Отъезд в Лондон. Я везу Мэрилин на вокзал. Толпа народу, различные объявления по громкоговорителю. Чувство тревоги. В этот момент я уже перестаю что-либо понимать в людях.

В вестибюле вокзала наталкиваемся на группу возбужденных отъезжающих: они презрительно свистят на полицейских, которые проверяют билет у одного молодого человека, подозревая в нем мошенника. Некоторые прохожие заступаются за него, говоря, что он обычный парень из предместья. Полицейские превышают свои полномочия, они потеряли терпение. Обстановка накаляется. В толпе слышится недовольный ропот.

После проверки билетов идем на платформу, к головным вагонам. Поезд «Евростар» постепенно заполняется.

Мэрилин робко на меня смотрит.

Очень нежно беру ее за руку и говорю:

— Я хотел бы, чтоб у нас был ребенок.

Ее лицо озаряется.

— Правда? То, что ты говоришь… Это потрясающе!

— Желание иметь ребенка связано только с тобой. Ни с кем другим.

Она потеряна, растрогана. В этот момент мне хочется выразить чувства, которые я еще не могу четко сформулировать.

— Поезд сейчас отправится, моя дорогая.

— Разлука будет нелегкой. Возможно, мы совершаем ошибку.

— Нет никакой ошибки. Что в тебе хорошо, так это твой смех и твоя непосредственность. Что-то очень прозрачное и очевидное.

— С тобой я чувствую себя красавицей. Но не говори таких вещей — ты меня пугаешь.

— Каждый должен стремиться к прозрачности. Ты так не думаешь?

— Да, мой дорогой человечек.

— В идеале хотелось бы жить в мире с тысячью других измерений.

— Да… но ничего не кончено.

— Поезд уйдет.

— Я остаюсь. На этот раз все решено.

Она ставит чемодан, обнимает меня — ее глаза полны слез.

— Нет, тебе нужно ехать. Поднимайся в вагон, поезд сейчас отправится.

— Через две недели я снова буду в твоих объятиях.

— Конечно. Все будет хорошо.

Удерживаю ее за руку.

— Скажи, а ты не хотела бы отрастить волосы?

— Думаешь, стоит?

— Да, ты станешь еще красивее с длинными волосами.

— Хорошо, согласна. До скорой встречи, любимый.

Все кончено, она заходит в вагон. Я не хотел этого видеть. Не знаю, оглянулась ли Мэрилин.

«Евростар» трогается и набирает скорость, налегая на рельсы, а я получаю эсэмэску: «Люблю тебя! Будь со мной!»

В тот момент, когда я собираюсь ответить на послание моей любимой, чья-то рука ложится мне на плечо, и мой внутренний голос словно вопрошает: «Как? Мэрилин, ты все-таки осталась в Париже? Ты уверена, что так надо? Это твое решение?» Я оборачиваюсь и — о, ужас! — вижу лицо, которое успел почти полностью позабыть, ужасное лицо получеловека, полупризрака.

— Здравствуй, Матье, как дела?

— ?!

— Ты видишь, я уже не ношу розовых галстуков… Так лучше, правда?

— Черт! Парень, да ты просто невозможный тип!

— Я твой друг, — говорит он.

— Ты меня достал…

Испытывая напряжение, несусь к центральному выходу, смотря под ноги. Столько всего смешалось в моей голове! И вдруг, заглушая мой внутренний голос, раздаются бессвязные крики толпы. Поднимаю голову и вижу, как расступаются отъезжающие, чтобы пропустить бегущего изо всех сил человека. Я узнаю его — это недавний молодой «мошенник», которого я и Мэрилин совсем недавно видели внутри здания вокзала. Его преследуют полицейские. Паника на платформе! Одна старая женщина падает, поранив колено, какая-то мамаша с ребенком кричит, заметив, как полицейский достает оружие.

Беглец чуть было не сбивает меня с ног. Смотрю, как он мчится по перрону, а за ним бегут полицейские. В этот момент появляется поезд, он тормозит… Толпа продолжает расступаться, слышны отдельные выкрики, истерический визг. Беглец толкает человека, который носил розовые галстуки, и тот падает на рельсы прямо перед локомотивом. Кто-то пытается его спасти. Слишком поздно: его тело на какой-то момент исчезает под составом, а потом появляется в виде кровавого месива.

На обратном пути домой бесцельно бреду вдоль канала Сен-Мартен, в смятенных чувствах, сбитый с толку: ужасные картины смерти запечатлелись в моем сознании. Немного утешает то, что, если судьба мне улыбнется, скоро увижу свою любимую. Брожу, хожу по кругу по кварталу, и вспоминаю, как двадцать лет назад провожал Клару на самолет в Лондон. Потом она стала матерью Луны.

Оказавшись дома, слегка потерянный в круговороте чувств, в поисках хотя бы небольшой поддержки, набираю телефон своей бывшей жены.

— Как дела?

— Извини, я сейчас не одна.

— Понимаю. Как скажешь. Просто хотел с тобой поговорить.

— В другой раз.

Утратив обычное состояние из-за трагического происшествия на Северном вокзале, думаю о Мэрилин, убеждаю себя, что она несколько раз приедет навестить меня, возможно, наши электронные послания сделаются более редкими. Потом она спокойно забудет меня. И будет искать в страстных воспоминаниях юности новую любовь в объятиях другого мужчины. Она будет счастлива, но иногда будет грустить и несколько раз вспомнит обо мне. И у всех мужчин, которых она полюбит, будет странный привкус.

Потом я замечаю на постели тоненькие трусики, которые Мэрилин любезно оставила мне перед отъездом и которые были на ней в последний день, когда мы занимались любовью. Беру их, провожу мягкой тканью по груди, лицу, целую их, вдыхаю пряный запах цветка и седла лошади, словно я опять маленький мальчик, который еще в детстве любил запах буйной растительности и компанию животных.

А потом включаю на полную громкость песню «Я хочу быть твоим псом» группы The Stooges. Танцую перед зеркалом в своей комнате и нахожу себя соблазнительным и желанным.