— Я убью его! — прорычал Оливер, наблюдая, как Гейб уводит Марию. Остальные молодые люди в обществе Минервы и Селии тоже направились в бальный зал. Оливер остался в холле с бабушкой.

— Она ведь американка, — с легким презрением в голосе сказала бабушка. — А они понятия не имеют, как следует себя вести в приличном обществе. Это же не конюшня в колониях. Она и не подумала, что должна оставить танец для тебя. Хотя, должна заметить, ты и сам не торопился ее пригласить.

Оливер ответил ей мрачным взглядом.

— Я ее жених.

— Ну, ведешь ты себя совсем не как жених. Если вспомнить, куда ты ездил вчера вечером…

Оливер покраснел.

— Черт возьми, бабушка…

Она снова шлепнула его веером по руке.

— Понять не могу, откуда у тебя такие ужасные манеры.

— Да прекрати же! — Он отнял у нее веер. — От вас с Марией кто угодно убежит сломя голову.

Бабушка забрала у него веер назад.

— Голову надо беречь. Кстати, не могу поверить, что ты отдал этой малышке жемчуга Пруденс.

— Они принадлежат мне. — На самом деле Оливер собирался предложить ожерелье всего на один вечер. Но потом увидел Марию в этом волшебном платье, почувствовал, как смущает ее неодобрение бабушки, и вдруг сделал этот нелепый шаг.

Оливер убеждал себя, что все вышло к лучшему, что теперь бабушка обязательно поверит в серьезность его намерений, что это и есть единственная причина, почему он подарил Марии жемчуг.

— Пойдем найдем Фоксмура, — предложил он. — Мне надо с ним кое-что обсудить. А ты поговоришь с его женой насчет объявления о помолвке.

Бабушка прищурилась.

— Знаешь, не стоит продолжать этот фарс. Пора остановиться, — вдруг сказала она.

— И пора остановить твой ультиматум.

— Ни за что, — упрямо заявила бабушка.

— Как хочешь. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Но если ты не объявишь, это сделаю я.

Оливер чувствовал: у него один выход — не отступать ни на шаг, лишь тогда бабушка изменит решение. Если объявить о помолвке, то брака будет не избежать, иначе пострадает честь семьи, а бабушка никогда не примет американку католического вероисповедания.

Фоксмур стоял рядом с женой-герцогиней у входа в бальный зал и приветствовал гостей. Впрочем, он с удовольствием позволил Оливеру увести себя. Тем временем бабушка заговорила с его женой. Оливер ничуть не сомневался, что речь идет вовсе не о помолвке. Все представление было рассчитано только на него одного.

— И ты здесь? — удивленно воскликнул Фоксмур. — А прошлый раз клялся, что в следующий раз появишься на балу в честь святого Валентина не иначе как в гробу.

— Смейся сколько хочешь, но только помоги в одном деле. Мне надо подтасовать лотерею — ну, эту глупость с вытаскиванием карточек.

Фоксмур с подозрением уставился на Оливера.

— Ты сам знаешь, для моей жены этот бал — главное светское событие года, даже не думай воспользоваться им, чтобы разыграть одного из своих беспомощных братцев.

— Никакого розыгрыша. Я просто хочу, чтобы одна из леди танцевала последний вальс именно со мной.

Фоксмур театрально прижал руки к груди.

— Ты?! Хочешь танцевать с незамужней леди?! — Он расхохотался. — Ты ведь знаешь, в лотерее участвуют только молодые незамужние леди. Порядочные, не забудь об этом, порядочные!

— О Господи! Так ты поможешь или нет?

— А еще попутно достану тебе луну с неба и насыплю в карман звезд.

— Черт возьми, я серьезно. Мне надо с ней потанцевать. Это важно.

— Тогда просто пригласи ее, вот и все.

— Я приглашал. Но братья меня разыграли. — Оливер нервно провел ладонью по волосам. — Пока я до нее добирался, они уговорили всех своих друзей пригласить ее.

— Теперь понятно. Ты говоришь о той малышке, которую Гейб представил мне и Луизе. Мисс… Баттер… что-то такое?

— Ну да. Это она.

Фоксмур нахмурился.

— Я догадываюсь, почему ты хочешь с ней танцевать. Хочешь ее соблазнить. Она как раз в твоем вкусе. Только я вот что тебе скажу. Если ты надеешься воспользоваться балом, который устраивает моя жена…

— Черт возьми, Фоксмур! Хоть раз в жизни сделай, о чем я прошу, а не рассуждай о моих мотивах. Ты не лучше Марии, тоже рассуждаешь о приличиях. Я всего-навсего хочу один танец с этой леди, один танец, и больше ничего!

Фоксмур явно был удивлен. Оливер понял, что слишком горячится.

— Значит, Мария? — задумчиво протянул он.

— Ну да. Ее так зовут.

— Я догадался. — Он рассеянно уставился в пустоту. — Сделаем так. Когда она напишет свое имя на карточке, я воспользуюсь ловкостью рук, стащу карточку и отдам тебе. А ты, когда будешь тянуть жребий из шляпы, сделаешь вид, что вытащил ее. Очень просто.

Оливер прищурился.

— Ты это уже проделывал, — утвердительным тоном произнес он.

Фоксмур слабо улыбнулся.

— Раз или два. Влюбленные обычно не хотят рисковать в День святого Валентина.

— Я не влюблен, — оборвал его Оливер. — Так что если ты думаешь, что я…

— Что ты, что ты. Разумеется, нет. — Но было непохоже, что герцог согласился искренне.

Оливер оглядел толпу. Мария танцевала с Гейбом. В своем ангельском платье она и выглядела ангелом. И он смеет вожделеть ее! Но надо смотреть правде в глаза — ему хочется целовать ее пухлые губы, распустить, локон за локоном, эти янтарные пряди, высвободить из корсажа груди, целовать соски до тех пор, пока они не превратятся в твердые камешки. Он хочет видеть ее хмельную улыбку, когда поднимет ей юбку и дерзко раздвинет бедра.

Да, да, он хочет видеть ее улыбку. Хочет даже больше, чем просто обладать этой женщиной. Что с ним случилось? Как можно сравнить улыбку с веселой ночью в постели?

Но пульс Оливера ускорялся от одной лишь мысли о вчерашней ее улыбке. Ему так хотелось, чтобы Мария говорила с ним как прежде, чтобы поддразнивала его, даже поучала. Все, что угодно, только не этот холодный взгляд, равнодушная учтивость. Но после сегодняшнего вечера…

Маркиз замер на месте. Если бабушка отступится от своего плана, Марии больше нечего будет делать в Холстед-Холле. Их сделка закончится.

Оливер похолодел. Он этого не допустит! Он снова предложит ей стать его любовницей. И на сей раз уговорит. В конце концов, соблазнит! Ей нельзя уезжать. Не сейчас. Оливер не мог вынести даже мысли об этом.

— Ты согласен? — раздался голос Фоксмура.

Оливер очнулся.

— Ну разумеется, — наугад сказал он, надеясь, что ответил правильно.

— Ты не будешь язвить насчет того, что брак — это гибель для любого мужчины, — настаивал Фоксмур. — Обычно ты именно так приветствуешь любой счастливый союз.

— Я не в настроении для колкостей.

— Похоже, ты не слышал ни слова из того, что я сказал. А я говорил о Керквуде. О том, что без леди Керквуд он выглядит совсем потерянным.

— Неужели цвет любви уже облетел? — спросил Оливер, чувствуя себя странно разочарованным.

— Ага, вот наконец тот Стоунвилл, которого я знаю. Нет-нет, дело не в этом. Просто она на сносях. Прибавления ждут со дня на день.

Оливер почувствовал, как ему сдавило грудь. Надо же, Керквуд — отец. Еще недавно Оливер и представить себе не мог такого. Теперь у всех его друзей будут дети. А у него — нет.

Он нахмурился. Какая разница? Ему не нужны дети. Трудно вообразить отца хуже, чем он. Тогда откуда же эти картины перед глазами: Мария, беременная его сыном, он сам в лодке с голубоглазым мальчишкой показывает лучшие места для рыбалки на пруду в Холстед-Холле? Или вот опять он, читающий сказку темноволосой девочке. Она слушает и все время держит палец во рту, совсем как Селия в детстве…

Черт возьми! Это все глупые рассказы Минервы. Она-то воображает, что у него было идеальное детство. Вот он и размечтался, что у другого ребенка будет как раз такое.

— Я-то думал, что Керквуд не приедет сегодня, — продолжал Фоксмур, — но его жена настояла. Сказала, что ей хочется поскорее услышать все последние сплетни. Так что наш друг будет собирать их весь вечер. — Герцог фыркнул. — Как будто Керквуд разбирается в слухах! Истинно говорят, от любви женщина слепнет.

В этом и беда. Любовь ослепляет человека, только пока он заворожен. Когда чары проходят, все видишь в истинном свете. Ну нет, он, Оливер, не настолько глуп!

Однако, наблюдая, как Мария танцует с чередой молодых джентльменов, Оливер стал сомневаться в своей мудрости. Его терзала ревность.

Один из этих идиотов сумел ее рассмешить, она весело смеялась. Другой позволил себе после танца не сразу убрать руку с ее талии, а это уже преступление! Партнер в танце перед лотереей посмел шепнуть ей что-то на ухо, отчего Мария покраснела. Этого Оливер готов был убить. Он сам удивлялся, скольких мужчин ему хотелось стереть с лица земли за один вечер.

Наконец джентльмены собрались в ожидании лотереи. Оливер видел, как Мария написала свое имя на карточке и положила ее в цилиндр Фоксмура, но не заметил, сумел ли Фоксмур карточку вытащить. Вот подошла его очередь, и Оливер с облегчением заметил хитрую усмешку Фоксмура, который опустил карточку в шляпу так, что Оливеру осталось ее только достать.

— Мисс Мария Баттерфилд, — громко объявил он.

Мария молчала, ее лицо оставалось спокойным. Но на ближайший танец и на весь ужин она принадлежала ему. И Оливер сумеет этим воспользоваться.

Мария весь вечер изображала веселье и беззаботность. Гейб, Джаррет, их друзья были очень любезны с ней, но девушке постоянно казалось, что остальные гости только о ней и шепчутся. Она заметила, что Минерва и Селия тоже танцуют только с братьями и с их друзьями, причем Минерва не раз оставалась совсем без кавалера.

До Марии доносились слова: «Бедная девушка… да-да, американка… эти Шарпы… вы только вообразите…» Одна особенно злобная гарпия с плохо скрытым восторгом пересказывала старый семейный скандал. К счастью, кавалер Марии, очень милый молодой человек, остроумной репликой заставил ведьму замолчать.

И все это время Мария чувствовала, где находится Оливер, что он делает. Он не танцевал ни с одной женщиной. Это ее удивило и в то же время польстило ей. Большую часть времени он смотрел на нее, вернее, пожирал ее взглядом или же мрачно наблюдал за ее партнерами. Кто-то даже заметил вслух, что лорд Стоунвилл ревнует. Впрочем, Мария этому не поверила.

Сейчас, когда он направлялся к ней, Мария вдруг почувствовала себя беспричинно счастливой. Как удачно, что он вытащил ее имя! Она устала быть среди чужих людей. Губы уже болели от притворной улыбки. Даже с братьями Оливера она вынуждена была притворяться, изображать из себя ангельское создание, которое им было угодно охранять. И вот теперь человек, от которого ее защищали, направляется к ней с самым решительным видом. Сердце радостно заколотилось. Что это с ней?

Оливер подошел и стал рядом. Лотерея продолжалась. Фредди досталась невысокая, очень хорошенькая девушка, и он явно гордился ею. Джентльмен по имени Джайлз Мастерс вытащил карточку с именем Минервы. Он был доволен, Минерва — нет.

Оливер нагнулся и прошептал ей на ухо:

— Я вижу, вы довольны сегодняшним вечером.

Мария перестала замечать все вокруг.

— Почему вы так решили? — тоже шепотом ответила она.

— Вы улыбаетесь каждому молодому идиоту, который подает вам руку.

— А вы смотрите на них волком, — парировала она.

— Да я бы их в клочки порвал, если бы мог. Вы разве забыли, что у вас есть жених?

— Ненастоящий.

— Я говорю о Хайатте.

Мария тотчас почувствовала себя виноватой, но тут кое-что пришло ей в голову.

— С каких это пор вы заботитесь о его интересах?

— Просто я думаю, что помолвленная девушка не должна поощрять молодых дурачков, — ворчливо пробормотал Оливер.

— А я думаю, что мужчина, притворяющийся помолвленным, не должен шляться по борделям под носом у невесты, — прошипела она.

Тут настало время занимать места в кругу танцующих. Оливер подал Марии руку и сказал:

— Вы абсолютно правы. Я свалял дурака. Больше это не повторится.

— Подразумевается, что это извинение? — съязвила она.

— Нет, — негромко, но с явным усилием произнес он. — Извинения дальше. Простите, что я поставил вас и неловкое положение перед слугами. Простите, что столь грубо оскорбил ваши чувства. Больше всего я раскаиваюсь в том, что вел себя, как будто вы для меня ничего не значите. А это не так.

Мария опустила глаза, боясь, что он поймет, насколько она взволнована.

— Это не важно.

Он взял ее за руку и скандально близко притянул к себе.

— Важно.

Зазвучала музыка, и Оливер закружил ее в вальсе с непринужденностью опытного танцора, но сейчас Мария не чувствовала себя просто еще одной из его женщин. Взгляд Оливера не отрывался от ее глаз, а его рука лежала на ее талии с такой собственнической уверенностью, что у Марии сладко сжималось сердце.

— Если это вас успокоит, — снова заговорил Оливер, — я провел вчера скверную ночь.

— Ну и отлично. Вы это заслужили. — Мария улыбнулась. — Но мне все равно, хорошо вы погуляли или неважно.

— Прекратите делать вид, что вам безразлично, — хрипло произнес он. — Мы оба знаем, что небезразличны друг другу. Вы даже представить себе не можете, как вы мне нужны.

Марии так хотелось верить его словам, но разумно ли это?

— Вы говорите это лишь для того, чтобы заманить в свою постель.

Оливер невесело улыбнулся.

— Дорогая, мне нет нужды заманивать женщин. Обычно они сами туда прыгают. — Его лицо вдруг сделалось мрачным. — Сегодня я первый раз в жизни извинился перед женщиной. Мне никогда не было дела до того, что они обо мне думают. Так что простите, если я неудачно выразился, это с непривычки.

Он держал ее так нежно, что сердце Марии таяло. Ритм вальса возбуждал ее все больше. Ей хотелось вечно кружить с ним по этому залу, чувствовать его руку на своей талии, ощущать движение ног. Разум говорил ей, что нельзя поддаваться его очарованию, но сердце не хотело слушаться разума.

Мария устремила взгляд за плечо Оливера, казалось, она смотрит далеко в прошлое.

— Мой отец тоже ходил в бордель. Он так и не женился второй раз и ходил туда, чтобы… удовлетворить свои нужды. Несколько раз мне пришлось забирать его оттуда. Кузены работали, а тетка ухаживала за нашей бабушкой, которая жила неподалеку. — Мария сама не знала, зачем рассказывает об этом. Даже кузены и тетка предпочитали делать вид, что этого никогда не было. — Это было ужасно. Он забывал, что его ждут дома, что нам нужны деньги, и приходилось за ним идти.

— О Боже, — пробормотал Оливер.

— Я никогда не позволю, чтобы меня поставили в такое положение. — Она упрямо вздернула подбородок. — Вот почему я рада, что у меня такой жених, как Натан. Он респектабельный человек, он никогда не будет ходить по борделям.

Глаза Оливера мрачно сверкнули.

— Он не будет, зато оставит вас на милость мужчин, которые как раз туда ходят.

Мария вымученно улыбнулась:

— Женщину оставляют по-разному, что в борделе, что за морем — какая разница? Все равно женщина оказывается в одиночестве.

Лицо Оливера на мгновение исказилось, потом он отвел глаза.

— Моя мать никогда не забирала отца из борделя, — без всякого выражения произнес он. — Но знала, что он там бывал. В ранние годы их брака они страшно ругались из-за этого. Потом она подолгу плакала, часами.

— Откуда она знала, куда он ходил? — шепотом спросила Мария, сердце которой разрывал образ маленького мальчика, страдающего от того, что родители ссорятся по такому поводу.

— Потому что он являлся домой, благоухая дешевыми духами и запахом женщин. Такую смесь не скоро забудешь.

Мария распахнула глаза. Сегодня утром от Оливера пахло спиртным, а не духами. Это ее немного успокоило.

— Когда-то я мечтал, что заставлю его прекратить это, — с горечью продолжал Оливер. — Но в конце концов она сама с этим покончила.

Мария удивилась. Неужели Оливер имеет в виду, что его мать умышленно застрелила отца? Раньше он говорил, что там произошел несчастный случай.

— Правда мы красивая пара? — спросил Оливер и оглядел других танцующих. — Вы только подумайте — звучит глупая мелодия, все болтают о ерунде, а мы выбрали темой бордели и смерть.

— Это лучше, чем никогда не говорить об этом.

Взгляд Оливера потемнел.

— Вы рассуждаете совсем как моя бабушка.

— Ну что ж, она начинает мне нравиться.

— Мне она тоже нравится, когда не пытается превратить меня в черт знает что.

Мария с любопытством спросила:

— Почему вы так часто ругаетесь при мне? Другие мужчины не ругаются. Кстати, я заметила, что при других женщинах вы тоже избегаете это делать. Почему?

— Сам не знаю, — признался Оливер. — Наверное, потому, что с вами я такой, как есть на самом деле. А на самом деле я грубый сукин сын…

Она прижала пальчик к его губам.

— Не говорите так. Вы не так испорчены, как хотите казаться.

— Раньше вы думали иначе, — хмыкнул Оливер.

— Будем считать, что сомнения толкуются в пользу обвиняемого.

Музыка смолкла. Оба ощущали неловкость, но не могли отвести глаз друг от друга. Вальс неожиданно сблизил их, но ничего не изменил. Их так же тянуло друг к другу, и оба не знали, что с этим делать.

Не выпуская ее руки из своей, он вдруг начал поглаживать ложбинку между большим и указательным пальцами на кисти Марии. Ей показалось, что вся ее кровь превратилась в жидкий огонь. Сердце отчаянно заколотилось, но Оливер положил ее руку себе на локоть и повел Марию на ужин. Чтобы отвлечься и успокоиться, она спросила:

— Может быть, мне следует знать о каких-то особых правилах, касающихся ужина? Я не хочу допустить оплошность и поставить в неудобное положение вас и вашу семью.

— С вами это невозможно, — сказал Оливер. Марии показалось, что его глубокий голос проникает в нее до самых костей. Однако, опасаясь, что сказал слишком много, он тут же поправился: — Мне нет дела до того, что обо мне думают, а потому я не способен попасть в неудобное положение.

Мария давно начала подозревать, что это не совсем так.

Гости парами направлялись к столовой, кругом слышались разговоры и смех, но Марии казалось, что они остались вдвоем в целом свете, что некий кокон укрывает их от чужих взглядов и ушей. Интересно, чувствует ли Оливер то же самое?

Оказавшись в столовой, Оливер повел Марию к столу с двумя свободными стульями, но тут им наперерез двинулась красивая дама с явной целью занять место.

— Прошу прощения, Китти. — Оливер взялся за спинку стула. — Но мы первые.

— Странно видеть тебя здесь, Стоунвилл, — с некоторым пренебрежением в голосе произнесла дама, потом окинула Марию оценивающим взглядом. — А кто твоя новая подруга?

Сказано это было настолько вызывающе, что Мария вспыхнула, догадавшись, что имела в виду незнакомка.

Видимо, Оливер это тоже понял. У него на скулах заходили желваки.

— Леди Тарли. Мисс Баттерфилд. Мисс Баттерфилд недавно прибыла из Америки. Она гостит у моих сестер.

Леди Тарли иронично приподняла бровь.

— Рада с вами познакомиться, мисс Баттерфилд, — без выражения произнесла она. — Какое чудесное на вас платье. Я и сама носила его с удовольствием, пока оно мне не надоело. Я вижу, вы сохранили гипюровую драпировку на груди. Я тоже так носила. Платье придумали специально для меня, но вам очень к лицу.

Краска залила щеки и шею Марии. О Боже, нужно было раньше думать, что случится именно так. Глаза Оливера превратились в две узкие щели.

— Ты ошибаешься, Китти, — ледяным тоном произнес он. — Я сам присутствовал, когда портниха обсуждала с мисс Баттерфилд этот фасон. Уверен, что эта женщина просто предложила фасон, который она уже шила. — Он холодно улыбнулся. — Никогда нельзя верить портнихе, когда она заявляет, что придумала что-то только для вас. Особенно если не платить ей как положено.

Глаза леди Тарли злобно сверкнули.

— Я узнаю орнамент. Я даже помню, что там есть царапинка. — И она потянулась к груди Марии, но Оливер остановил ее железной рукой.

— Держите руки подальше от платья моей невесты, иначе вам придется раскаяться.

Леди Тарли выдернула у него свою руку и злобно хохотнула:

— Ваша невеста? Вот это новость!

Мария тихонько застонала. Она не могла поверить, что Оливер это сказал. Его рука напряглась под ее ладонью.

— Мы еще не объявляли об этом, а потому вы сделаете нам любезность, если пока помолчите.

— Разумеется, Стоунвилл. — И леди Тарли прижала палец к губам. — Я буду нема как рыба. — И, развернувшись на месте так, что юбки закрутились вокруг ее ног, она полетела к первой же возникшей на пути женщине.

— Она ведь не будет молчать? — сказала Мария.

— Нет, — мрачно подтвердил Оливер. — Черт возьми! Мария, простите меня, что так вышло. Не знаю, что на меня нашло. Представьте, я вдруг забыл, что у нас не настоящая… — Он отодвинул для девушки стул. — Посидите. Я попробую погасить пожар в зародыше.

Оливер удалился, а Мария вдруг обнаружила, что улыбается, хотя должна бы сердиться. Слухи могут попасть в лондонские газеты, а потом дойти до ушей Натана. Почему же она радуется?

Потому что Оливер сделал это, чтобы спасти ее из беды. Потому что он редко следует импульсу. Если вспомнить, с какой силой он сопротивлялся женитьбе, то следует лишь удивляться словам, которые вдруг слетели у него с языка.

Мария оглядела гостей.

Женщина, с которой только что говорила леди Тарли, уже спешила к миссис Пламтри, и та сразу расплылась в довольной улыбке. Потом бабушка Оливера обернулась к Марии и, к огромному удивлению девушки, весело ей подмигнула.

Подмигнула! Мария не знала, что произошло за эти часы, но миссис Пламтри, которая так не одобряла выбор своего внука, вдруг стала благоволить Марии.

О Боже! События этого вечера разворачиваются совсем не в том направлении, на которое рассчитывал Оливер. И Мария, как это ни глупо, радовалась такому повороту.