Крохотная вещица, лежавшая перед немцами, символизировала огонь, бомбы, торпеды, руины, гибель. Прошло семнадцать лет, а я отчетливо, будто все происходило вчера, вспомнил кошмары войны, смерть, постоянно стоявшую рядом, и страх перед нею, который мы топили в джине.

Контуры вещицы напоминали силуэт острова-крепости Мальты. Это была наша эмблема, и она постоянно говорила мне о бурных и далеких днях, проведенных на подводной лодке «Форель» британских военно-морских сил. Истошный вопль пьяного немца, в полном оцепенении не спускавшего глаз с эмблемы, в то время как трое его компаньонов, словно остолбенев, продолжали сидеть за столом, вызвал в моей памяти устрашающий вой немецких бомбардировщиков, картины того, как пикировали они на караваны судов, пытавшихся прорваться к осажденной Мальте, или сбрасывали свой смертоносный груз на ее доки. Истеричный, ударивший по нервам крик немца заставил меня мысленно перенестись на семнадцать лет назад, из уютного, мирного бара в Свакопмунде... Война. Средиземное море. 1941 год.

Сетка на линзах перископа прояснилась, затуманилась и снова прояснилась, как сознание пытающегося проснуться человека. Верхушка перископа поднялась над водой, и в поле моего зрения оказался огромный линейный корабль типа «Литторио».

– Дистанция! – потребовал я, не отрывая глаз от перископа.

– Шесть тысяч!

Далековато, конечно, но такая добыча заслуживала любого риска, тем более что угол для стрельбы был вполне приемлем.

Весь поглощенный наблюдением за столь заманчивой целью, я вместе тем почти физически ощущал, как среди команды нарастает напряжение, хотя все мы были людьми закаленными в битвах. Каждый из нас знал, что мелководное Средиземное море стало могилой уже для многих английских подводных лодок.

Я подошел к столу с картами, подозвал Джона и показал ему на отметки глубин:

– Сейчас мы находимся тут, – показал я. – Как видишь, глубина на большом пространстве почти одна и та же, а здесь вот, по направлению к острову Искья, она уменьшается, создавая почти отмель, а дальше снова возрастает.

– Всего сто десять футов, – усмехнулся Джон.

– И достаточно. Если нам удастся провести «Форель» в эту впадину, шельф ослабит разрушительную силу глубинных бомб, а отраженное берегом эхо взрывов создаст такие помехи, что гидролокаторы итальянцев не смогут нас нащупать. То же самое произойдет с шумопеленгаторами... Снаружи послышался глухой удар... второй... третий...

– Три попадания, сэр! – воскликнул молодой офицер Питерс. Напряжение среди моряков упало, все заулыбались.

– Отличная работа, сэр! – торжественным тоном провозгла сил Джон. – Поднимемся взглянуть?

– Ни в коем случае, если не хочешь, чтобы нас потопили. Не пройдет и пяти минут, как полетят глубинные бомбы, за помни мои слова.

Я направил «Форель» к тому месту, где мы могли рассчитывать на спасение. Правда, наши шансы проскользнуть туда были невелики, – вражеский эсминец висел у нас на хвосте, – но томиться в ожидании атаки не менее тягостно, чем переносить саму атаку.

У меня был точный, но трудновыполнимый приказ. После Таранто итальянцы кое-как подлатали свой флот, понесший боль шие потери во время знаменитого ночного налета английской морской авиации на этот порт, и разведка считала, что один из наименее поврежденных линкоров типа «Литторио» проходит испытания после ремонта. Именно его я и видел сейчас. Мне приказали патрулировать у Неаполя и вокруг островов Искья и Капри и, не отвлекаясь ни на какие другие цели, сколь бы соблазнительными они ни оказались, потопить линкор, как только он появится в море.

Я приказал поставить торпеды на двадцать футов с таким расчетом, чтобы они прошли под миноносцами, если те окажутся на линии цели. На центральном посту рядом со мной стоял Джон Герланд.

– Взгляни-ка, – обратился я к нему.

Джон приник к перископу, почти тут же снова выпрямился, но промолчал; выражение его лица в эту минуту было красноречивее слов.

Линкор вошел в визир, и я нажал кнопку прибора управления огнем.

– Первая, пли!

Лодка вздрогнула, и я почувствовал в ушах усилившееся давление – это означало, что сжатый воздух отправил торпеду в ее смертоносное путешествие.

– Перископ опустить! Вторая, пли! – приказал я спустя пять секунд, учитывая, что линкор шел со скоростью в двадцать восемь узлов. – Третья! Четвертая, пли!

– Сэр, выпущено четыре торпеды!

«Форель» погрузилась глубже. В следующие пятнадцать минут решится, выживем мы или нет, прав я был или ошибался, оценивая характер шельфа у Искьи. Во всяком случае, жребий был брошен.

– Взрывы по курсу за кормой, сэр!

В ту же минуту лодка вздрогнула, с потолка посыпались куски пробки, но свет продолжал гореть. – Сто футов!.. Малый впе ред!.. Режим – тишина! Теперь мы слышали шум винтов над головой. Эсминец перегонял нас, и не оставалось сомнений, что скоро и другие корабли окружат лодку, как мухи кусок рафинада.

– Маневра уклонения не производить! – приказал я. Шельф и неглубокая впадина в нем оставались нашей единственной надеждой, а здесь, где нас настиг противник, было слишком мелко, чтобы мы могли спастись от атаки девяти или даже более эсминцев.

Три четверти мили до сравнительно безопасного места... Скорость – всего три узла... И шум над нами от винтов подоспевших миноносцев...

Слева по носу послышались взрывы – серия из пяти бомб. На эсминцах, находившихся сейчас между нами и впадиной, как видно, поверили, что я изменил курс после первой же атаки. И снова шум винтов над нами, снова серия взрывов.

До спасительной впадины оставалось полмили. Теперь я вел «Форель» на восток, и скоро нам предстояло подняться футов на двадцать, чтобы не наткнуться на шельф. Двадцать футов, от которых зависела наша жизнь...

Эсминцы наседали. Три серии взрывов, последовавшие одна за другой, нарушили где-то электропроводку, и в лодке пришлось включить холодное и тусклое аварийное освещение. Мне показалось, что на меня отовсюду сыплется пыль.

– Восемьдесят футов! – тихо приказал я, и Питере даже замигал от изумления.

Сознавая, что рискую выдать местоположение подводной лодки шумом, я тем не менее приказал продуть балластные цистерны. Во время этой операции рядом с «Форелью» разорвалась еще одна серия бомб, рассчитан ных на глубину, на которой лодка шла раньше; если бы мы не изменили глубину, с нами было бы все кончено.

«Форель» проплыла над небольшой возвышенностью, и я, еле сдерживая волнение, приказал:

– Право на борт! Сто десять футов!

«Форель» легла на дно. Заполнив правые балластные цистерны, я заставил лодку накрениться на пятнадцать градусов и прижаться к краю шельфа – так человек укрывается за песчаным холмиком от угрожающей ему опасности. Судя по далеким беспорядочным взрывам, эсминцы потеряли лодку. Теперь нам оставалось смирнехонько лежать на дне впадины, и надеяться на лучшее.

Еще целых девять часов эсминцы рыскали над «Форелью» в тщетных попытках обнаружить ее. И целых девять часов мы слушали взрывы и грохот тяжелых глубинных бомб. Кажется, итальянцы подняли со дна морского между «Форелью» и островом Капри все, что можно было поднять. Не сомневаюсь, что над нами действовало одновременно не меньше пяти миноносцев. Но вот вскоре после полуночи на конец наступила тишина. Тем не менее я решил выждать еще час на тот случай, если итальянцы лишь сделали вид, что отказались от преследования, и только после этого подняться на поверхность. В час тридцать я отдал соответствующий приказ. Ночь выдалась темная, и если бы даже эсминцы сторожили нас где-нибудь поблизости, я бы все равно не заметил их. Впрочем, как и они нас. Надо было поскорее убираться из Тирренского моря, и «Форель» на полной скорости направилась к Мальте.

Мы всплыли внутри гавани, подняли наш опознавательный сигнал и медленно пошли к осажденному острову, выглядевшему до странного мирно в лучах утреннего солнца. Матросы вырядились в парадную форму, но на их ухмыляющихся физиономиях явственно читалось, что думают они не о какой-то там славе, а о предстоящей выпивке на берегу. Питерс, натянув комбинезон прямо на форму, нарисовал на левой стороне рубки изображение полусогнутой руки, показывающей «нос», прибавив его к ряду таких же рисунков, количество которых соответствовало количеству потопленных нами кораблей. Теперь к ним добавлялся итальянский линкор.

Питерс позаимствовал рисунок с моего маскота, который я приобрел когда-то в деревушке Лоффинген, близ Шварцвальда. По-моему, это был корень папорот ника, отдаленно напоминавший человеческую руку. Этот талисман всегда был со мной в боевых походах, и Питерс воспроизводил его на боевой рубке – разумеется, с некоторыми отступлениями от оригинала. Рисунку Питерса и обязана наша «Форель» тем, что на базе Лацаретто ее ласково называли «Ручка».

Здесь нас встретил и как героев. Но я чувствовал себя край не усталым, ни похвалы, ни приветственные гудки, ни присутствие на встрече самого командира ба зы не могли ободрить меня.

– Молодец, Джеффри! – бодро воскликнул командир базы, ступив на борт лодки. – Ну-ка выкладывай, как и что! Письменный рапорт подождет. Только для моего личного сведения.

Он пристально всматривался в меня, отмечая, вероятно, и морщинки в уголках губ, и щетину на подбородке, и характерную для подводников бледность. – Я также хочу сообщить тебе кое-что для твоего личного сведения. Командир тут же увез меня. У себя в каюте он прежде всего налил мне джина, усадил меня в свое любимое кресло, и я сразу почувствовал, как покой и усталость обволакивают меня, словно мантия.

– Я, конечно, надеялся, что ты выполнишь задание и потопишь линкор, – заявил командир, – но не предполагал, что ты вернешься... Да, да, не предполагал... – подчеркнул он, бросив на меня испытующий взгляд. – Послушайте, – начал было я резким тоном, но вовремя остановился, сам удивляясь тому, как расшатались у меня нервы. Я хотел доложить, как мы укрылись во впадине, о том, как мучительно было дожидаться на дне моря окончания бомбежки, а вместо этого сказал: – Трудно нам пришлось, что и говорить, но, на наше счастье, макаронники не смогли засечь позицию лодки, хотя некоторый урон они все же на несли «Форели». Я пришлю вам подробный рапорт о повреждениях.

Командир по-прежнему не сводил с меня глаз.

– Следовательно, «Форель» все же может выйти в плавание?

– Боже милосердный, разумеется! – нетерпеливо воскликнул я.

Пристальный взгляд командира начал меня раздражать.

– Послушайте, – не выдержал я. – Все подробности – ну там карты, позицию, повреждения и все такое – я доложу вам после того, как приму ванну. Одна ночь спокойного сна, и я буду, готов к выходу в море. Командир встал, отошел к иллюминатору, потом внезапно по вернулся ко мне.

– Ты не пойдешь больше в море!

Из-за сильной усталости я не сразу понял смысл его слов.

– Не пойду больше в море?!

– Да, Джеффри.

Я мрачно улыбнулся. – Психическая травма в результате нервного перенапряжения, замедленная реакция, трясущиеся руки и все прочее?

Я залпом выпил джин.

Командир расхохотался.

– Так вот что тебя тревожит! Нет, Джеффри, дело вовсе не в том. – Он взмахнул взятой со стола телеграммой. – Возьми, читай. «...Немедленно откомандировать самолетом распоряжение адмиралтейства...» Я с удивлением взглянул на командира.

– Что случилось? В чем я провинился?

Командир снова рассмеялся.

– Понятия не имею. Несомненно одно: адмиралтейство избавило меня от необходимости самому принять очень трудное решение, хотя я теряю одного из моих лучших боевых офицеров.

– Вы и так могли потерять его... Когда я должен вылететь?

– Пока еще я твой командир. Прежде всего ты должен хорошенько отоспаться... Адмиралтейство навесит на твою грудь очередную побрякушку, но оно не в состоянии возместить тебе недосыпание. А я могу... Капитан – лейтенант Джеффри Пэйс, кавалер ордена «За боевые заслуги» и так далее, и тому подобное! Не унывай, дружище! В стретимся позже в баре.

Вволю насладившись горячей ванной, сбрив щетину и переодевшись, я снова почувствовал себя человеком. – «Дело первостепенной важности»! – фыркнул офицер военно-воздушных сил. Он откинул голову и саркастически захохотал, потом повернулся ко мне и сердито, язвительно добавил: – Бог мой! Да что знает это тупоголовое начальство о «делах первостепенной важности»? Вы видели наш аэродром? На нем не меньше воронок от бомб, чем морщин на лице старой проститутки! И я обязан отправить вас отсюда немедленно? Я не могу поднять с него детский змей, не то что морского офицера. – Он снова фыркнул и залпом осушил кружку пива. – Да вы знаете, что тут происходит? Макаронники и фрицы так разбомбили нас, что могут взять остров чуть ли не голыми руками, если захотят. А чтобы захватить аэродром, хватит горстки парашютистов.

Продолжая возмущаться, он приказал подать новую порцию пива.

– Вы, моряки, и понятия не имеете, что здесь творится. Там, в море, на вас сбросят несколько бомб, и все, да и от них вы можете укрыться... А потом торопитесь поскорее попасть домой. Вот жизнь! Командир базы – он сидел с нами за столиком – с усмешкой в глазах наклонился к негодующему представителю военно-воздушных сил и тихо произнес:

– Но ведь вы разговариваете с офицером, потопившим линкор. Это подтвердила воздушная разведка... Кстати, Джеффри, твоя команда ухитрилась опередить ее, намалевав еще один рисунок на боевой рубке «Форели».

– Боже! – всплеснул руками летчик. – Так это старое корыто потопила вы?! Всадил и ему прямо в зад несколько торпед? – Он так шлепнул меня по спине, что посетители бара повернули головы в нашу сторону. – А я-то взялся читать вам лекцию о каких-то бомбах!.. Бармен, всем виски! Поднимем бокалы за будущего адмирала!

Мы выпили за успех «Форели». – Не беспокойтесь, приказ я выполню, даже если мне самому придется управлять машиной, – громогласно заявил летчик, и в эту минуту я увидел у дверей матроса-посыльного. Он нервно переминался с ноги на ногу, по том, все больше смущаясь, на правился к нашему столу.

– Телеграмма, сэр.

– Что за дьявольщина! Не дадут человеку спокойно выпить! – возмутился было командир базы, но умолк, заметив на телеграфном бланке надпись: «Совершенно секретно». Он распечатал телеграмму, пробежал текст глазами, и его правая бровь слегка приподнялась. Это было единственное, что он позволил себе, – выражение его лица оставалось непроницаемым.

– Ознакомьтесь, Блэклок, это касается и вас. Летчик скользнул взглядом по телеграмме, присвистнул, посмотрел на меня, потом на командира базы.

– Пусть и он прочтет, ЕГО это касается больше, чем всех нас.

Блэклок передал мне телеграмму. В ней говорилось: «Адмиралтейство командиру базы Мальта. Бомбардировщик „ланкастер“ вылетает вам Меддоксфорда 04.00 Гринвичу доставки капитан-лейтенанта Джеффри Пэйса Лондон делу первостепенной важности. Немедленное прибытие офицера Лондон должно быть обеспечено...»

Блэклок был достаточно сообразителен, чтобы не комментировать приказ в баре, но по его лицу я видел, что он ошеломлен.

– Как бы эта махина не свалилась при посадке в какую-ни будь воронку. Вот уж попыхтят сегодня мои солдатики!.. А вы, должно быть, важная птица! – добавил он, с почтением взглянув на меня. – Подумать только, за вами посылают специальный самолет! Персональный сервис в разгар войны!

– Когда, по-вашему, прилетит «ланкастер»? – поинтересовался командир базы.

Летчик рассмеялся.

– У мистера Пэйса еще будет время выспаться. Предполагаемое время я доложу вам после того, как получу телеграмму из Гибралтара. Честно говоря, я и сам не знаю, когда сюда лучше прилетать, днем или ночью. Днем вроде бы опаснее – фрицы сразу же заметят самолет и... А вот отправить его отсюда лучше, конечно, ночью. Черт возьми, но как я отправлю такую огромную машину с такого крохотного аэродрома?! Надеюсь, у начальства хватит ума распорядиться, чтобы в Гибралтаре машину заправили горючим. – Он повернулся ко мне и ухмыльнулся: – Вы будете каяться всю жизнь, если Мальта падет из-за того, что мы используем все запасы бензина для доставки в Лондон одного из любимчиков адмиралтейства!

Блэклок извинился и тут же умчался решать возникшую перед ним проблему. Мы с командиром базы сидели молча.

– Но все-таки, что же нужно начальству в Лондоне? – спросил, наконец, я. В самом деле, адмиралтейство обычно не посылало специальный самолет за командиром подводной лодки, которому удавалось потопить линкор. К тому же были и другие подводники, которые проявили себя ничуть не хуже.

Моя усталая голова, затуманенная вдобавок выпитым, отказывалась думать, и я лишь попросил командира базы:

– Если можно, скажите мне, зачем я так срочно понадобился адмиралтейству? Не за тем же только, чтобы похлопать меня по плечу как хорошего парня. – Джеффри, я знаю не больше. Одно могу сказать: если адмиралтейство побеспокоилось послать за тобой специальный самолет, а военно-воздушные силы при теперешнем положении на фронтах согласились хотя бы на время расстаться с одним из своих бомбардировщиков, можешь не сомневаться, что ты очень важная персона.

Пять часов назад мы получили из Гибралтара коротенькую телеграмму о том, что самолет уже вылетел, и теперь вряд ли могли узнать что-либо до тех пор, пока он не приземлится у нас после тысячемильного перелета. В предрассветной тишине послышалось пульсирующее гудение мощных моторов.

На одной из взлетно-посадочных полос загорелись огни.

– Только в вашу честь, – заметил подошедший Блэклок. – Я не рискнул бы включить освещение, если, бы не столь чрезвычайные обстоятельства. Можете не сомневаться – с минуты на минуту к нам пожалуют и немецкие бомбардировщики.

В дальнем конце полосы появились и стали неудержимо надвигаться на нас очертания чего-то огромного и неуклюжего. Блэклок затаил дыхание. Но громадная машина вдруг замедлила бег и, скрипя тормозами, остановилась.

– Блестящая посадка! – воскликнул Блэклок. – Знаете, дружок, за вами, как видно, послали и отличных пилотов. Выключить огни! – крикнул он кому-то, скрытому темнотой.

Аэродром мгновенно погрузился в полный мрак. Блэклок осветил лучом фонарика выходной люк самолета, и я направился к машине. Из люка один за другим вышли четверо, потом появились ноги пятого, и кто-то воскликнул с австралийским акцентом:

– Вот она, Мальта – жемчужина Средиземного моря! Да здравствует отпуск на солнечной Мальте! Перед вами Мальта... и самый отвратительный аэродром, который я когда-либо видел. Теперь остается чуть под толкнуть машину, и она окажется в море!

Блэклок подошел к длинноногому австралийскому офицеру.

– Это нас фрицы все время пытаются столкнуть в море. – Он повернулся к солдатам аэродромной команды. – Заправить машину горючим... Австралиец удивленно взглянул на Блэклока.

– Что это значит – «заправить машину»? Я сам должен заправиться, прежде чем лететь обратно на этом корыте. Мне надо принять ванну и выспаться. Не забывайте, друг мой, мы только что из полета. Тысячу пятьсот миль до Гибралтара над морем, тысячу миль сюда. Понимаете?

В следующую минуту я должен был признаться самому себе, что восхищен Блэклоком, и только теперь понял, почему его назначили сюда.

– Вы отправитесь обратно сразу же, как только машина будет заправлена, то есть примерно часа через два.

– Пошел ты в... – зло вы крикнул австралиец и отвернулся.

– Послушайте-ка, – спокойно ответил Блэклок. – Если вы или ваш экипаж не в состоянии лететь, я отправлю машину со своим. В любом случае ваш «ланкастер» вылетит в Гибралтар до утра – это помешает фрицам перехватить его с баз в Сицилии или на материке. Решайте сами.

В рассеянном свете ручного фонарика я рассмотрел морщинки усталости в уголках губ австралийца.

– Почему такая спешка? – спросил он. – И что это за фрукт, которого мы должны везти обратно, не получив и часу отдыха? Младший брат Черчилля?

Блэклок начал терять терпение.

– Во-первых, потому, что я так приказываю. Во-вторых, потому, что завтра, при первом же налете, немцы превратят вашу машину в груду лома. В-третьих, потому, что такого лома на моем аэродроме и без того предостаточно. В-четвертых, и это самое главное, потому, что перед вами капитан-лейтенант Джеффри Пэйс, которого вы должны доставить в Лондон. Дело чрезвычайной важности, вот вас и прислали сюда.

Глаза австралийца смыкала усталость.

– Ну хорошо, – согласился он. – Заправляйте машину, она в полном порядке. Надеюсь, мы успеем выпить по чашке кофе? – Внезапно и тон и поведение австралийца изменились: – Не пускайте мерзавцев из вашей аэродромной команды в самолет, пока мы не выгрузим из него добро!

– Что еще за добро? – на сторожился Блэклок.

– В бомбовом отсеке три ящика виски, три ящика джина да, пожалуй, столько же консервов, – осклабился австралиец. – Я рассудил, что это взбодрит вас, и прихватил с собой... «Дело чрезвычайной важности», – передразнил он.

Блэклок шлепнул его по спине.

– Уж вы извините меня! А ведь мы с вами могли бы устроить отменный выпивон!

– Могли бы! – вздохнул австралиец.