Мне все меньше и меньше нравится проходить мимо почтового ящика в моем доме. Каждый раз это как несостоявшееся свидание, разочарование ввиду отсутствия пылкого письма, написанного таинственной незнакомкой, которая вскоре объявит о себе или выйдет из своего укрытия. Вероятно, она заметила меня в бакалее на углу и теперь тайно наблюдает за мной, не осмеливаясь подойти. Ее любовь велика. Она никогда не ощущала ничего подобного, никогда у нее не было такого глубокого чувства. А теперь она ищет спортивного тренера. Но у меня появляются все причины для того, чтобы приходить в отчаяние от деятельности почты: вместо дружеского письма я раз за разом получаю напоминания от моего профсоюза о трехмесячной задержке в оплате квартиры. Просмотр почты тут же вызывает у меня учащение сердцебиения. Сидя на мели, я подсчитываю в колонке расходов маленькие белые крестики, похожие на те, что ставят на кладбище в Нормандии. Здесь, в этом демократичном мире, работодатели разговаривают со служащими, экономическая война незаметно ужесточается. А мое единственное спасение — это многоразовый кредит. Моя единственная гарантия — это устные обещания, сделанные дрожащим голосом. Но не все так плохо, я тешу себя надеждой относительно колонки доходов: моя дочь скоро станет чемпионкой по теннису, а я буду ей ассистировать, как бескомпромиссный тренер и грозный и расчетливый бизнесмен.

Включаю свет в холле. На ступеньках лестницы замечаю фигуру в сидячем положении; длинные ноги согнуты в коленях, на них покоится голова. Голова медленно приподнимается, и я вижу иссиня-бледное лицо Изабель. Сажусь с ней рядом. Наши бедра соприкасаются. Она кладет мне голову на плечо. Волнующий контакт, к тому же чувствую полезность моего мужского веса.

— Ты неважно выглядишь, — замечаю я.

— Я счастлива тебя видеть. Ты больше не звонишь, не делишься новостями.

— Да, но… у тебя неудачный макияж, что это?

— Это синяк.

— Ты упала и ударилась об угол шкафа?

— Нет, это меня муж побил.

— Вот идиот!

— Он стал безумным.

— Как безумным? Он что-то нашел в твоих бумагах? Адреса, имена?..

— Он обнаружил рукопись моей книги «Дитя народа». Он разозлился, — объяснила Изабель.

До сих пор он был очень доброжелательным. Внимательный муж, прекрасный любовник, глубоко преданный, готовый пойти на все, чтобы сделать ее счастливой. Теперь он уже не тот. Он готов ее четвертовать, и это не смешно. Он положит ее тело в железный сундук и отправит на дно моря. Почему он отказывается объяснить причину своего бешенства? Чем эта книга ему так помешала? Другой удручающий факт: Максимилиан наблюдал за несколькими семейными ссорами с применением насилия. Он начал заикаться, отказывается ходить в школу, мальчику страшно. Ей пришлось вести его к психиатру, скрыть правду. И это нехорошо, ох, как нехорошо. Но ничто ее не остановит, и она допишет роман.

— Ты очень красивая, — говорю я ей. — Ты смелая. Это меня восхищает. Но я думаю, что ты заходишь в тупик.

— Мне нужна твоя помощь.

Хорошо. Всем нам что-нибудь нужно. Но наши желания почти никогда не совпадают. Ее просьба практически невыполнима. К тому же эта женщина удаляется от меня все больше и больше. Хотя в некотором роде мне бы хотелось с ней быть. Это неясное, необъяснимое чувство. В идеале, да, я желал бы ей помочь, только без больших потерь. С одной стороны, ее упорство восхищает. С другой стороны, она меня пугает. Я понимаю: Изабель мечтает о мире, о послании человечеству, которое ее книга должна до него донести. Это мило, это славно. Собраны все материалы для этой легенды. Но я уверен, что она открывает все тайны своему мужу. А этот нефтяной адвокат совсем не хочет терять свой бизнес. Если хорошо подумать, то он может разрезать нас на части и превратить в кусочки льда для аперитива, которые немедленно растают.

— Дай мне посмотреть новые страницы романа, и я скажу тебе свое мнение.

— Вспомни, я тебе их уже посылала.

— Ты знаешь, как сейчас работает почта…

Она опускает голову — типичный признак уныния. Или она что-то заметила на полу.

— У тебя красивые ботинки, — замечает она.

— Да, я потратился.

— Теперь потребуется приличный костюм, — добавляет она.

— Очень мило.

Тоска в ее глазах разом заставила меня встрепенуться. Ловлю себя на том, что разглядываю Изабель. Она приближает ко мне свои губы. Ее лоно источает влажный запах. Я узнаю его, он немного кисловатый. Изабель покрывается испариной, и я тоже.

Когда между нашими губами остается не больше двух сантиметров, мы останавливаемся: какая-то парочка, обнявшись, входит в холл — такие же влюбленные, как и мы. Можно сказать, что они неистово целуются. Слышен звук поцелуев. Горячие птички. Да, это моя соседка с нижнего этажа. Последнее время мы часто встречаемся. Мне кажется, это ее третий парень за две недели. Значит, всем места хватает. Прочитала ли она мою записку, которую я подсунул ей под дверь?