…Жарко, невыносимо жарко. Полдень в разгар лета не лучшее время для проведения гонки, но он выдержит.

Он подгоняет лошадей, эйфория гонки после ночных возлияний владеет им.

Он должен… победить… Роджера…

Должен… выиграть… иначе Роджер с Лайонсом никогда не позволят ему это забыть.

Кровь бешено стучит в висках, настойчиво требуя увеличить скорость.

Не оглядываясь, он знает: Роджер мчится следом. Валуны приближаются с невероятной быстротой, и в дрожащем раскаленном воздухе они похожи на призраки.

Но они — настоящие, и он доедет до них первым и проскочит в «игольное ушко».

Ха! Он впереди!

Сзади раздается крик, потом грохот удара о камень и пронзительное ржание лощадей.

Оглянувшись назад, он видит Роджера, лежащего на земле.

Лихорадочное пульсирование в жилах крови сменяется оцепенением. Он вцепляется в поводья, натягивая их изо всех сил.

Он должен добраться до Роджера!

Но лошади продолжают нестись вперед.

Теперь впереди маячит новый валун, и он несется прямо на него и не может остановиться, не может остановиться, не может остановиться.

Гейб проснулся в холодном поту. Он лежал, глядя в потолок и сжимая в руках простыни, и чувствовал, как лихорадочно колотится сердце.

Он выровнял дыхание и заставил себя встать.

За окном занимался рассвет.

Этот сон он не видел почти два года. Почему, черт возьми, он снова вернулся к нему?

Постепенно приходя в себя, он уже знал почему. Из-за вчерашней гонки. Из-за этой чертовки Вирджинии. Это из-за нее он снова увидел этот кошмар. Надо быть сумасшедшим, чтобы рассматривать ее в качестве будущей жены. Помогать ей — только прошлое будоражить.

Гейб встал, подошел к окну и распахнул его, впуская в спальню холодный ночной воздух. Он дышал полной грудью, чтобы утренняя прохлада выветрила из него этот кошмарный сон.

Бабушка права. То, что он должен жениться, вовсе не означает, что он должен выбрать сестру Роджера. Он может пойти на любой бал и найти там немало женщин, которые будут счастливы принять ухаживания от сына маркиза. И потом, Вирджиния даже не хочет принимать его помощь. Нет, ей нужен этот идиот Девонмонт.

Гейб нахмурился. Граф решил, что он вмешается и, женившись на ней, решит все проблемы. И она, похоже, думает точно так же.

«Ты действительно любишь меня, кузен?»

Девонмонт не узнает любовь, даже если она подойдет и лизнет его в лицо. Как Вирджиния могла поверить в эту чушь, которую нес этот глупец? Как она вообще могла думать о том, чтобы выйти замуж за этого распутного и бессовестного человека?

За это титулованное ничтожество с имением, которое собирается унаследовать ее родной дом.

Гейб застонал от досады. Хорошо, значит, имеет смысл посмотреть на ситуацию с этой позиции. На первый взгляд, Девонмонт готов предложить Вирджинии больше, чем Гейб. У них родственные отношения, состояние Девонмонта не зависит от выполнения бабушкиного ультиматума, и над Девонмонтом не висит тень семейного скандала. Он не был участником несчастного случая, в котором погиб брат Вирджинии.

Но такая страстная женщина, как Вирджиния, черт возьми, никогда не сможет быть счастлива с Девонмонтом! Он не способен на супружескую верность, он вполне может отправиться покуролесить в публичный дом в первую же брачную ночь.

И потом, Вирджиния хочет его, а не Девонмонта.

Гейб вцепился в подоконник, вспомнив, как нежно она посмотрела на него после признания Селии в том, что это она стащила сливовый пудинг. Как сладко она таяла вчера в его объятиях в лабиринте, когда он целовал ее, Ласкал и…

Черт, черт, черт!

Он не может позволить ей выйти замуж за Девонмонта. У него есть обязательство спасти ее и ее семью, поэтому он должен за ней ухаживать, и тут ничего не изменилось. На той дорожке, разбитым и покалеченным, легко мог оказаться он, и если бы это произошло, Роджер тоже сделал бы все, чтобы искупить вину. Поэтому он в долгу перед Роджером и должен позаботиться о Вирджинии.

Совершенно некстати в голове вдруг всплыли слова Девонмонта: «Я ценю твой ум, характер и доброе сердце. А Шарп просто хочет затащить тебя в постель».

Но он не потому намерен ухаживать за ней! Это не имеет никакого отношения к тому, как она взбудоражила его кровь или рассмешила, как ее колкие замечания и тревога за его безопасность пошатнули у него под ногами почву и пробудили в нем…

Выругавшись, Гейб отвернулся от окна. Ему ничего от нее не надо. Он выполняет свое обязательство, только и всего. И не важно, что она это не оценила, это должно быть сделано. Каким-то образом он должен убедить ее, что он для нее — лучший выбор, чем Девонмонт.

Что сказал Лайонс? «Она приличная женщина, а такие требуют изящного обхождения. Тут постелью не обойтись. Ты должен уметь разговаривать с ними».

Он пытался поговорить с ней, черт возьми. Потом попытался поцеловать. Ничего не помогло. Вчера вечером она благополучно укатила домой, даже не посмотрев в его сторону. Значит, надо придумать другой план.

Гейб снова глянул в окно на восходящее солнце. Для визита к ней было еще слишком рано.

Но с другой стороны, эта женщина живет на конном заводе. Лошадей надо кормить, заниматься с ними, необходимо чистить стойла. У нее наверняка есть свои обязанности. К тому времени, когда он оденется и прискачет в Уэверли-Фарм, будет уже не столь ранний час. Возможно, он застанет их за завтраком.

Гейб не знал, что будет делать после этого, но по дороге придумает что-нибудь эффективное. Он не может просто так сидеть здесь и ждать в надежде, что произойдет что-то само собой. У Девонмонта уже есть преимущество, потому что он находится там, рядом с ней.

Гейб заторопился к кувшину с водой. Единственное, что делать нельзя, так это все испортить, как получилось в лабиринте. Не должно быть никаких поцелуев и ласк. Особенно ласк. Должно быть, Лайонс прав насчет этого: приличным женщинам нравятся другие способы ухаживания, не поцелуи.

Ему надо молиться, чтобы она не надела одно из тех платьев с рюшами, которые застегиваются спереди, чтобы он не представлял себе, как расстегивает эти маленькие пуговички и разворачивает ее, как рождественский подарок…

Гейб издал возмущенный возглас, чувствуя, как напрягается плоть. Да что с ним происходит? Вирджиния — приличная женщина. Она не должна пробуждать в нем страсть.

Но он справится с этой женщиной. Может, нарвет цветов в саду. Женщинам нравятся цветы. Он нарвет тех симпатичных пурпурных, их там много. А больше — это всегда лучше, чем меньше.

Гейб оделся и вышел, пока не проснулась его семья. С охапкой цветов в руках он поехал верхом в Уэверли-Фарм. А дальше что? Он сомневался, что цветы компенсируют его грехи.

Он должен показать Вирджинии, что он не просто тот человек, в котором она видит убийцу своего брата. Что он не безрассудный болван, готовый убиться во время гонки, или корыстный жених, желающий получить свое наследство. Он должен показать ей, что может быть джентльменом. Что он может быть разумным мужем.

Но как это сделать?

Когда он приблизился к Уэверли, на него нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как приезжал сюда на похороны, как ему была невыносима одна только мысль увидеть Роджера лежащим в могиле на кладбище имения. Как он подъехал к дому и на него посмотрели как на убийцу. Гейб и слова вымолвить не успел, как два грума с мрачными лицами выставили его из имения.

Гейб поежился. Все это сегодня могло повториться. В Уэверли-Фарм явно его не простили. Он даже не был уверен, что Вирджиния простила его.

И все же он должен попытаться исправить отношения между семьями. И это будет правильно. И Вирджиния — ключ ко всему. Гейб подъехал к особняку и понял, что зря беспокоился о раннем часе. Из загона за конюшнями доносились взволнованные голоса.

Гейб обогнул конюшни и обнаружил собравшуюся у изгороди загона пеструю группу людей. Они пристально смотрели на генерала, который шел к лошади, яростно сопротивлявшейся груму. Он что, сумасшедший? Она его растопчет! Господи, почему все остальные просто наблюдают за происходящим? Уэверли почти семьдесят!

Подъехав к изгороди, Гейб соскочил с лошади и бросился вперед, намереваясь вытащить генерала из загона. Но кто-то схватил его за плечо.

Когда он мрачно посмотрел в ту сторону, то, к собственному удивлению, обнаружил, что это была Вирджиния в утреннем платье из коричневого ситца с ярким рисунком, которое прикрывал простой белый фартук.

— Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь спасти твоего дедушку! — ответил Гейб, стряхивая ее руку с плеча.

— Ему не нужна твоя помощь, — засмеялась Вирджиния и снова схватила его за плечо. — Просто смотри.

Гейб проследил за ее взглядом и посмотрел туда, где стоял генерал и держал в руках недоуздок лошади. Приказав груму отойти, он подошел к жеребцу, что-то говоря ему низким голосом. Жеребец сразу перестал вставать на дыбы, хотя по-прежнему продолжал взволнованно танцевать на месте. Старик подошел еще ближе, погладил его по шее, все время что-то бормоча животному.

— Что он делает? — спросил Гейб.

— Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Дэниел Салливан?

— Наш главный грум несколько раз упоминал о нем. Это не тот парень, что был заклинателем лошадей?

— Это бестолковое имя люди дали ему, когда видели, как он что-то шептал лошадям, — нахмурилась Вирджиния. — Но это был его метод обучения.

Двадцать лет назад Дэниел Салливан был легендой среди владельцев лошадей, потому что умел успокоить и обучить лошадей, которых все считали непослушными и упрямыми. Некоторые утверждали, что свою технику он перенял у цыган, но точно этого не знал никто.

— Я думал, он ни с кем не делился своими методами.

— Они с Поппи были друзьями. Перед смертью он кое-чему научил дедушку. А остальное Поппи разработал сам.

Гейб с восхищением смотрел, как лошадь, от которой он бы отказался, успокоилась и позволила надеть на себя седло.

— Иногда люди, у которых есть непослушные лошади, с которыми они не могу справиться, — продолжала Вирджиния, — приводят их дедушке. Он делает все возможное, чтобы помочь им. С этим жеребцом он работал несколько недель. Этот бестолковый грум не слушал, когда дедушка говорил, как управлять этой лошадью, поэтому Поппи пришлось вмешаться, — вздохнула она. — К сожалению, это скорей всего означает, что Поппи уволит грума. Хотя вряд ли мы можем позволить себе потерять еще одного грума.

В эти мгновения Гейб сообразил, как ему оказаться поближе к Вирджинии, чтобы она могла увидеть его с хорошей стороны.

Уэверли передал недоуздок в руки работника, чтобы лошадь можно было увести, а сам повернулся к провинившемуся груму, чтобы отчитать его как следует. Парень, прежде чем пойти в конюшню, еще о чем-то спорил с генералом. Когда через несколько минут он вышел из конюшни со своими пожитками, Гейб едва сдержал улыбку. Это был его шанс.

Генерал Уэверли провожал грума взглядом, пока тот не покинул границы владения, и только потом направился к внучке. Заметив Гейба, он замедлил шаги, его и без того хмурое лицо стало еще мрачнее.

— Довольно рано для утреннего визита, а, Шарп?

— Но вы с внучкой уже не только встали, но и занимаетесь делами.

— Это — конный завод. — Крепкой рукой Уэверли открыл калитку в загон. — У нас нет времени полдня валяться в постели, как это принято у вас, жителей Лондона. У нас столько работы, что мы едва с ней управляемся.

— Я вижу. И если вы мне позволите, буду рад вам помочь.

— Что ты хочешь сказать? — осторожно посмотрел на него генерал.

— Поскольку вы только что потеряли грума, я предлагаю вам свою помощь здесь.

Уэверли пристально посмотрел на него, потом перевел взгляд на Вирджинию:

— Это была твоя идея?

— Нет. — Вирджиния взглянула на Гейба, но по ее лицу ничего невозможно было понять. — Но идея хорошая.

— Ты испортишь свою модную одежду, — фыркнул генерал, изучая Гейба.

— Это меня не беспокоит.

— Допускаю, что не беспокоит. У тебя достаточно денег, чтобы покупать модную черную рубашку на каждый день недели.

— Я знаю, что вы меня не любите, — не обращая внимания на издевку, заявил Гейб, — но мое предложение — искреннее. Почему бы вам не принять его? Вы можете заставить меня работать до смерти, потом вышвырнуть из имения, когда я стану больше не нужен. Это — один из способов наказать меня за то, что произошло с Роджером.

— Я не хочу тебя наказывать, — заморгал глазами генерал, потом и вовсе отвел взгляд. — Я ничего не хочу с тобой делать.

— Тогда я буду просто ухаживать за вашей внучкой. Я буду приходить каждый день и сидеть у вас в гостиной, как любой другой поклонник, брать ее на прогулки верхом по деревне…

— Черта с два! Она не поедет с тобой!

— Поппи, — начала Вирджиния, — я уже согласилась…

— Это чертово пари, — пробурчал генерал. — Молодые женщины не должны заключать пари с джентльменами.

— Но если это произошло, они должны его выполнять. Как вы думаете? — настаивал Гейб. — Я буду считать это частью ухаживания, если вы позволите мне помогать вам.

— Мы могли бы воспользоваться помощью, — подчеркнула Вирджиния. — За месяц мы потеряли двух грумов, и если лорд Дэнвилл приведет свою кобылу…

— Ладно, черт возьми. — Генерал смерил Гейба холодным взглядом. — Но не думай, что ты целыми днями будешь кататься верхом и красоваться перед моей внучкой. Здесь лошади, которых надо кормить и за которыми надо ухаживать.

— Я знаю, как кормить и как ухаживать за лошадью. Я делал это много раз.

— И конюшню ты чистил? Там очень много работы, — с явным вызовом в голосе сказал генерал.

— Это я тоже могу делать.

— Хотел бы я посмотреть, как такой модный лорд, как ты, чистит конюшню. Да ты и дня не продержишься.

— Испытайте меня. — Гейб никогда не чистил конюшни; грумы никогда не позволяли. Но он знал, как это делается, и в других работах по конюшне не был новичком.

— Вот что я скажу тебе, Шарп, — скрестил руки на груди генерал. — Ты будешь приходить сюда каждый день в это же самое время, оставаться до сумерек и делать то, что я попрошу. А в конце недели я позволю тебе взять свою внучку на прогулку. Вместе со мной. После этого — посмотрим.

Гейб кивнул. Он получил больше, чем рассчитывал.

— Ты уверен, что хочешь это делать? — спросила Вирджиния, когда генерал ушел.

— Я бы не предлагал, если бы не хотел. — Гейб вдруг вспомнил про цветы. Он положил их в подседельную сумку и теперь повернулся, чтобы взять. Но после длительной дороги вид у цветов был увядший и потрепанный, и Гейб нахмурился.

— Это для меня?

— Ну… э-э… предполагалось, что да, но…

— Я обожаю лаванду. — С нерешительной улыбкой Вирджиния подошла к Гейбу, чтобы достать из сумки цветы. — Откуда ты узнал?

Она уткнулась лицом в крошечные цветки, и у него пересохло в горле. Она так очаровательно выглядела в своем повседневном платье с фартуком.

— А где сегодня утром твой кузен? — спросил Гейб, чтобы отвлечься от мыслей о том, как он снимает с нее это платье и укладывает ее на хрупкую лаванду.

— Ты с ума сошел? — засмеялась Вирджиния, и от этого смеха что-то сжалось в груди Гейба. — Пирс никогда не встает раньше полудня. — Она застенчиво посмотрела на него поверх цветов. — Я удивлена, что ты оказался здесь в такой ранний час.

— Я всегда встаю рано. Не могу спать допоздна.

— Правда? Почему?

— Шарп, ты идешь или нет? — раздался со стороны ограждения крик.

Гейб раскланялся с Вирджинией и поспешил на крик генерала. Это будет нелегко, но он выдержит столько, сколько нужно. Он Шарп, и никакой старый ворчун в лице офицера кавалерии не сможет помешать ему в достижении цели.