Комедия

Herakles und die Augiasställe

Eine Komödie

Действующие лица

Геркулес — национальный герой

Деянира — его возлюбленная

Полибий — его секретарь

Авгий — президент Элиды

Филей — его сын

Иола — его дочь

Камбиз — его батрак

Лихас — письмоносец

Тантал — директор цирка

Десять парламентариев

Двое рабочих сцены

Антракт после девятой картины.

I. Открытая сцена и пролог

Полибий выходит на авансцену.

Полибий. Дамы и господа, несомненно, вид этой сцены, символизирующей наш мир, может вызвать у вас легкую неприязнь. У меня только одно оправдание: другого драматургического решения просто не существует. Мы попытаемся рассказать вам историю, которую никто до нас не решался показать в театре, поскольку в ней, если можно так выразиться, борются два враждующих человеческих начала: потребность в чистоте и художественный инстинкт. И если мы все же отваживаемся на это рискованное предприятие и даже соорудили перед вами целый мир из нечистот, то лишь потому, что нас окрыляет вера в способность драматургического искусства преодолеть любую трудность. Вернее, почти любую: ибо воспроизвести остальные подвиги нашего национального героя невозможно, — как, например, изобразить проникших в колыбель к Геркулесу змей, которых младенец раз, раз и… (жестом изображает удушение) или, например, сцену, когда могучий младенец с такой силой тянет сосок богини Геры, что струя божественного молока разливается по всему небу, — событие космического масштаба, которому мы обязаны появлением Млечного Пути… Где возьмешь таких змей, такого младенца, такую грудь? Но вернемся к делу. Открывающийся вашему взору пейзаж из коровьего помета, или, выражаясь научно, весь этот мифический компост, — не что иное, как тот самый античный навоз, который скапливался в Элиде столетиями и уже давным-давно затопил всю страну. И пусть вас утешит хотя бы то, что если мы предлагаем вам навоз, так уж зато навоз — знаменитый! Дирекция пошла вам навстречу еще в одном пункте: для сцен, которые будут происходить в других, так сказать, более опрятных местах, она предоставила помост и даже снабдила его занавесом. Вот пожалуйста.

Из навоза выкатывается помост, завешенный спереди белым занавесом.

Кулисы мы будем спускать сверху, например вот этот фасад виллы в Фивах, он нам скоро понадобится.

Фасад опускается сверху до половины высоты сцены и снова уплывает вверх.

А вот, например, наш естественный спутник — луна.

Наверху слева показывается полная луна, потом закатывается.

Разве может быть искусство без романтики, романтика — без любви, любовь без лунной ночи? Мы ведь показываем не реалистический спектакль, не нравоучительную пьесу и уж никак не абсурдную драму. Мы предлагаем вашему вниманию произведение поэтическое. Пусть наш сюжет и не очень приятен для обоняния — аромат истинной поэзии возьмет свое. Остальной реквизит притащат на сцену двое рабочих сцены. Например, вот этого обессиленного вепря.

Двое рабочих, кряхтя, кладут на помост вепря, потом собирают в складки занавес — теперь он напоминает ледяную глыбу.

Без этой скотины нам не обойтись. А то, что на ногах у рабочих высокие сапоги, — простительно, если принять во внимание то, что у них под ногами. Дамы и господа! Вот, собственно, и все, что я собирался вам сказать. Но прежде, чем начать спектакль, я хочу вам представиться. Я — грек. Имя мое Полибий, и я родом из Самоса. Я — личный секретарь нашего национального героя. Но даже самое забитое, безответное существо — я умышленно выбираю эти выражения — должно когда-нибудь заговорить после всех этих бесконечных и, с исторической точки зрения, бесплодных столетий. Поэтому-то я и решился заговорить, так сказать, приподнять завесу прошлого. Мы ведь тоже мечтали о месте под солнцем и надеялись на достойное человека существование. И куда же мы приземлились? Вид этой сцены вам все объяснит. Пора, однако, я заболтался. Вон идет мой шеф. Видите, он вешает лук на ледяную глыбу. Садится на помост.

Появляется Геркулес. На нем львиная шкура, в руках лук и дубинка. Он садится на помост радом с вепрем.

Итак, мы начинаем: «Геркулес и Авгиевы конюшни». Это пятый подвиг нашего национального героя, но мы начнем с конца четвертого. Снег. Две тысячи девятьсот одиннадцать метров над уровнем моря. Дамы и господа! Начали.

II. На Олимпийском глетчере

Геркулес, запорошенный снегом, сидит рядом с засыпанным снегом вепрем.

Геркулес. Холодно.

Полибий. Холодно.

Геркулес. Воздух такой разреженный.

Полибий. Высокогорный воздух. (Дует в ладони, хлопает руками по телу, топчется, пытаясь согреться.)

Геркулес. Садись. Твои танцы меня нервируют.

Полибий. Пожалуйста. (Залезает на помост и садится слева от вепря.)

Молчание. Оба мерзнут.

Геркулес. Ветер северный.

Полибий (слюнявит правый указательный палец, затем поднимает его кверху). Северо-западный.

Геркулес. К счастью, я захватил львиную шкуру.

Полибий. А я, к сожалению, одет слишком по-летнему.

Геркулес. Туман сгущается.

Полибий. В десяти шагах ничего не видно.

Геркулес. Снег опять пошел.

Полибий. Начинается буран.

Геркулес. Греки на глетчере — жалкое зрелище.

Грохот.

Полибий. Лавина.

Геркулес. Наша нация не создана для альпинизма.

Полибий. Тем более мы можем гордиться, что первыми взошли на Олимп.

Геркулес. Первым взошел вепрь.

Грохот.

Полибий. Камни летят.

Геркулес. Полгоры катится вниз.

Полибий. А Олимп вообще-то солидная гора?

Геркулес. Понятия не имею.

Молчание. Вьюга.

Полибий!

Полибий. Что прикажете, маэстро Геркулес?

Геркулес. Перестань стучать зубами.

Полибий. Пожалуйста.

Геркулес. Я что-то задумался.

Полибий. Это от холода.

Геркулес. Работаю как лошадь. Побеждаю древних чудовищ, чтобы они не топтали полей Греции. Развешиваю на деревьях разбойников, ставших грозою наших дорог. Но с тех пор, как ты у меня служишь, дела идут хуже, хотя ты и привел в порядок мою корреспонденцию. Я предпочел бы, чтобы было наоборот.

Полибий. Вы правы, маэстро. Первые три подвига, которые я вам организовал, принесли нам немного. Гонорар за немейского льва выплачивали по весу, а лев-то оказался карликовой балканской породы. Гидра утопла в лернейских болотах, а керинейская лань и вовсе от вас сбежала. Остается, правда, эримантский вепрь. Вот это была погоня! До самой вершины божественной горы, которой до нас человеческий глаз и не видывал!

Геркулес. Мы ее тоже не видим.

Полибий. Зато мы наконец пристукнули этого страшного вепря.

Геркулес. А снег все идет.

Полибий. Наконец-то мир вздохнет спокойно.

Геркулес. А нам-то какой прок?

Полибий. Огромный. Эримантский вепрь лежит бездыханный в снегу, а там, где вепрь, там и гонорар.

Геркулес. Но это же не эримантский вепрь, а какая-то дохлая свинья.

Полибий (рассматривает тушу). А ведь и верно. Свинья.

Молчание.

Наверное, за вепрем гналась.

Геркулес. Как и мы.

Полибий. Маэстро, нельзя терять присутствие духа.

Геркулес. Опять лавина.

Полибий. Где свинья, там и вепрь.

Геркулес. Он в том ущелье.

Полибий. В ущелье?

Геркулес. Эримантский вепрь на моих глазах свалился в пропасть.

Полибий. Значит, и гонорар туда же. Пятнадцать тысяч драхм там лежат.

Геркулес. На три тысячи больше, чем я в среднем зарабатываю на разбойнике.

Молчание.

Полибий. А нельзя его оттуда достать?

Геркулес. Слишком глубоко.

Молчание.

Полибий. Надо это дело обдумать.

Геркулес. Свинья тоже замерзла.

Молчание.

Полибий. Эврика!

Геркулес. Что?

Полибий. В Фивах у меня есть знакомый чучельщик. Можно его попросить…

Геркулес. О чем?

Полибий. Чтобы он свинью переделал в вепря. Разница невелика.

Молчание.

Геркулес. Снег прошел.

Полибий. И туман рассеивается.

Геркулес. Встанем.

Встают, отряхивают с себя снег.

Сделаем зарядку.

Приседают, размахивают руками.

Теперь голова опять ясная.

Полибий. Слава Богу.

Геркулес. Ты меня хочешь превратить в афериста.

Полибий (испуганно). Но, высокочтимый маэстро…

Геркулес. Ты хочешь, чтобы я свинью выдал за вепря.

Полибий. Но ведь иначе у нас пропадет гонорар! Подумайте только: пятнадцать тысяч драхм!

Геркулес. Плевать я хотел на твои пятнадцать тысяч!

Полибий. Но, высокочтимый маэстро! Вспомните, сколько у вас долгов!

Молчание. Геркулес рассеянно смотрит на Полибия.

Геркулес. Помолчи!

Полибий. Пожалуйста!

Геркулес (громовым голосом). Мы на Олимпе.

Грохот.

Полибий. Опять лавина.

Молчание.

Геркулес (орет). А мне плевать!

Грохот.

Полибий. Еще одна.

Молчание.

Если будете орать, и другая половина горы вниз покатится.

Геркулес (в бешенстве). Сам ты у меня сейчас покатишься! Нет у меня долгов! Понятно?!

Полибий. Есть, высокочтимый маэстро!

Геркулес. Врешь! (Хватает Полибия за плечи.)

Полибий (в смертельном страхе). Я не вру, высокочтимый маэстро! Вы же это сами знаете. Вы кругом в долгу! Банкиру Эврисфею должны? Должны. А опекунскому управлению, а архитектору Аясу, а портному Леонидасу?.. Всему городу должны, высокочтимый…

Тьма. Грохот. Тишина.

III. Перед помостом

Полибий, хромая, выходит из-за помоста.

Он потирает зад, левая рука его — в гипсе.

Полибий (задыхаясь). Он всегда славился своей вспыльчивостью и сейчас еще знаменит этим. Он столкнул меня вместе со свиньей с Олимпа. Мы упали в лес у подножия горы, а потом он и сам скатился вниз, вместе с верхушкой скалы. (Вытаскивает из-за шиворота сосульку.) Сосулька! (Швыряет ее в оркестр.) К счастью, громадные скалы милостиво меня миновали, зато Геркулес свалился прямо на меня. Он остался невредим. В общем, из нас троих ему больше всех повезло. А я лежал между свиньей и национальным героем. Ладно, хватит об этом. Я бы уже давным-давно бросил эту службу. Но секретарю без диплома (и в Афинах, и в Родосе я завалился на экзаменах) трудно найти место, а кроме того, национальный герой мне уже два месяца задерживает зарплату. Но даже самые страшные вспышки гнева смягчает его…

Деянира (за сценой). Геркулес!

Полибий. …слава… Это Деянира, его возлюбленная. Фантастическая женщина — что за фигура, что за ум! О ней можно рассказывать чудеса!

Геркулес высовывает голову за край занавеса.

Геркулес. Полибий, ты слышишь этот дивной красоты голос, напоминающий серебристый звон колокольчика? Ну, разве она не совершенство? Ее фигура, походка… А звук ее голоса, когда она смеется, поет, читает стихи или произносит мое имя… А как она танцует!.. (Вновь исчезает за занавесом.)

Полибий. Какая прекрасная пара, как дополняют они друг друга! Геркулес — геройская натура, он груб и простодушен, а она изящна и очень тонко чувствует оттенки. Ради нее он совершает самые необыкновенные подвиги, каких требует его ремесло, ибо в ней, по его мнению, воплощен греческий дух, для нее он и очищает свою родину от скверны. Деяниру это иногда даже беспокоит. «Я знаю», — сказала она мне как-то.

Справа появляется Деянира с большой чашей в руках.

Деянира. Я знаю, что нас с Геркулесом считают идеальной греческой парой. Мы и на самом деле очень любим друг друга. Но с тех пор, как у меня эта чаша с черной кровью, я просто боюсь выходить за него замуж.

Полибий. Чаша с черной кровью?

Деянира (с чашей в руках садится на край помоста). Когда мы добрались до реки Эвен, меня пытался похитить кентавр Несс. Геркулес подстрелил его отравленной стрелой. Перед смертью кентавр посоветовал мне собрать его кровь в чашу и пропитать ею сорочку Геркулеса, тогда, мол, он мне останется навсегда верен. А я этого еще не сделала. Он ненавидит сорочки и почти всегда ходит голый, если не надевает львиную шкуру. Пока мы еще свободны. Но когда-нибудь придется обвенчаться. Тогда я буду бояться его потерять, и он будет носить рубашку, потому что с годами станет мерзнуть. Тогда вот я и пропитаю его рубашку черной кровью кентавра. (С чашей в руках уходит направо.)

Полибий. Вот вам и Деянира. Что же касается царя Авгия, чья дерзость сыграла решающую роль в жизни нашей героической пары, — то он представится вам лично. Итак, выход Авгия. (Уходит налево.)

Слева появляется Авгий. Он в сапогах. Быстрым взглядом окидывает помост, потом выходит к публике.

Авгий. Сперва кое-какие сведения о нашей Элиде. Она расположена в Греции чуть южней тридцать восьмой параллели, приблизительно на уровне Сицилии, а точнее — в западной части Пелопоннеса. Ее северная и южная границы проходят по рекам Пеней и Алфей, на западе она омывается Ионическим морем, а на востоке граничит с Аркадией, — довольно безотрадным местом, вопреки тому, что о нем говорят. Почва у нас хорошо унавожена. Под навозом лежат молассы, а еще глубже — гнейс. Климат, если не считать частых проливных дождей, вполне приличный. Таковы же и обычаи. Зима, к сожалению, довольно суровая, а теплый горный ветер действует усыпляюще. Отсюда пословица: «Заспанный, как элидиец». Главный город, как и вся страна, называется Элида. А вот данные о поголовье скота — у нас восемьсот тысяч голов крупного рогатого скота и шестьсот тысяч свиней. Считая округленно. Кур несколько миллионов. Яиц… (Роется в карманах, достает яйцо, показывает.) Яйца у нас очень крупные, питательные и вкусные. Населения — двести тысяч. Тоже если округлить. Религия: умеренно дионисийская, но есть и общины, по старинке поклоняющиеся Аполлону. Политика либерально-патриархальная. Нам приходится лавировать между Афинским морским союзом, гегемонией Спарты и персидской мировой державой. О себе самом распространяться не буду. Сказать по правде, я даже и не царь, а всего-навсего президент Элиды. А точнее говоря, просто самый богатый из крестьян, а так как страна у нас крестьянская, то наиболее уважаемый и правит парламентом. Семейное положение — вдовец. Двое детей. Разрешите вам их представить.

Слева и справа выходят Филей и Иола. Филей неуклюже кланяется. Иола делает книксен. Оба несколько занавожены.

Филей — мой сын, восемнадцатилетний сорванец, и Иола — моя дочурка. Ей четырнадцать. Ладно, можете убираться.

Дети уходят.

Вот и вся моя личная жизнь. Что же касается пресловутого навоза, — он-то и стал предметом жарких дискуссий в нашем великом национальном собрании. Будьте добры, отодвиньте помост… итак, мы — в старинной ратуше элидийской крестьянской республики.

Помост отъезжает в глубину сцены и исчезает.

(Смущенно.) То есть я хотел сказать… Понимаете ли… Так как ратуша — как бы это выразиться? — уже давным-давно там, внизу, — одним словом, погребена под нашими агрономическими отбросами… Ну вот, пришлось поэтому перенести заседание Великого национального собрания в мою конюшню. Проще и удобнее.

IV. Первая в Авгиевой конюшне

Над серединой сцены висит веревка с коровьим колокольчиком. Десять парламентариев, вынырнув из навоза, окружают Авгия. Их видно лишь по пояс. Они похожи на огромных загаженных идолов. Вся сцена играется в очень медленном темпе.

Авгий звонит в колокольчик. Сначала вообще ничего не происходит.

Первый парламентарий. Воняет в нашей стране. Просто невыносимо.

Второй парламентарий. Кругом навоз. И больше ничего.

Третий парламентарий. В прошлом году хоть крыши были видны, теперь и они скрылись.

Четвертый парламентарий. Да. Сидим по горло в дерьме.

Все парламентарии. По горло.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Пятый парламентарий. Но мы же сидим в дерьме!

Шестой парламентарий. По горло. И даже выше.

Седьмой парламентарий. Загажены.

Восьмой парламентарий. Насквозь провоняли.

Все парламентарии. Не продохнуть.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Первый парламентарий. Хоть бы выкупаться… Но и в воде дерьмо.

Второй парламентарий. Ноги хоть бы вымыть.

Третий парламентарий. Лицо.

Четвертый парламентарий. Говорят, есть страны, где уровень навоза пониже.

Остальные парламентарии. Зато у нас он больно высок.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Девятый парламентарий. Зато мы все здоровы.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Десятый парламентарий. Зато мы посещаем храм.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Девятый парламентарий. Зато мы древнейшая демократия Греции.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Десятый парламентарий. Самый свободный народ в мире.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Девятый парламентарий. Мы — самые древние из греков.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Первый парламентарий. Нам необходимо ввести культуру, как в остальных частях Греции.

Второй парламентарий. Промышленность, туризм.

Третий парламентарий. Чистоту.

Четвертый парламентарий. Либо мы очистим страну от навоза, либо погрязнем в нем по уши.

Остальные парламентарии. По уши.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Пятый парламентарий. Время не терпит.

Шестой парламентарий. Позор!

Седьмой парламентарий. Надо принять меры.

Восьмой парламентарий. Какие?

Девятый парламентарий. Понятия не имею.

Десятый парламентарий. Не то мы провоняем. Насквозь.

Остальные парламентарии. Насквозь.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Первый парламентарий. Против судьбы не попрешь.

Остальные парламентарии. Не попрешь.

Молчание.

Авгий (звонит в колокольчик). Мужи Элиды!

Третий парламентарий. Слушайте президента Авгия!

Остальные. Послушаем.

Авгий. У меня есть идея!

Молчание.

Все. Идея?

Авгий. Неожиданная идея.

Молчание.

Четвертый парламентарий. Я даже испугался.

Молчание.

Все. Говори.

Молчание.

Авгий. Мужи Элиды! Нам, по-моему, необходимо избавиться от навоза. Среди нас нет таких, кто бы не выступил против навоза. Более того, из всех греков мы, жители Элиды, самые непримиримые враги навоза.

Все. Правильно.

Авгий. Однако есть разница между показной и радикальной уборкой. Если мы освободимся от навоза лишь частично, он через год вновь поднимется до нынешнего уровня, а то и выше, если учесть нашу производительность. Поэтому я за радикальную уборку.

Все. Правильно!

Пятый парламентарий. Итак, долой навоз!

Все. Долой навоз!

Авгий. Долой навоз! Это — великие слова. Мы — подлинная демократия и стоим на пороге решительного обновления государства. Задача, поставленная перед нами, столь ответственна, что нам необходимо выбрать Верховного ассенизатора, если мы всерьез хотим ее выполнить. Правда, с другой стороны, мы подвергаем угрозе нашу свободу. Дерьма не будет, а Верховный ассенизатор останется, и удастся ли нам его тоже убрать — большой вопрос. История нас учит, что верховные ассенизаторы всегда остаются. Но нам грозит и еще большая опасность. Если мы займемся уборкой навоза, у нас не останется времени для ухода за коровами, производство сыра и масла снизится, экспорт сократится. Убытки превысят всю пользу от этой затеи.

Девятый и десятый парламентарии. Убытки.

Остальные. Пусть за уборку платят богатые.

Шестой парламентарий. От них больше всего навоза.

Девятый и десятый парламентарии. С нас и так дерут налоги.

Остальные. Пусть уберут навоз, и весь разговор.

Авгий. Мужи Элиды! Я перехожу к своей идее. На последнем Совете Правителей в Аркадии говорилось о каком-то Геркулесе, которого называют Спасителем отчизны от нечисти. Он-то нам и нужен для спасения от нечисти или нечистот, что одно и то же. Я хочу написать ему письмо. Мы ему предложим приличный гонорар и оплатим издержки. Пока мы будем смотреть за скотом, он сможет приступить к работе. Таким образом нам уборка обойдется дешево.

Все. Дешево!

Седьмой парламентарий. Вот именно. Так мы и сделаем.

Все. Правильно!

Авгий и десять членов парламента снова погружаются в навоз.

V. Перед домом Геркулеса в Фивах

Сверху на помост опускается фасад античного здания.

Справа появляется письмоносец Лихас.

Лихас. Меня зовут Лихас. Мой почтовый участок в Фивах — Кадмея. Я должен отнести нашему национальному герою Геркулесу, проживающему по улице Кадма, тридцать четыре, заказное письмо от Авгия. Следовательно, я — письмоносец. И еще какой письмоносец! На свете много выдающихся царей, много выдающихся полководцев, много выдающихся артистов и даже много гениев, но выдающийся письмоносец только один. Это я. И, надеюсь, вам не покажется нескромным мое утверждение, что я представляю собой, так сказать, основной персонаж этой пьесы, хотя появляюсь в ней всего лишь раз, а именно — теперь. Все дело в том, что я — тот самый классический вестник беды, который, спустя несколько лет после эпизода с Авгиевыми конюшнями, передаст Геркулесу знаменитую посылку с рубашкой Несса. Это случится на острове Эвбея, куда меня к тому времени переведут по распоряжению почтового ведомства. Отправитель: Деянира. Место назначения — постоялый двор в предгорье Кениона. Впрочем, сама по себе рубашка была белоснежной, ничто не указывало на то, что она пропитана черной кровью кентавра. Я-то думал — рубашка есть рубашка, и передал посылку. Сейчас я вам покажу, как все это происходило.

Сверху прямо в руки Лихаса падает пакет.

Полдень. Небо серебристого цвета, пасмурное. Январь. Холодно. Относительно холодно.

Смена освещения. Фасад становится прозрачным и призрачным. Справа на сцену вдвигается могильный холм Филея — куча земли, увенчанная разбитым шлемом и пропитанным кровью элидийским одеянием с порванными свадебными лентами.

Направляюсь я, значит, к гостинице, прохожу мимо кургана Филея. (Поднимает с холма шлем, показывает его публике.) С сыном Авгия вы уже знакомы. Молодой человек отыскал наконец Геркулеса, вызвал его на дуэль, ну а потом останки его сгребли… (Кладет на место шлем.) Дохожу до дверей, звоню. (Дергает за звонок, но звонка не слышно.) Дверь отворяет Иола, дочка Авгия, ее вы тоже знаете. Отворяет, как ни в чем не бывало. Будто не ее брата убили. Та самая Иола, к которой ревнует Деянира.

Иола отворяет дверь.

В прозрачном одеянии, увешанная драгоценностями. Конечно, все это подарки Геркулеса, который захватом города Ойхалия поправил наконец свои дела. А ведь эта потаскуха еще недавно ходила в лохмотьях, босая. Я говорю ей: примите почту, барышня, посылку нашему национальному герою от его супруги. Она принимает посылку и исчезает.

Иола запирает дверь.

(Садится на помост слева, возле двери.) Исчезает. Видели? Ни слова не сказала, только улыбнулась. И при этом глянула на меня глазами косули. Нежно и невинно. (Достает из-за фасада дома кувшин с вином.) Я, конечно, мог сразу уйти. Но остался. К сожалению. Пью, значит. (Пьет.) Слышу, как там, на постоялом дворе, смеется Иола.

Слышен задорный смех.

Но вдруг все замолкает.

Тишина.

Вот тут-то Геркулес меня и сцапает. Сейчас появится в дверях.

Дверь распахивается, появляется Геркулес. Он весь в крови.

Геркулес. Смотрите все на меня, смотрите и ужасайтесь!

Лихас. Он пропал. Черная кровь Несса уже разъела его тело.

Темно. Виден лишь Лихас.

(Устремляется вперед, глядя в публику.) Теперь понятно, почему одним мощным движением он запустил меня ввысь. Понятно, хотя и несправедливо. Впрочем, мой стремительный полет открыл передо мной картину поистине грандиозную. Сверху была видна вся Греция. Акрополь казался крохотным кубиком, Олимп — засахаренной норкой крота. И я чрезвычайно горд за нашу прекрасную, еще не целиком охваченную нашим почтовым ведомством, родину. А дальше вот что. Я падаю. Но, дамы и господа, я лучше избавлю вас от этого зрелища. Все дальнейшее — чисто почтовое мероприятие, предпринятое над моей особой. И эта посылка прибыла к месту назначения. В преисподнюю. Пятый круг. Отделение для болтунов. Я был несколько удивлен, должен признаться. Хотя и далек от критики. Но не было ли это ошибкой главного почтового управления?

Сцена вновь освещается, виден фасад.

Могильный курган Филея отъезжает вправо.

Но я забежал вперед. Надо вернуться в Фивы, к дому нашего национального героя по улице Кадма, тридцать четыре. Передадим ему письмо Авгия. Вот оно, это письмо. (Подымает руку с письмом.) Поистине роковая весть. (Опускает руку с письмом.) Дамы и господа, я знаю, что вы сейчас обо мне думаете. Но это ошибка. Тайна переписки есть тайна переписки. Это кредо нашей почты, в том числе и мое кредо. И дело не только в том, что я снова заклеиваю каждое прочитанное мною письмо, но и в том, что я читаю их не как частное лицо, а исключительно по соображениям почтово-психологическим. Ведь наше почтовое управление наряду с прекрасным вкусом и художественным чутьем — достаточно указать на выпускаемые нами юбилейные марки — обладает также и большим тактом. Но именно такт требует знакомства с содержанием всех почтовых отправлений. Представьте себе, что я вручаю какое-то очень печальное сообщение и при этом напеваю веселую песню. Или, наоборот, я прихожу с радостным известием, а лицо мое выражает грусть. Такая бесчеловечность была бы просто губительной. Однако тс-с! Больше ни слова о письме, которое я сейчас вручу. (Подходит к двери, чтобы позвонить, но вновь оборачивается к публике.) Скажу лишь одно: оно очень неприятное. И не только с точки зрения стиля. Ведь элидийцы явно понимают термин «спаситель отчизны от нечисти» слишком буквально, как «спаситель от нечистот». Такое обращение может лишь обидеть Геркулеса, да и не его одного: вся нация почувствует себя оскорбленной, если письмо это станет известным. Я просто побелел, когда ознакомился с его содержанием. И не только я один, но и моя жена, а также пекарь Антипоин, мясник Ликимний, столяр Мирмион, жестянщик Офельт, виноторговец Крот, трактирщик Ойней, полицейский Триоп, боксер Мероп, жрец Панопей, гетера Пирена — между прочим, очень недорогая и вполне чистоплотная, поет, танцует, прекрасно читает стихи, особенно классиков, наше почтовое отделение ее горячо рекомендует (Центральный городской ров, шестнадцать.) Короче говоря — все прочитавшие письмо были возмущены. Но это строго между нами. Я — письмоносец. Мое дело разносить письма и вручать их без комментариев, а не оплакивать судьбы мира. (Звонит.)

На этот раз звонок слышен.

Появляется Полибий.

Пожалуйста. (Передает письмо Полибию.)

Полибий. Спасибо. (Берет письмо и исчезает за дверью.)

Лихас. Дамы и господа! Смотрите внимательно. Сейчас такое будет. (Уходит налево.)

Тишина.

В доме страшный грохот, трезвон, потом стоны.

Тишина.

Выбегает разъяренный Геркулес.

Геркулес. Я побежал в трактир. К Ойнею. Напьюсь. (Уходит направо.)

Тишина.

Слева появляются двое рабочих сцены с носилками.

Они исчезают в доме и вскоре выносят оттуда чье-то тело.

После их ухода справа появляется Полибий. На нем одной повязкой стало больше. Опирается на костыль.

Полибий. На носилках лежал я. Но предложение Авгия все равно необходимо принять. Мне пора, наконец, получить мои деньги, хотя бы герою пришлось моими костями драить преисподнюю. Я поговорю об этом с Деянирой, потому что еще одна такая беседа с Геркулесом может стоить мне жизни.

VI. В доме Геркулеса в Фивах

Полибий по-прежнему стоит справа, фасад дома уплывает вверх и исчезает. На помосте — Деянира на фоне греческого интерьера. Она сидит на греческой кушетке и чистит щеткой львиную шкуру. В глубине виден спящий Геркулес.

Деянира. Мне, право, очень жаль, Полибий, что Геркулес так вспылил.

Полибий. Ерунда!

Деянира. Геркулес тебя очень ценит. У него грубая внешность, но доброе сердце.

Полибий. А это главное.

Деянира. Нога еще болит?

Полибий. Главное, что температура упала.

Деянира. А что тебя ко мне привело?

Полибий. Президент Элиды прислал письмо.

Деянира. Это тот смешной мужик, который требует, чтобы Геркулес убрал у него навоз? Ну и хохотала же я!

Полибий. Мне, к сожалению, было не до смеха, мадам. Моя нога…

Деянира. Да, конечно, Полибий, твоя нога… (Смущенно умолкает, продолжая чистить шкуру.) Ты ведь не считаешь, что нам надо было принять это предложение?

Полибий. Мадам, памятуя наши долги…

Деянира (смотрит на него с удивлением). Разве у нас есть долги?

Полибий. Увы, мадам.

Деянира. И много?

Полибий. Нас осаждают кредиторы. Я уже не говорю о штрафах. Мы на грани банкротства.

Молчание.

Деянира (продолжает упрямо чистить шкуру.) Я продам драгоценности.

Полибий. Мадам, все ваши камни — фальшивые. Настоящие мы были вынуждены продать. В этом доме теперь все поддельное.

Деянира. Одна львиная шкура. (Встряхивает ее.)

Поднимается облако пыли. Полибий кашляет.

Полибий. Вот именно.

Деянира (продолжает чистить шкуру, потом прерывает свою работу). А сколько предлагает Авгий?

Полибий. Трудно сосчитать. Элидийцы — крестьяне. Очень прилежные, но примитивные, лишенные всякой культуры. Они умеют считать только до трех. Они мне дали пергаментный свиток. Он весь усеян тройками, и я их как раз подсчитываю. Пока я насчитал триста тысяч драхм.

Деянира. Нас это выручит?

Полибий. Более или менее, мадам.

Деянира. Я поговорю с Геркулесом.

Полибий. Буду вам очень признателен, мадам. (С облегчением ковыляет направо.) Одно дело сделано. (Уходит.)

Деянира. Геркулес! (Продолжает чистить шкуру.) Геркулес!

В глубине сцены поднимается все еще хмельной Геркулес.

Геркулес (робко). Алло.

Деянира (ласково). Алло.

Геркулес (смелее). Уже поздно?

Деянира. Скоро вечер.

Геркулес (чуть-чуть испуганно). Вечер? (Берет себя в руки.) А я только проснулся.

Деянира. Сядь.

Геркулес. Лучше не надо. Не то опять засну. А ты все чистишь?

Деянира. Чищу. Твоя шкура снова пришла в чудовищный вид.

Геркулес. Немыслимое одеяние! К тому же слишком деликатное для моей профессии.

Деянира. Немыслимым, дорогой, стало твое поведение с тех пор, как ты получил письмо от этого Авгия. Ты измываешься над своим секретарем, напиваешься в фиванских кабаках, насилуешь в городском парке гетеру Ойрату и возвращаешься пьяным домой только к утру. С двумя девками.

Молчание. Деянира чистит шкуру.

Геркулес (удивленно). С двумя девками?

Деянира. Голодные твари из Македонии. Я их тут же с первым кораблем спровадила домой.

Молчание. Деянира чистит шкуру.

Геркулес. Голова раскалывается.

Деянира. Могу себе представить.

Геркулес. Я ничего не помню.

Деянира. Приходила полиция.

Геркулес. Полиция?

Деянира. Да. Лейтенант Диомед.

Геркулес. А почему меня не разбудили?

Деянира. Пытались. Пришлось мне самой его принять. Пока я лежала в ванной.

Молчание. Деянира продолжает чистить шкуру.

Геркулес. Неужели ты хочешь сказать…

Деянира. Хочу.

Геркулес. Что ты этого Диомеда в ванной…

Деянира. Моя ванная все же — не городской парк, дорогой.

Геркулес. Этот Диомед — знаменитый на всю Грецию бабник.

Деянира. Вроде тебя.

Молчание. Деянира продолжает чистить шкуру.

Геркулес. Чего ему надо было, сопляку?

Деянира. Поставить меня в известность.

Геркулес (мрачно). Об этой гетере? Могу себе представить. Эта шлюха, конечно, ему сама все рассказала. Публики в парке не было. Если вообще все это правда.

Деянира. Правда. Мимо вас проходила группа отцов города. Но он приходил не из-за этого. Ты разрушаешь банки.

Геркулес. Банки?

Деянира. Вырвал с корнем все колонны Фиванского банка, выломал бронзовые двери в Дорийском банке, а с банка Эврисфея сорвал крышу. И чего это ты против них ополчился?

Геркулес. Так. Просто надоело приносить пользу человечеству и нянчиться с ним, как с ребенком. Все эти подвиги мне просто осточертели! А наших самодовольных, зажравшихся горожан глаза бы мои не видели! Наживаются, сволочи, на моем благородстве. В бешенство от них прихожу. К тому же у меня долги. Пойду-ка я лучше высплюсь.

Деянира чистит шкуру.

Пыль проклятая.

Деянира. Мне необходимо с тобой серьезно поговорить.

Геркулес. Серьезно поговорить? Да ты же целое утро…

Деянира. Сейчас уже почти вечер.

Геркулес. Но ты целое утро серьезно со мной говорила.

Деянира указывает на диван.

Пожалуйста. (Садится на диван справа, рядом с Деянирой.)

Деянира. Геркулес! Нам необходимо принять предложение Авгия.

Молчание.

Геркулес. Деянира! Я спустил с лестницы своего секретаря и выбросил его во двор, когда он об этом заикнулся.

Деянира. Что ж, ты и меня хочешь куда-нибудь выбросить?

Геркулес. Но ты же не можешь от меня требовать, чтобы я пошел чистить дерьмо!

Деянира. Мы кругом в долгах.

Геркулес. Я одолел самых страшных чудовищ, победил гигантов, справился с великанами Герионом и Антеем, носил на плечах небосвод со всем грузом его созвездий. И вот теперь от меня требуют, чтобы я стал придворным золотарем у человека, который и считать-то умеет только до трех, и даже никакой не царь, а всего-навсего президент. Да ни в жизнь.

Деянира. Наш дом опишут.

Геркулес. Вся Греция будет надо мной смеяться.

Деянира. Нам грозит банкротство.

Геркулес. Ни за что.

Деянира. Ты не имеешь права отказываться. Должен же ты, наконец, понять. Важно не то, что человек делает, а как он это делает. Раз ты герой, значит, ты и с дерьмом будешь обращаться как герой. Что бы ты ни делал — это не может быть смешным, раз это делаешь ты.

Молчание. Деянира чистит шкуру.

Геркулес. Деянира!

Деянира. Что, Геркулес?

Геркулес. Пойми же, я не могу. Не могу. Не могу.

Молчание.

Деянира (откладывает в сторону щетку, поднимается с дивана). Тогда я беру на неделю отпуск.

Геркулес. Отпуск? (Растерянно на нее смотрит.) Зачем?

Деянира. Чтобы посетить банкира Эврисфея и торговца оружием Фукидида — двух богатейших мужей Греции, а потом и всех царей, одного за другим.

Молчание.

Геркулес. Чего тебе надо от этих ничтожеств?

Деянира. Отныне ты должен стать самым богатым из греков. Не напрасно же я была величайшей гетерой Греции, прежде чем стала твоей возлюбленной!

Геркулес (встает). Я их всех убью.

Деянира. Тебе это ничего не даст.

Геркулес. Но ведь это безумие!

Деянира. Нам нужны деньги.

Геркулес. Ты никуда не пойдешь.

Деянира. Нет, пойду.

Они смотрят друг на друга.

Геркулес. Пойду я. В Элиду. Чистить дерьмо. Лучше быть скотником, чем сутенером.

Помост с Деянирой и Геркулесом откатывается назад и исчезает.

VII. Прибытие в Элиду

Сцена представляет собой сплошное море навоза.

Из него могучим прыжком выскакивает Филей.

Филей (задыхаясь). Граждане Элиды! Выходите из конюшен! Грядет Геркулес! Я сам видел, как он причалил к берегу Пенея на корабле с алым парусом. Огромный, голый вышел он на берег, держа в своих мощных руках возлюбленную, закутанную в львиную шкуру. Она прекрасна, как богиня. И я убежал, не в силах выдержать этой красоты. Бросьте все дела, бросьте все, вылезайте на свет Божий, торопитесь украсить город! Геркулес идет, идет Геркулес! (Снова исчезает в навозе.)

Слева выныривают Авгий и Великое национальное собрание.

Невидимый оркестр исполняет первую строфу государственного гимна.

Справа появляется Геркулес и Полибий на костыле. Оба в неописуемом виде. Они несут паланкин, в котором угадывается Деянира. Элидийцы затягивают государственный гимн.

Элидийцы.

Пение постепенно прекращается, лишь оркестр исполняет гимн до конца. Авгий идет навстречу Геркулесу. Церемонно раскланивается.

Геркулес отвечает поклоном.

Авгий. Геркулес! Национальный герой! Наконец-то наступил этот великий исторический момент. Наконец-то ты здесь — в стране свободы, в стране древнейших греков! Ты явился к нам как спаситель… (Собранию.) Кланяйтесь!

Великое национальное собрание раскланивается.

Ты явился к нам как спаситель, поскольку мы еще не освободились от… (Роется в карманах.) Прости, не могу найти текста речи, а ведь, пока я доил, она у меня была здесь. Ну, ничего не поделаешь. Прости нам наш государственный гимн. Он у нас не очень удачный. Никто не может выучить текста как следует. «Народ-герой вслед за тобой», или наоборот. Текст ужасный, впрочем, как текст всякого гимна. Короче говоря: добро пожаловать к нам, в Элиду!

Геркулес. Президент Авгий! Элидийцы! Благодарю за дружеский, теплый прием! Дорога к вам была чудовищной. Мы прошли сквозь ад. Мы вязли в болотах, карабкались на высоченные горы, барахтались в навозе, разгоняя миллионы кудахтающих кур. Борода полна навозных жуков, а тело облепили мухи. Элидийцы! Выслушайте мою торжественную клятву. Я спасу вашу страну от навоза. Радикально и навсегда. Я запружу обе реки — Алфей и Пеней — и смою навоз в океан, хотя бы мне пришлось утопить в дерьме все Ионическое море.

Авгий. Геркулес из Фив! Твоя речь подобна лучу света, озарившему наше темное царство. Иди со мной, я поведу тебя и твоих спутников на Лужайку приемов, где нас ждет скромная трапеза.

Все уходят влево. Оркестр исполняет государственный гимн.

VIII. Первая лунная ночь

Из навоза опять выплывает помост. На помосте открытый шатер, в котором сидит Деянира. Слева и справа — еще два шатра. Луна наверху слева.

Деянира. Наконец-то кончился банкет. Теперь хоть поговорить можно. Ведь я родом из страны, где женщины не значат ничего, а гетеры — всё. И вот меня занесло в страну, где даже гетерам голоса не дано. О мои семивратные Фивы, о золотой град Кадмея, и зачем только я вас покинула! Теперь меня окружает мрачный и варварский мир. Я беспомощна. Я в отчаянии. Моя душа полна кошмарных видений. Не могу отделаться от ужаса, когда вспоминаю, как здесь пожирают целые стада быков и свиней, тонны бобов, опустошают целые бочки водки.

И при этом еще произносят бесконечные тосты. И все время целуются. Могу только плакать в одиночестве. Но слава Богу, хоть этот пир позади. Мы ведь даже не в самой Элиде, а на какой-то скале неподалеку от города, которая, подобно острову, торчит из океана навоза. Тут даже есть серебряный ручеек, в котором мы умываемся. Скоро рассвет. Луна вот-вот зайдет.

Луна закатывается в сторону горизонта.

Тишина. Лишь журчит ручеек. Геркулес и Полибий спят в своих шатрах, а мне не спится. Я сижу на львиной шкуре моего возлюбленного и смотрю на луну, которая ухитряется даже горы навоза превратить в нежно-голубые холмы. Но вдруг прямо передо мной возникает юноша в высоких сапогах. Он смущен. Он смотрит на меня удивленно своими большими глазами, потом опускает взгляд. Мое тело мерцает как белый мрамор в лунном свете, оно так прекрасно, что молодой человек не в силах поднять на него глаза.

Перед Деянирой стоит Филей.

Кто ты?..

Филей. Я…

Деянира. Ты не умеешь говорить?

Филей. Я — Филей, сын Авгия.

Деянира. Что тебе нужно?

Филей. Я… Я пришел за Геркулесом, чтобы он осмотрел навоз. Я ему принес сапоги. (Ставит на землю пару сапог.)

Деянира. Посреди ночи?

Филей. Прости.

Деянира. Ты мне скажешь правду?

Филей. До вашего приезда я видел только лошадей, быков и коров. Я рос, как все здесь в Элиде. Грубым и сильным. Меня били, и я бил. Но вот я увидел Геркулеса и тебя, и мне кажется, что я впервые узнал людей и что сам я — косматый зверь.

Деянира. За этим ты и пришел?

Филей. Я хотел побыть возле вас.

Деянира. Ты еще очень молод.

Филей. Мне восемнадцать.

Деянира. Присядь рядом со мной.

Филей. Ты ведь… Я никогда раньше не видел раздетой женщины.

Деянира. О, я прикроюсь львиной шкурой. Хочешь сесть рядом?

Филей. Если разрешишь. (Робко присаживается около нее.)

Деянира. Я устала, но не могу заснуть. Я боюсь этой страны, этих людей, и когда луна пошла на убыль, мне вдруг показалось, что кто-то пробирается сюда, чтобы убить меня и Геркулеса. И вот пришел ты. Молодой человек с горячим телом и добрыми глазами. Я положу голову к тебе на колени, чтобы мне не было страшно, когда луна окончательно исчезнет.

Луна закатилась. Освещение меняется. Утро. Из правого шатра высовывается голова Геркулеса, из левого — Полибия. Они выходят наружу.

Геркулес. С добрым утром.

Полибий. С добрым утром.

Геркулес (делает зарядку). До чего же воняет навозом.

Полибий. Пар идет.

Геркулес. Видно, элидийский навоз где-то совсем близко.

Полибий. Нет, это ветер.

Геркулес. Как твоя левая рука?

Полибий. Уже могу двигать.

Геркулес. А правая нога?

Полибий. Больше не болит.

Геркулес (массирует затылок). Не пойму… Эта ихняя водка…

Полибий. Я сейчас приготовлю завтрак. Бобы, сало, говядина. Элидийское национальное блюдо.

Геркулес. Давай-ка приступим к работе.

Оба одновременно замечают Деяниру и Филея. Молчание.

Ах ты, черт…

Полибий. Я просто потрясен, высокочтимый маэстро.

Геркулес. Это кто?

Полибий. Понятия не имею, высокочтимый маэстро.

Геркулес. Как он сюда попал?

Полибий. Сходить за дубинкой?

Геркулес. Ерунда, Полибий. Я же не людоед. Разбуди его. Только осторожно.

Полибий (костылем дотрагивается до Филея). Эй!

Филей (испуганно выскакивает). Ой! (Испуганно смотрит на Геркулеса и Полибия.)

Геркулес (тихо). Извини за беспокойство.

Филей (смущенно). Деянира просила…

Геркулес (тихо). Не так громко, не то она проснется.

Филей (тихо). Деянира просила, чтоб я разрешил ей положить голову ко мне на колени.

Геркулес. Вижу.

Молчание.

А ты, собственно, кто такой?

Филей. Филей, сын Авгия.

Геркулес. Очень рад.

Молчание.

Филей (смущенно). Я пришел навестить тебя.

Геркулес. Вижу.

Филей. Я принес тебе сапоги. (Показывает на сапоги.)

Геркулес. Для этой местности они пригодятся.

Филей. Я думал, что ты сегодня захочешь осмотреть элидийский навоз.

Геркулес. Элидийский навоз надо не осматривать, а убирать, мой мальчик. Я с утра примусь за работу и запружу реки.

Филей. Это нельзя.

Геркулес (озадаченно). Чего нельзя?

Филей. Реки запруживать.

Геркулес. Почему?

Филей. Потому что у тебя нет санкции водного управления.

Геркулес (гневно). Водного управления?

Филей (тихо). Потише, Деянира…

Молчание.

Геркулес (тихо). На что мне санкции водного управления?

Филей. Потому что мы в Элиде. У нас на все нужна санкция.

Молчание.

Геркулес. Давай сюда сапоги. (Натягивает сапоги.) Полибий!

Полибий. Высокочтимый маэстро Геркулес?

Геркулес. Мы идем к Авгию.

Полибий (бледнеет). Высокочтимый маэстро. Вы можете мною как угодно распоряжаться. Ведь я ваш личный секретарь. Но все же существует предел человеческих возможностей. Я не колеблясь пошел с вами в вонючие лернейские топи за этой Гидрой, не раздумывая карабкался на обледенелую вершину Олимпа, но в это дерьмо я второй раз не полезу.

Геркулес (надел сапоги). Пошли. (Идет направо.)

Полибий ковыляет за ним следом.

(Останавливается возле Филея.) А ты здесь побудь. И охраняй сон прекрасной дамы.

Полибий. Молодой человек, радуйся, что ты еще жив. (Ковыляет вслед за Геркулесом.)

IX. Вторая в Авгиевой конюшне

Слева, из глубины, торопливо проходят направо, к авансцене двое рабочих сцены с носилками. Потом появляется Авгий со своим батраком Камбизом. У каждого из них к спине привязана скамейка. В руке подойник.

Авгий. Нет, это великая честь, мой батрак Камбиз! Мне оказали великую честь, дав возможность продемонстрировать четырех лучших из ста моих коров. Подай-ка жиру, Камбиз.

Они натирают жиром руки.

За вымя надо браться осторожно. Дойка хотя и требует силы, но это тонкое искусство. Вон та крайняя в красных пятнах — это Пеструха. Великолепный экземпляр горной элидийской породы. Очень вынослива и продуктивна. А рядом с ней — Корона. Она, сами видите, поприземистей и пошире, и рога у нее не такие острые. Зато, как золото, горит, когда солнце проникает в щели, прорезая темный мрак хлева. Подбавь-ка Короне и Пеструхе сена, Камбиз, да и двум другим тоже.

Камбиз берет в руки вилы и делает вид, будто подает сено.

Люблю работать в своем хлеву — сразу забываешь о мирской суете, в которой приходится погрязать президенту. Эти большие тихие звери меня успокаивают, особенно когда возвращаешься к ним после заседания парламента. Сейчас, например, у нас было очень бурное ночное заседание. По правде сказать, самый вонючий навоз у нас не в конюшне. Кстати, Корона уже четырнадцать раз телилась, такая добросовестная, терпеливая скотина. Слышите, как нежно мычит? Дамы и господа, она смотрит на вас тем королевским взглядом, который отличает нашу отечественную равнинную породу скота. Однако надо посторониться.

Двое рабочих сцены несут на носилках справа налево какое-то тело.

Простите. Пострадавшего уносят в больницу. Наша элидийская почва имеет свои недостатки. (Всматривается в лежащего на носилках.) Полибий. Какая жалость. Скатился с высокой навозной кучи, пробил крышу и упал на моего лучшего племенного быка. Но вернусь к моим призерам. Вот это Буренка — бурая горная порода с верхнего Пенея. Дает пятнадцать литров молока в день. Нижняя часть живота и уши изнутри — белые. Ты мое золотце, сейчас тебя подою! И, наконец, Леди — черная красавица. Пять раз получала призы. Двадцать литров в день дает играючи! Гордость нашего элидийского молочного хозяйства. Но хватит. Разболтался. Пора нам с батраком приступать к работе.

Садятся. Авгий слева, Камбиз справа. Ласкают коров, которые существуют только в воображении публики.

Не балуй, Буренка.

Камбиз. Не балуй, Пеструха.

Начинают доить. Из глубины справа появляется Геркулес.

Геркулес. Авгий, у меня к тебе дело.

Авгий. Не балуй, Буренка.

Камбиз. Не балуй, Пеструха.

Геркулес. Шел к тебе по колено в дерьме.

Авгий. Очень жаль, что твой секретарь…

Геркулес. Пустяки. Это я сам зашвырнул его на твой сарай.

Авгий. Ах, вот как?

Геркулес. Со зла, что твой заказ принял.

Камбиз. Не балуй, Пеструха.

Геркулес. Я сотру в порошок весь твой чертов рай, всю твою дерьмовую республику.

Авгий. Не балуй, Буренка.

Геркулес. Ты видишь, я в бешенстве, а ты все доишь!

Камбиз. Проклятые мухи.

Авгий. Садись.

Геркулес. Куда, к коровам?

Авгий. Они тебя не тронут.

Камбиз. Подвяжи скамейку. (Швыряет ему скамейку.)

Геркулес привязывает скамейку.

Геркулес. Только этого не хватало.

Авгий. Это очень практично.

Камбиз. Удобно.

Авгий. Не балуй, Буренка.

Камбиз. Не балуй, Пеструха.

Оба невозмутимо продолжают доить.

Геркулес садится посреди сцены.

Авгий. Хорошее молочко.

Камбиз. Замечательное!

Оба окунают пальцы в подойник, облизывают.

Авгий. Хочешь попробовать?

Геркулес. Нет.

Авгий. Ну и не надо.

Геркулес (с возмущением). Оказывается, на уборку навоза нужна санкция водного управления.

Авгий. А ты как думал?

Геркулес. Вы тут все с ума посходили. Да меня сотня мамонтов не заставит идти к ним кланяться.

Камбиз что-то вылавливает в подойнике и швыряет в сторону.

Камбиз. Навозный жук в молоко попал.

Авгий. Пустяки.

Камбиз. Бывает.

Оба продолжают доить.

Геркулес. Ненавижу присутственные места.

Авгий. Я тоже. Но от них никуда не денешься. Водное управление тебя не задержит. Недели через две-три получишь разрешение. Но потом тебе придется зайти в иностранный отдел.

Геркулес. В иностранный отдел?

Камбиз. Не балуй, Пеструха.

Авгий. И еще в управление подземного строительства.

Геркулес (мрачно). В управление подземного строительства…

Авгий. Когда там оформишься, зайдешь в финансовое управление.

Геркулес (вытирает пот). Сидите в дерьме, а управлений у вас хватает.

Авгий. Именно потому.

Камбиз. Навозное управление у нас тоже имеется.

Авгий. Там тебе тоже придется отметиться. Мне самому тебя жалко, хотелось бы избавить тебя от этих хождений, но так уж постановило сегодня ночью Великое национальное собрание.

Геркулес. Когда в Фивах ко мне привязалось налоговое управление, я от тамошней ратуши камня на камне не оставил.

Авгий. Не балуй, Буренка.

Геркулес. А тут воображают, что я буду обивать пороги учреждений.

Камбиз. Не балуй, Пеструха.

Авгий. Если хочешь уважать наши законы, ничего другого тебе не остается.

Геркулес (упрямо). Вы же сами меня сюда затребовали для уборки навоза, я вас об этом не просил.

Авгий. Но ты принял заказ.

Молчание. Авгий и Камбиз спокойно доят.

Геркулес (устало). Эта страна лишит меня разума, все вокруг дышит теплой сыростью, я этого просто не выдержу.

Авгий (с достоинством встает и подходит к Геркулесу). Геркулес, тебя к нам вызвали по моему совету, — я ведь знал, что своими силами элидийцам никогда от навоза не избавиться. Кроме болтовни, у них ничего не будет. И вот ты здесь. Твоя неслыханная сила способна преобразить нашу страну. Но на этом моя миссия кончается. Больше я для тебя ничего сделать не могу. У элидийцев теперь есть возможность навести порядок в своем государстве, отныне все зависит только от них самих. Я не революционер. Я президент страны и обязан придерживаться ее законов. И тебя я тоже об этом прошу. Итак, не падай духом и смело вступай в борьбу со всеми управлениями. Представь себе, что ты сражаешься с чудовищами. Но не разрушай, а убеждай: ты ведь теперь наш пробный камень. Иди же, смири свой гнев, подчинись всему, что здесь считается необходимым, даже если это тебе и кажется нелепым.

Камбиз (тоже встает). Я Камбиз, батрак Авгия. И я тебе хочу дать совет, о Геркулес из Фив! Приступай сразу же к уборке, иначе тебе никогда не очистить страны. У нас еще никто не выигрывал боя с учреждениями. Сегодня же запруди обе реки и смой всю эту чертову Элиду в море. Пусть одна скала останется торчать. Никто этой страны не пожалеет. (Вновь садится и продолжает доить.) Не балуй, Корона.

Авгий. Прости, мне надо доить. (Также садится.) Не балуй, Леди.

Молчание. Геркулес отвязывает скамейку.

Геркулес. Я ведь человек добродушный, президент Авгий. Я хочу уважать ваши законы. Поэтому я отправляюсь в путь. В водное управление. (Уходит в глубь сцены.)

Авгий и Камбиз продолжают доить.

Авгий. Не балуй, Леди.

Камбиз. Не балуй, Корона.

X. На скале

На помосте в открытом шатре Деянира и Филей. Слева и справа — два других шатра.

Деянира.

Филей. Красиво ты говоришь.

Деянира. Это стихотворение Софокла.

Филей. Мы стихов не знаем. Нам язык нужен, только чтобы скотину покупать.

Деянира.

Землю, древнюю богиню,

Что в веках неутомима,

Год за годом мучит он

И с конем своим на поле

Всюду борозды ведет.

Муж, на выдумки богатый,

Из веревок вьет он сети

И, сплетя, добычу ловит:

Птиц он ловит неразумных,

Рыб морских во влажной бездне,

И стада в лесу дремучем,

И зверей в дубравах темных,

И коней с косматой гривой

Укрощает он, и горных

Он быков неутомимых

Под свое ведет ярмо.

Филей. Мне понятны эти слова. Человек должен быть хозяином земли.

Деянира. Для того человеку и дана земля, чтобы он мог укрощать огонь, ветер и море, дробить камни и воздвигать из них храмы и строить дома. Тебе бы хоть раз взглянуть на мою родину Фивы, на город с семью вратами и золотой крепостью Кадмеей.

Филей (робко). Ты любишь свою родину?

Деянира. Я люблю ее, потому что она создана человеком. Без него она бы осталась бесплодной пустыней, ибо земля слепа и жестока без человека. Люди ее оросили. Они уничтожили диких зверей. Теперь земля покрыта зеленью, на ней растут оливы, дубы, злаки и виноградники. Она дает человеку все, что ему нужно. В благодарность за его любовь.

Филей. Хорошо иметь родину, которую можно любить.

Деянира. Родину всегда нужно любить.

Филей. Но свою я любить не могу. Мы больше не владеем нашей землей. Она владеет нами. Мы под властью ее коричневого тепла. Мы заснули в ее конюшнях.

Деянира. Геркулес их очистит.

Филей. Я этого боюсь.

Деянира. Боишься?

Филей. Потому что мы не умеем жить без навоза. Потому что нам никто не покажет, на что способен человек, не научит нас свершать великие и благородные подвиги. Я боюсь будущего, Деянира.

Из глубины сцены, слева появляется Геркулес.

В руках у него громадный котел.

Геркулес. Бобы и говядина.

Филей ((смущенно встает). Мне пора идти. (Отвешивает поклон Деянире.) Прости. Уже поздно. Мне надо пригнать отцовское стадо. (Кланяется Геркулесу, краснеет и уходит в глубь сцены направо.)

Геркулес. Что с мальчиком? Он чем-то смущен.

Деянира. В жизни каждого мужчины бывают такие минуты, когда бобы и мясо ему кажутся тривиальными.

Геркулес. Не понимаю. Когда я впервые тебя увидел, я от восторга съел целого быка. (Разливает суп в две тарелки.)

Деянира. Новые препятствия?

Геркулес. Да те же, что и все эти месяцы.

Деянира. В управлении подземных работ?

Геркулес. Там тоже. А теперь еще в управлении по делам семьи. У них там опасения морального порядка. Тебя ведь каждый день посещает сын Авгия, а так как ты к тому же не вполне одета…

Деянира. Да тут же все свои!

Геркулес. Не считая элидийцев, которые засели на этих дубах и сутками с них не слезают.

Деянира. Ох! (Набрасывает на себя одежду.) Приятного аппетита.

Геркулес. Приятного аппетита.

Приступают к еде.

Деянира. Элидийское национальное блюдо.

Геркулес. Тоже который месяц его едим!

Деянира. Раньше добавляли сало.

Геркулес. Сала мы не можем себе больше позволить. Командировочные все истрачены.

Деянира. А аванс тебе не положен?

Геркулес. Финансовое управление возражает.

Деянира (вздыхает). Давай обедать.

Геркулес. Давай.

Продолжают есть.

Деянира. Геркулес!

Геркулес. Что, Деянира?

Деянира. А мы ведь здесь окончательно обнищали. Хуже, чем в Фивах.

Геркулес. Хуже.

Справа появляется директор Тантал.

Тантал. Перед вами стоит ваш спаситель, высокочтимый маэстро!

Геркулес (недоверчиво). Ты кто такой?

Тантал. Минос Аякс Радамант Тантал из Микен, директор элидийского государственного цирка.

Геркулес. Чего тебе надо?

Тантал. Маэстро! Разрешите сначала издать ликующий крик: моя жизнь в искусстве вступила в решающую фазу — встретились величайший герой и величайший директор цирка.

Геркулес. Чем могу служить?

Тантал. Я вряд ли ошибусь, утверждая, что искусство цирка, так же как и почитание героев, пришло в полный упадок. Моя касса пуста, а что касается вас, то, как мне сообщил мой коллега из Фив, дом ваш, к сожалению, продан с молотка. Вместе с мебелью.

Геркулес. Впервые слышу.

Деянира (в отчаянии). Наш дом на улице Кадма?

Тантал. Итак, что касается нашего обоюдного краха: высокочтимый маэстро, причина его, во-первых, в том, что охота на мамонтов и рыцарей-разбойников перестала быть актуальной, поскольку в мамонтах нуждаются только зоопарки, а в рыцарях-разбойниках — политические партии, а во-вторых, в том художественном застое, который в моей сфере деятельности достиг наивысшего предела. Я денно и нощно твержу о необходимости преодолевать косность в нашем деле.

Геркулес. А что тебе нужно от меня?

Тантал. Высокочтимый маэстро, мне необходимо заключить с вами союз.

Геркулес. Как это понять?

Тантал. Вы символ всего героического, всего патриотического. Я же символизирую искусство, артистизм. Вы — сила, я — дух. Рука об руку с вами мы можем возродить и поставить на ноги элидийское цирковое искусство. Стоит вам несколько раз поклониться публике или выжать несколько гирь на вечернем представлении (считая по пятьсот драхм за каждый поклон и за каждый жим), и моя касса снова будет полна, а дом в Фивах снова будет вашим. Высокочтимый маэстро, обдумайте мое предложение, а я с вами прощаюсь. (Уходит направо.)

Молчание.

Геркулес. Слышала, Деянира, что этот нахал предлагает?

Деянира. Конечно.

Геркулес. Жалко, что я не скинул его со скалы.

Деянира (тихо). Наш прекрасный дом в Фивах.

Геркулес. Я, конечно, откажусь от этого предложения.

Деянира (вздыхает). Давай есть.

Геркулес. Давай есть.

Едят.

Деянира!

Деянира. Что, Геркулес?

Геркулес. Ты еще согласна выйти за меня замуж? (Наливает себе полную тарелку.)

Деянира. Я не знаю, а ты-то сам еще хочешь на мне жениться?

Геркулес. Откровенно говоря, я немного побаиваюсь. Я ведь не очень тебе подхожу — моя профессия…

Деянира. Я сама в растерянности. Ты герой, и я тебя люблю. Но мне иногда кажется, что я для тебя только идеал, как и ты для меня.

Геркулес. Нас разделяют твой ум, твоя красота и мои подвиги, моя слава. Ты ведь это имеешь в виду, Деянира. Не так ли?

Деянира. Да, Геркулес.

Геркулес. Вот видишь. Тебе надо выйти замуж за этого очаровательного юношу, за Филея. Он тебя любит, ты ему нужна. И ты можешь любить его не как идеал, а как молодого человека, которому нужна такая женщина, как ты.

Молчание. Деянира перестает есть.

Деянира (боязливо). Неужели мне всю жизнь здесь оставаться?

Геркулес. Разве ты не любишь этого Филея? (Снова наливает себе полную тарелку супа.)

Деянира. Люблю.

Геркулес. Значит, твоя судьба оставаться здесь, а моя — уходить.

Деянира. Но это такая ужасная страна.

Геркулес. Я ее почищу.

Молчание.

Деянира. Неужели ты еще на это надеешься?

Геркулес. А почему бы нет?

Деянира. Теперь, когда тебя грабят кредиторы, а управления не дают ходу?

Геркулес. Я и не с такими трудностями справлялся.

Деянира. Если я здесь останусь, не видеть мне больше моих Фив, моих садов, моей золотой крепости Кадмеи!

Геркулес. Что с возу упало, то пропало. Устрой себе здесь Фивы и золотую крепость Кадмею. А я уберу эти горы дерьма, одним словом, возьму на себя всю черную работу, с которой один только я и могу совладать. Ты же одухотворишь вычищенную мной страну, придашь ей красоту и смысл. Таким образом, мы оба принесем ей пользу, очеловечим ее. Останься у Филея, Деянира, тогда мой самый грязный подвиг станет моим самым славным.

Деянира. Благодарю тебя, друг мой.

Геркулес. Я тебя никогда не забуду.

Деянира. На прощанье я подарю тебе эту чашу с черной кровью, которую мне дал кентавр Несс.

Геркулес. Я вылью ее, чтобы кровь просочилась в землю и в ней исчезла.

Деянира встает. Геркулес тоже встает.

Деянира. Геркулес, спокойной ночи.

Геркулес. Спокойной ночи, Деянира.

Деянира скрывается в своем шатре, который Геркулес запирает. Из глубины сцены слева появляется забинтованный Полибий. Он опирается на два костыля.

Полибий (со счастливой улыбкой). Вот я и снова здесь, высокочтимый маэстро!

Геркулес. Полибий!

Полибий. Меня подштопали.

Геркулес. Я рад тебя снова видеть живым и здоровым.

Полибий. Здоровым — это громко сказано, высокочтимый маэстро. Попробовали бы сами перенести трепанацию черепа в здешней больнице. Слава Богу, что хоть жив остался.

Геркулес (смущенно). Еще бы!

Полибий. А как здесь переломы лечат, уму непостижимо!

Геркулес. Могу себе представить.

Полибий. Счастье, что хотя бы на костылях передвигаюсь.

Геркулес. Может, присядешь?

Полибий. С удовольствием. (С трудом подсаживается к остывшему костру с котлом. Гордо.) Позвоночник тоже не в порядке.

Геркулес (наливает ему тарелку супа). Есть еще бобы и говядина.

Полибий. Самую малость. (Ковыряет еду.)

Геркулес. Этого больше никогда не будет, Полибий, чтобы я тебя… Я хочу сказать, что я тебя больше никогда не буду швырять!

Полибий. Да, с инвалидом эти шутки плохи. (Осторожно ест.) К еде мне тоже надо постепенно привыкать. В больнице кормили отбросами. Ведь за меня никто не платил.

Геркулес. Понимаешь, у меня сейчас с финансами…

Полибий. Понимаю.

Геркулес. Но когда я наконец получу гонорар…

Полибий. Не знаю, высокочтимый маэстро. Я в больнице еще раз стал подсчитывать все эти тройки. Времени у меня хватало. Мы рассчитывали на триста тысяч драхм, а выходит что-то около тридцати тысяч.

Молчание.

(Отодвигает тарелку.) У меня вообще такое чувство, что эти элидийцы нарочно считают только до трех, чтобы легче было надувать иностранцев. (Встает.) Пойду-ка я спать.

Геркулес (тихо). Тридцать тысяч.

Полибий. Можете мне поверить, высокочтимый маэстро. Эти элидийцы самый прожженный народ, с которым я когда-либо имел дело. Кого хочешь обведут вокруг пальца. Не одного меня. (Ковыляет к левому шатру и в нем исчезает.)

XI. Вторая лунная ночь

Прежняя сцена. Геркулес один. Он прибирает.

Геркулес. Тридцать тысяч… Все-таки деньги. А кроме того — поклоны в государственном цирке Тантала и поднятие тяжестей. Тоже что-то дадут.

Сверху слева спускается луна.

(Направляется в шатер Деяниры, потом неожиданно останавливается, идет к своему шатру. Вытаскивает из-за него Иолу и тащит ее через сцену налево.)

Чего тебе надо в моем шатре?

Иола. Я хотела…

Геркулес. Ну?

Иола. К тебе…

Геркулес. Зачем?

Иола. Уже много девушек побывало в твоем шатре. И много женщин.

Геркулес. Это еще не повод и тебе туда лезть.

Иола молчит.

Выходи-ка из тени. На лунный свет.

Иола (медлит). Я — элидийка.

Геркулес. Надо думать.

Иола. Я тебе, наверно, покажусь некрасивой.

Геркулес. Поживее!

Иола выходит на свет. Геркулес молчит.

Иола. Я очень некрасива?

Геркулес. Сколько тебе лет?

Иола (медлит). Четыр… шестнадцать.

Геркулес. Как тебя зовут?

Иола молчит.

Если не ответишь, я тебя отведу к Авгию. Тот тебя заставит говорить.

Иола (тихо). Пожалуйста, не надо.

Геркулес. Ну?

Иола. Я — Иола, его дочь.

Молчание.

Ты не расскажешь отцу?

Геркулес. Нет.

Иола. Спасибо.

Геркулес. Но ты мне должна сказать, чего тебе надо было в моем шатре?

Иола (страстно). Я тебя люблю. Я мечтала хоть раз в жизни обнять тебя в темном шатре, и ты навсегда остался бы моим и принадлежал только мне одной в моих снах.

Молчание.

Геркулес. Теперь иди.

Иола стоит.

Почему ты не слушаешься?

Иола. Теперь я буду несчастна. Всю жизнь.

Геркулес. Ерунда.

Иола. Я единственная, кого ты отверг.

Геркулес. Иола, подойди ко мне.

Иола подходит к нему.

Поближе. Сядь со мной рядом.

Иола садится рядом с ним.

Ты очень красивая девушка, Иола.

Иола (радостно). Я тебе правда нравлюсь?

Геркулес. Правда.

Иола. Очень?

Геркулес. Ужасно.

Иола. Значит, ты меня не прогонишь?

Геркулес. Прогоню. Именно потому, что ты мне так нравишься. Знаешь, кого бы ты обняла в моем шатре и кого обнимают другие девушки и женщины Элиды, когда проникают в мой шатер? Пойди погляди.

Иола. В шатре?..

Геркулес. Ступай.

Иола (встает, делает шаг, потом останавливается). Я боюсь.

Геркулес. Не надо бояться правды. Ступай погляди.

Иола идет к правому шатру, осторожно притрагивается к завесе.

Распахни его пошире, чтобы туда проник лунный свет.

Иола поднимает завесу шатра. Потом снова опускает ее, смертельно испугавшись. Молчание. Иола тяжело дышит.

Ну?

Иола. Батрак Камбиз.

Геркулес. Вот его бы ты и обняла. Подойди ко мне.

Иола медленно возвращается к Геркулесу.

Садись.

Иола (механически садится). Ты обманывал элидиек.

Геркулес. Я просто их избегал.

Иола. Значит, это неправда, что рассказывают о тебе и о твоих похождениях?

Геркулес. Преувеличивают. Например, рассказывают, будто я за одну ночь соблазнил пятьдесят дочерей царя Фестия.

Иола (не понимает). Пятьдесят?

Геркулес. Трижды три помножить на три, помножить на два, вычесть три, вычесть один.

Иола. Но ты этого не сделал?

Геркулес. Подумай сама. У кого может быть столько дочерей?

Иола. Ну да, конечно.

Геркулес. Вот видишь.

Иола. Спасибо тебе, что ты меня спас.

Геркулес. Я рад, что так получилось.

Иола. Но элидийки очень разозлятся, если это узнают.

Геркулес. Поэтому молчи.

Иола. Я никому не скажу.

Геркулес. Теперь ты знаешь мою тайну, а я твою. Ступай.

Иола. Ты меня убьешь, если прогонишь.

Геркулес. Это тебе сейчас так кажется.

Иола. Ты меня принимаешь всерьез. Меня еще никто не принимал всерьез.

Геркулес. Молоденьких девушек надо всегда принимать всерьез.

Иола. Я никогда не смогу полюбить другого. Никогда в жизни.

Геркулес. Потому что ты меня считаешь героем?

Иола. Ты величайший из всех героев.

Геркулес. Герой — это только слово. Оно пробуждает высокие представления и этим воодушевляет людей. Но на самом деле, Иола, я не слово, а человек, случайно обладающий тем, чем не обладают другие, во всяком случае, в таком объеме, как я: я сильнее остальных людей, и поскольку мне не приходится никого бояться, я словно и не человек. Я — чудовище, наподобие тех пресмыкающихся, которых я побивал в болотах. Их время прошло, и мое тоже. Я принадлежу кровавому миру, Иола, и у меня кровавое ремесло. Смерть — мой спутник, которого я посылаю со своими отравленными стрелами. Я многих убил. Я убийца в ореоле людской славы. Мне редко удается бывать человеком, вот как сейчас, когда я тебя гоню от себя при мягком свете луны. Тебе надо полюбить настоящего мужчину, настоящего героя, который знает, что такое страх, как все люди, но умеет его преодолевать. И ты должна народить детей, которые будут любить мирную жизнь на земле. Пусть твои дочери и сыновья думают, что чудовища, с которыми я сражаюсь, — детские сказки: только такая жизнь достойна настоящих людей!

Молчание.

Ступай к отцу, Иола.

Иола (медленно поднимается). Прощай, мой Геркулес.

Геркулес. Иди к людям, Иола, иди! (Встает — огромный и грозный.) Беги! Ну, быстро, чтобы тебя и след простыл! В четырнадцать лет забираться в мой шатер! Ну и дура! Высечь бы тебя!

Иола уходит, сперва нехотя, а потом бегом.

XII. Третья в конюшне Авгия

На сцене сплошной мифический навоз. Над серединой сцены опять свисает веревка с колокольчиком. Из навоза снова выныривают десять парламентариев во главе с Авгием.

Авгий. Тихо!

Третий парламентарий. Навоз опять поднялся.

Остальные. Поднялся.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Слово предоставляется Пенфею Свинарному.

Пенфей Свинарный (первый). Господа! Прежде всего мне хочется подчеркнуть, что я по-прежнему глубоко убежден в абсолютной необходимости уборки навоза.

Второй парламентарий. Кто против — тот враг отечества!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Пенфей Свинарный. Но мой долг как президента Комитета по делам культуры указать комиссии по уборке при Великом национальном собрании на то обстоятельство, что под навозом находятся громадные художественные ценности.

Остальные. Художественные ценности?

Пенфей Свинарный. Достаточно назвать поздние архаические фасады и цветную деревянную резьбу на площади Авгия, храм Зевса в раннем ионическом стиле и всемирно известные фрески в зале Спорта. Эти культурные сокровища могут быть при уборке повреждены потоками воды, а то и вовсе уничтожены. А так как наши патриотические чувства…

Остальные. Патриотические чувства?

Пенфей Свинарный. …в значительной степени зиждутся на этих культурных ценностях, следует опасаться, что при радикальной уборке они будут смыты вместе с навозом.

Остальные. Смыты?

Пенфей Свинарный. Мне могут возразить, что этот мой довод не состоятелен, поскольку наши культурные богатства покоятся под навозом и, следовательно, мы их все равно не видим. Но в ответ мне хочется воскликнуть: да, мы не видим наших сокровищ искусства — нашу святыню, — но она существует! А это лучше, чем если бы она перестала существовать.

Третий парламентарий. Образуем комиссию!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Остальные. Решено образовать комиссию.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо! Слово предоставляется Кадму Сыроварному.

Кадм Сыроварный (четвертый). Господа члены комиссии по уборке! Мне, как представителю Патриотического комитета, хотелось бы выразить свое согласие с предыдущим оратором в той части его выступления, в которой он рассматривает наши культурные ценности как национальную святыню. Однако, господа, я никак не могу согласиться с его мнением, что уборка навоза может испортить эту святыню.

Седьмой парламентарий. Кто подрывает уборку, подрывает отечество!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Кадм Сыроварный. Гораздо больше я опасаюсь того, что эта святыня никогда и не существовала.

Остальные. Никогда?

Кадм Сыроварный. Поскольку она существует только как элемент нашей веры.

Остальные. Веры?

Кадм Сыроварный. В этом случае, господа, уборка навоза стала бы великим несчастьем и даже предательством по отношению к нашей святыне.

Остальные. Предательством?

Кадм Сыроварный. Надежда целой нации обнаружить их под навозом была бы разбита в прах.

Остальные. В прах?

Кадм Сыроварный. И вся гордость элидийцев за свое прошлое, весь их патриотизм обернулись бы чистой утопией. А так как наши культурные ценности необходимы для сохранения единства нации…

Остальные. Необходимы?

Кадм Сыроварный. …и так как в случае отмены уборки вопрос о том, существуют они или нет, останется открытым, то при политически трезвом подходе снятие с повестки дня этого вопроса равносильно тому, что они, эти сокровища, существуют. И поэтому я прихожу к выводу, что хотя уборка навоза, как я уже говорил выше, абсолютно необходима, мы все же не должны торопиться с решением этого вопроса.

Десятый парламентарий. Образуем встречную комиссию.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Остальные. Решено образовать встречную комиссию.

Девятый парламентарий. Кто не верит в уборку, не верит в родину.

Авгий (звонит в колокольчик). Слово имеет Сизиф Молочный.

Сизиф Молочный (восьмой). Господа! Я — экономист. Я буду выражаться менее популярно, зато по существу. Ведь дело вовсе не в том, существуют ли под навозом деревянные резные изделия или нет, словно они и вправду наша святыня.

Второй парламентарий. Наша святыня — отечественная обувная промышленность!

Седьмой парламентарий. Наш высокожирный экспортный сыр!

Сизиф Молочный. Господа, наша святыня — это народное хозяйство, а оно у нас здоровое.

Остальные. Здоровое!

Сизиф Молочный. И вот именно с точки зрения народного хозяйства приходится констатировать, что уборка навоза ставит нас перед дилеммой.

Остальные. Дилеммой?

Сизиф Молочный. Перед чисто элидийской дилеммой. Элида — богатая страна. Нашему торговому балансу завидуют, наша валюта устойчива. Почему? Да потому, что наше народное хозяйство покоится на солидном фундаменте, а этот солидный фундамент не что иное, как навоз. Ведь не только вся Греция, но и Египет и Вавилон удобряют землю элидийским компостом.

Остальные. Элидийским компостом!

Сизиф Молочный. Это наше национальное достояние, которым нам следует гордиться. А вместо этого мы собираемся спустить его в Ионическое море.

Остальные. Спустить в море.

Сизиф Молочный. Итак, уберем навоз! Но, господа, поверьте старому опытному хозяйственнику — как ни нужна нам эта уборка, она все же ставит нас на край пропасти, которую нам никогда не удастся заполнить чужеземной продукцией.

Остальные. Заполнить!

Пятый парламентарий. Образуем междуведомственную комиссию.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Остальные. Решено: образовать междуведомственную комиссию!

Авгий (звонит в колокольчик). Мужи Элиды!

Шестой парламентарий. Слушайте нашего президента Авгия!

Остальные. Послушаем его!

Авгий. Элидийцы! Ведь это же идиотизм!

Остальные. Идиотизм?

Авгий. До сих пор нам казалось, что все идет на благо нашей стране, что нас всех озарила счастливая звезда. Даже большинство управлений и те в конце концов согласились с нами, за исключением навозного управления, что вполне естественно, а также управления по делам семьи и народного образования. Но они всегда были консервативны. И вот теперь Великое национальное собрание придумало все эти комиссии. Я обращаюсь к вашему здравому смыслу.

Остальные. Здравому смыслу!

Авгий. Нам надо убрать навоз, не теряя ни минуты времени!

Молчание.

Девятый (просветленно). Образуем верховную комиссию!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Остальные. Решено: образовать верховную комиссию!

Шестой парламентарий. Пусть специальные комиссии решат, не расшатает ли отсутствие навоза основы нашей религии!

Седьмой парламентарий. Не уменьшит ли поголовье скота!

Восьмой парламентарий. Не толкнет ли на стезю порока наших женщин!

Десятый парламентарий. Не разорит ли богатых!

Первый парламентарий. Не подорвет ли экономику!

Второй парламентарий. Не сотрет ли различия между городом и деревней!

Третий парламентарий. Не повлияет ли на нравственный мир наших детей!

Четвертый парламентарий. Ведь исчезнет наш древний навозный уют!

Остальные. Древний уют!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Пятый парламентарий. Создадим комиссию по изучению влияния уборки навоза на стратегическую мощь нашей армии!

Шестой парламентарий. Наши военачальники готовили армию к навозной войне!

Остальные. Наши военачальники!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Седьмой парламентарий. И, наконец, господа, я требую создать комиссию для выяснения вопроса о том, не повлияет ли уборка навоза на голоса наших избирателей, не перейдут ли они в объятия македонской рабочей партии!

Восьмой парламентарий. Это был бы конец всему!

Остальные. Конец!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

(В отчаянии отирает со лба пот.) Навоз поднимается. Мы опаздываем.

Все парламентарии (умиленно покачивая головами).

Молчание.

Девятый парламентарий. Черт возьми. Тяжелая была работка!

Авгий и Великое национальное собрание погружаются в навоз. На сцене сплошной мифический навоз.

XIII. В государственном цирке Тантала

Цирковая музыка. За помостом — занавес цирка.

Впереди справа — ложа. Входит Деянира, садится в ложу. Двое рабочих сцены, десять парламентариев и Камбиз с трудом вносят огромные гири, кладут их перед помостом. Филей входит в ложу, становится за спиной Деяниры.

Филей. Деянира!

Деянира. Что, Филей?

Филей. Я искал тебя повсюду, по всей Элиде, а ты, оказывается, в этой жалкой ложе среди мерзкой ликующей толпы.

Деянира. Здесь выступает Геркулес.

Филей. Позор! Человек, который мог бы очистить страну от навоза, этот единственный поистине положительный герой, вынужден выступать в цирке.

Деянира. Нам нужны деньги.

Слева появляется директор Тантал.

Он в сапогах, в руке у него хлыст.

Тантал. Дамы и господа, медам э месье, ледиз энд джентльмен! После выступлений дрессированной гориллы, конькобежца-мамонта, обнаженной танцовщицы Ксантиппы, после акробатического номера на трапеции братьев Кефалов мне доставляет неописуемое удовольствие предложить вашему вниманию невероятную сенсацию не только нашего столетия, но и всей античной эпохи. Итак, выступает наш высокоуважаемый национальный герой Геркулес, чьи подвиги вызывают невыразимое восхищение всего мира. (Щелкает бичом.)

Справа выходит Геркулес в полном героическом облачении.

Вы видите героя в львиной шкуре. В правой руке — страшная палица, которую не смог бы поднять ни один из наших олимпийских чемпионов, а в левой — знаменитый лук, который в силах натянуть только он один.

Геркулес раскланивается.

Вы видите — он кланяется. Обратите внимание на его затылок, который ласкали сотни нежных дев и влюбленных женщин, на эти плечи, которые подпирали весь небосвод. А теперь, ледиз энд джентльмен, наступил тот священный и захватывающий дух момент, когда вам будет показан единственный в истории цирка силовой номер: Геркулес выжмет астрономический вес в тысячу тонн. Тысяча тонн, дамы и господа, тысяча тонн! Гири проверены элидийским управлением мер и весов, свидетельство об этом находится в дирекции цирка.

Туш. Геркулес готовится.

Филей. Давай поженимся, Деянира. Мой отец богат, и Геркулесу не придется больше подрабатывать этим унизительным ремеслом.

Деянира. Это очень мило с твоей стороны.

Филей. Я уверен, с очисткой еще дело выгорит. Вот увидишь. Президент междуведомственной комиссии по вопросам уборки продолжает относиться к этой идее положительно.

Деянира. Это очень мило с его стороны.

Филей. А сын вице-президента верховной комиссии обещал еще раз поговорить со своим отцом.

Деянира. Прекрасно.

Геркулес берется за гири. Барабанная дробь.

Геркулес выжимает гири.

Тантал. Обратите внимание, дамы и господа, на игру мускулов героя, на эту симфонию силы. Трепещите и ужасайтесь! Единственная возможность восхититься мужской красотой в ее наиболее совершенном выражении.

Геркулес опускает гири.

Тысяча тонн! Дамы и господа! Так как гири проверены, я объявляю о новом мировом рекорде. Медам э месье! Мне, от имени дирекции государственного цирка Тантала, выпала честь закончить этот вечер церемонией вручения нашему национальному герою золотого лаврового венка чемпиона мира. Попрошу публику встать. Оркестр попрошу исполнить элидийский государственный гимн. Национальный герой, прошу вас опуститься на колени.

Геркулес становится на колени.

Тантал надевает на него венок.

Филей (тихо). Деянира! Встань! Играют государственный гимн.

Деянира. Ах, прости! (Поднимается.)

Они стоят, держась за руки.

Филей. Поверь, Деянира, поверь мне, нам удастся устроить здесь жизнь, достойную человека. Мы построим твой золотой город Кадмею. Только не теряй веры, Деянира. Скоро ты будешь моей женой.

Деянира. Я люблю тебя, Филей.

Государственный гимн окончен. Филей и Деянира уходят направо.

Геркулес садится на помост. Тантал усаживается рядом с ним.

Тантал. Вот так. Дело сделано. (Достает из складок своей одежды бутылку водки, пьет, снова прячет ее.) Публика вела себя вяло. А ведь гири стоят бешеных денег.

Геркулес (сухо). Гонорар, прошу вас.

Тантал. Конечно. (Вынимает бумажник и протягивает деньги.)

Геркулес (угрожающе). Директор Тантал!

Тантал. Маэстро?

Геркулес. Мы договорились о том, что будет пятьсот.

Тантал. Ну?

Геркулес. А тут пятьдесят.

Тантал. Вечерняя касса пуста, дорогой.

Геркулес. Но ведь цирк был переполнен!

Тантал. Контрамарки, маэстро, бесплатные контрамарки. Без них зал не набьешь, да и те, что пришли, хотели поглазеть на нового глотателя огня. То, что и он провалился, — одна из тех трагедий, из-за которых мир идет ко всем чертям. К счастью, у меня есть еще эта голая танцовщица. Вам бы такие овации — цирк просто шатало. На одних поклонах и гирях далеко не уедешь. Это каждый может. У нынешнего культурного человека более высокие запросы. Но вот если вы согласитесь выступить против других атлетов, я мог бы подобрать десяток-другой противников. А кроме того, в моем зверинце есть носорог — роскошный экземпляр! Вот бы вам его выжать! Семьсот драхм за вечер я вам гарантирую. На настоящее искусство я не скуплюсь. А теперь отдайте-ка мне назад этот золоченый венок. По договору он вам не положен.

Геркулес. Пожалуйста. (Робко отдает Танталу лавровый венок.)

Тантал. Спасибо. (Уходит налево.)

Геркулес взваливает на плечи огромные гири.

Геркулес. Самое важное, что сегодня вечером соберется верховная комиссия по уборке. (Уходит с гирями налево.)

XIV. Снова на скале

Сцена почти пуста. Только навоз окончательно утвердился. Из него чуть выступает помост.

Он без занавеса, одни голые доски. Справа куча лохмотьев — это изодранный шатер Геркулеса.

Перед помостом — потухший костер с котлом.

Впереди слева — чаша с черной кровью.

Из глубины справа выходит Полибий.

Полибий. Понимаю вас, дамы и господа. Вы не находите слов. Все наши высокие представления о Древней Греции рухнули. И правда: зло подшутила над нами наша любимая античность. Победителем вышел навоз. Вот он курится. Окончательно и бесповоротно. Так уже бывало и в другие исторические эпохи. Теперь он постепенно добрался и до нас. Поглотил скалу, подгреб под себя деревья, затопил серебряный ручеек и, несмотря на то что Геркулес победил несколько десятков профессиональных атлетов, а потом справился с мамонтом и нокаутировал гориллу, — несмотря на все это, государственный цирк Тантала потерпел полный финансовый крах. Прогорел почтенный храм искусства. (Продрогший, усталый, присаживается к костру, мешает половником в котле.) Бобов тоже нет, одна водица. Директор Тантал сбежал ночью в Сиракузы. Геркулес так и не увидел своего гонорара. Надежда на уборку окончательно рухнула, комиссии разрослись, как грибы. Одним словом, полная катастрофа. (Пробует суп из половника.) Отвратительная бурда. Доказательство того, что мы подходим к кризисной точке нашей истории. Уже почти подошли. А вышел я к вам вовсе не для того, чтобы еще раз напомнить о своем ничтожестве. Вздор. Чистая трагедия — поле деятельности только для начальства. Личному секретарю в ней делать нечего. А вот мой шеф себя обессмертил. В его попытке очистить нашу планету от дерьма есть что-то трогательное. Что-то грандиозно-наивное. А вот наши начальники со своими экспериментами… Жизнь — не поэзия, дамы и господа. Справедливости в ней не ищите. И меньше всего поэтической. Кто хочет ее добиться, достигает прямо противоположного. Кто настаивает на своих правах — гибнет. Вот я, например, ничего, кроме своих кровных заработанных денег, не добивался. А ведь из-за этих несчастных грошей мне пришлось согнать Геркулеса с небес, сквозь землю, в ад. И, главное, зазря. Совершая свой последний подвиг — двенадцатый, — он бросит меня в туманностях преисподней. У берегов Стикса. Просто-напросто забудет меня там. Я обращаюсь к вам снова, дамы и господа, только из любви к исторической правде. Как невероятно это ни звучит, но я должен предупредить вас, что дело принимает еще более зловещий оборот.

Из глубины слева выходит Геркулес. Он озадачен.

Геркулес. Полибий!

Полибий. Высокочтимый маэстро Геркулес?

Геркулес. Куда-то пропал шатер Деяниры. И твой тоже.

Полибий. Здесь были судебные исполнители. Они оставили только ваш шатер. Элидийки защищали его с остервенением.

Геркулес. И чашу с черной кровью.

Полибий. А на что она им?

Геркулес. Кровь можно вылить. У Деяниры сегодня свадьба в доме Авгия. С Филеем. (Присаживается к костру.) Холодно.

Полибий. Холодно.

Геркулес. Как на Олимпе.

Полибий. На пороге зима.

Геркулес. Я обнаружил в навозе пещеру. В ней можно спать.

Полибий. К счастью, я нашел эту телячью шкуру. Она греет.

Геркулес. Там еще есть бобы?

Полибий. Пресная вода с одной морковкой.

Геркулес. Приятного аппетита.

Полибий. Приятного аппетита.

Едят суп. Из глубины справа выходит батрак Камбиз, присаживается к костру.

Камбиз. Замерз, как собака.

Геркулес. Северный ветер.

Полибий. Налить тебе тарелку? На редкость вкусная водица. (Протягивает ему половник.)

Геркулес. К сожалению, я уже съел единственную морковь.

Камбиз пробует суп.

Камбиз. Видно, вы оба вконец обнищали.

Геркулес. Временное явление.

Полибий. Рано или поздно мы всегда выбираемся из беды.

Камбиз. Я пришел с вами проститься.

Молчание.

Геркулес (испуганно). Проститься?

Камбиз. У меня больше нет мочи…

Геркулес. Что это значит?

Камбиз. Работа была сверхчеловеческая.

Геркулес. Ты оставляешь меня на произвол судьбы?

Камбиз. Силы меня оставили.

Геркулес. Но это невозможно, Камбиз. Я ведь еще не убрал навоза.

Камбиз. И никогда не уберешь. Потому что им до отказа забиты головы элидийцев. А головы не очистишь, пустив на них воды рек Алфея и Пенея.

Геркулес. Если ты уйдешь, я пропал.

Камбиз. Прощай. (Уходит в глубь сцены направо.)

Молчание.

Геркулес. Полибий.

Полибий. Высокочтимый маэстро Геркулес?

Геркулес. Я запутался в собственных сетях. Теперь мне самому придется играть героическую роль, которую мне приписывает общественное мнение. Сегодня я сплю в своем шатре.

Молчание.

Полибий (встает). Высокочтимый маэстро! Хотя это и чистейшее самоубийство, но я считаю своим долгом сообщить вам о письме, которое поступило сегодня днем.

Геркулес. Полибий, письма мне никогда ничего хорошего не приносили. Нервная система у меня совершенно разрушена. Я за себя не ручаюсь.

Полибий. И тем не менее. Король Стимфала, на севере страны, предлагает вам сумму, как будто бы и солидную, хотя ее надо как следует подсчитать, потому что стимфалийцы считают только до двух. Вы, высокочтимый маэстро, должны за эти деньги освободить Стимфал от птиц, у которых очень неприятный помет. Работа, как видно, еще более грязная, чем эта наша несостоявшаяся, но учитывая… (Умолкает.)

Геркулес. Продолжай.

Полибий. Лучше не буду.

Геркулес (встает грозный, мрачный). Я понимаю, чего ты от меня добиваешься.

Полибий. Вы уже вне себя, высокочтимый маэстро.

Геркулес. Я держу себя в руках.

Полибий. Мне ваш гнев знаком.

Геркулес. Не дрожи.

Полибий. Высокочтимый маэстро, это не я дрожу, а вы. Вы сейчас меня куда-нибудь закинете. Ну, хотя бы в Аркадию.

Геркулес (рычит). Ни в коем случае!

Полибий. Не зарекайтесь!

Геркулес (хватает его). Я не пойду в Стимфал.

Полибий. Вот видите. Сейчас вы меня закинете.

Слева появляется Деянира; на ней свадебный наряд с фатой. Присаживается к костру.

Деянира. Я замерзла. (Греет над котлом руки.) Свадебный наряд не по погоде.

Молчание.

Геркулес. Деянира.

Деянира. Что, мой друг?

Геркулес. А где Филей?

Деянира. Я не могла выйти за него замуж. Я покинула его у домашнего алтаря.

Молчание.

Геркулес. Ты ведь знаешь, как обстоят мои дела.

Деянира. Знаю.

Геркулес. Вот и решай.

Деянира. Мы идем в Стимфал.

Геркулес. Но ведь он еще грязнее Элиды.

Деянира. Но я буду с тобой.

Геркулес. Мы должны быть всегда вместе.

Деянира. Мы созданы друг для друга.

Геркулес. Надо погасить огонь. (Затаптывает костер.)

Деянира. Давай уложим все, что у нас осталось.

Полибий. Осталось немного. (Складывает шатер в котел.)

Деянира. Пошли. (Садится на помост.)

Полибий. В Стимфал. (Тоже садится на помост.)

Геркулес. Итак, за дело! (Толкает помост в глубь сцены.)

Полибий. Приступаем к шестому подвигу!

Деянира. Моя чаша!

Геркулес прерывает работу.

(Слезает с помоста, идет направо.) Чаша с черной кровью. (Берет чашу.) Чуть ее не забыла. (Снова влезает на помост, садится с чашей в руке.)

Геркулес толкает помост в глубь сцены.

Теперь вокруг виден только навоз.

Слева выходит Иола.

Иола. Геркулес! Мой возлюбленный! Я пойду за тобой, куда бы ты ни пошел, что бы ты ни делал, какие бы подвиги ни совершал, пойду хоть на край света. Я всегда буду рядом с тобой, но останусь для тебя незримой, я буду скрываться то за кустом, то за скалой, и мой голос будет казаться тебе дальним эхом, и ты его не узнаешь. Мой возлюбленный! Геркулес! Однажды ночью, в каком-нибудь неведомом месте, которого ни ты, ни я еще не знаем, хотя оно наверняка существует, однажды ночью, когда я стану старше и красивей, а на небе будет светить полная луна, я подойду к твоему шатру. И ты не сможешь против меня устоять, ты станешь моим. (Медленно уходит в глубь сцены направо, вслед за Геркулесом.)

Слева появляется Филей. На нем греческий шлем, в правой руке обнаженный меч. На его одежде свадебные ленты.

Он мрачно останавливается посреди сцены.

Филей. Деянира!

Тишина. Слева появляется его отец Авгий.

Авгий. Сын мой.

Филей (враждебно). Они нас бросили, отец. Скала пуста.

Авгий. Знаю.

Филей. Ты должен был этому помешать.

Авгий. Никто не может помешать Геркулесу. Он — единственная наша возможность, которая появилась и пропала.

Филей. Мы ее упустили, эту единственную возможность. И это дело твоих рук, отец.

Авгий. Я только президент нашего Великого национального собрания, сын мой.

Филей. Но ты ведь хотел убрать навоз.

Авгий. Мы все этого хотели.

Филей. Так почему же его не убрали, отец?

Авгий. Потому что элидийцы боятся того, что желает их разум. Для победы разума нужно очень много времени, а уборка навоза дело не одного, а многих поколений.

Филей. Со мной случилось несчастье, отец. Деянира бросила меня у домашнего алтаря. Моя жизнь разбита, имя мое опозорено. Я должен вызвать на бой Геркулеса, единственного человека, которого я люблю, а теперь должен ненавидеть, потому что только его смерть сотрет с моего имени позор.

Авгий. Геркулес тебя убьет, сын мой.

Филей. Я верю в свою победу.

Авгий. В нее верят все перед боем.

Филей. Мир узнает, что и в Элиде есть настоящие герои.

Авгий. Бессмысленно идти на бессмысленную смерть.

Филей. А разве жизнь в нашем навозе имеет смысл?

Авгий. Иди ко мне в сад. Он переливается яркими красками осени.

Филей (с удивлением). В Элиде есть сад?

Авгий. Ты будешь первым, кто в него войдет. Выбирай между ним и могильным курганом, под которым погребут твой искалеченный труп. Идем, сын мой!

XV. В саду Авгия

Филей выходит вперед с правой стороны, смотрит в зрительный зал. Авгий выходит на середину сцены.

Филей. Отец!

Авгий. Что, сын мой?

Филей (мрачно). Сколько цветов! Сколько плодов на деревьях!

Авгий. Прикоснись к земле!

Филей. Земля!

Авгий (резко). Из навоза получилась земля. Хорошая земля.

Филей. Я тебя больше не понимаю, отец.

Авгий. Я политик, мой сын, а не герой. А политика не творит чудес. Она так же слаба, как люди. Она — воплощение нашей хрупкости и всегда обречена на провал. Она никогда не творит добра, пока мы его сами не творим. И вот я сделал добро. Я превратил навоз в перегной. Плохи времена, когда так мало можно сделать людям добра, но мы должны делать хотя бы это немногое: зато свое собственное добро. Ты не можешь заставить благодать озарить наш мир, но если все же она снизойдет, пусть глядится в тебя, как в зеркало, способное отражать ее лучи. Так пусть же этот сад будет твоим. Не отказывайся от него. Будь как он: преображенным уродством. Плодоноси. Попытайся жить здесь, посреди этой уродливой пустынной страны, но не довольствуйся тем, что у тебя есть, а будь вечно недовольным и распространяй свое недовольство на все — только так можно со временем изменить мир: это, сын мой, и есть тот геройский подвиг, который я хочу на тебя возложить, та Геркулесова работа, которую я хочу взвалить на твои плечи.

Филей стоит неподвижно. Потом он поворачивается к отцу, подходит к нему и становится рядом, спиной к зрительному залу.

Филей. Прощай! (Идет в глубь сцены, за Геркулесом, с обнаженным мечом.)

XVI. Хор парламентариев