Лекси

Я слышала, как хлопнула входная дверь, и тут же раздался приглушенный смех родителей. Джейс был прав, они вернулись раньше. Я стояла в ванной комнате и брезгливо смотрела на себя в зеркало. Свитер, которым я вытерла сперму в гостиной, полетел в стирку, и я сразу включила машину. В горле клокотал крик отчаянья и ярости, но я проглотила его, как многое другое, что разрывало внутренности. Так предсказуемо, что даже не удивляет. Циничная усмешка раздвигает губы, когда вижу в отражении проявляющиеся синяки на бедрах. Наверное, скорее ад перевернется, чем изменится Джейсон Доминник. Его слова ничего не стоят. Мишура, за которой пусто, голые стены и острые камни. Но я все равно люблю его любым, и буду бежать за ним каждый раз, когда он поманит. Я хочу ненавидеть его, и не могу. Каждый раз, когда мне почти удается приблизиться к этой грани, я вспоминаю мальчика в темном подвале, связанного, запуганного, брошенного наедине со зверем. Разве мог он стать кем-то замечательным, нежным и добрым после того, что случилось? Но теперь я знаю, как сделать, чтобы Джейсон сам ушел, оставил меня, и пусть это разорвет мне душу в сто первый раз. Воскресну. Не впервой. Как кошка, у которой семь жизней. Как бы я не любила Джейсона и не была им одержима, я буду хвататься за любой шанс, даже призрачный, сохранить хотя бы видимость свободы, прежде чем окончательно сдамся. Во мне еще достаточно любви к самой себе, чтобы бороться. Пусть не ради себя… Мы никогда не будем счастливы вместе. Недостаток любви делает отношения сухими и безжизненными, но дает им шанс на долголетие, при условии наличия уверенности, уважения, стабильности, общих интересов, детей… А переизбыток любви превращает отношения в огненную агонию, ядерную смесь ревности, власти и похоти, которая заканчивается или психушкой, или тюрьмой, или кладбищем. Четвертого не дано.

Я хочу только мира. Для меня и моих близких. Мое чудовище выпотрошило меня без остатка, и я больше не верю в сказки. Бойтесь своих желаний. Я помню, лет пять назад, смотрела фильм ужасов про джиннов. Мой собственный джинн исполнил многие, но в своей интерпретации. Он ел с моей руки, как ручной лев, пил с моих губ, но он не раз держал в своих когтях мою жизнь, и я знаю, что будет держать снова. Я не хочу долго и счастливо. У нашей страшной сказки никогда не будет хеппи энда.

Когда я через двадцать минут выхожу из дома, то понимаю, что оделась не по погоде. Кутаюсь в кожаный пиджак, неуверенными шагами приближаясь к его машине. Он подумает, что получил меня снова.

Ненадолго.

Он разбивал мои надежды не раз. Почему бы мне не сделать то же самое?

Но дело не в мести. На самом деле, я обязана поступить так, как собираюсь. Ради него самого.

Есть то, что для любого зацикленного на доминировании брутального самца, станет противоположностью красной тряпки для быка. То, что навсегда отобьет желание и охладит пыл. Думаете, что угадали? Решили, что я сейчас продемонстрирую ему отряд своих любовников? Нет.

Джейсон никогда не простит мне того, что я знаю его больное место, его Ахиллесову пяту, самый страшный кошмар, от которого он сбежал на несколько лет. Он не сможет уже властвовать, зная, что я вижу его другим — сломленным и беззащитным.

Господи, неужели я смогу это сделать?

Я смотрю на него, чувствуя, как бешено колотится сердце. Мне хочется обливаться кровавыми слезами, но я должна быть сильнее… Я хочу, чтобы он запомнил, что я была храброй. И что любила его слишком сильно, чтобы позволить нам разрушить друг друга снова.

Я касаюсь его губ кончиками пальцев. Никто и никогда не будет любить меня сильнее, больнее… Я знаю, что теряю.

— Мне нужно сказать тебе что-то важное. — Заворожено смотрю в его глаза, отражающие сумасшедшую гамму чувств. — Отвези меня туда, где нам никто не помешает.

— Здесь есть гостиница недалеко, — говорит Джейсон, целуя кончики моих пальцев, зарываясь своей пятерней в мои волосы, ещё влажные после душа. Это то, о чем он говорил. Хорошие моменты. Мгновения нежности. Ощущение полного единения. Я солгала. Они были. И много. Но хорошее забывается быстро. Я хочу остановить время. Насладиться моментом, испить его до дна, чтобы потом, спустя сто пятьдесят лет одиночества на двоих, все еще ощущать на губах послевкусие нашей безумной страсти.

— Поцелуй меня, — прошу я шепотом, словно смущаясь, словно мои губы не пробовали каждый дюйм его кожи, а его — моей. Он, конечно, исполняет мое желание. Джинн и чудовище в одном флаконе. Так нежно и чувственно, почти невинно, и я удивленно распахиваю глаза. Джейсон прижимается ко мне своим лбом, разрывая связь наших губ.

— Видишь, я могу себя контролировать, — шепчет он с придыханием. Я невольно улыбаюсь его наивности. Мне ли не знать, что, позволь я ему чуточку больше, весь этот контроль полетит к чертям, и то, что другие называют занятиями любовью, для нас обернется в очередной жесткий трах в машине. Если бы между ног не саднило после случившегося в гостиной, то я бы не отказалась от прощального секса в машине, пусть даже жесткого.

— Поехали к заливу. Я не хочу в гостиницу, — сказала я, решительно освобождаясь от его объятий и пристегиваясь ремнем безопасности.

— Я хочу быть с тобой. Засыпать с тобой, — упрямо говорит Джейсон, настойчиво глядя на меня. — Завтра же найду квартиру, но сегодня…

— Джейсон, сегодня я поеду домой. Мы просто поговорим, и ты отвезешь меня обратно. А завтра ты подумаешь, что нужно делать, а что нет. Хорошо? — я спокойно улыбаюсь, хотя внутри все кипит и обливается кровью. Мне так больно и тошно, что прямо сейчас хочется выпрыгнуть из машины и сбежать. Джейсон хочет поспорить, но вспоминает о своих обещаниях, поджимает губы и с мрачным видом заводит машину. Мы едем молча, сквозь горящий огнями, неоновыми вывесками и рекламными щитами вечерний Манхеттен в сторону пустынной части набережной залива Бискейн. Где-то совсем близко грохочет гром, и новая стена дождя обрушивается на нас. Мы едем вперед, рассекая быстро образующиеся лужи. Небо рыдает со мной в унисон.

Мы съехали с моста, вниз, почти к самой кромке воды. Вокруг не было ни души. Дождь и огни Бруклина вдали. Я безучастно скользила взглядом по сверкающему знаменитому Бруклинскому мосту, чувствуя на себе тяжелый взгляд Джейсона. Было странно видеть его за рулем, без охраны, в машине, которая теперь даже для моего статуса является неприемлемой. У меня так много вопросов к нему, но я знаю, что долгие разговоры ни к чему хорошему не приведут. Я усмиряю свое любопытство. Поворачиваюсь и смотрю в пронзительные черные глаза. Все-таки, Джейсон Доминник самый греховно красивый мужчина из всех, что мне попадались. Это не просто смазливое лицо. Нет. Мужественная красота, мощная энергетика, и в тоже время в нем чувствуется порода и какой-то прирожденный шик. Небожитель, даже если сейчас одет в простую футболку и рваные джинсы.

— Ты хотела поговорить, — с иронией напоминает Джейсон, заметив мой любующийся взгляд. Я моргаю, скидывая наваждение. Время то замедляется, то скачет рывками. Не разрывая зрительного контакта, достаю небольшой кожаный рюкзак с пола, который бросила в ноги, когда садилась в машину. Открываю молнию…

— У меня кое-что есть для тебя, — хрипло говорю я, внезапно севшим голосом.

Джейсон отвлекается, с любопытством скользнув взглядом в мой рюкзак.

— Подарок? — он удивленно вскидывает брови, улыбается.

Я отрицательно качаю головой и протягиваю ему небольшую, но толстую книжицу в потертом переплете.

— Что это? — Джейсон хмурится, когда берет из моих рук «подарок».

Все, я смогла. Наблюдаю за ним с каким-то мазохистским предвкушением новой порции страданий.

— Это фотоальбом, Джейсон, — произношу я скрипучим голосом. В машине мало света, но достаточно, чтобы я увидела, как краска отлила от его лица, и втянулись щеки на напряженных скулах. Джейсон не решается открыть, его взгляд прикован ко мне. Пристальный, требовательный, вопрошающий. Жесткий. Я чувствую, как он вонзается в мою кожу, посылая ледяные стрелы к сердцу.

— Что там? — спрашивает Джейсон сухо.

Боже, зачем он мучает меня?

— Посмотри сам.

Его глаза сужаются, рассматривая мое потерянное, перепуганное лицо. Потом он опускает взгляд на потертый фотоальбом, и открывает первую страницу. Детская фотография. Младенец в голубых пеленках и внизу дата рождения Джейсона. На следующей странице красивая темноволосая смуглая женщина с яркими чертами лица и грациозной осанкой держит мальчика на руках. На лицах обоих счастье и безмятежность. Дальше семейное фото. Пол, Селена и годовалый Джейсон дует на торт с одной свечкой. Маленький пижон в костюме бабочкой. Джейсон листает дальше, быстро, но мне не нужно смотреть. Я помню каждую фотографию в подробностях. Здесь вся его жизнь в картинках до шести лет. Счастливое детство, любящие родители, дорогие игрушки. Первые ссоры с Брайаном, занятия на скрипке, выступления на сцене и на семейных праздниках. Серьезный, улыбчивый мальчик с одухотворенным выражением лица, недетским, слишком разумным, глубоким. И этот мальчик не был тем, кто сейчас сидит рядом со мной. Потому что с ним случилась страшная трагедия, которая уничтожила и талант, и свет, который был в нем. Этот мальчик не мог стать футболистом или любым другим спортсменом, просто потому, что все в его облике говорило о тонкой душевной организации, о хрупком и прекрасном внутреннем мире. Но он сгорел дотла, и тот мир, и тот мальчик, и безоблачное будущее, которое могло ждать его.

— Откуда? — голос Джейсона стегает больнее хлыста, я вжимаюсь в сиденье, когда встречаю его взгляд, в котором горит ледяной огонь, безжалостный.

— Пол дал мне его, — шепчу я, закашлявшись от волнения. Джейсон хватает меня за скулы, резко впиваясь пальцами в кожу.

— Когда? — яростно спрашивает, заставляя смотреть на него.

— Давно. Два с половиной года назад. Ты уехал из страны, и Пол не был уверен, что ты вернешься.

— Почему тебе?

— Я не знаю, — пожимаю плечами. Джейсон отпускает мое лицо, но, к моему ужасу, его рука спускается на мое горло, которое он властно обхватывает пальцами. Что за дурацкая привычка? — Может быть, он догадывался, что ты ко мне заявишься? Откуда мне знать? — хватаю его руку, пытаясь ослабить хватку. — Прекрати, это уже становится нелепым!

Но Джейсон не отпускает. Он сверлит меня своим взглядом, пропустив последние слова мимо ушей.

— Он рассказал тебе? — рокочет его голос. В вибрации которого физически ощущается неуправляемый гнев. — Ты поэтому согласилась на мировое соглашение? Говори! — кричит он, сжимая сильнее и встряхивая меня, как тряпичную куклу.

— Да. Он рассказал, — прохрипела я на последнем дыхании, Джейсон отпустил меня так же внезапно, как схватил. Я кашляла и пыталась отдышаться, а он смотрел на меня невидящим взглядом, полным неверия, отрицания, ярости и боли. Я не могла даже злиться.

— Я никому не скажу, Джейсон. Я понимаю, как это сложно пережить, и понимаю, что ты не хочешь, чтобы кто-то знал. Пол сделал это ради тебя. Я бы не отказалась от обвинений. Я была слишком напугана и зла. Я думала, что ты сошел с ума и точно завершишь то, что задумал. А потом я поняла, что случилось. Что ты все вспомнил, и я…

— Пожалела? — снова хлестнул меня его взгляд. Так больно, по самому сердцу. — Обрыдалась, наверное, да? Бедный маленький мальчик, отраханный насильником-извращенцем.

— Я этого не знала…

— А теперь знаешь! — закричал он. И я испугалась. Так же, как тогда в зеркальной комнате. Он не был похож на себя. Словно обезумел.

— Джейсон, все уже в прошлом, — лепетала я, пытаясь достучаться до него. — Ты стал жертвой ужасного существа, которого нельзя назвать человеком, но он уже умер, а ты жив. Прошло столько лет…

— Сколько лет? — оскалился Джейсон, хватая меня за плечи и снова начиная трясти. — Сколько, бл*дь, по — твоему, прошло лет? Я могу посчитать в днях, потому что для меня все случилось ровно тогда, когда я вспомнил, и случалось каждую гребаную ночь еще долгие месяцы. И до сих пор… Ты влезла в то, во что не имела право лезть. Никто не знает. Даже мои братья! С*ка, почему ты? — Джейсон замахивается, я жмурюсь, но он ударяет кулаком в стекло, с оглушительным треском разбивая его. Я кричу от ужаса, открываю глаза и вижу, что все кончилось. Джейсон сидит на свое месте, тяжело дыша, его руки на руле. На правой из сбитых костяшек сочится кровь.

— Джейсон, никто и не узнает, я клянусь, — бормочу я, стряхивая осколки с колен. Любая другая на моем месте от пережитого страха потеряла бы дар речи, но мы с ним знали времена и пострашнее.

— Лучше бы знали все, но не ты, — безжизненно произносит он. Очередной удар достигает сердца, я всхлипываю от боли, но ничего, ничего уже не могу сделать.

Я хотела этого. Полного разрыва. Но я думала только о себе. О своей свободе, гордости, уязвленном самолюбии.

Мне кажется, я только что разбила его сердце. Окончательно. Навсегда.

— Джейсон, у тебя кровь, — тихо говорю я, когда он заводит Форд и резко трогается с места. Струи дождя остервенело бьют в лобовое стекло. В разбитое окно хлещет вода, сливаясь с моими безмолвными слезами. Я беру из рюкзака влажные салфетки, достаю одну и тянусь, чтобы обтереть раны на сбитых в кровь пальцах Джейсона. Он останавливает меня свирепым взглядом.

— Не прикасайся ко мне, — рычит он, и снова отворачивается.

— Джейсон, я ни о чем не спрашивала. Пол сам захо…

— Заткнись. Еще слово, и я выкину тебя из машины. Пойдешь пешком по лужам. Усекла?

— Зачем ты так? В чем я виновата? — голос мой дрожит от обиды.

— Могла сказать раньше!

— Когда?

— Неважно. Ты знала. Смотрела на меня, слушала мои слова, и знала. Трахнулась со мной тоже из жалости?

— Идиот. Ты все неправильно понял, — отчаянно проговорила я.

— Правильно я все понял, детка. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты сама сказала, черт бы тебя побрал, сама. Не хочу другого, никого другого, кроме моего Джейсона. А твоего Джейсона больше нет. Я сам не знаю, что, вообще, от меня осталось. Я думал, что у меня осталась ты. Я ошибся. Ты права, я идиот. Кретин. — Джейсон ударяет ладонями по рулю. Я тщетно уклоняюсь от струй дождя, которые льют в окно. — Давай не будем лгать друг другу хотя бы сейчас. Почему ты отдала мне подарочек моего папаши сейчас? Ты же понимала, что за этим последует. Ты тоже хорошо меня изучила. И это не жест доброй воли. Избавилась? Счастлива? — он бросает на меня быстрый колючий взгляд, резко поворачивая к стоянке возле моего дома.

— Нет, я не счастлива. И да, ты прав, — произношу я, глядя на него. Джейсон криво усмехается, глуша двигатель. Смотрит на свою руку, залитую кровью, которая стекает по запястью и падает на джинсы.

— Уходи, — тусклым, безжизненным тоном, произносит он.

— Джейсон, прости меня. Я сожалею…

— Иди к черту со своими сожалениями. — Доминник поднимает на меня взгляд, в котором совсем ничего не осталось. Выжженная пустыня. Меня переполняет боль и горечь. Я не должна была уходить так. Наверное, это было жестоко, слишком жестоко. Но что я, по сути, сделала?

Я просто хочу назад свою жизнь, без локомотива, который переехал меня на полном ходу, по имени Джейсон Доминник. Тихую, размеренную, понятную, предсказуемую.

— Прощай, — шепчу я, открываю дверцу и выхожу в дождь.

— Не думай, что так просто отделалась от меня.

Я резко оборачиваюсь, но машина с визгом трогается с места, обрызгав меня с головы до ног.