Лекси

День икс. Скрестив пальцы за спиной, захожу в офис. Признаюсь, что вчера я даже купила эзотерический амулет на удачу, спрятала его под блузку. Простой деревянный шарик с нарисованной на нем руной на тонкой веревочке. Пробегая мимо своей секретарши, инстинктивно нащупываю амулет, мысленно обращаясь через него к помощи магических сил. Мне сегодня понадобится любая помощь. Весь офис гудит, в предвкушении сделки года. Готовят конференц-зал, закуски и напитки, руководители раздают указания и наставления, работа кипит, телефоны звонят, акции продаются, кредиты раскупаются. После обеда Арчи вызывает меня и Мика в свой кабинет для предварительного совещания. Он еще вчера получил все договора, которыми я занималась по поглощению «Dоminick Grоup» и другую необходимую документацию юридического и финансового плана. Но до того, как попасть в руки руководителя, договора тщательно проверили юристы компании, один из которых будет присутствовать на сделке. Арчи выглядит довольным и лучезарно улыбается нам, особенно мне, и я нервничаю сильнее.

— Мне нужно, чтобы ты была, Лекс. Я отменяю удаленное присутствие, — произносит Арчи, и я бледнею, переводя потрясенный взгляд на Майкла, для которого прихоть шефа тоже оказалась новостью.

— Арчи, я понимаю, что вы хотите подстраховаться, но Лекси будет наблюдать со стороны, одновременно собирая факты, если появятся какие-либо изменения или потребуется внесение новых пунктов. — Встал на мою сторону Мик, и я с удивлением заметила, как сильно его разозлил приказ Арчибальда.

— Я навел справки, и кое-что узнал. — Арчи снова широко улыбнулся, словно Чеширский кот. — Наша дорогая Александра, оказывается, давно и близко знакома семьей Доминник. Такая занимательная история, я просто прослезился. Какое совпадение, что она оказалась лучшим сотрудником компании, которая поглощает бизнес этих ужасных людей. Майкл, это твоя идея, не так ли?

— Это выгодный проект, — сквозь зубы процедил Мик, я положила руку ему на плечо, успокаивая и удерживая от резких возражений. Арчи, конечно, замечает мой жест, истолковывая его иначе.

— Я вижу, что тут целая мелодрама. Майкл, Лекси шикарная женщина, и я тебя понимаю. Но, когда в следующий раз решишь свести личные счеты за счет компании, предупреди заранее. Чтоб я дураком себя не чувствовал! — яростно зашипел на нас Арчибальд, сняв свою маску благодушия. — О чем ты думал, Майк? Что я не узнаю? Когда Марго, наш доблестный юрист, предупредила меня, что могут возникнуть проблемы из — за того, что между участником сделки и аналитиком, составляющим договор, действует судебный запрет на общение, и предложила мне убрать фамилию Памер из членов комиссии, чьи подписи числятся в соглашении, то я подумал: какого черта мой лучший управляющий не поставил меня в известность? Неужели он не знал?

— Фактически, никакого общения не будет. Лекси будет наблюдать за сделкой через экран монитора, — напомнил Мик стальным тоном. — Не вижу проблемы.

— Я вижу. Если бы я вызвал ее? Мало ли какой вопрос возник у клиента или меня, и мне пришлось бы обратиться к ней лично. Ты об этом подумал? А ты, Лекс? Хочешь посадить парня, так это не здесь. Вычисли его адрес. Столкнись с ним на улице. Вне компании, поняла?

— Я, вообще, не хотела заниматься этой сделкой, — возмущенно воскликнула я, вскакивая на ноги. — Это бы твой приказ, Арчи.

— И он не изменился. Вы доведете сделку до конца. И ты будешь присутствовать. На первых двух.

— Они предупредят Джейсона, и он откажется, — категорично заявил Мик.

— Так сделай так, чтоб не отказался, а теперь выметайтесь оба. И попробуйте только все запороть. Вылетите на хрен.

Когда я вышла из кабинета Арчи, меня трясло. Нет, слабо сказано. Меня колбасило. Мик виновато смотрел на меня, поджимая губы.

— Прости. Я постараюсь, чтобы все получилось, — пробормотал он. — Иди, готовься. Валерьянки выпей.

— Валерьянки? — завопила я, и, схватив его за галстук, резко приблизила к себе. — Я устрою тебе валерьянку, Мик. Не дай Бог из — за тебя и твоих дебильных планов возмездия я потеряю работу, ты не только валерьянку пить будешь.

— Угомонись, — резко отразил мое нападение Майкл, дергая свой галстук из моих рук. — Приди в себя, Лекс. Мы еще не проиграли.

И через три часа я, в строгом брючном костюме стального цвета и в черных лакированных туфельках на высоком каблуке, захожу в огромный конференц-зал, где занимаю свое место рядом с юристом. На моем лице ни тени неуверенности или страха. Я сдержанна и спокойна, непоколебима, черт возьми. Для пущей важности надеваю на нос очки, наивно полагая, что они частично спрячут меня. Арчи уже здесь. Мик задерживается. Я поправляю наушник, проверяя связь, когда дверь распахивается, и в зал заходит Брайан и Мик. Я расслабляю плечи, но держу их прямо, моя поза полна уверенности в себе. Брайан занимает свое место, и пока слишком взволнован, чтобы смотреть по сторонам. Сам процесс переговоров длится не больше десяти минут. Мик зачитывает клиенту основные моменты, иногда прося прокомментировать юриста тот или иной пункт. Брайана со всем соглашается. Его явно не беспокоят все подробности и разъяснения. Он видел итоговую сумму, и уже готов подписать все, чтобы получить вожделенные деньги.

Брайан подписывает документы и выходит, так на меня и не взглянув. Счастливый и окрыленный. Я выдыхаю и смотрю на Мика. Я вижу то же облегчение на его лице, которое испытываю сама.

— Первый раунд в вашу пользу, — усмехнулся Арчи. — Полчаса на кофе и приступаем к следующему Доминнику.

Да, с Марком не получится скрыться, но я не сомневаюсь в том, что он пойдет на соглашение и все подпишет. С ним нам придется еще не раз встречаться, поэтому прятаться действительно глупо. При переоформлении банка и передаче всего имущества во владение «Боско» должны присутствовать члены правления каждой стороны и процесс этот непростой и не самый быстрый. Теперь Марк Доминник почти сотрудник компании, коллега. Я едва сдержала циничную улыбку. Как переменчив мир. Еще сравнительно недавно я вошла в дом семьи Марка, как бесправная отчаявшаяся шлюха, которую били, унижали и насиловали, и ни один из них не встал на мою защиту. Все члены этой семейки до последнего момента мечтали избавиться от меня. Каждый по-своему. Я мешала всем. Теперь я решаю, сколько Марк и остальные получат за разрушенный моей компанией семейный бизнес. Наверное, в этом действительно есть толика проведения, справедливости или рока. Но я не мстительна, и я не Бог, чтобы выбирать наказания и вершить их. Мик жаждет мести, но не за меня, не за мою «поруганную честь», от которой остались только горькие воспоминания. Уязвленное самолюбие не дает покоя Майклу Куперу. Особенно сейчас, когда он почувствовал власть и силу денег. Я умею быть бессердечной сукой, и не раз Мик с моей подачи топил крупные компании, о чем никто из нас не сожалел и доли секунды. Но в случае с «Dоminick Grоup» я не поддерживаю Мика, хотя игра действительно стоит свеч. Прошлое должно остаться там, где ему место. Воскрешать призраков опасно…

И, конечно, Марк узнал меня. Сразу. Как только вошел в зал для переговоров, его пристальный оценивающий взгляд бегло прошелся по лицам участников. С ним тоже был юрист. В отличие от Брайана, Марк подготовился основательно. Я сидела с прямой спиной справа от Майкла Купера, когда взгляд Марка остановился и замер на мне. Изумленно, растерянно, нервно. Он смотрел прямо в лицо, в глаза, не замечая всего остального, что обычно видят в женщинах, даже в женщинах-коллегах, мужчины традиционной ориентации. Его не интересуют мои черты лица, грудь, талия и ноги. Он смотрит в глаза, требуя ответа. Поэтому девочки выбирают в друзья геев. Они видят их душу и внутренний мир. Но я никогда не хотела видеть Марка в кругу своих друзей. Он не был плохим человеком, но его воспитал Пол Доминник, как и остальных сыновей. Они — стая, хищники, которые нападают, как только чувствуют угрозу своей семье. Они умеют быть беспощадными. Каждый из них.

— Майкл Купер… — произносит Марк, скользнув взглядом на Мика. — Как я мог забыть. Конечно. — Усмешка кривит его красивый фамильный рот. Он одет безумно элегантно, и меня даже коробит, когда Марк слишком резко дергает узел галстука и небрежно расстегивает несколько пуговиц на воротнике. — Засранцы. — Он ударяет ладонями по поверхности стола, смотря мне в глаза с яростью. — Значит, вот откуда ветер дует.

Арчи, наш юрист, и секретарь, которая ведет протокол, в недоумении наблюдают за разворачивающейся сценой.

Я держу себя в руках. Мое лицо непроницаемо, и пульс пока мне подвластен. Горжусь своей выдержкой.

— Марк, никакого заговора нет, — сухо говорю я, спокойно встречая гневный пылающий взгляд. — Меня поставили перед фактом, привлекая к работе над сделкой между нашими компаниями. Это — моя работа. Так что давай, просто приступим к тому, для чего мы здесь собрались.

— Ты думаешь, что я идиот? — приподняв бровь, прошипел Марк, наклоняясь вперед. — Мало крови нам попортила? Теперь ещё и бизнес прибрать решила.

— Бог с тобой, Марк. Я простой аналитик, руководитель отдела маркетинга. — Я даже улыбнулась, несмотря на брошенное нелепое обвинение. — Арчибальд, член правления «Боско энд Варт», возглавляет филиал штата, и именно с его подачи происходят все сделки в компании. Подобными перепалками ты оскорбляешь его, и тратишь наше общее время. Подумай рационально, и поймешь, что я права. То, что мы встретились здесь, не что иное, как совпадение. Я, признаться, тоже не рада видеть тебя.

— Правда, Марк, я назначил Александру в команду, и она долго сопротивлялась, — официально произнес Арчи. — Она — лучший аналитик корпорации. Боюсь, что у меня не было другой кандидатуры на ее роль.

— Хорошо, Арчибальд, — после минутной заминки, сквозь зубы процедил Марк, продолжая меня сверлить тяжелым взглядом. — Один вопрос, адресованный мисс Памер, и мы продолжим.

— Спрашивайте, — раздраженно фыркнув, все же позволил Арчи.

— Ты понимаешь, что Джейса могут посадить за нарушение судебного запрета? Ты этого добиваешься? — презрительно сузив глаза, спрашивает Марк. Мик открывает рот, но я взглядом останавливаю его, не нуждаясь, ни в чьей защите.

— Ты ошибаешься. Я не буду присутствовать на сделке с твоим братом, — сдержанно произношу я. Марк подозрительно смотрит на меня, не поверив ни слову. Это его право. Он защищает брата. И я даже судить его не могу за это. Меня никто так не защищал…

— Не будешь? — криво усмехнулся Марк. — Того, что вы находитесь в одном здании, достаточно для фиксирования нарушения.

— Но для этого нужно мое заявление, не так ли? — холодно спросила я, вздернув подбородок. — Я же сказала, Марк, никакой вендетты и заговоров. Совпадение. Неловкая ситуация для нас обоих. Ты можешь даже не говорить брату, что видел меня, что я, вообще, в городе. И так будет лучше.

— Не диктуй, что мне говорить, и кому. Кто ты такая, вообще, чтобы говорить со мной в таком тоне? — пренебрежительно бросает он. Но я привыкла и не к такому обращению, поэтому даже не бледнею, сохраняя маску официальной вежливости. В кресле Марка сидели люди, которые заходили сюда миллионерами, а покидали его нищими. Иногда они даже плевались в нашу сторону, кидались с кулаками…

— Марк, прошу вас. — подняв руку, привлек к себе внимание Арчибальд. — Вы оскорбляете вашего будущего коллегу, а, между прочим, именно Александра позволила создать вам исключительные условия, которые, мягко говоря, могли быть совсем другими. Мы никогда не оставляем персонал поглощенных компаний, а тем более членов правления. Вам повезло, но не без помощи нашего лучшего аналитика.

— Спасибо, Арчибальд. — поблагодарила я за заступничество босса. — Но не стоило. Мистер Доминник высказал свою точку зрения, и это его право. Теперь мы можем продолжить?

Марк исподлобья смотрит на меня, теперь больше вопросительно и удивленно, нежели злобно и яростно. Он почувствовал достойного соперника, и вовремя сложил оружие. Но я знаю, что его чувства далеки от дружеских. Ему придется смириться. Я улыбаюсь, раздавая присутствующим папки с соглашением.

— Начинаем, — ледяным тоном, произносит Майкл Купер.

Дальше я просто наблюдаю, иногда даю некоторые разъяснения, но, в основном, центральная часть переговоров зависит только от Мика. Марк долго и досконально придирается к каждой строчке, но его юрист не находит ни одной ошибки в соглашении. Когда оглашаются решения и сроки, в переговоры вступает Арчибальд. Теперь мы с Миком напряженно наблюдаем за рукой Марка, в которой он держит ручку. Несколько росчерков, и все будет кончено. Дело в шляпе.

Несмотря на явно агрессивный настрой, Марк подписывает соглашение, яростно сцепив челюсти. Наблюдать за его попытками сохранить лицо при плохой игре уморительно. К чему это праведное негодование? Никто не воровал у него семейный бизнес. Это он не смог удержать банк на плаву. А теперь, если хорошо проявит себя, то может неплохо заработать.

После заключения сделки все встали, чтобы пожать друг другу руки. Марк демонстративно обошел меня стороной. Он меня не обидел и не задел. Это было забавно. Взрослый молодой человек. Уходя, он посмотрел мне в глаза:

— Никакой полиции? — спросил он. Я даже растерялась. Внезапно вспомнилось, что именно он вызвал полицию, после того, как Джейсон выстрелил. Я не видела Марка сама, мне рассказали, что и как произошло. Когда ворвалась группа захвата, я была без сознания. Выходит, отчасти я должна ему. Он, по сути, спас мне жизнь.

— Нет. Никакой полиции. Обещаю. Меня здесь не будет, — гораздо мягче, чем раньше, ответила я. Он удовлетворенно кивнул, видимо, что-то рассмотрев в моих глазах. Поверил.

Когда Марк и его юрист вышли за дверь, Мик и Арчи, не скрывая своего триумфа, снова обменялись рукопожатиями, поздравляя друг друга.

— Классно сработано, Лекс. Ты была просто огонь, — воскликнул мой главный босс. Мик возразил с горделивой улыбкой.

— Скорее, лед. Молодец, Лекс. Я думал, что он сбежит.

— Ладно, я просто сказала правду. И смотри не запори последнюю сделку. — Я вышла из-за стола, направляясь к выходу, но Мик остановил меня, резко дернув за руку.

— Подожди. Джейсон в приемной. Давай через крышу. — Мик кивает на другую дверь, которая ведет из конференц-зала прямо на крышу. Там располагается зона отдыха со смотровой площадкой, лавочками, фонтаном и небольшим бассейном под навесом, минибаром, кафе и вертолетной площадкой. Не все сотрудники имеют доступ на крышу. Только три верхних этажа, которые занимают офисы управляющего персонала. Входа всего два. Один с конференц-зала, в котором происходят не только переговоры, но и корпоративные вечеринки, которые плавно перетекают на крышу, поближе к бару и бассейну. Это сделано специально, для удобства. Второй вход с центральной лифтовой площадки верхнего этажа. И здесь уже пропускная система.

Я благодарно улыбнулась Мику, который предотвратил нежелательную встречу, и прошла к выходу на крышу. Поднялась по небольшой лестнице. Стоило мне выйти на открытую поверхность, порыв ветра скинул заколку с моих волос, рассыпав их в беспорядке по плечам. Искать ее в потемках не имело смысла, да и встречи на сегодня закончены. Можно походить немного лохматой. Я задержалась на смотровой площадке, залюбовавшись на загорающийся внизу город. Вдохнула полной грудью. Сегодня неплохой день, и, после небольшого дождя, воздух очистился от пыли и дарил свежесть и прохладу. Я прошла по пустующей зоне отдыха ко второму выходу и спустилась к стеклянной двери. Приложив свой пропуск к считывающему контрольному устройству на стене, вышла к лифтам. Я зашла в лифт, чувствуя нарастающее беспокойство. Я была спокойна до этого момента, но теперь даже отражение в зеркале говорило о том, что я сильно взволнована и напряжена. Я даже не закрыла глаза, как обычно. Я смотрела на свое отражение, погрузившись в размышления. Я вышла на пятнадцатом этаже, именно там располагался вверенный мне отдел маркетинга и рекламы. Огромное пространство, разделенное перегородками на маленькие клетушки. Больше ста человек. Я прошлась мимо многочисленных подчиненных к небольшому свободному пространству в центре. Здесь находился круглый стол, окруженный стульями и одним большим офисным кожаным креслом посередине, за ним интерактивная доска и огромный монитор для видеоконференций. Я села в кресло, которое, разумеется, предназначалось мне, повернулась к экрану. Программист уже выводил картинку с камер наблюдения в переговорном зале. Пока я видела только Майкла и его секретаршу (именно ее он назначил вести протокол). Они непринужденно болтали и хихикали.

— Майкл, я на месте, — произношу я в наушник, и Мик на экране подносит руку к уху, поднимает взгляд к центральной камере и улыбается.

— Всем привет. — Машет рукой. Мальчишка. Прячу невольную улыбку.

— Здравствуйте, мистер Купер, — хором произносит моя команда избранных, рассаживающаяся вокруг стола со своими ноутбуками. Они были со мной на связи на протяжении первых двух встреч, но помощь не понадобилась.

— Готова? — занимая свое место, спрашивает меня Майкл. Я бодро улыбаюсь.

— Всегда готова, босс.

Моя бравада наигранна. На самом деле, у меня даже коленки трясутся. Хорошо, что я сижу спиной к своим подчиненным, и они не видят моего смятения. Никто не видит. Открывается дверь в конференц-зал, и я перестаю дышать… Черт, это Арчи. Конечно, Арчи. Его же не было. Теперь ждут только Джейсона Доминника. Господи, дай мне сил пережить этот кошмар. Закусываю до боли нижнюю губу. Нервно поднимаю запястье к лицу, чтобы взглянуть на часы. Дорогие, элегантные и скромные на вид Mоntblаnc. Майкл подарил мне их на окончание Гарварда. Шикарный подарок. Отвлекаю свои мысли, как могу. На самом деле, в голове стучит, как набат: «Джейсон здесь, здесь, здесь». И мне страшно так сильно, что потеют ладошки и сбивается дыхание. Виски сдавливает нарастающая мигрень, и я с обреченностью осознаю, что этот поединок, пусть даже не открытый и односторонний, мне будет дорого стоить. Бессонные ночи, новые кошмары — этот минимальный урон. Мик во всем виноват. Я же просила его. Все, что я хотела — это забвение. Мне удалось достичь небывалых результатов в бизнесе, образовании. Я бралась за все подряд, и у меня получалось. Я не боролась с воспоминаниями и тяжелыми мыслями, нет. Невозможно забыть то, что мне пришлось пережить. Но я сделала так, что каждая минута моего времени была занята, каждая мысль — в деле, и этот ворох новых обязанностей, успехов, событий похоронил под собой мое прошлое. Я даже в выходные не давала себе спуска, занимаясь спортом, гуляя с сестрой, помогая маме по дому. И я не оставалась одна. Никогда не оставалась одна. В Гарварде было просто, ведь комнату в общежитии мы делили на двоих или даже троих, а вернувшись домой, мне пришлось уговорить Дреа спать со мной в одной спальне. Скоро она начнет встречаться с мальчиками, потом выйдет замуж, и тогда мне придется искать ей замену. Мама не раз говорила, что я должна переступить через страхи и найти кого-то, кто смог бы разделить мое одиночество. Ей кажется, что мужчина в моей постели решит все проблемы. Однако, это совсем не так. Далеко не так. «Ты должна попробовать», твердила мама и Джейн была с ней солидарна, но как им объяснить, что я не могу? Совсем не могу. И у меня нет слов, чтобы объяснить яростное непринятие одной только мысли о близости с мужчиной.

Любым мужчиной…

Кроме Джейсона.

Я не могу признаться в этом даже Джейн Кларк, осознавая, насколько бредово это звучит. Я не думаю о нем многие месяцы, но это ничего не значит. Ничего, черт побери, не значит. И лгу всем вокруг, и самой себе. Каждый день. Каждый гребаный день.

Никто и ничто не исправит программу, созданную Джейсоном, болью и кровью вбитую в меня. Он стер прежнюю личность и записал новую, нераздельно, навечно слитую с ним, привязанную узами, которые невозможно разорвать. Пять суток на привязи, без еды и практически без воды, наедине с тенью мужчины, который мог в любой момент убить меня, в комнате за закрытыми дверями и зеркальными стенами, завершили полное превращение Александры Памер в личную собственность Джейсона Доминника. И теперь игрушка ждала появления своего хозяина со страхом и нетерпением. Но игрушка больше не глупая и слабая, и она вовсе не жаждет снова остаться с вырезанным сердцем. Поэтому будет наблюдать издалека…

И когда дверь в конференц-зал открылась, я приподняла подбородок, и вся подобралась, немного наклоняясь вперед. Он вошел, я сжала подлокотники до боли в побелевших пальцах. Ощутимый на физическом и ментальном уровне поток энергии ударил в мое сердце, распространяясь через вены по всему организму. Мой любимый яд… Как наркоманка со стажем, я блаженно улыбнулась, выдохнула…

Джейсон прошел спокойно и уверенно. Ожидающие его Арчибальд и Мик повставали со своих мест с деловито-вежливыми улыбками. И Доминник поравнялся с ними. На огромном экране я видела все так близко, отчетливо и подробно. Я бы не смогла смотреть так неотрывно, находясь по ту сторону. Но здесь… никто не мог видеть… что я никого не могу видеть, кроме него. С изумлением и жадностью, я ловила каждое изменение в мужчине, которого знала так же хорошо, как саму себя. Мой взгляд скользил по его лицу, до боли знакомому и дико красивому. Он сильно изменился, но не в худшую сторону, нет. Передо мной стоял мужчина, высокий и стройный, сильный, излучающий спокойную уверенность в себе и сдержанность. Заметно похудевший, что его совсем не портит. Взрослый и…мудрый(?). Джейсон казался старше, старше не на три года, а на все десять. И когда он поворачивается так, что я вижу его профиль, то невольно с моих губ срывается вскрик. У него длинные волосы, которые тщательно собраны на затылке. Раньше он стригся коротко, почти под ноль, вырезая эмблему клуба на виске, и отпускал волосы только во время серии игр из каких-то суеверных соображений. Я не могла представить, как он выглядит, если распускает их. Что за безумие? Он же не сменил ориентацию, нет? Черт, сама не понимаю, почему такая гадость пришла в голову, но… Я не могу знать, что случилось с ним после того, как он примирился со своими вернувшимися воспоминаниями о насилии, пережитом в детстве. И смирился ли? Как та трагедия повлияла на него настоящего? На его мысли и поступки. Любит ли он по — прежнему причинять боль? Заводят ли его слезы и сопротивление жертвы? Так же ли груб, когда… Мое лицо заливает краска, и я чувствую, как пробуждается мое тело впервые с того момента, когда он прикасался ко мне в последний раз. А потом я внезапно вспоминаю, что видела Джейсона именно таким в том одном единственном сне. Длинные распущенные волосы, которые раздувал ветер. Он не был похож на себя, и все-таки я чувствовала, что это он, он. Как такое возможно?

— Купер? — я вздрагиваю, когда слышу его вопрос — утверждение, обращенный к Мику. Напряженно всматриваюсь в лицо Джейсона, на котором появляется напряженное задумчивое выражение.

— Не скажу, что рад встрече, Доминник, но работа есть работа, — насмешливо ухмыляется Майкл. Он сам не понимает, как нелепо смотрится его самолюбование сейчас. Джейсон не отвечает на ядовитое приветствие, но протягивает руку, но Мик игнорирует жест, и мне становится стыдно за друга.

— Зато я рад вас приветствовать, мистер Доминник, — произносит Арчибальд. Вот это настоящий деловой человек. Мик так достойно вел себя на двух других встречах. Что за черт в него вселился? Арчи пожимает руку Джейсона, я с трепетом в груди смотрю на пальцы Джейса, узнавая, вспоминая их. Но на мысль приходит не боль, которую они причиняли, нет. Я помню, как была инструментом в руках виртуоза, если у него был настрой играть красиво и трепетно. Но даже жестко и больно мне нравилось. Я принимала все, что он мне давал. Да что там, я и смерть из его рук приняла бы, как подарок, как дар Богов, одного Бога, зная, что он не отстанет надолго, за мной последует. И сейчас я особенно остро понимаю, насколько тонка была грань нашей с ним игры. Мы ходили по краю, по раскаленным углям, по разбитым осколкам наших сердец. Мы бы не выжили. Мы больны и безумны.

И должны быть далеко друг от друга.

Пусть нас разделяют судебные решения, километры расстояний и океаны. Это единственный шанс не достигнуть дна, не сорваться в бездну. Выжить.

А сейчас я наслажусь этой малостью. Пройду испытание болью, которая снова жжет сердце раскаленной печатью его имени. Я просто смотрю на него, и, может быть, этого хватит, чтобы протянуть еще несколько лет. А потом? Кто знает, что будет потом?

Я почти не слышу, не понимаю, о чем говорят Майкл и Арчибальд, но каждое слово Джейсона, как острый кинжал достигает моего сознания, оставляя кровавые отметины. Я улыбаюсь радостной и счастливой улыбкой. Смакую боль, растягиваю. Я скучала по ней, но не позволяла себе ни единой мысли. Я должна быть сильной. Хочу, чтобы он гордился мной, если когда-то узнает, как много я добилась. Я не плакала, забившись в угол темной комнаты, не сошла с ума. Я воскресла, восстала, примирилась с тем, что он со мной сделал. Приняла себя новую. И полюбила. Иначе ничего бы не вышло. Все начинается с любви к себе. Мы не можем любить и отдавать, если не умеем любить себя.

— Меня не интересуют условия, давайте просто подпишем и закончим, — в ответ на какую-то фразу, произносит Джейсон, с легким раздражением в голосе. Его поведение кажется немного странным, отстраненным. Но я не замечаю, я смотрю на его губы. Красивые, чувственные, четко очерченные, сексуальные. Я помню их везде, каждой клеточкой своего тела. Моя грудь напрягается под строгой блузкой, откликаясь на грязные мысли. Я вся горю, и ничего не могу с этим поделать. С возмущением замечаю, что Майкл как-то слишком агрессивно ведет переговоры. Непрямо, размытыми фразами дает понять Джейсону, что это он тут все замутил. Идиот. Рычу от раздражения, когда Мик позволяет себе колкую реплику в адрес отца Джейсона. Но тот лишь молча смотрит на него, стиснув челюсти. Это не тот взгляд, которым он мог разбить оборону любого нападающего, поставить в тупик, превратить в камень, как не раз случалось со мной. Это взгляд говорит: «Ты мне безразличен, давай я просто уйду, а ты дальше празднуй свою победу».

— Он все подпишет, Мик. Давай заканчивай переговоры, — произношу в наушник. Мик поднимает голову и смотрит в камеру. Его губы плотно сжаты, и я вижу, как недоволен он происходящим. Он хотел игры, представления, хотел показать, кто хозяин, загнать тигра в клетку, а тигру…а тигру насрать. Мик продолжает смотреть на меня, хотя, конечно, видит только глаз бездушной камеры.

— Мик, не чуди. Просто пусть он подпишет и уйдет, — настойчиво говорю я. Мик криво усмехается, переводя взгляд на Джейсона, который, откинувшись на спинку кожаного кресла, с новым выражением проскальзывающей неприязни разглядывает Майкла. Прищурив глаза, Джейс потирает бровь указательным пальцем, переводя взгляд на Арчибальда.

— Я готов подписать соглашение, — холодно, бесстрастно произносит он. И я также замечаю изменения и в его голосе. Куда делись властные безжалостные нотки? Или бархатистые, но со скрытой угрозой, предвещающей скорую расправу?

— Может, хотя бы прочитаете сначала, мистер Доминник? — презрительно бросил Мик. — Или, может, вам нужно зачитать вслух? Спортсмены же не тратят время на обучение, не так ли?

— Мик! — окрикнул подчиненного Арчибальд. — Я сейчас тебя удалю из зала переговоров.

— Прошу прощения, — наигранно вежливо кивает Мик, глядя на Джейсона с нескрываемой ненавистью.

— Можно мне ручку? — спросил Джейсон, обращаясь к Арчибальду, дабы избежать новых провокаций. А я наблюдаю за происходящим и не могу поверить в то, что вижу. Это не Джейсон Доминник, которого я знала, с глубокой грустью понимаю я. Кто-то другой, похожий внешне, но разительно отличающийся изнутри. Я чувствую, как разливающийся по венам яд начинает причинять невыносимую боль, которая поднимается от грудной клетки все выше и выше, перехватывая дыхание. И словно почувствовав мой отчаянный взгляд, Джейсон поднимает голову и смотрит в камеру. Черные выразительные глаза с длинными ресницами захватывают в плен мое сердце, но не для того, чтобы сломать, подчинить, распороть старые швы… Никакого колдовства и магии. Никакой непоколебимой власти и несгибаемой воли. Спокойно и сдержанно. Равнодушно. Смиренно, черт бы его побрал. Смиренно!!! Он бросает мне мое сердце обратно. Ненужное. Забытое.

Не мой Джейсон.

Не мой Бог.

Мое все. Ты же обещал…

Мальчик… Тот самый воскресший мальчик, которого я никогда не знала. Он вырос. И больше не нуждается в игрушках.

Хочется выть от отчаянья, и только огромное количество глаз за моей спиной не дают мне это сделать.

— Держи. — Мик протягивает Джейсону ручку, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не прилипнуть к экрану, не прижаться отчаянно губами к этим чужим холодным губам. Хотя бы так, через экран. Мое сердце обливается кровавыми слезами, но глаза забыли, что это такое. Я даже попрощаться не могу с моим Джейсоном. Моим. Мой Джейсон умер в зеркальной камере. Та пуля попала в цель.

Все кончилось. Мои губы дрожат, и я начинаю задыхаться.

— Мне нужно выйти. На воздух, — бормочу я, вставая. Я не чувствую ног, все вокруг кружится с невероятной скоростью. Наверное, меня шатает из стороны в сторону, пока я иду между рабочими столами своих подчиненных. Их встревоженные лица смотрят на меня, но я не вижу никого. Уйти.

Куда угодно, где больше воздуха.

Мне нужно дышать.

* * *

Джейсон

— Купер, телефон выключи, — резко обращается к Майклу Арчибальд, пронзая его негодующим взглядом. Даже я знаю, что в переговорной нельзя включать звонок на личном мобильном. Только вибрация. Отец однажды уволил за сигнал ICQ на совещании. Но Купер, будь он неладен, видимо на особом счету. Теперь это не тот самонадеянный щенок, которым я его запомнил. Но ведет себя все так же вызывающе. Хотя костюм стоит не меньше, чем мой, точнее, не мой. Одолжил у Марка. Как брат мог не предупредить меня, что придется иметь дело с Купером? Такой смачный плевок из прошлого. Я не ожидал. Да и как можно было подобное предвидеть? Неужели это все-таки личное, и Мик Купер оттяпал бизнес отца мне в отместку. Можно бы побороться, но, значит, придется признать, что и для меня это личное. Хватит. Никаких больше баталий. Нам с Купером нечего делить, а если он решил иначе, то это его большая проблема.

Игнорируя негодующего члена правления «Боско энд Варт», Мик достает телефон, бросая быстрый взгляд на дисплей. Он явно чем-то встревожен.

— Что-то важное? — хмуро спрашивает Арчибальд. Я так понял, что этот славный малый у них самый главный, хотя внешне и не скажешь. Чтобы как-то себя отвлечь и снять странное оцепенение, которое я ощутил, едва переступив порог офиса, открываю договор на предпоследней странице. Двенадцать миллионов долларов это много, интересно, или мало? На самом деле, мне безразлично. Я оставлю себе не больше десяти тысяч, которые положу в банк в Китае на границе с Тибетом. Остальные… Я ещё не придумал, что сделаю с остальными деньгами. Подождем до оглашения завещания. Может быть, придется немного помочь финансово Меган, если отец ее обделил.

— Арчи, такое дело. Мне нужно срочно отъехать, — доносится до меня неуверенный голос Мика, я даже поднимаю голову и с любопытством смотрю на него.

— Ты спятил? — изумленно спрашивает большой босс. Я ухмыляюсь. Ну, и порядки тут. Возвращаюсь к изучению условий. Сколько нужно ждать перевода средств на счет? Месяц, минимум, как я понял. Деньги поступят после полной передачи всех прав на «Dоminick Grоup» во владения «Боско энд Варт». Вы издеваетесь? Меня уже тут не будет. Ладно, заранее выберу фонды.

— Жена рожает — это хорошо. Сына — еще лучше. Мужики нужны этой стране. Давай, иди уже. Только в договорах распишись. — Арчи радостно похлопывает Купера по плечу, снова привлекая мое внимание. Чья жена рожает? Озадачено смотрю на счастливого Мика, который быстро подписывает лежащие перед ним документы.

— Поздравляю, мистер Купер, — как-то натянуто произносит девушка, которая ведет протокол собрания. Бегло отмечаю светлые волосы и пухлый капризный рот, который, судя по интонации, не раз оказывал услуги «мистеру Куперу». Я имею в виду не телефонные звонки.

— Доминник, ты подписываешь? — грубо спрашивает он. Мне не нравится этот тон. Купер ведет себя непрофессионально. Пожимаю плечами, чтобы немного позлить его. — Тогда думай. Я свою подпись поставлю, а ты можешь и дальше кофе на халяву пить!

— Купер, я тебя оштрафую, — предупредил Биг-босс. Я насмешливо потянулся к кружке кофе, подвигая договор свободной рукой на сторону Мика. Тот сдерживает себя от очередной язвительной фразы, и быстро переворачивает контракт на последнюю страницу, где решительно расписывается. Такой важный. Взгляд случайно задевает обручальное кольцо на пальце… Снисходительная улыбка сползает с моих губ, я пристально смотрю в лицо Купера и чувствую, как кровь стынет в жилах.

— Я закончил. Могу идти? — Мик поднялся, не дождавшись разрешения босса. Да и зачем? Он же уже его опустил.

— Давай, Купер, не подкачай. В обморок там не свались от счастья, — усмехнулся Арчибальд, пожимая протянутую руку Мика. — Так держать. Со следующим не тяните. Пока молодые! У меня уже трое, и все мальчики.

Как у моего отца, мрачно отметил про себя я, уставившись в договор, но не видел ни одной буквы. Перед мысленным взором маячило обручальное кольцо Купера. Неужели? А почему нет? Разве не логично? Он нашел деньги, он спас, любил, ждал, прощал…

— Мистер Доминник, готовы продолжить? — обратился ко мне Арчибальд. Я поднял на него растерянный взгляд, оглядываясь по сторонам. Купер ушел, но легче не стало. Ни одна моя мысль не могла сконцентрироваться. Полный ступор. С самого начала я знал, что не стоит идти. У меня было предчувствие. С самого утра какая-то неясная тревога, беспокойство… А, когда вошел в конференц-зал, стало только хуже. Нарастающие волнение в груди, и скованность. Физически ощутимое напряжение. А потом еще я увидел Купера, заподозрив его в личной вендетте. И, видимо, для мести у него действительно есть основания.

Но почему это так меня потрясло? Мысль о том, что она может… может быть его женой кажется кощунственной, невероятной, дикой. Почему я не могу поверить в это и принять?

Я же поверил тогда…

Внутренности скрутил резкий выстрел боли, который прошел так же внезапно. Мне нужно сосредоточиться, найти свое равновесие. Не могу позволить себе снова вернуться в хаос мыслей и предположений. Самобичевание ни к чему не приведет. Бессмысленная трата энергии и сил. Хватит. Всего несколько упражнений, небольшая медитация, и я буду в норме… на час, может, два. Достаточно, чтобы добраться до квартиры брата.

— Мистер Доминник? Все в порядке? — Арчибальд смотрит на меня с вежливым недоумением и тревогой. Боится за сделку. Миллионы на кону, а для него миллиарды.

— Где я могу побыть один?

— Здесь. Я выйду, — едва скрывая раздражение, произносит Арчибальд. — Или можете подняться на крышу. Там есть места для отдыха и курения. И сейчас там точно никого нет. Рабочий день закончен. Вот туда, прошу вас. — Он махнул в сторону двери, которая находилась как раз напротив той, в которую я вошел сюда. Прямо за моей спиной. Поднимаюсь из кресла.

— Я не курю, хотя сейчас бы не отказался, — невольно вырвалось у меня. — Я воспользуюсь крышей. Дайте мне десять минут. Извините, что задерживаю.

— Все нормально. Это важное решение. Я понимаю, что вам нужно подумать. Не тороплю вас, — официальным тоном, проговорил Биг-босс этой компании. Я не сразу понял, что он имеет в виду. Какое, к черту, решение? К черту? Я снова вспомнил своих чертей? Черт…

— Ах, да. Подумать. О контракте, — кивнул я, пятясь к двери. Нажимаю ручку и оказываюсь на лестнице, которая ведет наверх. Два пролета и новая дверь. Толкаю ее и с облегчением вдыхаю на удивление свежий для мегаполиса воздух полной грудью. Выхожу, позволяя порывам ветра опоясать меня своим прохладным дыханием. Закрывая за собой дверь, опираюсь на нее спиной, и закрываю глаза. Этого достаточно. Воздух. Ветер. Свобода. И высота.

Я мысленно переношусь в другое место, где нет места тревоги и сожалениям, где стирается время и не важны имена. Где не ценятся деньги, и никто не проливает слез, где только покой и высь. И могущество, и милость гор. Я мог сотни раз сорваться в пропасть, потеряться в пещерах, но горы любили меня, вели меня и хранили верность. Признали меня. Я медленно, но глубоко дышу, удерживая воздух в легких и потом медленно выдыхаю. Сквозь сомкнутые веки я вижу черные вершины, покрытые белыми снежными шапками, неприступные склоны и пики, прокалывающее небо. Облака, плывущие прямо под ладонями, пока я сижу, скрестив ноги на крыше хижины отшельника Нджы. Я могу скользить сквозь них пальцами, пробовать на вкус. Я чувствую близость великого рядом, могущественного и вечного. Может, это Бог. Я не знаю. Просто чувствую нечто огромное и бесконечное, а я лишь крошечная капля, ничтожная точка на теле земли. Тому, кто не смотрел вниз со священного Кайласа не понять, как остро начинаешь ощущать свою ничтожность, взирая на творения Великого. Масштабность Его воли потрясает. Никто не вернется прежним, побывав там. Услышав песню и шепот ветра в своих волосах, ощутив ледяное дыхание на лице, ослепнув от непостижимой божественной красоты, простирающейся внизу. Головокружительный экстаз и эйфория. Это лучше, чем секс. Это больше, чем любовь.

И каждый раз, когда мои эмоции и мысли начинают движение к хаосу и дисбалансу, я закрываю глаза и поднимаюсь на заснеженную вершину Кайласа. Я нашел свой путь в Шамбалу.

Совсем кукушка поехала, спросите вы?

И я даже не знаю, что на это ответить. Тот, кто ищет забвения, всегда его найдет. Я мог бы искать его на дне бутылки или в наркотическом дурмане. Но Джонатан Риксби помог мне выбрать другой путь. Он спас меня. А я даже ни разу не позвонил ему, вернувшись в Нью-Йорк. Позвоню завтра. Вернувшись к земным мыслям, я почувствовал, что снова пришел в норму, и открыл глаза.

— Чтоб тебя! — вырвалось у меня, когда я увидел женскую фигуру на ограждении. Она стояла на тонкой железной перекладине на самом краю крыши, смотрела вниз, шатаясь из стороны в сторону под беспощадными порывами ветра. Ее туфли валялись внизу, на бетонном полу, а босые ноги скользили по скользкой поверхности, длинные вьющиеся волосы хлестали по щекам и плечам. От верного падения ее спасал только хлипкий столбик, за который самоубийца держалась одной рукой. В сумерках ее фигура казалась мистической, размытой. Словно приведение пришло посмеяться надо мной из параллельного мира. Когда очередной порыв ветра со свистом ударил ее в грудь, толкая назад, я в два прыжка преодолел несколько метров, разделяющие нас. Она только чудом не упала, и я не мог больше смотреть на эту безумную, и, схватив ее за талию, рывком стащил вниз, не дав опомниться. А то еще сиганула бы с крыши у меня на глазах, а я потом живи с этим.

Поставив женщину на землю, я вытягиваю голову, с опаской глядя вниз, одновременно удерживая сумасшедшую адреналинщицу за плечи. Нью-Йорк, это вам не дикие горные вершины, но все равно захватывающее ощущение. Огромный город, утопающий в неоновых огнях, сверкающий рекламными щитами. Отсюда люди и машины кажутся маленькими букашками. Дух захватывает. И тишина. Только ветер свистит в ушах. Слишком высоко, чтобы гул города добрался досюда. И так много воздуха, куда больше, чем в горах. Но там и высота совсем другая. И закат… я смотрю на алеющее небо вдали, озаряемое вспышками огней большого города. Закат совсем другой. Наваждение проходит, и я поворачиваюсь к спасенной женщине.

— Дамочка, вы ненормальная, или жить надоело… — начинаю говорить до того, как взгляд останавливается на ее лице.

Ее глаза.

Голубые, как небо, в которое я смотрел неотрывно долгие — долгие месяцы, пытаясь забыть, смириться, простить самого себя. Я заключил договор с совестью, но вот он вскрыт…

Как удар под дых.

Я не видел тебя чертову вечность, а ты такая же до боли красивая.

Открываю рот, чтобы сказать… Что сказать?

Хотя бы что-то.

Не могу. Молчу. Она молчит.

Смотрит голубыми кристаллами глаз, словно впервые видит, и молчит. И только ветер, завывая, кружит между нами. Он доносит до меня знакомый аромат ее волос, и я едва сдерживаю порыв зарыться в них лицом. Но вместо этого, отрываю пальцы от ее плеч, убираю руки в карманы брюк, наклоняя голову в бок.

Я внезапно вспоминаю, почему оказался здесь, мой взгляд скользит вниз по ее телу, стройному и гибкому, облаченному в строгий костюм, и она, выгнув бровь, отвечает мне возмущенным взглядом. Меня накрывает волной облегчения.

— У Мика жена рожает, — произношу я. Она изумленно приподнимает уже обе брови, и мне хочется дотронуться до ее лица, взять его в ладони и вечность смотреть на нее. А потом еще одну вечность тра… любить ее. И в обратном порядке или одновременно. Смотреть и любить. Но это мечты, глупые и давно несбывшиеся.

— Я рада за него, — отвечает ее голос. Тихий, холодный. Я не понимаю, что она чувствует. Все изменилось с последней встречи. Я потерял нашу связь, и теперь она снова для меня недосягаема. По сути, я никогда и не знал ее. Это была привилегия другой стороны моей личности. И сейчас, пробудившись, темная часть меня билась в моем сердце, царапая острыми когтями, тревожа старые рубцы. Но мы оба любили ее. Хотя нет… Любил только я, а он ненавидел, боролся и хотел приручить, растоптать и унизить. Я ненавижу его за это, настолько сильно, насколько человек может ненавидеть самого себя.

— А я рад, что это не ты, — вырывается у меня. Александра убирает озябшие кисти рук в карманы приталенного пиджака, вопросительно глядя на меня.

— Не я? — она не поняла. Еще бы…

— Что это не ты жена Мика, которая рожает, — поясняю я смущенно.

Лекси нервно прыснула от смеха. Ну, по крайней мере, удалось рассмешить. И она не лезет обратно на ограждение, чтобы сброситься вниз, испугавшись злобного маньяка Джейсона.

— Да, это точно не я, — качает головой, поворачиваясь ко мне боком, смотрит вниз. А я на ее профиль, изящный и тонкий, до боли родной и знакомый. Кончики загнутых ресниц подрагивают, выдавая ее волнение. — И никогда не могла быть. Ею. — Теперь в ее голосе звучит усталость. Безнадежность. Что она делала на ограждении? — Мы всегда с Миком были только друзьями, Джейсон. Но ты упорно искал доказательства обратного. И нашел в итоге.

Я отвернулся, услышав упрек в ее голосе. Да, я помню. Многое, хотя и старался не думать, гнал воспоминания прочь, уходя от прошлого все дальше и дальше с каждым днем. Я создал зону комфорта и не выходил из нее. Я мог дотянуть так и до старости. Мог, но не сложилось…

— Я не знаю, что сказать, — искренне произнес я, глядя на нее. Лекси тряхнула головой, закусив губу.

— Правду, Джейсон. — Она вскинула подбородок, требовательно и сурово взглянув мне в глаза. Я слышал, как бьется мое собственное сердце.

— Я не знаю, где правда. Какая она эта правда. — Пожимаю плечами, не в силах разорвать зрительный контакт. Как я мог жить без нее? Как я мог дышать? — Мы оба оказались здесь на крыше, словно половинки магнита. Не думаю, что это вышло случайно. Может, это и есть правда, Лекс?

— Я больше не знаю тебя, Джейсон Доминник, — произнесла Александра, пока ее внимательный взгляд медленно и изучающее скользил по моему лицу. И снова это отрешенное, потерянное выражение в глубине красивых глаз. Я осязаю ее боль, как собственную. Но ее боль иная. Словно она потеряла кого-то и не надеется найти. А ведь она права…

— Что ты делала на крыше, Лекси Памер? — настойчиво спрашиваю я, сам удивившись жесткости в своем голосе. Мой темный попутчик рвется наружу, хочет попробовать на вкус ее страх, надышаться ее болью. Не дождется!

— Звала кое-кого, — ответила Лекси, и мое сердце сжалось от плохого предчувствия. Она говорила обо мне, я знаю, но и не совсем обо мне.

— Возможно, я услышал, — тихо пробормотал я, делая шаг вперед. Она отрицательно покачала головой, отступая.

— Возможно, я звала не тебя, — произнес ее печальный голос. — Ничего не осталось, Джейс. Выгорело. Я поняла, когда увидела тебя… Я наблюдала за сделкой. — Голос Лекси напряженно зазвенел. — Я просто… Это не ты. Или все было ненастоящим. Я не знаю. У меня мысли путаются. Тебе нужно идти. Судебный запрет все ещё действует.

— Ты ставишь мне ультиматум? Или угрожаешь? — принимаю вызов, вглядываясь в ее глаза.

— Я спасаю нас, — шепчет она, и разворачивается, чтобы уйти. Но я совершаю ошибку.

— Нет. Не уходи так. — говорю я, хватаю ее за руку, и когда мои пальцы несильно стискивают ее запястье, в ее глазах вспыхивает леденящий душу ужас, и она кричит, как сбитая стрелой охотника орлица. Я размыкаю хватку, поднимая ладони вверх и отстраняясь.

— Я не трогаю тебя. Все хорошо. Успокойся, — мягко говорю я, позволяя ей прийти в себя. Она дрожит, глядя на меня. Хрупкая, любимая. Все внутри болит от желания коснуться ее фарфоровой кожи, нежных полных губ. Что я сделал? Хочется мне спросить. Скажи, что я сделал? Пять дней в зеркальной комнате так и остались для меня сном, который я не вспомнил. Возможно, нет, я уверен, что у нее есть все основания ненавидеть меня и бояться.

— Не подходи ко мне. Никогда. — По слогам выговаривает Александра. Страх испарился, сменившись холодной уверенностью. Она идет к двери, а я сжимаю кулаки, отчаянно глядя вслед. Тот, кем я был раньше, никогда не позволил бы ей уйти так просто. Плюнул бы на все запреты, распластал прямо на полу, заглушая вопли агонии поцелуями, или прыгнул вместе с ней с крыши. Но время безумия кануло в лету. Беспомощно смотрю, как Лекси берется за ручку, нажимая вниз, и не могу сдвинуться с места. Как парализованный, мысленно молю ее задержаться. Мы не можем просто так разойтись. Это бессмысленно, нелепо…

— Лекс, я не могу тебе звонить. Я не имею права тебя искать, — кричу, когда она уже заходит в открытые двери. Лекси не оборачивается, но останавливается, я вижу, как напряжена ее спина и плечи. — Если ты захочешь… Я живу у Марка, у тебя есть все его координаты. Через несколько недель я уеду. Насовсем.

Александра показывает мне свой профиль, но не смотрит в глаза. В сторону.

— Мудрое решение, Джейсон. Правильное, — спокойно произносит она, и исчезает в темном проходе.

Онемевший, застывший, морально опустошенный я смотрю на закрывшуюся с грохотом дверь, и с тоской понимаю, что никакие техники дыхания не помогут мне вернуть свое душевное равновесие. Меня сотрясает дрожь, но не от холода… Это реальность врывается в мою зону комфорта, снося годами настроенные баррикады на своем пути. Разносит в щепки. Вскрывая до основания, ломая, царапая, разбивая, вытаскивая наружу всю грязь и боль.

* * *

Лекси

Я думаю о нем. Прошла целая неделя, а я никак не могу заставить себя забыть о нашей внезапной встрече. Я так и не поняла, как так вышло. Как мы оба оказались там, где не должны были быть. И мысль о том, что проведение не вмешивается просто так, настойчиво сверлила в висках. Всего одна доза, и я снова подсела. Никчемная наркоманка. Жалкая идиотка, дура.

— Лекси? Звоню-звоню… — Мик заглядывает в кабинет, вопросительно глядя на меня. — Все нормально?

Я не сказала ему, что видела Джейсона. Пусть наслаждается своим триумфом и счастливым отцовством. Лайза родила немного раньше, и они с сыном еще несколько дней задержатся в больнице, а потом я смогу увидеть Мика-младшего. Майкл говорит, что сын похож на него. Они назвали его Филипп. Мне не очень нравится имя, но это их дело, и со мной никто не советовался. Мик выглядит иначе. Он счастлив, и я рада за него. Искренне, всем сердцем. Есть события, особенные события, которые способны изменить все, что еще вчера тебе казалось нерушимым. Рождение ребенка — одно из таких событий. И я не сомневаюсь, что теперь Мик начнет новую главу своей жизни. Без меня в ней. Я уже отыграла свою роль. Хватит.

— Все хорошо, — натягиваю умиротворенную улыбку. Майкл заходит, прикрывая за собой дверь.

— Когда отца на операцию кладут? — обеспокоенно спрашивает Купер, усаживаясь в одно из кресел вокруг стола для совещаний.

— Завтра, — отвечаю я.

— Волнуешься?

— Да. Мы все места себе не находим. Папа молодой еще, но не мальчик. А это довольно сложная операция под общим наркозом.

— Все будет хорошо. Я уверен. Хочешь пойду с тобой? Буду рядом с вами, пока идет операция.

— У тебя есть, о ком заботиться, Мик, — напоминаю я.

— Но ты всегда будешь моим другом, Лекс. Друзья для того и нужны, чтобы подставить плечо в трудную минуту.

— Бедное твое плечо. Как же, наверное, я его отдавила, — горько улыбаюсь я. — Справимся, Мик. Не волнуйся. Что с твоим назначением? — перевожу разговор в деловое русло.

— Ну… — Мик торжественно улыбнулся, горделиво вскинув голову. — Послезавтра состоится последний этап передачи «Dоminick Grоup», на уровне совета директоров. И все, Арчи обещал, что на следующем заседании членов правления «Боско» выдвинет мою кандидатуру на пост топ-менеджера областного подразделения компании в штате Нью-Йорк. Так что теперь очередь за тобой. Пойдешь на мое место?

Я отрицательно качаю головой. Мик слишком преувеличивает мои способности. Я не смогу стать хорошим управленцем. Недостаточно острые зубы, хотя, меня порядком натаскали за последний год.

— Я — аналитик, Мик. И мне хватит того, что я имею.

— Трусиха. — Покачал головой Майкл, но улыбнулся легко и искренне. Он знал или догадывался, что я не соглашусь. — Что будешь делать с миллионом долларов?

— Каким миллионом?

— Проценты за сделку. Я же говорил, что мы неплохо наживемся на «Dоminick Grоup». — самодовольно заявляет Купер. Я невольно хмурюсь, снова мысленно возвращаясь к встрече на крыше.

— Как-то слишком много, — пожимаю плечами, неуверенно глядя на друга.

— Ну, ты блаженная, Лекс. Давай я заберу твою премию? Нет? Вот. — Поднимает вверх указательный палец.

— Теперь ты доволен? — спросила я с некоторой иронией, которую Мик не заметил.

— А знаешь… — задумчиво начал он, глядя в окно за моей спиной. — Не доволен.

— Почему? — удивилась я. — Переплатили, думаешь?

— Нет. Я просто ожидал чего-то другого. Эмоций каких-то. Триумфа победителя, но все оказалось слишком просто, а Джейсон Доминник, вообще, меня разочаровал. Я его иначе запомнил. Более брутальным, что ли. Он даже толком ответить мне не мог, молчал, да глазами хлопал. Хотелось раздавить его, как гадину, а увидел… и жалко даже стало.

— Ты наговоришь, — усмехнулась я. — Иди — ка пожалей.

— Нет, я утрирую. На самом деле, жалости к таким тварям испытывать нельзя. Руку протянешь, а они ее тебе с корнем вырвут. Тебе ли не знать. — Майкл напряженно посмотрел на меня. Я отвела глаза. Мне ли не знать. — Больше не злишься, что я втянул тебя в эту сделку?

— Если скажу, что злюсь, ты что-то сможешь исправить? — холодно спрашиваю я, постукивая кончиком карандаша по поверхности стола.

— Нет.

— Тогда не трать напрасно слова.

Он немного уязвлен моим недружелюбным тоном и быстро удаляется, оставив, наконец, меня в покое. Я возвращаюсь туда, откуда не могу вырваться всю последнюю неделю… Как я оказалась на крыше? Зачем забралась на ограждение? Сейчас сложно объяснить разумно. В тот момент, я просто не могла мыслить рационально, я поддалась эмоциям, боли, которая хлестала меня, оставляя огненные отметины на сердце. Я бежала туда, где можно вдохнуть полной грудью. Конечно, я не собиралась прыгать вниз, но я могла сорваться, черт побери. Какая идиотка. И он видел меня такой. Жалкой. Как раньше. Я так гордилась своими успехами, своим ледяным спокойствием, и что? Где? Куда все делось? Моя душа полна гнева, но я не знаю, кого ненавижу больше. Я не могу работать, и это худшее, что могло случиться. Придется просить отпуск, иначе я натворю дел. Полное погружение в трудовые будни — вот, что спасало меня. Сейчас не осталось даже этого. Операция отца на время блокирует ненужные мысли, но потом все вернется. Знаю. Ударит по новой, больнее.

Я думала, что смогу, справлюсь. Я старалась. Тридцать три месяца, почти тысячу дней, двадцать четыре часа в сутки, я старалась, играла роль, я управляла своей жизнью и мыслями. Три года. Почти три. Неважно. И какие-то жалкие пять минут на крыше разрушили все крепости и баррикады, которые я так старательно воздвигала день за днем.

Джейн звонила мне. Несколько раз. Она оставляла мне сообщения и даже приходила в офис. Я не приняла ее. Не могу. Не знаю, что сказать. Моя злость распространяется и на нее тоже. Она лгала мне, когда говорила, что меня можно вылечить, исправить. Сколько можно? Сколько нужно времени?

Я просто больше не могу, я не вижу смысла. Тупое отчаянье. Хочется выть и биться головой о стены. Ненавижу всех, кто сделал меня такой слабой.

И я безумно устала бороться с собой, со своей памятью, желаниями, мыслями, с внешним миром, который никогда не поймет и не примет меня такой, какой я стала, какой меня сделали. Я не виновата. Так случилось. Но разве кому-то есть дело? Кто сможет понять, протянуть руку, улыбнуться и сказать «я знаю, знаю, что ты чувствуешь»? Никто. Никто. И Джейн не сможет, хотя она делала это не раз. Не помогло. Ничто не поможет.

Мои мысли текут в разные стороны, превращаясь в хаос, противореча и споря, опровергая, коверкая, подменяя понятия, воспоминания, слова. И рациональная частичка меня включает белый экран, давая пятиминутную передышку. Я тяжело дышу, набирая номер Арчибальда. Не внутренний, звоню на личный мобильный.

— Мне нужен отпуск, Арчи, — требую я. Не прошу. Я почти приказала своему боссу дать мне отпуск.

— Но, Лекси, ты долж…

— Я ничего не должна, — резко обрываю я. — И, думаю, я заслужила небольшой перерыв после проделанной работы, которую вы взвалили на меня.

Он молчит, разъяренно дыша в трубку.

— Три дня! — бросает он гневно.

— Неделя.

— Вали.

Я улыбаюсь. Буду скучать по Арчи.

***

Джейсон

— Привет, Джон, — с улыбкой произношу я, без стука врываясь в кабинет своего врача и друга. Он не занят с пациентом, просматривает личные дела, и заметив меня, изумленно смотрит, спустив на нос очки.

— Доминник! — наконец, восклицает он с нескрываемой радостью. Встает и идет ко мне. Мы обнимаемся, как старые друзья, пожимаем друг другу руки. Джон поправился. И выглядит еще солиднее. Рассматривает меня со всех сторон, покачивая головой.

— Отлично выглядишь, Джейс! — заключает он с довольной улыбкой. — Садись на свою любимую кушетку. Кофе? Чай? Или по чуть-чуть? Ты навестить старого знакомого, или за консультацией?

— Кофе, Джон. Я навестить друга и поговорить. Целую неделю собирался, но все никак не мог дойти, — присаживаясь на кушетку, сообщаю я, оглядываясь по сторонам. Тут ничего не изменилось, совсем. Задерживаю взгляд на фотографии жены Джона и двух дочек на столе в рамочке. Обе девочки похожи на мать. Красивые. Я улыбаюсь Марте, помощнице Джона, которая заносит нам кофе.

— Спасибо, — говорю я. Она кивает и оставляет нас.

— Значит, неделю в Нью-Йорке, — задумчиво произносит Джон, внимательно рассматривая меня. Включил режим доктор — пациент.

— Десять дней, — уточнил я, вдыхая божественный аромат кофе. Эту маленькую сладость не мог забыть даже в горах. Варил кофе в турке каждое утро.

— Как там старый Нджы? Не вернулся в монастырь?

— А его примут? — усмехнулся я. — Да и куда он денет своих коз? Он их любит больше, чем молитвы.

— Вижу, что козье молоко, свежий воздух и здоровый образ жизни пошли тебе на пользу, — заметил Джонатан. — Ты похож на взрослого человека, который знает, кто он на самом деле.

— Не совсем. — Я осторожно поставил чашку, и посмотрел в глаза Джона, который вопросительно встретил мой взгляд.

— Я встретился с Александрой, — произношу я. — Мы оба этого не хотели. Вышло случайно.

— Тебе все ещё нельзя к ней приближаться, — осторожно напомнил Джон. Он выглядел встревоженным.

— Я знаю. Но никто не застрахован от случайностей.

— Нью-Йорк — огромный город. И случайности такого рода — редкость, — очень корректно намекнул Риксби на возможное лукавство с моей стороны.

— Может, это судьба, Джон? — спросил я, ища в его лице понимания или поддержку. — Последние годы многое поменяли в моем мировоззрении, и я, как никогда, увидел, насколько масштабен замысел Создателя, когда смотрел на окружающий мир с самой высокой точки Тибета. Возможно, ему нет дела до каждого из нас, но я также понял, что Бог есть и внутри наших душ, которые являются его частью. Можем ли на уровне подсознания идти, ведомые его волей?

— Нджы готовит тебя в проповедники? — мягко улыбнулся Джон. — Наверное, на этом стоит остановиться. Твое место не там, и мы оба знаем, что я прав. Скажу прямо, Джейс. Ты — умный и сильный человек. Несомненно, глубокий, иначе не попал бы под влияние россказней Нджы. Он — буддист, монах, который однажды снял сан и ушел, чтобы быть свободным от уз и правил. Он принадлежит другому миру, религии, менталитету. А твое место здесь, Джейс. Я отправил тебя к Нджы, потому что знал, что только полное удаление от источника боли и разрушения сможет помочь тебе восстановиться. И это случилось. Ты принял прошлое, которое вернулось, ты осознал совершенные ошибки, ты научился быть собой. Но не совершай ошибку, не дели себя на «до» и «после». Обе эти личности — ты. Гармония — вот, что необходимо. Наша религия говорит, что у каждого человека есть ангел на одном плече, и бес на другом. Твоя задача выслушать обоих и принять рациональное решение, Джейс. Ведь, мальчик мой, добро — не всегда абсолютно, как и зло. Между ними необходимо соблюдать равновесие. Только ты в ответе за свои поступки и решения. Возвращайся в реальный мир. Нджы выполнил свою миссию. Уверен, что он не ждет тебя обратно.

— А если я не справлюсь? И все начнется снова? — высказал я свой самый наболевший страх.

— Но пока ты не попробуешь, то никогда не узнаешь, что случится. Так ведь?

— То есть, ты предлагаешь мне рискнуть?

— Я предлагаю тебе начать жить с нового листа, не оглядываясь назад, — улыбнулся Джон.

* * *

После посещения Джона Риксби, я долго гулял по Центральному парку, думая о его словах. Странно, я не говорил с ним напрямую, но он все равно нашел слова, которые словно вдохнули в меня жизнь, подарили надежду, вместо сомнений и хаоса. Джон прав, и в горах мне удалось забыться и вылечить душу, но я слишком углубился, застрял, вместо того, чтобы двигаться дальше, переходить на новую ступень. Прятаться всегда легче, и я занимался именно этим последние годы. Я так берег свой обретенный душевный покой, что позволил себе забыть о многих вещах, которые меня волновали раньше, о целях, желаниях, о людях, которые были дороги. Я думал, что ступил на путь исцеления, и так и было, пока мое затворничество от реальности не превратилось в банальную трусость.

Да, я совершал ужасные поступки. Я причинял боль, выбирал жертву и методично уничтожал ее, выпивая досуха, а потом выбрасывая прочь. Я почти убил единственную женщину, которую было способно полюбить мое больное сердце. Я не мог и не умел по — другому, подчиняясь темной потребности в насилии, которая не отпускала меня, ломала и рушила. С каждым днем превращая в еще большее чудовище, чем я был.

Долгие годы я искал причину, пытаясь найти противоядие, лекарство, или хотя бы объяснение происходящему.

И нашел. Моя жизнь рухнула, раскололась на части. Это действительно страшно — терять себя. Осознавать, что жизнь, которую ты прожил — не твоя. Все, что ты делал, продиктовано кем-то чужим, но на самом деле тобой. Все, что ты знал — ложь. Единственный человек, который мог ответить на все вопросы, предпочел скрыть правду, наблюдая, как я превращаюсь в того, кто однажды разрушил мою личность. Пол не просто отошел в сторону, позволяя мне падать в пропасть, а подкидывал дрова в костер. Что мешало отцу сказать мне правду? Любовь ко мне? Но разве отцовская любовь позволит ребенку становится чудовищем? Он не верил в меня, не считал сильным и стыдился в глубине души. Так же, как стыдился Марка и Брайана. Он не мог воспитать нас настоящими мужчинами, потому что не знал, как. Потому что сам не был мужчиной, защитником, опорой. Он предал мою мать и нас всех. Пол был трусом, прикрывающимся благими намерениями. И я стану таким же, если не прекращу прятать голову в песок.

Не знаю, сколько времени я бродил по парку, наворачивая круги. Уже темнело, когда я почувствовал, что снова уверенно стою на ногах. Джон попал в точку. Нет «до» и «после». Оба Джейсона — я. Мальчик со скрипкой и чудовище с садистскими наклонностями. И я должен найти баланс внутри себя, соединив все лучшее, что было в нас обоих. Почему я не понял этой простой истины в своем добровольном изгнании?

Сам не заметил, как ноги привели меня в кабинет стилиста, который раньше занимался моим имиджем, еще в эпоху блистательного нападающего Джейсона Доминника. Последний раз я держал мяч в руках в Германии. Тогда я был так одержим своей страстью к Лекси, что не мог даже заниматься любимым делом. Я потерял ее, и мною двигала одна идея — вернуть и приручить. Снова. Я готов был пожертвовать всем. Даже карьерой. Я забыл. Я так давно не вспоминал. Но сейчас все вернулось. И прежние чувства ошпарили мое сердце. Я вспомнил боль и гнев, которые испытал, когда отец вывалил мне фотографии и отчеты частных сыщиков, которых он нанял, чтобы следить за Лекси. Я не верил, я готов был убить родного отца…

— Боже, Джейс. Что за ужас? Ты откуда с такими патлами? — сажая меня в кресло, брезгливо морща носик, спросила Мини, распуская мои волосы. Я вырвался из воспоминаний, взглянув в хорошенькое личико имиджмейкера. Иронично улыбнулся.

— Не поверишь, Мин. Зажигал в Таиланде, пока не спустил все состояние. Теперь я нищий, но за стрижку заплачу, — нагло вру, понимая, что завтра пущенный мной слушок появится в сетях, а потом и в газетах. Забавно, что мне, как и раньше, безразлично общественное мнение. Мне вдруг захотелось пошалить. Сделать какую-то глупость. Покурить или выпить. Прожить день в свое удовольствие, ни о чем не думая. Что за черт?

— Серьезно? — зеленые глаза девушки загорелись в предвкушении сенсации. — И как там?

— Потрясно. — Вытягиваю ноги, мечтательно улыбаясь. — Но, знаешь, я тут продал акции, доставшиеся от отца, и думаю, а не вернуться ли мне обратно?

— О, я завидую. Как стричь?

— Как раньше, но без логотипа клуба, разумеется, — сообщил я. — Поехали со мной.

— Ты серьезно? — Мини недоверчиво улыбается, берется за ножницы. — И что мы там будем делать?

— Ну, ходить по вечеринкам, закрытым клубам, участвовать в оргиях. Захватывающе. Тебе понравится. А какие там наркотики. И стоят, как коробка молока. Все время лето, одеваться необязательно. Шорты и сланцы круглый год.

Смеюсь, наблюдая, как глаза Мини становятся все больше и больше.

— Ты издеваешься, Джей? О да, ты просто смеешься надо мной, — она тоже смеется, одним движением обстригая мой длинный хвост. Сразу становится легче.

— Ну, знаешь, в каждой шутке есть доля…

— Шутки. Но я бы поехала. — Она улыбается, но глаза серьезные. — Только дура не поехала бы с тобой.

Она срывает с моих губ искреннюю улыбку. Милая девочка, и льстит так по-доброму, от души.

* * *

Возвращаясь в квартиру Марка с новой прической, застаю его в подавленном настроении. Однако, заметив меня, он вымученно улыбается и выдает вялое:

— Вау, кто-то снова стал похож на самца.

Я оглядываю гостиную, замечая отсутствие Тино, пустую бутылку из-под виски на полу, полную на столике перед креслом, в котором полулежит помятый Марк, один стакан и гора окурков в пепельнице. Попахивает любовной драмой.

Хмурю брови, озадаченно изучая несчастное лицо Марка, прохожу и присаживаюсь в кресло напротив брата. Наливаю виски в его стакан, подношу к носу, осторожно нюхая содержимое.

— Это мое! — ревностно воет Марк пьяным голосом.

— Тебе хватит. — Делаю глоток и морщусь, когда жидкость обжигает горло. Я это пил? Как? — Тьфу, гадость.

— Понимал бы чего, святоша.

— Да, подожди ты выводы делать. Не распробовал я еще. — Делаю еще глоток. Уже лучше идет, но не вкусно. Ставлю на стол. — Что за трагедия случилась? — киваю на груду окурков. В груди разливается приятное тепло, вызывая знакомые ощущения. — С Тони разругались?

— Этот гандон мне изменил, — с отчаянной злостью в голосе, бросает Марк. Я смущенно отвожу глаза. Мне неловко. Отношения брата с его мужчинами для меня полны загадок. Поэтому я никогда не смогу стать тем понимающим советником и утешителем, в котором он нуждается. В однополых парах мне не понятны роли, которые играют участники союза. Я, например, могу сказать, почему мужчина изменяет своей женщине. Но почему мужчина изменяет своему мужчине для меня за гранью понимания. — С бабой, Джейс.

Марк закрыл ладонями лицо, и я испугался, что он сейчас заплачет. Но, слава Богу, этого не случилось.

— Козел. Я все для него. Он же простой бармен, никто. Вытащил его в люди, а он?

— Ты уверен?

— Что, значит, уверен? — злобно смотрит на меня, словно это я виноват.

— Ну, что Тино тебе изменил?

— Я сам видел. Он поехал сегодня к себе. Сказал, что к нему кузина приезжает. Я же знаю, где он живет, и решил сюрприз сделать, а там… Фу. Как он мог? С этой…

— Тино не предупредил тебя, что он би?

— Я никогда не встречаюсь с бисексуалами. Я ему говорил. И он промолчал. Гребаный альфонс.

— Ты не горячись. Тони же не изменил тебе с мужчиной. С женщиной, может быть, не считается?

— Ты идиот? Это хуже. Это настоящий плевок в душу, — кричит на меня Марк. Я понимаю, что поддержать брата в трудную минуту у меня не очень получается.

— Если Тони оказался таким гандоном — твои слова — то, может, это к лучшему, что ты узнал правду сейчас? И когда ты переживешь ваш разрыв, найдешь настоящего человека, который будет тем, кто тебе нужен. Ради тебя самого, а не выгоды или других меркантильных причин.

— Надо же, какой праведник, — усмехается с издевкой Марк, явно не впечатленный. А я старался. — А речи-то какие толкает. Парень, куда ты дел моего брата, который сказал бы мне: иди и порви этому козлу зад, чтобы он больше никогда и не думал так поступать с тобой. Покажи этой твари, кто хозяин, и поставь его на колени, пусть сосет до конца жизни.

Я даже бледнею, услышав сие. Хватаюсь за стакан, выпивая почти половину, закашливаюсь и чувствую себя полным придурком.

— Думаешь, я бы так сказал? — осторожно спрашиваю я.

— Уверен, — заявил Марк, откидываясь на спинку кресла, и устало прикрывая глаза. — Ты сам так бы поступил. А я говорил отцу, что он совершает ошибку, подсовывая тебе те липовые отчеты. Он советовался со мной, а я был против. Я знал, что все кончится плохо. Но ты же его знаешь! Упрямый, как черт. Сам поехал, узнав, что ты в очередной раз не вышел на поле. Такая блестящая карьера, неужели ОНА этого стоила, Джейс? — он поворачивает голову, открывая глаза. Пьяный взгляд вопросительно фокусируется на мне. Что он такое несет? Внутри меня поднимается черная волна негодования, достигая груди, ударяет в сердце.

— Что значит липовые? — Сквозь зубы, спрашиваю я ледяным тоном. Марк приподнимает голову, на лицо его появляется осознанное… виноватое, мать его, выражение.

— Джейс, я, наверное, что-то перепутал, — он лжет. Я свирепею, когда кое-что начинает складываться в моем сознании.

— Если я захочу узнать правду, то сделаю это быстро, — предупреждаю брата, требовательно глядя на него. Марк прищурился, спокойно встретив мой гневный взгляд. И его удар оказался сильнее, чем я рассчитывал.

— Я тоже так думал, Джейс, — кивнул он. — Ты готов был бросить карьеру, ради этой девушки, но не удосужился проверить информацию, которую предоставил тебе отец. Ты просто хотел верить, что она шлюха, которая сразу начала прыгать из койки в койку, избавившись от ненужной беременности. Тебе нужен был повод, чтобы сделать с ней то, что ты сделал.

— Ты не понимаешь, что несешь, — зарычал я на Марка, чувствуя, как толчки крови разрывают виски сумасшедшей болью.

— Я понимаю больше, чем ты думаешь, мой дорогой брат. Отец сыграл на твоей слабости. Он дал тебе то, что ты хотел — причину уничтожить то, ты хотел больше всего. Убил двух зайцев одним выстрелом, но Пол не подумал, что в этой долбаной войне психов ты тоже пострадаешь. Вы оба получили по заслугам. Вот уж никого не жалко, кроме несчастной девчонки. Я, когда увидел ее в офисе «Боско энд Варт», разозлился, встал на твою защиту, а потом подумал: а какого черта? Мы все это заслужили. Говнюки мы, и мрази. Все. Включая шлюху Меган. И я тоже не лучше вас. — Марк хрипло рассмеялся, потянувшись к бутылке и хлебая прямо из горла. — А теперь они уволят меня. Дело времени. Пусть. Мне похер уже. Вы все меня достали. Да, кстати, денежки Александра Памер вернула. Чек мне пришел неделю назад. Можешь взять себе, задницу подтереть. Папочке больше не понадобятся. Ах… прости, ты же у нас блаженный Джейсон, не ведающий масштабов коварства своего любимого папаши. Он тебе сказал, что Купер заплатил за Лекси полмиллиона? А вот хрен. Это добрый папочка Пол дал деньги Майклу, а тот уже передал девушке, не раскрывая адресата. Вот, не знаю, может, Лекси и дала ему в благодарность. В отчетах наблюдения непонятно, что она делала в его спальне. Может, плакала на плече, а, может, ноги раздвигала.

— Рот закрой, — резко бросил я. — Поговорим завтра, Марк. Тебя извиняет только то, что ты нажрался, как свинья и чувствуешь себя так же дерьмово, как я сейчас. Но это не значит, что я забуду о том, что ты мне рассказал. Утром, когда я снесу тебе башку за то, что ты, мелкий гаденыш, молчал все это время, ты ещё раз расскажешь мне о том, как все мы получили по заслугам.

Я встаю, стараясь не выдать своего внутреннего негодования. На самом деле, я в такой ярости, что практически сбегаю из гостиной в свою спальню, чтобы не наброситься на Марка с кулаками. Но, не смотря на всю злость и возмущение, которые владеют мной, я с горечью понимаю, что во многих моментах Марк оказался прав. Я поверил отцу, потому что нуждался в этом сам. Даже признав свои чувства к Лекси, я не переставал бороться с ними в глубине души, сопротивляясь и мечтая избавиться от наваждения. Она делала меня слабым, уязвимым, зависимым, я боялся и держал ее, не отпуская, а сам стремился сбежать прочь, освободиться. Лучшая защита — это нападение. Прописная истина. Я нащупал точку невозврата. И сделал то, что, по моему извращенному мнению, должно было лишить нас обоих шанса, даже призрачного и мимолетного.

«…Посмотри на себя. Ты просто еще одна тупая шлюха.» Я сказал это. Сказал это девочке, которую любил больше жизни, которую ломал снова и снова. Без причины. Ни за что. Просто так. Из интереса, любопытства. А потом из-за гнева на самого себя за проснувшиеся чувства. Закрываю ладонями лицо, прячась от глубоко спрятанных воспоминаний. Я не возвращался к ним целую вечность. Больно и стыдно. Я душил ее, а она гладила мои пальцы. Безумная девочка, я видел в ее глазах только любовь, вперемешку с болью. Как я мог так поступить? И сейчас, глядя в потолок широко распахнутыми горящими глазами, разбирая по минутам последние события того дня перед тем, как мое сознание завернуло на двадцать четыре года назад, я не могу понять, как мы пришли к этому. Как я докатился до того, что творил тогда своими руками. О чем я думал? Что было в моей голове? Сейчас я не могу вспомнить, только отголоски, обрывки мыслей и эмоций. Я поддался безумию, заглушив голос разума, который кричал. Смотри на нее, верь ей, спаси ее, люби… Это она, она одна может спасти тебя, стать той, которая разделит все твое одиночество и боль, примет твой гнев и потушит его теплыми губами. Разве я не чувствовал это? Мгновения покоя, которые наполняли мое тело и мысли только рядом с ней? Как я мог не видеть очевидных вещей?

Но сейчас, когда я могу смотреть на события прошлого и пытаться найти им объяснение, не оправдание, нет… Я понимаю, что у нас все равно был только один вариант развития событий, который привел нас туда, откуда все началось. Если бы я не вспомнил то, кем должен был прийти в этот мир на самом деле, и не стал бы тем, кто я есть сейчас, мы бы убили другу друга… еще тогда. Почему так происходит? Почему любовь может становиться разрушительной силой и ядерным ударом по натянувшимся нервам, вдребезги сокрушая сердца и души? Почему она не дарит свет тем, кто когда-то повернул не туда. Она не ведет и не показывает путь, не исцеляет, не утешает в момент, когда еще можно что-то исправить, не останавливает, не заглушает боль. Любовь не лечит больные души, она превращает их в камень, лишая разума, стирая память.

Я однажды спросил у Нджы, почему любовь так часто обладает разрушительным воздействием на людей. Разве это не божественное, чувство, подаренное Богом во имя мира и добра?

А он ответил:

«Мы любим так, как способна любить наша душа, и если твоя душа больная и черная, мой друг, то и любовь твоя будет точно такой же. Излечи душу, и ты научишься любить так, как велел Будда.»

Получилось ли у меня?

«Но пока ты не попробуешь, то никогда не узнаешь, что случится. Так ведь?» — слова ещё одного мыслителя. Мне стыдно признаться, что без Джона и Нджы мне бы долго еще пришлось прозябать во тьме. Мне страшно подумать, что случилось бы, останься я наедине со своими мыслями три года назад. Каждая моя ночь была новым погружением в кошмар, который дерзал меня снова и снова. Я мог сойти с ума, угодить в психушку, подсесть на наркотики, покончить с собой. Если бы я закрылся, отгородившись от людей железными стенами, то закончил бы плачевно, в чем нет ни малейшего сомнения.

Я надеюсь и молю Бога, чтобы и в жизни Лекси были люди, которые помогли ей пережить кошмар, в который я превратил ее жизнь. Но я так же понимаю, что наши жизни связаны неразрывно, и что бы мы ни делали, нас снова притянет обратно, столкнет и раскидает вновь. Я должен собрать разрушенные осколки наших сердец, соединив воедино, потому что у нас нет другого выхода. И никогда не было. С того самого момента, как я увидел ее спускающейся по лестнице в вульгарном платье, под которым с первого взгляда разглядел ту самую женщину, которая перевернет мой мир. И она сделала это.

Теперь я сделаю это. Для нее.

И к черту здравый смысл и судебные запреты. Я всегда успею вернуться в личную зону комфорта… если придется отпустить ее в случае неудачи.