ГЛАВА ПЕРВАЯ

Был полдень третьего дня пути, когда вдали показались долины Гаутланда. Спустившись с холма, отряд воинов оказался на берегу реки, неторопливо несущей свои воды на восток.

— За этой рекой начинаются земли гаутов, — сказал Эйлими, воин из хордлингов.

— Далеко до их гарта? — спросил Вульф.

— До середины дня успеем, — ответил Эйлими, и добавил, — Если нас ничего не задержит по дороге.

— Нас ничего не задержит! — твердо заявил Вульф и тронул поводья коня.

Отряд перешел реку вброд верхом, благо она оказалось неглубокой. Немного отдохнув на берегу и дав коням напиться, они продолжили путь.

Теперь они ехали с осторожностью, оглядываясь по сторонам, и держась наготове. Вульф не знал, какова была реакция Сиггейрера на слова гонца. Быть может, их здесь ждали вовсе не с распростертыми объятиями. Вульфу подумалось, что не мешало бы взять с собой больше людей. Но вскоре он отбросил тревожные мысли, поскольку ничего вокруг не предвещало опасности.

Отряд въехал в небольшую рощу и через некоторое время они оказались на полянке. Здесь они решили немного передохнуть и поесть. Люди спешились и стали доставать свои пайки. Кто-то прилег на траву, кто-то присел у деревьев.

Вульф соскочил с коня и вытащил из сумки еду. Он уже открыл рот, чтобы вонзить зубы в кусок холодного мяса, когда на противоположном краю поляны появились два человека с луками в руках. Вложенные в лук стрелы и натянутая тетива ясно говорили о намерениях этих двоих.

— Всем положить оружие на землю! — приказал один из них.

Застигнутые врасплох, ильвинги и хордлинги застыли без движения, пялясь на двоих пришельцев.

— Кто вы такие? — грозно вскричал Вульф.

— Это мы собирались спросить у вас после того, как вы сложите свое оружие, — ответил стрелок.

— А если не сложим? — сказал Вульф, шагнув вперед. — У вас всего две стрелы, а здесь тринадцать человек. Как только вы спустите тетиву, вы трупы.

— Как только мы спустим тетиву, эти две стрелы окажутся в твоем горле, умник! Заткнись и снимай меч, и прикажи своим людям сложить оружие!

Несколько мгновений Вульф размышлял, а затем на глазах у изумленной дружины стал снимать с себя пояс, на котором висел Кормитель Воронов. Он нагнулся, аккуратно укладывая оружие на траву, а когда выпрямился, резким движением кисти запустил в стрелков кинжал, который незаметно достал из-за пояса. Один из них вскрикнул, хватаясь за рукоять, торчащую из живота, а другой выпустил стрелу. Звериный инстинкт Вульфа дернул мышцы руки, которая рванулась вверх, перехватывая летящую стрелу за древко и отбрасывая ее в сторону. Рассвирепевший стрелок отшвырнул лук и принялся вытаскивать секиру, но меч Хродгара был тут как тут, отрубив стрелку руку. Закричав, он схватился за рану, а воины Вульфа взяли его за плечи и быстро разоружили.

Кровь лилась ручьем, а лицо исказилось в гримасе боли. Вульф медленно подошел к раненному противнику и вытащил из ножен свой меч.

— Теперь ты ответишь на мои вопросы или умрешь, — грозно объявил Вульф.

Стрелок кивнул и сморщился от боли.

— Кто ты?

— Хейли, сын Рейдрека, — ответил раненный, взглянув на Вульфа с ненавистью.

Говор Хейли показался Вульфу похожим на херулийский. Но откуда взялись херулийцы в северном Гаутланде? Это выглядело странным.

— Из чьей ты дружины? — спросил его Вульф, — Что вы здесь делали и зачем наставляли на нас оружие?

Морщась от боли, Хейли сжимал левой кистью обрубок правой руки, пытаясь остановить потоки крови, льющейся на траву.

— Отвечай! — потребовал Вульф, тронув его горло кончиком меча.

— Я служу у князя Старкада Херулийского, — процедил сквозь сжатые зубы Хейли.

Среди собравшихся вокруг воинов послышались удивленные возгласы.

— Продолжай! — прикрикнул на него Вульф.

— Он послал нас навстречу вашему отряду, чтобы мы задержали вас и убили тебя, Вульфа ильвинга.

— Зачем ему моя смерть? И откуда он узнал, что я еду в Гаутланд?

— Ему сказал Сиггейрер, — ответил херулиец.

Вульф посмотрел на Сигурда и Хродгара, встретив их многозначительные взгляды.

— Старкад гостит сейчас со своей дружиной у Сиггейрера, — продолжал Хейли. — Мы и гауты решили заключить перемирие.

— Перемирие? — усмехнулся Вульф, зная, каким ненадежным может быть мир с херулийцами.

— Да, — кивнул Хейли, игнорируя насмешку ильвинга, — но только в том случае, если он отдаст за нашего князя свою дочь Сигрун.

Херулиец посмотрел на Вульфа и злорадно ухмыльнулся.

— Ты опоздал, — проговорил он, превозмогая боль, — На завтра назначена свадьба.

— Проклятье! — взревел Вульф и ударил херулийца кулаком по лицу. С разбитых губ пленника закапала кровь, но он продолжал ухмыляться.

Ирмин-конунг отошел в сторону, размышляя над словами херулийца. Сигурд подошел к нему и сказал:

— Очень не кстати появился этот Старкад!

— Будь он трижды проклят! — отозвался Вульф вне себя от злости. Он попытался взять себя в руки и сказал:

— Тогда нам надо торопиться. Я не могу позволить себе такую роскошь — терять сильных союзников. Я убью Старкада.

— Меньше всего мне хочется связываться с этими бешенными псами! — воскликнул Сигурд.

— Мне тоже, — ответил Вульф, — Но я не вижу иного выхода.

Он подошел к раненому Хейли и, схватив его за волосы, запрокинул ему голову.

— Сколько человек в дружине Старкада? — вопросил он.

— Четыре десятка, — ответил Хейли, ухмыляясь окровавленными губами.

— Четыре десятка… — эхом отозвался Хродгар. Он посмотрел на старшего брата, и спросил: — Что нам делать?

Подумав немного, Вульф ответил:

— Ехать к Сиггейреру и как можно быстрее.

— Вульф, нас всего тринадцать, — попробовал объяснить Сигурд, но ирмин-конунг стоял на своем. Он твердо сказал:

— Мы не можем повернуть назад только потому, что какой-то оборванец перешел мне дорогу.

— Но с этим оборванцем еще сорок человек! — воскликнул Хродгар.

— А со мной Кормитель Воронов, мой шлем-страшило и двенадцать лучших бойцов Севера! — вскричал Вульф, поднимая меч над головой, — Мы победим! Воданаз с нами! Вперед!

С этими словами он вложил меч в ножны и зашагал к коню. Он оседлал скакуна, и остальные последовали его примеру. Один из тех двоих, что держали Хейли за локти, спросил Вульфа, что делать с пленным. Вульф прогарцевал по поляне и остановился возле херулийца, который смотрел на него, задрав голову, и ожидая, какое решение примет ирмин-конунг.

— Как бы ты поступил на моем месте? — обратился Вульф к пленному.

Хейли склонил голову, храня молчание и давая этим ясный ответ.

— Я давно обещал тебе жертву, Воданаз, — проговорил Вульф, глядя сквозь херулийца, — Пришло время ее дать. Веревку! — крикнул он, обращаясь к стоявшим рядом воинам.

Кто-то нашел кусок веревки и передал его Сигурду, который принялся сворачивать петлю. Херулиец стоял молча и без движения, взирая полными безразличия глазами на Сигурда, который надевал петлю на его шею. Затянув ее потуже, Сигурд перекинул другой конец веревки через толстый сук дерева и стал тянуть вниз. Хейли захрипел, его глаза вылезли из орбит. Вульф протянул руку и один из воинов вложил в нее копье.

Среди шипения и хрипа умирающего херулийца Вульф расслышал слова, которые тот с трудом произнес:

— Там… погибнет… ильвинг… — прохрипел Хейли, едва шевеля посиневшими губами.

Сигурд привязал конец веревки к одной из веток, оставив херулийца висеть над землей.

— Прими мою жертву, Отец Ратей! — воскликнул Вульф, поднимая копье, — И даруй мне победу!

С этими словами Вульф метнул копье, которое вонзилось полумертвому херулийцу в грудь, пронзая его насквозь. Вульфу показалось, будто где-то вверху сверкнула звезда, и ярчайший свет отворил на мгновение врата, разделяющие миры и тут же затворил их. Он знал, что великий Всеотец принял его жертву.

Вульф окинул горящим взором своих воинов, заворожено глядевших на покачивающийся на веревке труп, из которого торчало древко копья, и сказал:

— Нам пора в путь. Седлайте коней.

Когда отряд выехал из рощи и поскакал по тропе, ведущий на юг к гарту гаутов, Хродгар сказал, обращаясь к брату:

— Не зови меня трусом, Вульф, но у меня очень недоброе предчувствие относительного грядущего.

— Почему?

— Потому что умирающие никогда не лгут, — ответил Хродгар и посмотрел в даль на вершины холмов, за которыми лежал Гаутгарт.

* * *

Селение гаутов было большое и раскинулось по всей долине, открывшейся взору Вульфа, когда отряд взобрался на вершину холма. Среди многих строений заметно выделялся чертог князя, окруженный каменной оградой. Меж домов ходило много вооруженных людей, не было видно ни женщин, ни детей. Когда отряд начал спускаться в долину, к ним подъехали три всадника — гаутский патруль.

— Кто вы и откуда? — спросил один из всадников.

— Я — Вульф, сын Хрейтмара из рода ильвингов, — гордо провозгласил Вульф. — Я приехал, чтобы сватать прекрасную Сигрун. От меня должен был прибыть гонец несколько дней назад.

— Да, да, — покивал головой гаут и тяжко вздохнул, — Я слышал о тебе. Твой посланник жив — здоров, почует в палатах князя.

— Скажи князю Сиггейреру, что я приехал!

— Скажу, конечно, да вот только надеялся я и многие здесь, что ты передумаешь или хотя бы опоздаешь.

В глазах гаута Вульф увидел тревогу и волнение. Он даже понизил голос, когда говорил последнюю фразу.

— Веди меня к князю, — сказал Вульф.

— Там Старкад со своими людьми, — предупредил патрульный.

— Веди меня к князю! — упрямо повторил Вульф.

Гаут вздохнул и поскакал вниз, а отряд последовал за ним.

Когда они въехали в селение, Вульф заметил, что стоявшие повсюду воины посматривают искоса на прибывших северян. Вульф соскочил с коня и отдал узды местному конюху. Сигурд и Хродгар встали рядом с ним, а остальные воины выстроились позади.

Они стояли перед воротами, закрывающими вход в ограду, которая окружала княжий чертог. Оружие было спрятано, но все были наготове. Вульф держал в левой руке шлем, Сигурд и Хродгар и многие другие воины стояли напряженные, готовые выхватить оружие в любой момент.

Наконец ворота отворились, и навстречу ожидающим ильвингам и хордлингам вышел князь Сиггейрер со своей родней.

За их натянутыми улыбками прятались тревога и волнение. Вульф безошибочно разглядел это в их глазах. Рядом с князем стояла молодая девушка, очевидно Сигрун, с рогом в руках. Это был добрый знак, но Вульф ждал первых слов Сиггейрера.

— Добро пожаловать в Гаутланд! — произнес князь и легонько подтолкнул дочь вперед. Девушка шагнула к Вульфу и протянула ему рог с пивом. Когда она приблизилась, он успел ее рассмотреть. Сигрун была высокой, стройной девушкой с длинной светло-каштановой косой, которая покачивалась, выглядывая из-за ее спины, когда она шла. Ее узкое лицо и резкие черты напоминали Вульфу хищную птицу, но в целом она была не дурна.

Вульф взял в руки рог и поднес к губам, незаметно принюхиваясь к запаху. Не почувствовав никакого яда, Вульф с удовольствием осушил рог и протянул пустой сосуд девушке со словами благодарности.

Дружина Вульфа с облегчением вздохнула, поскольку с этого момента они становились гостями гаутского князя.

— Как прошел ваш путь? — спросил Сиггейрер. Его заостренная бородка и виски были тронуты сединой, но все же князь выглядел моложаво. Он был высок и широк в плечах, голубые глубоко посаженные глаза светились жизненной силой и отвагой.

— Великолепно! — ответил Вульф и улыбнулся, — Я не встречал в своей жизни более живописных краев, — а затем посмотрел на Сигрун и добавил: —… и более прекрасных девушек.

Сигрун улыбнулась в ответ, ничуть не смущенная словами князя.

— Я рада видеть в наших землях столь достойных витязей! — ответила она.

— Я хочу представить вам свой род, — сказал Сиггейрер и указал на девушку, — Это моя дочь Сигрун, — затем он повернулся к стоявшим рядом с ним мужчине и юноше: — Это мой брат Сигмунд, и мой племянник Сигвард.

Вульф представил своих братьев, после чего хозяин сказал:

— Проходите в хоромы и будьте гостями!

Когда Вульф и его люди двинулись вперед, Сиггейрер пошел рядом с Вульфом и тихо сказал ему:

— К сожалению, вы не единственные гости в моем чертоге.

— Я знаю, — уверил его Вульф и подмигнул. Сиггейр не понял знака и сказал:

— О делах мы поговорим позднее. Сейчас поешьте, попейте с нами, отдохните с дороги.

Вульф кивнул и вошел вслед за князем гаутов в чертог.

Зал был широким и просторным и освещался солнечным светом, который попадал внутрь через несколько окон в стенах и дымовое отверстие в потолке. Земляной пол был выложен свежей соломой. Высокую крышу подпирали три пары столбов, выставленных в ряд. Между столбами тянулись столы, заставленные едой и питьем, за которыми сидели свирепого вида воины, хмуро разглядывающие вошедших гостей. В зале воцарилось гробовое молчание, пока Вульф со своей дружиной шли по залу и рассаживались за свободные столы. Единственный, кто в этом зале улыбался, был Бьярни, которого Вульф несколько дней назад послал к гаутам. Увидев своего вождя, он радостно вскочил со своего места за одним из дальних столов в стороне от херулийцев, и подошел к своим. Вульф обнял его и усадил рядом с собой.

— Все в порядке? — шепнул Вульф.

— Пока да, — ответил Бьярни, — Сиггейрер принял меня как гостя, так что эти псы не пытались затеять драку со мной. Разве что насмехались над тобой так, чтобы я слышал, но я не обращал внимания.

— Все правильно, Бьярни, — похвалил его Вульф, — Теперь они заговорят по-другому.

— Здесь их почти пол сотни, — предупредил гонец.

— Я знаю. Все будет в порядке.

Тем временем Сиггейрер и его родня прошли через зал к своему столу и сели на скамьи. Сигрун взяла кувшин с пивом и подошла к столу, за которым сидел князь херулийцев. Вульф смотрел, как девушка наполняет пивом рог Старкада, в то время, как тот не сводил глаз с Вульфа. Ильвинг смотрел в его злобные зеленовато-серые глаза, светившиеся ненавистью из-под нахмуренных бровей, и представлял, как лезвие Кормителя Воронов разрубает его низкий лоб и алая кровь заливает широкое уродливое лицо.

Затем Сигрун подошла к Вульфу, и он протянул ей свой рог.

— Ты — настоящее украшение этого зала! — громко сказал он ей.

— Приятно слышать эти слова от такого славного конунга, как ты, — ответила Сигрун, но в ее голосе он не услышал ничего, кроме обычной вежливости. Взглянув в ее маленькие как у птицы глаза, он ощутил холод и безразличие, которые повергли его в некоторое уныние. Наполнив рог, Сигрун вернулась к своему месту рядом с отцом, который поднялся, собираясь что-то сказать.

— Для меня великая честь принимать таких знатных гостей в своем чертоге, как Старкад Херулийский и Вульф, сын Хрейтмара из рода ильвингов! — торжественно произнес Сиггейрер и поднял рог с пивом, — Поднимаю тост за моих благородных гостей!

Глотая холодное пиво, Вульф следил за Старкадом, который приложил края рога к губам, а затем выплеснул пиво на землю, сделав вид, будто случайно выронил рог из рук.

— Выродок! — пробормотал Вульф и положил пустой сосуд на стол.

Началась трапеза, но Вульф приказал своим людям много не пить и быть на чеку. Херулийцы и дружинники Вульфа ели по большей части молча, внимательно следя друг за другом. Хозяева чертога чувствовали себя неуютно и всячески пытались разрядить обстановку шутками и свежими вестями из дальних краев. Затем Сиггейрер позвал скальда, и тот принялся петь под волнующие звуки арфы. Его песнь рассказывала о подвигах данского конунга Фроди и его сыновьях, но мало кто вслушивался в слова песни. Воины вяло жевали мясо и перешептывались друг с другом. Вскоре смущенный скальд ушел, оставив палаты князя в тишине.

Вульф посмотрел на Сиггейрера и его родню, думая о том, что сталось с супругой гаутского князя. Из женщин Сигрун была единственной в этом зале. Она хмуро разглядывала свою пустую тарелку, отягощенная думами о неизбежном предстоящем замужестве.

Вульф решил не затягивать с важными делами и поднялся со своего места, чтобы направиться к Сиггейреру. Шагая к помосту, на котором сидел гаут, Вульф видел краем глаза, как замер Старкад, наблюдая за своим соперником. Сиггейрер понял ильвинга без слов и встал ему навстречу. Они вышли из зала и оказались в комнатке, где сидели и ели служанки. При виде вошедших князей девушки торопливо покинули комнату, оставив их наедине.

— Итак, я здесь! — произнес Вульф, твердо глядя в глаза Сиггейреру, — Мой гонец передал тебе послание?

— Передал. Но… — гаут замялся, стараясь подыскать нужные слова, — Я не могу согласиться на твое предложение.

Вульф молчал, нахмурив белесые брови и ожидая продолжения.

— Я не могу дать тебе большую дружину, так как у нас много врагов. Самые опасные из них — это херулийцы. Но теперь к счастью мы сможем установить с ними мир и использовать передышку, чтобы собраться с силами.

— Ты думаешь, это будет долгий благодатный мир? — с сарказмом в голосе спросил Вульф.

— Нет, — гаут покачал головой, — конечно, нет. Но это лучше, чем их непрекращающиеся набеги. Я выдам Сигрун замуж за Старкада и использую мир с херулийцами для того, чтобы расправиться с другими врагами.

— Ты не понимаешь, что происходит, Сиггейрер, — грозно изрек Вульф. — По Мидгарту движутся несчетные полчища троллей и великанов. Если они одолеют нас, то вне всякого сомнения сомнут и гаутов, и херулийцев и всех остальных. Я зову всех, слышишь, ВСЕХ воинов под свои знамена ради общего дела. И при этом я щедро плачу, не так ли?

— Что правда, то правда, — согласился Сиггейр, — Такого великодушия не выказывал еще ни один конунг на этой земле.

— Кроме того, — продолжал Вульф, — Я собрал уже огромную армию — около двадцати с половиной тысяч человек. В моей армии есть много опытных колдунов, способных одним движением руки обратить в пепел сотни чудищ. Наконец, на моей стороне великие боги — Воданаз и Тонараз будут сражаться бок о бок с нами, ибо грядущее сражение — это не просто очередная распря между князьями. Это битва, от которой зависят судьбы людей и всего Мидгарта и даже Асгарта! Конец света ждет и богов и людей, если мы проиграем.

И последнее, моя армия — это армия будущего. Когда мы одолеем троллей, мы сможем покорить весь мир, так как на нашей стороне сила и умение и милость богов. А когда мы начнем покорение мира, лучше будет, если гауты будут на нашей стороне. Будет лучше и для нас и для вас. Запомни, Сиггейрер, в единении наша сила! У нас один язык и одна Вера, мы единый народ. Мы должны быть вместе! Когда мы будем вместе, вам не придется страшиться херулийцев, или кого-то еще. Они будут бояться нас, потому что вместе мы всегда сильнее.

Ирмин-конунг замолчал, глядя на князя гаутов, который вышагивал взад вперед по комнате, размышляя над его словами. Наконец он сказал:

— То, что ты говоришь, конечно важно. Но все это происходит где-то далеко за много дней пути отсюда. А Старкад со своими людьми сидит вот за этой дверью. И Скьёльдунги могут появиться в моих землях в любой день. Я не могу оставить свой народ без защиты.

— Насчет Старкада можешь не беспокоится. Он не доживет до завтрашнего вечера.

Сиггейрер посмотрел на ильвинга, словно на безумца, а потом спросил тихим вкрадчивым голосом:

— Ты хочешь сказать, что поможешь мне избавиться от херулийцев?

Вульф вздохнул и, глядя гауту прямо в глаза, сказал:

— Мои условия таковы: мы уничтожаем херулийцев и даем тебе шесть мешков золота. За это я беру в жены Сигрун, мы с тобой заключаем побратимство, ты оставляешь здесь столько людей, сколько необходимо для защиты твоих имений, а остальные вместе с тобой отправляются в Уппланд и присоединяются к моей армии. Что ты скажешь на это?

На этот раз молчание князя было долгим. Он поглаживал свой заостренный нос, раздумывая над предложением и взвешивая все «за» и «против». Предложение выглядело заманчивым, однако мысль о потере независимости вовсе не радовала его. Сиггейрер понимал, что дать отказ он не может. Будучи мудрым правителем, он знал, что за этим последует. Единственная возможность, которую он видел, была сделать условия более выгодными для себя.

— Ну, что ж, — вскоре сказал он, — Я согласен, но у меня есть два условия.

— Говори.

— Я присоединяюсь к твоей армии только на время войны с троллями. Когда война будет окончена, я со своей дружиной возвращаюсь обратно в Гаутланд.

Вульф сощурил глаза, глядя на рослого гаута, и подумал о том, что он, Вульф, разумеется, не допустит этого. Но вслух он сказал:

— Согласен. Что еще?

— Второе условие… больше золота, скажем десять мешков.

— Знаешь ли, князь, шесть мешков — это и так в два раза больше, чем получат все остальные князья, кто решит присоединиться ко мне. Я дам только шесть мешков.

— Хорошо, но выкуп за невесту…

— Еще два мешка! — отрезал Вульф и протянул руку.

Мгновение поколебавшись, Сиггейрер кивнул и пожал Вульфу руку в знак согласия.

— Кстати, ты сказал, надо ехать в Уппланд? — поинтересовался Сиггейрер после этого.

— Верно, Уппланд. Наша армия стоит рядом со Свергартом.

— Свергартом? — воскликнул Сиггейрер. — Так сверы тоже в твоей армии?!

Вульф знал, что рано или поздно князь гаутов узнает об этом, поэтому он сказал:

— Да, сверы тоже с нами, и вам придется заключить мир друг с другом, так как вы будет сражаться вместе в одной дружине плечом к плечу.

— Эти псы порубили много моих родичей! — гневно вскричал Сиггейрер, но Вульф оставался спокойным и тихо ответил:

— И вы тоже положили не мало сверовой знати. Пора мириться. Разве у гаутов мало врагов? Зачем продолжать враждовать со сверами, когда у вас появилась прекрасная возможность заключить с ними мир, сохранив при этом честь и достоинство своего рода?

Сиггейрер не нашел, что ответить на это. Он лишь буравил взглядом Вульфа и сжимал кулаки, будто готовился к потасовке.

— И потом, — продолжал Вульф, — сила и отвага гаутского племени ни для кого не секрет. Я ценю ваш род гораздо выше, чем жалких сверов. Однако я вынужден держать их в своей армии, так как сейчас нам дорог каждый воин. В то же время я не могу допустить, чтобы в моей армии кто-то чувствовал себя на низком положении, поэтому все сказанное сейчас должно остаться между нами.

— Я понимаю тебя, — ответил Сиггейрер, явно довольный услышанным. Он гордо вскинул голову и провозгласил:

— Гауты присоединяются к твоей дружине, Вульф ильвинг!

— Хвала твоей мудрости, — с улыбкой ответил Вульф и еще раз пожал князю руку. — Вместе мы победим наших общих врагов!

Вульф позволил себе облегченно вздохнуть, радуясь тому, что сумел убедить строптивого гаута. Он также радовался своей удаче, так как то, что вначале казалось помехой, сослужило теперь хорошую службу — он не был уверен, смог бы он убедить Сиггейрера, не будь рядом херулийцев.

— Как ты собираешься победить Старкада и его дружину? — поинтересовался князь гаутов, — Их здесь сорок человек. Я тебе не могу помочь, так как я уже принял их, как своих гостей.

— Я брошу вызов Старкаду и убью его, — без тени сомнения в голосе ответил Вульф, — А когда его дружина уйдет, мы вместе догоним их и перебьем.

— Ты уверен, что все произойдет именно так? — засомневался Сиггейрер.

— Разумеется!

— Но Старкад и его дружина — это не единственные херулийцы в этих краях.

— Я знаю. Все будет в порядке. Положись на меня, мой меч меня не подведет. Но учти, Сиггейрер, после того, как они покинут твой чертог, мы с тобой будем биться против них вместе.

— Нет, — сказал вдруг князь гаутов, — Только после того, как они покинут мои земли, я смогу выступить против них, не нарушив законов гостеприимства.

Вульф вздохнул и собрался было что-то возразить, но затем передумал и сказал:

— Согласен!

Сиггейр оскалил зубы в предвкушении долгожданной мести своим воинственным соседям.

— Тогда вперед! — воскликнул он и распахнул дверь, ведущую в главный зал.

В зале по-прежнему слышался приглушенный ропот воинов, когда князья вернулись и подошли к столу, за котором сидели Сигрун, Сигмунд и Сигвард. Дружина Вульфа и херулийцы пристально следили за Вульфом, который подошел к девушке и взял ее за руку. Сигрун бросила удивленный взгляд на Вульфа и явно напряглась, не понимая, что происходит. Вульф жестом попросил ее подняться, а когда она встала, он громко объявил:

— Слушайте все! Перед вами Сигрун, дочь Сиггейрера, моя невеста, а завтра она станет моей женой!

В зале повисла гробовая тишина. Все присутствующие замерли, кто с рогом в руках, кто с кабаньей ногой в зубах и уставились на широкоплечего ильвинга, который держал дрожащую кисть девушки и безмятежно улыбался, словно радовался своему счастью. Сказав так, Вульф повернулся к Сигрун и, глядя в ее растерянные и широко раскрытые глаза, блестевшие голубоватым светом на побледневшем лице, громко спросил:

— Ты согласна стать моей женой, прекрасная Сигрун?

Девушка приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Она медленно повернула голову к своему отцу, который едва заметно кивнул ей. Затем она повернулась обратно к Вульфу, сглотнула комок в горле и ответила:

— Д-да…

Услышав то, что он хотел услышать, Вульф отпустил руку Сигрун и позволил ей сесть, а сам повернулся к залу и встретил пылающий ненавистью взгляд Старкада. Глаза херулийца налились кровью, как у разъяренного быка, и свирепо смотрели из-под густых гневно нахмуренных бровей. Он вскочил со скамьи и ударом ноги отпихнул стол в сторону. Стол развалился на куски, а стоявшая на нем еда рассыпалась по полу. Перешагнув через обломки стола, Старкад направился к помосту, на котором стоял Вульф. Воины в обеих дружинах, а также люди Сиггейрера, которые стали по приказу своего князя сходиться в зал, внимательно следили за своими вождями, держа наготове оружие.

Сохраняя невозмутимое выражение лица, Вульф спустился с помоста и пошел навстречу Старкаду. В этот момент Сиггейрер поднялся со своего места и крикнул:

— Не вздумайте затевать распрю в моем чертоге!

Вульф и Старкад остановились на расстоянии трех-четырех шагов друг от друга, и херулиец посмотрел на правителя Гаутланда.

— Я этого не забуду, Сиггейрер, ты и твой род сгорит в огней моей мести, — прорычал он, после чего повернулся к Вульфу и, сощурив глаза, прошипел сквозь плотно сжатые зубы:

— Как посмел ты перейти мне дорогу, щенок! Кровавый орел украсит твою грязную спину! Я истреблю твой род!!

— Недолго осталось тебе жить, голодранец, — ответил ему Вульф, — Я накормлю стаю воронов твоими глазами, и волков — твоим жалким, трусливым сердцем.

Старкад зарычал в ответ, и на его губах выступила пена. Вульфу показалось, что еще мгновение и херулиец броситься и вцепиться зубами в горло. Но он знал, что Старкад не нарушит законов гостеприимства. Вульф сказал:

— Пусть Тиваз рассудит, кому жить, а кому гореть на костре!

— Хольмганг! — вскричал Старкад.

— Завтра на рассвете, — согласился Вульф и зашагал к своему столу.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

На рассвете следующего дня три отряда воинов направились к озеру, которое находилось за Беличьей Рощей и называлось Шумное. Там в самой его середке зеленел небольшой круглый островок, на котором местные жители испокон веков совершали хольмганги, а также решали прочие спорные дела. Дорогу туда показывали гауты, возглавляемые Сиггейрером. По разные стороны от них шли херулийцы и Вульф со своей дружиной.

Утро выдалось ненастное. Дул холодный ветер, покрывало свинцовых облаков затянуло небо, капал мелкий дождь. Вульф шел в унылом настроении, думая о предстоящем поединке. Он был уверен в своих силах, но пророчество принесенного в жертву херулийца не выходило у него из головы. «Что ж, — думал он, — если это предначертано норнами, знать так тому и быть. Хигелак доведет все дело до конца. Но я клянусь принести тебе еще одну жертву, Воданаз, если даруешь ты мне победу». Вскоре он отбросил мрачные мысли, так как дорога привела их к берегу озера.

Люди Вульфа и гауты остановились у кромки воды, а херулийцы в сопровождении нескольких местных воинов стали обходить озеро, чтобы встать на противоположном его берегу.

Вульф посмотрел на остров. Покрытый сочной травой, остров представлял собой почти круглый холмик с очень пологими склонами. На берегу у ног Вульфа лежала перевернутая днищем вверх лодка.

Сиггейрер подошел к Вульфу и спросил:

— Ты решил, кто будет у тебя щитоносцем?

— Мне не нужен щитоносец, — хмуро ответил Вульф.

— Но по законам хольмганга полагается, чтобы…

— Мне наплевать на законы! — отрезал ильвинг, — Со мной Кормитель Воронов и мой шлем. Больше мне ничего не нужно.

А про себя он добавил: «разве что благословления Одноглазого». Сиггейрер пожал плечами и сказал:

— Как знаешь. У Старкада будет щитоносец.

— Тем лучше, — ответил ему Вульф, — значит волчий завтрак сегодня будет из двух блюд.

— Я бы предпочел, чтобы он был из сорока, — вставил Хродгар и засмеялся.

— Так оно и будет, братец, — уверенно заявил Вульф и похлопал Хродгара по плечу, — Так оно и будет!

Сиггейрер смущенно посмотрел на Вульфа.

— Не забывай, что я не могу тебе помочь в битве против этих, — робко сказал он, словно стеснялся своих слов, и кивнул в сторону выстроившихся на противоположном берегу херулийцев, — Они все еще мои гости.

Сигурд хотел было что-то сказать на это, но промолчал, поняв, что у Сиггейрера нет иного выхода — он был связан законом гостеприимства.

— Будьте готовы! — обратился Вульф к своим воинам, собравшимся полукругом вокруг него и гаутского князя. — Как бы не закончился поединок, битвы с ними нам не избежать. Если я погибну, ты, Сигурд, поведешь людей в бой.

Юноша кивнул, бросив неуверенный взгляд на старшего брата.

— Такие как ты не гибнут от рук грязных свиней вроде этого Старкада, — произнес Гейрер.

— Возможно, норны считают иначе, — пожал плечами Вульф.

В этот момент протяжно загудел рог, возвещая о том, что участникам хольмганга пора готовиться к началу поединка.

Вульф перевернул лодку и спустил ее в воду, после чего вставил весла в уключины и сел, положил меч на дно, а шлем на колени. Взявшись за весла, он принялся ждать сигнала. Лодка мягко покачивалась на воде, которая была такая прозрачная, что можно было видеть мельтешащие у самого дна косяки рыб. Вульф заметил, что многие из его людей начертили в воздухе Знак Молота, надеясь оберечь этим своего вождя.

Рог загудел во второй раз и вскоре после этого в третий, объявляя о начале поединка. С этого мгновения с острова должен будет вернуться лишь один — победитель.

Вульф увидел среди столпившихся на берегу людей Сигрун. Девушка пришла поглядеть на поединок и стояла у самой воды, позволяя маленьким волнам омывать пальцы ее ног. Светло-голубые глаза холодно глядели из под тонких бровей, а худощавое лицо застыло в беспристрастной маске судьи. Вульфу показалось, что она явилась сюда всего лишь насладиться зрелищем.

Ирмин-конунг повернулся к острову, зеленеющему посреди серой воды и надел шлем. Он вздрогнул, и на мгновение перед его глазами замелькал огненный хоровод, а затем исчез, пробуждая в нем обостренное обоняние и звериные инстинкты. Он знал, что темные глазницы волчьего черепа на его шлеме загорелись жизнью, готовые вселить безумный ужас в душу того, кто осмелиться заглянуть в них.

Вульф стал грести к острову. Холодный ветер дул ему в лицо, подгоняя его вперед, будто торопился привести воина к победе… или гибели. Дождь перестал, но мрачные тучи по-прежнему скрывали солнце.

Вульф работал веслами, стремительно приближаясь к острову. Вскоре он услышал, как киль лодки зашуршал по дну. Схватив меч, он выпрыгнул в воду и побежал к берегу. Он не знал, что происходит на другой стороне холма, но был уверен, что его противники тоже мчаться к вершине. Вульф бежал вверх по склону холма, перепрыгивая через кочки и редкий кустарник. Когда он появился на вершине, он увидел там двоих херулийцев, ждущих его с оружием наготове. Старкад, стоявший на шаг впереди своего щитоносца, держал в руках огромных размеров секиру. Его голову защищал шлем, а грудь — кожаный нагрудник. Его спутник был защищен почти также, но держал в руках большой круглый щит, выкрашенный в сине-зеленые цвета. Вульф заметил на поясе у щитоносца кинжал — явное нарушение правил хольмганга, но ничего не сказал по этому поводу. Он встал в десяти локтях от херулийцев, пытаясь восстановить дыхание, и занес меч над головой. Старкад удивленно взглянул на Вульфа, на котором из всех доспехов был один лишь шлем-страшило, и спросил:

— Где твой щитоносец?

— Мне не нужен щитоносец, чтобы расправиться с такой падалью, как ты! — крикнул ему в ответ Вульф.

Старкад взревел и бросился в атаку, размахивая секирой. Вульф встретил врага мощным ударом меча, который высек искру из железного лезвия секиры, отбив ее в сторону. Следом за этим Вульф нанес удар, который вовремя принял на себя проворный щитоносец. Старкад ударил сбоку, но Вульф отвел секиру мечом и сделал выпад, пытаясь достать острием бедро. Старкад успел убрать ногу и обрушил следующий удар сверху вниз, надеясь разрубить Вульфа на две части, но ильвинг отошел в сторону, и секира вонзилась в землю по самую рукоять. В этот момент Вульф рубанул по херулийцу, но щитоносец опять оказался тут как тут. Хотя его щит разлетелся в щепки, он выиграл время, необходимое его вождю, чтобы вырвать секиру из земли и отбить следующий удар Вульфа. Щитоносец снял висевший у него за спиной второй щит и встал рядом со Старкадом.

Издевательская ухмылка на лице щитоносца взбесила Вульфа, и он зарычал, словно зверь, а затем рванулся вперед. Бой продолжался и с каждым ударом становился все яростнее и свирепее. Вульф заметил, что его противник старается смотреть ему в грудь, избегая встречи со страшным взором волчьего черепа. Но дрался он умело и в его движениях и ударах чувствовался многолетний опыт жестокого бойца. Последние несколько месяцев Вульф сражался в основном с троллями, которые были никудышными воинами. Он привык к их неуклюжим движениям, и к их зеленой крови. Теперь, когда судьба вновь свела его на поле брани с человеком, битва показалась ему не совсем привычной. И далеко не такой легкой, как он себе представлял. Сейчас ему пришлось вспомнить все хитрости и уловки, которые он прежде использовал в схватках.

Бой длился очень долго. Вульф не мог точно определить, сколько прошло времени, пока они кружили по всему острову, обмениваясь ударами один мощнее другого под подбадривающие выкрики воинов, наблюдавших за поединком с обоих берегов. Хотя он не получил пока ни одной серьезной раны, он все же пожалел, что отказался от щитоносца. Он чувствовал, что начинает уставать, и меч тяжелел в его руках с каждым разом, когда ему приходилось заносить его для очередного удара.

Звенело железо, время от времени остров оглашался боевым кличем, когда один из воинов наносил удар, который казался ему смертельным. Но всякий раз оружие не достигало цели, проносясь мимо Вульфа или вонзаясь в щит, подставляемый щитоносцем. В один момент Вульфу удалось ударом ноги опрокинуть Старкада наземь. Радостно подскочив, Вульф ударил сверху вниз, намериваясь расчленить тело врага на две части, но щитоносец опять спас своего вождя. Кормитель Воронов разрубил второй щит на две части и поранил руку щитоносцу. Вульф собрался нанести еще один удар по встающему на ноги Старкаду, но вдруг коварный щитоносец выхватил из-за пояса кинжал и бросился на Ильвинга. Вульф отскочил в сторону, но лезвие кинжала успело оставить глубокий кровавый след на его боку. Резкая боль сковала шоком его мышцы, заставив поморщиться. Острое жжение в боку и теплые струйки крови, стекающие на его бедро, вызвали в нем вспышку дикой ярости. Вульф почувствовал, как волны бешенства заполоняют его рассудок. Он издал дикий вопль и рванулся к щитоносцу, но широкая фигура Старкада появилась у него на пути. Засверкали клинки, и Вульф стал теснить противника назад, стараясь не выпускать из поля зрения подлого щитоносца, который сновал из стороны в сторону, пытаясь зайти Вульфу за спину, чтобы вонзить кинжал в тело могучего ирмин-конунга. Однажды, когда Вульф увидел, что щитоносцу удалось заскочить ему за спину, он резко развернулся и, шагнув назад, взмахнул мечом. Клинок разрубил голову щитоносца от уха до уха, кровь и кусочки мозга брызнули во все стороны. Не медля ни секунды, Вульф развернулся влево, чтобы подставить меч под секиру Старкада.

Теперь они бились один на один. Секира и меч плясали в безумной пляске смерти, словно две змеи, стремящиеся вцепиться друг другу в глотку. Воины ревели, подобно рассвирепевшим медведям, и твердо стояли на земле, не желая уступать ни шага.

Вульф забыл о ране в боку. Он почти не чувствовал боли, потому что все его внимание было приковано к противнику и его секире, которая то и дело свистела совсем рядом с лицом. Но тут яркий свет заставил его взглянуть вверх. Сверкая доспехами, по небу скакала воинственная дева на белом коне. Она мчалась во весь опор, стремительно приближаясь к двум бойцам. Вульф старался не отвлекаться и не думать о том, за кем прискакала эта валькирия, посланная Отцом Павших, чтобы принести героя, который должен погибнуть в ближайшее мгновение, в его священный чертог. Хриплый голос принесенного в жертву херулийца зазвучал в его голове: «Там… погибнет… Ильвинг…» Вульф чувствовал ее присутствие у себя над головой, но увидел, что Старкад также заметил грозную деву в небесах и поднял к верху глаза. В этот момент лезвие Кормителя Воронов рассекло живот херулийца. Розовые канатики кишок вывалились из вскрытой полости, Старкад захрипел и оперся на секиру, едва держась на ногах. Валькирия была уже совсем рядом. Вульф взглянул в затуманенные глаза Старкада и увидел в них отчаяние и страх, которые сковали крепкими узами его душу.

— Слава Воданазу! — торжествуя, прокричал Вульф и мощным ударом меча отсек херулийцу голову.

Фонтанчики алой крови взметнулись ввысь, и над упавшим телом возникло темно-серое облачко, очертанием напоминавшее человека. Скачущая валькирия подхватила облачко и взмыла ввысь, устремившись к низко нависшим тучам, чтобы скрыться под их покровом и шагнуть в сияющие палаты Чертога Павших.

Вульф снял шлем и вытер рукавом струившийся по лицу пот. Тяжело дыша, он повернулся к берегу, где стояла его дружина и гауты, и воздел в воздух меч. Победный вопль разнесся над озером, достигая слуха стоявших на берегу людей.

Вульф устало побрел к берегу, возле которого покачивалась на воде лодка. Рана в боку ныла и все еще кровоточила, а мышцы рук побаливали от долгой битвы.

Он забрался в лодку и погреб к берегу. Холодный ветер приятно обвевал разгоряченное лицо и саднящие раны на теле. Когда лодка приблизилась, Сигурд, Хродгар и еще несколько воинов вступили в воду, чтобы подтащить лодку к берегу и помочь выбраться раненному вождю.

Дружина радостно обнимала своего князя, поздравляя с победой. Сиггейрер подошел к Вульфу и сказал ему с улыбкой:

— Я счастлив, что ты выжил. Все это время я молил Тиваза дать тебе победу.

— Благодарю, — ответил Вульф, держась рукой за рану и добавил, — Если кто-нибудь сейчас не перевяжет меня, то дар Великого окажется напрасным.

Один из гаутских воинов подошел к ильвингу с длинном лоскутом материи, который отодрал от своей рубахи. Пока он перевязывал Вульфа, Сигрун подошла к своему жениху и сказала:

— Молодец! Ты показал себя достойным моей руки.

— Счастлив угодить, — буркнул Вульф, немного раздраженный надменностью девушки и холодным взором ее прозрачных глаз.

— Но тебя ждет еще одно испытание, — сказала она и в ее голосе Вульф услышал злорадство.

Сигрун указала тонким пальцем вправо, где выстраивались в боевой порядок херулийцы, вернувшиеся с противоположного берега озера.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Херулийцы встали на расстоянии пятисот локтей, ощетинившись оружием. Один из них, видимо оставленный Старкадом за главного в случае его гибели, выступил вперед и крикнул:

— Готовьтесь к бою, ильвинги!

Вульф угрюмо смотрел на выстроившихся в неровные ряды херулийцев, думая о том, что четырнадцать человек могут сделать против сорока, чтобы победить. Херулийский воевода тем временем продолжал орать:

— Сиггейрер, если не желаешь нарушить данного тобой слова, уведи своих людей домой и жди нас. Если ты все еще хочешь мира с нами, то я сватаю твою дочь для Храбанахельма, брата Старкада! Готовь приданное, Сиггейрер!!

Херулиец расхохотался и двинулся вперед. Его отряд пошел за ним. Хотя они были еще слишком далеко, Вульфу показалось, что он видит в их глазах жажду крови и ликование стервятников, уверенных в том, что их добыча ранена и достаточно слаба и не окажет никакого сопротивления, когда их жадные клювы вонзятся в ее обессилившую плоть.

Вульф с надеждой посмотрел на Сиггейрера, но на лице гаута застыло выражение нерешительности и сомнения. Он переводил взгляд с херулийцев на ильвингов и обратно, размышляя о том, что предпринять. Сигрун подошла к отцу и что-то шепнула ему на ухо. Князь гаутов посмотрел на нее и громко ответил:

— Я знаю, что один из них должен стать нашим союзником, но ты пойдешь с нами! Я не оставлю тебя здесь.

— Нет, — упрямо возразила девушка, — Возвращайтесь в гарт, а я останусь здесь и вернусь с тем, кто одержит победу в этом сражении.

Видимо зная характер своей дочери, Сиггейрер не стал спорить с ней и скомандовал своим людям отход. А Сигрун забралась на небольшой пригорок неподалеку и, сложив руки на груди, устремила надменный взор на две группы воинов, готовящихся к сражению.

Вульф взглянул на приближающихся херулийцев и тут ему вспомнились слова, сказанные Воданазом в их последнюю встречу: «…вспомни о наконечнике копья, когда придет час битвы». Вульф оглядел свое скудное войско, стоявшее рядом с ним с мечами, секирами, копьями и топорами наготове. В их глазах горела решимость сражаться и умереть достойно за себя и своего князя, и Вульф был уверен, что ни один из этих витязей не дрогнет и не отступит, а будет драться до конца.

Херулийцы сократили расстояние, разделявшее их от неприятеля, почти на половину, когда Вульф стал выстраивать своих людей в два сходившихся друг к другу ряда, встав сам в его главе.

— Мы будем драться так! — крикнул он своим дружинникам и поднял Кормителя Воронов над головой. — Прикройтесь щитами, держите строй, колите из-под щитов. Мы расколем их надвое нашим клином. Каждый из нас должен убить не меньше четырех херулийцев, и тогда мы победим. Вперед!!

Выстроенные в острый клин с Вульфом во главе, воины подняли щиты, закрывая ими торсы, и двинулись навстречу приближающимся херулийцам.

Ирмин-конунг ускорял шаг, постепенно переходя на бег. Его воины бежали за ним и старались сохранять строй. Херулийцы, немного сбитые с толку необычным построением врагов, замедлили движение, но замешательство быстро прошло, и они побежали навстречу Вульфу и его дружине.

Вульф нахлобучил шлем, и привычный хоровод огней заиграл перед глазами. Глазницы волчьего черепа загорелись, Кормитель Воронов застыл над ним, занесенный для удара. Глядя на приближающихся врагов сквозь широкие глазные отверстия шлема, Вульф почувствовал необычное ощущение — смесь безумной радости и отчаяния, и его губы и язык задвигались, изрекая слова, которые складывались в такую вису:

Вульф пел громко, и бежавшие рядом с ним воины повторяли слова своего вождя, словно молитву. Вульф смотрел вперед, его взгляд был прикован к приближающимся врагам, которые затмевали собой весь окружающий мир, а свирепая ярость разъяренного медведя и лютая ненависть раненного волка росли в нем, заряжая неземной силой его мускулы. Белая пена выступила на губах, а когда он запел следующую вису, его голос стал похож на рычание зверя.

Вульф бежал изо всех сил, а его воины едва поспевали за ним. Неровные ряды херулийцев и острый клин ильвингов и хордлингов неумолимо сближались. Стоявшая на пригорке Сигрун с молчаливым спокойствием взирала, как два отряда воинов мчатся навстречу друг другу, выкрикивая боевые клики. Среди всего этого шума отчетливо слышалось волчье рычание ирмин-конунга. Вульф выкрикивал слова, точно бил мечом:

Херулийцы были уже в нескольких десятках локтей. Вульф смотрел на бегущих врагов и увидел гарцующих над их головами грозноликих всадниц, готовых принять в свои объятия первых павших воинов. Это добавило ему уверенности, и он завопил, выкрикивая последние слова своей висы, словно победный клич:

С этими словами Вульф опустил меч на ближайшего к нему херулийца, который бежал впереди всех, разрубая его сверху до низу. Перепрыгнув через падающие половинки тела, он вломился в строй врагов, вращая клинком и продолжая бег, насколько возможно.

Клин рассек строй херулийцев надвое, будто острый нож, разрезающий масло. Ильвинги и хордлинги рвались сквозь вражеские ряды, топча убитых или просто сбитых с ног неприятелей. Дружине Вульфа удалось сохранить стройный клин — встав щит к щиту, они успели воспользоваться образовавшимся в стане противника хаосе. Действуя, как единое целое, они изрубили или тяжело ранили треть вражеских воинов, после чего херулийцы стали спешно перегруппировываться, занимая позиции с обеих сторон от клина и пытаясь пробиться сквозь твердь сомкнутых щитов. Ильвинги и хордлинги отчаянно дрались, встав плечом к плечу. Каждый из них время от времени издавал ликующий вопль, когда противник падал мертвый или покалеченный, но победный клич слышался также и от херулийцев, когда их оружие сражало дружинников Вульфа. Тогда стоявшие справа и слева от павшего товарища воины смыкали свои щиты, закрывая брешь в строю, и продолжали сражение с еще большим рвением.

Тем временем ирмин-конунг метался по полю битвы, словно разъяренный волк, круша черепа врагов налево и направо. Его меч сверкал в пасмурном свете дня, словно срывавшаяся с грозовых туч молния, и рассекал тела херулийцев, а дико сияющие глазницы черепа на шлеме сеяли панику и ужас среди неприятелей. Треск разрубаемых костей, победный вопль Вульфа и исполненные боли и отчаяния крики павших под его мечом херулийцев разносились над округой, достигая слуха девушки, стоявшей на пригорке и молча наблюдавшей за разыгравшимся у берега озера сражением. Она подняла излучающие холодную неприступность глаза к серому небу и увидела кружащего над полем битвы сокола, чье серебряное оперение поблескивало, точно украшенное драгоценными каменьями.

Кормитель Воронов тем временем щедро раздаривал смерть и увечья, а его рукоять сжимала твердая рука героя, который рычал и кидался от противника к противнику, не зная усталости или боли. Затуманенный яростью берсеркера, он все же сообразил отступить подальше от своих бившихся щит к щиту товарищей, чтобы нечаянно не поранить их в пылу схватки. Он пробил себе кровавую борозду в рядах херулийцев и вышел им в тыл, чем отвлек на себя чуть ли не половину их воинов. Он не чувствовал боли десятков крупных и мелких порезов на своем теле, оставленных неприятельским оружием, ибо в душе не осталось места для других чувств, кроме злости и ярости, которые наполнили каждую клеточку его мозга. Белая пена капала с бледных губ, а руки без устали вращали тяжелый клинок, убивая врагов один за другим. Налившиеся кровью глаза едва различали туманные силуэты одетых в кольчуги валькирий, которые сновали над полем брани, подбирая души поверженных воинов и унося их к Отцу Побед, что наблюдал за сражением и своим воинственным отпрыском, восседая на священном престоле Хлидскъяльв. А рядом с ним стояла богиня Хольда — прекрасная, как лунный свет, и пылающая огнем страсти, словно летнее солнце, повисшее в зените. Она стояла возле волшебного трона на вершине великой горы и взирала вниз на Мидгарт, где бушевала яростная битва. Светлый взор ее пленяющих своим очарованием глаз был прикован к соколу, что вился над полем брани, внимательно следя за могучим светловолосым воином, который кружился среди врагов, словно одинокий волк среди осадивших его псов, разрывая их на части одного за другим. И той хищной птице предстояла нелегкая задача — изменить узор, вытканный беспристрастными норнами на бесконечном полотне грядущего.

Вульф не видел перед собой ничего, кроме врагов, которых становилось все меньше и меньше. Своим волчьим инстинктом он почувствовал запах приближающейся победы и заработал клинком еще более свирепо. Разделавшись с одним противником, он тут же бросался к другому, ни давая себе передышки. Витязи в его дружине, которая уменьшилась на половину, перешли в атаку, вырвавшись из кольца окружающих их херулийцев. Оставшиеся с обеих сторон воины сошлись в поединках, и каждый знал, что битва близилась к концу. Никому не верилось, что это все же произошло, но с каждым мгновением становилось все очевидней, что победа достанется дружинникам Вульфа, которые дрались из последних сил, желая приблизить долгожданный конец.

Вульф снес голову одному из херулийцев и обернулся в поисках следующего врага. Сигурд и Хродгар сражались неподалеку плечом к плечу против троих херулийцев, и Вульф поспешил к ним. Он почти добежал до своих братьев, когда услышал охрипший от воплей голос у себя за спиной:

— Пусть сгорит весь твой род!

Вульф обернулся и увидел летящее в него копье, которое метнул подкравшийся сзади херулиец. Все произошло в одно мгновение — в далеких уголках его затуманенного битвой сознания мелькнула острая, как заточенное железо, мысль о неизбежности смерти, которая гнездилась на кончике копья, летящего в грудь; воинственная дева верхом на белом жеребце ринулась вниз в его сторону, чтобы подхватить его душу, а рядом с ней мелькнула серебристая тень. Покрытое перьями тело взмахнуло крыльями совсем рядом, отклоняя летящее копье в сторону и взмыло ввысь, а буйная валькирия промчалась мимо Вульфа к падающему на землю Хродгару, в чью спину вонзилось копье. Мгновение спустя она уже скакала к облакам, сжимая в жилистых руках душу погибшего ильвинга. Восседающий на волшебном троне Всеотец медленно поглаживал седую бороду и задумчиво смотрел на застывшего в ужасе Вульфа. Потом он поднял взгляд на стоящую рядом Хольду, которая облегченно вздохнула и посмотрела на него сияющими божественной красотой глазами.

Вульф стоял, не в силах пошевелиться. Он не верил своим глазам, глядя на мертвое тело Хродгара, из которого торчало древко копья. Он не сразу услыхал за спиной топот ног и тяжелое дыхание. А когда услышал, то мгновенно развернулся и вонзил меч в горло херулийца, подбежавшего к нему сзади с топором в руке. Вульф резко повернул меч вокруг своей оси и вырвал из раны. Херулиец свалился наземь, и из его пробитого насквозь горла захлестала кровь.

Вульф медленно повернулся и устало побрел к телу Хродгара. Яростная одержимость постепенно отпускала его, уступая место смертельной усталости и ощущению боли от многочисленных ран. Битва почти закончилась. Херулийцы, известные своим безумным упорством, дрались до самого конца, не желая сдаваться, но вскоре с последними оставшимися в живых врагами было покончено и семеро выживших дружинников и Сигурд подошли к своему покачивающемуся от изнеможения князю.

Вульф стоял над телом Хродгара, тупо уставившись на торчащее меж лопаток копье. Сигурд и остальные воины встали рядом, со скорбью глядя на мертвого ильвинга. Тяжелое молчание повисло среди усталых героев. Вульф протянул руку и взялся за древко копья, а на его руку легла ладонь Сигурда. Вместе они рванули копье вверх, вытаскивая его из раны. Алые капли крови закапали с острого наконечника, окрашивая траву в бурый цвет.

— Там… погибнет… ильвинг, — прошептал Вульф, выделяя каждое слово.

— Проклятье сбылось, — мрачно заметил Сигурд.

— Это должен был быть я, — сказал охрипшим голосом Вульф.

— Почему? — не понял Сигурд, который не видел всего, что случилось за его спиной.

— Это должен был быть я, — тихо повторил Вульф и снял шлем.

Истощенный тяжелой битвой и буйством берсеркера, которое выжало из него всю энергию, как сок из фрукта, Вульф почувствовал, что теряет сознание. Силы окончательно покинули его, колени подкосились, и он медленно повалился на землю, обагренную кровью его брата.

* * *

Сделав прощальный круг над полем брани, усеянном телами погибших и раненных, сокол вспарил высоко в поднебесье, где свинцовые тучи неслись, гонимые холодным ветром, радостно вскричал и помчался домой на север.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Боль. Страх. Отчаяние. Убийственные лучи жаркого солнца, отвратительное голубое небо, белые облака и зеленая трава. Мерзкая болезнь, обозначаемая страшным словом — «жизнь». Печаль и тоска по сырому холоду родного мертвого мира не давали покоя, тревожа сон и превращаясь в яростный бич, который использовал жестокий хозяин, заставляя жечь или топтать все вокруг по своему приказу. Вечные туманы Нифльхейма тянули к себе, проносясь неясными образами в его сознании, но исчезали всякий раз, когда его чуткого нюха касались раздражающая ноздри вонь проснувшегося от зимней спячки леса, его обитателей и всего, что жило вокруг. Когда все это кончится?!

* * *

Вульф приоткрыл глаза, и его взгляд уперся в закопченный потолок. Ощущения, терзавшие его в кошмарном сне, вернулись вместе с ним в явь, но начали медленно отступать в темные подвалы рассудка, оставляя после себя неприятный осадок. Вульф немного удивился необычному сну, который опять приснился ему. Он решил поговорить об этом с Хельги, поскольку был уверен, что эти сны несли в себе какие-то не ясные пока знаки, которые предстояло разгадать.

Вульф встал и огляделся по сторонам. Он находился в небольшой каморке, в которой стояла кровать и один табурет у изголовья. На нем покоился шлем-страшило, а на полу лежал Кормитель Воронов. Кто-то заботливо вытер лезвие от пятен вражеской крови и положил рядом с ним. Оглядев себя, Вульф увидел, что тело его в нескольких местах перевязано. Он все еще был слаб, мышцы рук и ног болели, а голова соображала медленно из-за перенесенного чудовищного напряжения. Только теперь он начинал понимать, каких трудов стоило быть настоящим берсеркером. Все имеет свою цену. Будучи мальчишкой, ему казалось, что бравые берсеркеры входят в состояние одержимости и выходят из него по одному своему желанию, ничего не теряя при этом. Однако реальность опровергала его детские иллюзии. Берсеркерганг — страшное и мощное оружие, но за него нужно платить. Как впрочем, и за все на свете. Вульф вспомнил о своем даре Мимиру, и его сердце уже в который раз сжалось печалью и сожалением. Великий Воданаз брал дорогую цену за свои дары. «У меня нет любви, но зато я могу достигать такого состояния, в котором никто не устоит передо мной». — думал он и чувствовал в себе запас сил для развития всех своих способности и умений, включая берсеркерганг. «Воданаз не глуп, — подумал он, — Значит, без этого нам не победить. Иначе он не предложил бы мне этот дар».

— Сколько же я пролежал тут? — спросил Вульф сам себя, и сморщился от саднящей боли в горле. Он поднял свое оружие и шлем и вышел из комнаты.

В пиршественном зале князя Сиггейрера было тихо. Слышался треск догорающих поленьев в очаге, да храп спавших на полу воинов. Вульф покинул зал и оказался во дворе гаутского чертога, окруженного каменной стеной. Он присел на лавку и взглянул на темно-синее небо. Близился рассвет.

Вульф вспомнил о погибшем Хродгаре. Думая о нем, ему было сложно объяснить свои чувства. Не стало самого младшего ильвинга, Вульф лишился опытного бойца, брошен вызов его клану. И ничего больше. Где-то далеко из потаенных глубин его сознания выныривал маленький человечек, гневно требуя, чтобы он испытывал горечь и скорбь. Но эти чувства присуще тем, кто теряет того, кого любит. Вульф позабыл эти чувства, как позабыл он и то, что такое любовь.

Ему вспомнилась Хильдрун — синеглазая девушка, милая и нежная, как первый подснежник, пробившийся сквозь снежный покров. Она говорит, что любит его. А что это такое? Вульф познал женские ласки почти также рано, как и взял в руки меч. Но чувство любви, о котором так искусно пели скальды долгими зимними ночами у пылающего очага, было тайной за семью печатями для него, и оставалось таковым и по сей день. А ведь все могло бы быть по-другому, не будь этих злосчастных троллей. Но теперь все потеряно. Его любовь покоится на дне колодца Мимира, надежно сокрытая чарами древнего бога. Если великий Воданаз не смог возвратить свой глаз, то ему, смертному, и подавно не вернуть свой залог. Что ж, значит, так тому и быть. Не стоит жалеть утраченного, тем более что в замен он получил силу, не снившуюся ни одному смертному. Впереди его ждал долгий и трудный путь, в конце которого сияла яркой звездой великая победа, поэтому не стоило распускать нюни. «Мне не нужна любовь, — решил Вульф, — Радость победы — вот чувство, которое приведет меня к вершине мира!»

Вульф положил меч себе на колени и вытащил из сумки на поясе оселок. Внимательно оглядев щербатое лезвие, он принялся точить железо, возвращая древнему клинку былую остроту.

* * *

Когда рассвело и люди стали просыпаться, Сигурд подошел к Вульфу, который все еще сидел на скамье, работая над клинком, и присел рядом.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он.

— Лучше, — хмуро буркнул Вульф, осматривая лезвие. Удовлетворенный своей работой, он бросил его в ножны, а оселок спрятал обратно в сумку. Затем спросил:

— Что произошло после того, как я потерял сознание?

— Ничего особенного. Мы вернулись в гарт, принесли двоих раненых и тебя с… — Сигурд запнулся, — …с Хродгаром. Сигрун велела своим служанкам перевязать тебя и уложить в кровать. А тело Хродгара мы отнесли в местное капище. Сейчас оно там. Ты был без сознания очень долго, мы уже стали беспокоиться.

— Сколько я пролежал?

— Весь день и эту ночь. Но та битва… — Сигурд посмотрел в сторону, вспоминая перипетии прошедшего сражения. — Ты был похож на бешеного пса, сорвавшегося с цепи. Я следил за тобой краем глаза и, честно сказать, не на шутку перепугался. Мне показалось, что ты обезумел и вот-вот примешься рубить своих.

— Я никогда не думал прежде, что стану берсеркером, — горько усмехнулся Вульф и добавил, — По правде говоря, я в самом деле обезумел, хотя точно знал, кто мои враги.

— Ты убил почти половину херулийцев, — с восхищением воскликнул Сигурд и похлопал брата по плечу. — Лишь благодаря тебе мы победили!

— И из-за меня погиб Хродгар, — мрачно отозвался Вульф.

— Почему ты так говоришь? Что там произошло?

Вульф долго молчал, прежде чем поведал брату о том, как некий сокол отклонил летящее в него копье, которое угодило в спину Хродгара. Также он сказал, что этот сокол спас уже однажды его и Вальхтеов, когда они удирали от великана Трюма.

— Это не простая птица, — заключил Сигурд.

— Конечно, нет. Мне кажется, кто-то из богов посылает эту заколдованную птицу, или…

— Что?

— …Или кто-то еще из смертных овладел искусством оборотня, — закончил Вульф мысль и неуверенно покачал головой.

Два брата задумались, не заметив, как к ним подошел хозяин гарта. Он встал, заслонив собой солнце, которое бросало косые лучи сквозь прорехи в плывущих облаках. Сиггейрер протянул Вульфу руку и сказал:

— Благодарю тебя, Вульф! Мы обязаны тебе победой над злобными херулийцами.

Вульф неохотно пожал руку гауту, а затем усадил его рядом с собой.

— Итак, Сиггейрер, — сказал он, — я выполнил твои условия сделки. Херулийцы уничтожены. Мы победили.

— Да, я знаю об этом, — вздохнул князь гаутов, — Сигрун рассказала мне о твоем геройстве и о том, как ты в одиночку истребил половину вражеского войска. И еще знаю я, что твой брат погиб. Я очень сожалею, что его нет сейчас с нами. Он был так молод, но бился, как взрослый мужчина.

— Да, — печально сказал Вульф, — Но сейчас он уже должно быть пирует с героями в Чертоге Павших.

— Мы справим по нему великую тризну, — сказал Сиггейрер, скорбно склонив голову.

Вульф повернулся к Сиггейреру и схватил его за плечо.

— Я повторяю, я выполнил твои условия! — громко объявил он.

Гаут дернул плечом, сбрасывая его руку, и хмуро спросил:

— Чего ты теперь хочешь?

— Завтра мы играем свадьбу. Послезавтра ты собираешь свое войско, и мы отправляемся в Уппланд, в наш лагерь, где ты прилюдно заключишь со мной побратимство.

Сиггейрер промолчал в ответ, устремив взгляд в небо, на медленно плывущие облака, похожие на флотилию кораблей, идущих по морю в военный поход. Вульфу показалось странным молчание князя. Однако ему не верилось, что тот затевал обман. Наконец Сиггейрер ответил:

— Я уже говорил тебе, Вульф, что кроме Старкада и его людей на юге есть еще херулийцы. Самое близкое к нам их поселение находится в Сконе. Там правит князь Храбанахельм, брат Старкада. Когда до него дойдет весть о хольмганге и о том, что здесь произошло, он не оставит меня в покое.

— К чему ты ведешь? — потребовал Вульф, подозрительно сузив глаза.

— Одним словом, мне придется оставить большую часть войска и остаться самому здесь, в Гаутланде. Я смогу дать тебе не больше трех-четырех сотен воинов, как благодарность за…

— Благодарность?!! — вскричал Вульф, вскочив на ноги. Он покраснел от злости и прорычал: — Я потерял здесь брата, который сражался, чтобы избавить тебя от твоих недругов! Здесь пали мои люди!

— То было твое решение! — закричал в ответ Сиггейрер, тоже поднявшись со скамьи.

На шум перебранки стали сходиться воины. Дружина Вульфа и Сигурд встали позади своего вождя, а гауты хмуро собирались за спиной Сиггейрера. Вульф ощутил острое желание дотянуться до горла Сиггейрера и сжать его мертвой хваткой, но он вовремя взял себя в руки.

— Значит, ты хочешь нарушить условия нашего договора! — заявил Вульф так, чтобы его слышали все собравшиеся тут гауты.

— Нет! — гневно возразил Сиггейрер, — Я говорю, что пока мы не расправимся с херулийцами из Сконе, я не смогу тебе помочь.

Вульф промолчал, злобно взирая на гаута. Усилием воли он заставил себя успокоиться, а затем сказал:

— В таком случае мы поступим так. Ты соберешь своих людей и нападешь на херулийцев в Сконе, я помогу тебе в этом. После того, как мы разобьем их, ты отправляешься со своей дружиной и со мной на север. По рукам?

Сиггейр задумался на мгновение, а затем кивнул и сказал:

— По рукам!

— Стойте! — раздался вдруг звонкий голос.

Растолкав собравшихся воинов локтями, к двум вождям протиснулась Сигрун. Она встала рядом с ними и, нахмурив тонкие как шелковая нить брови, провозгласила:

— Никто не покинет гарт, пока мы не сыграем свадьбу! А затем я пойду в поход с вами!

Сиггейрер удрученно покачал головой. Решимость в ее голосе обращала в прах любые надежды на попытку переубедить ее.

— Я думаю, славная дева не помешает в битве. Она придаст большей отваги нашим бойцам, а также будет, кому обходить раненых. Ты идешь с нами, Сигрун!

— Будущей жене героя и берсеркера пристало быть воинственной, — с улыбкой заметил Сигурд, — Тебе сильно повезло, братец.

Вульф засмеялся в ответ, обрадованный тем, что удалось прийти к соглашению с гаутами. Он обнял Сигрун за плечи и ощутил, как напряглись ее мышцы под его рукой, а затем сказал:

— Твоя дочь, Сиггейрер — само воплощение гаутской отваги!

* * *

На закате того дня тело Хродгара, сына Хрейтмара из рода ильвингов, далекого потомка великого бога Воданаза, было предано огню. Пламя погребального костра взметнулось ввысь, к лиловому закатному небу, озаряя буйным сиянием соломенные крыши домов и суровые лица собравшихся полукругом воинов. Вместе с телом Хродгара на костер был положен заколотый конь юного героя, его оружие, еда и питье, чтобы облегчить его нелегкий путь к высотам Асгарта. Местная жрица освятила сожжение и принесла небольшую глиняную урну, в которую Вульф сложит прах павшего брата, чтобы привезти его на север и установить в капище в Уппланде рядом с клановыми столбами ильвингов.

Уже стемнело и звезды вспыхивали одна за другой на темном безоблачном небе. Легкий ветерок уносил клубы дыма догорающего костра на запад, а Вульф все стоял и смотрел на тлеющие угли, думая о тончайшей, словно паутина, грани между двумя реальностями, в одной из которых он стоял у костра, провожая младшего брата в последний путь, а в другой сам лежал на этом костре с зияющей в груди раной от копья, и его плоть обугливалась и съеживалась, пожираемая ненасытными язычками погребального огня в то время, как его бессмертный дух переступал сияющий порог Чертога Павших, а отважная валькирия подносила ему рог с элем, приветствуя в новой обители. Но, как оказалось, Воданаз (или кто-то еще) решил, что не пришло время ирмин-конунгу гибнуть. Столько еще оставалось сделать! Многомудрый Отец Побед разумно использовал своих героев, и Вульф был уверен, что до той поры, пока в Мидгарте не падет последний тролль и великан, он мог не волноваться за свою жизнь, если только у Одноглазого не было более коварных планов.

Вечером воины собрались в пиршественном зале Сиггейрера, где они правили тризну. Выпив несколько рогов пива, люди немного повеселели, но Вульф и Сигурд оставались по-прежнему мрачными. Вульф почти не прикоснулся к еде, он лишь глотал пьянящую влагу, глядя невидящим взором поверх голов сидевших напротив мужчин, не замечая сновавших от стола к столу жен и дочерей гаутских витязей, которые присматривали за тем, чтобы рога пирующих не пустели. Перед его глазами проносились картины жестокой мести, которую он собирался свершить над Храбанахельмом и другими херулийцами. Оставалось лишь набраться терпения и ждать того дня, когда он сможет осуществить то, что задумал.

Время близилось к полуночи, когда Вульф поднялся из-за стола и нетвердой походкой покинул зал. Порыв ветра взъерошил его волосы ночной прохладой, мгновенно отрезвляя и возвращая ясность мысли. Вздохнув полной грудью, он решил пройтись вокруг чертога Сиггейрера, а затем отправиться спать. Он пошел вдоль стены, свернул за угол и остановился, как вкопанный. Перед ним стояла девушка. Вульф узнал нежные и мягкие черты ее лица, освещаемого неверным светом звезд. Но через несколько мгновений образ Хильдрун исчез, будто призрак, поднявшийся из могильного кургана, а на том месте, где она только что стояла, догорало серебряное сияние, которое также исчезло, слившись с ночной тьмой.

Вульф стоял так некоторое время, не в состоянии понять, видел ли он Хильдрун на самом деле, или это был продукт его опьяненного пивом рассудка. В конце концов, он пожал плечами и отправился спать.

* * *

Следующий день прошел без особых приключений. Выжившие ильвинги и хордлинги залечивали раны, двое тяжело раненых дружинников Вульфа пришли в себя и стали поправляться. Конечно, в ближайший месяц им вряд ли будет под силу взяться за оружие, но ирмин-конунг был все же рад их выздоровлению, так как ценил жизни своих воинов и сознавал, что в предстоящем сражении с троллями и великанами каждый способный держать оружие мужчина будет на счету.

Гауты тем временем готовились к свадьбе, которую решено было сыграть днем позже, поскольку согласно поверьям гаутов следующая ночь была Ночью Дис. Брак, заключенный в эту ночь, считался особенно святым и плодовитым, и большинство пар предпочитали дожидаться именно этой ночи. Иные пары предпочитали даже ждать месяцами. На эту ночь приходилось последнее новолуние перед праздником Середины Лета, и Вульф тоже считал это время священным и наиболее подходящим для заключения брачных уз. Он пожалел, что его матери не будет с ним. Женитьба — событие важное и хотелось бы получить благословление Дис ильвингов, которые могла вымолить мать, или другая близкая родственница. Но в данном положении приходилось довольствоваться благой волей гаутских Праматерей.

Раннвейг — единственная тетка Сигрун по материнской линии — взяла на себя подготовку племянницы к свадьбе. Она достала свадебное одеяние и корону Раннгейд — своей сестры, которая, как позже выяснил Вульф, умерла при родах, и принялась примерять все это к Сигрун. Вульф тем временем зашел в свою каморку, где он оставил мешок с одеждой, и вытащил оттуда нарядную шелковую тунику и штаны, а также красную с синим мантию. Все это он оденет завтра, а остаток сегодняшнего дня он проведет в повседневной одежде — светло-голубой рубахе, превратившиеся в окровавленные лохмотья после последних сражений, и черные кожаные брюки. Вульф решил встать завтра утром пораньше, чтобы успеть привести себя в порядок. Ведь он не мылся и не расчесывал волос с того самого дня, как он и его дружина покинули пределы Сверланда.

Вульф осмотрел разложенную на кровати одежду и криво усмехнулся.

— Жених! — с легким сарказмом в голосе промолвил он, скривив губы в усмешке.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Множество факелов ярко освещали пиршественный зал, украшенный пестрыми гирляндами из сплетенных полевых цветов, шкурами диких зверей и развешанным по стенам оружием. Зал был заполнен людьми, которые сидели за столами, заставленными едой и всякими лакомствами. Все были одеты в лучшее, что у них было.

Вульф, сияющий чистотой и роскошью, восседал рядом с Сигрун, чья золотая корона блестела и искрилась в ярком свете факелов, а голубая ниспадающая до пят туника, перетянутая на поясе широким ремнем, была искусно расшита затейливым узором. Золотая брошь крепила ее алый плащ к тунике, а алая шелковая лента перетягивала лоб и копну густых светло-каштановых волос, расплетенных в ниспадающие локоны.

Вульф выглядел не менее нарядно — синяя с широкой красной каймой мантия лежала на его могучих плечах, запястья были украшены тяжелыми золотыми кольцами, а на груди висел начищенный до блеска серебряный медальон, изображавший Молот.

Сиггейрер, Сигмунд, Сигвард, Раннвейг и ее сын Эгиль, а также Сигурд, сидевшие за главным столом рядом с женихом и невестой, не уступали молодоженам ни в красоте нарядов, ни в количестве золотых и серебряных украшений.

Люди пили и ели, за столами звучал смех, мужчины поднимали тосты за богов и богинь, героев и ушедших родичей. Так продолжалось некоторое время, пока Хермот — жрец богини Хольды, и Асвид — престарелая жрица Гаутских Дис не решили, что пришла пора начинать обряд. Они молча поднялись со своих мест и торжественно прошествовали к двери, ведущей наружу. Следом встали Вульф и Сигрун, а за ними их ближайшие родственники, после которых пошли все остальные люди, каждый из которых взял в руки по факелу.

Процессия покинула чертог князя и направилась к священной роще Ингвилунд, посреди которой стоял главный алтарь гаутов. Колонна людей прошла между домов и вскоре покинула селение. Обогнув высокий холм, возвышавшийся мрачной громадой над поселком, люди вышли в поле, постепенно приближаясь к роще.

Вульф шагал, держа Сигрун за руку, а легкий вечерний ветерок обвевал их лица. Вульф не знал, о чем думает и что чувствует сейчас Сигрун, так как каждая попытка узнать это натыкалась на наглухо закрытую дверь, за которую надменная дочь гаутского князя не допускала никого. Но вскоре Вульф оставил все попытки сближения (и сейчас даже не смотрел на нее), поскольку ни для кого не было секретом, что эта свадьба была лишь сделкой между двумя князьями. Вульфу на мгновение даже стало жалко девушку, но это чувство уступило место благоговению, некоему непонятному страху и волнительному трепету, когда он вступил в священную рощу.

Некоторое время они шли меж деревьев, после чего вышли на широкую поляну, в середине которой стоял алтарь из сложенных в кучу камней. Алтарь был окружен кольцом из расставленных с равными промежутками деревянных идолов великих Асов и Ванов.

Следуя обычаю, несколько воинов, что сопровождали свадебную процессию и несли огонь, воткнули в землю вокруг алтаря и идолов четыре факела по одному с каждой стороны. Собравшиеся люди заполнили всю поляну, встав по ее краю.

Хермот и Асвид подошли к алтарю и возложили на него большое золотое кольцо, на котором были выцарапаны руны. Одна из девушек, что служили в храме Асвид, подвела к алтарю большого рыжего быка. Зверь покорно встал рядом со святыми камнями, багровыми от крови прошлых жертв, и посмотрел тоскливыми глазами на жрицу.

Асвид воздела костлявые сморщенные руки к высокому звездному небу и запела удивительно звонким для ее возраста голосом:

— Славные Дисы, праматери древние, святые хранительницы гаутского рода, я призываю вас в Мидгарт и прошу вашей благой воли! Великий Ингваз, откликнись на мой зов, явись и освяти эту ночь!

Жрица замолкла, а глубокий проникновенный голос Хермота зазвучал в ночи, словно зимний ветер, дующий сквозь голые ветви деревьев:

— О, великая Хольда, дочь светлой Нертус, я взываю к тебе! Дай нам твое благословление!

Затем они оба запели хором:

— Великие боги и богини, древнейшие дисы, освятите брак между этим мужчиной и этой женщиной. Пусть будет он счастливым, и принесет процветание и благоденствие роду ильвингов и роду гаутов. Пусть народится потомство, достойное славы Вульфа, сына Хрейтмара и Сигрун, дочери Сиггейрера.

Вульф вслушивался в эти слова и ему начинало казаться, что дрожащие в свете факелов тени выстраиваются в едва различимые в ночной тьме образы старых женщин, что преодолели грань между миром мертвых и миром живых, чтобы откликнуться на благой зов своих дочерей. А с темного неба ударил яркий золотой луч, осветив всю поляну, будто лучом солнца. Божественная двойня озарила Мидгарт сиянием своих светлых глаз и золотых волос. Вульф напрягся, ощутив силу и мощь светлейшего бога и его сестры.

Асвид тем временем вынула из-за пояса кинжал, рукоятка которого была усыпана драгоценными каменьями, а лезвие сверкало волшебным светом. Она шагнула к быку и резким движением руки перерезала ему горло. Зверь захрипел и опустился на колени, а юная жрица подоспела с жертвенной чашей в руках, чтобы поймать в нее кровь животного, хлеставшую из перерезанных вен. Асвид вытянула руку, и другая ее помощница вложила в сморщенную кисть сосновую ветвь. Асвид обмакнула ветвь в чашу, наполненную бычьей кровью, а затем встряхнула ею, разбрызгивая капли крови на алтарь, на Вульфа и Сигрун, а затем и на всех собравшихся здесь людей.

Жених и невеста, повинуясь знаку, который дала им жрица, подошли к алтарю и взялись за лежавшее на нем кольцо, скрестив протянутые к нему руки.

— О, прекрасная Хольда, услышь мою клятву! Я клянусь любить и чтить Сигрун, дочь князя Сиггейрера, как свою жену, защищать ее и не причинять ей вреда! Клянусь!

Вульф заметил, что его голос немного дрожит, то ли оттого, что горло ослабло после бесконечных воплей одержимого яростью берсеркера, то ли еще от чего-то такого, что делало его ладони влажными, и заставляло сердце биться чаще под пристальным взором поднявшихся из своих могил Дис и добрых детищей Нертус.

Сигрун заговорила, точно птица заклекотала в ночи:

— Священный Ингваз! Я клянусь любить и чтить Вульфа, сына Хрейтмара, как своего мужа, помогать ему и не причинять ему вреда! Клянусь!

— Да будет так! — вскричала Асвид и обрызгала жертвенной кровью жениха и невесту.

Ниспадающий с неба золотой луч, видимый одному лишь Вульфу среди всех собравшихся здесь людей, вспыхнул ярким пламенем и медленно погас, а призрачные тени Дис исчезли одна за другой, растворяясь в ночном мраке. Вульф и Сигрун стояли некоторое время, словно зачарованные произнесенными словами, а затем Вульф отпустил кольцо и обнял свою жену. Под радостные крики толпы они поцеловались, после чего Вульф поднял сжатую в кулак руку и закричал:

— Пир! Пир в честь моей жены Сигрун!!

— Да здравствует Вульф, великий воин и добрый муж моей дочери! — вскричал Сиггейрер, и его дружина отозвалась оглушительным воплем ликования и грохотом потрясаемого оружия.

Толпа расступилась, пропуская Вульфа и Сигрун и их родичей. Несколько человек подхватили тушу быка, чтобы насытить новобрачных его священным мясом, и последовали вместе со всей толпой людей обратно к селению.

* * *

Пир длился до поздней ночи и продолжался даже после того, как Вульф и Сигрун покинули зал. Шесть человек — трое мужчин и три женщины, проводили их к отведенным для новобрачных хоромам. Вульф отворил дверь и пропустил внутрь Сигрун, а сам вошел следом. Шестеро свидетелей столпились у порога, наблюдая за действиями ильвинга.

Вульф подвел жену к широкой устланной белоснежными перинами кровати и повернул лицом к себе. Он протянул руки к ее голове и торжественно снял с мягких волос корону. Сигрун холодно улыбнулась и поцеловала его в губы.

Верные давним традициям, свидетели закрыли дверь, заперев ее с внешней стороны, расселись на полу у порога и продолжили бражничать и веселиться, выкрикивая время от времени похабные шутки и непристойные советы, адресованные Вульфу или Сигрун.

Вульф между тем сел на табурет напротив сидящей на кровати жены и налил в чаши вино, стоявшее вместе с большой тарелкой с фруктами на столике возле кровати. Вино привозили из далеких южных стран и подавали только по особым случаям.

Вульф смотрел на высокую девушку, которая снимала с себя одежду с удивительным спокойствием и холодностью, словно выполняла какую-то рутинную работу. Сигрун не притронулась к вину. Она обнажилась и легла, широко раздвинув ноги. Затем взглянула на сидящего рядом мужа, вопросительно подняв бровь. Вульф рассматривал ее хрупкое, угловатое тело, которое не вызывало в нем никаких чувств, и ему представилась Хильдрун, ее полная грудь и округлые бедра, нежные губы и горящие страстью глаза. Он вспомнил, как ее золотые волосы щекотали ноздри, а белые ноги свивались за его спиной, он вспомнил ее шумное сопение и крики блаженства, когда она достигала высшей точки наслаждения. Вульф ощутил, что воспоминания разбудили в нем желание и согрели ему душу. Чувствуя растущую в нем страсть, он встал и принялся развязывать штаны. Не выпуская из головы образа Хильдрун, он взобрался на кровать и опустился на Сигрун, прижавшись к ней всем телом.

* * *

Вульф проснулся перед самым рассветом от ощущения того, что в комнате есть кто-то еще кроме него самого и спящей рядом жены. Он сбросил с себя одеяло и приподнялся, потянувшись за лежащим у кровати мечом. В дальнем углу послышался шорох и тихий, хриплый голос сказал:

— Поздравляю!

Вульф замер, не веря своим ушам. Впереди мелькнула тень, и блеклый свет звезд, проникавший в комнату через затянутое бычьим пузырем окно, выхватил из тьмы седую бороду и светлые глубоко посаженные глаза Хельги. Старик подошел поближе и осторожно опустился на край кровати.

— Хельги! — шепотом воскликнул Вульф, — Откуда ты тут взялся?!

Колдун мягко усмехнулся и ответил:

— Я успел научиться многому в искусстве рун, мой друг. Кроме того, я обещал, что смогу сообщить тебе вести о тролллях, как только они появятся. И еще, я приготовил тебе хороший свадебный подарок, который тебе наверняка понравится.

Хельги таинственно улыбнулся, а Вульф, пропустив мимо ушей его последнюю фразу, взволнованно спросил:

— Разведчики вернулись? Что они видели?

— Пока все в порядке. Западная армия остановилась в долине Хнодль возле Ушлуфьордра. Они встали там лагерем, и видимо ожидают подкреплений, так как были замечены малые и большие отряды троллей и хримтурсов, а также небольшие группы ётунов, стекающихся в лагерь с северных гор.

— А как на севере?

— На севере армия из Хёггомланда медленно, но верно движется на юг. Точное их количество пока неизвестно, но они уже миновали реку Морра и, если продолжат идти с прежней скоростью, то появятся в пределах Уппланда через десять-пятнадцать дней.

— К тому времени, я думаю, мы вместе с гаутами вернемся. Какие еще новости ты принес мне?

— В наш лагерь начинают сходиться отдельные воины и целые дружины с окрестных мест. Один из них — князь Онген из Финнмарка со своей дружиной, Альфвард — герой Бургундархольма и его девять братьев, а также некоторые другие. Так что наша армия растет.

— Да, это хорошо, — сказал Вульф и добавил печальным голосом: — Но среди нас стало на одного славного воина меньше.

— Да, я знаю, — вздохнул Хельги.

— Знаешь? — удивился Вульф.

— Твоя мать видела дурной сон вчера. Похожий на тот, что я видел за день до этого. Мы были уверены, что один из ильвингов пал, но не знали, кто.

— Хродгар, — мрачно сказал Вульф.

— Хродгар, — эхом отозвался Хельги, — Малыш Хроди. Признаться, я его любил больше вас всех, когда вы были детьми. Но, что уж тут поделаешь, если жестокие норны оборвали нить его судьбы.

— Я отомщу за него, — произнес Вульф, и в его голосе зазвучало железо, а в голове всплыли ужасающие картины мести, которую он собирался обрушить на Храбанахельма и его людей.

— Будь осторожен, — предупредил его Хельги, — Месть — это не главное твое предназначение в Мидгарте.

— Отомщу! — упрямо повторил Вульф, пытаясь подавить в себе разрастающийся гнев.

— Умерь свой пыл и помни, что месть должна быть по заслугам. Негоже мстить невинному.

Вульф ничего не ответил на это. Он смотрел в едва различимые в темноте глаза колдуна и думал над его словами. После некоторого молчания Хельги сказал:

— Вот и все известия. А теперь мой подарок.

— Подарок? — удивился Вульф.

— Именно. Мой личный подарок тебе к твоей свадьбе. Подарок стоит в том углу, а я с тобой прощаюсь и желаю удачного возвращения!

— Благодарю тебя, Хельги! — сказал Вульф.

Услышав в ответ лишь тишину, Вульф подождал некоторое время, а затем встал и прошел в дальний угол, где по словам колдуна его ожидал подарок. Мягкие руки обвили его шею, нежный голосок зашептал:

— Я так скучала по тебе, любимый!

— Хильдрун?! — воскликнул Вульф и его руки прижали к себе ее молодое, упругое тело. — Откуда ты здесь?

— Дурачок, — тихо засмеялась девушка, — Молчи, у нас немного времени.

Вульф хотел было сказать еще что-то, но влажные, горячие губы Хильдрун сомкнулись на его губах в сладостном поцелуе. Они опустились на устланный соломой пол, сжимая друг друга в страстных объятиях и стараясь не издавать шума, чтобы не разбудить спящую глубоким сном молодую жену.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В качестве Утреннего Дара Вульф преподнес Сигрун ключ, который отпирал небольшой сундук, наполненный драгоценностями из сокровищницы великана Трюма. Вульф заготовил подарочный ларь заранее перед отправлением в Гаутланд, а ключ захватил с собой. Теперь Сигрун весело вертела ключом вокруг пальца и смотрела на мужа, который натягивал штаны, стоя возле кровати.

— Когда мы отправляемся в Сконе? — спросила она.

— Ты уверена, что хочешь ехать с нами?

— Полностью и бесповоротно! — воскликнула Сигрун и нахмурила тонкие брови, — Я не из тех, кто сидит дома и мелет муку, пока супруг бьется с врагами. Тебе предстоит еще узнать меня, дорогой!

Она произнесла последнюю фразу таким тоном, что Вульф внутренне содрогнулся, и мрачные предчувствия стали медленно закрадываться в его душу.

— Что ж, — пожал плечами Вульф, — Ты — моя жена: я не могу запрещать тебе. Хочешь ехать, так езжай, но потом не вздумай…

— Не волнуйся, я никому не стану в тягость!

Вульф кивнул ей в ответ и вышел из хором.

На дворе стояла летняя погода. Утреннее солнце бросало яркий свет с безоблачного голубого неба, по которому носились в жизнерадостной пляске ласточки. Дул теплый юго-восточный ветер, донося запахи цветов, растущих на сочных лугах. Немногие успели проснуться к этому времени после пира прошлым вечером. Вульф нашел Сигурда у ручья, протекавшего через селение гаутов. Он сидел, нагнувшись у самого берега, и пил холодную воду. Вульф последовал его примеру, а когда напился, принялся рассказывать ему вести, которые сообщил Хельги этой ночью. После этого Сигурд сказал:

— Тогда нам не следует задерживать с походом. Думаю, надо отправляться завтра на рассвете.

— Нет, — покачал головой Вульф, — У нас меньше времени, чем ты думаешь. Мы едем сегодня на закате. Готовь людей.

— Все уже готовы. Остается лишь оседлать коней.

— Где Сиггейрер?

— Завтракает.

Вульф оставил брата у ручья, а сам направился в чертог князя.

Несколько человек из тех, кто выпил слишком много вчера, все еще спали на полу в чертоге, а сам князь вместе со своим братом и племянником сидел за столом и ел. Увидев Вульфа, они пригласили его к столу и пододвинули ему тарелку с сыром и хлебом, одна из женщин принесла большую чашу с молоком. Когда завтрак подошел к концу, Сиггейрер спросил своего нового родственника:

— Чем собираешься заняться в свой первый после свадьбы день?

— Готовиться к походу в Сконе, — не медля, ответил Вульф.

Сигвард и Сигмунд удивленно переглянулись, а князь нахмурил брови.

— К чему такая спешка? Ты и твои люди могли бы отдохнуть несколько дней, прежде чем…

— Нет — перебил его Вульф, — Мы не можем долго ждать. Я узнал, что армия троллей приближается с севера и скоро подойдет к границам Уппланда. Мы должны вернуться до этого времени, чтобы подготовиться и должным образом встретить проклятых врагов. Поэтому надо поскорее утрясти все дела с херулийцами здесь. Мы выезжаем сегодня на закате.

Сиггейрер глубоко вздохнул, погрузившись в раздумья. Тут раздался громкий голос Сигрун, которая впорхнула в зал, словно некая хищная птица, и крикнула:

— Отец, мы отправляемся на закате! Мой деверь только что рассказал мне!

— Ты едешь с нами? — Сигвард с удивлением посмотрел на свою кузину.

— Еще бы! — вскричала Сигрун, готовая дать отпор любым попыткам отговорить ее от этой затеи. Но родственники, слишком хорошо знавшие ее характер, были далеки от такой мысли.

Сиггейрер сказал:

— Будь по-твоему, ильвинг! Мы выезжаем сегодня вечером, но в таком случае я смогу взять с собой не больше сотни человек, так как чтобы собрать войско побольше, мне придется скликать дружины из соседних деревень и хуторов, а на это уйдет несколько дней. И этим, кстати, придется заняться тебе, Сигмунд. Ты останешься здесь и соберешь всех воинов нашего племени здесь, в нашем селении. Пусть берут своих домочадцев с собой, потому что в ближайшие месяцы им придется жить здесь всем вместе. Так легче будет их защитить. Когда придет пора ехать на север, мы оставим здесь столько воинов, сколько понадобиться для защиты людей, а остальные пойдут с нами.

Сигмунд кивнул, а Вульф сказал:

— Сто человек, да еще нас восемь, и я сам… Мы справимся.

— Если в дружине такой славный берсеркер, как ты, — подмигнул ему Сигвард, — то можно сказать, что она в два раза больше.

— Благодарю, — ответил Вульф, довольный похвалой юноши, а затем спросил: — Как далеко Сконе отсюда?

— Два дня пути, — ответил Сиггейрер, — но если гнать как следует, то путь можно сократить почти что в двое.

— Хорошо! — Вульф встал, — Тогда увидимся на закате.

* * *

Когда солнце разожгло багровый пожар на горизонте, едва касаясь крон деревьев далеко на западе, большой отряд воинов, среди которых была одетая в кольчугу девушка, покинул селение гаутов. Выстроившись в длинную колонну по три всадника в ряду, отряд поскакал на юг, а стоявшие на вершине холма жители долго смотрели ему вслед, прикрыв глаза от косых лучей заходящего солнца, пока он не скрылся из виду среди пологих холмов южного Гаутланда.

Отряд скакал, и земля содрогалась под копытами лошадей. Впереди всех мчался Вульф. Его белые волосы развевались на ветру, а черный с красной каймой плащ вздымался за спиной, словно крылья огромного ворона. Рядом с ним, не отставая ни на шаг, скакала Сигрун. Остроконечный шлем скрывал собранные в узел волосы, а железные кольца кольчуги, плотно обтянувшей ее узкую грудь, воинственно поблескивали в свете заходящего солнца. По левую сторону от Вульфа скакал Сигурд, Сиггейрер и его племянник Сигвард. Твердая решимость сияла в их глазах, а также в глазах всех остальных воинов, что скакали за своими князьями, готовые умереть, если придется, на поле битвы, но нанести поражение тем, от чьих набегов страдали не одно десятилетие.

Все они мчались на юг сквозь сумерки, не замечая двух воронов, круживших в лиловом небе над их головами. Почуяв, что готовится большой пир для их смертных собратьев, птицы сделали крутой вираж и полетели к своему хозяину, который ждал их, восседая на священном троне и обозревая раскинувшиеся у его ног миры.

Ближе к полуночи, Сиггейрер объявил привал. Воины спешились на широком лугу и принялись готовиться ко сну. С первыми проблесками зари дружина поднялась и продолжила путь. Весь день накрапывал мелкий дождь, который перестал лишь к вечеру. Именно тогда Вульф заметил далеко впереди невысокие покосившиеся строения, которые на расстоянии казались заброшенными и необитаемыми. Казалось странным, что в таких убогих лачугах могли жить люди, считавшиеся грозой всех северных краев. Их селение было окружено невысокой, но крепкой на вид деревянной стеной, составленной из дубовых досок.

Смеркалось. Отряд остановился у опушки небольшой рощицы, прячась за ветвистыми деревьями. Селение херулийцев лежало на невысоком холме, с которого наверняка открывался хороший обзор окружающей местности. Поэтому Вульф решил дождаться глубокой ночи, чтобы застать врага врасплох. Это время дружина посвятила тому, чтобы отдохнуть и подкрепиться перед сражением. Костров разводить не стали, чтобы не привлекать внимания часовых, шагающих вдоль стен гарта, а также местных жителей, которые могли случайно заметить засевших на опушке воинов.

Вульф, Сигрун и Сигурд вместе с Сиггейрером и Сигвардом сидели на холодной земле, постелив под себя плащи, и шепотом обсуждали план предстоящей битвы.

Было далеко за полночь, когда Вульф поднял своих людей — Сигурда, Кари, Гейрера, Хьяльмара, Асмунда, Айвимундра, Сигбрехта и Эйнара — и все они направились к холму, на котором распологалось селение. Основные силы во главе с Сиггейрером должны будут выступить после того, как отряду Вульфа удасться ликвидировать охрану, не поднимая лишнего шума, и отворить ворота гарта.

Скрытые мраком ночи, они медленно крались к гарту, переползая от куста к кусту и прячась за стволами отдельно растущих деревьев. В черном небе холодно мерцали звезды, молча взирая вниз на крадущихся в темноте людей. Остаток пути Вульф и его люди проползли по сырой земле и остановились только, когда достигли дубовых стен гарта. Прижавшись к земле, они замерли, прислушиваясь к шагам часовых и их приглушенным голосам. Тут Вульф решил, что пришла пора надеть шлем. Когда он водрузил его на голову, привычное головокружение и огненный хоровод заставили его на мгновение закрыть глаза. Когда он открыл их, его взору предстал слегка другой мир — мир, воспринемаемый существом, в котором сочетаются чувства человека и волка.

Когда стражники удалилсь, Вульф вскочил на ноги и ловко вскарабкался на стену. Его дружина последовала за ним. Перебравшись на другую сторону, они замерли вновь, настороженно оглядываясь по сторонам. Вокруг было тихо.

Сигурд, Сигбрехт, Айвимундр и Хьяльмар поползли вдоль стены направо к воротам, а Вульф с остальными воинами притаились в кустах, поджидая возвращения часовых.

Ирмин-конунг настороженно втягивал ноздрями воздух, пытаясь почуять приближавшихся врагов задолго до их появления. Его обостренный слух ловил каждый шорох, каждый вздох, шелест каждого листка под дуновениями ночного ветра. И тут услышал звук натягиваемой тетевы. Он резко повернул голову и скорее почуял, нежели увидел, двоих воинов в двадцати локтях от себя, подкравшихся к ним слева и застывших с направленными на них луками.

— Встать! — заорал один из них.

Вульф, Асмунд, Гейрер, Кари и Эйнар медленно встали и выступили из-за кустов, растерянно всматриваясь в темноту, где призрачной тенью застыли херулийские стрелки.

— Кто такие? — гаркнул другой.

Вульф на глаз примерил расстояние, отчетливо понимая, что стоит ему прыгнуть, стрела настигнет его еще в воздухе, и он упадет замертво к ногам херулийцев.

К стрелкам подошли еще двое воинов с факелами в руках.

— Э, да они при оружии! — воскликнул один из них, когда трепещущее на ветру пламя факелов отразилось от острого клинка Кормителя Воронов, который Вульф сжимал в руках, а также от лезвий мечей и секир его товарищей.

— Стреляй, Хрорх! — воскликнул херулиец и выхватил из-за пояса топор.

В это мгновение что-то мелькнуло над их головами, и упавшее с неба закованное в кольчугу тело повалило на землю стрелков. Двое херулийцев набросились с топорами на прыгнувшего на них с забора человека, а Вульф и его товарищи рванулись вперед. Подбегая к ним, Вульф успел заметить, как спасший их воин отчаянно отбивается от двоих херулийцев копьем, отступая шаг за шагом в глубь гарта. Стрелки пришли в себя и встали на ноги в тот момент, когда Вульф и его люди были уже рядом с ними. Они не успели вытащить оружия — меч и секира со свистом рассекли воздух и два разрубленных тела упали на землю. Без всякого промедления Вульф и его витязи бросились на подмогу воину, который стремительно отступал под ударами двоих противников. Эта схватка также не заняла много времени. Секира Асмунда снесла голову одному из них, а другой успел лишь повернуться лицом к пятерым атакующим его сзади и занести топор над головой. Он вздрогнул и замер в таком положении, а затем медленно повалился на землю лицом вниз. Из его поясницы торчало копье.

Воин вырвал оружие из тела поверженного врага и снял шлем. Длинные кудри рассыпались по узким плечам, и огонь ярости заиграл в воинственном взоре гаутской девы.

— Сигрун?! — изумленно воскликнул Вульф, обнимая жену. — Откуда ты здесь взялась? Ты же должна была наступать вместе с твоим отцом, когда мы дадим вам знак.

— Ха! — криво усмехнулась девушка, — Та часть нашего плана, в которой участвовал ты и твои люди, показалась мне интересней и рискованней, потому я последовала за вами. И потом, я же говорила, что не буду сидеть где-то, когда мой супруг сражается!

— Вульф, я искренне завидую тебе, — сказал Асмунд и протянул руку Сигрун, — Благодарю, ты спасла наши жизни, по крайней мере, двоих из нас.

Сигрун пожала ему руку, а затем обратилась к Вульфу:

— Что мы будем делать теперь?

Словно в ответ на ее вопрос, они услышали крики и звон металла и увидели мелькание горящих факелов. Где-то в стороне возле главных ворот шла схватка.

— Сигурд! — воскликнул Вульф.

Он вместе с Сигрун, Асмундом, Эйнаром, Кари и Гейрером побежал вдоль стены к тому месту, где шло сражение. Как и предположил Вульф, Сигурд и его люди дрались возле ворот, где их, видимо, заметила охрана, когда они пытались открыть их. Сигурд, Айвимундр, Сигбрехт и Хьяльмар встали полукругом, отбиваясь от шести херулийских стражников. Стражники заметили приблизившуюся подмогу и быстро перегруппировались, чтобы не подпустить противника себе в тыл. С самых первых ударов Вульф ощутил, как волчье бешенство начинает расползаться по рассудку, заглатывая клетку за клеткой его мозга, окутанного чарами шлема-страшило. Все меньше его движения направлялись разумом, и все больше инстинктами и яростью, которая закипала в нем, словно вода в огромном котле. С каждым разом удары его меча становились все сильнее, а быстрота его движений начинала превосходить скорость лучших бойцов Мидгарта.

Вскоре на шум схватки стали появляться новые воины, выбегавшие из домов полураздетые, и присоединяться к своим товарищам. Поняв, что время пришло, Сигурд отступил за спины дравшихся плечом к плечу воинов и стал снимать засов с ворот. Распахнув высокие дубовые двери, он снял висевший у него на поясе рог и приставил его кончик к губам. Низкий протяжный рев расколол ночь, достигая слуха стоявших начеку гаутов.

— Ворота открыты! Вперед! — воскликнул Сиггейрер и побежал вверх по склону холма. Его дружина, покинув укрытия, бросилась вслед за князем.

Вульф и его люди тем временем сдерживали натиск пятнадцати херулийцев, которые пытались пробиться к воротам, чтобы закрыть их и не дать основным силам ворваться в гарт. С каждым мгновением херулийцев становилось все больше и больше. Шум битвы будил спящих, и они вставали, чтобы присоединиться к своим товарищам. Дружинники Вульфа понимали, что им надо во что бы то ни стало продержаться до прихода гаутов. Встав плечом к плечу, они отважно отражали яростные удары озверевших херулийцев. Несмотря на то, что Вульф, окутанный дурманящим сознание бешенством, потерял разумный контроль над собой, он все же понимал, что и как нужно делать. С некоторым удивлением для себя он обнаружил, что его инстинкты управляют не только его мышцами, но и его разумом. Видимо это и было причиной того, что он дрался не в одном ряду со своими дружинниками, а чуть впереди. Иначе он наверняка задел бы их длинным клинком своего смертоносного оружия, которое металось из стороны в сторону, словно молния, срывающаяся с небес в штормовую ночь. Его противники падали к его ногам обезглавленные, или с рассеченными телами, или с отрубленными конечностями. Ему стоило больших трудов не подскользнуться на вывалившихся внутренностях и крови, которая стеклась в большие лужицы вокруг него. Но врагов стало уже слишком много, и ряд ильвингов и хордлингов дрогнул. Вульф краем глаза заметил, что упал один из его воинов. Ряд вынужден был отступить на несколько шагов, чтобы снова встать плечом к плечу. Но Вульф остался стоять на месте.

— Вульф! — услышал он женский голос за спиной. Сигрун отчаяно дралась, пытаясь пробится сквозь ряд врагов к своему мужу. Отпихнув одного и вонзив копье в грудь другого, она, наконец, встала рядом с ним, продолжая схватку. С некоторым испугом посматривала она на рычащего и без устали махающего мечом Вульфа, сознавая, что она встала рядом с ним сейчас на свой страх и риск. Он даже не видел ее и тем более не смог бы защитить. Но она не думала об этом. С самого детства она делала лишь то, что хотела, и ничто не могло устоять на ее пути. Сейчас она хотела сражаться рядом с супругом, и она сражалась.

Вульф, разумеется, знал, что Сигрун сейчас рядом с ним в самой гуще сражения, окруженная, как и он сам, десятком врагов. Но он продолжал бой, не обращая внимания ни на что, кроме вражеских клинков и своего меча. Вдруг его внимание привлек рослый воин с длинной темно-каштановой бородой и златокованном шлемом на голове.

— Дорогу! Дорогу! — орал он, распихивая своих дружинников локтями и приближаясь к Вульфу.

— Храбанахельм!! — завопил Вульф, — Ты подохнешь, как и твой брат, которого я убил!

Он повернулся к вождю херулийцев и стал расчищать себе путь Кормителем Воронов, двигаясь ему навстречу. То ли испуганный страшным хриплым голосом Вульфа, то ли скованный ужасом, внушенным свирепым взглядом сияющих волчьих глазниц, Храбанахельм застыл на месте, безвольно опустив меч, и смотрел на приближающегося к нему Вульфа. Сквозь красный туман ярости могучий ильвинг разглядел скачущую с неба валькирию, и услышал дикий хохот, прозвучавший в мозгу, словно раскаты грома. На мгновение суровое лицо Одноглазого всплыло в тумане и исчезло, уступив место искаженному ужасом лицу Храбанахельма.

Вульф подпрыгнул высоко в воздух и опустился вниз, вложив всю свою силу в удар, который разрубил херулийского вождя от макушки до паха. Две разрубленные половины тела повалились в разные стороны, оставив между собой лужу крови и обломков костей и внутренностей.

Из охрипшей глотки Вульфа вырвался победный клич, который подхватили десятки вбегающих в гарт гаутов. Ильвинги и хордлинги, воодушевленные долгожданной подмогой, с новыми силами ринулись в бой, тесня херулийцев в глубь гарта. Теперь, когда гауты под предводительством Сиггейрера, проникли за стены, окружающие селение, численный перевес оказался не в пользу херулийцев. Но, тем не менее, они и не думали о том, чтобы сдаться. С крыш домов на атакующих посыпались стрелы, копья и дротики. Женщины, взяв в руки оружие, выступили на помощь своим мужчинам, которые продолжали драться с непоколебимой решимостью, несмотря на то, что их вождь пал. Мальчишки восьми-десятилетнего возраста сновали незамеченными среди сражающихся мужчин, вонзая кинжалы в спины врагов. И все же херулийцы продолжали отступать.

Битва кипела уже по всему селению. Херулийцы дрались за каждый дом, за каждое дерево, за каждую пядь земли, умирая там, где стояли. Если они отступали, то лишь только для того, чтобы собрать вместе пять-шесть человек и броситься снова в бой. Вульф бился, не обращая внимания на валькирий, которые спускались с небес и скакали обратно, унося с собой души погибших воинов с обеих сторон. Он рубил направо и налево и его рука не знала отдыха. Лезвие меча стало бурым от крови, которая покрыла его от самого кончика до рукояти. Три древнейших руны, вырезанные Всеотцом в давние времена, горели алым пламенем, чувствуя мощь и ярость того, кто владел великим клинком, щедро насыщая его вражеской кровью. Три другие руны, выцарапанные на лбу волчьего черепа на шлеме, также светились в темноте, словно заряженные зверинным бешенством, которое цепко держало в своих когтях разум могучего воина. Все это время Вульф краем глаза видел серебристое сверкание кольчуги то справа, то слева от себя. Куда бы он не шел, с кем бы он не бился, Сигрун всегда была рядом, сражаясь, словно разъяренная волчица. Ее на вид слабые и тонкие руки сжимали древко копья также крепко, как это делали руки мужчин, а в ее худощявом теле жила сила, которая, будучи не в состоянии проявиться в полной мере в супружеской постели, находила свой выход на поле брани, унося жизни врагов одну за другой.

Начинался рассвет, когда Вульф и его люди вместе с гаутами добивали последних сражающихся херулийцев. Небо светлело, а восточный горизонт зажегся алым, словно отражая залитое кровью поле битвы. Стая воронов кружилась над трупами в предвкушении обильного завтрака. Некоторые особенно наглые и дерзкие отваживались опускаться на валяющиеся повсюду трупы, не обращая внимания на дерущихся неподалеку людей, чтобы первыми успеть выклевать глаза.

Вскоре Вульф начал постепенно приходить в себя. Этому способствовала утренняя прохлада, которая приятно освежала разгоряченное битвой тело. Его люди и гауты окружили последних херулийцев. Это были четыре женщины с секирами и пиками в руках, один раненный мужчина с топором и двое пацанов, сжимавших окровавленные кинжалы. Они встали бок о бок рядом друг с другом, затравленно озираясь по сторонам. Их изнуренные битвой лица скривились в гримасе ненависти и презрения, когда они смотрели на вставших со всех сторон врагов.

Вульф сделал шаг вперед и обратился к ним, тяжело дыша:

— Сдавайтесь! Возможно, мы пощадим ваши жизни!

Херулийцы молчали, не двигаясь с места. Ответ горел в их глазах.

— Сдавайтесь! — повторил Вульф, — Иначе мы все равно убьем вас, а затем мы перережем всех ваших детей и прочих жителей этого гарта! Пожалейте своих детей!

Одна из женщин с огромным сочащимся кровью порезом на лице оскалила сломанные зубы в усмешке и сказала:

— Наших детей и всех, кто не мог драться, мы давно уже убили сами. Здесь больше никого нет, кроме нас… Мы тоже умрем, но… но сначала мы прикончим нескольких…

В этот момент один из гаутов набросил на сбившихся в кучу херулийцев сеть, а другой бросил на них одеяла. Херулийцы принялись отчаянно выпутываться, но гауты навалились на них и после небольшой потасовки обезоружили и связали.

Вульф стоял и смотрел на плененных врагов, чувствуя, что силы покидают его с каждым вздохом. Ярость берсеркера исчезала, а ее место занимала усталость. Рука едва удерживала меч, колени дрожали под весом тела и доспехов, а в голове гудело. Глаза отяжелели и закрывались против его воли. Тут ему показалось, что кто-то с силой дернул его, и он закачался. В спине он почувствовал легкое покалывание. Звонкий голос Сигрун привлек к себе его расслабленное внимание.

— Вот это торчало у тебя в спине! — произнесла он, держа в руках небольшой кинжал, с которого капала кровь.

Вульф хотел было сказать что-то по этому поводу, но на это не хватило сил. Тьма окутала его мозг мягким покрывалом спокойствия и забвения.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Когда Вульф приоткрыл глаза, яркий солнечный луч, проникавший в комнату сквозь щели в ставнях, заставил его зажмуриться. Он попытался приподняться, но приступ острой боли сковал его мышцы и вынудил вновь опуститься на бок. Рана на спине возле правой лопатки пульсировала болью, отчего создавалось впечатление, будто кто-то колит его иглой в спину.

Вульф не знал, сколько времени прошло с тех пор, как сознание покинуло его, но он чувствовал себя совершенно разбитым. Мышцы рук и ног болели от перенесенного чудовищного, нечеловеческого напряжения, горло побаливало всякий раз, как он сглатывал слюну, а головокружение не отпускало его. Окружающий мир двоился в глазах и раскачивался из стороны в сторону, вызывая приступы тошноты.

— Наконец-то! — услышал Вульф резкий пронзительный голос, который, казалось, зазвучал откуда-то издалека. Он с трудом повернул голову и увидел Сигрун, сидящую на табурете возле его кровати. Ее узкое худое лицо нависло над ним, словно морда стервятника, собирающегося насладиться плотью добычи. — Долго же ты отлеживался!

Вульф огляделся по сторонам, пытаясь сфокусировать зрение и остановить непрерывное движение всего, что его окружало. Когда это ему частично удалось, он разжал слипшиеся губы и произнес:

— Где мы?

— Бедняга, он уже забыл, как выглядит его спальня! — прозвучал насмешливый голос Сигурда. Он стоял в стороне, облокотившись спиной о стену, и с приветливой улыбкой смотрел на раненного брата.

— Мы в Гаутланде? — недоверчиво спросил Вульф.

— Разумеется. Мы прибыли сегодня на рассвете, — сказала Сигрун.

— Не может быть! — не поверил Вульф.

— Да, это так, — подтвердил Сигурд. Он подошел ближе и сел на краешек кровати. — В этот раз ты был в отключке довольно долго.

Вульф промолчал, думая о том, что последнее сражение буквально вывернуло его наизнанку. Вспоминая то, что творилось в гарте херулийцев, он осознал, что одержимость, которая обуяла его на поле битвы, была во много раз сильнее, чем во всех предыдущих сражениях. Сравнивая ощущения, он понял, что с каждым разом сила его бешенства росла, но вместе с нею росла и цена, которую надо было платить за победу. Если так будет продолжаться и дальше, то однажды он вообще не очнется. Но в то же время Вульф чувствовал — и сейчас, и тогда на поле битвы — что с каждым разом бешенство, охватывающее его, становиться все более управляемым. В отличие от прочих берсеркеров, он мог контролировать себя в какой-то мере, но контролировать инстинктивно. Ему казалось, что он становится куклой в чьих-то руках. Он делал все правильно и принимал правильные решения, даже не задумываясь об этом и не тратя времени на размышления. Чья-то умелая рука направляла его энергию, бьющую из него ключом, неизменно приводя к победе.

Вторя его мыслям, Сигурд сказал:

— Ты знаешь, братец, мне кажется, твой берсеркерганг не доведет тебя до добра. Он высасывает из тебя жизнь, словно паук из мухи.

— Наплевать! Главное — это победа! — хмуро ответил Вульф, — До последней битвы я доживу, а дальше…

Сигурд покачал головой, обеспокоено разглядывая впалые щеки и мутные глаза своего брата. Его обычно бледное лицо казалось серым и каким-то неживым, будто лицо выползшего из кургана драугра.

— Песни о тебе будут слагать еще многие столетия спусти, — мечтательно произнесла Сигрун.

Сигурд улыбнулся и вышел из комнаты, а Вульф прикрыл глаза, позволяя водовороту огней унести его в необозримые просторы забвения.

* * *

На следующий день Вульф уже смог встать. Хотя рана в спине еще беспокоила его, он все же мог ходить по гарту и говорить с местными жителями, позволяя себе расслабиться и ни о чем не думать. Гарт был переполнен людьми, которые съехались сюда со всех краев Гаутланда на зов Сиггейрера. Когда Вульф встретился с князем, тот сказал, что сможет повести с собой не более семи тысяч восьмисот человек, поскольку было необходимо оставить, по меньшей мере, тысячу воинов для защиты жителей гарта. Вульф решил не спорить и согласился с этим. Лишние почти восемь тысяч человек были солидным пополнением к его армии. Сиггейр предложил отправляться в Уппланд через три дня, когда, по его мнению, Вульф полностью придет в себя после сражения. Но Вульф категорически возразил и сказал, что надо выезжать завтра на рассвете, так как время не терпит. А восстановить силы он успеет и в дороге.

Оставшееся время Вульф решил уделить своему оружию и доспехам, а также одежде. Все это было запятнано кровью, смешано с грязью. Он тщательно вымыл и насухо вытер меч и шлем, а затем выстирал одежду. Завернувшись в простыню, он разложил одежду сушится на траве на берегу ближайшего ручья, а сам принялся затачивать клинок.

Сигрун застала его за этим занятием. Она подошла к нему и присела рядом, обняв свои колени руками. Вульф посмотрел на ее резкий профиль, на точеный нос и острый подбородок, слегка приподнятый к верху. Ее маленькие светлые глаза устремили взор куда-то вдаль в сторону лилового горизонта, за которым зашедшее солнце гасило лучи.

Вульф вернулся к своему мечу, а когда закончил работу, то отложил его в сторону и сказал:

— Благодарю тебя.

— За что? — не поняла Сигрун, вопросительно взглянув на него.

— Ты очень помогла мне вчера…, я имею в виду битву…

— Помогла?! Я никому не помогала! Я участвовала.

— В любом случае, спасибо.

Сигрун пожала плечами и отвернулась.

— Ты великолепно сражалась, — сказал после некоторого молчания Вульф.

— Я не раз участвовала в сражениях, — ответила она. Ее глаза загорелись воспоминаниями о многочисленных стычках с херулийцами, скъёльдунгами и прочими соседями, которые не прекращали набеги на богатые земли гаутов на протяжении многих лет.

— Ты очень необычная, — заметил Вульф, разглядывая жену с нескрываемым интересом, — Но скажу тебе откровенно, мне это начинает нравиться.

Сигрун улыбнулась и ответила:

— Ты знаешь, несмотря на то, что ты не мелешь муку и не печешь хлеб, я могу сказать о тебе то же самое, — а затем добавила: — Иначе я не вышла бы за тебя замуж.

— Рад это слышать. По правде сказать, мне иногда казалось, что я тебе противен.

— Если бы это было так, — усмехнулась Сигрун, — то ты проснулся бы с перерезанным горлом в первое же утро.

— Спасибо. Приятно услышать такое от любящей жены.

Они весело расхохотались, после чего Сигрун взяла его за руку и сказала:

— Не стоит тебе переживать. До тех пор, пока ты будешь оставаться хорошим мужем, тебе ничего не грозит.

Вульф продолжал смеяться, а когда успокоился, он обнял ее за плечи и притянул к себе, коснувшись губами ее уха. Но Сигрун мягко, хоть и решительно отстранилась и сбросила с плеча его руку. Ее лицо приняло серьезное, даже несколько напряженное выражение, она повернулась к Вульфу и сказала:

— Не надо… когда я захочу, я… ты узнаешь… пока не надо.

— Хорошо, — бесстрастно ответил Вульф. Ему почему-то показалось, что он услышал в ее голосе мольбу и отчаяние. Это едва заметно промелькнуло в ее голубых глазах и исчезло за маской железной неприступности и суровой решимости женщины-воина.

Некоторое время они сидели молча, глядя на темнеющее небо, и прислушиваясь к беспрестанному журчанию ручья. Вульф размышлял над словами Сигрун, пытаясь понять, или скорее почувствовать их истинный смысл. Ему очень не хотелось обидеть ее своей жалостью, поэтому он решил пока не касаться этой темы.

Вскоре Сигрун нарушила молчание.

— Расскажи мне про троллей, — попросила она, — Я слышала много всяких историй по них и про всякую прочую нечисть, но никогда бы не подумала, что они способны собрать большую армию и захватывать земли людей.

— Все не так просто, — сказал Вульф, — Они — не самые страшные наши враги в этой войне. До сих пор нам удавалось избегать крупных столкновений с их союзниками — хримтурсами и ётунами. Они и есть наши самые опасные враги. Хримтурсы сильнее людей, а дерутся они не хуже, если не лучше. Ну а ётуны — великаны, и владеют умением колдовства. И, насколько нам известно, их становиться все больше и больше.

— Их армия велика?

— Их армия громадная! Десятки тысяч троллей, сотни хримтурсов и ётунов. Но все это еще не самое страшное.

— А что же тогда самое страшное? Неужели с ними кто-то еще?

— Да. Их ведет великан Трюм.

— Трюм… — повторила Сигрун, словно пробуя это страшное имя на слух — Я слышала о нем. Этот великан — один из самых ненавистных врагов великого Тонараза.

— Это правда. Все началось с того, что проклятому Трюму удалось каким-то образом похитить Молот Мьёлльнир. В результате и Асы и люди остались, по существу, безоружны против него и его псов. Трюм решил использовать эту возможность и организовал нашествие на Мидгарт.

— А почему он не напал со своей ордой прямо на богов?

— Видимо, причина была в том, что он хотел оставить богов полностью беззащитными, прежде чем напасть на них. Истребив людей и покорив Мидгарт, он лишил бы богов сейдра. Тогда справится с Асами не представило бы особого труда.

— Что такое сейдр?

— Сейдр — это… это то, что перетекает из людских душ к богам, когда люди молятся, закалывают жертвы, дают и выполняют клятвы. Может показаться странным, но люди нужны богам так же, как и боги нужны людям.

Сигрун молчала, размышляя над его словами, и пытаясь понять эту непривычную взаимозависимость. Она никогда серьезно не задумывалась о богах, об Асгарте и том, что происходит в мире. Боги и все связанные с ними обычаи были для нее с самого детства лишь привычкой, образом жизни, в котором она была воспитана так же, как и ее предки до нее. Она, как и все люди, с нетерпением ждала великого праздника Йоль, и иногда трепетала от охватывающего ее благоговения, когда жрец читал молитву и резал священного вепря. Но проходили праздничные дни, и все возвращалось на свои места. Повседневные заботы не оставляли времени для размышлений о богах. Жизнь текла, и она жила в этой жизни, стараясь оставаться здесь и сейчас, не отягощая себя мыслями о тех вещах, которые она не могла увидеть или пощупать. А теперь она чувствовала себя немного неуютно, слушая своего мужа и его рассказы об армиях троллей, шагающих по человеческой земле. Все это казалось сказкой, страшной сказкой, одной из тех, что обычно рассказывались долгими зимними вечерами у очага.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила она.

Вульф хотел было рассказать ей о встречах с Воданазом, но потом передумал и просто ответил:

— Я знаю.

Сигрун больше не спрашивала его. Они сидели в сгущавшихся сумерках и молчали, думая каждый о своем. Вульф посмотрел на бегущий у его ног ручей и с некоторым удивлением для себя обнаружил, что его вынужденная женитьба больше не тяготит его, как это было перед свадьбой. Он не мог понять, была ли причина в том, что он, наконец, свыкся с этой мыслью и привык к Сигрун, или это было что-то другое. Что-то, что он с некоторой натяжкой мог бы назвать интересом к Сигрун. Он не знал этого, но мысль о том, что такая девушка, как Сигрун может ему нравиться, немного забавляла его.

Когда совсем стемнело, Сигрун молча поднялась с земли и ушла, оставив Вульфа наедине со своими мыслями и чувствами. Вульф взглянул в сторону и увидел сокола, стоящего на земле в нескольких локтях от него, аккуратно сложив крылья за спиной. Птица застыла, словно чучело, и смотрела немигающими глазами на Вульфа. Ее перья казались серебренными в блеклом свете звезд, а маленькие глазки искрились волшебным огнем. Вульфу показалось, что он видел эту птицу раньше. Неужели это тот самый сокол?

Вульф осторожно протянул к нему руку. Птица укоризненно склонила голову, а затем вспорхнула ввысь и, сделав круг над его головой, исчезла в темноте, словно призрак. Вульф озадаченно вглядывался в ночное небо, пытаясь разглядеть движущийся силуэт, но небо отвечало ему лишь холодным блеском звезд.

* * *

На следующее утро на рассвете гауты стали седлать коней и съезжаться к подножью холма на краю селения. Там собрались уже почти все воины, которые отправлялись с Сиггейрером на север. Самого князя, его дочери, Вульфа и его людей еще не было. Они все стояли у княжеского чертога, ожидая, пока Сиггейрер закончит разговор со своим братом Сигмундом, который оставался во главе дружины в гарте. Сигвард был настойчив в своем желании ехать с дядей, и Сигмунду пришлось это разрешить. Юноша был заинтригован рассказами о троллях, и ему не терпелось испробовать свой меч против пришельцев из Утгарта. Когда Сиггейрер закончил говорить с братом, он обратился к Вульфу:

— Что будем делать с пленными херулийцами? Убьем сами или оставим это дело Сигмунду?

— Нет, — ответил Вульф, — мы заберем их с собой. Я найду им применение, когда мы доберемся до Свергарта.

— Хорошо, — сказал Сиггейрер, а потом добавил: — Все-таки большой подвиг мы совершили, разгромив херулийцев. В ближайшие десять-пятнадцать лет они больше сюда не сунуться.

— А как насчет скъёльдунгов? — спросил Вульф.

— Не стоит беспокоиться, — сказал на это Сигмунд, — Тех воинов, что остались со мной в гарте, хватит на то, чтобы отразить их нападение. Но я не думаю, что они будуть лезть в Гаутланд. Насколько я знаю, в их земли зачастили саксы, так что в ближайшее время им будет не до нас. Можешь отправляться спокойно, Сиггейрер. И возвращайся с победой!

Сиггейрер обнял брата и направился к ожидающим у подножья холма дружинникам. Сигвард, Сигрун, Вульф и его люди последовали за ним.

Пленных херулийцев связали по рукам и ногам и посадили на одну из телег, которые отправлялись с отрядом. На другие телеги загрузили продовольствие и запасное оружие.

Вульф вскочил на своего вороного жеребца, Сигрун, Сигурд и остальные также оседлали коней. Гауты выстроились в длинную колонну по четыре человека в ряду. Вульф со своей дружиной, Сигрун, Сигвард и Сиггейрер встали в ее главе. Один из гаутских воинов выехал вперед и поднял знамя гаутов — белое полотно, на котором был изображен ворон, а затем загудел в рог. Колонна начала движение.

Некоторое время спустя длинная вереница людей неспешно двигалась на север, отбрасывая продолговатые тени от света взошедшего солнца. Их знамя трепетало на ветру, а начищенное оружие блестело на солнце. В переднем ряду скакал Вульф. Справа от него ехали Сигрун и Сиггейрер, а слева Сигурд. Вульф слышал за спиной топот копыт тысяч коней и чувствовал гордость и радость победы. Конечно, до настоящей победы было еще далеко, но пока что ему удалось сплотить вокруг себя в общей сложности почти тридцать тысячи воинов! Это казалось ему победой не менее важной, чем победа над троллями и великанами. Ему с трудом удавалось сдерживать внутреннее ликование, но он не мог сдержать торжествующую улыбку, которая озарила его лицо, когда он оглянулся назад на скачущих за его спиной воинов. Сигрун удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала.

Вульф увидел двух черных воронов, что кружили высоко в голубом небе. Он задрал голову к верху и прошептал:

— Хвала тебе, великий Воданаз! Хвала тебе за все!