6
Урбай еще раз объяснил Суксур и Чырмашу, что следует достойно встретить гостя, который скоро появится в этих краях. И на прощанье снова потребовал от Чырмаша, чтобы тот при первом же удобном случае прикончил Темирболота.
Повесив за спину котомку с едой, Урбай двинулся в обратный путь. Долго шагал он в гору и у огромных валунов решил передохнуть.
«О аллах, убереги меня! — бормотал он себе под нос. — О духи предков, поддержите! О дорогой мой отец! Умирая, ты завещал мне, чтобы мы, твои дети, отомстили врагам, иначе проклянешь. И мы, твои дети, стараемся выполнить твой завет. Видишь, твой сын Урбай стоит на трудном пути. Так поддержи его, помоги».
Урбай опустился на колени и принялся читать молитву. Когда он, опираясь на палку, попытался подняться с земли, он вдруг увидел на гребне горы всадника. На мгновение обозначился силуэт в свете луны и сразу пропал, словно нырнул в темноту. Следом за ним появились двое пеших и тоже моментально исчезли.
Урбая охватил ужас, он понял, что все это не к добру. Еще больше он испугался, когда из-за гребня стала медленно выплывать огромная яркая луна. От злости Урбай схватил с земли огромный камень. И если бы аллах, которому он молился, и пророк Мухамед, имя которого всегда было у него на устах, и, наконец, духи отца придали бы ему сейчас силы, он запустил бы этим камнем в луну, к черту совсем разбил бы ее и превратил бы эту ночь в темную навечно.
Что делать?.. Надо было бы еще до восхода луны перевалить через хребет, а сейчас остается только одно — уйти как можно дальше от того места, где появились всадник и пешие. Урбай зашагал быстро, как только мог.
«До рассвета можно было бы пробраться далеко. Вот напасть, эта проклятая луна мешает!..» — прошептал Урбай, соображая, как поступить дальше.
Он шел, не присаживаясь и внимательно обшаривая глазами все, что казалось ему подозрительным.
Луна поднималась все выше и выше. Стало светло как днем, и Урбаю чудилось, что ночное светило обменяло свои лучи с солнцем.
И вдруг он снова увидел на южном гребне двух пеших, они опять мгновенно исчезли. Урбай не смог даже заметить — перевалили они хребет или остались на этой стороне.
Урбай мучительно соображал:
«Допустим, что всадник и пешие, которые появились в первый раз, — табунщики… Вчера я сам видел, что в той стороне паслись косяки лошадей. А кто эти новые?»
Он без конца задавал себе вопросы и ответить на них не мог.
Урбай тяжело вздохнул и прижался к валуну.
Чем выше поднималась луна, тем тревожнее становилось на душе Урбая. Ему мерещилось, что кто-то невидимый следит за каждым его движением и стоит ему двинуться с места — сразу схватит.
Между тем наступил рассвет. Зачирикали птички, встречая солнце. Вспотевшему Урбаю стало холодно. Он совсем растерялся. Наконец решил, что ждать нечего, лучше двигаться к цели, и пополз между валунами, стремясь поскорее добраться до густых зарослей. можжевельника.
«Вот дурак! — бранился он про себя. — Нет на свете второго такого дурака, как я! Надо было все сказать в горах Суксур и Чырмашу, не заезжать к ним и вечером ехать обратно. Тогда не встретил бы этого проклятого Темирболота, а сейчас был бы уже вон за теми далекими хребтами. Это Суксур соблазнила меня молодым барашком! Да ведь и отвлечься захотелось, отмыться от дорожной пыли, захватить с собою что-нибудь поесть! А вот что получилось… Ах ты, Суксур, Суксур!.. Как собаку, соблазнила! Вот уж правду говорят: „Если бык поведет, то приведет к сочной болотной осоке, если корова поведет — то к обрывистой скале“. А может, все это мне от испуга мерещится?.. Лишь бы удалось унести ноги! Помоги мне, аллах! Сохрани меня!» — жалобно шептал Урбай, с которого соскочила вся его самоуверенность.
Стало совсем светло. Урбай ползком пробирался между камней к кустарнику, стараясь сохранять крайнюю осторожность.
Айкан позвала двух собак, села на коня и помчалась к заставе. Возможно, это ее и видел Урбай, когда луна вставала из-за гребня гор, а двух собак принял за пешеходов.
Айкан рассказала пограничникам об Урбае. Капитан Чернов все внимательно выслушал, поблагодарил ее.
— Возвращайтесь домой другой дорогой, — предупредил он. — Если только враг заметил вас, может случиться, что он захочет устроить засаду.
Решено было, что один из пограничников проводит Айкан до дому. Но Айкан вернула своего провожатого с половины пути, сказав, что дальше хорошо знает дорогу сама.
Желая попасть домой никем не замеченной, Айкан изо всех сил погоняла своего рыжего коня.
Перед самым рассветом, когда все чабаны еще спали, она по знакомой лощине выехала к своей юрте. Темирболот с нетерпением ждал мать.
— Темиш, сними седло и поводи коня, чтобы он отдышался и остыл, — попросила она сына. — В жизни так не уставала и не видела такого измученного коня. Что поделаешь — надо было спешить! — Она тяжело вздохнула и присела у юрты. — Да, Темиш, тебе капитан Чернов просил передать привет.
— Спасибо! — отозвался Темирболот и зашагал к лощине, ведя на поводу коня.
Айкан вошла в юрту, налила чашку кумыса и залпом выпила. Помедлив всего лишь мгновение, она снова вышла. Вокруг было безлюдно. Айкан решила, что никто не заметил ее отсутствия. Вдруг вдали она увидела Сагындыка, который верхом на коне направлялся в ее сторону.
Айкан сразу сообразила, что будет лучше, если Сагындыку не попадет на глаза усталый конь, и она быстро подошла к краю лощины.
— Темиш, — приглушенным голосом сказала она сыну, — сюда едет Сагындык. Если спросит, что случилось с рыжим, ответишь: захворал.
Впервые Айкан пришлось участвовать в деле, требующем такой осторожности. И пока Сагындык медленно приближался, в голове у нее теснились разные мысли.
«Эх, жизнь… как она сложна! Люди разделились на два лагеря. Одни борются за интересы народа, другие поддерживают интересы небольшой кучки людей. Первые хотят жить для пользы общества, вторые думают только о себе, идут бесчестным путем. Честный человек никогда не пойдет на черное дело. А человеку, лишенному чести, все равно, лишь бы достичь своей цели. Он совершит подлог, насилие, способен пролить кровь жены, собственного ребенка. Все средства для него хороши, лишь бы цель была достигнута. У человека, который живет жизнью народа, цели благородны, кристально чисты. У человека, живущего только личными интересами, цели поганы».
— Здравствуйте, тетушка Айкан! — прервал ее размышления подъехавший Сагындык. — Целы ли овцы? Как вы живы-здоровы?
— Все хорошо, — ответила Айкан и пошла ему навстречу. — Откуда вы так рано?
— Дела у меня неважные, — сказал Сагындык.
— Что случилось? — спросила Айкан испуганно.
Сагындык соскочил с коня, сердечно пожал руку матери Темирболота.
— Вы сами, возможно, догадываетесь, в чем дело. Ведь я перед вами в долгу. Поэтому-то жена, прервав мой сладкий сон, погнала меня к вам да еще и побила напоследок.
— Что же вы мне должны? — недоумевала Айкан.
— Аксаамай говорит мне: «Айкан с Темирболотом недавно стали чабанами и нашими соседями, а мы их не удосужились поздравить! Пригласить в дом и угостить чашкой горячего чая не собрались…» Она правильно говорит. Как женился на Аксаамай, тогда только понял, что я совсем нищий. Я, глупец, думал, что женюсь, возьму у председателя юрту и все будет в порядке. С прошлой зимы, после женитьбы, мне стало ясно, что значит женщина в доме. Оказывается, дом — настоящее проклятие! — Сагындык захохотал. — Это означает — все собирай да складывай, все, что наскребешь, заработаешь, тащи к себе. Мы с Аксаамай денег накопили, всякую посуду, постель, одежду справили. Есть корова с телкой, четыре овцы с ягнятами. И все-таки жадность одолевает. — Сагындык снова засмеялся. — Ягнята-то у меня еще молоденькие. Поэтому я и пришел к Темирболоту. Он еще спит? О-о, такие сони никогда не будут настоящими чабанами.
Темирболот, услышав хохот Сагындыка, привязал коня к кусту и выбрался из оврага.
— Ассалом алейкум, дядя Сагындык!
— Алейкум салям! — отозвался Сагындык и пожал Темирболоту руку. — О, я думал, что ты еще спишь, а ты, оказывается, на ногах. Ну-ка, Темиш, дай мне на несколько дней двустволку, а то мое ружье взял один человек и уже пятый день не везет обратно.
Темирболот принес соседу ружье.
— Куда едете? — спросил он.
— Поеду к брату аллаху, — как всегда смеясь, ответил Сагындык и вскочил на коня. — Ждите нас вечером. Мы с Аксаамай приедем к вам с поздравлениями. Не подумайте, что я приведу с собой паршивого ягненка, еле годного для забоя. — Он снова захохотал и с места пустился вскачь.
— Хороший человек дядя Сагындык. Не увидишь никогда, чтобы он хмурил брови, — заметил Темирболот.
— Да… И жена его, как он сам. Никогда ничего глупого не скажет. Словом, пусть долго живут и будут счастливы, — сказала Айкан, поглаживая подошедшую к ней белую овечку. — До каких же пор ты будешь считать меня обязанной тебе за то, что ты принесла трех ягнят? Живешь на джайлоо, щиплешь вволю душистые травы и все-таки подавай тебе еще подкормки? — Она ласково шлепнула овцу, — Все-таки надо что-то дать, иначе не отделаться.
Темирболот смешал крошки хлеба с отрубями и, немного полив водой, вынес матери.
— Если все время будешь их жалеть, — он усмехнулся, — то они совершенно обнаглеют.
— Не совсем это так, сынок. Думаю, что и животные понимают хорошее отношение, умеют соблюдать умеренность. Если бы эта овца не была ко мне привязана, то, конечно, не стала бы просить у меня гостинца.
Остальные овцы, заметив, что Айкан кормит белую, стали осторожно поодиночке приближаться, вытягивая мордочки. Тарелка уже была пуста, но овцы все равно тянулись, безуспешно ее обнюхивая.
Темирболот пошел в юрту, наспех размешал талкан в кумысе, выпил и вернулся к матери с ружьем, подаренным Калыйкан, через плечо и с длинной рябиновой палкой в руках.
— Мать! Сегодня я пойду с отарой пешком! Ты рыжего подержи еще на привязи, пока солнце не поднимется, а потом отвяжи — пусть пощиплет травки!
— Ладно, сыночек! Не забирайся далеко, поостерегись! Паси овец на ближних склонах сегодня, они и там будут сыты.
Айкан пошла в юрту умыться. А когда она, надев фартук, направилась к хлеву, чтобы подоить корову, Темирболот был уже далеко.
Он каждый день очень рано выгонял овец, чтобы они могли вдоволь пощипать прохладной, влажной травы. Утром, когда луга покрыты росой, овцы едят траву охотно. Темирболот вычитал из книжки, что ранний выпас для овец полезен; кроме того, он знал, что по утрам не следует подгонять овец, и поэтому медленно шел впереди отары.
Он поднялся на гребень горы и посмотрел по сторонам. И тут ему пришлось очень удивиться.
«Что случилось с Чырмашем? Обычно он выгонял свою отару, когда солнце стояло уже высоко, а сегодня вышел в горы еще раньше меня?! Может, встал сегодня не с той ноги?.. Да не в мою ли сторону он скачет?»
Удивленный Темирболот вынул бинокль, чтобы лучше проследить за действиями Чырмаша. На душе молодого джигита было неспокойно.
«Как дальше пойдут дела? Как выяснить: враг Урбай или нет? Что его связывает с Чырмашем? Ну, а если Урбай действительно враг, как он может повредить колхозу? Ведь таких колхозов, наверное, тысячи! Если враг проникает в страну, то, наверное, уж с обширными планами… Кто знает, с какими намерениями приехал Урбай? У врагов множество коварных и страшных путей… А где сейчас Урбай? В юрте Чырмаша или уже улизнул, как сыпучая ртуть? Стыдно будет перед капитаном, просто срам! Матери ничего, она женщина, а мне будет позор. Не мог вовремя распознать и схватить врага! А вдруг выяснится, что в появлении Урбая нет ничего особенного, что он честный человек, а я из-за пустяков шум поднял?»
Размышляя таким образом, Темирболот не выпускал из виду Чырмаша. А тот повел себя очень странно. Почему-то, совсем забыв об отаре, поскакал в сторону Темирболота. Молодой джигит еще больше удивился, когда увидел Суксур, спускавшуюся с крутого склона против своей юрты.
Что такое?! Тетушка Суксур обычно спит до обеда, куда же она сегодня ходила в такую рань?!
Когда Чырмаш был совсем близко, Темирболот засунул бинокль за пазуху. Но бинокль выпирал, и он спрятал его под куст.
Темирболоту не хотелось показывать бинокль Чырмашу, да и вообще немногие знали, что он есть у молодого джигита.
— Ассалом алейкум, дядя Чырмаш! — крикнул Темирболот и зашагал навстречу соседу.
Чырмаш, не отвечая на приветствие, принялся плеткой стегать коня по голове.
— Что вы делаете, дядя Чырмаш, что случилось?
Чырмаш, не обращая внимания на Темирболота, продолжал хлестать коня. Спрыгнул на землю, еще раз огрел жеребца плеткой и сердито проворчал:
— Почему теперь не встаешь на дыбы? Почему снова меня не сбрасываешь? — и занес плетку над головой коня.
— Бросьте, дядя, разве можно так животное бить? — Темирболот выхватил плетку из рук Чырмаша.
— Как поживаешь? — как ни в чем не бывало спросил Чырмаш. — Как мать, жива-здорова? Это не животное, а просто проклятье! Разве бывают такие кони? Чуть зашуршит трава, он сразу шарахается в сторону как бешеный. Сегодня меня сбросил и чуть не убил до смерти.
Темирболот знал, что Чырмаш говорит неправду. В бинокль он все видел: Чырмаш все время спокойно ехал верхом на коне.
— Вы упали с коня?
— Да еще как упал!.. Грохнулся спиной и валялся, пока не отдышался.
Темирболот еще раз убедился, что Чырмаш лжет, но не мог понять зачем. Не мог он также определить, с какой целью тот приехал сюда, бросив свою отару.
Темирболот молчал, не зная, как повести себя дальше с Чырмашем.
— Слушай, Темиш, почему ты сегодня пеший? — спросил его Чырмаш. — А где твой конь?
— Конь захворал и всю ночь лежал, не поднимаясь на ноги. Только под утро ему стало немного легче, — Темирболот, не умевший лгать, покраснел и отвел глаза в сторону.
Чырмаш все время оглядывался по сторонам; он не заметил смущения Темирболота.
— Что нового в ваших краях? — спросил Чырмаш и вдруг увидел какие-то точки на дальних горах.
— Ничего нет нового, — с трудом вымолвил Темирболот.
— Вон там что-то чернеет: скот или люди? Если люди, то скорее всего пограничники?
— Не знаю, — снова едва выдавил из себя молодой джигит.
Ему вдруг показалось, что Чырмаш задал свой вопрос, как бы говоря: «Это те пограничники, которых вы позвали».
Темирболоту никогда еще не приходилось попадать в подобное положение. Он был почти уверен, что Чырмаш сейчас скажет: «Ну-ка, рассказывай, что ты натворил!»
Темирболот посмотрел в сторону своей отары. Заметив, что одна овца отделилась от других и, увлекая за собой ягнят, помчалась через бугор, Темирболот громко завопил «ей-ей» и бросился со всех ног за строптивой.
— Темиш, куда это ты? — крикнул Чырмаш ему вслед.
— Видишь, отара разбрелась, — ответил Темирболот.
— Вернись, возьми моего коня и тогда легко повернешь отару.
— Спасибо, не нужно! Я погоню так! — последние слова донеслись до Чырмаша уже издали.
Чырмаш рассмотрел, что на дальнем склоне действительно были люди. Они стояли у зарослей и валунов, где пришлось ночевать Урбаю.
Чырмаш сжал кулаки, комок подступил к его горлу. Он быстро вскочил на коня и помчался к своей отаре.
Стоявшие у зарослей люди быстро, как бы наперегонки, начали спускаться вниз.
Испуганный Чырмаш, не отводя от них глаз, продолжал скакать к своим овцам. И вдруг он ясно увидел семерых пограничников, которые ехали верхом вслед за двумя овчарками по тому месту, откуда вчера увез свою белую овцу Темирболот. Чырмаш соскочил с коня и испуганно присел на корточки.
Овчарки направились к юрте Чырмаша, пограничники следовали за ними. Но вот один отделился и поскакал в сторону Чырмаша. Чырмаш быстро лег на спину, всем своим видом показывая, что он тут ни при чем.
Темирболот снова достал бинокль и, взобравшись на холм, опять принялся оглядывать окрестности.
На противоположном склоне у густых зарослей возле каменного выступа его внимание привлекли две сороки-хлопотуньи. Когда одна отлетала в сторону, другая немедленно занимала ее место. Когда та отлетала, возвращалась первая. Иногда они отдалялись вместе, но через несколько мгновений неизменно возвращались к полюбившемуся им каменному выступу.
Темирболота заинтересовали эти хлопотливые птички, и он, не отводя бинокля от глаз, следил за обеими. Отара Темирболота медленно поднималась по склону.
«Если беркут кружится и клекочет, он что-то обнаружил. А коль так, то герою достается добыча, а трусливому — одна тревога? Заряди ружье, подкрадись поближе, может быть, и тебя привлечет добыча героя-беркута!» — так говорил Темирболоту старец Ашым, когда Темирболот приходил к нему прощаться перед отъездом на джайлоо.
Наигрывая на комузе, старец Ашым многое тогда поведал Темирболоту, а в довершение всего подарил свирель.
И Темирболот стал вспоминать, что еще говорил ему почтенный старик.
«Если в небе кружатся вороны и потом быстро падают вниз, то обязательно будет буран».
«Если ночью воет волк, то значит зовет других, чтобы вместе напасть на стадо».
«Если овца или коза навострит уши, роет копытцами землю и нюхает воздух, то жди появления волка или чужой собаки».
«Если лиса шныряет по буграм, значит она сыта. А если крадется по оврагам, то ищет добычу».
«Если сороки стрекочут и кружатся на одном месте, то там прячется человек или волк».
Волк! И в памяти всплыли слова табунщиков: «Ох, одно проклятие, этот хромой волк! Уже третий раз пытался напасть на табун».
Темирболот считал загадку разрешенной, и ему сразу захотелось поискать в кустах трехногого хищника.
Он снял с плеча ружье, зарядил его и зашагал к каменному выступу, вокруг которого хлопотали сороки.
Склон горы, лежавший перед ним, скрывал от Темирболота, как пограничники подъехали к юрте Чырмаша и, оставив одного солдата сторожить испуганную Суксур, помчались с собаками по следу Урбая.
Чем ближе Темирболот подходил к валунам в густых зарослях кустарников, тем тревожнее стрекотали сороки. Молодой джигит шел, не отрывая взгляда от этих валунов, с ружьем наготове. На всякий случай он зажал еще три патрона между пальцами.
Среди камней, в густых зарослях скрывался не тот волк, который беспокоил табунщиков, а тот, которого разыскивали пограничники. Это был Урбай.
Бандит, прячась в кустах, видел все. Он видел, как группа пограничников с собаками перевалила через гребень и поехала в сторону юрты Чырмаша и как эти солдаты потом помчались по следу его, Урбая. Он видел также, что с южной стороны к нему приближался человек с ружьем. Но он не знал, один он или за ним идут и другие.
Двое пограничников не смогли проехать верхом по тем скалам, где ночью пробрался Урбай. Они вернулись к стали искать более удобного пути.
Урбай знал, что ему не вырваться. Если его не найдет этот пеший солдат, то пограничники с собаками наверняка отыщут.
«Понятно… Значит, пограничники только сейчас напали на мой след, — размышлял он, холодея от ужаса. — Но от кого они обо мне услышали? Ведь уже несколько дней как я перешел границу… Почему же до сегодняшнего утра меня не искали, а бросились по следу именно сегодня?.. Или, может быть, это отродье оборванцев, пес Чырмаш, успел обо мне кому-нибудь шепнуть? Нет… Если бы Чырмаш в сердце затаил против меня недоброе, он не только вчера, а еще позавчера мог бы меня задержать. Кто же тогда меня предал? Уж, конечно, не Суксур! Пришел я сюда никем не замеченный… А что, если все это затеял сын презренного Медера? Но он совсем меня не знает. Правда, он мог рассказать о встрече со мной своей матери, описал мою наружность! Если это действительно так, то Айкан, конечно, по его описанию меня узнала. Было время, когда я хотел перетянуть ее отца Жумабека на свою сторону, заходил к ним. Айкан вполне могла меня запомнить. И зачем аллах наградил меня таким лицом! Если даже кусочек моего лица будет лежать на земле, любой узнает, что этот кусочек именно мой. Провожая меня, Момун говорил: „Дорогой брат, только не показывайся на глаза никому, выведай все потихоньку. От твоего благополучного возвращения все зависит“. Что же будет теперь с делами моего брата?» — так думал Урбай, наблюдая, как снизу поднимается Темирболот.
«Да, это он! Отродье проклятого Медера! Только он мог рассказать обо мне матери. А эта Айкан, которой все едино — мусульманин или иноверец, эта дрянь могла шепнуть обо мне кому угодно! Ну что ж, прощай, дорогая мать, прости меня, нам не суждено больше увидеться! Встретимся на том свете. Но я выполню твой наказ и прихвачу с собою туда сына твоего заклятого врага. Момун застрелил, как собаку, его отца Медера, а я прекращу род Медеров на земле. Я приду на тот свет, выкрасив свою рубашку его кровью. Мне больше нечего делать! Да продлит аллах дни другого твоего сына — Момуна!»
Урбай решил расправиться с Темирболотом, а после этого покончить с собой — не сдаваться же врагам в руки!
«Сражаясь с врагом, погибну священной смертью, — бормотал он, снимая с себя одежду. — Пусть нижнее белье станет мне саваном…»
Чтобы обмануть Темирболота, он высунул из кустов край своего чапана, а сам спустился метра на два вниз и спрятался за камнем. Шепча молитву, он крепко сжал в руках нож.
Он лежа следил за Темирболотом; лицо его из смуглого от прилива крови стало совсем синим, глаза покраснели, выкатились из орбит, редкие усы и борода топорщились. Он был страшен, как никогда.
Когда Темирболот подошел к зарослям, сороки взмыли вверх, перелетели на камень и застрекотали, как бы обсуждая приход еще одного человека.
Держа винтовку наготове, Темирболот стал внимательно обыскивать кустарники. Метрах в пяти от себя он увидел край чьей-то одежды, и сердце его замерло.
«Кто это может быть? Откуда он здесь взялся? Живой или мертвый?»
Тут Темирболот заметил метрах в пятистах от себя пограничников с собаками и немного приободрился.
«А-а-а… пограничники кого-то ищут. А вдруг? Может, это сам Урбай?» Когда эта мысль возникла у Темирболота, ему захотелось добраться до врага раньше пограничников.
Он взвел курок и, осторожно ступая по камням, направился к видневшейся в камнях одежде. Он не глядел по сторонам, все его внимание было сосредоточено на этом куске ткани.
Как он мог догадаться о подвохе старого волка! Не заглянул Темирболот и за большой валун, когда шел мимо.
«О аллах, придай мне сил! О дорогой отец, пусть я буду достойным выполнить все, что ты мне завещал перед смертью!»
Урбай молитвенно подержался за ворот рубашки я, когда Темирболот проходил мимо, выскочил из-за камня и бросился на молодого джигита. Он левой рукой схватил Темирболота, а правой изо всех сил вонзил ему нож в спину. Темирболот громко вскрикнул от боли и непроизвольно нажал на курок. Раздался выстрел, и в тот момент Урбай второй раз ударил ножом ненавистного ему сына Медера.
Подбежавшая собака Темирболота с лаем вцепилась в Урбая.
Пограничники, услышав крики, выстрел и лай собаки, бросились к кустарникам. Один из них, оказавшийся ближе других, прицелившись, скомандовал:
— Стой, руки вверх!
Урбай увидел пограничников и взмахнул ножом, чтобы ударить себе в сердце. Но Темирболот чудом собрал последние силы и схватил его за руку, сжимавшую нож. Пограничник, подобно барсу, прыгнул на Урбая и прижал его к земле. Два других пограничника быстро спускались с гребня, держа на поводу собак. Их товарищи поднимались по лощине к камням, где происходил поединок между Темирболотом и Урбаем. Вскоре все окружили место происшествия.
Капитан Чернов, успевший увидеть, что Темирболот помешал самоубийству Урбая, решил, что молодой герой невредим.
— Спасибо, товарищ Медеров, — сказал он, протягивая Темирболоту руку и улыбаясь. Но Темирболот лежал на земле, не в силах подняться.
Чернов нагнулся и увидел кровь.
Пограничники, связав Урбая, захлопотали вокруг раненого Темирболота.
Капитана догнал пограничник из отряда, посланного по следу Урбая, и доложил, что след привел к юрте Чырмаша, самого хозяина нет, а жена его задержана и оставлена под охраной солдата в юрте.
Выслушав сообщение, Чернов приказал:
— Хорошо. Вернитесь обратно, женщина пусть пасет овец, а солдат останется при ней. Но прежде всего надо разыскать Чырмаша и отправить его на заставу.
— Разрешите выполнять?
— Выполняйте.
— Кажется, ранение тяжелое, — шепнул на ухо Чернову тот лейтенант, который помогал перевязывать Темирболота.
— Возьмите трех солдат и немедленно доставьте Медерова на заставу. Врачи там окажут ему помощь.
— Есть.
Чернов, отправив раненого Темирболота, приказал младшему сержанту:
— Не спеша отгоните отару к аилу и дожидайтесь там моих распоряжений.
— Есть, товарищ капитан!
Чернов, отправляя Урбая к заставе, сказал пограничникам:
— Будьте осторожны с непрошеным гостем. — А сам поскакал к юрте Айкан.
Две собаки, которые ночью с Айкан побывали на заставе, встретили Чернова сердитым лаем.
Айкан вышла из юрты и прикрикнула на них; псы покорно замолчали, время от времени повизгивая.
— Здравствуйте, тетя Айкан! — стараясь быть веселым, крикнул капитан. — Поздравляю вас! Враг пойман.
— Урбая поймали? — с удивлением спросила Айкан, пожимая руку Чернова.
— Поймали. После узнаем, с какими целями он приезжал сюда. А вы сейчас идите к своей отаре.
— Почему? А где Темирболот? — вымолвила Айкан испуганно.
— Не беспокойтесь. Все в порядке. Урбая мы задержали, когда он разговаривал с Темирболотом. Дня два Темирболот побудет у нас. А потом, может быть, поедет дней на пять-шесть в Пржевальск, если это посчитает нужным наше начальство.
— Значит, отара осталась без присмотра? — забеспокоилась Айкан.
— Не волнуйтесь! Пока с отарой ходит наш джигит…
Чернов, простившись с Айкан, уехал к заставе.
Солдат, который был оставлен пасти овец, тоже не сказал Айкан о ранении ее сына. Вдруг во двор вбежала собака Темирболота. Она лаяла, бросалась на Айкан, беспокойно визжала и, покружившись вокруг юрты, вновь куда-то умчалась.
Сердце Айкан тревожно сжалось. Она стояла, не в силах двинуться с места. Ноги обессилели, лицо побледнело, и Айкан молча смотрела вслед убежавшему псу.
«Что случилось? Почему собака на меня набросилась? Если бы этот высокий джигит не соскочил с коня, не быть бы мне живой. Аллах сохранил. Но что все-таки с этой проклятой собакой? Дома невесть что происходит, а муж бросил отару и скрылся. Погоди у меня. За все получишь сразу!»
Суксур злилась на Чырмаша. Все вокруг было непонятным.
«Когда уедет вот тот проклятый? Почему он с утра здесь торчит?» — недоумевала Суксур, глядя на солдата, державшего за повод коня.
Наконец она подошла к солдату и поинтересовалась, что он здесь делает.
Солдат коротко ответил, что ждет командира.
Вдруг Суксур оторопела от внезапно мелькнувшей догадки. А не Урбая ли ищут солдаты, что утром здесь шныряли с собаками?
Женщина застыла на месте.
Мысли одна страшнее другой лезли в голову. Суксур то принималась плакать, то, взяв себя в руки, пыталась понять, что все-таки произошло.
«Так… А если Урбая уже схватили?! А может, и Чырмаша уже забрали? Брат — человек умный, сумеет выкрутиться… А муж? Что будет со мной? И мне несдобровать!»
И тут Суксур вспомнила, что на днях должен появиться человек, доверенный Урбая.
«А если уже устроена засада? Как того предупредить? Ведь тот, чужой, если его поймают, наверняка выдаст Урбая. Что с нами со всеми будет?»
Мысль о старухе матери лишила Суксур последних сил. Комок сдавил горло, на грудь навалилась тяжесть, слезы хлынули потоком… Оставалось только ждать.
Солнце стало уходить за высокий хребет, в оврагах, лощинах и долинах сгущались тени.
После того как капитан Чернов сказал Айкан, что Урбая поймали, она немного успокоилась. Ее уже не волновало, откуда Урбай пришел, кем послан, — она была уверена, что на заставе все узнают. Теперь ее немного смущало другое: о чем Темирболот мог разговаривать с Урбаем?
«Не пострадаем ли мы из-за этого старого волка Урбая? Не сможет ли он бросить тень на Темирболота? Скорее всего — нет. Но почему Темиш стоял с ним и разговаривал?» — задавала себе вопросы Айкан и не могла найти объяснения всему случившемуся. Мысль о ранении Темирболота в голову ей не приходила.
Немного ее смущало только присутствие джигита — пограничника, неотступно сопровождавшего отару.
Когда пришло время гнать овец к аилу, Айкан сказала солдату:
— Спасибо! Теперь можете ехать по своим делам. Я думаю, если даже погибнет целая отара овец, это принесет меньше зла, чем переход одного врага через границу. А вам опасаться нечего — я сама справлюсь.
— Не имею права нарушать приказы начальника, — возразил пограничник, — сколько раз вам объяснять? Пока не придет к вам в помощь другой человек, я уйти не могу.
— И до тех пор, пока не придет Темирболот или кто-нибудь еще, вы все время будете со мной?
— Так точно.
— Но скажите мне, почему все-таки сын мой не возвращается? Не случилось ли с ним чего?
— Э-эх! Сколько раз я вам говорил, что Темирболот в полном порядке…
— Не пойму я все-таки, зачем тогда вы здесь? Чует мое сердце, что не все ладно…
Айкан увидела, что к юрте идет ее бурая корова, и поспешила ей навстречу.
Айкан подоила корову, пустила к ней теленка и вдруг услышала рев мотора. Очевидно, грузовик поднимался сюда, в гору. Всмотревшись, Айкан узнала колхозный грузовик. Он затормозил у юрты Сагындыка, выбежавшая Аксаамай поздоровалась с людьми, сидевшими в кузове. Потом пожала руку кому-то сидевшему в кабине. Машина тронулась с места, направляясь к юрте Айкан.
Грузовик, гремя, подъехал ближе.
Из кабины вышел Эреше Омурбаев и, протягивая руки Айкан, приветливо сказал:
— О дорогая чабан Айкан, как жива-здорова?
— Здравствуйте, тетушка Айкан! — крикнул Кенешбек, вылезая из кузова и помогая сойти Айымбийке и жене Эреше.
Айымбийке бросилась в объятия Айкан.
Последним из кузова на землю спрыгнул начальник милиции.
Айкан пригласила всех в юрту выпить кумыса, потом снова все вышли на свежий воздух.
— Тетя Айкан, — сказал Кенешбек, увлекая ее в сторону. — Вы понимаете, почему мы к вам приехали?
— Не совсем, — ответила Айкан.
Кенешбек крепко пожал ей руку.
— Прежде всего поблагодарить за то, что зорко следите не только за четвероногими овцами, но и за двуногими шайтанами… Да, поблагодарить вас и помочь вам! Темирболот еще три-четыре дня у нас задержится. Он нужен для разбора дела… Не волнуйтесь… Вам одной с отарой справляться трудно. Айымбийке охотно согласилась вам помочь, а вот отца Эреше долго пришлось уговаривать. Но другого подходящего человека нет… Эреше до осени походит с отарой Чырмаша… А потом, может, и Чырмаш вернется, кто знает.
— А что с Чырмашем? — удивленно спросила Айкан.
— Кажется, его задержали…
— Да не может этого быть! — испугалась Айкан.
— Юрту его передадим отцу Эреше, пожитки отправим с машиной… Суксур заберет начальник милиции.
— Суксур тоже замешана? — спросила Айкан, вытаращив глаза.
— Тише, — предупредил ее Кенешбек, — не все должны знать об этом. Придется сказать, что Темирболот — на семинаре у пограничников, а Чырмаша мы будто бы пока перевели на другую работу в колхозе. Ну, вернемся к остальным. Садитесь в машину, — предложил он своим спутникам.
— Эй, дорогой Кенешбек, — сказал Эреше. — Может, мне поближе к Айкан юрту поставить?
— Правильно! — зашумели женщины.
Неподалеку от юрты Айкан сгрузили пожитки Эреше, и машина тронулась снова.
Айкан смотрела, как грузовик преодолевал небольшой подъем, и в смятении думала: «А вдруг я из-за пустяков подняла шум и навлекла на безвинных людей беду?» Но она отгоняла эти мысли.
Из оврага верхом на коне неожиданно выехал Сагындык, он весело крикнул:
— О тетушка Айкан, попросите у меня тыралга.
— Тыралга, дорогой, тыралга!
— О, да будет так, тетушка, да будет! — Сагындык засмеялся, соскочил с коня и бросил на землю убитую горную козу.
— Вы по поговорке «Дареному коню в зубы не смотрят» даже не смотрите, что я вам принес на новоселье! Просил у брата аллаха, чтобы он послал чего-нибудь получше, а он едва на эту козу расщедрился. Оказался не менее скупым, чем Чынатбай, который даже попробовать никогда ничего не предложит.
— Спасибо, дорогой! Жить зам с Аксаамай долгие годы в добром согласии и народить детей!
— Да сбудутся ваши пожелания, дорогая! А что, если эту козу разделить так, чтобы шесть человек из наших трех соседствующих семей наелись досыта?
— Делай так, чтобы все были сыты, — ответила Айкан и рассказала ему, что Чырмаша отсюда перевели, а Темирболот задержится у пограничников.
— А это что за солдат у твоей отары? — полюбопытствовал Сагындык.
— Не знаю, что он там делает, — притворно удивилась Айкан. — Видно, кто-нибудь из знакомых моего Темиша.
Она забежала в юрту, наполнила небольшой бурдюк кумысом и понесла солдату.
Сагындык, увлеченный разделкой туши, ничего не заподозрил. Он положил уже часть мяса в казан, другую часть в чашу, а в большую миску складывал нутряное сало, когда Айкан вернулась.
— О дорогой! Не такую уж худую козу послал вам ваш братец аллах.
— А как же! — Сагындык, как всегда, засмеялся. — С тощей козой я мог бы быть здесь еще до обеда. А теперь успеть бы поужинать. Вы пока разожгите огонь, а я принесу воды, — Сагындык взял ведра и побежал к роднику.
— Хотите взять отару, силой берите! А юрту я не отдам и отсюда никуда не поеду!
Суксур разговаривала с Кенешбеком так нагло и надменно, как привыкла разговаривать с мужем.
— Возьмем и отару и юрту, — спокойно возразил Кенешбек. — Если бы Чырмаш не просил, чтобы мы взяли у него отару, я бы сюда не таскал отца Эреше.
— И когда же этот проклятый просил? — живо осведомилась Суксур и, побледнев, с раздутыми ноздрями, вплотную подошла к Кенешбеку.
— Когда приезжал к нам, несколько дней назад.
— Не ему распоряжаться отарой! — Суксур ударила себя кулаком в грудь. — Я — старший чабан.
Она не поддавалась на осторожные уговоры Кенешбека. Когда же стали разбирать ее юрту, разозленная женщина так толкнула жену Эреше, что та упала на землю. Люди, приехавшие с намерением увезти Суксур без особого шума, не знали, что делать. Наконец начальник милиции показал ей предписание прокурора об аресте.
— О проклятые! — в последний раз крикнула Суксур и заплакала. Она поняла, что брат разоблачен. Женщина покорилась и, громко всхлипывая, прерывисто бормотала себе под нос: — О дорогой мой брат Урбай! У нас, развеянных бурей в разные земли, мечты только начали сбываться. Ты хотел показать мне мою седовласую мать! И вот горе вновь свалилось на наши головы! О дорогой братец, почему тебя поймали? Когда? Кто им рассказал о тебе?! Тебя поймали, брат наш Момун погиб на войне, старуха мать проливает о нас слезы! Неужели пришел коней нашему роду?!
Пожитки Чырмаша погрузили в кузов, туда же посадили Суксур.
Кенешбек остался на джайлоо. Он помог установить дымоход в юрте Эреше и пошел встретить чабана, гнавшего отару к загону.
Они пересчитали овец и ягнят.
— Постарел я, — грустно жаловался Эреше. — Вот уже два года не ходил с отарой, а ты снова хочешь привязать меня к этому делу, — он произнес последние слова нарочито недовольным тоном.
— А что нам осталось, отец? Не нашли никого другого, кто лучше тебя знает дело. И это ведь временно…
— И вот пришлось нам со старухой плестись сюда, — с таким же притворным недовольством продолжал Эреше. — Нет! Нет! Посмотри! — вдруг крикнул он. — Взгляни только на этих замороженных овец. Видно, собака Чырмаш отару не пас, а только спал под кустом. И такому негодяю снова поручат отару, когда он вернется сюда?!
— Отец! Простите меня, что мне пришлось сказать вам неправду. Чырмаш скорее всего не будет больше пасти овец…
— Что такое? Почему? — Эреше пригнулся и стал пристально вглядываться в лицо Кенешбека.
— Чырмаш и Суксур арестованы за связь с врагом, перешедшим нашу границу.
— Ничего не понимаю! — сказал Эреше. — Я ведь коммунист, не скрывай и объясни толком.
— Урбай с какой-то целью перешел границу и скрывался у Чырмаша и Суксур.
— Какой Урбай? Не тот ли, которого раскулачивал Медер?
— Да, тот самый.
— Разве он жив? Откуда он явился?
— Жив. Но откуда он пришел — не знаю. Перед тем как его задержали, он успел ранить Темирболота.
— И тяжело он ранен? — испуганно спросил Эреше.
— Тише, отец! Об этом никто здесь, кроме нас двоих, не знает…
Эреше был очень огорчен известием.
— А джигит не останется калекой? — спросил он.
— Не знаю, отец. Только имей в виду — даже Айкан мы об этом не сказали…
— Что-то здесь не так, — усомнился Эреше. — Неужели Айкан не узнала о том, что Темирболот ранен, пока мы добирались сюда с низовьев?
— События развернулись так, что нам пока удалось это скрыть.
Чабан помолчал, тяжело вздыхая.
— Вот тебе, Эреше! — заговорил он печально. — Думаешь, что многое предвидишь и многое предчувствуешь. А оказывается, не знаешь больше увиденного. Если бы можно было узнать, как чувствует себя Темирболот…
— Я возьму у Айкан коня и съезжу на заставу…
— Правильно, поезжай. Разведаешь, что, как, — сказал Эреше, вытирая навернувшиеся слезы. — Но лучше бы тебе отправиться рано утром. Ночью опасно ездить в горах верхом.
— Э-э-эй, дядя Кенешбек! — вдруг издали послышался крик Сагындыка. — Поскорее идите сюда! Идите, отец Эреше! Засветло поужинаем…
— Пойдем, отец! — предложил председатель колхоза.
— Нет, дорогой Кенешбек! В таком виде я не могу показаться на глаза Айкан. Пусть моя старушка идет одна. Если спросят меня, то придумай что-нибудь сам… — с этими словами Эреше зашагал к дальнему краю отары.
«Видно, правильно говорят, — размышлял он, — что змея, разрубленная на части, все-таки сохраняет силу ящерицы. С какой стороны появился этот давно забытый враг? Почему он поднял руку на Темирболота? Решил отомстить за отца, узнав, что Темирболот сын Медера? Может, Чырмаш и Суксур показали ему молодого джигита? Скорее всего так и было…» — Эреше подогнал овец к своей юрте и побрел к отаре Айкан.
Наметанный взгляд старого чабана сразу заметил разницу между овцами Чырмаша и Айкан. В отаре Чырмаша жадные, худые ягнята то и дело бросались сосать маток. У щуплых овец не было достаточно молока, чтобы накормить маленьких. В отаре же Айкан живые, пузатые ягнята рядом с овечками мирно щипали траву. Только один из двойни бросился было к матери, но тут же отбежал — его привлекла трава.
«Молодец Айкан, и сын твой Темирболот молодец! Лишь бы остался живым и здоровым. А если будет здоровым, то станет таким чабаном, что его имя прославит величественные горы Хан-Тенгри! Что ни говори, недаром он все в книжку смотрит. Человек без знаний бродит в темноте», — невольно улыбнувшись, старик вернулся к своей отаре.
— Слушайте, Кенешбек, позовите все-таки отца Эреше. Пусть он поест вместе со всеми, пока еда не простыла, — сказала Айкан, подавая мясо гостям.
— Я его звал, но он отказывается, — ответил Кенешбек. — «Я, — говорит, — здесь пока человек новый, овцы меня не знают, и загон мы перенесли на незнакомое им место. Если на новом месте в первую ночь овцам покоя не будет, то потом они станут шарахаться от малейшего шороха». Эреше просил, чтобы его долю ему оставили — он вечером попозже поест.
Объяснение было вполне правдоподобным, усомнилась только Айымбийке.
— Мать, скажите вы, наш председатель не спугнул утку с камня, на котором ее не было? — спросила Айымбийке жену Эреше.
— В прошлом году на нашу отару напал волк, и после этого дней десять овцы по ночам то и дело в загоне шарахались. Все мы тогда измучились, — сказала Аксаамай.
— Не раз мне приходилось в нижнем белье выскакивать и помогать Аксаамай, — подтвердил Сагындык, подавая гостям мясо в большой миске.
— Полно тебе выдумывать, — возразила Аксаамай. — Когда я из винтовки стреляла, ты и то беспробудно спал.
Все дружно рассмеялись.
Гости веселились, только Айкан и Кенешбек не участвовали в общем разговоре.
Сагындык, не поверив тому, что Чырмаш временно работает в другом месте, старался понять происходящее и поэтому шутил и смеялся не так искренне, как всегда.
«Чырмаш еле-еле читает, какую это он работу выполняет, когда его прямое дело — пасти овец… Нет, все это не так, здесь какая-то дохлая собака зарыта. Ну, а если даже все это правда — почему приезжал сам начальник милиции и увез Суксур? Уж не натворили ли чего-нибудь Суксур и Чырмаш?»
Сагындыку все труднее было казаться веселым…
Гости поели и, когда стемнело, собрались расходиться по домам. Жена Эреше понесла в юрту миску с накрошенным козьим мясом и тазовой костью, которую оставили Эреше, как почетному человеку.
— Сагындык, — сказал Кенешбек, — оседлай мне коня тетушки Айкан. Съезжу к заставе…
— Нет, лучше поезжайте на моем, — возразил Сагындык, — конь Айкан захворал ночью…
Айкан, забывшись, чуть было не сказала, что конь у нее здоров… И, вспомнив свою утреннюю ложь, она покраснела. Но этого в сумерках никто не заметил.
— Может быть, он уже здоров, — несмело и тихо проговорила она.
— Если конь хворый, то зачем на нем ехать? — сказав это, Сагындык пошел седлать своего коня.
— У Чырмаша в отаре не хватило трех ягнят и двух овец, — сказал Кенешбек, — судя по тем овчинам, что висели у него в юрте, волки здесь ни при чем.
— Суксур частенько говорила, — вставил вернувшийся Сагындык, — «Не станет же мне председатель за паршивую овцу голову снимать»…
Кенешбек поморщился.
— А как в этом году, волки не шалят? — спросил он, видимо не желая говорить дальше о Суксур.
— Пока нет, — ответила Аксаамай.
— Волки стали менее храбрыми с тех пор, как чабаны ходят с ружьями, — улыбаясь, объяснил Сагындык. — Волки теперь охотятся на сурков.
— Да, председатель, чуть не забыла! — сказала Айкан весело. — Сагындыка надо премировать не меньше, чем двумя овечками.
— О! — притворно удивилась Айымбийке, — ты что, двух мышей поймал?
— Не спеши, тетушка, не спеши, — хохоча, заговорил Сагындык. — Дело было так. Мы с Темирболотом давно уже приловчились выгонять свои отары до восхода солнца. Недавно я особенно рано выгнал овец и добрался вон до того хребта. За ним местность пологая, травы по пояс, а сурков — целые косяки. Когда я появился, сурки встали на задние лапы и тревожно засвистали. Но почему-то от своих нор не отбегали. Взял я свой бинокль и вижу: из лощины ползет волк. Я сразу догадался, что подкрадывается он к суркам. Отвел я отару в сторону и, прячась за гребнем, побежал поближе к волку. На пути оказался небольшой кустик. Я за него. Вижу, в сотне метров от меня откуда ни возьмись два волка. Оба они бросились на одного сурка. Он пищал так жалобно, что мне стало его жаль. Прицелился, думал, хоть в одного хищника попаду, выстрелил. И вдруг оказались убитыми оба…
— Одной пулей? — удивилась Айымбийке.
— Да! Когда подбежал, то увидел, что пуля, прострелив самцу затылок, застряла во лбу волчицы.
— И не врешь? — смеясь, спросил Кенешбек.
— Верно, дядя! Если говорю неправду, то не видать мне ребенка, которого родит Аксаамай…
Аксаамай, недовольная словами мужа, резко вскочила с места и вышла из юрты.
— Мог бы таким образом и не клясться, — Айымбийке легонько ударила Сагындыка. — Зачем тебе было расстраивать Аксаамай?
Сагындык, растерянный, умолк.
— Хорошо, — проговорил Кенешбек, — я еще скоро буду здесь. Тогда обо всем поговорим…
Попрощавшись со всеми, Кенешбек поскакал к заставе.
А колхозники еще долго беседовали, шутили, смеялись. Никто из них не подозревал, что в эти минуты Темирболот все еще истекал кровью…
