Через пару минут Вероника должна постучать в дверь. Прозвучал сигнал домофона, и я ответил, потому что, в сущности, я воспитанный человек. Теперь я слышу, как движется лифт и как он останавливается на нашем этаже… Луна держит меня за руку. Переговоры длились целый месяц. Впервые я буду знакомить свою подружку с дочерью. Вероника настояла: «Я хочу познакомиться с Луной, чтобы лучше узнать тебя».

Незадолго до этого друзья прожужжали мне все уши: «Осторожно, ты уверен, что у тебя серьезно с Вероникой? Подумай, прежде чем предпринять что бы то ни было». Я и сам не знаю, серьезно это или нет, ничего не понимаю в этой суете. И никто еще пока не придумал конкретного образа действия на тему «Хаос, объясненный невеждам».

Цель этой встречи незначительна по сравнению с глобальными проблемами, притаившимися за видимой стороной вещей. Но для меня, опытного отца, эта цель вполне оправданна: я хочу понять, каким образом могут сосуществовать близкие люди, как найти относительный компромисс, который впоследствии может быть пересмотрен.

Уже за два-три дня до встречи Луна начала задавать мне многочисленные коварные вопросы, например: «Скажи, папа, а как ты любишь Веронику, больше или меньше меня?» Напрасно я старался объяснить всю абсурдность такой иерархии в любви. Как доказать ребенку, что речь идет о чем-то неисчисляемом, что не может быть подвергнуто никакой классификации? Но теория часто оказывается бессильной перед эмоциями. Стоит лишь посмотреть на печальное личико моей дочурки при упоминании о Веронике, как мое сердце отца сжимается от боли.

Настойчиво звонят в дверь. Я открываю.

— Здравствуй, Вероника.

— Привет! Как дела? Ку-ку, Луна! Твой папа мне много о тебе рассказывал. Рада с тобой познакомиться. Как здесь жарко! Вы не хотите открыть окно? В метро было столько народа, и новые туфли мне жмут. Я натерла себе волдыри. Представляешь, у меня украли велосипед, который принадлежит моему бывшему. Он одолжил мне его на пару дней. Теперь впадет в истерику, когда я сообщу ему эту чудную новость. Но я же не виновата! Держи, Луна, вот твой подарок.

— Спасибо, — говорит Луна, ощупывая сверток.

Упаковка снята, и вот появляется обложка книги «Кирику и Колдунья».

— Тебе нравится?

— Да, я смотрела фильм.

— А песенку запомнила?

Луна начинает напевать:

— Кирику ростом не вышел, но зато смельчак…

— Здорово ты поешь, — замечает Вероника. (Это не так: у Луны совсем нет слуха.)

— Когда мой отец был маленький, — вдруг сообщает Луна, — он жил в Африке. Мой папа — африканец. Он очень сильный и занимается магией.

— Фантастика!

— И он уже купил мне книжку про Кирику.

Вероника бросает на меня мрачный взгляд. Кажется, она спрашивала моего совета, выбирая эту книгу, а я дал ей совершенно неверную рекомендацию. Мне была задана головомойка, да и церемония вручения подарка не удалась.

Луна уходит в свою комнату. Добрых пятнадцать минут уговариваю ее с нами поужинать.

За столом смущение усиливается. Стоит Веронике слегка приблизиться ко мне, как Луна расстреливает ее взглядом — реактивный снаряд с бронебойной головкой. Переход от дуэта к трио похож на маневр, требующий сложного стратегического плана. Вероника удивлена, но она все-таки осмеливается поцеловать меня в губы на глазах у Луны. Потом она гладит меня по волосам и громко произносит:

— Он — мой любимый!

Луна краснеет. Ерзая на стуле, она пускается в нескончаемые рассуждения, ее бессознательное начало обнажается, она рассказывает о своей жизни, о своих страхах, своих мечтах, верованиях с необыкновенной поэтической интонацией. Но бессвязность ее речи, несмотря на красоту, меня обескураживает. Я принимаю ее в свои объятия, чтобы успокоить. Вероника прощается с нами, берет свою сумочку и уходит, больше не сказав ни слова. А на следующий день истерический разговор по телефону служит завершением нашей встречи. Вероника исчезает из моей жизни.

Недавно, движимый любопытством, после ревизии своих воспоминаний, я решаюсь ей позвонить. Оказывается, она беременна, без работы, живет в стесненных условиях с каким-то актером, который только что окончил курсы у Флориана.