1

Идея с диваном психоаналитика привела Ольгу в бешенство. Она верила в существование нормального поведения главы фирмы, поведения, исключающего как юмор, так и эксгибиционизм. Но Менантро, которого поддерживал его советник по связям с общественностью, похоже, идея эта понравилась. Его уже категорически не устраивала роль банального руководителя фирмы, занятого только делами. Взяв за основное правило оригинальность, он хотел сделать каждое свое появление на экране произведением искусства. Так что, лежа на диване во время беседы с Элианой Брён, он представил бы – на принадлежащем ему канале – свой воображаемый, интимный и гуманный портрет, тем самым утверждая свою веру в «новую экономику».

Элиана практически не сопротивлялась. Озабоченная тем, чтобы доказать свою независимость, она, как утверждала уже не первую неделю, совершенно не думала ни о какой специальной режиссуре интервью с Менантро. Патрону не пришлось слишком сильно настаивать.

– Поверьте мне, от слишком серьезного интервью возникнет ощущение, что вы мне подыгрываете. А если добавить немножко юмора, мы сразу перетянем зрителей на нашу сторону.

Журналистка принимала каждое его дружеское предложение и заранее послала ему свои вопросы.

Экстравагантное поведение Менантро воспринималось в финансовых кругах все с большим неудовольствием, и это могло сыграть на руку Ольге, но она в то же время должна была служить неким предохранителем, чтобы не дать поставить ВСЕКАКО совсем уж в смешное положение. Она порекомендовала ПГД быть как можно сдержанней и поехала вместе с ним на запись в телестудию. В гримерной советник по связям, не выпуская окурка сигары изо рта, изрекал свои обычные благоглупости:

– Давай, Марко, забудь обо всем, будь самим собой. А главное, не бойся показать себя бунтарем.

Чрезвычайно раздраженная заместительница Марко поинтересовалась:

– Бунтарем против чего? Марк пожал плечами:

– Против страдания, против несправедливости! Разве не это тема передачи?

– Да, но также против дедовских методов организации предприятия! – уточнил советник. – Расслабься, Марко!

Менантро сквозь прямоугольные очки весело взглянул на свою заместительницу. Он считал ее робкой. И хотел ей доказать, что он прав, что корпорация – это игра, что дела могут быть волнующими и возбуждающими. Некая внутренняя сила уже толкала его выйти на сцену. И как только покончили с гримом, он на несколько секунд закрыл глаза. Затем встал, вытянул руки, чтобы снять напряжение, и, словно его притягивал жар прожекторов, вышел на съемочную площадку, меж тем как оба его сподвижника прошли в аппаратную. Когда они молча проходили вдоль стены, заполненной экранами, кругленький человек наклонился к режиссеру и осведомился:

– А это кто?

– Советник Менантро по связям с общественностью и заместительница директора. Номер два во ВСЕКАКО…

Кругленький человек повернулся с четкостью автомата к миниатюрной блондинке. Улыбаясь в полумраке во весь рот, он включил полный регистр непринужденного обаяния и протянул руку, восклицая:

– Сиприан де Реаль. Здравствуйте! Большая редкость увидеть в кулисах телевидения красивую женщину.

Чтобы оказаться рядом с Менантро, барон попросил Элиану пригласить его на съемку. Необходимо было пройти все этапы с той же стремительностью, с какой ухудшалась ситуация. Ольга с удивленным видом повернулась и бросила взгляд на круглое лицо бонвивана, вырисовывающееся в полусумраке. На какой-то миг она почувствовала легкое возбуждение… но она пришла сюда работать.

Голос отсчитывал:

– Внимание, двадцать секунд… десять… пять, четыре, три…

Рэпер пропел несколько строф о городской войне, открывающих передачу. Затем на экране появился Марк Менантро, возлежащий на диване в позе «Олимпии» Мане: ноги вытянуты, рука на подлокотнике, подбородок в сгибе руки. Он снял пиджак и явил себя зрителям в облике менеджера в белой рубашке с галстуком. Элиана Брён, в черной блузке и черных брюках и с красными клипсами, с прической, ставшей более волнистой после встречи с Сиприаном, сидела рядом в кресле, готовая исповедовать ПГД. Когда прошли титры, камера показала крупным планом лицо журналистки.

– Передача «Бунтари» рада, что нам удалось заполучить вас именно в феврале, который наконец-то начинает быть похожим на суровый зимний месяц…

Уже неделю термометр показывал прямо-таки сибирские градусы, что принесло психологическое облегчение населению, обеспокоенному глобальным потеплением климата.

– Кстати, потепление атмосферы – это одна из тем, на которые мы будем говорить с нашим гостем – бунтарем, не похожим на других, потому что это один из самых видных людей во французской экономике, один из ведущих представителей нашей промышленности, короче, на первый взгляд тот, кого называют сильным мира сего…

Пока она говорила это, камера была нацелена на Менантро, чтобы детально рассмотреть его еще молодое лицо, сосредоточенные глаза за увеличивающими стеклами, руки с безукоризненным маникюром. А Элиана продолжала:

– И однако этот человек разворошил самоуспокоившийся мир предпринимателей. Во-первых, тем, что появлялся в средствах массовой информации, не культивируя весьма характерного для руководителей крупных фирм вкуса к скрытности. Ну и потом, «новая экономика» представляет, на его взгляд, нечто большее, чем феномен рынка, скорей проект общества, который можно резюмировать так: «больше поддержки инициативе молодых» – и еще: «уменьшить загрязнение окружающей среды». Во всяком случае, именно по этой модели он преобразовал весьма почтенную Всеобщую кабельную компанию в «Проект Рембо», одно название которого уже говорит о многом.

Камера в это время изучала черные, отлично начищенные туфли ПГД, а затем прошлась по носкам и далее по брюкам вдоль шва.

– Еще одно уточнение: корпорация ВСЕКАКО, президентом которой является Марк Менантро, владеет нашим «Другим каналом». Было бы нелепо замалчивать это, однако во время интервью вы, – обратилась она к ПГД, – будете таким приглашенным, как все прочие. Договорились?

Объектив остановился на лице Менантро, который сглотнул слюну и крайне настоятельно произнес:

– Нет, дорогая Элиана, это я вас прошу об этом! Я никогда не вмешиваюсь в содержание передач, которые выходят на каналах, принадлежащих нашей группе. Почему вы ведете этот цикл? Потому, что вы замечательный профессионал. Мое дело – предоставлять вам средства, чтобы вы могли делать свою работу. А в качестве приглашенного к вам я должен отвечать на ваши вопросы.

Но Элиана, как если бы эта щепетильная тема стала хорошей затравкой для разговора по существу, не унималась:

– Значит, вы думаете, что сможете забыть про иерархические отношения и говорить совершенно откровенно?

– Я ни за что не пришел бы на разговор в передачу «Бунтари», если бы решил, что обязан этим моему положению в иерархии нашей корпорации.

– Марк Менантро, поскольку мы говорим откровенно, могли бы вы осветить нам последние финансовые результаты ВСЕКАКО, которые иногда… вызывают в прессе определенное беспокойство?

– Что ж, скажу вам, Элиана, без всяких уверток: результаты великолепные. Да, конечно, в некоторых областях нам необходим еще больший прогресс, но глобально результаты у нас действительно очень хорошие.

Объектив переходил в этом бескомпромиссном поединке с одного на другого. Менантро привел несколько оптимистических цифр. Когда он закончил, Элиана, нахмурив брови, задала очередной вопрос:

– А что вы ответите тем, кто говорит о бегстве вперед? О безумной логике, вынуждающей приобретать компании по цене, превышающей их реальную стоимость, увеличивать прибыли, но также и задолженность?

Элиана сомневалась, задавать ли этот вопрос. Но поскольку она переслала его Менантро и тот не сделал никаких на этот счет замечаний, она решила не колебаться. После этого подлинного испытания в обсуждении темы, в которую вцепились газеты, будет легче ослабить напряжение дискуссии. ПГД сжал в недоуменной гримасе губы, его взгляд сделался чуть ли не грустным, и он промолвил:

– Дорогая Элиана, вы, право, огорчаете меня. Как такой замечательный профессионал, как вы, может хоть на йоту доверять подобным слухам?

– Я вовсе не говорила, что доверяю им…

Менантро взглянул ей в глаза и отрезал:

– Элиана, это сплетни! – И уже гораздо мягче продолжил: – Дела у нашей корпорации идут хорошо, и я сейчас представлю вам доказательство.

Следуя заранее составленному сценарию, Менантро сел на диване. Он наклонился к низкому столику, на котором лежала американская экономическая газета. Как завсегдатай телеинтервью, он продемонстрировал камере одну из страниц со своим небольшим портретом.

– Это утверждают американцы. Они верят в «Rimbaud Project». A вот французам присуще ошибочное стремление к самоочернению даже в тех областях, где мы являемся мировыми лидерами.

ПГД протянул газету Элиане, которая проглядела статью, и, похоже, та убедила ее. Она вновь обратилась к президенту своей корпорации, позволив себе изобразить хорошее настроение:

– Я же говорила вам, что не буду церемониться с вами.

– И я, Элиана, благодарен вам за это, вы задаете хорошие вопросы, в чем я вижу доказательство вашей независимости.

После этой преамбулы интервью вошло в углубленную стадию. В течение десяти минут Элиана расспрашивала Менантро об Интернете; он говорил об увеличении количества знаний, о свободе, о демократии. Журналистка незаметно старалась вывести его на другую территорию, чтобы сдержать обещание, данное членам Хакинг-клуба. С нескрываемой симпатией она задала вопрос о пиратах, которые борются с коммерциализацией Web. Марк соблаговолил ответить вполне благожелательно:

– Я тоже против капитализма! Против определенного типа капитализма. Некоторые считают, что нужно преследовать в судебном порядке молодых, которые незаконно проникают на наши серверы. Я так не думаю.

– А были бы вы готовы сотрудничать с ними на каких-то договорных началах?

– Я готов встретиться с ними хоть завтра.

Лицо Элианы прояснилось. В аппаратной Ольга сидела с удрученным видом. Она повернулась к человеку, который сказал ей:

– Этого нельзя допустить!

Сиприан, пребывающий в некотором сомнении, предпочел примирить всех. Он пробормотал:

– Все это, конечно, крайне наивно, но… благородно. Людям это понравится.

– Пожалуйста, тише, – попросил режиссер.

Теперь Менантро излагал свою главную теорию: пока одни филиалы ВСЕКАКО расширяют кабельные сети, подлинные автотрассы для информации, другие создают то самое содержимое, что будет циркулировать по этим скоростным дорогам. Они придумывают игры, творят музыку, снимают кино. Благодаря «Rimbaud Project» ВСЕКАКО даст приют творческому духу и преобразит его в поток знаний, предложив сказочный «мультимедийный пакет» для всей семьи по цене пятьдесят евро в месяц.

Элиана вновь надела маску взыскательной ведущей:

– Пятьдесят евро в месяц – это по абонементу, да?

Взгляд у Марка был усталый, как у дуэлянта, готового сдаться.

– В беседе с вами, Элиана, нет права на ошибку. Да, это будет стоить пятьдесят евро, и ни цента больше! Я сам подписал такой договор.

– Понятно.

А телезрителям стало понятно, что контракт с Элианой, когда кончится передача, не будет расторгнут. Она продолжила чуть более спокойным голосом:

– А сейчас, если вы не против, поговорим немножко об экономическом превосходстве, о другом будущем секторе деятельности вашей корпорации.

Марк Менантро, вновь улегшийся на диван, смотрел куда-то в пространство. Впечатление было, будто он увидел порхающую бабочку и восхищенно следит за ее полетом. При этом он говорил:

– Я иногда задумываюсь, а не замкнулись ли мы в устаревшем убеждении, что любое производство связано с определенным количеством отходов. И что загрязнение среды – это та цена, которую мы вынуждены платить за горячую воду, за автомобили, за работающие компьютеры… Так вот, Элиана, я предлагаю вам подойти к этой проблеме по-другому…

И он стал объяснять, как объясняет отец ребенку:

– Представьте себе водяное колесо, крылья ветряной мельницы. Представьте, что благодаря научному прогрессу эти старинные устройства оказались способны производить колоссальную энергию. Не значит ли это, что однажды благодаря им мы раз и навсегда избавимся от вредоносного воздействия атомных станций?

В аппаратной Ольга ахнула: сегодня, как никогда, выживание ВСЕКАКО зависит от ядерной энергетики.

А Элиана не отступала:

– Тем не менее ВСЕКАКО продолжает в широком масштабе производить оборудование для ядерной энергетики, а вот, к примеру, в области ветроэлектростанций вы делаете не так уж много.

ПГД выглядел несколько растерянно. Он спросил обиженным голосом:

– Что вы можете об этом знать?

Элиана озадаченно смотрела на него. А он продолжал:

– Я всецело верю в ветроэлектростанций. И думаю о них каждый день. Кстати, у меня большие планы в этой области, но полностью раскрыть их я не могу. В стратегии нашей корпорации существуют кое-какие секреты.

Сиприан испытывал блаженство. Он повернулся к Ольге, которая процедила:

– Само собой, сказать ему нечего. Ветроэлектростанций – это пыль в глаза. Без дотаций они мгновенно потерпят крах.

Барон сглотнул слюну. В тот же самый момент, когда Менантро во всеуслышание высказался за его детище, на его пути к большим деньгам возникло новое препятствие: заместительница ПГД не верит в альтернативные источники энергии. Следовало вести тонкую игру, оставаться уклончивым.

– Конечно, ловушек для простаков в наше время полным-полно. Однако ветроэлектростанций – это не так уж плохо.

И Сиприан, чтобы сменить тему, указал на экран, заверяя Ольгу в своей солидарности:

– Крепитесь, скоро конец.

Элиана и Марк подошли к той точке передачи, когда интервью завершается серией коротких вопросов. В этом эпизоде Менантро улегся на спину. Казалось, он не выдает заранее подготовленные ответы, а на ходу придумывает их:

– Олицетворение прекрасного?

– Улыбка моей дочурки. Ей только что исполнилось три с половиной года.

– Неприемлемая идея?

– Эксплуатация женщин во все времена и повсюду.

– Самая большая ваша мечта?

– Мир без границ, в котором люди общаются без всяких препятствий.

– Любимая книга?

– Рембо. Весь Рембо. «Моя богема», «Пленный корабль»…

– Дело, за которое вы готовы сражаться до конца?

– Их много: смерть расизма, конец диктатур, защита озонового слоя, борьба с безработицей, со снижением отчислений на социальное обеспечение. Хотите еще?

– Нет. Ответьте только, кто такой, по-вашему, бунтарь?

С лица ПГД, лежащего на диване, исчезло напряжение. И когда он излагал свое кредо, чуть ли не создавалось ощущение, что вокруг его головы появляется нимб.

– Быть бунтарем означает отказаться от мысли, что мир не движется. А для меня, главы корпорации, это означает уважать потребителей и акционеров и увлекать их в приключение, цель которого не одни только дивиденды.

Все шло просто замечательно. У Элианы было ощущение, будто ее умело разгромили. Но она продолжала жертвовать собой, чтобы завершить передачу исполнением желания Менантро, которое он высказал перед записью.

– Обычно я прошу тех, кого пригласила на передачу, выбрать мелодию, которая им нравится. Но когда мы готовились к передаче, вы мне ответили: «У меня есть пунктик. Некоторые находят его странным. Я безумно люблю петь и с удовольствием что-нибудь спел бы».

Менантро открыл глаза. Настал вершинный момент, время ощутить наслаждение, вибрацию тела в унисон с многочисленными незримыми зрителями. Он встал с дивана, встряхнул слегка головой, чтобы чуть растрепать волосы, снял очки, протянул их Элиане, закатал рукава рубашки и подал вполне профессиональный знак звукорежиссеру, который включил музыкальный аккомпанемент «Imagine». Поднеся микрофон почти к самым губам, он объявил:

– Поскольку все мы артисты – немножко, много, страстно, – я посвящаю эту песню Джону Леннону, пробуждавшему наши мечты.

В аппаратной Ольга говорила директору программ:

– Я считаю, перед выходом в эфир необходимо убрать некоторые фрагменты: высказывания о хакерах и о ядерной энергетике… Это будет неприятно нашим клиентам. И потом, общий тон – чрезмерно самодовольный. Я попытаюсь его в этом убедить.

 

2

Наконец появился Менантро, увлекая за руку Элиану. Наступая на кабели, они прошли через кулисы под взглядами операторов и ассистентов и вступили в аппаратную, где только что зажгли свет. Поворачивая голову во все стороны в ожидании реплик о том, как он «отлично смотрелся», ПГД вопрошал:

– Ну, как прошло? Понятно было, что я говорил?

Съемочная группа, которая старается никогда не огорчать приглашенного – особенно владельца канала, – заверяла его, что ему нечего беспокоиться: его умение держаться на съемочной площадке достойно восхищения… А он думал, что, если восхищаются его умением держаться на площадке, значит, им нечего сказать о самой сути. И эта неопределенность бесила его, ему хотелось, чтобы они цитировали лучшие куски из его выступления. Вздернув надменно белокурую головку, Ольга с сумочкой под мышкой направилась к нему, чтобы, не откладывая в долгий ящик, откровенно высказать свои сомнения; по ее мнению, надо сделать некоторые купюры и вообще нет никакой срочности с выпуском этого интервью в эфир.

Менантро сухо оборвал ее:

– Послушайте, я запрещаю вам ворчать.

Ему жутко надоела эта надсмотрщица. Все еще внутренне просветленный песней Битлов, он проявил свою власть, отрезав:

– Оставьте свои замечания при себе. Вы должны улыбаться и быть довольной, как все вокруг.

В сторонке Сиприан поцеловал Элиану и поздравил ее с удачным упоминанием ветроэлектростанций. Они обменялись заговорщицкими взглядами, как два хитроумных сообщника, хозяева положения. Элиана, с тех пор как обрела барона, испытывала чувство, будто стала гораздо умней; его ироническая отстраненность делала не такой тягостной ее компромиссы со ВСЕКАКО. А в другом конце комнаты разговор становился все напряженней. Тональность его повысилась еще в гримерной. ПГД, пока гримерша промокала ему лицо ваткой, смоченной в молоке, настраивал себя против Ольги. Сперва попросив ее сменить тему, он вновь начал спор, призвав в свидетели своего советника по связям с общественностью:

– А статья в «Уолл-стрит джорнэл»? Как я ее подал, а?

– Отлично. Но мне особенно понравился твой образ прекрасного.

– Образ прекрасного? А что я на этот раз сказал?

– Ты сказал «улыбка моей дочурки», и это было гениально.

Марк повернулся к Ольге:

– Вот видите, ему это очень понравилось! Заместительница директора, понимая, что выступила с критикой слишком рано, признала:

– Мне тоже очень нравится улыбка ребенка.

Отметив слабость позиции Ольги, Элиана решила, что можно вмешаться. И пока Менантро приставал к своей заместительнице, журналистка бросила насмешливым тоном:

– Вы вовсе не обязаны во всем соглашаться со своим патроном. Взбунтуйтесь, если вы не согласны!

ПГД с улыбкой взглянул на Элиану и снова обратился к Ольге:

– Она права. Если вы не согласны, будьте откровенны и скажите, где я сел в лужу.

– Не преувеличивайте. Временами вы были неплохи…

Менантро издевательски улыбнулся:

– Временами? Она считает, что временами я был неплох!

Ольга все так же спокойно пояснила:

– Но фрагмент насчет возобновляемой энергии – это совершенно невозможно. Подумайте о наших партнерах из атомной энергетики: мы не можем нападать на них, это некорректно. Этот кусок обязательно нужно вырезать.

Элиана взвилась:

– Позвольте, как это вырезать? Это все-таки моя передача. А если вы, мадам, против экологически чистой энергии, то в ближайшие дни можете прийти ко мне и объявить об этом. Вы нам расскажете про благодетельное воздействие радиоактивных отходов.

Сиприан стоял в стороне, предаваясь стратегическим размышлениям. Он должен держать сторону Элианы (борющейся за его интересы), Менантро (от этого человека зависит его состояние), но в то же время и этой волевой женщины, против которой они объединились. Она выглядела уверенной в себе, и это произвело впечатление на барона. Он попытался успокоить спорщиков:

– Хватит, хватит, мы все единодушны: месье Менантро был великолепен, убедителен, поэтичен. Атомное лобби тоже с этим согласится… – Он повернулся к Марку. – Но какая удача, если вы позволите высказать мое мнение, иметь рядом с собой столь строгую заместительницу!

Вспомнив вечер на Капри, Менантро нашел этого человека вполне симпатичным и согласился на предложенное им перемирие. Чуть ли не с признательностью он обратился к своей заместительнице:

– Ольга, спасибо за вашу въедливость.

Элиана, слегка разочарованная тем, что ее врагиня так легко отделалась, сочла необходимым заявить:

– Но в любом случае ни о какой цензуре и речи быть не может. Марк был бесподобен. Передача пойдет без всяких купюр.

Сиприан без слов, чуть нахмурив брови, попросил ее сменить тему, а Менантро сказал:

– Дамы, я приглашаю вас поужинать со мной!

Затем, повернувшись к Элиане и указав на барона, он уточнил:

– Вашего друга тоже, если он захочет присоединиться к нам. Кстати, этот его проект, пояс ветроэлектростанций, по-прежнему на повестке дня. Но, если быть честным, моя команда относится к нему отрицательно.

Ольга с некоторым разочарованием взглянула на Сиприана. Оказывается, этот забавный человек действует из корыстных соображений. Менантро не смог удержаться, чтобы не воткнуть очередную шпильку своей заместительнице:

– Да, этот господин продает ветроустановки. Но ведь вы, Ольга, предпочитаете радиоактивные отходы?

Элиана расхохоталась. Затем все направились в большой ресторан на Елисейских Полях, где Менантро был завсегдатаем. Ольга и Сиприан поехали каждый в своей машине. А журналистка, которую патрон пригласил ехать вместе с ним, садясь в черный «мерседес-604», ощутила себя так, словно получила привилегию, и у нее родилась надежда, что между ними завяжутся какие-то дружеские отношения. Она испытывала величайшее презрение к этому человеку, когда он купил «Другой канал», когда профанировал портрет Рембо, когда взял микрофон и запел… Но презрение мгновенно испарилось, чуть только она решила, что может стать его близкой сотрудницей.

Сидя рядом с ней на заднем сиденье, ПГД заговорил об Ольге:

– Она замечательный менеджер. Но ни о каком артистизме тут и речи быть не может, она его начисто лишена!

Элиана восприняла эти слова как доверительную откровенность. От того, с каким почтением директор трехзвездного ресторана принимал Менантро, она пришла в восторг. Выбор изысканных, дорогих вин еще больше укрепил ее благорасположение к ПГД. А когда он объявил, что написал прошедшим летом роман, где рассказал историю главы фирмы, который все бросил и стал певцом, Элиана постаралась подавить первую реакцию («ох уж эти бедняги руководители фирм, играющие в писателей!») и заставила себя думать, что его книга, должно быть, не так уж плоха. Польщенная тем, что к ней проявляет интерес один из самых богатых людей Франции, она почти не замечала, что Сиприан все свое внимание уделяет Ольге и что-то нашептывает ей на ухо, развлекая ее.

Сам Менантро тоже был весь в мыслях о своей заместительнице, которая в течение последних недель весьма усилила свое влияние в административном совете. Как правило сдержанный и не позволяющий себе лишнего, он пил больше, чем обычно. Жуя пирог с голубями, он повернулся к журналистке и поинтересовался, как прозвучали его слова о Рембо, после чего взглянул на свою заместительницу:

– Разумеется, нет смысла просить нашу безмерно серьезную Ольгу прочесть нам «Пленный корабль» Рембо.

Немка без всякой особой интонации поправила его:

– Не пленный, а «Пьяный корабль».

Элиана, не посмевшая сделать замечание Менантро во время передачи, взглянула на свою врагиню с видом притворного сообщничества:

– Прекрасно, Ольга! Не дайте сбить себя с толку!

Однако миниатюрная блондинка не унималась:

– Раз уж вы вернулись к этой передаче, Марк, есть еще один пункт, с которым я категорически не согласна. Хакеры… Нельзя протягивать руку тем, кто портит то, что мы делаем. Их нужно наказывать, и точка.

Элиана пылко запротестовала:

– Напротив, Марк, вы все правильно сказали! Надо перетягивать молодежь на свою сторону.

Менантро выглядел несколько растерянным:

– Не знаю, не знаю… Надо бы посовещаться с тем блистательным молодым человеком – и, кстати, очень красивым, – который знает эту проблему. Ну, вы помните? С этим арабом…

– А, с Фаридом! – воскликнула Ольга, и в голосе ее прозвучала нотка нежности.

– С Фаридом?! – почти одновременно воскликнула сдавленным голосом Элиана.

Менантро удивленно вытаращил глаза:

– Так вы его знаете? Вот и отлично, завтра утром я вызову его.

Глаза его игриво блеснули. Несколько смущенная, Элиана уставилась в свою тарелку. Ольга воспользовалась этим, встала из-за стола и объявила, что ей пора. Менантро промолвил насмешливым тоном:

– Восхищен вашим знанием Рембо. Заходите как-нибудь на днях ко мне и продекламируйте несколько его стихов.

Элиана подняла голову и бросила:

– Но главное, поменьше почтения к вышестоящим!

Заместительница ПГД с улыбкой осведомилась:

– Марк, завтра утром мы с тобой увидимся?

– Да дайте вы хоть немножко покоя своему президенту! – вмешалась Элиана, словно она уже взяла Менантро под свою защиту.

Сиприан молча наблюдал за происходящим. Совершенно очевидно, что Ольга отнюдь не просто объект придирок Менантро, она занимает одно из ведущих мест в корпорации. А эта дура Элиана ничего не поняла и загнала себя в ловушку.

Как только заместительница удалилась, Марк объявил своим новым друзьям, что ему надоел мир деловых людей. Ему хочется отправиться в новый ночной клуб, напрямую связанный с Интернетом. Расплатившись, он сказал, что сейчас они заглянут выпить по бокалу в «Кастель».

Элиане, при всей ее нелюбви к ночным клубам, было страшно лестно окунуться в суетность светской жизни в обществе самого раскрученного массмедиа делового человека года. Двери клуба распахнулись перед ними, и ощущение было, что при их приближении тела обслуживающего персонала сгибаются чуть ли не пополам. Менантро притягивал взгляды, провоцировал неловкие попытки приблизиться к нему. Он шел, и люди влеклись к нему, притягиваемые как магнитом, счастливые уже тем, что могут поздороваться с ним, а здоровались они так, будто произносили «здравствуйте, ваша известность», «здравствуйте, ваше богатство», «здравствуйте, ваше телеэкранство». Ошеломленной журналистке, поскольку она появилась в «Кастель» вместе с ним, тоже перепадала толика его славы. Приняв на себя функции защитницы и покровительницы, она уговаривала какую-то пьяную женщину, которая цеплялась за него:

– Пожалуйста, оставьте его в покое.

Они выбрали затемненный угол и сели за низкий столик выпить виски. Захмелевший Менантро поначалу говорил о своих планах, потом замолк и, похоже, погрузился в мрачные мысли. Сиприан разрывался между необходимостью срочно сбыть ветроустановки и желанием оставаться веселым и непринужденным. Он рабски следовал всем переменам настроения Менантро, всем меандрам его разговора, подбрасывая иногда какую-нибудь шутку. Элиана, сидя между любовью и деньгами, по-страусиному вздергивала головку и оглядывала танцевальную площадку, заинтригованная этим сборищем, поклоняющимся алкоголю и похоти. Из динамиков лилось ча-ча-ча пятидесятых годов с вполне подходящими к обстоятельствам словами: «Будь бунтаркой и заткнись».

И вдруг любовники увидели, что Менантро встает. Не говоря ни слова, он оторвал себя от дивана и, пошатываясь, со стаканом виски в руках направился к танцевальному кругу. Боясь потерять ПГД, Элиана и Сиприан вскочили и пошли вслед за ним, покачивая бедрами в такт музыке. Патрон ВСЕКАКО, тоже покачивая бедрами, двигался с закрытыми глазами, ведомый дикарским инстинктом, резко контрастировавшим с его прямоугольными очками. Когда он добрался до центра площадки, то словно бы впал в транс; он больше не боялся собственного тела, и все на кругу подлаживались к его танцу. Женщины липли к нему; они струились вокруг финансового гения, предававшегося ночным радостям, однако Элиана желала сохранить Менантро для себя одной. Выпятив свой круп, она отшибала его ударами многочисленных конкуренток. Словно бы зажатая своим черным костюмом учительницы, она танцевала с грацией бревна, но методично расчищала территорию.

Сиприан взмахивал руками и подергивал плечами, испуская ликующие вопли. Элиана развернулась к нему и принялась энергичней двигать тазом, чтобы показать, как она его любит. Прагматичный барон, притворяющийся безнравственным, принес ей счастье. И еще она все больше любила единственного, кто на этом кругу пребывал в трансе запоздалой юности, этого сумасшедшего Марко, выпускника Национальной школы администрации, беседующего со своим внутренним миром. Была в нем какая-то непокорность и что-то почти ангельское; он поступал так, как ему хотелось, шел наперекор своему окружению и предлагал шальные проекты, чтобы не умереть по-глупому. А певец выдавал из динамиков: «Будь яркой и бунтаркой, будь бунтаркой и заткнись».

У Марко вдруг резко изменились намерения. Расталкивая пляшущие тела, он стал выбираться из стада. Казалось, будто его руки кого-то бьют в темноте, прочерченной вспышками света. Так он добрался до края площадки. Там он протер очки, надел их и принялся оглядываться вокруг. Наконец обнаружил Элиану и барона, которые шли за ним по пятам. Взяв Сиприана за плечо, ПГД отвел его, словно старинного приятеля, в сторонку. Элиана радостно наблюдала эту сцену, убежденная, что сейчас рождается их неразделимая троица. Марк, от которого здорово пахло виски, обратился к Сиприану:

– Сколько ты хочешь за свои ветроустановки?

Он сильно сжимал плечо барона, тот даже ощутил боль. Захваченный врасплох торговец ветром сперва решил, что это розыгрыш, и выбрал уклончивую позицию:

– Слушай, Марк, может, здесь не место говорить об этом?

– Я спрашиваю тебя: сколько ты хочешь? Я беру их.

Хоть и окутанная парами алкоголя, эта фраза, которую Сиприан ждал в течение долгих месяцев, заставила его радостно вздрогнуть. Менантро готов, Менантро согласен! Барон достиг своей цели, причем с такой стратегической эффективностью, что счел возможным сохранить легкую непринужденность, которая так хорошо ему удавалась:

– Ну что ж, для тебя… всего за полцены!

– Сиприан, я не шучу. Ты говоришь мне свою цену, и завтра мы подписываем договор! Мне осточертела Ольга и ядерное лобби.

На смену радостной дрожи пришел холодный пот. Сиприан утратил все свое красноречие и постарался не упустить возможность:

– Раз… раз уж вы так хотите, Марк, завтра утром я приду к вам, и мы все оформим!

– Отлично. В одиннадцать у меня в кабинете. Я тебе обещаю, что к завтрашнему вечеру все будет оформлено, мы подадим сообщение во Франс-Пресс и объявим о покупке.

– Э-э-э… Уверен, вы совершите выгодную сделку!

Тон у Сиприана стал какой-то униженный. Он не решился ничего добавить, боясь, как бы лишнее слово не поставило под вопрос решение, которое означало конец денежным затруднениям и зависимости от жены… Элиана подошла к ним, и Сиприан испугался, что она может все погубить каким-нибудь дурацким замечанием. Но Менантро держался за плечо барона, как за спасательный круг. Пьяный и почти засыпающий, он пробормотал:

– Мне надо лечь, проводите меня к машине…

– Поможем ему, он переутомился, – предложил Сиприан журналистке.

В течение нескольких минут, пока Элиана и Сиприан вели к машине пошатывающегося Марка Менантро, у них было ощущение, что они являются единственными настоящими друзьями знаменитого главы корпорации. Теперь их с Марко соединяли нерушимые узы дружбы. Любовники вручили Менантро шоферу, и еще некоторое время они шагали по улочкам Сен-Жермен-де-Пре, испытывая альтруистическую гордость, как будто они спасли человеческое существо, окончательно утратившее силы. Провожая Элиану до ее дома, Сиприан все-таки старался не выказывать радости по поводу сделки, занимавшей его мысли. Его мучил страх, а кроме того, было ощущение, что если он станет ликовать из-за так удачно провернутой сделки, то тем самым как бы снизит уровень людского благородства, достигнутого в конце сегодняшнего вечера.

 

3

В половине восьмого утра Элиана приоткрыла один глаз. Голова раскалывалась. Она вспомнила вчерашний вечер, и серый занавес вновь опустился. Какой-то миг она пребывала в сомнении, но тут же ей стало ясно: ее ждет новая жизнь. Радостная, она вылезла из постели и, спотыкаясь, пошла за таблеткой аспирина. Она не только спасла свое положение во ВСЕКАКО, но ее работа там обретет новый, волнующий оборот, включающий медийные, финансовые и светские аспекты, которым она сумеет придать отпечаток своего стиля и свое понимание социальной справедливости. Специальный советник «Rimbaud Project», любовница легкомысленного барона и со вчерашнего вечера ближайший друг Марка Менантро, Элиана покинула мир обыденных трудностей. Когда она пила кофе, раздался страшно разозливший ее звонок сотрудника банка, обеспокоенного дефицитом на ее счете. Она вот-вот должна получить первый пакет льготных акций, а тут ее беспокоят из-за каких-то двух тысяч евро! Она чуть было не бросила трубку.

– Послушайте, – выговаривала она советнику по работе с клиентами, – меня эти ваши истории нисколько не интересуют. Если вам так сложно обслуживать мой счет, я сменю банк, и кончим на этом. О'кей?

– Но я… не хотел принимать решение без вас.

– Все, достаточно!

Целая армия зануд, чинуш, всякой мелкой швали, похоже, намерена расточать энергию Элианы! Она чувствует, что готова создать нечто новое, взбудоражить стоячее болото делового мира, вдохнуть в корпорацию чуточку критического чувства, свободу духа, заставить отказаться от интриг. Когда же она вышла из дому, мысль, что надо спускаться в метро, показалась ей невыносимой и неприемлемой. Она вспомнила шофера Марка, шофера Ольги и решила пока что взять такси. Приехав в штаб-квартиру «Другого канала», она сочла, что безразличие, с каким машинистки поздоровались с ней, находится на грани допустимого. Убежденная, что ночь, проведенная ею в «Кастель», заинтересовала весь белый свет, она была бы не против, если бы сотрудницы суетились вокруг нее и старались ей услужить. Но ничего подобного, лишь глухое бурчание унылого бытия, которое словно намерено было связать ее по рукам и ногам.

Ее взгляд ежесекундно призывал порывы симпатии, юмора, воображения, но они не приходили. Решив, что она, наверное, перевозбуждена, Элиана холодно проанализировала ситуацию: сотрудники исполняют тяжелую работу за маленькие деньги. Так что она должна рассылать свое хорошее настроение, ничего не ожидая взамен, разве что только от высокопоставленных лиц, непосредственно участвовавших во вчерашнем приключении. Директор программ должен сейчас наслаждаться ее интервью с Менантро. Элиана с триумфом вошла к нему в кабинет. Однако разочарование ее было сравнимо с ее ожиданиями. Вместо того чтобы расплыться в благодарной улыбке, директор с неохотой оторвался от бумаг. Он даже выглядел несколько смущенным, попросил Элиану минутку подождать, дочитал какое-то письмо, поднял голову, и она увидела его лицо, и впрямь озабоченное.

– Не стану крутить вокруг да около. Скажу тебе прямиком: завтра передача не выйдет, как предполагалось ранее.

Элиана застыла с открытым ртом. Во что вмешивается этот болван? Похоже, ему неизвестно, что она все отрегулировала вчера вечером во время похода с Менантро в ресторан. Он что, решил показать свою ничтожную власть? Элиана сухо осведомилась:

– Значит, завтра не выйдет? А могу я узнать, кто принял такое решение?

Директор программ совершенно спокойно смотрел на ее лицо с чертами, обострившимися после бессонной ночи, смахивающее на головку разъяренной птицы. Он сглотнул слюну, прежде чем уточнить:

– То есть на самом деле она, вероятнее всего, вообще не выйдет.

Элиана широко раскрыла глаза. Озадаченная, она повернула голову налево, потом направо в поисках тех, кто способен стать свидетелем идиотского высказывания, которое она только что услыхала. Ее бросило в жар. Она побагровела от ярости, оторопевшая оттого, что кто-то посмел принять решение, которого никто не мог принять, поскольку право на принятие его принадлежит только ей… Разве что, подумала она, попыталась вмешаться Ольга Ротенбергер. С самым презрительным выражением лица, на которое она только была способна, Элиана бросила директору:

– Полагаю, ты шутишь.

– Нет, Элиана, это не шутка.

– Дорогой друг, хорошенько выслушай меня. Думаю, ты не вполне представляешь реальную организацию этого телеканала. Имеется директор по программам, который делает свою работу, – это ты. И есть звездная передача, за которую ответственна только я.

– Насчет звездной передачи – это небольшое преувеличение. Хочешь, чтобы я напомнил тебе телерейтинги?

После подобного заявления Элиана напрочь забыла про уважение, которое она должна проявлять к тому, кто стоит выше на иерархической лестнице и в свое время принял ее на работу в «Другой канал». Как только он посмел напомнить, что передача у нее провальная? Лицо ее выражало только неприкрытую злобу.

– Ах, ты в таком тоне? Что ж, тогда я буду говорить откровенно. Есть директор канала, и есть президент корпорации. И этот президент выбрал меня, чтобы я работала с ним. Он дал мне карт-бланш. Так что, как бы ни было огорчительно для тебя, это тебе придется выполнять мои решения.

– Жизнь не так проста, Элиана. Существует не только та власть, которую, как тебе кажется, ты обрела, после того как я дал тебе возможность проявить себя на «Другом канале». Есть также корпорация, цифры, расчеты, реальная власть. Выразимся так: реальная власть потребовала от меня убрать эту передачу из программы… Сегодня утром Менантро сам позвонил мне и подтвердил это.

– Как Менантро?

– Сам, лично.

Совершенно растерянная, Элиана решила, что заместительница директора приложила с раннего утра всю свою энергию, чтобы заставить Марко изменить решение. Но бунтарка еще не сказала последнего слова:

– Как ты можешь участвовать в этой цензурной пакости? Тебе не стыдно?

– Не надо высоких слов. Чтобы говорить о цензуре, нужно, чтобы твое интервью было провокационным. А ты ему только пятки чесала. А может, ему это совсем не нравится.

Элиана поджала губы:

– Похоже, у тебя проблемы с женщинами. – Но через секунду она перешла на угрожающий тон: – Послушай-ка, ты, кретин! Или ты с уважением относишься к моей работе, или у тебя будут крупные неприятности.

И она вылетела из кабинета, хлопнув дверью.

Через полчаса другое такси доставило ее в Дефанс, к резиденции ВСЕКАКО. Элиана поднялась на лифте и пошла по коридору «Проекта Рембо», ловя малейшие изменения в поведении, любой подозрительный симптом. Но секретарша на приеме встретила ее обычной улыбкой и вручила список звонивших в ее отсутствие. Все выглядело нормально. Успокоившись, Элиана попросила ассистентку передать Марку Менантро просьбу немедленно принять ее. И добавила: «По делу, не терпящему отлагательства». Она вошла к себе в кабинет и с облегчением отметила, что инсталляция, которую она заказала молодой художнице, наконец доставлена; творение это представляло собой банку корнишонов, подвешенную к потолку на пеньковой веревке прямо над корзиной, полной грибов в форме влагалищ (метафора невозможной общности полов). Она постаралась успокоиться, просматривая утреннюю почту, и тут вошла ассистентка и сообщила, что Менантро отправился путешествовать и возможности общаться с ним не будет еще очень долго.

Вот дерьмо! Как поставить передачу в эфир, если он лично не вмешается? Возмущенная Элиана вспомнила, что с самого начала ни одна передача «Бунтарей» не подвергалась цензуре. Не надо было ей приглашать Менантро, доверяться этому бизнесмену. Ища выход, она вспомнила, что у Сиприана сегодня была встреча с ПГД. Элиана набрала номер любовника и поинтересовалась, как прошел разговор. Сиприан не проявил обычного оптимизма:

– Я как раз собирался позвонить вам, так как опять появилась какая-то песчинка. Видно, у Менантро чудовищное похмелье или уж не знаю что. Когда я утром явился к нему, меня заставили ждать, а потом объявили, что его нет. Надеюсь, он не собирается нагадить нам в суп…

Это откровенно вульгарное выражение совершенно не сочеталось с тем представлением о бароне, которое создала для себя Элиана. В голове у нее загудел набат. Не совершила ли она вчера вечером какую-нибудь ошибку? А может, их симпатичный патрон всего лишь извращенный тип, который получает удовольствие, размазывая людей, которых приблизил к себе? Или же ослабли его позиции в собственной фирме? Что вообще означает это молчание?

Два дня и две беспокойные ночи прошли в полной неуверенности. На работе ничего вроде не изменилось, если не считать, что директор по программам тоже пропал. Когда Элиана и Сиприан сошлись в отеле «Амбьянс», романтическое свидание превратилось в обмен страхами. Оба вынуждены были признать, что, невзирая на любезность секретарей, связаться с Менантро или его приближенными категорически невозможно. Сидя на краю кровати в номере, который пришлось снять на сутки, они и впрямь были похожи на подпольщиков, близких к провалу. Она думала о льготном пакете акций, пока что все так же остающемся обещанием; он – о ветроустановках, которые так и не удалось продать. Барон по пути купил «Ле Монд», и Элиана машинально бросила взгляд на газету. Небольшая статья на последней странице, похоже, содержала предварительный ответ на их недоумение.

МАРКУ МЕНАНТРО ВЫРАЗИЛИ НЕДОВЕРИЕ

Административный совет ВСЕКАКО, собравшийся в Париже 13 февраля, назначил Ольгу Ротенбергер генеральным директором этой корпорации, занимающейся кабелями и телекоммуникациями. Марк Менантро остается почетным президентом и – фактически – отстранен от принятия любых стратегических решений. Не является ли это деликатное смещение реакцией на задолженности, уже три года накапливаемые французской транснациональной компанией в сфере «новой экономики», а главное, на тревожное снижение курса акций (минус 40 % за два месяца)? Некоторые проекты, недавно начатые Марком Менантро, прежде всего «Rimbaud Project», который должен был сопутствовать внедрению бывшей ВСЕКАКО в сферу средств массовой коммуникации, Интернета и производства экологически чистой энергии, будут приостановлены. Ольга Ротенбергер и акционеры, похоже, собираются сделать противоположный выбор, возвратив корпорацию к ее традиционным сферам деятельности. Марк Менантро по окончании совета выглядел спокойным, от комментариев отказался, но высказал желание посвятить всю свою энергию корпорации ВСЕКАКО, ее акционерам и клиентам.

Когда любовники расставались на ступенях вокзала, взгляды их были пусты. При прощании Сиприан легкомысленно махнул рукой, словно все это не имело особо большого значения. Они поцеловались почти что отчужденно и торопливо разошлись. Сиприан шел к поезду, думая о жене, которая ждала его. Элиана собралась было взять такси, но переменила решение и села в автобус. И пока он ехал к левому берегу, она старалась не думать ни о чем, кроме заката, алеющего над Парижем.

Красота всегда представлялась ей как некая несправедливость. Отсвет, который красота бросала на жизнь, был оскорблением – неприкрытым оскорблением, чтобы заставить нас поверить в счастье и ощутить столь близкое его присутствие. Бесконечное открылось, чтобы тут же скрыться. Оно было здесь со всеми своими упоениями, потом бросило нас, и мы катимся от испытания к испытанию.

 

4

Страх потерять место подействовал на Элиану как удар кнута. В течение нескольких месяцев она одурманивалась флюидами власти, забыв о своих принципах. Сейчас же, когда возникла угроза, возродилась подлинная Элиана, верная своему инстинкту борьбы, своей бескомпромиссности. В семь утра она разбудила сына и отправилась с ним выпить кофе в соседнее бистро. Там она все ему рассказала, затем проводила до лицея, посулив:

– Ты увидишь, твоя мама покажет им, с кем они связались!

Она сходила в парикмахерскую и попросила постричь волосы, чтобы снова подчеркнуть жесткие и резкие черты лица. Когда она вернулась, то нашла в почтовом ящике письмо, подтверждающее зачисление первого пакета льготных акций. Элиана прикрыла глаза и облегченно вздохнула: административная машина сработала вовремя, успев до свержения Марка Менантро. Она позвонила знакомому юрисконсульту, чтобы убедиться, что ценные бумаги отняты у нее быть не могут. Затем с тревогой открыла экономическую страницу газеты. Капиталов у нее никогда не было, и за курсом акций она посему не следила. Акции ВСЕКАКО, оказывается, упали на 40 %. Элиана извлекла калькулятор и выяснила, что стоимость полученного ею льготного пакета снизилась с 500 000 до 300 000 евро, из чего следовало вычесть сумму, за которую она якобы должна была их выкупить. Получалось, что предполагавшаяся прибыль (двести пятьдесят тысяч) уменьшилась до пятидесяти тысяч. И падение акций продолжалось.

Однако время для сетований было не самое подходящее. По причине невозможности встретиться с Менантро Элиана попросила Ольгу принять ее, и та соблаговолила назначить аудиенцию уже на следующий день. У Элианы, удивленной такой поспешностью, на миг вспыхнула надежда обаять свою новую начальницу: теперь, когда Ольга взяла бразды правления ВСЕКАКО, у нее прямой интерес изображать из себя гранд-даму и привлечь прессу на свою сторону. Но Элиана тут же вспомнила разные эпизоды их взаимоотношений: первый их обед, прошедший весьма холодно, неприятные замечания в кабинете, а главное, последний вечер, где она крайне пренебрежительно держалась с Ольгой, уверенная, что находится под покровительством Менантро. Теперь за все это придется расплачиваться.

Преодолев тревогу, Элиана вошла в кабинет, и миниатюрная блондинка, похожая в своем костюмчике на безукоризненную куклу, устремилась ей навстречу. Куда более любезная, чем обычно, Ольга предложила Элиане сесть на кожаный диван. Журналистка ждала приговора. По ее расчетам, «Другому каналу» не обойтись без «Бунтарей», к тому же передачу не прекращают в середине года. Но что будет с должностью special adviser? И со второй частью stock-option, обещанной после прекращения «Охоты на ведьм»? Ольга обратилась к Элиане, сидевшей с суровым и серьезным лицом, и голос ее был сладок и нежен:

– Вы знаете, во сколько нам обошелся «Rimbaud Project»?

Элиана колебалась, но потом решилась быть откровенной:

– Лично я всегда считала, что это плохая идея. Я слишком люблю Рембо, чтобы использовать его для маркетинга. Но это проблема Менантро. Можно бы сказать, что в сорок пять лет у него начался подростковый кризис. Тут уж ничего не поделаешь.

– Вы не были столь критичны ни когда он приглашал вас в проект, ни когда вы записывали с ним в студии интервью.

Элиана удивилась:

– Но признайтесь, я говорила с ним напрямик! И неоднократно ставила его в затруднительное положение.

После недолгой паузы Ольга произнесла, вся расплывшись в улыбке:

– Ну что ж, я тоже буду говорить напрямик. Я считаю, что среди многочисленных ошибок Марка одной из самых серьезных было приглашение вас сотрудничать с ним, поскольку вы даже не питали к нему благодарности. Три месяца ВСЕКАКО платила вам за ваши сомнительные проекты. С этим необходимо немедленно кончать.

В этой ситуации Элиана сочла, что достойней всего будет сохранять спокойствие. С презрительной гримасой она бросила:

– А на культуру, значит, вам наплевать?

– Культура не имеет ничего общего со сферой деятельности этой корпорации.

Немецкий акцент звучал чрезвычайно мрачно. Перед Элианой была надзирательница из капиталистического концлагеря, которая получала удовольствие от интеллектуальной пытки, как другие получали от пыток физических. Следовало продемонстрировать ей свою отвагу.

– А свобода, воображение, критический дух – это для вас пустой звук по сравнению с удовлетворением акционеров?

– Это совершенно разные вещи.

Элиана сглотнула слюну и поинтересовалась:

– А каким образом вы собираетесь компенсировать мне тот финансовый… и моральный ущерб, который я понесла?

Ольгу, похоже, позабавил этот вопрос.

– Ах, так вы еще считаете нормальным получить возмещение за передачу, которая в связи с судебными издержками нам стоила целого состояния?… Нет, мне кажется, вы меня не поняли; может быть, мне удастся доказать вам, что вы крупно ошибаетесь.

Элиана с трудом удержалась от гневного жеста. Эта фашистка хочет ободрать ее как липку. Но она ошиблась, не на ту напала. Разгневанная, Элиана вскочила с дивана:

– Так вот, послушайте меня. Я этого так не спущу. У меня обширные связи на телевидении, в мире медиа. Либо вы выплатите мне компенсацию и принесете извинения, либо последствия для вашего имиджа будут крайне тяжелыми…

Она повернулась, собираясь выйти, но Ольга совершенно спокойно произнесла:

– Ваша власть, как вы тут говорите, в средствах массовой информации зависит от тех, кто вас ею наделил… и кто может принять решение лишить вас этой власти.

Элиана отказывалась думать, что будет произведена атака на «Бунтарей» и к тому же так быстро. Довольно долго уже выступая по телевидению, она в конце концов уверилась, что влиянием своим обязана личным качествам и что она нужна зрителям. И теперь ей понадобилось всего лишь несколько секунд, чтобы осознать, что есть еще и власть собственника, о которой только что упомянула Ольга.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что «Другой канал» для вас кончился. Вы получите заказное письмо, сообщающее о прекращении контракта.

Побледневшая Элиана прошипела:

– Вы… вы даже не отдаете себе отчета… Вы играете с огнем, будет грандиозный скандал, и виной его будете вы!

Прекращение «Бунтарей» никакого шума не вызвало. В нескольких газетах в телевизионной рубрике оповестили об изменениях в сетке передач на «Другом канале» и сообщили без всяких комментариев об уходе оттуда Элианы Брён. Две газеты посвятили ей по небольшой заметочке, напомнив о провале «Охоты на ведьм». Ольга не обращалась к Элиане с предложением купить ее молчание. Конкуренты, узнав, что она свободна, не воспользовались этим, чтобы задорого нанять ее: руководители каналов, к которым она обращалась с предложением своих услуг, мягко давали ей понять, что передачу ее они знают, но в настоящее время им абсолютно нечего ей предложить.

Отсутствие реакции укрепило убежденность Элианы в необходимости критиковать подлые методы современного предпринимательства. Спустя несколько дней после встречи с Ольгой Ротенбергер, проходя по площади, где в августе 1944 года были расстреляны полицейские, участники Сопротивления, она вновь прочла на мемориальной доске призыв 18 июня, и эта речь вдохнула в нее добавочную энергию. По возвращении домой Элиана написала открытое письмо, уже заглавие которого задавало его тональность: «Как неолиберальный капитализм организует цензуру». В нем она разоблачала руководителей «новой экономики», карикатуру на каковых являл собой Марк Менантро. Для этих типов с сомнительной нравственностью все было только предметом купли-продажи; их этика менялась в соответствии с потребностями менеджмента. Элиана Брён внутри «Rimbaud Project» в соответствии со своими функциями сопротивлялась всем этим силам, пытаясь поставить свой талант на службу действительно созидательному проекту. Сейчас же, поскольку она вела себя дерзко во время интервью с Менантро, ее грубо вышвырнули с работы; ее право на свободу слова попрали с тем большим удовольствием, что она – женщина, и без предварительного уведомления ликвидировали одну из немногочисленных передач, которая защищала свободу мысли.

После отсылки текста в агентство Франс-Пресс Элиану пригласили на одну из передач на канале «Культура», но скандал все равно не разгорелся, и тогда она решила перейти к третьей фазе борьбы – коллективной акции. Заказное письмо ВСЕКАКО предоставляло ей возможность до конца месяца прийти в свой кабинет, чтобы забрать личные вещи. Когда она приехала на Дефанс, на башне уже не было портрета Рембо, а весь этаж дирекции, казалось, пребывал в состоянии всеобщего переселения. Поговорив со своей ассистенткой, Элиана узнала, что еще два десятка служащих получили уведомление об увольнении. Некоторые надеялись на перевод в другие подразделения; большинство же искали работу. Мобилизовав всю свою энергию, она обошла кабинеты, обзвонила тех, кого не оказалось на месте, чтобы объяснить им:

– Они хотят вышвырнуть вас без выходного пособия, как попытались это сделать со мной. Для них вы всего лишь пешки. Но они забывают одно обстоятельство: речь идет о нашей фирме, успех которой обеспечивали мы. Нужно взять в свои руки управление проектом, который принадлежит нам.

«Успех» – это было слишком сильно сказано. После изменений в руководстве ВСЕКАКО здоровье корпорации оставалось по-прежнему скверным. На бирже ее акции продолжали падать. Элиана с ужасом наблюдала, как с каждым днем тает ее капитал. Скрывая свои страхи акционерки, она тем не менее была искренна в своей коллективистской вере. Ее речи произвели определенное воздействие на коллег, которым в наибольшей степени грозило увольнение, и они, несмотря на небольшой стаж работы во ВСЕКАКО, начали отстаивать их «Проект Рембо». Под влиянием этой новой Пассионарии они перестали вести себя как напуганные наемные работники и осознали себя как живую производительную силу корпорации, требующую сохранить им должности, кабинеты и оклады.

Первая демонстрация, в которой участвовало с десяток человек, была устроена в резиденции ВСЕКАКО. Элиане, пустившей в ход все свои связи, удалось зазвать две съемочные телевизионные группы. Она хотела придать этому мероприятию строгий радикальный стиль, заимствованный у манифестаций Act Up против СПИДа. Менеджеры, одетые в черное, ходили по кругу в холле башни с плакатами: «Верните нам наши орудия труда». И это якобы социальное движение, принявшее имя поэта, было с симпатией подано в репортажах.

– «Проект Рембо» не желает умирать, – твердила припавшая к микрофонам журналистов Элиана, в черном облегающем костюме, усталая, но необузданная, и тут же выкладывала аргументацию: – Я – телеведущая и имею право заниматься своей профессией: телевидением. И у каждого здесь точно такая же ситуация. Мы что-то построили. Мы хотим продолжать, потому что «Проект Рембо» принадлежит тем, кто дал ему жизнь, а не власти денежных мешков.

И, переходя от микрофона к микрофону, она демонстрировала все тот же запал женщины, поглощенной борьбой:

– Мелкие акционеры – на нашей стороне. Мы избавимся от этой некомпетентной дирекции и выстроим новый «Проект Рембо».

На третий день sit-in дирекция ВСЕКАКО продолжала безмолвствовать, и Элиана подумала, что победа возможна. Навязав свои требования врагу, она стала бы героиней социального движения. И тут в мозгу ее блеснула идея: нынешняя борьба вовсе не является защитной реакцией, это результат многомесячной стратегии. Лозунги против Менантро, которые она выкрикивала перед камерой в Хакинг-клубе, доказывают, что борьбу она ведет уже давно. Это объявление войны капитализму может привлечь на ее сторону молодежь и всех, кто отвергает неолиберальную диктатуру. Ей больше нечего беспокоиться из-за той вызывающей съемки; напротив, ее запись надо пустить циркулировать в Интернете как листовку, манифест, данцзыбао. Но, испытывая все-таки некоторые сомнения, она позвонила своему юридическому консультанту, и тот предостерег ее: обнародование этой съемки сделает невозможным получение компенсации за увольнение. Поскольку никаких особенных сумм не ожидалось, Элиана набрала номер Флёр, намереваясь попросить ее срочно передать ей ту запись.

После некоторого молчания девушка робко произнесла:

– Но… вы же сами попросили меня уничтожить ее.

– Я просила вас никому ее не показывать, но вы ведь сохранили копию.

– Нет. Может, Фарид… но он поклялся мне, что у него ничего нет.

Надо попытаться. Египтянин, несомненно, изменил отношение к ней после интервью с Франсисом. Полностью уверенная в успешности своей операции, Элиана набрала номер ВСЕКАКОНЕТ и попросила соединить ее с Фаридом. Когда тот ответил, она самым дружеским голосом произнесла:

– Алло, Фарид! Это Элиана… – И почти сразу же, не дав ему времени как-то прореагировать, сказала: – Нам понадобился некоторый срок, чтобы прийти к взаимопониманию. Теперь вы знаете, что я на вашей стороне.

– На какой еще моей стороне?

Вот в его голосе дружественности не было. Но Элиана продолжала:

– Ну как же, геи – это чрезвычайно серьезно… Вы видели, что я не испугалась скомпрометировать себя, выступив за вас, чтобы помочь вам и вашему другу.

Ответ Фарида не отличался деликатностью:

– Вы шутите? Зрелище педика, канючащего, что он хочет иметь ребенка, по мне, отвратительно, а еще отвратительней то, что он упомянул мое имя! После вашей передачи я бросил Франсиса.

Элиана опешила. Она все делала, чтобы помочь людям, и вот какова благодарность! Фарид довольно резко спросил:

– А что вам, собственно, нужно?

– Ну… Вы знаете, что ВСЕКАКО очень плохо обошлась со мной, потому что я в передаче выступила в защиту Хакинг-клуба. И мне была бы очень нужна видеозапись «В жопу Менантро!». Ну то, что записала web-камера.

– Вы боитесь, что это выйдет в Интернет? Не беспокойтесь, я не стукач.

– Да нет, напротив, я хотела бы напомнить, что я всегда противостояла проектам Менантро!

Египтянин рассмеялся, прежде чем ответить:

– Послушайте-ка, мадам! Я не использовал эту запись, когда она могла вам навредить. Тем паче не рассчитывайте, что я помогу вам в ваших махинациях.

Он положил трубку, а бунтарка прошипела:

– У, грязный араб!

Овладев собой, она пришла к весьма разумному выводу, что, когда сражаешься с капиталистической махиной, не стоит ни на кого рассчитывать. Так что все ошибки лишь укрепляли Элиану в собственной правоте.

В холле ВСЕКАКО ее коллеги молча ходили по кругу, размахивая лозунгами «Верните нам наши орудия труда!». Элиана определяла стратегию, обеспечивала связи, принимала тактические решения. Три дня она поддерживала боевой дух коллег, но журналисты потихоньку стали покидать башню. Служащие ВСЕКАКО теперь проходили мимо, не останавливаясь перед группой демонстрантов. К середине дня часть уволенных была готова отказаться от борьбы. Элиана обратилась к ним с речью, в которой потребовала крепить солидарность, подчеркнув, какой это будет позор, если они капитулируют на полпути.

Когда же утром четвертого дня она явилась воссоединиться с коллегами, ее ждал неприятный сюрприз: в холле находились уже две группы демонстрантов – по одну сторону уволенные сотрудники «Rimbaud Project», по другую же комитет миноритарных акционеров, собранный по подстрекательству дирекции. Возвратилась и пресса. Миноритарные акционеры раздавали персоналу компании листовки: «Мы выражаем несогласие с горсткой уволенных работников, которые пытаются помешать эффективной деятельности ВСЕКАКО. Мы поддерживаем прекращение „Проекта Рембо“ и необдуманных инвестиций, которые привели к уменьшению наших капиталов».

Сочтя это сборище типичным выражением настроений трусливой мелкой буржуазии, враждебной социальному прогрессу, Элиана попыталась укрепить дух своего войска, обратясь к противникам:

– Не будьте лакеями! Вы играете на руку тем, кто раздавит вас не моргнув глазом!

– Пусть эта особа заткнется! – возмутилась престарелая Тереза Ламбер.

Почтенная пенсионерка, облаченная в флюоресцирующую куртку с капюшоном, прибыла в Париж из Дюнкерка автобусом. Подошедший к ней репортер узнал, что за несколько месяцев она потеряла половину своих сбережений.

Молчаливое противостояние продолжалось все утро. Было непонятно, какова будет развязка, и тут незадолго до полудня на арену выступила Ольга Ротенбергер в сопровождении многочисленной свиты. С того самого дня, когда демонстранты заняли холл ВСЕКАКО, генеральный директор прямо из подземного гаража поднималась к себе в кабинет, где готовила контрнаступление. В этот день она вышла из лифта в холл и предстала перед группками протестующих. Элиана хотела освистать Ольгу, но коллеги не осмелились, и она в одиночку стала выкрикивать новый, придуманный ею лозунг: «Немедленно восстановить на службе сотрудников „Проекта Рембо"!»

Видя идущую блондинистую директрису, бунтарка поняла, что настал час противоборства. Она выступила ей навстречу, вытянув шею, обтянутую черным воротником свитера:

– Вам здесь нечего делать! Вы не имеете права присвоить наше предприятие! Вы здесь не у себя дома!

Она выкрикивала это прямо в микрофоны репортеров, но и у немки было что ответить:

– Да, я здесь не у себя дома. Я в резиденции ВСЕКАКО, в которой вы больше не работаете по причине грубых профессиональных ошибок. И акционеры на моей стороне.

– Они лишены свободы высказывания. Вы покупаете их голоса. Вам неведома другая власть, кроме власти денег!

Со стороны мелких держателей акций раздались свистки. Ольга взяла микрофон, который ей протянул один из приспешников, и обратилась к демонстрантам:

– Я пришла сообщить вам, что дирекция ВСЕКАКО постановила принять всех сотрудников «Проекта Рембо» в другие подразделения корпорации. Это касается, повторяю еще раз, всех сотрудников, за исключением Элианы Брён, которая в качестве специального советника уже получила особые денежные поощрения и с которой мы не желаем больше работать.

Бунтарка почувствовала, что партия проиграна. В глазах ее товарищей по борьбе блеснул огонек надежды. Они мгновенно забыли про мечту о самоуправлении, снова возжелав стать образцовыми служащими. Но Элиана все же выразила свою веру в сплоченность:

– Мы не позволим нас разобщить, мы все солидарны!

Однако всем было ясно, что это она взывает к коллегам: «Не бросайте меня!» И тут Ольга нанесла завершающий удар:

– Возможно, вы все и солидарны, но находитесь в разной ситуации. Несомненно, ваши друзья будут счастливы узнать, что вы получили от моего предшественника пакет акций стоимостью в пятьсот тысяч евро всего лишь за половинную цену и надеетесь получить столько же как компенсацию за вашу провалившуюся «Охоту на ведьм». Прекрасно быть борцом с капитализмом и при этом не отказываться от stock-option.

Все взгляды обратились к Элиане – как миноритарных акционеров, так и вновь восстановленных на службе сотрудников. И вдруг она почувствовала, что все ее тело заливает краска, которая свидетельствовала о ее виновности, даже когда она виновной себя не считала. То, что она скрыла факт получения льготного пакета акций, превращало ее в предательницу. Она могла бы попытаться оправдаться: это вознаграждение было заслуженным. Но вместо этого она, как ребенок, уличенный в нехорошем поступке, покраснела. Чтобы выбраться из неприятного положения, она нашла ответ, доказывающий несправедливость, которую учинили с ней, и бросила его в лицо Ольге:

– Вы представляете эти ваши акции как подарок, но они потеряли всю свою стоимость!

Возмущение вспыхнуло в глазах демонстрантов. Мало того, что их предводительница получала льготные выплаты от компании, но и весь ее бунт объясняется лишь ничтожностью этих выплат; не произойди падения курса акций на бирже, она ушла бы без слова протеста… Мгновенно группы акционеров и протестующих начали сближаться, а пристыженная Элиана осталась в одиночестве лицом к лицу с директрисой. Из-за этой своей борьбы за справедливость она за десять дней потеряла обе должности, заработную плату, право на компенсацию и счастье.

 

5

Сиприан готовит салат. Лист за листом он подставляет рапунцель под струю холодной воды. На этом всегда особенно настаивала его жена: листья рапунцеля скрывают частички земли, песчинки, и поэтому их нужно тщательно промывать по одному. Сиприан терпеть не может мыть салат и именно потому сегодня занимается этим. Он хочет продемонстрировать услужливость. Их дочке недавно исполнилось пятнадцать, и скоро у его жены не будет никакой воспитательной необходимости держать супруга в доме. После понесенной неудачи Сиприан всю свою ловкость направил на матримониальную стратегию.

На сей раз барон был убежден, что все уже на мази. Две недели назад он объявил жене, что вот-вот получит деньги. А потом скверные новости посыпались, как из мешка. После отстранения от дел Менантро и увольнения Элианы в экономическом приложении к «Фигаро» появилась статья, в которой говорилось, что Всеобщая кабельная отказывается от активов в области экологически чистой энергии, чтобы сосредоточиться на традиционных стратегических направлениях, а именно: промышленный кабель и оборудование для атомных электростанций. Сиприану надо было сохранить лицо перед обществом вообще и женой в частности. Всю жизнь он, неверно рассчитав, терял деньги, хотя проявлял при этом бездну изобретательности, и всю жизнь ему удавалось сохранить лицо. Вот почему уже несколько дней он выказывает смирение, сидит дома и старается добиться прощения. Вот почему он старательно поворачивает и так и этак под струей холодной воды каждый лист рапунцеля, чтобы промыть каждую складочку.

Барону надобно также извлечь уроки из предшествовавших событий. Если говорить об Элиане, он поставил не на ту лошадь. Ее высокомерие добродетельной женщины, упрямая вера в левые догмы, сочетание продажности и чувства виновности обернулись против всех. Вчера в региональных новостях бедняга предводительствовала группой демонстрантов. И покуда от нее избавляется ВСЕКАКО, Сиприан прикидывает, как удалить ее из своей жизни. С неделю уже он старается не общаться с ней по телефону. То он говорит, что он на встрече, то его мобильный некстати отключается. В нескольких коротких фразах он уверил ее в своей моральной поддержке и теперь приступает к обдумыванию стратегии разрыва: действовать мягко, резко не порывать, избегать всякого рода скандалов (он не выносит театральных сцен), но постепенно все больше отдаляться, становиться недосягаемым.

И пока Сиприан крутит центрифугу, просушивая салат, демон стратегии вновь вселяется в него. Вся его энергия концентрируется на Ольге Ротенбергер. Он не сомневается, что в следующий раз обаяет ее. Она привлекла его внимание, еще когда была лишь заместительницей генерального директора, и он уже готов чуть ли не приписать себе заслуги ее столь стремительного повышения. Несмотря на крохотный росточек, она со своей круглой попкой, фарфоровым личиком и глазами, лучащимися затаенной чувственностью, гораздо красивей Элианы. Одна выглядит точно монахиня, другая словно роскошная кукла. Ольга обладает реальной властью в корпорации. В отличие от своего предшественника она не гонится по-дурацки за модой. Ольга – женщина логичная, и логика сближает ее с Сиприаном. По его расчетам, им достаточно будет одной или двух встреч, чтобы объединиться. Ольга без особого труда увидит, какие гигантские прибыли можно будет получать от экологически чистой энергии при наличии дотаций и при хорошей рекламе. Она изменит мнение.

Испытывая настоятельную потребность выкрутиться, Сиприан ощущает, как его вновь переполняет вера в экологически чистое производство. Его цинизму необходима доля искренности. Он жаждет еще убедительней, чем прежде, излагать свои аргументы. Буквально только что, перед тем как поехать забрать дочку из лицея, он убеждал жену: в связи с изменениями климата будущее – за ветром, так что, если ВСЕКАКО не купит, он найдет другого покупателя. Мари-Франсуаза ответила скептической гримасой, напомнив, как часто он высказывал столь же горячую уверенность по поводу своих дурацких проектов. Барон не отреагировал. А через четверть часа дочка устремилась к нему и расцеловала в обе щеки: она обожала отца.

И вот салат вымыт, высушен, заправлен. Неосведомленный наблюдатель, случайно оказавшийся тут во время трапезы, решил бы, что перед ним картина семейной гармонии: мать разогрела говядину по-бургундски, а отец и дочка-подросток – пухленькая, как на картинах Ренуара, – беседуют об истории Франции.

– Папа, ты не мог бы помочь мне с контрольной по истории? Тема: «Как революция вывела французский народ из бедности?»

Барон смеется:

– Доченька, это совершенно неверно: в тысяча семьсот девяносто пятом году люди были такими же бедными, как в тысяча семьсот восемьдесят пятом, просто им внушили бездну ложных идей о равенстве.

Мари-Франсуаза прерывает его:

– Революция хотя бы позволила устранить некоторых тунеядцев и заменить их трудолюбивыми буржуа вроде моих предков…

– Дорогая, ты преувеличиваешь! – со снисходительной улыбкой возражает ей Сиприан и обращается к дочери: – Это все идеология. Доктрину надо знать, но ни в коем случае не принимать ее.

Мари-Франсуаза отправляется в кухню за сыром. Она бурчит сквозь зубы:

– Учи, учи дочку лгать так же ловко, как умеешь ты.

Тем не менее она дожидается подходящего момента, который наступает чуть позже, когда их дочка уходит к себе в комнату. А Сиприан, как образцовый отец семейства, полудремлет, сидя в кресле в гостиной в ожидании кофе, убежденный, что он с честью соблюл приличия, что его супружеская жизнь не так уж, впрочем, противна и дает, несмотря на напряженные отношения с Мари-Франсуазой, определенное спокойствие. Он защищен от социальных волнений, как Ла Юлотт защищена высокими деревьями от жуткого этого пригорода. Он ненадолго спрячется в этом коконе, чтобы начать выстраивать все заново и довести свои планы до конца.

– Так, значит, мерзавец, таков твой способ делать состояние?

У Сиприана впечатление, будто ему влепили пощечину, но удар по физиономии нанесен не рукой, а холодным журналом, который тут же падает ему на колени. Растерянный, он поднимает глаза и встречает гневный взор Мари-Франсуазы. Он поспешно выпрямляется в кресле, как будто сейчас его будет допрашивать полиция. Он смотрит на иллюстрации, чтобы понять причину такой ярости. И обнаруживает в нижней части страницы свое смеющееся лицо рядом с лицом Элианы Брён – они оба отплясывают в «Кастель» вокруг совершенно пьяного Менантро. А наверху страницы заглавие – «Странные друзья Марка Менантро». Сиприану, привычному отрицать свои провинности, вполне достало искренности, чтобы вознегодовать:

– И что следует из этой глупости?

– Не строй из себя невинность. Хочешь, чтобы я прочла, что здесь напечатано?

Не дожидаясь ответа, Мари-Франсуаза берет журнал и декламирует:

Марк Менантро в месяцы, предшествовавшие его смещению, производил впечатление не вполне адекватное. Он увлекся телеведущей Элианой Брён, которая объявила себя «противницей капитализма», но тем не менее приняла в дирекции ВСЕКАКО весьма и весьма хорошо оплачиваемую должность. В остальное время эта нелепая революционерка появлялась в свете с бароном Сиприаном де Реалем, бывшим активистом крайне правых организаций, имеющим солидные долги. Персонаж этот, не слишком обремененный совестью, использовал влияние Элианы Брён, чтобы попытаться вовлечь ВСЕКАКО в крайне сомнительную аферу с ветроэлектростанциями…

Похоже, думает Сиприан, слушая этот текст, ситуация не столь уж блистательна. Но необходимо реагировать. Изобразив оскорбленное достоинство, он берет журнал из рук жены, бросает взгляд на обложку и восклицает, словно уличив ее в ошибке:

– Ну, если ты веришь этой пачкотне, мне остается только поздравить тебя. Да, я встречался с Менантро, а также с этой Элианой Брён. Но единственное, чем я занимался, – продвигал наши дела.

– Разумеется, танцуя всю ночь в «Кастель»!

– Полагаю, для тебя не секрет, что этот журнал издает группа ВСЕКАКОПРЕСС, филиал ВСЕКАКО. А тебе не пришло в голову, что этот материал может быть чистой воды политической игрой?

На ходу выстраивая защиту, Сиприан находит этот убедительный аргумент. Но жена возвращается к затронутой теме:

– А кто эта потаскуха, с которой ты танцуешь?

– Да никто. Я уже тебе говорил: телеведущая, которая оказывала мне услуги.

– И за это ты с ней спишь?

– Дорогая, ты шутишь. Ты ее рожу видела?

– Убирайся отсюда. Какое-то время я не хочу видеть тебя здесь!

– Что ты говоришь?

– Отправляйся в Париж, в гостиницу. Мы поговорим позже.

Время не самое подходящее для уговоров, но, невзирая на решительный тон жены, Сиприан надеется, что и на этот раз все уладится. Он собирает кое-какие вещи и уже готов направиться к машине, как вдруг у ворот зазвенел колокольчик.

– Ну кто там еще? – негодует Мари-Франсуаза (как будто шайка наглецов – к которым принадлежит и ее супруг – регулярно тревожит ее покой, вторгаясь к ней в дом). – Поди открой!

Барон чувствует себя уверенней после этого приказа, подтверждающего его место в доме… пусть даже в статусе слуги! Он смиренно направляется по гравийной аллее к воротам: в прошлом месяце хулиганы сломали интерфон. А через несколько шагов, оказавшись под сенью деревьев, он начинает насвистывать какой-то мотивчик… Но почти сразу же замирает, узрев жуткую картину: Элиана, бледная, подавленная, с блуждающим взглядом, одетая в какое-то деревенское платье и черный свитер, шагает, как автомат, к дому, куда он однажды имел глупость пригласить ее. Он устремляется к ней, чтобы остановить, не дать произойти катастрофе.

– Дорогая, что вы здесь делаете?

Журналистка тут же бросается к нему в объятия. Но сегодня вовсе не для того, чтобы он разделил ее счастье, порадовался ее повышению, ее удаче. Она после этой катастрофической недели ищет поддержки у мужчины, которого она любит, у единственной ее опоры. Прижавшись головой к его груди, она всхлипывает:

– Сиприан!

Только этого не хватало! Отчаявшаяся Элиана хватает его за руку и тянет к дому, как будто это и впрямь их дом.

– Дорогая, я сейчас уезжаю в Париж, вот и моя машина. Поедемте вместе…

– Нет, мне необходим покой, и я хотела бы побыть среди зелени… Давайте выпьем по чашечке кофе…

Говоря это, она продвигается по аллее, а Сиприан старается задержать ее. Он надеется предупредить катастрофу. Еще несколько шагов, и они окажутся на газоне, в поле зрения Мари-Франсуазы. Однако Элиана, всецело в своих переживаниях и кошмарах, перебивает его и мрачным голосом спрашивает:

– Почему вы мне никогда не говорили, что были с крайне правыми?

Значит, она прочла эту статью. Сиприан кладет ей руку на плечо:

– Вы не должны верить всей этой чуши. Вам известно, что этот журнал издается нашими врагами?

– Но даже если это было в прошлом, вы обязаны были мне сказать. Я сумела бы понять.

Произнося эти слова, Элиана вступает на открытое пространство газона. Он в полной растерянности предлагает ей повернуть обратно:

– Поедемте, дорогая, поужинаем в Париже!

Журналистка выглядит совершенно обессиленной. Она не обзывает возлюбленного фашистом, больше не упрекает за то, что он не открылся ей. Напротив, слова ее звучат примирительно:

– Пусть идеи крайне правых отвратительны, но это тоже своего рода бунт. Я смогла бы это понять.

Ее постаревшее лицо сморщивается в гримасе улыбки. Она чувствует себя куда ближе к Сиприану, чем к тем левым, которые не воспрепятствовали ее падению. Взяв его за руку, она делает признание:

– Мне тоже надо бы стать немножко реакционеркой!

И в этот момент на крыльце появляется Мари-Франсуаза. Она застывает на месте и тут же разражается криком:

– Уж не собираешься ли ты принимать здесь эту потаскушку?

За какую-то долю мгновения все тактические построения торговца ветродвигателями рассыпаются. Поставленный перед необходимостью сделать выбор, сн практически не колеблется, вырывает ладонь из руки Элианы и со страдальческим видом заверяет жену:

– Разумеется, нет, дорогая. Я даже не знаю, что ей от меня нужно.

Бунтарка застывает словно изваяние, улыбка превращается в судорогу. К серии катастроф добавилась последняя – самая ужасная. Игра любовника является ей во всей своей неприкрытой отвратительности: безмерное лицемерие, замаскированное распущенностью. Элиана делает над собой усилие, медленно поворачивается к супруге своего бывшего любовника и громким и дерзким голосом произносит:

– Да, мадам, вы правы, я потаскушка. Да, ваш муж спал со мной. Да, он уверял меня, что живет один. Сочувствую вам, мадам. Но могу вас уверить: сейчас, когда я уже не представляю для него никакого интереса, он очень скоро меня забудет.

В наступившей гнетущей тишине Сиприан пытается заделать бреши в своей обороне. Взглянув на Элиану, подурневшую от свалившихся несчастий, он обращается к жене, словно бы взывая к ее здравому смыслу:

– Ну ты же не думаешь, что я действительно спал с ней?… – И следом он тихо шепчет: – Извините меня, я не могу действовать иначе. Потом я вам все объясню. Это ужасная женщина. Уходите, немедленно уходите.

Затем он поворачивается к Мари-Франсуазе:

– Представляешь, мы с ней даже не на «ты»?

Элиана не реагирует. Какое-то мгновение она не двигается, не обращая внимания на то, что Сиприан подталкивает ее к выходу. Наконец она подчиняется, а он еле слышно шелестит:

– Я вынужден так говорить жене. Не надо сердиться на меня, это тактика выживания!

Плетясь неверной походкой под ветвистым сводом аллеи, бунтарка не отвечает. И когда она оказывается у самых ворот, ее любовник произносит:

– Извините меня, дорогая. Увидимся на этой неделе. Но… подумайте о том, чтобы жить хоть немножко для себя.

Элиана уже почти вышла. Сиприан закрывает за ней ворота, думая, что надо бы побыстрей вернуться к жене, чтобы она не подумала, будто он укатил с любовницей. Но он желает проявить галантность:

– Дать вам мой мобильник, чтобы вызвать такси?

Элиана отрицательно покачивает головой. И Сиприан запирает замок на два оборота, оставляя Элиану одну напротив тюрьмы и супермаркета «Мутант».