Нью-Йорк. 02.11.2013 год

Лекси

— Ты не должна винить себя за то, что произошло. Мы так много с тобой работали. И ты была на правильном пути. Но так вышло, что этот человек похитил тебя, причинил боль, уничтожил результаты всей нашей прежней работы. Это только его вина, Александра. — Джейн взяла меня за руку, мягко улыбнувшись. Это было ее первое посещение после того, как я очнулась в палате больницы. Две недели я не хотела видеть никого. Даже родителей. Даже Андреа.

Джейн Кларк — мой психотерапевт. Я посещаю ее частный кабинет с начала сентября. И она права. Мы достигли заметных улучшений в моем психическом состоянии, несмотря на то, что я никогда не признавала себя больной. Но сейчас? Я даже не помню, о чем мы говорили с ней… Два раза в неделю по полтора часа. Медикаментозная терапия.

Я думала, что все позади.

Боже, как же я ошибалась.

— Фактически, Джейс меня не похищал, — произнесла я. Заторможенность сознания — побочное действие лекарств. Джейн что-то говорит, но ее слова я анализирую гораздо позже… Я больна. Психически неуравновешенна, опасна для самой себя и для окружающих тоже. Никто не должен видеть меня такой. Только Джейн. Она одна знает, через что мне пришлось пройти. Дважды. Дважды, черт побери!

— Я сама села в машину.

— Ты не могла знать, что он задумал. — Джейн Кларк подала мне стакан воды. Она милая и похожа на мою маму. Может поэтому я позволила ей помочь мне.

— Я не должна была садиться в машину, — яростно повторила я. Еще одна проблема. Из сотни других. Неконтролируемый гнев.

— Так, успокойся. Дыши. — Мой врач — умная женщина, она видит мое состояние. Ее прохладные пальцы у меня на лбу.

— Как я могла думать, что люблю его? — подняв глаза, я посмотрела на полное понимания и сочувствия лицо Джейн. Она ласково сжала мою руку.

— Ты действительно его любила. Это не было иллюзией.

— Но почему? Как?

Гнев сменился отчаяньем. Боль разрывала грудную клетку. Я больше никогда не стану собой. Это конец.

— Я ненормальная, Джейн? Ты же все знаешь. Скажи правду. Не как врач. Я больная?

Джейн нежно улыбнулась, покачав головой.

— Милая моя, «нормальный» человек заканчивается сразу же, как только начинается абьюз, и такой ненормальный уже человек не только способен на любовь к абьюзеру, но и любовь к абьюзеру — это самая сильная привязанность из всех, на какие он только способен. Никого человек не любит сильнее, чем своего каннибала. И страстная физическая привязанность матери к ребенку основана на том, что ребенок является законным каннибалом, пусть и естественным, временным, неопасным, пусть и компенсирующим матери свой каннибализм сполна. Тем не менее, факт остается фактом. Глубокая, чувственная, физиологическая связь установлена, и установлена она благодаря запредельной близости — физическому слиянию — кормлению собой. Сильнее всех люди любят тех, кого они собой кормят. Куда больше своих детей женщина может любить взрослого каннибала, если скормила ему большую часть себя. Так как любой абьюз — это акт каннибализма, ничего удивительного в том, что многие жертвы страстно влюбляются в своих абьюзеров.

— Значит, все-таки ненормальная.

— Это полностью вина Джейсона. Твои чувства — реакция на его поведение. Он сделал намеренно тебя зависимой. У него есть специальное образование. У тебя не было шансов, Лекси.

— То есть, я должна смириться с тем, что я больная на голову идиотка, которая влюбилась в своего насильника, позволяя делать с ней все. Все, что только может взбрести в голову такому извращенцу, как он.

— Но ты не смирилась. Ты пришла ко мне. И ты никакая не идиотка. Если жертва насилия, по каким-то причинам, замешкалась и задержалась рядом со своим мучителем, ее психика может предложить ей целый ряд адаптивных защит. Переживать гнев и боль, планировать месть и чувствовать себя жертвой — слишком сильный стресс, чересчур энергозатратно, поэтому добрая психика предлагает жертве «взглянуть на ситуацию иначе». Для этого есть миллион способов, от «у него детская травма» до «я его довела», или «он случайно», но главное, на что следует обратить внимание — границы сломаны, и тесная близость установлена. Это кажется диким и парадоксальным, но мучитель, которому по каким-то причинам жертва решила уступить и простить, становится с ней единым целым. Это отражается даже на чувственном плане: возросшая близость ощущается физически, сексуально или просто тактильно. Пытаясь понять и оправдать насильника, жертва создает такой мощный полюс эмпатии, что идентифицируется с ним и буквально сливается. И чем дольше продолжается абьюз, из которого нет выхода, тем чаще требуется усиление полюса эмпатии, а значит идентификация, то есть растворение и да, любовь становятся сильнее. Это все психология, девочка. Ты не одна такая. Многие девушки попадают в такую же историю. Со своими мужьями, и даже близкими родственниками. Вы с Джейсом никак не связаны, и я снова помогу избавиться от последствий психологической травмы, которую он тебе нанес. Ты не должна замыкаться. Хорошо?

— Да, Джейн. Я понимаю. Помоги мне, Джейн. — Я смотрю на нее со слезами на глазах. Я так устала бороться с собой, с ним, с внешним миром. Когда я говорю с Джейн, все встает на места, но стоит мне выйти из ее кабинета, мир снова тасует карты. Все, что она говорит о слиянии и эмпатии верно. Даже сейчас я чувствую его. Мое сердце разрывается, потому что я чувствую боль от того, что меня оторвали от Джейсона. От моего палача, любовника, моего Бога. Я сожалею только об одном — что я не умерла там, в зеркальной комнате. Что мы не умерли вместе. Как хотели… В один день. В боли и ярости. У нас свои клятвы.

— Лекси, я хотела тебе сказать. Только ты не волнуйся, — мягко начала Джейн. Я вскинула голову, ожидая продолжения. — Ты же знаешь, что по факту твоего похищения и избиения началось уголовное дело?

— Да, я говорила с полицейскими.

— Здесь Пол Доминник. Он приходит каждый день. Сразу говорю, что ты не обязана с ним разговаривать. Скажу больше — я против этого. Решение за тобой.

Я отвела взгляд. Посмотрела в окно, вспоминая снисходительное надменное выражение лица отца Джейсона. Этот старый козел приложил руку к тому, что с нами случилось. Я говорю «с нами», потому что нас нельзя разделить. Джейсон явно показал мне эту простую истину. Нет «я», или «он». Есть «мы». Это жутко и неправильно, но исправить ничего нельзя. Поздно. Джейн будет пытаться и пройдут месяцы, прежде чем я смогу произносить его имя без боли. Она решит, что спасла меня снова. Но нет. Терапия Джейн помогает, как обезболивающая таблетка кариозному зубу. Временно, пока болезнь не начнет прогрессировать снова. Мы неизлечимы больны друг другом.

— Пусть он зайдет, — произношу твердым голосом. В моей душе нет ненависти. Только гнев. Пол для меня не опасен, я никогда не воспринимала его всерьез. Он был пустой декорацией. Как и все остальные. Настоящим был только Джейс. И наша потребность быть вместе.

— Хорошо. Я буду за дверью. Не позволяй ему давить на себя, — давала наставления добрая Джейн.

— Все нормально. Я справлюсь.

Джейн вышла, чтобы позвать Пола, а я плотнее запахнула больничный халат, надела тапочки и прошла к окошку. Выглянула вниз и зажмурилась. Я не хочу выходить из этой палаты. Никогда.

Пол Доминник был, как всегда, одет с иголочки. Дорогой мужчина с Верхнего Ист-Сайда. Миллиардер. Ублюдок, считающий, что может купить все. Беспринципный и порочный. Он виноват в том, что Джейсон стал таким.

— Спасибо, что позволила мне зай… Боже. — Даже эта высокомерная скотина потеряла дар речи, когда увидела, что со мной сделал его сын. На свету отчетливо были видны гематомы на лице и шее. Я уже не была фиолетовой, цвет моей кожи менялся каждый час. Иногда я выглядела чуть лучше, но потом синяки снова менялись. Как хамелеон. Я научилась принимать с иронией то, что происходит с моим телом. Сломанные запястья, пальцы рук и ребра с иронией принимать было сложнее, но я держалась.

— Теперь вы не находите меня очаровательной, сэр Доминник? — усмехнулась я, и вздрогнула, дотронувшись до открывшейся ранки на губе.

— Александра, не могу выразить словами, как мне жаль.

— Я не хочу даже слушать. Вы были там, вы знали, что он со мной делает, и не помогли.

— Я не знал… — покачал головой этот лощеный козел, продолжая нагло врать.

— Я кричала сутки напролет. Вы не могли не слышать.

— Александра, я уезжал в командировку. Уехал в тот же день, как Джейсон привез тебя. Он выглядел нормально. Вы казались влюбленной парой. Кто мог подумать… Я поэтому здесь. Хочу понять, что произошло. Он не говорит со мной. Не говорит с адвокатами, со следствием. Его арестовали. Ты знаешь?

— Да, — кивнула я. — Не уверена, что должна быть огорчена этим фактом. В тюрьме он, по крайней мере, не навредит себе.

— Я должен тебе кое-что рассказать, девочка, — тяжело выдохнул Пол. Я удивленно взглянула на его лицо, которое внезапно постарело, приобрело мертвенный оттенок. Мужчина ссутулился, опускаясь на стул. Я с подозрением следила за ним. Верить кому-то из семейки Доминник я не намерена. Иск останется в суде, и пусть решает прокурор и судья степень вины Джейсона. Да, я все ещё обожаю его, но так будет лучше. Иначе мы завершим начатое. Убьем друг друга.

— У вас десять минут, — холодно произнесла я. Пол покорно кивнул.

— Это не займет много времени, — пообещал он. — То, что я сообщу тебе, не должно выйти за пределы этой комнаты. Даже Джейс не знает всей правды. Никто не знает, кроме меня и людей, которые вели расследование, и врачей.

— Я не стану болтать. Вы должны бы уже понять это. Ближе к делу. Время идет.

— Я женился рано, Лекси. В двадцать лет. Влюбился в красивую аристократку из Испании и увез ее в Америку. И очень любил свою жену. Мы были богаты и счастливы. Я строил карьеру, она занималась музыкой. Брайан… он в нее. К тому времени, когда мы стали задумываться о детях, ей было уже тридцать, мне тридцать два. Несколько лет пытались сами. Потом пошли по врачам. Диагноз «бесплодие» уничтожил все надежды. Но Селена не сдавалась, а медицина развивалась. И чудо случилось. Первый сын родился, когда ей было уже сорок. Мы были на седьмом небе от счастья. Я не сразу заметил, как изменилась Селена. Счастье — оно затмевает глаза, к тому же, я всегда много времени проводил в офисе. Селена стала одержимой мыслью о большой семье. Меня это настораживало, она уже не юная девочка, но с нашими деньгами и возможностями проблем с няней не было. Второй сын родился через год. Потом были четыре года безуспешных попыток, и она снова забеременела. Ходила тяжело, много нервничала, лежала в больнице. У меня тогда… начался роман. Я — нормальный мужчина, и когда жена все время беременна, или кормит грудью, или устала… Тебе сложно понять. Ты женщина. Мы устроены иначе. Мне было за сорок. Самый возраст. Я пустился во все тяжкие и проглядел Селену. Когда родился Марк, через пару недель после его рождения ее ненадолго поместили в больницу. Постродовая депрессия. Продержали месяц, выписали лекарства и отпустили домой. Я видел, что она изменилась, но мне некогда было заниматься ее душевным состоянием. Однажды на прогулке она потеряла Марка. Пришла домой одна, и на мой вопрос: «Где коляска с ребенком?», ответила, что я идиот, и сегодня с Марком пошла гулять няня. Но няню я сам лично отпустил час назад, когда пришел домой. Марка мы нашли в Сохо, возле магазина. Коляска стояла там, где Селена ее бросила.

— Вы обратились к врачу? — спросила я, чувствуя, как в груди нарастет паника. Мне хотелось, чтобы Пол ушел. Прямо сейчас.

— Да. Но не сразу. Были еще случаи, когда она оставляла детей на улице. Но, слава Богу, мы их находили. Я не мог понять этого ее стремления избавиться от сыновей. Ведь она так долго мечтала о детях, так много боролась. Но больше всего пугало то, что она не помнила, что оставила Джейсона или Брайана. Марк теперь гулял только с няней. Селена возвращалась домой и начинала искать их повсюду, кричала, что я убил ее сыновей. Дошло до того, что я нанял по няне каждому ребенку, приказав ни на минуту не оставлять их с матерью без присмотра. Особенно с матерью.

— Какой кошмар… — пробормотала я, мгновенно представив брошенного на улице маленького Джейсона, напуганного до слез, замерзшего. Одинокого.

— Врачи меня все-таки уговорили на госпитализацию и несколько месяцев Селена усиленно лечилась. Мы прошли через это вместе, и казалось, что плохое позади. Она выглядела здоровой и счастливой, когда ее выписали. Мы всей семьей съездили в отпуск, потом вернулись, и жизнь вошла в привычное русло. Но плохие привычки забыть сложно. Я себя не оправдываю, понимая, что моя вина в том, что случилась огромна. Это была пятница. Селена с Джейсоном и Брайаном отправилась на день рождения сына подруги, а я пришел с работы раньше, чем обычно. Я знал, что Селена вернется не скоро, и… Няня Марка, она была симпатичной, молодой и хотела меня. Все вышло спонтанно. Никто не должен был узнать, но в самый разгар страстей вернулась Селена с Джейсоном. Точнее, она зашла домой за подарком, который они в спешке забыли. Подруга жила недалеко, и заехать домой не было проблемой. Джейсон… он очень любил Селену, был привязан к ней больше, чем остальные дети. И она его выделяла. Когда он был совсем маленький, то все время приходил спать к ней в комнату.

— Боже, прекратите. Вы специально меня мучаете… — закричала я, не понимая откуда такая яростная боль, и почему бьет мне прямо в сердце. Я просто не могла дышать, я паниковала… Снова.

— Ты должна знать, чтобы понять. Если бы я знал, что он одержим тобой, то сказал бы раньше. Предупредил. Селена убежала, застав меня с любовницей, забрав Джейсона. Я не пошел за ней. Я думал, что она вернулась к подруге, что выплачется, потом придет, и мы поговорим, я попрошу прощения. Как обычно. И она простит. А вечером… Мне позвонила подруга и спросила, куда делась Селена, и почему мы не забираем Брайана. Я… я спросил у нее: «А где Джейсон?». Она ответила, что Селена с сыном ушли за подарком. Я поднял свои связи в полиции, организовав поиск. Селена вернулась в час ночи. Одна. Я пытался выяснить, где она была и куда дела ребенка, но жена только бросалась на меня и кричала, что это я потерял сына, что она все время была дома, пока я искал место, куда увезти наших детей и спрятать их от нее. Она бредила, и помощи от нее ждать было бесполезно. В течение первых суток мы его не нашли.

— Что значит не нашли? — я снова закричала, бросаясь на Пола, хватая его за грудки. — Куда смотрела ваша охрана? Это же ребенок. Как вы могли? Как? Вы знали, что она свихнулась. Из-за вас, из-за ваших измен. Уходите. Я не хочу… не нужно.

— Лекси, мне очень жаль, что приходится снова причинять тебе боль. Но я тогда тоже страдал. Ты даже представить не можешь, какое огромное чувство вины и страх овладели мной. Охраны тогда не было. Я делал все, чтобы найти Джейса. Но никто его не видел. В полиции сказали, что я должен ждать. Что мальчика, скорее всего, похитили ради выкупа. И только когда прошло еще три дня, а звонка не последовало, стало понятно, что никакое это не похищение. Селена, тем временем, пришла в себя. До нее дошло, что она натворила. Врачам пришлось накачать ее транквилизаторами и нейролептиками, она билась в истерике. Этот ужас не передать словами.

Я опустилась на пол, закрыв лицо руками. Застыла, чувствуя только жуткую боль, слезы телки по щекам, но я их даже не замечала. Я уже знала, догадывалась, что дальше скажет Пол. Единственное объяснение тому, кем стал Джейсон Доминик, когда вырос.

— Его нашли за городом через неделю. В подвале заброшенной фермы. Женщина гуляла с собакой, которая и притащила ее на ферму. Она увидела, как ребенок пытается выбраться через разбитое окно подвала и зовет на помощь. И вызвала полицию. Я сразу выехал. В больницу. Джейс находился в плачевном состоянии, но был жив, и на тот момент это было все, о чем я думал. Мне не давали полной информации. Осознание катастрофы пришло потом. Когда Селена бросила Джейсона в городе одного, он, как и до этого, пытался найти полицейского, чтобы тот отвел его домой. Брайан и Джейсон получили строгие инструкции касательно поведения на улице. Никто теперь не скажет, почему Джейсон пошел с тем человеком. Маленький мальчик, который остался один. Мы можем сказать детям, чтобы они не разговаривали с незнакомцами, но никогда не узнаем, как они поведут себя, оставшись без нашего наблюдения. Пока мы сидели дома, ожидая сначала звонка от похитителей, потом результатов поиска полиции, мой ребенок… — голос Пола прервался. — Мой ребенок умирал. Серийный маньяк, педофил, которого искали не один год, держал его на цепи, как собаку, связывал руки и ноги. Эти следы от веревок и ошейника никогда не исчезнут. Как и другие… Когда я ехал домой, узнав правду, поняв, что случилось с Джейсоном, и что я никогда не смогу этого исправить никакими деньгами, сеансами с психоаналитиками, я был раздавлен, и думал, что все худшее уже произошло. А когда приехал домой, то обнаружил Селену в ванной, со вскрытыми венами. Как я смог все это пережить не знает никто. Я похоронил жену и начал спасть сына. Это было сложно. Джейсон не узнавал меня, не узнавал братьев. Он был другим. Я просто понятия не имел, как его вернуть. Психологи долго наблюдали его, пытались заставить говорить о том, что произошло. Но Джейсон не говорил. И, в итоге, врачи поставили диагноз — посттравматическая амнезия. Они говорили, что нам повезло, что ребенок забыл, что его система защиты сработала таким образом. И я не мог не согласиться. Постепенно он пошел на поправку. Привык ко мне. Но оставался по — прежнему замкнутым. Позже появились приступы агрессии. Мне посоветовали отдать его в спорт, который требовал бы максимального выброса энергии. Так в его жизни и появился футбол. К семи годам Джейсон уже полностью восстановился. Конечно, он не был таким, как раньше, но мы были все вместе, а это главное. Тогда все, чего я боялся — это возвращение памяти. Но шли годы, а память не возвращалась. Мне казалось, что все… конец, мы пережили. А потом в пятнадцать лет мне позвонили из полиции и сказали, что Джейсон избил мальчика из своего класса. Мне удалось договориться с семьей одноклассника. Никакого дела не было. Я пытался поговорить с Джейсоном, но каждый раз наталкивался на стену. Поверь, Лекси, его переходный период оказался для меня настоящим кошмаром. Он не контролировал себя. И я не мог контролировать его. Все становилось хуже. Он постоянно влипал в истории. Дрался на тренировках, в школе, на улице, избивал своих подружек, пока не встретил Изольду. На самом деле, это я ее нашел. Женщина знала, что делать с парнями с такими наклонностями, как у Джейсона, и как правильно их направить. Она помогала раскрыть ему его фантазии и частично контролировать их. Стало лучше. Чуть позже появилась зеркальная комната и Саманта. Его первая идеальная жертва. Он думал, что встретил человека, который понимает и разделяет его пристрастия. Так и было. Пока она не повзрослела и не задумалась о детях. И о том, будут ли они в безопасности с таким отцом. Он не хотел ее отпускать, и она его любила. Вот так и жили, каждый день как на вулкане. Когда она начала ему изменять, залетела от другого, у Джейсона окончательно поехала крыша. В тот день, когда Сэм разбилась, я присутствовал при их драке. Я с трудом оторвал его от Сэм. Но и ей не стоило говорить ему таких вещей. Решила уйти к другому — уходи. Зачем все эти унижения? Я его не оправдываю. Просто он мой сын. И я его люблю.

— Он вас ненавидит, и теперь я знаю, за что, — произнесла я хриплым голосом. Все это время, до меня, заторможенной действиями лекарств, медленно доходили слова Пола. Я залила слезами все вокруг себя. Словно они могут что-то исправить или облегчить боль. Слезы — это простая реакция. У меня вырезали сердце, воткнули в него, умирающее и истекающее кровью, тысячи иголок и засунули обратно, зашив наживую.

Я подняла голову, чтобы посмотреть в лицо человека, который своим руками довел до безумия, а потом до суицида, любимую жену и перечеркнул будущее своего сына. Это он, хоть и думает иначе. Мужчины, вообще, не любят замечать своих ошибок. Все, что мы делаем, разворачивает за собой клубок событий. Селена мечтала о детях, а когда они появились — потеряла мужа. Чтобы вернуть мужа, она решила потерять своих детей. Но, потеряв, не смогла жить… Не смогла простить себе… Боже…

Я закрыла глаза, не в силах смотреть в лицо этого преступника, ответственного за все, что произошло.

— Теперь вы точно потеряли его, Пол, — произнесла я, вспоминая тот страшный взгляд, которым Джейс смотрел на меня, снимая веревку с моей шеи, проводя пальцами по бордовым полосам, оставшимся после нее, которые когда-то побелеют и станут такими же, как у него. Как у него… Подняв меня за плечи, он долго всматривался в мое лицо и словно не видел, словно находился где-то в другом месте. Безумный, полный агонии взгляд. А потом вдруг схватил меня в охапку, сжимая так, что затрещали кости, и заплакал, уткнувшись лицом в мои волосы. Он плакал, как ребенок, и не мог остановиться. И я гладила его волосы, не замечая боли в сломанных пальцах. Тогда я подумала, что он сошел с ума. Что он сожалеет о том, что сделал…

А через час вернулся с пистолетом и сказал, что мы должны умереть…

Он не успел. Марк вызвал полицию. Я не знаю, хватило бы безумия Джейсона на этот последний решающий шаг или нет. Никогда не узнаю. Пол отвалил кучу денег, чтобы скрыть тот факт, что один выстрел, все-таки, был. Он целился в меня. Долго. Я не боялась. Ждала. Я даже хотела. Джейсон выстрелил в свое отражение. Это просто чудо, что пуля не попала рикошетом в него. Я тогда была на грани, отключилась сразу после того, как раздался грохот и миллионы осколков посыпались на пол.

— Теперь вы точно потеряли его. И я, я тоже потеряла его, — хрипло повторила я. Пол растерянно посмотрел на меня. — Он все вспомнил.