Лекси

После операции, которая прошла успешно, отца не продержали в клинике долго. Через три дня его выписали домой в отличном настроении и удовлетворительном состоянии здоровья. Мама, Андреа, я — все мы были счастливы, что все закончилось, и папа теперь видит нас не как расплывчатые фигуры, а достаточно четко. Он заговорил о возвращении на работу уже в такси, которое везло нас домой из больницы. Это было так похоже на Клаудио Памер. Мама счастливо смеялась, обнимая его, мы с Дреа смущенно улыбались, когда родители целовались, как влюбленные подростки. Идея пришла внезапно. Не сегодня, конечно. Позавчера, когда доктор уже дал благоприятный прогноз состояния отца, я купила им с мамой путевки на две недели в Румынию. Пусть побывают на родине предков, побудут вдвоем. Дреа была в восторге, узнав о моей идее. Она бы с удовольствием поехала с ними, но я не могла остаться одна, и сестра тоже это понимала и не настаивала. И когда отец в очередной раз заговаривает о срочных поисках работы, я вручаю им заветные путевки. Это происходит дома, за праздничным ужином, который мы все утро готовили с мамой и сестрой. Развесили шарики, поставили цветы. Сегодняшний день был особенным, праздничным началом новой жизни для главы семейства.

Мама была счастлива и благодарна. А папа казался смущенным. Ему было неловко принимать от меня подарки, как и любую другую финансовую помощь. А как он не хотел переезжать в новую квартиру? Гордый. Теперь ему не придется стыдиться и переживать, что старшая дочь содержит всю семью. Мама снова сможет вернуться к работе швеи, а место для отца уже есть. В нашей компании. Его примут с августа. Они с мамой как раз вернутся и успеют привести в порядок дела.

— Три дня. Мария, ты с ума сошла. Как я успею собраться? — с радостной улыбкой качает головой Лаура Памер, благодарно глядя на меня. — Это просто мечта, милая.

Мы обнимаемся. Сначала с мамой. Потом к нам присоединяется Дреа и отец. Семья. Люди, которые любят меня беззаветно и вопреки всему, как и я их. Меня переполняют чувства, слезы подкатывают к глазам, но я сдерживаю их усилием воли. Я стою на земле только рядом с ними, только благодаря им. Они держат меня от шага в пропасть, сами того не зная. Мой тыл, щит, моя крепость.

— Милая, я должен не отдыхать, а начинать помогать семье, — произносит отец, когда мы рассаживаемся вокруг стола. Ему неудобно отказываться, и он знает, что мой подарок сделан им от чистого сердца.

— И ты начнешь, когда вернешься. Моя компания нашла тебе подходящую работу. Это новое направление. «Боско» открывает небольшое производство бытовой техники, которое постепенно будет расширяться. Тебе предлагают место инженера, ты же чем-то таким занимался до того, как резко упало зрение.

— Ты серьезно? — глаза отца вспыхивают надеждой. — Но разве я подойду? Мне уже сорок пять, не мальчик уже. И давно не работал. — В голосе появляется сомнение, даже паника.

— Пап, когда прилетите с мамой из Румынии, ты пройдешь двухнедельные курсы по восстановлению квалификации, и все вспомнишь, ознакомишься с новыми технологиями и компьютерными программами, а дальше будешь обучаться в процессе работы. Все будет хорошо. И зарплата высокая. — Я хитро подмигнула отцу.

— Я смогу оплатить обучение Дреа в Колумбии?

— Еще останется, пап, — улыбнулась я. — Маме на цветы и подарки.

— Как нам повезло, что у нас есть Лекси с ее мозгами, — воскликнула Дреа, обнимая меня за плечи. Непосредственный порыв сестры вызвал у меня нежную улыбку. Они считают меня сильной, и я не могу и не должна их разочаровывать.

Никто не должен знать, каким адом стали для меня последние две недели. Сколько раз я проезжала на такси мимо небоскреба в Верхнем Ист-Сайде, в котором располагался пейнтхаус Марка Доминника? Каждый день. Несколько раз в день. Я выходила и бродила рядом, словно наркоманка в поисках новой дозы. Она была нужна мне, необходима. Я умирала, чувствуя, что с каждым днем подхожу все ближе и ближе. Однажды, я войду внутрь и потеряю себя окончательно.

Если бы это просто могло остаться моей ошибкой, одержимой зависимостью и болезнью, от которой нет лекарства, я бы шагнула вперед, не задумываясь. Что мне терять? Я погибала не раз, сжигая крылья. Моя душа давно уже не принадлежит мне, как и сердце. Я лишь пустая кукла, которая может только работать. Заведенная марионетка, у которой сломался заряд. Но я не одна. У меня есть семья, друзья, ответственность. Когда я умирала три года назад, мои близкие были рядом, они вытащили меня из пучины безумия. И Джейн.

Джейн. Я по — прежнему не отвечаю на ее звонки. Я просто не могу лгать ей. И боюсь увидеть разочарование и осуждение в ее глазах. Она попытается скрыть, но я все равно почувствую фальшь, мы слишком давно и близко знакомы.

После ужина мама и отец уходят спать первыми. Наверное, они сейчас переживают свою вторую молодость. Никогда не видела их такими счастливыми. И мое сердце болит ещё сильнее. Андреа закрывается в ванной, и я слышу, как она болтает со своим парнем, пока готовлюсь ко сну. Проходит не меньше часа, прежде, чем она выходит с мечтательной туманной улыбкой. Боже, я так завидую им. В их жизнях есть то, чего нет и не было у меня. Моя единственная противоестественная влюбленность переросла в зависимость и закончилась трагедией. Почему я не влюбилась в простого, хорошего парня? Такого, как Мик? Как было бы просто и легко. Я могла бы выглядеть сейчас так же, как Дреа, предвкушая встречу или свидание.

— Мы с Джеком завтра идем в кино, потом на дискотеку, — сообщила мне Дреа. — Можно, я надену твое черное платье? То, с паетками и открытой спиной.

— Не слишком ли вызывающе? — строгим тоном старшей сестры, спрашиваю я, забираясь под одеяло. Дреа смешно морщит носик и тоже ложится в свою кровать.

— Ты же носила, и ничего. Никто тебя не похитил в сексуальное рабство.

Я мрачно улыбнулась про себя. Конечно, меня никто не похищал. Я сама…

— Дреа, можешь надеть, но будь осторожна. И возвращайся до полуночи. Родители тоже собрались в гости к нашим соседям в Бруклине, а я… Ну, ты знаешь, как я не люблю оставаться одна.

— В двенадцать буду, Лекс. Можешь и с предками пойти. У миссис Джун сын приезжает на каникулы из Принстона. Они, кстати, на тебя рассчитывали. — Дреа заливисто рассмеялась. — Ты помнишь Дэни? Сына Джун? Он в пятнадцать лет весил почти сто килограмм.

— Ты знаешь, я почти не общалась с соседями. Некогда было. Черт, телефон. — На тумбочке вибрирует мобильник. Переворачиваясь на бок, протягиваю руку, глядя на незнакомый номер вызывающего абонента. Звонят на рабочий корпоративный номер. Смотрю на время. Половина одиннадцатого. Слишком поздно для звонка по работе, и я невольно напрягаюсь. Мне редко звонят с неизвестных номеров после десяти вечера. Принимаю решение не брать трубку. Дреа вопросительно смотрит на меня. Потом теряет интерес, отворачивается, утыкаясь в свой телефон. Вибрация прекращается, и я слышу сигнал сообщения. Открываю одним скольжением пальца по экрану.

«Нужно увидеться, детка».

Я застываю, задерживая дыхание, в голове раздается гул. Облизываю пересохшие губы, чувствуя бесконтрольный выброс адреналина в кровь. Та самая необходимая доза. Неполная. Мне нужно больше.

«Напомнить про судебный запрет?» — быстро набираю, отключая доводы разума. Нельзя вступать в переписку, переговоры, исключить любое общение. Просто вызови полицию. Так бы сказала Джейн Кларк. Но ее здесь нет.

«Хочешь увидеть меня в камере и наручниках? Тебя это заводит, малышка? Приходи, поиграем. Я один.»

«Вообще не хочу тебя видеть. Ты в своем уме?».

«Более чем. Я был в своем уме, пока снова не увидел тебя. Что будем делать, малышка?»

«Оставь меня в покое. Уезжай.»

«Не могу, и ты тоже этого не хочешь. Давай просто поговорим. Я не трону тебя. Клянусь.»

«Однажды я уже поверила тебе, и все кончилось плачевно. Напомнить, как?»

«Напомни, детка. Можешь высказать все, что накопилось. Я готов выслушать, и понести любое наказание на твой вкус)))»

«Ты псих».

«Больше нет».

«Я тебе не верю».

«А ты проверь.».

«Иди к черту».

«Полиция до сих пор не стучит в мою дверь, а это значит, что ты, все-таки, хочешь меня видеть.»

«Ненормальный, я просто не хочу скандала».

«Слабое оправдание. Я приду сам, детка. Ты этого ждешь от меня? Придется повторно познакомиться с твоими родителями. Уверен, что они будут рады меня видеть, а ты?»

«Это угроза?»

«Нет. Я приду сам, если не дождусь тебя. Даю сутки на размышление».

«Ты не посмеешь. Не имеешь права! Я позвоню в полицию, и это не шутка».

«Давай, детка, звони. Прямо сейчас».

«Зачем ты это делаешь? О чем нам говорить? Все кончено».

«Ты сама в это не веришь, иначе не написала бы мне в ответ столько строк. Приходи, Лекс. Завтра в шесть. Я буду тебя ждать. Тебе нечего бояться».

«Мне есть чего бояться, Джейсон. И в этом наша проблема. Мне всегда есть чего бояться, когда дело касается тебя».

«До завтра, малыш.»

— Настойчивый поклонник? — спрашивает Андреа, когда, выругавшись сквозь зубы, я бросаю телефон на тумбочку. Только Доминник может будить во мне такую чистую ярость. Мои пальцы трясутся, и я прячу их под одеялом. Смотрю на Дреа, но лицо сестры расплывается.

— Нет. По работе. Не бери в голову, — сухо отвечаю я, напряженно глядя в потолок.

— Когда у тебя отпуск кончается?

— Через два дня.

— Сочувствую. Джек пишет, что завтра целый день будет идти дождь. Тоска. Может, все-таки, поедешь с предками в Бруклин. Не хочу, чтобы ты одна оставалась.

— Я тоже. Может быть, и поеду, — кивнула я, поворачиваясь на бок. — Спокойной ночи, Дреа.

Ночь длилась бесконечно, и, даже приняв снотворное, я заснула не сразу. В голове мелькали странные образы, пугающие и волнующие одновременно. Я словно погружалась в какой-то транс, темный, чувственный и тягучий, как мед.

Я не поехала с родителями, хотя они сильно настаивали, явно задумав меня сосватать. В моем возрасте многие девушки еще учатся, и не задумываются о серьезных отношениях, но мама почему-то вбила себе в голову, что новый роман поможет мне забыть… неудачный опыт. Конечно, она понятия не имела о том, что на самом деле случилось со мной. С нами… Но догадывалась, что полиции я сообщила далеко не все. Я не говорила с мамой по душам, когда меня выписали из больницы после случившегося. Никто из нас не смог бы спокойно говорить об этом, и я не винила ее за то, что она заняла наблюдательную позицию. Я всегда чувствовала ее моральную поддержку. Жестами, взглядами, интонацией, тембром голоса мама как бы говорила, что она со мной, все понимает и любит. Но разве может быть иначе? И в последнее время, она решила, что я достаточно окрепла, чтобы попытаться наладить личную жизнь. Я могу только подыгрывать ей и лгать, но правда однажды выплывет наружу. Я никогда не построю отношений с мужчиной. Это невозможно.

Когда все домочадцы разъехались, я села в кресло у окна с книжкой, которую так и не открыла. Мой взгляд скользил по затянутому тяжелыми пепельно-серыми и местами графитово-черными тучами, низкому небу, готовому в любой момент обрушиться на землю проливным дождем. Где-то вдали уже начали сверкать зарницы. А я думала только о том, как продержаться до шести вечера, не сорваться и не побежать к НЕМУ. Я бы никогда потом не простила себя за слабость. В его угрозы я не верила. Джейсон не осмелится нарушить запрет, не рискнет. Он не может предугадать, как я поступлю. От прежнего Джейсона можно было ожидать чего угодно, но этот… Он изменился, не столько внешне, сколько внутренне. Я видела, как Мик откровенно провоцировал его, а Доминник не реагировал, с непроницаемым лицом, спокойный, расслабленный и равнодушный. Он с вежливой миной слушал едкие комментарии Майкла, ни жестом, ни взглядом не выдав неприязни. И на крыше Джейсон тоже вел себя иначе. Этот молодой мужчина выглядел… нормальным? Я помню, как увидела его в первый раз. И как меня потрясла его мощная энергия едва сдерживаемой внутренней силы, абсолютной власти, снисходительной самоуверенности, я тогда просто онемела, подавленная, оглушенная. И не только я реагировала так на Джейсона. Многие другие, если он хотел продемонстрировать свое превосходство, так же, как и я, цепенели под его гипнотическим взглядом безумца. Но он не всегда был таким. Бывали моменты неудержимой страсти, когда помимо похоти я видела нежность и уязвимость в его глазах, почти детский страх, растерянность. То, что происходило между нами… одинаково сильно пугало и его, и меня. И стоило мне расслабиться, довериться, снизошедшему до меня мурлыкающему тигру, на время обуздавшему свою кровожадную натуру хищника, как он появлялся снова. Бездушный, беспощадный, рациональный до мозга костей, методично убивающий во мне личность, чтобы на осколках взрастить жалкое безропотное существо, готовое принимать все. Боль, насилие, извращенные желания, любой каприз хозяина. Ему удалось, черт возьми.

Когда-то Джейн сказала мне, что подобные союзы возможны, если жертва принимает условия и осознает, на что соглашается. И я действительно допускала мысль, что могла бы попробовать, но тут же понимала, что нет… Я не смогу. Я помню, во что превратили меня несколько месяцев с Джейсоном. В какую грязь он окунул меня, и я не сильно сопротивлялась. Я не чувствовала в себе сил и желания сопротивляется ему. Только, когда Джейсон захотел устроить трио, у меня крышу от ярости снесло, но, зная я, что это женщина… может быть, реакция была бы другой. А чего стоили его бесконечные рукоприкладства, измены, насилие. Сколько раз он принуждал меня к сексу с помощью физической силы, наплевав на мои мольбы и слезы? Можно ли забыть такое? Простить?

Хуже всего был тот день, когда я сама шагнула в открытую клетку, возомнив себя свободной, села в его черный джип. Убедила себя, что он больше не имеет надо мной власти, хотела ткнуть его носом в свою независимость. Разве можно было быть настолько наивной и тщеславной? Я же знала, в глубине души знала, что Джейсон не лгал, когда говорил, что любит меня. И мне одновременно льстило и пугало его патологическое желание обладать мною. Это, как заигрывание с львом в его же клетке. Глупое, изначально фатальное. Никогда до того дня, Джейсон не унижал меня сильнее. Никакая прежняя дикая выходка не шла в сравнение с тем, что он сделал… Хладнокровное, спланированное унижение. Иногда оставаясь одна, я снова и снова слышу его жестокие, пропитанные ненавистью, гневом и болью слова:

«…ты горячая штучка и без стимуляторов. В Барселоне я ими не пользовался. Ты уже была готова. Каждый раз готова…

…Феерично попраздновала избавление от ненормального психа Джейсона? Хорошо отработала полмиллиона, которые твой друг потратил на тебя? И впустую. Посмотри на себя. Ты просто еще одна тупая шлюха. …Значит, ты не облизывала своего дражайшего друга в клубе в тот же вечер, когда ушла от меня, не жила с ним? Разве не с Миком Купером под ручку ты пошла в клинику, чтобы убить моего ребенка?»

Закрываю ладонями уши, словно этот глупый жест сможет остановить поток воспоминаний. Это был кошмар, из которого я не вышла бы живой. Мне кажется, что Джейсон закончил бы задуманное. Он бы убил меня, почти сделал это. Когда он душил меня, я была уверена, что все закончилось. Но я не могла его ненавидеть.

Никогда не могла.

Я понимала, что кто-то убедил его в том, что я совершала все те поступки, в которых он меня обвинил, и позже узнала, кто… Боль Джейсона, агония и ярость были настолько сильны, затмевая его разум, что я не пыталась даже переубедить его, или оправдаться. Бесполезно. На ментальном уровне я непостижимым образом ощущала все то, что испытывал Джейсон. Словно его эмоции перетекали в меня, поглощая и разбивая остатки моей самостоятельной личности. Он слышал только свою жажду моей крови. А я видела и слышала только его, все, что он чувствовал, и была готова к самому страшному…

Но, когда он вошел в комнату, по зеркальным стенам которой были развешаны доказательства моего предательства, это был другой человек… Он уходил постепенно, не сразу… Я видела, как однажды, на второй или третий день, Джейсон окончательно растворился в пустом, невидящем меня, взгляде.

И это было хуже, чем насилие и боль. Я осталась наедине с живым трупом, с мумией, оболочкой мужчины, который сделал все, чтобы превратить меня в свою собственность, личную куклу для удовлетворения потребностей. Я была связана, обнажена и беззащитна. Мне нужна была сила, его непоколебимая воля. Все, что мне мог дать только этот сумасшедший мужчина. Мой Бог. Мое все. Он так сказал. И так и было. Я могла умереть там вместе с ним. Без еды и воды, но я хотела жить, и я хотела, чтобы он жил. Я молила его вернуться. Я кричала от отчаянья, что могла потерять его. И потеряла.

Он вернулся другим. Мы оба теперь были сломлены и разбиты. Обречены.

И только когда Пол Доминник рассказала мне правду, я поняла, что случилось. Мне понадобилось несколько дней, чтобы принять решение. Я должна была жить, как-то, но жить. Все эти годы… я думала иногда… позволяла себе думать о том, смог ли Джейсон пережить случившееся? Что сделали с ним, с его жизнью и нестабильной психикой вернувшиеся страшные воспоминания? Уничтожили или исправили ошибку?

Не уверена, что хочу знать теперь. Я люблю его. Это чувство неизменно, внутри меня. Оно нездоровое и неестественное. Я ясно осознаю, что больна. Но у меня нет лекарства, и никто не знает, как создать вакцину от подобной зависимости. И мне страшно, что этот человек, которого я увидела на крыше, больше не мой Джейсон. Вернув свое прошлое и примирившись с ним, он, возможно, сделал то, что не удалось мне — излечился от своей одержимости мною. Что навело меня на эту мысль, помимо странного поведения, несвойственного жесткому снисходительному и надменному Джейсону? Во время нашей встречи на крыше, я не почувствовала того, что ощущала раньше. Я испугалась, растерялась, была взволнована и даже возбуждена, но та связь, которую мы установили когда-то, он установил насильно — исчезла, я не почувствовала себя частью его.

Стук в дверь отвлек меня от дальнейших копаний в прошлом и настоящем, я испуганно вскочила, уронив книгу на пол. Взгляд метнулся к часам на стене. Четыре часа. Не он. Конечно, не он. Нужно успокоиться и как-то пережить еще два часа. Иду к двери, все равно испытывая легкую тревогу. Напрасную. На пороге Мила, девушка из соседней квартиры. Она ровесница Дреа. И они в последнее время сдружились.

— Привет, Мила. Андреа ушла с Джеком в кино. Ты зайдешь? — спросила я у хорошенькой девушки, робко улыбающейся мне.

— Если только ненадолго. Ты не посмотришь книги по истории Древнего Рима в комнате Дреа? Мы договаривались, что она вернет их сегодня, но она, видимо, забыла. У меня не горит, я могу и завтра зайти…

— Да что ты. Заходи. Сейчас я посмотрю. — Затаскиваю девочку внутрь и отправляюсь в спальню на поиски книг.

— Сколько их? — кричу я из комнаты. — Я вижу три.

— Да, вроде, три, — отвечает мне Мила.

За окном раздается грохот. Мы обе вздрагиваем, и смеемся. Еще один разряд грома и в окна начинают методично бить тяжелые капли дождя.

— Гроза началась. Здорово. — Мила подходит к окну, и мы смотрим вниз, на утопающий в дожде город. — Льет, как из ведра.

— Точно, — соглашаюсь я, заворожено наблюдая за буйством стихии.

Мила искоса смотрит на меня.

— Я пойду, мисс Памер. Спасибо за книги.

— Точно, я все тебе отдала? Если вспомнишь, заходи, поищем.

— Вы не любите оставаться одна, да? — понимающе кивнула Мила, заметив, как сильно я не хочу ее отпускать. — Андреа говорила. Хотите, пойдемте к нам? Мама будет рада.

— Спасибо. Очень мило с твоей стороны, — искренне говорю я, раздумывая над предложением. — Но в другой раз.

Мила кивает, забирает книги и уходит. Я провожаю ее до двери, уже сожалея, что отказалась от приглашения. Конечно, компания из меня сегодня никудышная, но это лучше, чем сходить с ума в одиночестве, растравливая старые раны, да еще этот дождь…

Я задержалась в прихожей, невольно зацепившись взглядом за свое отражение. Бледное, осунувшееся лицо, острые скулы, глаза, как блюдца, темные подглазины после бессонной ночи, вытянутый длинный свитер до середины бедра, сползающий то с одного плеча, то с другого. Ну куда бы я пошла в таком виде? Провела рукой по распущенным вьющимся черным волосам, немного приглаживая их.

Когда в дверь снова стучат, то я автоматически открываю замок, уверенная, что это Мила вспомнила про ещё одну книгу. На моих губах играет приветливая улыбка, когда я распахиваю дверь… И цепенею под испытывающим взглядом черных глаз. Сердце пропускает несколько ударов, забываю дышать. Ужас сковывает все конечности, язык немеет. Я босиком, и он кажется огромной нависшей надо мной скалой. Сглатываю комок в горле и отмираю. Включаю разум, и пытаюсь захлопнуть дверь перед его носом. Но Джейсон, а это действительно Доминник, криво усмехнувшись, одним уверенным движением толкает плечом в дверь, распахивая ее еще шире, чем я до этого. Паника внутри меня нарастает, но я стараюсь удержаться от полной капитуляции. У меня в голове не укладывается, что он посмел явиться. Родители могли быть здесь. И Андреа! Черт, они бы сразу позвонили в полицию или устроили самосуд.

— Ты совсем спятил. Убирайся, — шиплю я, отступая на несколько шагов назад. Джейсон спокойно улыбается мне, спиной прислоняясь к двери и захлопывая ее. Он подстригся. Это сразу бросается в глаза. И он мокрый насквозь. Капли стекают по его лицу, капают с носа, ручьями льются с синей футболки и джинсов на пол, образуя маленькие лужицы. Его взгляд тяжелый, пристальный, скользит по моим едва прикрытым свитером ногам, спутанным волосам, и голому плечу, заставляя меня нервничать.

— Так и думал, что ты никуда не собираешься. Трусиха, — низким, интимным тоном произносит Джейсон, посылая табун мурашек по моему телу. Я, как рыба, выброшенная на берег, открываю рот, но не могу сказать ни слова. Он спокойно разувается, чувствуя себя уверенно и вольготно в моей квартире. Оглядывается по сторонам, проходя в гостиную. И я снова ощущаю темную ауру власти, которая опутывает меня, лишая сил и воли. Как в трансе плетусь за ним, наступая босыми ногами на мокрые следы.

— Слушай, а у тебя тут неплохо. Куда лучше, чем тот гадюшник в Бруклине, — произносит Джейсон, поворачиваясь ко мне. Слизывает с нижней губы каплю дождя, и я чувствую, как мгновенно низ живота простреливает острой волной желания. С ума сойти. Я ничего такого не чувствовала годы… Воспоминания о дне, когда я в последний раз была с ним, охладили мой пыл.

— Твоя охрана не предложила тебе зонт? — спросила я. Джейсон проводит ладонью по лицу, стряхивая воду на пол.

— Я пешком. И без охраны. Не вижу больше смысла, да и зачем охранять нищего? — говорит без тени иронии, не сводя с меня пронизывающих глаз. Мы совсем одни. Я остро ощущаю его присутствие каждой клеточкой тела. Если он пришел, чтобы навредить, то никто не остановит его. Родители не придут раньше десяти вечера. А Андреа и того позже.

— Нищего? Ты прибедняешься, Доминник, — усмехнулась я. — Пара миллионов у тебя осталась.

— Ну, я уже немного потратился.

— Ты никогда не был экономным.

— Дашь мне полотенце и, может быть, халат? — его улыбка становится все более чувственной.

— Может быть, ты свалишь, Доминник? — возмущенно повышаю голос, осознавая, что могу разбудить не лучшую сторону этого непредсказуемого мужчины.

— А ты хочешь, чтобы я ушел? — в его вопросе и взгляде, обращенном на меня, читается вызов. Я инстинктивно отвечаю на него, вздернув подбородок. Первое потрясение от его внезапного появления прошло, и я слегка осмелела, да и адреналин придал мне сил.

— Конечно. Я тебя не звала. Ты сам явился. И как правильно заметил, к тебе тоже не собиралась.

— Вы, девочки, любите, чтобы за вами побегали. Поэтому я и пришел.

— Если бы отец тебя уви…

— Я не идиот, детка. Я знал, что ты одна, — «успокоил» меня Джейсон.

— Ты следишь за мной.

— Немного.

— Что значит «немного»? — срываюсь на крик. Меня начинает трясти от праведного гнева. — Ты совсем спятил? Хочешь проблем? Я их тебе устрою!

— Угрожаешь? — снисходительно улыбается Джейсон, не тронутый моим всплеском ярости.

— Ставлю перед фактом! — бросаю я. — Убирайся, или я вызову полицию.

— Телефон дать? — спросил Джейсон. Протягивает мне свой мобильный, словно у меня нет моего. Что за детский сад?

— Джейсон, последнее предупреждение, — почти мягко говорю я, взывая к его здравому смыслу. Даже набираю 911, но не нажимаю кнопку вызова. Несмотря на то, что выходка Джейсона меня взбесила, я не уверена, что готова действительно вызвать полицию.

— Ты назвала меня по имени. Это прогресс. — Его взгляд останавливается на моих губах, посылая сотни стрел желания в мое тело. — Я просил у тебя полотенце? Просил. — Сам спросил и сам ответил. Я угрожающе продолжаю трясти телефоном, пока он не вываливается из моих рук, когда Джейсон начинает снимать с себя футболку.

— Ты что делаешь, псих? — срывающимся голосом, спрашиваю я, стараясь не смотреть на обнаженный мускулистый торс, не такой рельефный, как раньше, но все равно весьма впечатляющий, и я пялюсь на него, как оголодавшая, озабоченная…

— Не бойся меня, — говорит он приглушенным тоном, глядя горячим взглядом, смысл которого очевиден. Джейс протягивает руку. — Иди ко мне, детка. — Голос звучит хрипло, взволнованно.

Я отчаянно мотаю головой, пятясь назад, прячась в свой свитер, понимая, как легко он сможет вытрясти меня из него, если пожелает. А он пожелает. Отчаянье, предвкушение и жгучая потребность овладевают мной. Пульсация внизу живота становится невыносимой. Я ненормальная, раз чувствую к нему желание после всего, что было. Но разве это в первый раз? Сколько бы я не взывала к голосу разума, он каждый раз получал то, что хотел. А если я не хотела, то брал силой. Джейсон Доминник никогда не давал мне выбора. Никогда.

— Нет. — Качаю головой, упираясь спиной в стену. Бежать больше некуда. Я смотрю в его охваченное желанием красивое лицо, пытаясь разглядеть за решительным выражением, что меня ждет сегодня. Смогу ли я справиться с ним? Остановить. Будет ли мне больно? Снова. Какое оружие Джейсон выберет на этот раз? Выйду ли я живой из этой битвы? Мой взгляд скользит вниз по его телу, останавливается на увесистой пряжке ремня. Я помню, какими изнурительными и болезненными могут быть игры Джейсона с ремнем. Мне не страшно. Я просто хочу быть готова. Если он застанет меня врасплох… Это хуже. Намного хуже.

Резко схватив меня за подбородок, он заставляет меня посмотреть на него. И я, как раньше, растворяюсь в черных омутах, чувствуя жар этих пронзительных глаз, горячее тепло его сильного, напряженного тела, поддаваясь зову желания, сдаваясь в плен…

— Не бойся меня, — повторил Джейсон хрипло, проводя большим пальцем по моим пересохшим губам. У меня ноги задрожали от переизбытка чувств и ощущений. Когда он так близко, я не могу думать, я превращаюсь в зависимую от него наркоманку. Он не сводит с меня глаз, замечая все стадии моего падения. Его палец надавливает на мои губы, проникая в рот. Я чувствую его солоноватый привкус. Боже, я закрываю глаза, не силах больше терпеть это безумное напряжение. Когда он прижимается ко мне бедрами, я инстинктивно раздвигаю ноги. С губ срывается полустон-полувсхлип, когда я чувствую его эрекцию, прижатую к моей промежности. Его палец скользит внутрь моего рта, пока его бедра медленно толкаются между моих раздвинутых ног, держа меня на грани безумия.

— Прекрати, — хрипло шепчу я, выталкивая изо рта его палец. Открываю глаза, наталкиваясь на откровенно голодный мужской взгляд.

— Ты этого не хочешь. — Джейсон качает головой, жадно разглядывая меня. Он тяжело дышит, я вижу капельки пота на его висках и вздутые вены на мощных бицепсах. Он с трудом сдерживает себя. — Позволь мне…

— Ты спрашиваешь? — запрокидываю голову, чтобы лучше видеть его лицо. Джейсон наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я окончательно теряю связь с реальностью. Его губы жадно, и в то же время, очень нежно овладевают моим ртом, постепенно углубляя поцелуй, все сильнее вжимаясь в мое тело, впечатывая меня в стену. Нетерпеливо дергая за рукав моего свитера, он практически стаскивает его с меня. Свитер чудом удерживается где-то на талии, давая Джейсону полный доступ к моей груди. Он отпускает мои губы, я глубоко вдыхаю воздух, которого так не хватало. Тело пронизывает сладкая дрожь, когда я чувствую кончик его языка на одном соске, потом на другом. Жалящее невыносимое удовольствие. Мне хочется плакать и рычать. Хочется выть от отчаянья и собственной слабости, презрения к самой себе. Хочется коснуться его… Он встает на колени, скользя губами ниже, прокладывает цепочку поцелуев на моем животе, рисуя зигзаги и тайные символы своим языком, ощущая сокращения моих мышц. Свитер падает на пол, и я остаюсь в одних трусиках. Беззащитная и возбужденная до тряски в коленях и звездочек в глазах. Чувствую его язык в ямке пупка, щекочущее ощущение, с моих губ срывается смешок. Но на самом деле, мне не до смеха. Только остатки гордости не позволяют мне просить его… Я изгибаюсь, сжимая бедра, чтобы унять болезненное возбуждение, но становится только хуже. Джейсон тут же реагирует. Сильные горячие пальцы властно ложатся на мои бедра, разводя их. Я закусываю губы от стыда, понимая, что он там увидит. Смотрю на него сверху вниз, чувствуя его горячее дыхание на своей промежности, изнывающей от желания. Джейсон проводит большим пальцем по пропитанным моими соками трусикам легкими и быстрыми движениями, от которых меня начинает потряхивать.

— Хорошо. Умница, — шепчет Джейсон, нажимая подушечкой пальца на мой клитор через влажную ткань. Я всхлипываю, толкаясь бедрами, чтобы усилить трение. Он закидывает согнутую в колене ногу себе на плечо, раздвигая меня шире. Свободной рукой он держит меня, иначе бы я точно рухнула. Я знаю, что он собирается сделать, и хочу этого. Мне кажется, что я кончу от одного касания его языка. Меня так давно никто не касался там. Свихнуться можно… Я на грани. Ничего не соображаю. Когда он сдвигает в сторону мои трусики, я застываю в предвкушении наслаждения, бесстыдно подставляя себя его губам. Он поднимает на меня взгляд, черный от желания, и я вижу ЕГО. Моего Джейсона. Моего убийцу и мучителя. Моего Бога. Он со мной. Я судорожно всхлипываю, когда, не сводя с меня глаз, он проводит языком по моей пульсирующей горошинке, снова и снова, пока я не начинаю биться в конвульсиях. Ему с трудом удается фиксировать меня, и я впиваюсь пальцами в его плечи, выгибаюсь, ударяясь затылком о стену, пока его язык ритмично овладевает мной. Умело, уверенно, невыносимо. Я взрываюсь с хриплым стоном, когда чувствую два пальца внутри себя. Внизу так мокро, но я слишком поглощена удовольствием, чтобы испытывать смущение или другие отвлекающие чувства. Джейсон не останавливается, двигая пальцами внутри меня, и лаская губами набухший клитор. И через минуту я кончаю снова, на этот раз еще более сильно и оглушительно. Я кричу, содрогаясь, и сползаю по стене, потому что Джейсон отпускает мои бедра. Он привлекает меня к себе, прижимая к сильной груди, и я обессилено роняю голову на его плечо, позволяя ласковым мужским пальцам гладить меня по волосам, целовать мои плечи, щеки, глаза. Моя ладонь покоится на его груди, я чувствую, как бешено стучит под ней его сердце. Мои ноги оплетают его торс, и это кажется таким естественным и правильным. Я не могу объяснять и анализировать свои чувства сейчас. И не хочу. Мне слишком хорошо.

— Я больше никогда не обижу тебя, малышка, — нежно шепчет Джейсон, вызывая своими словами болезненный спазм в моей груди. Я верю ему. Может быть, я спятила. Многие решат, что я мазохистка, которую не учит жизнь. Мне плевать.

А потом я поднимаю голову и открываю глаза. И вижу РЕАЛЬНОСТЬ. Это не сон, не фантазия. Я на самом деле в гостиной своей квартиры с Джейсоном Доминником, которому ничего не стоило разбить мою жизнь, превратить ее в ад, и ничто не помешает сделать это снова. Его слова ничего не стоят. Он сотни раз говорил, что любит, а потом любая мелочь могла спровоцировать его на безумную агрессию. Я никогда не сомневалась, что, если бы не внезапное помутнение и вернувшаяся память в тот роковой день, Джейсон бы завершил задуманное. Он избивал бы и насиловал меня, морально, физически, психологически. Может быть, даже не один. Он был способен! И я всегда знала, что он способен на все, что угодно, любую жестокость… И ничего не могла поделать с собой. Безвольная, жалкая, тряпка… Я ненавидела себя сейчас сильнее, чем Джейсона, в разы, в миллионы раз. То, что он сделал со мной непоправимо. Отравил меня собой, вырвал сердце и душу. Все эти месяцы я была роботом, умным, исполнительным, неутомимым. Я не хотела чувствовать, не могла чувствовать. Потому что было нечем. Я могла бы пытаться сколько угодно и с кем угодно. Ничего бы не вышло. Ни через год, ни через пять.

Только он. Всегда будет только он.

И у меня никогда не хватит сил сказать ему категоричное «нет». Даже, когда я ушла, разорвав контракт, то в глубине души знала, что он не оступится, найдет меня. Я жила этим. Его письмами с признаниями и надеждами. Я ждала. Не признаваясь никому, ни Джейн, ни даже себе. Безумная тяга, за гранью понимания, болезнь, которой он меня заразил. Как неоперабельная онкология или СПИД. Можно временно облегчить симптомы, отсрочить смертельный исход, но он все равно неизбежен. Дело времени.

Меня снова начинает трясти, но на этот раз от рыданий. Я плакала в последний раз, когда Пол рассказал мне о похищении Джейсона, и вот снова… Снова это чувство зависимости от чужой воли, безнадежности и фатальности. Я никогда не избавлюсь от него… потому что он часть меня. Но я никогда не стану частью его. Джейсон никогда не пустит меня на запрещенную территорию. И я не скажу ему, как много знаю, как много мне рассказал Пол. Он не узнает, что, глядя на него сейчас, я вижу двоих: безжалостного хищника, который идет к цели, плюя на чувства окружающих, и сломанного несчастного мальчика, нуждающегося в ком-то, кто просто будет любить его, не пытаясь лезть в душу. И я оплакиваю их обоих, сломавших и мою жизнь. Мы заперты в клетке и ходим по кругу.

— Не плачь, малышка. Пожалуйста, не плачь, — шепчет Джейсон, обхватывая ладонями мое лицо и отстраняя, чтобы посмотреть на меня. Его взгляд глубокий, тревожный, нежный, темный и не до конца понятный. Я отрицательно качаю головой, ударяя кулачком в его грудь. Какая жалкая попытка.

— Что ты сделал со мной? — хрипло спрашиваю я. — Посмотри, в кого я превратилась! Это не жизнь, Джейс. Понимаешь?

— Попробуй поверить мне, и мы все исправим, — мягко проговорил Доминник, пальцами стирая мои слезы. Его темные глаза сверлили меня, поглощая остатки разума, ломая мои заслоны, взрывая баррикады. Я никогда не стану достойным соперником в этой игре. И всегда лишь пешка, которую берут первой.

— Поверить? — я насмешливо кривлю губы, ощущая потребность причинить боль, унизить, заставить чувствовать то, что я сейчас. — Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Джейсон, очнись! Ты стрелял в меня.

— Не в тебя, — побледнев, поправил Доминник. Я с удовлетворением заметила, что удар достиг цели.

— Но ты хотел!

— Я был не в себе.

— Ты всегда был не в себе. И никогда не будешь в себе. — Я оттолкнула его руки. Почувствовав, что контроль, покидая его, возвращается ко мне. Подняла валяющийся рядом свитер, быстро надела. — Спасибо, было приятно, но на этом все.

— Лекси… — его глаза опасно сверкнули уже знакомым яростным огнем, губы сжались в жесткую улыбку, но каким-то чудом Джейсон удержал себя в рамках. Он встал на ноги, не сводя с меня пронзительного взгляда, который бил прямо в сердце, не давая ни малейшей передышки. Я проигнорировала протянутую руку и поднялась сама. Ноги еще немного дрожали.

— Уходи, Джейсон, — тяжело вздохнув, произнесла я, обхватывая себя руками. — Или мы убьем друг друга. Рано или поздно.

— Этого не произойдет. Все изменилось, детка. — Джейсон шагнул ко мне, протянул руку, убирая пряди с моего лица, шеи… — Я больше не нуждаюсь в твоей боли, — произносит он, глядя на побелевшие со временем следы от веревки на моей шее. Такие же, как у него… Он заставил меня пройти свой путь, и я понимала, насколько сильно его сломали. Но это была его беда, его боль и трагедия. Джейсон не имел права делать это со мной, но он сделал…, и я даже ненавидеть его за это не могла. Потому что понимала, мать его, насколько он безумен, потому что я такая же. — Слышишь меня? — проникновенным шепотом произносит он, и я вздрагиваю, чувствуя, как его пальцы трепетно гладят тонкие шрамы на моей шее. Смотрю в его глаза и вижу в них бесконечное сожаление, мольбу, желание… — Никогда тебя не обижу, малыш. Верь мне. Прости меня.

У меня дыхание перехватило, насколько искренне и пронзительно это прозвучало. Наши взгляды скрестились в безмолвном поединке. Его — настойчивый, страстный, и мой — усталый, почти отчаявшийся.

— Сегодня ты веришь в то, что не причинишь мне боли. Веришь, что не захочешь снова задушить меня или застрелить, или убить нас обоих, или отдать меня на потеху своим друзьям, устроить трио или ещё что-то в этом роде. Тебе не хватало любимой игрушки, и ты скажешь, что угодно, чтобы вернуть меня.

— Это не так, — категорично опроверг мои слова Джейсон.

— Ты сам не знаешь, — закричала я, толкая его в грудь с неожиданной силой. Джейс шатнулся назад, но удержался на ногах, с некоторой долей удивления глядя на меня. — Я тоже была уверена, что больше никогда не захочу мужчину, что я неисправна в этом смысле, и смотри, что случилось. Стоило тебе появиться, я снова нестабильная и разбитая. Я ненавижу тебя за это, за то, что ты делаешь со мной. За то, что я не могу сопротивляться тебе.

* * *

Джейсон

В ее глазах была такая мука и боль, а голос пропитан отчаяньем, что я растерялся, не зная, что еще могу сказать или сделать. Мне казалось, что близкие отношения между нами могут стать тем мостиком, на котором мы построим заново все остальное. Может быть, я ошибся, и мне не стоило так спешить. Или дело не в этом. Я вспомнил, как она закричала там, на крыше, когда я схватил ее за руку. Паника и страх были в ее глазах. Она боялась меня, но сейчас — нет. И все-таки Лекси не позволит мне большего. Не подпустит. Она не верит, и имеет на это право. Между нами пропасть, призраки, с которыми я не могу бороться.

— Скажи, что я сделал, — прошу я, облизав внезапно пересохшие губы. Не уверен, что она поймет, о чем именно я говорю. О тех пяти сутках, которые напрочь стерлись из моей памяти, замещенные другими воспоминаниями, жуткими, убивающими душу. Лекси изумленно смотрит на меня. Эти голубые озера глаз, все еще полные слез. Они такие кристально-чистые, невыносимо прекрасные и трогательно-беззащитные, не смотря на всю кажущуюся браваду. Не могу поверить, что вижу ее. Настоящую, живую, а не фантазию, не полустертый сон. Мне удалось почти стереть ее черты из своей памяти, но они навечно высечены в сердце. И я понимаю ее отчаянье. Я тоже не могу сопротивляться. Она и сама не знает, что держит меня за горло своими маленькими ручками. И всегда будет держать.

— Что ты сделал? — переспрашивает она, изгибая бровь. — У тебя амнезия, Джейсон? Или ты так много сделал, что спрашиваешь, какое из деяний мне понравилось больше? Успокою тебя — все было феерично, абсолютно все.

— Не говори так, словно у нас не было хороших моментов.

Лекси резко смеется, направляясь к барной стойке, разделяющей гостиную от кухонной зоны. Берет стакан и наливает себе… водку. Недоверчиво пробегаю по этикетке взглядом еще раз. Лекс делает большой глоток. Глотает, не морщась. Только щеки розовеют.

— Хорошие моменты, говоришь? — со звоном опуская стакан на столешницу, она проводит тыльной стороной ладони по губам, вытирая их. — Это какие, Джейсон? — прищурившись, холодно спрашивает она. — Когда ты трахал меня, не избивая при этом, впопыхах в каком-то туалете в клубе или дома, когда был слишком уставшим, чтобы развлекаться в свойственной тебе манере. Я должна была радоваться? Ценить? Знаешь, сколько времени с моего тела сходили следы от наших хороших моментов? А самый последний хороший момент помнишь? Как «тупая шлюха» валялась у тебя в ногах, а ты презрительно переворачивал ее кончиком своего начищенного ботинка, проверяя, не подохла ли? А как душил меня со слезами на глазах? О, это было так сильно! Или, как связал меня и посадил на привязь, как собаку, которая должна была лизать воду с пола, потому что из бутылки пить не могла, нечем было взять.

Это было тяжело и больно. Я слушал ее обвинения, не в силах опровергнуть, найти оправдания. Да я и не искал. Нельзя исправить то, что уже сделано. Но у нас есть настоящее, которое только в наших руках.

— Лекс, я был не в себе. Я же сказал… — говорю я, убирая руки в карманы. Лекс презрительно фыркает, наливая себе еще. Она не умеет пить, и я волнуюсь, но не решаюсь остановить ее.

— Не в себе. Так просто. — В ее взгляде, обращенном на меня, горечь и безнадежная тоска. — Так просто, Джейсон. Ты убивал меня, черт бы тебя побрал. Ты это делал. А сейчас приходишь и чего-то хочешь от меня. Разве ты не получил сполна?

— Я думал, что ты предала меня. — произношу я, глядя прямо в голубую бездну боли и отчаянья. Ее лицо бледнеет, потом искажается от злости.

— Я ушла от тебя. Я не могла тебя предать. Я тебе больше не принадлежала, Доминник, — яростно шипит она, непроизвольно шагнув в мою сторону.

— Неважно. — Качаю головой. — Я знаю, что ты этого не делала. Ничего уже нельзя исправить. Но мне жаль. Я сожалею, что не проверил информацию, которую мне передал отец. Но даже, если бы это было правдой, я не имел права так поступать. Не говори, что не принадлежишь мне. Это неправда. — Я тоже шагаю ей навстречу, хватаю за плечи, пристально заглядывая в глаза. — Ты моя. И всегда будешь.

— Может быть, ты прав, — устало шепчет она, не сопротивляясь и не пытаясь вырваться. — Это ничего не значит.

— Я люблю тебя, — произношу твердо. Лекси печально улыбается.

— И это тоже. Ты любил меня и раньше, когда бил и унижал.

— Все изменилось.

— Люди не меняются в одночасье. Ты можешь верить в то, что изменился, но однажды все вернется снова.

— Нет. Никогда не вернется, — уверенно и категорично заявляю я. Лекси смотрит на меня испытывающим пронзительным взглядом. — Дай мне шанс показать, что я могу быть другим.

Я отчаянно жду ответа, но она бесконечно долго смотрит мне в глаза. Ее пальцы неожиданно касаются моей щеки, очень нежно скользят вдоль линии скул, обводят рисунок губ.

— В том-то и проблема, Джейсон, — прошептала она тихо, едва различимо. — Я не хочу другого. Никого другого, кроме моего Джейсона. Я ненавижу его, люблю, боюсь. И я никогда себя не прощу, если снова позволю себе быть с ним, и он никогда не сделает меня счастливой, потому что сам не знает, что это такое. И я даже не злюсь на него. На самом деле, я все ему простила. Ты изменил меня, закодировал, но я никогда не смирюсь с ролью твой шлюхи, но только ее я и умею играть.

— Я научу тебя играть другую роль, — мягко пообещал я, целуя ее пальцы. Лекс словно очнулась из забытья, вырвалась, бросая на меня ледяной взгляд.

— Как? Как ты это себе приставляешь? Откуда ты взялся? Что ты делал? Ты понимаешь, что у меня совсем другая жизнь, и моя семья никогда не поймет, если увидит сейчас тебя здесь. Отец устроит самосуд, а мама вызовет полицию. Моя сестра тоже не останется в стороне.

— У меня тоже совсем другая жизнь, — возразил я. — Боже, мне теперь даже предложить тебе нечего, но я здесь. И я не уйду, пока не получу тебя.

— Я не вещь! — закричала на меня Лекси, пробуждая во мне темное начало. Истерики, особенно женские, даже святого доведут до греха. А я не святой.

— Ты принадлежишь мне, — по слогам произнес я, твердым и хлестким голосом. — Ничего не изменилось. Ты же понимаешь, что мы связаны. Навсегда.

— Да, ты связал меня, но это не сделало меня твоей рабыней.

— Мне не нужна рабыня, Лекс, — зарычал я на нее. Упрямая идиотка. Да, я заслужил, но она же и слушать не хочет. — Мне нужна любимая женщина.

— И когда ты это понял, Джейс? — с вызовом спросила Лекси.

— У меня было много времени. — туманно ответил я. Она напряженно смотрела на меня, ожидая продолжения. Мне нужно убедить ее. Я знаю, что могу это сделать, если скажу правду. — Я был там, где многие вещи видятся под другим углом, масштабнее, яснее. Я исцелял свою душу от грязи, которая в ней была. Не скажу, что стал святым, но мне многое удалось исправить, пересмотреть. Я думал о тебе… редко. Не потому что забыл, это невозможно. Я не пускал боль в свое сердце, чтобы закончить процесс очищения. Я мог бы жить без тебя там. А ты могла бы жить без меня здесь. Ни счастливо, ни плохо. Никак. И с этой пустотой мы дошли бы до конца. Но я не хочу пустоту сейчас, глядя на тебя, и понимая, как много мы можем дать друг другу, если постараемся, если рискнем поверить снова.

— Ты не понимаешь, о чем просишь, — шумно вдохнув, произнесла Лекси, неуверенно глядя в сторону, и иногда на меня. — Есть моменты, через которые нельзя перешагнуть. И забыть нельзя.

— Расскажи мне о них. Что я сделал, Лекс? Тогда… — я прервался, проведя ладонью по лицу. Мне было сложно и страшно спрашивать, но это необходимо, жизненно важно. Я должен знать, должен. — Последнее, что я помню, как привязывал веревку к крюку в стене.

Лекс вскинула на меня изумленный взгляд, в котором постепенно появлялось другое выражение. Он становился понимающим, задумчивым.

— Ты не помнишь, — прошептала Лекси, констатируя факт, а не переспрашивая. Снова прошла к бару. Поставила ещё стакан рядом со своим. Плеснула в оба. Повернулась, протягивая мне один. Я отрицательно тряхнул головой. Но она подошла ближе и все равно впихнула мне стакан. Я взял его, но выпивать содержимое не торопился. Она могла бы помучить меня, потянуть паузу, поиздеваться, но Лекси не была жестока. В отличии от меня.

— Ты ничего не сделал, — произнесла она спокойно, глядя мне в глаза.

Я ощутил приступ раздражения. Подошел к ней вплотную, поставив стакан на стойку за ее спиной. Приподнял подбородок пальцами, встречая ее уверенный взгляд.

— Почему ты врешь? — мягко спросил я. Она нахмурилась, дернув головой, но я не отпустил, сделав хватку сильнее.

— Я не вру.

— Я читал медицинский отчет. У тебя были сломаны ребра, пальцы, гематомы и ушибы по всему телу. И ты говоришь, что я ничего не сделал?

— Нет, — качнула головой Лекси. — Это сделала я сама.

Я недоверчиво смотрел в ее глаза, ища там свидетельства ее лжи, и не находил. Лекси Памер говорила правду. Мои пальцы зарылись в ее волосы, играя с шелковистыми спутанными прядями.

— Зачем ты это сделала? Я тебя заставил?

— Можно и так сказать. Ты был в отключке. Ничего не соображал. Ты сидел в одной позе часами. Потом резко вставал, начинал ходить из угла в угол, но не глядя на меня, и снова садился на пол или ложился. Это было настолько жутко и страшно, что я обезумела… — голос Лекси дрогнул, когда я коснулся губами ее виска, где пульсировала венка.

— Продолжай, малышка, — шепнул я, кладя руку на ее бедро, чуть ниже свитера.

— Я пыталась до тебя достучаться любыми способами. Я кричала, звала… Иногда ты почти не дышал, и я думала… — Лекси сглотнула, когда моя ладонь поползла выше, скользнув под свитер. — Джейс…

— Продолжай, — властно говорю я, поглаживая ягодицы, как бы вскользь попадая кончиками пальцев за резинку трусиков.

— Я думала, что ты умер, я не понимала, что делаю. Сходила с ума.

— Так боялась потерять меня? — я оторвал губы от ее виска, и заглянул в глаза, увидев в них свое отражение.

— Ты помнишь, как стрелял? — спросила она. Закусив губу, я кивнул. Мы молчали. Я убрал руку из-под ее свитера, и теперь обеими упирался на стойку позади нее. Она была в ловушке, в кольце моих рук.

— Я никогда бы не смог выстрелить в тебя, — наконец, произнес я. — Мы оба сошли с ума в той комнате, Лекс. Я затащил нас туда. Я… Просто я не мог сам… не мог выбраться оттуда. Это моя тюрьма, я не хотел быть там один. Только так я могу объяснить случившееся.

— Когда ты подсыпал в мое вино возбуждающие препараты, когда всячески унижал меня за то, что я испытывала под действием этих самых препаратов… и без них, ты был в своем уме, — голос Лекси дрогнул, и я уперся лбом о ее лоб.

— Нет, малышка. Я был в ярости. Я хотел быть с тобой, вопреки всему, что нас разделяло. А потом отец выдал мне все эти фотографии и лживые отчеты. Мне казалось, что мир рухнул. Понимаешь?

— Ты столько раз изменял мне, — устало проговорила Лекси, закрывая глаза. Я смотрел на ее длинные ресницы, получая невероятный кайф даже от такого минимального контакта.

— Это было несерьезно. С ничего не значащими для меня женщинами. Ты никогда не будешь чьей-то еще, детка. Я чуть не умер, когда ненадолго поверил, что ты вышла замуж за Купера, и это ты та жена, которая рожает.

— А если бы это было так? — она неожиданно открыла глаза, вопросительно глядя мне прямо в душу.

— Я не знаю. Не знаю, Лекс, — искренне ответил я. — Если бы увидел тебя, то меня бы ничто не остановило. Ни муж, ни дети.

— И ты бы простил… хотя, о чем говорю, что прощать…

— Нет, — обхватив ее лицо ладонями, твердо и непоколебимо ответил я. Внутри снова разгоралась ярость. — Никогда бы не простил. Только не Купера.

— А если я скажу, что спала с ним? Что у нас все было, и я продолжаю это делать? — ее взгляд сканирует меня, как хренов лазер. Я слишком сильно сжимаю ее лицо, когда до меня доходит смысл ее слов. Всего лишь блеф… Или нет?

— Это неправда, — говорю я, прищурившись. Лекси улыбается коварной улыбкой.

— Ты никогда не узнаешь наверняка, не так ли? Что если «да», Джейс, и я действительно стала такой сукой, которая трахается с женатыми мужчинами? Ты уедешь в свой оазис лечить дальше свою душу? Или все-таки сделаешь контрольный выстрел?

Я с минуту смотрю на нее, ощущая, как закипающий гнев покатывает к горлу, как пальцы чешутся от желания сдавить посильнее ее точеные скулы, увидеть отражение боли в этих чудесных глазах. Джон был прав, другая часть меня никуда не делась. Мы неразрывно связаны.

— Ни то, ни другое, — произношу я, ослабляя хватку. — Я поверю тому, что говорят твои глаза и мое сердце.

— И что же это, Джейс? — ее голос напряжен.

— Ты моя малышка, и тебе можно верить.

— Ты ошибаешься! — в ее голосе звучит горечь. Боль. Обида. Мое сердце разрывается. Мы сделали это с нами собственными руками. Я сделал. — Я могла, Джейсон. Могла. И ты виноват. Только ты.

— Я знаю. Прости меня, малышка. Я все исправлю, — обещаю горячим шепотом, почти касаясь ее губ.

— Никогда, Доминник. Никогда ты не сможешь ничего исправить, — отчаянно качает головой Лекси, обхватывает ладонями мое лицо, глядя в глаза с отчаянным желанием и затихающим гневом.

— Вернись ко мне, и посмотрим. — Мои ладони скользят по ее спине вниз, сжимают ягодицы, приподнимая, и я вжимаюсь в ее теплое тело с глухим стоном. Я не могу терпеть, мне нужно быть в ней. И это не просто похоть, нечто более мощное, глубинное. Я хочу не физического акта, а слияния, полного, неразрывного. Я хочу ее всю, а на меньшее не согласен, и никогда не был согласен.

— Ты можешь трахнуть меня, Доминник, но это ничего не изменит. — Ее грубые слова только сильнее подстегивают меня. Прелюдия слишком затянулась. На самом деле, я пришел сюда с целью сделать это прямо на пороге, пока она не опомнилась и не захлопнула перед моим носом дверь, но мне повезло больше…

— Давай с чего-то начнем, а потом посмотрим, — хрипло прошептал я, чувствуя, как собственный голос ломается от переполняющего тело болезненного напряжения. — У тебя есть спальня?

— Нет. Я туда не пойду. Мы там спим с Андреа. — Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, ее дыхание судорожно вырывается из губ. Наклоняюсь и целую ее горячий рот, проникая языком в самую глубь, уверенно и властно, напоминая, как это будет, когда в ней окажется мой член.

— Мне тоже снятся кошмары, Лекс, — признаюсь я, отстраняясь и тяжело дыша. — Я знаю, как нам помочь, детка. — Резко разворачиваю ее спиной к себе. Переплетаю пальцы левой руки с ее пальцами и опираюсь ими о стойку бара. Лекс наклоняется, покорно выгибая спину. Такая знакомая картинка, что в груди появляется щемящее чувство. Я целую ее обнажившееся плечо, ощущая всем телом ее дрожь и нетерпение. Свободной рукой пробираюсь под свитер, и стягиваю трусики вниз… и свитер тоже. Она абсолютно обнажена. Я на мгновение позволяю себе насладиться изгибом ее шеи, длинным и хрупким, тонкой талией, переходящей в округлые бедра, розовой попкой, которую мнут в нетерпении мои ладони. Раздвигаю ее бедра, проникая двумя пальцами во влажное лоно, чувствуя, как подрагивают нежные стенки, горячие и набухшие.

— Господи, Джейсон, — она тихо всхлипывает, пряча лицо за копной волос. — Как ты это делаешь?

— Я еще ничего не делаю, детка, — хрипло выдыхаю я, вытаскивая пальцы и расстегивая ремень на брюках. Мне кажется, проходит целая вечность, пока я справляюсь с ширинкой и джинсами, спуская их вниз. Промокшая под дождем ткань не так легко поддается трясущимся пальцам. Такое ощущение, что это первый секс в моей жизни. Меня трясет, как мальчишку, и я… даже не с первого раза попадаю, куда нужно.

— Похоже, я растерял навык, — вырывается у меня нервный смешок. Лекси вздрагивает, прижимаясь к мне ягодицами и вдруг дергается, как от боли, когда я проникаю в нее глубоким сильным толчком. В глазах темнеет от охватившего удовольствия, просто теряю связь с реальностью, падая в нирвану. Я чувствую только горячие тиски ее тела, которые так туго держат меня, что я готов кончить с первого толчка.

— О, черт. Так туго, — вырывается у меня, когда я толкаюсь снова, и Лекс прогибается, но ее ладонь ложится на мое бедро, удерживая.

— Не так сильно, Джейс. Подожди, — просит она напряженным шепотом. Но я не способен слушать или контролировать себя. Ее пульсирующая плоть сводит меня с ума, скидывает с катушек. Хватаю ее руку, которой она ограничивает мои движения и вытягиваю вперед, удерживая на столешнице. Вдалбливаюсь в нее снова, еще и еще. С губ срываются какие-то первобытные звуки вперемешку с рычанием. Дело не во мне, это она… черт бы ее побрал, она превращает меня в животное. И словно не было трех лет медитаций, мудрых многочасовых бесед с бывшим тибетским монахом, чтения молитв и обращений к Богу. Наматываю ее волосы на кулак, властно прижимая лицом к столешнице. Она всхлипывает, когда я наклоняюсь, целуя ее в закушенные губы, и проникая еще глубже.

— Расслабься, детка, — исступленно шепчу я, ощущая ее напряжение. Ты мокрая, но такая узкая. Черт… Прости, это слишком, но я не могу…

Я чувствую приближение оргазма, но никак не могу отсрочить, переключиться. Я так давно не трахал это божественное тело. Я дорвался и теперь не могу остановиться. Усиливаю толчки, думая только о том, что вот-вот, она рядом эта грань, врата в рай. Все тело охватывает предчувствием невероятного кайфа.

— Боже, да… — рычу я, ощущая, как горячая всепоглощающая крышесносная волна оргазма накрывает меня, фокусируясь в паху, готовясь выплеснуться наружу. Лекси внезапно ударяет меня по ягодицам. Я даже не заметил, как она вырвала руку из моей железной хватки.

— Не в меня, Доминник, — кричит она, и на последней секунде успеваю, чудом услышав ее.

— Черт побери, Лекс. Мне бы хотелось внутри. — Содрогаясь всем телом, обхватываю ладонью член, сжимая у основания и с рыком удовлетворения кончаю прямо на пол. Малышка вырывается из моих рук, и я не в силах удерживать ее. Задыхаюсь, как после многочасовой пробежки. Разворачиваясь, она с размаху бьет меня по лицу.

— Какого хрена! — рычу, я, перехватывая руку, когда она замахивается повторно. — Ты спятила, детка?

— Засунь свои обещания в жопу, урод, — яростно шипит на меня эта дикая кошка. До меня начинает смутно доходить, что я слегка переборщил. — Ты такой же эгоист, как и был раньше. — Она дергается в моих руках, пытаясь освободиться, забыв, что подобные игры очень быстро заведут меня на второй раунд. Я сжимаю ее бедра своими, заломив руки за спину. Не сильно, но так, чтобы она не могла нанести мне новых побоев. — Я теперь неделю сидеть не смогу. И ты снова не предохраняешься.

— Прости, детка. Я просто потерял контроль. Ты ощущалась так невероятно. У меня крышу снесло. Не такой уж я и эгоист. — Криво усмехнувшись, наклонился, с силой целуя ее в губы. — Ты уже кончила сегодня дважды.

— Не сравнивай! — укусив мою губу до крови, яростно проговорила Лекси. — Если бы я могла засунуть в тебя огромный стержень и вращать им там, ты бы понял…

— Огромный стержень? — хохотнул я. — Спасибо. Мне приятно такое сравнение. Но, так называемый огромный стержень, бывал неоднократно и в более узких местах твоего тела, и ты не жаловалась.

— Потому что у меня не было трехлетнего воздержания, придурок, — выпалила Лекси.

Ухмылка сползает с моих губ, и я сначала недоверчиво, потом изумленно смотрю в ее глаза, полыхающие обидой и болью. Я снова накосячил…

— Что смотришь? Думаешь, что все такие похотливые животные, как ты? — с горечью спрашивает Лекси. — Ты вряд ли воздерживался даже месяц.

— Я мужчина, Лекс, — мрачно сообщаю я, отпуская ее. Натягиваю джинсы, застегиваю ширинку, кнопку, ремень… — Мы устроены иначе.

— Как удобно, — голос Лекси предательски дрожит. Она поднимает с пола свой многострадальный свитер, прижимая к груди. — Значит, ты делал это, да? Трахался напропалую, пока я тут пыталась выжить после полного разгрома, который ты учинил в моей жизни? И ещё смел что-то говорить про Купера. Какой же ты лицемерный, Джейсон.

— Я тоже пытался выжить, — подняв голову, смотрю в ее блестящие от слез глаза. — Как мог. Как умел.

— Конечно, ты только это и умеешь. Пихать свой член в первую попавшуюся…

— Прекрати. — Хватаю ее за плечи, тихонько встряхивая. Смотрю, пытаясь вложить во взгляд все свое сожаление и любовь. — Что мы делаем? Я не хочу ругаться с тобой. Прости, что был груб, но я дорвался до тебя. Не смог остановится. Больше такого не повторится. Я обещаю. — Пронзительно смотрю в ее глаза, улавливая в них смятение и желание верить. Быстро целую в припухшие губы. — Прими душ и оденься. Мы уходим.

— Куда? — как-то отрешенно спрашивает Лекси.

— Ужинать. Я подожду тебя в машине на стоянке. Черный «Форд», номер 321. И убери тут немного, а то уже поздно. Вдруг родители нагрянут…

— «Форд»? — она насмешливо приподнимает брови.

— Я же говорил, что мне больше нечего тебе предложить, кроме меня самого вместе с моими тараканами. — Поднимаю с пола влажную футболку и натягиваю на себя.

— Ты, правда, думаешь, что я поеду куда-то с тобой? — потрясенно глядя на меня, спрашивает моя малышка.

— Конечно, — уверенно кивнул я. — И предупреди, что не придешь ночевать. Сегодня я сниму номер в гостинице, а потом что-то придумаем. Марк, как и твои родные, не будет рад, увидев нас вместе. Не задерживайся. — Кладу ладонь ей на затылок, властно привлекая к себе и страстно целую в течение нескольких минут. Она постепенно сдается, обнимая мои плечи. И свитер третий раз падает на пол… Когда мы оба стонем, вжимаясь друг в друга, звонит мой мобильный, спасая нас.

— Жду, малышка. — С трудом отрываюсь от нее, тяжело дыша и выхожу из квартиры, хлопая дверью. — Да, Марк, — отвечаю на звонок. — Сегодня не приду. Не жди меня. Я помню про оглашение завещания. Не опоздаю. Пока.

Сажусь в машину, и только успеваю закрыть за собой дверцу, как на стоянку въезжает такси, выпуская в вечерний сумрак родителей Лекси. Я узнал ее маму. Отца никогда не видел. Только в отчетах, которые мне предоставляли. Они смеялись, обнимаясь. Клаудио Памер придерживал жену за талию, не сводя с нее глаз. Я почему-то застыл, очарованный моментом. Отцу Лекси сорок пять. И они с женой выглядят такими молодыми, открытыми, влюбленными и счастливыми. Я вдруг подумал, что Лекси росла, наблюдая за этой идиллией, за тем, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной. А потом появился я… И все испоганил. Я превратил светлую, чувственную девочку в дрожащее, неуверенное в себе существо, но она выкарабкалась. Я несколько дней по крупицам собирал информацию о том, чем занималась Лекси Памер без меня. И я горжусь ее. Храбрая, умная. Сильная, слабая. Настоящая женщина. Она сдается, при этом не теряя гордости, глядя на меня, как на равного. Но это лишь ее иллюзия. С ней я никогда не смогу быть на равных. Она нужна мне вся, без остатка. Полностью в моей власти, моя до мозга костей. Никаких компромиссов. Я буду нежен, но я никогда не буду добр. Никакой свободы она не получит. Что-то в ней будит во мне скрытые инстинкты, которые я пытаюсь укротить, но каждый ее взгляд, слово, аромат ее тела, нежный голос взывают к моим собственническим чувствам, заставляя их облачаться в почти средневековые латы.

Господи, я пойму, если она не придет сейчас. Но не отступлю. Никогда. Было глупо надеяться, что я победил болезнь. Ремиссия закончилась. Мы в стадии острого регресса. Я не знаю, что будет завтра… Я даже не знаю, что будет через час или десять минут. Я растратил все свои состояния, и понятия не имею, чем хочу заниматься в будущем. Наверное, сейчас я более нестабилен, чем был до отъезда в Тибет. Я поддался мечтам, а теперь вернулся в реальный мир с оголенной душой.

— Нам не будет легко, — шепчу я сам себе. Поднимаю глаза и вижу ее. Лекси Памер стоит возле моей машины, кутаясь в кожаный пиджак и дрожа от холода или страха, или неуверенности в совершенном поступке. Тонкая, хрупкая, невыносимо прекрасная. Ее огромные, полные тайного смысла глаза, смотрят на меня сквозь затемненное окно. Я открываю дверь, впуская ее внутрь. Она садится, убирая за уши влажные пряди. Поворачивает голову и смотрит на меня. Бесконечно долго. Все наши сомнения, боль, обида и горечь переплетаются в этом взгляде.

— Куда поедем, Джейсон? — спрашивает она низким голосом.

— Куда скажешь, малышка, — нежно улыбаюсь ей уголками губ.

— Мне нужно сказать тебе кое-что важное. — Лекси проводит кончиками пальцев по моим губам. У меня сердце останавливается от переполняющих чувств. — Отвези меня туда, где нам никто не помешает.