокруг талии ребенка, а другой — вокруг своей. Лина набила карманы коробками спичек, а Дун запихнул в свой узел оставшиеся свечи — на случай, если они придут в новый город ночью. Он набрал в свою бутылку речной воды, зажег одну свечу для себя и другую для Лины, и наконец они повернулись спиной к реке и лодке и стали подниматься по пологому уступу к каменной осыпи.