Сара проснулась еще до рассвета. Быстро привела себя в порядок и прямо поверх ночной сорочки надела платье. Обойтись без расчески и чистой одежды оказалось не так-то легко. Она сделала все, что могла: кое-как расчесала волосы пальцами, потом пригладила их ладонями. Лицо сполоснула морской водой из ведра – к счастью, какой-то внимательный пират оставил его прямо за дверью. Решив, что утренний туалет можно считать законченным, поспешила на палубу.
Нужно срочно поговорить с Питером. Если ему посчастливится убежать с острова, пусть бежит даже без нее.
Вчера, прощаясь, он упомянул, что утром должен заступить на вахту. Может быть, удастся поговорить без свидетелей, пока весь корабль еще спит? Сара внимательно оглядела палубу. Почти безлюдна: судя по всему, пираты действительно еще не проснулись. Те же немногие, кому выпало дежурство, были заняты своими делами и не обращали на учительницу ни малейшего внимания. Но куда подевался Питер?
Вполне возможно, что ему, как ловкому верхолазу, поручили заняться снастями, ведь на «Добродетели» капитан Роджерс поступал именно так. Прикрыв глаза ладонью, чтобы не слепило поднимающееся над горизонтом солнце, Сара посмотрела вверх, на мачты.
– Кого-то ищете?
От неожиданности Сара вздрогнула и быстро обернулась. Капитан Гидеон Хорн. Неужели ему тоже не спится в этот ранний час?
Как бы то ни было, а притеснитель стоял на палубе перед ней – по-утреннему чистый, свежий, с тщательно заглаженными назад мокрыми волосами. Сухими остались лишь касающиеся плеч завитки на концах прядей. В ухе блестело золотое кольцо; оно бросало откровенный вызов общепринятому порядку и кричало о решительном презрении к цивилизации. Но еще более шокирующим казалось другое обстоятельство: капитан вышел на палубу без рубашки. Сегодня он решил одеться так же, как большинство пиратов: кожаная жилетка на голое тело.
Сара судорожно вздохнула. Эта почти голая грудь разрушала все границы, все мыслимые барьеры. К сожалению, разбойник выглядел весьма впечатляюще: широкоплечий, мускулистый. Кожаная безрукавка не могла скрыть дорожку темных волос, спускающуюся по груди к сверкающей золотом и драгоценными камнями пряжке на ремне. Судя по всему, рубашка вообще не принадлежала к излюбленным предметам его гардероба. Об этом красноречиво свидетельствовали руки, до плеч покрытые темным загаром, почти одного цвета с коричневой жилеткой.
Сара невольно погрузилась в созерцание, но осознала это лишь в тот момент, когда услышала голос сейчас он звучал как-то особенно: низко и чуть хрипловато.
– Так кого же вы все-таки ищете?
– Я... – Сара лихорадочно искала подходящий ответ. Так и не найдя, произнесла первое, что пришло в голову: – Вас... да, я ищу вас.
В синих, словно море в жаркий день, глазах мелькнуло подозрение.
– Наверху, на мачте?
– Конечно. Почему бы нет?
– Либо вы совершенно не представляете себе, в чем заключаются обязанности капитана, либо лжете.
Обомлев от страха, Сара изобразила беззаботную улыбку:
– Право, Гидеон, к чему такие подозрения? Вечером вы обвинили меня в организации заговора, а рано утром, едва проснувшись, уличаете во лжи. Подумайте сами: кого еще, кроме вас, я могу искать?
Капитан привычным жестом заткнул ладони за ремень. Весь его облик выражал недоверие и скептицизм.
– Зачем я вам вдруг понадобился?
– Чтобы... я хочу спуститься вниз, в трюм. – Совсем неплохой, вполне логичный ответ. – Хочу повидаться с женщинами, узнать, можно ли начать уроки. Но раз вы поставили часового, я не могу отлучиться без вашего разрешения.
– А не рановато ли для учебы? Скорее всего почти все еще спят.
Недаром Джордан говорил, что врать она совсем не умеет. Однако сейчас это была ложь во спасение.
– Об этом я как-то не подумала. Что ж, тогда прогуляюсь по палубе.
– Прекрасная идея, – сказал Гидеон. – Утро восхитительное, пока еще не жарко. Надеюсь, вы не будете возражать против моего общества?
Ну что тут поделаешь? Зловредный пират явно решил не отпускать ее от себя. Сара собралась с духом и посмотрела ему в глаза.
– Неужели у меня нет выбора?
– Выбор всегда есть, Сара. – Необычные нотки в голосе не сулили ничего хорошего, но еще страшнее показалась широкая ослепительная улыбка. От волнения по спине побежали мурашки. Улыбка лишала остатков самообладания и напоминала о вчерашней сцене в каюте – о возмутительных объятиях и невозможных поцелуях, от которых едва не остановилось сердце.
Разбойник выглядел настолько красивым, что все слова, возражения и рассуждения теряли смысл. Ну почему Господь решил наделить негодяя обезоруживающей, совершенно неотразимой внешностью? И почему испытание выпало именно на ее долю? Сначала полковник Тейлор, а теперь этот пират. Разве справедливо?
Сара едва, не застонала.
Гидеон с видом джентльмена предложил ей руку. И сам жест, и выражение лица никак не гармонировали с чересчур вольным костюмом. Сара не спешила. Прикосновение к добру не приведет, лучше попытаться сохранить здравый рассудок.
Но с другой стороны, стоит ли провоцировать, если единственная причина отказа – ее собственная неспособность противостоять чарам? Может быть, лучше принять вызов? Сколько подобных испытаний еще выпадет на ее долю?
Отважно взяв капитана под руку, мисс Уиллис отправилась на торжественный утренний променад по палубе пиратской шхуны. Прикосновение пальцев к теплой, не прикрытой даже тонкой тканью коже оказалось непривычным и вызывало новые, до сих пор не изведанные ощущения. Если в Лондоне и приходилось брать мужчину под руку, то рука неизбежно оказывалась в перчатке, а локоть джентльмена скрывался под многослойным костюмом.
Сейчас же все складывалось совершенно иначе. Загорелая кожа излучала тепло, согревая пальцы, руку, все тело. Каждое движение, напряжение мышц мгновенно передавалось ей и воспринималось как свое собственное. Как жаль, что не удалось забрать с «Добродетели» перчатки! Сейчас она была готова заплатить королевский выкуп за ту призрачную защиту, которую дарила тонкая, нежная лайка!
Некоторое время оба молчали. Когда проходили мимо пирата, старательно начищавшего медные детали шпиля, Сара попыталась заглянуть тому в лицо, чтобы выяснить, не Питер ли это. Однако Гидеон тут же решительно сжал ее руку.
– Позвольте задать вопрос, – заговорил он. – Что заставило леди, подобную вам, отправиться в путешествие на тюремном корабле? Зачем такой риск? Полное отсутствие привычного комфорта, опасности...
– До той минуты, как появились вы и ваши жадные пираты, никакой опасности не существовало, – ворчливо ответила Сара.
– Поверьте: останься вы на «Добродетели» подольше, опасности непременно дали бы себя знать. Немало судов пошло ко дну в бурных водах близ Зеленого Мыса. Были среди них и плавучие тюрьмы. Но еще большее недоумение вызывает то обстоятельство, что особа вашего высокого положения решилась рисковать спокойствием, а может быть, и самой жизнью, ради нескольких десятков несчастных погибших душ. – Голос зазвучал жестче. – Не сомневаюсь, графская дочка не испытывала недостатка в балах и раутах.
– Ах вот как?! – Да как он посмел сделать подобные выводы, ничего не зная о ней?!
Высвободив руку, Сара решительно отошла к борту и остановилась возле начищенных до блеска медных перил, глядя в бесконечную морскую синеву. Впрочем, каждой клеточкой своего существа она ощущала присутствие непонятного, опасного человека.
– Всю свою сознательную жизнь я посвятила делу тюремной реформы, так же как моя мать. У нее был девиз: «Чтобы восторжествовала справедливость, достаточно всего лишь одной искренней, преданной души». Вот я и делаю все, что могу.
Сара принялась наматывать на палец локон. Она хорошо помнила, как в детстве помогала носить заключенным корзинки с едой и шила лоскутные одеяла для бедняков.
– А отец?
– Мой родной отец умер в долговой тюрьме, когда мне было два года.
За спиной повисло тяжелое, изумленное молчание. Когда же Гидеон заговорил снова, в голосе ясно слышалось неподдельное сострадание.
– Простите, мне очень жаль.
Сара вздохнула:
– Я, конечно, не помню отца, но мать очень его любила. Его смерть изменила мир. С тех самых пор единственным ее желанием и стремлением стала помощь обездоленным и страдающим. У нее было совсем мало денег, а впереди маячило мрачное будущее. И все же она постоянно обращалась к властям, стремясь долбиться улучшения условий в тюрьмах, и даже не раз требовала от Палаты лордов изменения несправедливых законов. Так она и познакомилась с моим будущим отчимом, лордом Блэкмором, и вскоре вышла за него замуж.
Гидеон подошел к ней и положил руки на перила.
– Уверен, брак положил конец всем благим намерениям.
Сара подняла глаза. Капитан не отрываясь смотрел в мерцающие океанские волны. Сейчас его лицо казалось печальным, даже суровым.
– Ничего подобного, – возразила Сара. – Граф до последнего дня всеми силами поддерживал дело реформ. – Она помолчала, водя рукой по блестящей гладкой меди, и добавила: – Мать всегда брала меня с собой и сумела внушить уверенность в том, что если люди очень захотят и очень постараются, то зло непременно отступит. Я стараюсь продолжить семейное дело.
– Поэтому решили погубить себя среди воровок и убийц?
Сара посмотрела ему в глаза.
– Еще совсем недавно вы называли их «несчастными погибшими душами».
– Называл, и что же? Все равно ни за что не поверю, что ваш сводный брат мог одобрить опасное путешествие, пусть и с высокой целью.
– А он не одобрил. – В эту минуту солнце спряталось за незаметно прилетевшие облака, и палуба погрузилась в недолгую, неглубокую тень. – Он всеми силами старался отговорить меня от поездки. Но, разумеется, не смог. Ведь я достаточно взрослая и имею право отправиться туда, куда считаю нужным. Так что в конце концов Джордану пришлось смириться и отступить.
Улыбка исчезла с лица капитана так же внезапно, как скрылось за облаками солнце.
– Вы и впредь намерены поступать подобным образом? Позвольте предупредить вас, Сара Уиллис. Ваша семья потакала своеволию и самоуверенности, но я этого делать не собираюсь. Ни на моем корабле, ни на моем острове не место прихотям и капризам.
– Ваш остров? А мне казалось, что идея Атлантиса всегда подразумевала утопическое понятие равенства и отсутствия собственности.
Капитан помрачнел.
– Так оно и есть. Но ведь кто-то должен устанавливать правила и следить за их исполнением. Мои люди мне доверяют. И всем остальным на острове придется подчиняться выработанным мною правилам. Понимаю, как трудно с этим смириться человеку вашего склада. Вы дочь графа Блэкмора и привыкли немедленно получать то, что хотите. Но в конце концов вам придется признать право сильного. Неповиновение властям может вам дорого обойтись.
Сара пропустила мимо ушей угрозу, однако презрение, с которым прозвучали слова «дочка графа Блэкмора», вызвало любопытство. Ненависть к аристократам выходила за пределы разумного. Вряд ли ее можно было объяснить одним лишь американским патриотизмом.
– Хотелось бы знать, – спокойно произнесла она, – какой смысл вы вкладываете в понятие «неповиновение властям» и что за ужасный английский аристократ научил вас так отчаянно презирать тех, кого вы назвали «людьми моего склада».
Глаза капитана сверкнули; он напрягся и резко шагнул в сторону, будто зверь, который готовится к нападению. Сара тоже невольно отступила и даже прикрыла лицо рукой, словно ожидая удара.
– Поверьте, – произнес наконец Гидеон, – вам незачем это знать.
Повернувшись на каблуках, капитан решительно зашагал прочь, а Сара так и осталась стоять, дрожа от страха.
Мельком взглянув на компас, Гидеон повернул штурвал на четверть оборота. День клонился к вечеру, косые лучи солнца не обжигали, а дарили мягкое, приятное тепло.
Весь день Гидеон избегал встречи с учительницей, поручив ее заботам Барнаби Кента, но от собственных мыслей не убежишь. История матери маленькой бунтарки не давала покоя: активная поборница реформ вышла замуж за графа. Неужели такое возможно? Впрочем, Сара могла драматизировать события. Преувеличить реформаторские усилия и матери, и ее собственные. Гидеон на своем веку повидал немало английских графов и хорошо знал, что эти осторожные и в то же время высокомерные люди ни за что не позволили бы своим женщинам испачкать ручки в пыли бедности, не говоря уже о такой грязи, как преступления и тюрьмы.
И все же Сара оказалась на борту тюремного фрегата «Добродетель». Забыв о собственном благе, отважно отстаивала права осужденных женщин. О ее принадлежности к графскому роду Гидеон узнал, лишь когда учительница пыталась убедить его оставить плавучую тюрьму в покое. Будь она робкой или чванливой, ни за что не отважилась бы ни на один из этих поступков.
Капитан улыбнулся. Да, робость Сары вполне можно было сравнить со сдержанностью боевого корабля. Очень красивого, с точеными линиями корпуса – от носа и до кормы, – но все же боевого, готового в любой момент вступить в битву. Едва дело касалось подопечных и их благополучия, миниатюрная мисс мгновенно преображалась в хорошо вооруженный бриг. Мужество и упорство красавицы казались немыслимыми, мучительными... и отрезвляющими. Порой они заставляли капитана усомниться в справедливости собственных действий. Может быть, не стоило захватывать тюремный парусник?
Этот солдат в юбке мог смутить покой любого человека, уверенного в собственной правоте. Да ниспошлет Господь терпение тому, кто на ней женится.
Гидеон едва не застонал. Воображение уже в который раз рисовало ему одну и ту же картину. Раскинув тонкие изящные руки, Сара лежит на кровати, устремив на него затуманенный страстью взор, и манит к себе словно сирена.
Нет, это счастье не для него. Пусть кто-нибудь другой ответит на роковой зов и сядет на мель у смертельно опасного побережья. Сам он ни за что не поддастся искушению.
Но тогда другой познает восторг поцелуев, радость прикосновения к нежной шелковистой коже, неповторимый аромат пышных каштановых волос, свежесть юного обнаженного тела. В этот момент его собственное тело недвусмысленно отозвалось на нарисованную воображением картину, и Гидеон негромко выругался.
– Хорн, хватит мечтать, спустись в трюм и послушай, что преподает на своих уроках эта женщина, – раздался за спиной ехидный голос Барнаби.
Гидеон обернулся. Англичанин стоял на верхней ступеньке ведущей на квартердек лестницы.
– Меня ничем не удивишь, – откликнулся капитан и снова повернулся к штурвалу. У него не было сейчас ни малейшего желания снова общаться с учительницей. Пусть мистер Кент сам займется соотечественницей.
– Тебя, возможно, и не удивишь, но это вовсе не означает, что не о чем беспокоиться. Ты, конечно, образован гораздо лучше меня, но разве «Лисистрата» не та самая комедия, в которой женщины отказываются выполнять супружеские обязанности, требуя от мужей прекращения войны?
Гидеон со стоном вцепился в штурвал. «Лисистрата» относилась к тем произведениям, которые отец чуть ли не силой заталкивал ему в горло, как только парнишка научился читать.
– Да, именно так. Но только не говори, пожалуйста, что она пытается научить их тому же. Это же древнегреческая литература! Кто из них знает греческий? Никто не поймет ни слова, даже если учительница знает весь текст наизусть.
– Учительница переводит его на английский. А уж английский они прекрасно понимают. Мисс Уиллис излагает историю с большим энтузиазмом.
Гидеон с проклятием бросил штурвал, и Барнаби тут же занял место капитана.
– Нельзя было брать на борт эту неугомонную девчонку! – ворчал он, направляясь к лестнице. – Надо было ее связать и с кляпом во рту отправить в Англию!
Барнаби расхохотался. Капитан спустился на палубу и решительно зашагал клюку. Необходимо пресечь любые попытки вызвать неповиновение.
Спускаясь в трюм, Гидеон хорошо слышал воодушевленный голос Сары: она говорила неторопливо, размеренно, четко. Капитан помедлил на ступеньках. В эту минуту речь шла о том, как гонец из Спарты рассказывал членам афинского магистрата об отчаянии достойных спартанцев, не знающих, как положить конец холодности жен. Трудно было сдержать улыбку. Скромная мисс пересказывала сцену без единою фаллического образа и символа, которыми изобиловал греческий оригинал. Только Сара Уиллис могла превратить «Лисистрату», самую вульгарную и непристойную из древнегреческих пьес, в строгую и целомудренную историю.
Прогнав с лица предательскую улыбку, Гидеон спустился в трюм и увидел, что учительница стоит в самом дальнем его конце, спиной ко входу. Перед ней расположились женщины и дети – человек тридцать. Все слушали затаив дыхание. Окон в трюме не было, и тропическая жара безжалостно заявляла о себе. Однако даже дети сидели тихо, а если кто-то из малышей вдруг начинал хныкать, мать тут же его одергивала.
Капитан нахмурился. Да, ничего другого не следовало ожидать.
Гидеон пошел по трюму, не замечая беспокойства, которое вызвало его появление. Сара обернулась. Щеки ее вспыхнули.
– Добрый день, леди, – приветствовал капитан женщин ледяным тоном. – На сегодня занятия окончены. Почему бы вам не подняться на палубу и не подышать свежим воздухом?
Никто не сдвинулся с места. Решительно скрестив руки на груди, Сара воинственно посмотрела в глаза нарушителю спокойствия:
– Вы не имеете права распускать класс, капитан Хорн. Тем более что мы еще не закончили урок. Я как раз рассказывала историю о...
– Да-да, знаю. Вы как раз пересказывали «Лисистрату».
В глазах мелькнуло удивление, однако учительница тут же взяла себя в руки и холодно взглянула на непрошеного гостя.
– Да, вы правы, именно «Лисистрату», – произнесла она любезным тоном. – Надеюсь, капитан Хорн, вы не собираетесь запретить мне знакомить учениц с великими произведениями мировой литературы.
– Ни в коем случае, – в тон ей ответил Гидеон. – Вот только выбор материала представляется не самым удачным. Не кажется ли вам, что комедия Аристофана немного сложна для восприятия неподготовленной аудиторией?
Сара не сразу смогла справиться с изумлением, и мгновенное замешательство гордой особы доставило Гидеону искреннее удовольствие. Но вот она пришла в себя и, не обращая внимания на шепот подопечных, вскинула голову:
– Можно подумать, вам действительно что-нибудь известно об Аристофане.
– Для того чтобы знать литературу, вовсе не обязательно быть отпрыском английского аристократического семейства. Мне хорошо известны все эти чертовы авторы, которых вы, англичане, превозносите до небес. Любой из них оказался бы куда полезнее для учениц, чем Аристофан.
Сара ушам своим не верила, а Гидеон лихорадочно перебирал в памяти сотни стихотворных строк, которые отец-англичанин в прямом смысле этого слова вбил ему в голову.
– К примеру, можно было бы выбрать «Укрощение строптивой» Шекспира. Как прекрасно сказано:
Ну-ну! Не морщитесь так мрачно, так сурово
И стрел презрительных не посылайте взглядом.
Неужто ранить вы осмелитесь хозяина, владыку,господина?
Так давно не приходилось вспоминать любимые строки отца, и все же они звучали в уме свежо и живо, как будто выученные только вчера. А уж пользоваться литературой как оружием Гидеон умел лучше всех. Не зря отец обожал терзать сына цитатами о непослушных детях.
Сара забыла обо всем, не в силах отвести изумленный взгляд от лица необыкновенного пирата. Женщины, в свою очередь, с недоумением наблюдали за этой сценой.
– Как... то есть откуда вы знаете...
– Это не имеет значения. Существенно лишь то, что вы рассказываете историю о Лисистрате, вместо того чтобы читать Шекспира:
Твой муж – твой лорд, твой господин и твойзащитник.
Властитель, суверен; лишь он заботы полн.
Тревожась о тебе, не знает он покоя
Ни на земле, ни в шуме бурных волн.
Сара перестала удивляться и с легкостью узнала отрывок из знаменитой пьесы Шекспира. Да, именно такими словами Катарина признает Петруччио своим господином и хозяином перед всеми гостями отца.
Глаза учительницы блеснули. Она уже полностью овладела собой и сделала шаг вперед, словно принимая вызов.
– Но ведь мы еще не жены. А у Шекспира есть и такие строки:
О, не вздыхайте, леди, не вздыхайте.
Всегда к обману был мужчина склонен.
Одной ногой на суше, а другой на море,
И постоянство – лишь мечты услада.
– Ах да, конечно, «Много шума из ничего». Но заметьте, даже Беатриче в конце концов изменяет свое мнение. По-моему, это ее слова:
Прощай, презрение! Прощай, девичья гордость!
Что толку в этих предрассудках праздных?
Сдаюсь тебе на милость, Бенедикт,
И сердце укрощенное твоей любви вверяю.
– Но ее обманом заставили их произнести! И силой принудили принять Бенедикта – точно так же, как вы силой принуждаете нас!
– Принуждаем вас? – не сдержавшись, крикнул Гидеон. – Да вы не знаете, что такое принуждение!
Заметив, что женщины наблюдают за происходящим с нескрываемым страхом, Гидеон замолчал. Девчонка умудряется передергивать слова так, что он выглядит настоящим чудовищем!
– Вон отсюда! – вне себя от гнева, закричал капитан. – Убирайтесь немедленно, все до одной! Я буду разговаривать с мисс Уиллис наедине!
Дважды повторять не пришлось. Усталые, измученные духотой, испуганные ученицы ждали лишь команды подняться на палубу. Все бросились к лестнице. Охваченная отчаянием, Сара смотрела им вслед.
– Вернитесь! Он не может заставить вас уйти! Не имеет права!
– Простите, мисс, – виновато прошептала последняя из отступниц и, низко склонив голову, подтолкнула к лестнице детей.
Едва наступила тишина, Сара с горящими от гнева глазами набросилась на того, кто так бесцеремонно нарушил ее планы и уязвил ее гордость:
– Как вы смеете?! Никто не давал вам права врываться сюда и прогонять моих учениц! Вы... вы просто тиран!
Тот факт, что обвинение определенно содержало долю правды, вовсе не делало его менее обидным. Всего несколько шагов, и Гидеон оказался рядом с непокорной англичанкой.
– Мне уже надоело выслушивать оскорбления, Сара. Да, мы действительно захватили корабль, но разве после этого с вами хоть раз обошлись плохо, неуважительно? Били? Насиловали? Запирали в каюте?
– Нет, но все это вопрос времени! Вчера вы уже применили силу!
Сара тут же пожалела о сказанном. О вчерашнем поцелуе следовало забыть навсегда.
Гидеон мгновенно напрягся – настолько, что шрам на щеке побелел и стал сильнее заметен на загорелой коже. Подойдя к ней вплотную, он крепко сжал тоненькую талию – с такой силой, что Саре пришлось забыть о независимости и гордости.
– Так что же произошло вчера? Я нескромно навязал вам свое внимание, свои ласки? Я вас целовал, а вы покорно терпели мои дерзкие, бесстыдные поцелуи? Странно, но мне вчерашние события вспоминаются немного иначе.
Теперь уже пират не кричал, даже не говорил, он шептал – и от этого слова казались куда весомее, значительнее, серьезнее.
– Я хорошо помню, как ваши губы раскрылись навстречу моим. Как страстно вы прижимали к себе мою голову. Большинство женщин несколько иначе реагируют на насилие.
Да, негодяй безжалостно отхлестал непокорную ее же собственной слабостью. Сара отчаянно уперлась кулачками в широкую грудь, но пират с силой прижал ее к себе, заставив мгновенно ощутить сильное, мускулистое тело.
– Вы понятия не имеете о насилии. Может быть, пришло время показать, что это такое?
– Не-ет, – попыталась возразить Сара, однако горячие губы не позволили протестовать.
Поцелуй получился жадным и беспощадным, а объятие едва не лишило ее сознания. Все попытки освободиться оказались напрасными. Сразив жертву огненным взглядом, разбойник легко ее приподнял и посадил на высокий сундук. Сжав запястья, завел руки за спину и, крепко удерживая их одной рукой, другой обнял за шею, чтобы целовать еще и еще.
В этих поцелуях не было нежности. Они должны были послужить наказанием, вызвать обиду и ненависть. Так и случилось. Сара ненавидела его в этот момент.
– Вот что такое насилие, милая девочка, – почти прорычал пират.
И вдруг выражение его лица стало мягче. В голосе прозвучали ласковые нотки.
– Я вас не виню. Мне и самому не по душе насилие.
Его глаза впитывали каждую черточку, каждую тень ее лица. Гидеон нежно провел пальцами по тонкой белой шее.
– Куда больше мне нравится обнимать вас такой, какой вы были вчера: мягкой, податливой, очаровательной.
Он не отрывал взгляд от ее губ. От этого магического взгляда по спине у Сары побежали мурашки. Усилием воли Сара поборола предательское чувство.
– Вы вообще не имеете права меня обнимать.
– Неужели? – На его губах заиграла снисходительная улыбка. Гидеон склонил голову, и Сара приготовилась отразить еще один безжалостный поцелуй. Однако он прижался губами к мягко проступающей на шее голубоватой пульсирующей жилке.
Сейчас губы оказались теплыми и удивительно мягкими – совсем не такими, какими были всего несколько мгновений назад. Сара изо всех сил старалась не поддаваться искушению, однако не могла унять дрожь. Чувства захлестывали и уносили на гребне волны.
Слегка отстранившись, Гидеон взглянул на ее дрожащие губы и властно накрыл их своими.
Сопротивляться у Сары не было сил. Даже морские волны подчинялись воле этого дьявола: они раскачивали корабль так, что, сидя на сундуке, Сара то и дело прижималась к груди искусителя. А тем временем его язык смело ласкал ее рот, каждое прикосновение отдавалось дрожью в коленях, странным ноющим чувством в животе и ниже...
Господи, никто никогда не дарил ей таких восхитительных ощущений.
К тому моменту, когда его рука скользнула вниз по шее, по ключице и остановилась на груди, Сара изогнулась навстречу поцелую.
Гидеон мгновенно ощутил перемену настроения. Да и можно ли было ошибиться? Маленькие кулачки разжались, и руки уже не отталкивали, сопротивляясь ласке, а сами проникли под кожаную жилетку и обняли за талию. Черт возьми, она восхитительна в своей непредсказуемости! Почему она не возненавидела его за жестокость первых поцелуев? Сам он презирал себя за грубость – настолько, что счел необходимым целовать ее снова и снова, чтобы доказать, что он вовсе не чудовище, как это может показаться.
Сейчас он не мог думать ни о чем, кроме нежных прикосновений и ласк. Тело принимало решение самостоятельно, без участия разума.
Сара отвечала так невинно, так просто, так... обаятельно и прелестно. Хотелось сорвать скрывающую очарование одежду, положить малышку на одну из множества подстилок и забыться в наслаждении. Гидеон застонал. Он должен взять себя в руки, действовать осознанно, чтобы доказать, что такое сила и чем она отличается от взаимной удовлетворенности. Лишь после этого можно будет выпустить заносчивую мисс на свободу.
Но все это потом, после того как он прикоснется к каждой клеточке восхитительного юного тела.
Ткань, разделявшая ладонь и вожделенную грудь, раздражала. Гидеон развязал кружевную манишку, скромно прикрывавшую и без того неглубокий вырез муслинового платья. Сара отстранилась и удивленно взглянула на него. Едва докучливая манишка полетела на пол, он начал ласкать нежную грудь, с некоторой опаской ожидая реакции.
Однако Сара сидела неподвижно на сундуке, только взгляд у нее был испуганный. Осмелев, Гидеон проник в корсаж.
– Вы не должны так... так прикасаться ко мне, – едва слышно выдохнула Сара, хотя нежная изюминка соска приняла ласку и стала твердой как камешек.
– Не должен. – Медленными чувственными движениями он продолжал дарить наслаждение, наслаждаясь сам. – Но ты же хочешь этого, правда? Хочешь этих ласк. – Гидеон готов был во что бы то ни стало добиться признания. Чтобы она не могла потом обвинить его в излишней настойчивости.
Сара отвернулась, пытаясь скрыть лицо, однако не остановила руку и даже не отстранилась.
– Я не... то есть... я не хочу... я... мне...
Гидеон снова накрыл губами нерешительные губы и проник языком в горячую влагу рта так, как хотел бы проникнуть в святая святых. Прижав к себе миниатюрную фигурку, расстегнул крючки на спине и немного спустил с плеч рукава платья. Потом нетерпеливо развязал тесемки рубашки и сдернул платье почти до талии, наконец-то обнажив волшебные жемчужины.
Сара негромко застонала и зашевелилась, однако не отстранилась и не прервала поцелуя. Господи, до чего же она хороша! Самая восхитительная, самая желанная из дочерей Евы! Как же насладиться ею? Как познать ее? Не переставая ласкать языком соблазнительные губы, он смело наполнил ладони жемчугом. Его не пугали ни бешеная гонка собственного сердца, ни неумолимо гнетущее желание.
Да, нежное тело казалось мягким, податливым и безотказным; сам же он с болью ощущал собсвенную стальную плоть. Страсть переполняла, подчиняла, порабощала.
Сара доверчиво прильнула к нему, и Гидеон освободил горячие губы, но лишь для того, чтобы проложить дорожку поцелуев по атласной коже шеи и груди. Требовательно захватил губами сосок. Сара, словно зачарованная, следила за ним широко раскрытыми глазами, но не сопротивлялась. Напротив, вцепившись пальцами в его широкие плечи, девушка изогнулась, стремясь оказаться еще ближе. Наверное, от ногтей останется след. Ну и что? Он страстно желал ее. Здесь и сейчас. Немедленно!
На какой-то миг он пришел в себя, но тут же снова утратил чувство реальности. Перед ним была воинственная королева, призывавшая свои войска к бою дерзким рассказом о Лисистрате. Против чар такой волшебницы устоять невозможно. Он желал ее. Она желала его. Что могло быть важнее их чувств?
– Гидеон! О небеса! – выдохнула Сара в тот момент, когда он осыпал грудь жадными жаркими поцелуями.
– Да, мы сейчас на небесах, – пробормотал он, не поднимая головы. – А ты, милая, настоящий ангел.
Им суждено быть вместе. Тело требовало большего. Он должен получить все. Он задрал ей юбку.
Ладони заскользили по гладкой шелковистой коже, проникли в развилку бедер. Она должна принадлежать ему и только ему.
Мысли лихорадочно кружились, а рука тем временем осмелилась на самый дерзкий поступок и проникла в потайное местечко между ног.