Первую неделю Сара провела на удивление спокойно. Днем было столько работы и споров между женщинами относительно того, кто и что должен делать, что на переживания не оставалось времени. Нужно было носить воду и кормить мужчин, косить и сушить тростник для крыш; шить матрасы из привезенного моряками полотна.

И все же Гидеон попадался на пути достаточно часто, и встречи напоминали о проведенной вместе счастливой ночи. Капитан советовался, как лучше расположить дома и какими их сделать. Если же ему требовалась помощь женщин, он тоже обращался к Саре, и несколько часов незаметно пролетали в бурных дебатах.

Нередко она и сама искала повод для встреч. Ей нравилось смотреть, как он работает – ловко, споро, умело, словно всю жизнь провел с топором и молотком в руках. Покрытые потом крепкие мышцы блестели на солнце. Во время ленча он садился под деревом рядом с ней, предлагал бананы, которые она полюбила, и сочные куски свинины, поджаренные на самодельном вертеле Сайласа. Иногда, что-нибудь передавая или принимая, он случайно касался ее рук, но на этом прикосновения заканчивались.

Дистанция должна была облегчить жизнь. Но этого не произошло. По ночам Сара лежала в своей каюте без сна и думала о Гидеоне. Его огромная роскошная кровать была совсем близко – на противоположной стороне кают-компании. Иногда, закрыв глаза, она представляла, как он гладит ее плечи, грудь, бедра. Порой фантазии побуждали прикасаться к своему телу, и она с ужасом осознавала свое порочное поведение.

Вторая неделя далась труднее. К этому времени споры, перебранки и волнения утихли и каждый спокойно занимался ставшим привычным делом. Все нашли себе занятие по душе и старательно трудились, искренне стараясь сделать остров как можно красивее и удобнее для жизни. Поводов для встреч и разговоров с Гидеоном стало гораздо меньше. Иногда он даже не делал перерывов на ленч. Но когда отдыхал, непременно садился рядом с ней.

И все же Сара постоянно, каждую минуту и каждую секунду ощущала присутствие капитана Хорна, даже если он занимался строительством или руководил заготовкой бревен в лесу. Она искала и находила все новые поводы, чтобы встретиться с ним, а потом искала и находила оправдание этим не слишком серьезным поводам. Зачем-то постоянно старалась дотронуться до него – как будто невзначай... коснуться руки, плеча или локтя. Она делала это не преднамеренно, просто так получалось. Но как только это происходило, он тут же замирал, пожирая ее голодным взглядом, и Сара, словно обжегшись, мгновенно отдергивала руку.

По вечерам Гидеон приносил подарки: кусочек ароматного мыла; отрез красивого шелка на блузку или шляпку; удивительной формы ярко-оранжевый коралл, который посчастливилось отыскать во время морской охоты. Он ни разу не подарил вещь, которую можно было бы считать украденной. Это радовало, хотя Сара не сомневалась, что могла бы утонуть в драгоценностях.

Гидеон не спешил уходить. Любил прогуляться рядом с ней по палубе, делясь мечтами и надеждами на процветание Атлантиса. Как ни старалась Сара сопротивляться волшебству слов, они очаровывали. Невозможно без волнения и радости представить себе общество, в котором и мужчины, и женщины будут жить и работать свободно, без насилия и жестокости недальновидного правительства. В этом обществе наказание соответствовало проступку, а оступившиеся, подобные Энн, не лишались самого необходимого.

Потом наступало самое тяжелое время. Гидеон провожал ее до двери каюты и прощался. Каждый раз Сара надеялась на поцелуй, но тщетно, Ну а в ночном одиночестве воображение продолжало события с того самого момента, на котором остановилась действительность. Прошло то время, когда она мечтала почувствовать прикосновение сильных теплых рук. Теперь хотелось ощутить сладость страстных горячих губ. Начинались воспоминания с простого поцелуя, но скоро мечты становились требовательнее и настойчивее: вот уже его руки и губы ласкают грудь, живот и потайное местечко.

Видение казалось невозможно скандальным и заставляло стыдиться самой себя. Иногда Сара, проснувшись, обнаруживала, что прикасается к собственному телу возмутительно, отвратительно, фривольно! Она сгорала ночью. Сгорала днем. Но Гидеон твердо держал данное слово и не прикасался к ней даже пальцем.

Третья неделя принесла перемены. Прикосновения возобновились, но совершенно неожиданным образом. Гидеон то остоторожно поправлял упавшую на глаза прядь, то брал за руку, чтобы помочь утром сойти по трапу с палубы на берег. Во время совместной трапезы – а теперь они всегда ели вместе – то и дело наклонялся за чем-нибудь и «случайно» касался груди. Садился так низко, что ноги непременно соприкасались при любом, даже самом незначительном движении.

Сохрани Сара ясный ум, непременно заметила бы, что Гидеон то и дело нарушает обещание не прикасаться к ней. Но, увы, рассудок давным-давно помутился. Да и само существование поддерживалось лишь этими короткими тайными прикосновениями. Подарки, которые он дарил, вызывали странный восторг, а обычай узнавать ее мнение по самым разным вопросам восхищал верх меры.

Но хуже всего было то, что ночные фантазии теперь дарили яркие сцены любви. Сара уже не пыталась подавить видения, а с радостью давала им волю. Ну а руки – эти предательские, порочные руки – совершенно вышли из-под контроля.

И все же даже они не могли погасить тот пожар, который все жарче разгорался где-то внизу живота, не могли удовлетворить страстную потребность в поцелуе, ласке, прикосновении и любовном проникновении.

В последнее утро третьей недели печальные мысли нахлынули мощной волной. Еще до восхода солнца, когда на шхуне все крепко спали, Сара встала и медленно побрела по пляжу к речке, надеясь хоть немного развеять тоску и трезво подумать о жизни.

В маленькой колонии сложился неписаный кодекс законов, и один из этих законов касался купания. По утрам вода в речке была слишком холодной, а потому женщинам отвели для купания послеобеденные часы, а мужчинам – ранний вечер, когда они заканчивали грязную работу. Простая система гарантировала женщинам уединение, особенно необходимое тем, кто еще не определился с выбором мужа.

Поэтому Сара удивилась, когда, подойдя к речке, увидела обнаженного Гидеона. Стоя в ледяной воде, он мылся. Стараясь остаться незамеченной, Сара спряталась за деревом.

Удивительно. Он что, каждое утро вот так плещется? Но зачем? Днем вода куда теплее и приятнее!

Следовало немедленно уйти, однако ночные видения и дерзкие фантазии еще сохраняли первозданную свежесть. Обернувшись, чтобы убедиться, что никто ее не видит, Сара осторожно выглянула из-за дереза.

Речка была мелкой – вода доставала лишь до колен. Гидеон стоял спиной. Набирал воду, обливался и растирался ладонями. Выглядел он поистине великолепно: мокрые черные волосы спускались по стройной мускулистой спине, крепкие ягодицы напрягались при каждом движении, сильные, покрытые темной растительностью ноги надежно упирались в каменистое дно.

Ночные видения воплотились в реальность, и Сара окончательно утонула в горячей волне. Что он сделает, если она подойдет к нему? Но нет, это невозможно, ужасно, постыдно!

Неожиданно Гидеон обернулся. О небо! Он возбужден! Что-то бормоча и хмурясь, Гидеон яростно терся намыленной тряпкой.

Потом, к ужасу тайной свидетельницы, положил руку на готовый к бою клинок и принялся его поглаживать. Сара понимала, что должна немедленно уйти, однако ноги словно приросли к земле. Так вот, значит, каким образом он умудрялся держаться на расстоянии, в то время как она сгорала от страстного желания!

Но если все так просто, почему он хмурится? Почему движения так яростны? Видимо, он чувствовал то же самое, что и она. Руки не приносили облегчения – так же как не могла погасить пожар вода.

Вдруг Гидеон поднял голову и увидел Сару. Взгляды их встретились. Сара застыла, не в силах двинуться с места.

Оцепенение сменилось паникой. Вскрикнув, она подобрала юбку и бросилась бежать.

Добежав до шхуны, промчалась по трапу на палубу, к немалому удивлению пиратов. В ужасе обернулась, опасаясь обнаружить погоню. К счастью, Гидеона не было.

И все же в полной безопасности она почувствовала себя лишь после того, как ворвалась в каюту и заперла дверь на щеколду. Еще несколько минут потребовалось, чтобы немного успокоиться.

Весь день Сара избегала Гидеона. Старалась чем-нибудь заняться. Помогала женщинам вытаскивать из трюма постели, чтобы просушить их и проветрить. Однако мысли о Гидеоне ее не покидали.

Ближе к вечеру Сара, раздраженная и злая, разыскала Луизу в надежде, что едкий, хлесткий язык подруги вернет ей самообладание. Луиза недолюбливала Гидеона и при каждом удобном случае старалась сказать о капитане какую-нибудь гадость. Именно это Саре сейчас и требовалось.

Она отправилась на камбуз, однако вместо Луизы застала там Сайласа. Тот как раз выкладывал на посыпанный мукой стол огромный ком теста.

– Луиза... – начал было повар, но, подняв голову, увидел Сару. – Иди-ка помеси тесто, а то у меня мясо сгорит.

– А где Луиза?

Сайлас пожал плечами:

– Кто знает, куда подевалась эта женщина? Думаю, скоро появится. Но хлеб надо месить прямо сейчас. Луиза всегда исчезает в самый ответственный момент.

Ворчание не могло обмануть Сару. Сайлас был по уши влюблен. В последние две недели парочка стала прямо-таки неразлучной. Они уже попросили Гидеона, как капитана, провести свадебную церемонию, и теперь казались настолько увлеченными друг другом, насколько это свойственно лишь молодоженам. Им можно было позавидовать.

– Иди-ка сюда, девочка, помоги с хлебом, – повторил Сайлас, махнув рукой.

– Но я не умею.

Дома подобную работу выполняли слуги. На Атлантисе слуг не было, и пришлось многому научиться.

Но сегодня у Сары не было желания учиться. Гидеон не шел у нее из головы.

– Месить тесто совсем не трудно, – заметил Сайлас, пропустив ее слова мимо ушей, и показал, как это делается. – Видишь? Ничего сложного.

– Но я все испорчу.

– Чепуха! – Испачканными в муке пальцами Сайлас схватил Сару за руку и потащил к столу. – Испортить тесто невозможно. Чем сильнее его бьешь, тем нежнее оно становится. Чем суровее с ним обращаешься, тем выше оно поднимается.

Сара скептически оглядела тесто и начала действовать так, как показал Сайлас. Тесто оказалось восхитительно податливым и мягким, и месить его было одно удовольствие.

Сара продолжала работу, но мысли то и дело возвращались к Гидеону. Желать мужчину может только падшая женщина. Так по крайней мере ее учили, когда она жила дома. Однако Сара убедилась в обратном. На собственном опыте.

И все же как могло случиться, что объятия пирата приносили столько радости и счастья? Это действительно так; отрицать невозможно.

Что с этим делать? Гидеон сказал, что она будет молить его о ласке. Скорее всего он к ней охладел. Решил, что не стоит возиться с аристократкой. При мысли об этом Сара похолодела и еще яростнее стала бить тесто кулаками. Пусть делает что хочет. Расставание все равно неизбежно. Ведь она собирается вернуться в Лондон.

В бурный внутренний монолог внезапно вклинился голос Сайласа:

– Остановись, девочка. Я сказал, что невозможно испортить тесто пинками, но убивать его не велел.

Сара судорожно сглотнула.

– Прошу прощения... просто... немного задумалась.

Сайлас взял тесто и положил в смазанную жиром форму.

– По-твоему, это немного? Что тебя так взволновало?

– Да нет, ничего.

Повар вернулся к мясной подливке.

– Все дело в нашем капитане, не так ли? Это он снова не дает тебе покоя?

– Да, а впрочем, нет. Совсем не то, что ты думаешь.

Сайлас бросил на нее проницательный взгляд, и Сара предпочла отвернуться, сделав вид, будто отряхивает от муки руки.

– Он... он очень любезен.

– И это тебя беспокоит?

– Нет, разумеется, нет. Дело в том, что... я не знаю, как это понимать. Иногда мне кажется, что мое присутствие его раздражает. А иногда...

– Поверь моему слову, ты вовсе его не раздражаешь. – Голос звучал спокойно, рассудительно, уверенно. – Гидеон не доверяет женщинам. Особенно женщинам твоего круга.

Снова эти ужасные слова – «твоего круга». Сара резко повернулась и посмотрела Сайласу в глаза.

– Но почему он так ненавидит мой круг? Кто из этого круга его обидел?

Сайлас отложил в сторону черпак и задумчиво погладил бороду.

– Я тебе кое-что расскажу. Только обещай, что не проболтаешься.

Сара энергично закивала.

Повар жестом указал на табуретку:

– Присядь. История долгая и неприятная. Но ты должна ее знать.

Усевшись за грубый деревянный стол, Сара приготовилась слушать.

– Мать. Родная мать, вот кто его обидел.

Сара подняла глаза.

– Не понимаю.

– Мать Гидеона была дочерью герцога. Богатая леди из очень влиятельной, я бы даже сказал, могущественной английской семьи.

Сара похолодела. Неужели Гидеон – англичанин? А его мать была аристократкой?

– Ты удивлена. – Сайлас взял трубку, достал из жилетного кармана кисети неторопливо ее набил. – Ты удивлена, и это вполне естественно. Как правило, пираты не блещут родословной.

– Но как это? Кто она?

Сайлас сунул в огонь лучинку и поднес к трубке.

– Могу рассказать, как это произошло. А вот кто она, он и сам не знает. – Повар бросил лучинку в печку и с удовольствием затянулся. – Выпив однажды лишнего, он рассказал мне об этом. Мы захватили корабль, на котором оказалась старуха по имени Юстейсия. Имя так его потрясло, что он бросился к бутылке. Наверное, ты заметила, что вообще-то наш капитан пьет очень мало. Это потому, что боится пойти по стопам отца. Как бы то ни было, а в ту ночь Гидеон сказал, что его мать тоже носила имя Юстейсия – во всяком случае, так ему сказал отец, когда был в подпитии.

– Об отце Гидеон немного рассказывал. Судя по всему, тот был ужасным человеком.

– Совершенно верно. Капитан его ненавидит. Но еще больше ненавидит мать. За то, что бросила его на попечение отца.

– Не понимаю. Как могла дочь герцога встретить такого человека, как отец Гидеона? Разве он не был американцем?

– Нет. Он был англичанином. Кажется, учителем Юстейсии. И, судя по всему, завзятым сердцеедом – он уговорил ее убежать с ним. – Сайлас помрачнел. – Она родила Гидеона, но вскоре жизнь с Элиасом Хорном довела ее до отчаяния. Она стала умолять родных принять ее обратно. Те согласились, но при условии, что она бросит ребенка.

– Не может быть! – воскликнула Сара.

Сайлас кивнул.

– Но почему?

– Понятия не имею. Может быть, боялись скандала. Думали, что, если Элиас и Гидеон останутся где-то вдали, никто ничего не узнает. Мало ли какие мысли могут прийти в голову английским аристократам.

Сара нахмурилась. Повар не собирался ее обижать, но, сам того не желая, дал ей понять, как относится к ее соотечественникам команда шхуны «Сатир». И к людям ее класса тоже. Понятно, что ненависть воспитана самим духом американской революции. Судя по всему, Гидеон родился сразу после ее окончания.

Сара вспомнила, с какой горечью капитан говорил о матери. Так стоит ли удивляться тому, что он так ненавидит английских аристократов?

– И он никогда не пытался разыскать мать и услышать ее правду? – поинтересовалась Сара.

– Может быть, и пытался, но мне об этом ничего не известно. Впрочем, думаю, вряд ли это ему удалось. Когда отец увез Гидеона в Америку, тот был еще совсем крошкой. А отец мечтал о новой жизни – и для себя, и для сына. Но разлука с женой терзала сердце, а печаль Элиас, как водится, топил в вине. Как-то раз Гидеон упомянул, что мальчиком сменил пятнадцать городов. Отец устраивался работать учителем, но из-за пьянства его вскоре отовсюду увольняли.

Да, история прекрасно объясняла, почему Гидеон так отчаянно стремился устроить жизнь на Атлантисе. У него никогда не было дома, вот он и пытался обосноваться на острове. Да, он просто мечтал о доме и о близком заботливом человеке, хотя сам ни за что бы в этом не признался.

– И что же заставило его убежать в море? Отцовские побои?

Сайлас покачал головой:

– У Гидеона просто не было выбора. Отец умер от белой горячки, когда мальчику не исполнилось еще и тринадцати. У него просто не было выбора.

– Гидеон ушел в море в тринадцать лет? – У Сары защемило сердце. В тринадцать лет сама она жила, окруженная заботой и любовью матери и благородного щедрого отчима, имела все, о чем только могла мечтать.

Должно быть, на лице Сары отразилось страдание.

– На самом деле все не так уж плохо, девочка, – постарался ее утешить Сайлас. – Работа юнги сделала из мальчика мужчину, а ведь это немало, правда?

На глаза навернулись слезы, и Сара спрятала лицо, чтобы их скрыть. А Сара обвиняла его в жестокости!

Капитан Хорн захватил пленниц против их воли, и мисс Уиллис до сих пор не могла ему этого простить. Но ведь дерзкий поступок он совершил из благих побуждений. Старался ради своей драгоценной колонии.

Сара видела, как справедливо управлял островом Гидеон. В случае спора непременно выслушивал обе стороны и лишь после этого принимал решение. Он обещал, что к женщинам будут относиться с уважением, и железной рукой держал пиратов в узде. Когда же она заявила о намерении возобновить уроки, капитан не колеблясь согласился. Он даже перешел жить в новый, еще не достроенный дом, уступив удобную каюту беременной Молли и ее дочурке Джейн.

Он не был тем ужасным, порочным человеком, за которого Сара приняла его на первых порах. И от этого стал еще опаснее, чем прежде.

– Парень тебе небезразличен, правда? – прервал Сайлас ее размышления.

Сара утерла слезы и кивнула.

– Но он ненавидит меня за то, что я английская аристократка, как и его мать.

– Ничего подобного, – возразил повар. – Гидеон бывает порой резковат, но вовсе не дурак и хорошую женщину видит сразу. По-моему, он отчаянно в тебя влюблен.

– Но почему он не рассказал мне о матери? – воскликнула Сара. Недоверие обижало. – Говорил об отце, а о матери ни слова. Считает меня такой же, как она? Думает, меня интересует лишь собственная семья да еще те привилегии, которые давал Лондон?

– Ошибаешься. Может быть, поначалу ты и казалась ему такой же, как его мать, но сейчас он думает совсем по-другому. Видит тебя такой, какая ты есть.

– Какой же?

– Той единственной, которая ему необходима. Той, которая сможет смягчить горечь материнской измены.

«Но я не способна на это! – хотелось закричать Саре. – Даже если он позволит, я все равно не пробуду здесь долго. Я тоже его покину, брошу, так же как это сделала его мать. Как только появится Джордан, я отправлюсь с ним в Англию».

И вдруг Сара поняла, что не хочет покидать остров и капитана Хорна, не хочет возвращаться в темный грязный Лондон. Остаться на этом удивительном острове, учить женщин и детей, радоваться процветанию колонии – вот ее желание. А главное – всегда быть рядом с Гидеоном, залечить его душевные раны и исцелить сердце.

– Поговори с капитаном, – посоветовал повар.

– Поговорить?

– Расскажи, что чувствуешь и чего хочешь. Я нашел в себе мужество объясниться с Луизой. И она стала моей женой.

– Но я не могу разговаривать с Гидеоном.

Сара вскочила и бросилась к выходу.

– Прости, Сайлас, но мне нужно идти.

– Подожди!

Сара остановилась. Сайлас протянул ей ведро:

– Если не трудно, сделай одолжение, отнеси его в новый дом Гидеона. Он еще утром просил ведро, чтобы собирать опилки.

– Но я же сказала, что не могу с ним разговаривать!

– Разговаривать не придется. Гидеона сейчас нет дома. Он на другом конце острова – они с Барнаби ловят рыбу. – Сайлас показал на деревянную ногу: – Видишь ли, для меня путь неблизок... нога и всякое такое, а Гидеону ведро понадобится уже сегодня.

– Что ж, отнесу. – Сара взяла ведро. Если она останется еще хоть на несколько минут, то откроет доброму Сайласу сердце, расскажет обо всем, что ее тревожит.

Сайлас всей душой желает ей добра, но он не в силах ей помочь принять единственно верное решение. Это может сделать лишь она сама.