Дорогая Шарлотта!

Не стоит больше думать о моих неприятностях. Я слышал кое-какие новости о лорде Дунканноне, которые вас обеспокоят. По-видимому, он вчера неожиданно выехал в Шотландию. Похоже, никто не знает зачем. Но я опасаюсь, что это связано с вашей прежней воспитанницей, леди Венецией.

Ваш друг Майкл.

Лахлан совсем не удивился, когда Венеция, нахмурив брови, сердито посмотрела на него и сказала:

– Из всех самонадеянных, бесцеремонных…

Он впился ей в губы страстным поцелуем, обхватив ладонями голову, чтобы полностью овладеть ее ртом – так, как ей всегда нравилось. Лахлан не собирался упустить свой шанс только из-за того, что Венеция не одобряла его методов.

И хотя она впилась пальцами ему в плечи, как бы стараясь изо всех сил оттолкнуть его, губы ее раскрылись, и она тесно прижалась к нему.

Слава Богу! Направляясь сюда, Лахлан даже не думал делать Венеции предложение, как и не помышлял о том, чтобы лишить ее невинности. Но когда он увидел, как она бродит по этой земле, обливается слезами, вымещая свою боль и гнев на овцах…

Какой уважающий себя шотландец не захотел бы иметь такую жену? Такую, которая понимает, что земля предназначена для единственной цели – давать пропитание проживающим на ней семьям. Он явно ошибся, когда решил, будто Венеция никогда не приживется в Росскрейге. Она уже успела завоевать любовь и уважение половины клана.

Точно так же, как она покорила его сейчас своими щедрыми губами. Желая большего, чем только поцелуи, Лахлан накрыл ладонью ее грудь, стянутую платьем.

Венеция замерла, затем прервала поцелуй и возмущенно посмотрела на него.

– Я еще не сказала, что позволю вам овладеть мною, разве нет? – ворчливо сказала она, остановив его руку.

– О, непременно позволишь, не сомневайся, позволишь! – Лахлан оттолкнул ее руку и бесстыдно сжал ей грудь.

Дыхание девушки участилось, и он ощутил сквозь грубую шерсть, как затвердел под его ладонью ее сосок.

– Почему вы так в этом уверены? – спросила она чуть хриплым шепотом, от которого у Лахлана сжалось сердце.

– Потому что я знаю твой самый большой секрет.

Глаза ее настороженно сверкнули.

– И что же это такое?

С усмешкой он просунул руку ей под спину и принялся расстегивать пуговицы на платье. Потом он наклонился и прошептал возле самых ее губ:

– Ты не такая уж благовоспитанная леди, какую пытаешься изобразить.

Эти слова привели Венецию в ярость. Она оттолкнула его от себя, затем поднялась на ноги и смерила Лахлана надменным взглядом:

– Я и в самом деле слишком утонченная леди, чтобы кувыркаться здесь с вами на мешках с шерстью, Лахлан Росс.

– Неужели?

Со смехом он ухватил ее за платье, когда она попыталась уйти. Он ничего не имел против того, чтобы она поиграла в Принцессу Гордячку, потому что знал, что одним поцелуем может сорвать с нее эту маску.

Ну, может быть, не только поцелуем, потому что девушка попыталась выдернуть юбку из его рук.

– Послушай, – сказал он, ухватив ее свободной рукой за ногу. – Я в высшей степени восхищен и твоим хорошим образованием, и благородным происхождением, и утонченным лондонским акцентом – абсолютно все в тебе приводит меня в восторг.

Венеция презрительно фыркнула, но Лахлан, не обратив на это внимания, стянул с ее ноги туфлю и, отбросив в сторону, поднес к губам затянутую в чулок ступню.

– Я понимаю, что вряд ли достоин даже целовать твои ноги.

Однако он сделал это, даже дважды.

Когда он поднялся на колени, Венеция перестала вырываться и взглянула ему в лицо своими изумительными глазами. Их сочный зеленый цвет напоминал покрытое пышными всходами поле.

Становясь на колени, Лахлан вынужден был щадить больную ногу, но это не помешало ему скользнуть ладонью по обтянутой чулком икре девушки вверх с запретной лаской. Или проложить тропинку поцелуями по внутренней стороне ноги до колена и выше, до самой подвязки.

– Но иногда наступает такой момент, когда даже самой благонравной леди следует отбросить свои утонченные манеры, – сказал он хрипло. Медленно сдвигая вверх ее юбки вдоль стройных ног, он открыл взгляду две одинаковые полоски обнаженных белых бедер над шелковыми подвязками, и кровь бешено забилась в его жилах. – И позволить неотесанному горцу сделать то, в чем он особенно силен.

– И что же это, позвольте спросить? – с усилием произнесла Венеция низким, слегка охрипшим голосом.

Лахлан еще чуть-чуть приподнял ей юбки, так что открылся треугольник черных шелковистых завитков, потому что на девушке не было панталон.

– Заставить ее отпустить вожжи.

– Отпустить во… Вы позаимствовали строчку из моих баллад!

– Да. Я не слишком силен в словесных ухищрениях. – Лахлан усмехнулся. Затем он раздвинул шелковистые завитки, обнажив влажную плоть. – Но это я умею делать отлично. – И он накрыл ее заветное место ртом.

Венеция судорожно вздохнула и обхватила его голову руками – вроде бы для того, чтобы оттолкнуть. Но когда он принялся ласкать ее губами и языком, она вцепилась пальцами в его волосы и притянула его голову ближе.

– Лахлан… О Господи… Это… так грешно.

– Не могу удержаться, дорогая. – Он погружал язык в глубину ее влажной плоти, наслаждаясь пряным ароматом возбужденной женщины. Бедра ее дрожали, когда он обхватил их, чтобы удержать на месте под своей нескромной лаской. – У тебя вкус греха.

Изнемогая от желания, Лахлан продолжал ласкать ее губами и языком, яростно атакуя чувствительную жемчужину, пока совершенно не обезумел от желания. Лаская девушку, он получал такое головокружительное удовольствие после долгих дней воздержания, что разрядка могла случиться просто от ощущения ее вкуса.

Венеция уронила руки ему на плечи и крепко сжала их с глухим гортанным стоном. При всей своей благопристойности его лондонская красавица легко научилась получать удовольствие.

Он взглянул вверх на ее раскрасневшееся лицо и заметил, что девушка избегает встречаться с ним взглядом, хотя глаза ее открыты. Он усмехнулся, вдыхая аромат ее разгоряченной кожи. Видно, не так уж легко дается ей обучение.

– Скажи мне, дорогая, – прошептал он между быстрыми ласками, – так ли следует ублажать утонченную леди? Потому что если я не доставляю тебе удовольствия, то сразу могу остановиться.

Вместо ответа Венеция изогнулась ему навстречу, и Лахлан восторжествовал. Он погружал свой язык все глубже в теплоту ее шелковистой плоти, наслаждаясь ее требовательными судорожными вдохами, которыми она отвечала на его ласки. Кровь его закипала от возбуждения при виде того, как она получает удовольствие.

Вскоре он обхватил ее бедра и принялся двигать ее вперед и вверх до тех пор, пока пальцы ее не впились яростно в его плечи, а с губ не сорвался сдавленный крик. Венеция пошатнулась, от испытанного облегчения у нее подкосились ноги.

Лахлан еще чуть дольше смаковал ее вкус, сменив ласки на легкие поцелуи, которыми он осыпал ее нежные завитки. Но он не собирался дать ей опомниться. Он был слишком возбужден.

Он хотел овладеть ею, сделать ее своей, прежде чем она придет в себя и снова ему откажет. Так что пока девушка еще не пришла в себя, Лахлан склонился над ней, чтобы снять с нее одежду.

– Вам должно быть… стыдно… – прошептала Венеция, хотя и позволила ему расстегнуть ей платье и корсет.

– За что? – Лахлан отбросил в сторону ее вещи и повернул девушку лицом к себе.

– За то, что с таким мастерством совратили леди.

Голос ее прозвучал раздраженно, и Лахлан рассмеялся. Ему было не до смеха, когда он потянулся к завязкам ее рубашки, но девушка прикрыла их ладонью.

– На тебе еще слишком много одежды.

– Что, если кто-нибудь будет проходить мимо и увидит нас? – прошептала Венеция, с опаской взглянув на окно, выходившее в проулок.

– Солнце уже заходит, близится время ужина, – успокоил ее Лахлан. – Здесь никто не задержится, поверь мне.

– А если задержится?

– Если тебя не узнают, то спустят на меня собак и просто пошлют нас куда подальше. – Он одарил ее дразнящей улыбкой, когда ему удалось развязать ей рубашку. – Если, конечно, им не вздумается подглядывать.

– Лахлан! – Венеция страшно возмутилась. – Конечно, они никогда не станут…

– Дураками будут, если не станут. – Он стянул с нее рубашку, и у него перехватило дыхание. От девушки нельзя было оторвать глаз! – Любой мужчина в здравом уме, хоть раз увидев тебя обнаженной, захочет смотреть на тебя бесконечно.

Хотя щеки Венеции окрасились в багровый цвет осенних листьев, она стойко вынесла его взгляд, пока он рассматривал ее пышные груди с темными сосками, ее тонкую талию и крутые бедра.

– Ты просто чудо природы, дорогая, чудо природы!

Робкая улыбка тронула ее губы.

– Мой портной говорит, что у меня слишком большая грудь для современной моды.

– Твой портной круглый дурак. – Наслаждаясь созерцанием ее тела, он все же выкроил время, чтобы расстегнуть панталоны. – Ничего не могу сказать насчет моды, но не существует такого понятия, как слишком большая грудь, если речь идет о женщине. – Он сбросил панталоны и отпихнул их ногой подальше. – Я слышал, что некоторые женщины придерживаются того же мнения насчет мужских… хм… отличий.

Судя по тревожному выражению лица Венеции, увидевшей его восставшее орудие, девушка явно была не из их числа. Пока, по крайней мере.

– Ох, Лахлан, я ничего об этом не знаю.

Он притянул ее к себе. Слава Богу, она ему это позволила.

– О чем?

– Об этом! – Лежа с ним рядом и настороженно глядя на него, Венеция указала на его мужское естество. – Он слишком… а я не…

– Все будет в порядке, поверь мне, – сказал Лахлан, тихонько посмеиваясь.

– Ты обещаешь? – прошептала она, когда он бедром развел ее ноги. – Ты можешь поклясться?

– Обещаю.

Однако вопрос заставил его задуматься. Лахлану никогда не приходилось иметь дело с девственницей. Что, если он причинит ей серьезные повреждения? Нет, обычно такого не случается. Или все же бывает?

– Для этого потребуется подготовка, – сказал он. – Всегда требуется. Хоть ты и девственница, останешься целой и невредимой, клянусь тебе.

Венеция подозрительно прищурилась:

– Что значит «всегда требуется»? Скольких же женщин ты уложил в постель за свою жизнь, признайся?

Ох-ох-ох, не следовало ему упоминать об этом.

– Нескольких, – пробормотал Лахлан и завладел ее ртом, чтобы отвлечь от мыслей на эту тему.

Ему не терпелось продолжать. Девушка лежала под ним, открытая и жаждущая, его мужское естество затвердело до боли. Ее лавандовый аромат опьянял его сильнее, чем виски. Он мог бы всю жизнь упиваться сладостью ее нежных губ. Но сначала…

Лахлан передвинулся и лег между ее ног, не переставая ласкать рукой ее горячее лоно, пока девушка не расслабилась. Когда Венеция подняла руки и обняла его за шею, Лахлан понял, что она готова. Осторожно, чтобы не встревожить ее, он заменил пальцы своей истомившейся плотью и плавно вошел в нее, медленно продвигаясь вперед, изо всех сил сдерживая желание овладеть девушкой немедленно.

Но – Господь всемогущий! – для этого еще предстояло потрудиться. Она была влажной и тесной, такого наслаждения он не мог себе даже представить. И она принадлежала ему, только ему, наконец-то, его Принцесса… его будущая жена. От этой мысли плоть его еще больше набухла.

– О Боже, – прошептала Венеция. – Ты уверен…

Лахлан оторвался от ее губ и положил ладони ей на плечи.

– Уверен, – сказал он, хотя отдал бы все на свете, чтобы избавить ее от этого неприятного момента.

Она так храбро держалась, его отважная девочка, но напряженные губы выдавали, что ей это давалось нелегко.

– Я постараюсь, чтобы тебе было как можно легче, – прошептал он, осыпая поцелуями ее губы, щеки, лоб. – Но быть с тобой – величайшее наслаждение.

Неуверенная улыбка тронула ее губы.

– Это самые приятные слова, которые я когда-либо слышала от мужчины. – Венеция расслабилась, и Лахлан еще немного продвинулся вглубь.

Он тоже облегченно улыбнулся:

– С трудом могу поверить в это. Разве твои лондонские лорды не шептали тебе комплименты на балах… о твоих восхитительных волосах и сверкающих глазах, о твоих прекрасных губах…

– Иногда.

Лахлан сказал это, чтобы подразнить ее, но скорый ответ заставил его нахмуриться.

– Значит, шептали? А ты когда-нибудь позволяла им целовать эти прекрасные губы?

В глазах ее вспыхнули озорные искорки.

– Иногда.

В этот момент Лахлан как раз ощутил барьер ее девственности.

– Сколько раз?

Со смехом Венеция приникла к его груди и сказала, передразнивая его ответ:

– Несколько.

О, она полагает, что это сверхостроумно, не так ли?

– Ну что ж, больше они не будут этого делать, – заявил он. Затем, зажав ей рот своим, он глубоко проник в нее одним резким толчком.

Когда Венеция застонала, Лахлан молил Господа, чтобы худшее было уже позади. Он заставил себя оставаться неподвижным, хотя это потребовало огромного напряжения воли. Ее горячее лоно облегало его, словно тесная перчатка, возбуждая непреодолимое желание продолжать движение.

Но Лахлан терпел. Только продолжал целовать и обнимать ее и гладить везде, куда только мог дотянуться. Его глубоко тронуло, что она так доверчиво отдалась ему – он боялся разрушить очарование этого момента.

Спустя мгновение Лахлан почувствовал, что Венеция расслабилась, и он двинулся назад, прошептав:

– Все в порядке?

– Думаю, да. – Девушка слегка пошевелила бедрами. – Это… это было не слишком больно.

Лахлан застонал, когда она задвигалась, скручивая и сжимая его плоть.

– Если ты не перестанешь вертеться, будет хуже, – хрипло произнесен.

Венеция взглянула на него с удивлением:

– Почему?

– Потому что я хочу продолжать, но должен делать это осторожно и медленно, но я не смогу, если ты будешь сводить меня с ума подобным образом.

– Каким?

– Двигаясь, как сейчас.

Девушка снова пошевелила бедрами.

– Ты имеешь в виду вот так?

– Послушай, малышка…

– Я могу двигаться еще и так. – Сверкнув глазами, Венеция потерлась грудями о его грудь. – Или вот так. – Она повернула таз так, чтобы его плоть проникла глубже.

– Значит, ты твердо решила свести меня с ума? – хрипло пробормотал он, начиная двигаться. – Судя по всему, ты хочешь, чтобы я овладел тобой грубо и быстро.

Игривая улыбка коснулась ее прелестных губ.

– Не мог бы ты сделать именно так? Пожалуйста. Похоже, это было бы… бесподобно.

Даже то, как она произнесла это вполне пристойное «бесподобно», заставило его испытать такие чувства, которые до сих пор не могла возбудить ни одна женщина.

– Ты очень соблазнительная распутница, – проворчал он, яростно врезаясь в нее снова и снова, опьяненный ощущением ее жаркой тесноты. – Распутница с благонравной речью и поступью принцессы, с телом, созданным на небесах.

– В самом деле? – прошептала она.

Глаза ее были закрыты, а щеки горели румянцем. Он в жизни не видел более восхитительного… или более возбуждающего зрелища.

– Тебе это нравится, правда?

– Да, – выдохнула она. – Да… да…

– Силы небесные! – Лахлан слышал, что некоторые женщины от природы наделены склонностью к плотским утехам. Не приходится удивляться, что Венеция из их числа, учитывая, как хорошо она сумела доставить ему удовольствие в Кингьюсси.

Теперь же… Как бы ему не умереть от подобного наслаждения… Девушка изгибалась и извивалась под ним, словно цыганка в танце. Ее полная грудь трепетала под его ищущей рукой, а бедра двигались, приглашая его проникнуть глубже, плавно приподнимаясь в такт с его рывками, пока Лахлан полностью не утратил способность соображать, даже просто дышать, слышать хоть что-нибудь из-за пульсации бешено струившейся крови, грохотом отдававшейся в ушах.

Наконец-то Принцесса Гордячка принадлежала ему, только ему навсегда. Он будет обнимать ее, защищать… даже от Дунканнона.

Нет, не надо вспоминать сейчас об этом дьяволе. Только не сейчас, когда впереди его ждала желанная разрядка, и он мощными рывками стремительно приближался к ней, словно увлекаемый упряжкой обезумевших коней, несущихся вниз с крутого холма… Не сейчас, когда прекрасное девичье тело внезапно напряглось под ним, а ее сладостное лоно сжалось и судорожно пульсировало в порыве экстаза.

Только не сейчас, когда девушка, по которой он страдал несколько бессонных ночей, наконец-то отдалась ему.

– Спаси меня, Господи! – вскрикнула Венеция, достигнув вершины. – О Боже!

– Да… Принцесса… да… – Одним энергичным рывком Лахлан догнал ее. Сердце его бешено колотилось в груди. – Силы небесные!

Он крепко прижал девушку к себе, и семя его мощным потоком изверглось в ее жаркое лоно.

– Господи…

Это прозвучало как клятва, и это было прекрасно. Потому что теперь, когда он получил Венецию, он собирался ее удержать. Независимо от того, что произойдет между ним и Дунканноном.