Пятница

Они сказали, что мы уходим сегодня вечером. Я знала, что это случится очень скоро — наши тренировки закончились почти месяц назад, — но это все равно оказалось неожиданностью, стало настоящим шоком. Зачем я только на это согласилась? Я старуха, я слишком устала, чтобы начать жизнь сначала. Лучше бы я сказала «нет», когда они предложили мне это.

Я запихала в чемодан все, что смогла: одежду, обувь, хорошие часы с заводом, немного мыла, запасные очки. Никаких книг, сказали они, и никаких фотографий. И мы не должны никогда ни с кем говорить о мире, из которого пришли. Но этот дневник я все равно возьму с собой. Я обязана записать все, что будет происходить. Когда–нибудь кому–нибудь понадобится все это узнать.

Суббота

Я пришла на вокзал вчера вечером, как они велели, и села в поезд, на котором мне приказали ехать. Поезд шел через Спринг–вэлли, и я смотрела в окно на поля и домики и говорила «прощай» милому краю, где стоял и мой дом, дом, в котором наша семья жила из поколения в поколение. Мы ехали два часа, и наконец поезд остановился на маленькой станции среди холмов. На перроне меня встретили трое мужчин в пиджаках, которые отвели меня к большому зданию и проводили вниз в просторную комнату, полную людей — все с чемоданами, почти все с сединой или совсем седые. Здесь мы ждали чего–то больше часа.

Они много–много лет разрабатывали этот план. Смысл его в том, чтобы человечество — что бы ни случилось — не исчезло с лица Земли. Кое–кто говорит, что ничего страшного не случится. Я в этом вовсе не уверена. Катастрофа кажется вполне возможной. Нас убеждают, что все будет в полном порядке, но немногие этому верят. Если все в порядке, то почему же с каждым днем дела явно идут все хуже?

И конечно, этот план — доказательство того, что они и сами уверены: мир обречен. Все лучшие ученые и инженеры были привлечены к работе. Были приложены невероятные усилия — усилия, которые, возможно, с большей пользой можно было бы приложить где–нибудь в другом месте. Я думаю, что это неправильное решение. Но они предложили мне принять участие в проекте — может быть, потому, что я всю жизнь работала на ферме и знаю, как выращивать овощи. Несмотря на все свои сомнения, я сказала «да». Сама не знаю почему.

Нас ровно сто человек, пятьдесят мужчин и пятьдесят женщин. Каждому из нас не меньше шестидесяти лет. И еще сотня младенцев — по двое на каждую пару «родителей». Я до сих пор не знаю, кто из этих пожилых джентльменов предназначен мне. Мы все незнакомы друг с другом. Они так и планировали: они сказали, что чем меньше у нас будет общих воспоминаний, тем лучше. Они хотят, чтобы мы забыли все о нашей жизни и о тех местах, где мы жили. А дети должны вырасти без всякого знания о внешнем мире, и тогда они не будут тосковать о том, что утратили.

Я слышу какой–то шум. Кажется, привезли детей. Да, вот они: каждого несет один из них — мужчина в сером пиджаке. Как их много! И какие они маленькие! Маленькие сморщенные личики, крошечные кулачки… Я должна прерваться. Они собираются раздать их нам.

Позже

Мы снова куда–то едем, на сей раз на автобусах. Сейчас ночь. Во всяком случае, я так думаю, хотя трудно сказать наверняка: снаружи окна автобуса закрыты щитами. Они не хотят, чтобы мы знали, куда нас везут.

У меня на руках маленький ребенок — девочка. У нее ясное розовое личико и совсем нет волосиков. Стэнли, который сидит рядом со мной, держит мальчишку — у него смуглая кожа и хохолок черных волос. Стэнли и я — хранители этих детей. Наша задача — вырастить их, подготовить их к жизни в этом новом мире, куда мы направляемся. К тому времени, как им исполнится двадцать, мы уже умрем. И они останутся одни и будут сами строить свой новый мир.

Мы со Стэнли нарекли их Звездочка и Лес.

Воскресенье

Автобусы остановились, но нам пока не разрешают выйти. Я слышу, как стрекочут сверчки, чувствую запах травы. Наверное, мы где–то за городом. Наверное, сейчас по–прежнему ночь. Я очень устала.

Что же это за место — место, которого не коснется ни одна глобальная катастрофа? Все, что мне приходит в голову, — такое место может находиться только глубоко под землей. Эта мысль приводит меня в ужас. Попробую немного поспать.

Позже

Поспать не удалось. Они попросили нас выйти из автобусов. Вокруг расстилались холмы, светила полная луна. «Теперь мы пойдем вон туда, — сказали они, показывая на черную пещеру в склоне холма, на котором мы стояли. — Пожалуйста, постройтесь в колонну». Мы построились. Было очень тихо, только плакали несколько детей. Я мысленно прощалась с этим миром, другие, наверное, делали то же самое. Я наклонилась, чтобы потрогать траву, и глубоко вдохнула запах земли. Я обвела глазами серебрящиеся холмы и подумала о животных, которые бесшумно крадутся сейчас где–то в темноте или дремлют в своих логовах, о птицах, мирно спящих среди ветвей, спрятав голову под крыло. И потом я подняла глаза к луне, улыбавшейся нам из бесконечной ледяной дали. По крайней мере, луна будет здесь по–прежнему, когда вы, мои дорогие, вернетесь назад. Луна и, может быть, эти холмы.

Мы вошли в пещеру и примерно милю спускались по крутому извилистому коридору. Идти было нелегко. Мои ноги уже далеко не те, что прежде. Мы шли очень медленно. Последняя часть была самой тяжелой: скалистый крутой склон, где было легко потерять равновесие и оступиться. Внизу у берега подземного озера нас, престарелых первопроходцев, ждали моторные лодки с фонарями.

«Когда этим людям придет пора покинуть это место, они пойдут назад тем же путем?» — спросила я человека, сидевшего на руле. Его лицо показалось мне добрым. «Да», — ответил он. «Но как они у знают, куда идти? — спросила я. — Как они вообще узнают, что выход существует?» — «У них будут инструкции, — ответил рулевой. — Они не смогут воспользоваться ими, пока не наступит час. Но когда им понадобятся инструкции, они окажутся под рукой». — «А если они не найдут их? Что, если они никогда не смогут выбраться назад?» — «Думаю, смогут. Человек ухитряется найти выход практически из безвыходных ситуаций».

Больше он ничего не сказал. Я пишу это, пока он грузит лодку. Я надеюсь, что он не заметит.

— Все, здесь конец, — сказала Лина, поднимая глаза.

— Наверное, он заметил, — сказал Дун. — Или она побоялась, что он заметит, и поэтому предпочла спрятать дневник, а не брать его с собой.

— Она, должно быть, надеялась, что кто–нибудь найдет это.

— Вот мы и нашли. Кстати, могли бы и не найти, если бы не Поппи.

— Точно. И не узнали бы, что мы родом отсюда.

Огненный круг поднялся высоко в небо, и воздух стал таким теплым, что они сняли свои куртки. Дун рассеянно ковырял пальцем землю, которая была мягкой и крошилась в руках.

— Какая же катастрофа здесь произошла? — спросил он задумчиво. — Совсем не похоже, что это место пережило катастрофу.

— Это, наверное, было очень, очень дав но, — сказала Лина. — Интересно, живут ли здесь по–прежнему люди?

Они сидели, глядя на холмы и думая о женщине, которая сделала эти записи. «Каким был ее город?» — думала Лина. Наверное, чем–то похож на Эмбер: город, который попал в беду и жители которого отчаянно ищут спасения. Умирающий город. Но ей было очень трудно представить в этом сияющем месте город, похожий на Эмбер. Как люди могли допустить, чтобы такому прекрасному миру был причинен ущерб?

— Что будем делать теперь? — спросила Лина. Она снова обернула дневник в тряпицу и положила рядом с собой. — Нам не удастся вернуться вверх по реке и позвать их сюда.

— Не удастся. Мы ни за что не сможем провести лодку против течения.

— Значит, мы здесь одни? Навсегда?

— Может быть, существует еще какой–нибудь способ попасть в Эмбер? Например, где–то есть еще одна река, которая течет в обратную сторону. У нас теперь есть свечи, мы сможем пройти в город через Неведомые области, если сумеем добраться до них.

Это было единственное, что пришло им в голову. Целый день они искали путь обратно. Под одним из выступов холма они нашли небольшую трещину, куда втекал ручей. Вода была приятной на вкус, но щель оказалась такой узкой, что туда никак не мог пролезть человек. Они долго бродили по лощинам, заросшим кустами, ползали по каким–то колючкам, но так и не нашли ничего похожего на вход в туннель. Насекомые вились вокруг них и лезли в глаза. Руки Лины и Дуна были вымазаны в земле, а в башмаки набились мелкие камушки. Их толстые, темные, потрепанные куртки были полны колючек, и, поскольку было к тому же очень жарко, они постепенно сняли с себя почти всю одежду. Их кожа никогда еще не ощущала такого тепла, их ноздри никогда не вдыхали столь мягкого воздуха.

Когда сияющий круг поднялся в самую вершину неба, они уселись отдохнуть в тени большого растения, стоявшего на полянке. Поппи уснула, а Лина с Дуном сидели, разглядывая окрестности. Все вокруг было зеленым, самых разных оттенков зеленого, словно увеличенный до огромных размеров ковер из комнаты миссис Мердо. Далеко–далеко внизу Лина различила тонкую серую линию, которая вилась среди зелени, словно карандашный росчерк. Она показала на нее Дуну, и они начали изо всех сил всматриваться, но линия была слишком далеко, чтобы разглядеть ее отчетливо.

— Как ты думаешь, это может быть дорога? — спросила Лина.

— Вполне, — сказал Дун.

— Может быть, здесь все же есть другие люди.

— Надеюсь, — сказал Дун. — Я бы хотел о многом их расспросить.

Они все еще вглядывались в далекую серую нитку, когда услышали какой–то шорох в чащобе. Зашелестели листья. Треснул сучок. Кто–то шуршал и возился за кустами. Они замерли и затаили дыхание. Шуршание на секунду прервалось, затем снова возобновилось. Кто это? Человек? Может быть, стоит окликнуть его? Но прежде чем они сообразили, что делать, на поляну выбежало какое–то существо.

Оно было размером примерно с Поппи, но только ниже, потому что передвигалось не на двух ногах, а на четырех. У него был мех рыжего цвета и вытянутая морда с заостренными ушками. Черные глаза блестели. Существо сделало несколько шагов вперед, опустив нос к земле. Казалось, оно полностью поглощено своими делами. За ним волочился толстый, пушистый хвост.

Тут существо увидело людей и замерло.

Лина и Дун сидели абсолютно неподвижно. Существо тоже не шевелилось. Потом осторожно сделало шаг навстречу к ним, выждало, склонило голову набок, словно желая лучше рассмотреть их, потом еще шаг… Они видели, как блестит его мех, как мерцают искорки света в его глазах.

Долгую минуту они внимательно изучали друг друга, а потом существо отвернулось и неторопливо затрусило прочь. Опустив нос в листву, устилавшую землю, оно побежало к кустам, что–то схватило, а когда оно снова подняло морду, они увидели, что существо что–то держит своими белыми зубами, что–то круглое и фиолетовое. Искоса взглянув на них в последний раз, существо прыгнуло в кусты, держа хвост трубой, и исчезло.

Лина наконец смогла перевести дыхание и взглянула на Дуна, который сидел разинув рот от изумления. Нетвердым голосом он пробормотал:

— Это была самая удивительная вещь, которую я видел за всю свою жизнь.

— Точно.

— И оно тоже видело нас, — продолжал Дун. Лина кивнула. Они оба чувствовали: их узнали. Существо было чрезвычайно странным, до сих пор им не приходилось видеть ничего подобного, и все же, когда оно смотрело на них, в его глазах мелькнула искра узнавания.

— Теперь я знаю точно, — медленно произнес Дун. — Это наш мир. Мы его часть.

Через несколько минут Поппи проснулась и закапризничала, и Лина отдала ей последние горошины из запасов Дуна.

— Как ты думаешь, что это такое было в пасти у существа? — спросила она. — Может быть, мы тоже сможем это есть? Может, это фрукт какой–нибудь? Похоже на этикетку от банки персиков, только другого цвета.

Они встали и пошли искать и скоро набрели на высокое растение, ветки которого ломились от лиловых плодов размером с маленькую свеклу, только гораздо мягче. Дун сорвал один и разрезал своим ножом. Внутри была мякоть, а в середине косточка. Красный сок потек по его пальцам. Дун осторожно лизнул их.

— Сладко, — сказал он.

— Если существо может это есть, наверное, можем и мы, — сказала Лина. — Рискнем?

И они рискнули. Никогда в жизни они не пробовали ничего вкуснее. Лина вырезала из фруктов косточки и давала ломтики Поппи. Сок тек у них по подбородку. Когда они съели по пять или шесть штук, они облизали свои липкие пальцы и снова принялись за поиски.

Они поднимались все выше по склону, пробираясь сквозь цветы, достававшие им до пояса, и почти у самой вершины набрели на какую–то выбоину в земле, словно пласт почвы осел и провалился. Они спустились в провал и в конце его увидели трещину высотой в рост человека, но гораздо уже, чем обычная дверь. Лина боком протиснулась в трещину и обнаружила за ней узкий туннель.

— Давай сюда Поппи, — крикнула она Дуну, — и лезь сам.

Однако внутри было темно, и Дуну пришлось сбегать за свечами. В их неверном свете они крались вперед, и внезапно тропа закончилась, но не тупиком, а зияющей пустотой, так что они невольно попятились. Перед ними был отвесный обрыв такой глубины, что при одном взгляде вниз начинала кружиться голова. Пропасть казалась почти такой же огромной, как мир снаружи. И на самом ее дне тускло светилось облако огней.

— Это же Эмбер! — прошептала Лина.

Они видели в неизмеримой глубине крошечные, ярко освещенные улицы, пересекающиеся под углом, площади, искорки фонарей и темные крыши домов. А вокруг царила абсолютная тьма.

— О, Дун, это наш город, — простонала Лина. — Наш Эмбер! Он, оказывается, находится на дне этой дыры! — Она смотрела в пропасть и чувствовала, что рушится вся ее картина мира. — Мы все жили под землей. — Она была готова заплакать. — Не только Трубы — весь Эмбер был под землей!

Дун стоял на четвереньках, заглядывая через край обрыва. Он изо всех сил всматривался, пытаясь различить крошечные точки — людей.

— Что там сейчас творится, хотел бы я знать? — пробормотал он.

— Они услышат нас, если мы крикнем?

— Не думаю. Мы слишком высоко.

— А если кто–то посмотрит вверх? Он увидит нашу свечу? — спросила Лина. — Хотя нет, не думаю. Фонари горят слишком ярко.

— Как же нам связаться с ними? — ломал голову Дун, и тут Лину осенило.

— Наше письмо! — воскликнула она. — Мы можем бросить им письмо!

И они сделали это. Лина вытащила из кармана записку, которую Дун написал для Клэри. Записку, в которой все подробно объяснялось. Маленькими буквами они приписали сверху:

Дорогие граждане Эмбера!

Мы спустились по реке из туннелей и нашли путь в другое место.

Здесь все покрыто зеленью и все очень большое.

Свет здесь идет прямо с неба.

Следуйте инструкции, которая написана на этой бумаге, и спускайтесь к реке.

Возьмите с собой еды.

Приезжайте как можно быстрее.

Лина Мэйфлит и Дун Харроу

Они завернули записку в рубашку Дуна и положили внутрь камень для тяжести. Потом, держась за руки, встали на краю обрыва — Дун посередине, слева Поппи, справа Лина со свертком в свободной руке. Она зажмурилась и постаралась как можно яснее представить себе город внизу. Потом размахнулась и изо всех сил швырнула сверток в темноту. Они смотрели, как он, крутясь в воздухе, летит все ниже и ниже, пока не скрылся из глаз.

Миссис Мердо в последние дни гуляла даже больше чем обычно. Это помогало ей, вопреки всему, сохранять бодрость духа. Она энергичной походкой пересекала Хакен–сквер, когда внезапно что–то со стуком упало перед ней на мостовую. До чего необычно, подумала миссис Мердо и нагнулась, чтобы поднять предмет. Это был какой–то сверток. Она осторожно развернула его.