Грета попыталась расправить свои затекшие плечи, но колеса кареты влетели в еще одну колею. Она издала низкий стон, так как ее бросало из стороны в сторону снова и снова.

— Ты стремишься попасть в каждую канаву и выемку на дороге?

— Просто радуйся, что не идешь пешком.

— Я говорила, что я прекрасных ходок, — пробормотала она, но в голове у нее стучало, а тело болело. Он был прав, когда сказал, что она никогда не преодолела бы этот путь пешком. Порыв ветра мог сбить ее с ног.

Грета посмотрела на него. В то время как древесные эльфы, подобные Люциусу, проживали как затворники-защитники природы, поселившись в лесу из-за их сильной связи с Великой Матерью, большинство гномов и гоблинов жили едва ли не на головах друг у друга в городе или большими семьями на фермах. Было странно, что Айзек решил разместиться в глуши, если только… что если он действительно не хотел быть королем гоблинов и не стремился к обязанностям, которые последовали?

Нет. Если слухи были верны, он зашел слишком далеко, чтобы получить трон, если не хотел его.

Когда они обогнули поворот, за которым открывался вид на крошечный домик, Грета напряженно всматривалась, ждал ли ее на крыльце Люк. Это была своего рода традиция. Каждый раз, когда она была на работе, то огибала последний поворот, и там был он, чтобы приветствовать по возвращению ее живой и здоровой.

Пока молодая охотница за головами была твердо намерена показать себя своему наставнику, это тайное наблюдение обессиливало ее. Но в какой-то момент что-то изменилось, и теперь это была необходимая и ожидаемая часть возвращения домой.

Дом.

Слово вызвало целый ряд противоречивых чувств. Как бы Грета ни говорила себе постоянно, что ее дом и семья в другом месте, воспоминания о том месте были нечеткие и неопределенные, как полузабытая мечта. Она все еще продолжала поиски портала, но ее надежда таяла.

Когда Люк сказал, что Грета может охотиться в одиночку, то девушка испытала облегчение, это означало, что появилась возможность предоставить ему что-то в обмен на свою комнату и питание. Она никогда бы не смогла дать достаточно, чтобы отплатить за все, что он сделал для нее, но это приносило ощущение, что она вносит свой вклад. Почти, как если бы у нее была цель.

В то же время она сомневалась, что это была та жизнь, которую для нее планировали отец с матерью, когда она была еще маленькой девочкой и играла в свои куклы. Откладывая в сторону всю жизнь в другом измерении, они не хотели бы узнать о том, каким человеком она стала — быстрым, безжалостным убийцей. Это опустошило бы их.

Что с тобой сегодня? Она стряхнула тоскливое, бессмысленное настроение и прищурилась от солнца, отражающегося от высоких сугробов.

Айзек был молчалив во время долгой поездки в карете. Они, казалось, согласились на мораторий неудобных, наводящих вопросов, но он по-прежнему наблюдал за ней слишком пристально. Чем раньше она смогла бы уйти от него, тем лучше.

Она все еще не видела Люка. За звенящими и стучащими звуками движущейся кареты густой лес, окружающий небольшой домик, был слишком тих.

На узком подъезде Айзек отпустил вожжи и притормозил, но она уже соскакивала в снег. Лошадь посмотрела на нее через плечо, словно она могла быть вкусным угощением. На самом деле, лошади Милены имели мало общего с лошадьми, о которых она помнила по дому, за исключением того, что у них было четыре раздвоенных копыта и длинная морда.

Она отскочила за пределы досягаемости прежде, чем ее принялись жевать.

— Спасибо за поездку.

— Хочешь, чтобы я подождал?

Было настолько очевидно, что она беспокоилась?

— Теперь я дома. Можешь ехать.

Пожалуйста, уезжай.

Она ушла, не прощаясь, не потрудившись обсудить с ним еще раз «держись от моих снов подальше», потому что это заняло бы слишком много времени. Несмотря на колотящееся сердце и почти болезненное предчувствие, она была удивлена, когда дошла до знакомого — но пустого — крыльца.

Она пыталась убедить себя, что просто смешна. Он, вероятно, всего лишь занят внутри. Готовит. Может, спит. Или в сарае.

— Люк!

Грета затопала по дощатой лестнице, как раз когда солнце начало опускаться за горизонт, но бросилась вперед, увидев, что дверь приоткрыта. Мрак в доме был гнетущим, непроницаемым для любого света, который, возможно, попытался проникнуть за ней внутрь. Сырой запах, который она не хотела идентифицировать, уже чувствовал себя как дома.

Ее живот скрутило, а в сердце закрался холод:

— Люциус?

Стараясь не паниковать, когда обнаружила разбитую посуду, рваное белье, разбросанное по полу, перевернутую вверх ногами мебель и холодный серый очаг, Грета искала признаки чего-то иного, чем бессмысленное уничтожение имущества, которое имело место.

Следов крови.

Дом выглядел так, словно здесь был заперт огр с пчелой, севшей ему на нос. Но, может, Люка здесь не было. Возможно, он был на работе и даже не знал, что здесь рылись.

Оптимистическая мысль не успела укорениться. Она чувствовала и слышала печаль леса. Как у древесного эльфа, у Люка была глубокая связь с землей. Будучи человеком, Грета не могла понять ее до конца, но научилась слушать и уважать ее, и сейчас каждый листок на каждом дереве — и сама земля — плакали.

Она заставила свои ноги двигаться, прокладывая себе путь через разрушенный, обычно чистый дом Люка, ощущая горечь страха.

— Люк, пожалуйста, — она пыталась проглотить комок, который застрял в ее глотке, как тикающая граната.

Будь живым. Будь живым. Будь живым.

Подняв взгляд от деревянных щепок, которые раньше были стулом, она грозила утонуть в волне паники.

— Черт побери, Люк. Где ты?

— Здесь, — едва слышный, страдальческий шепот был самым желанным звуком, из когда-либо произнесенных. Она развернулась, судорожно выдохнув в порыве облегчения, и помчалась в спальню.

Сначала она не увидела его.

Но затем она увидела кровь.

— О, Боже мой, — она была везде. Пропитала единственную белую простынь, скомканную на кровати. Покрывала стены длинными полосами. Наполняла тёмно-бордовые пятна на полу. — О, нет.

Она лихорадочно обыскала комнату. Теперь она надеялась, что ошиблась, что слышала здесь Люка. Грета не хотела находить Люка здесь. Он должен был быть, где угодно, только не здесь.

Ее взгляд опустился на босые ноги, выглядывающие с другой стороны кровати. Она быстро обошла постель и опустилась на колени с его стороны. Колени скользили в крови, но девушка едва это заметила.

— Люк? — она потянулась к нему, шаря руками по груди и рукам, ища источник крови. Она не знала, откуда начать. Боже, было так много, слишком много порезов, царапин и проколов.

— Кто сделал это с тобой? Люк, пожалуйста, скажи мне, — его глаза оставались закрытыми. — Давай! Проснись и посмотри на меня.

Ее голос дрожал так же сильно, как и руки. Его тело содрогнулось от какой-то судороги, и она застонала, склонившись, ее зрение расплывалось от слез.

Одна особенно крупная рана на груди постоянно сочилась кровью. Она прижала к ней ладонь, в слабой попытке остановить поток, вызвав хриплый кашель своего наставника.

— Мы должны остановить кровотечение.

— Грета, — прошептал он.

Его веки дрогнули, и он изо всех сил пытался что-то сказать ей, но, когда он открыл рот и бессильно закашлялся, кровь запузырилась на его губах.

Она сморгнула навернувшиеся слезы, не желая опозорить его слабостью.

— Шшш, я в порядке. Не разговаривай. Просто… просто позволь мне заняться этим, — ее взгляд метнулся по нему, пока она решала, чем заняться в первую очередь.

— Нет, я должен… Ты должна знать…

Грета покачала головой, но он просто изо всех сил пытался выдавить слова, и из его рта на ее руки брызнула кровь.

— Проклятье, замолчи, — сказала она. — Люк, пожалуйста. Ты не можешь…

— Гретель, — она замерла от строгого тона, который был ей так хорошо знаком. — Остановись… и послушай.

Беспокойная и напуганная до смерти, девушка глубоко вздохнула, зная о крови, льющейся между ее пальцами, которые она продолжала прижимать к ране на его груди.

Его лицо выражало печаль и поражение, когда он схватил ее за ткань рукава.

— Ты должна уехать… найти способ вернуться. Он знает. Ключ… Грета, он знает.

Она понятия не имела, о чем он говорит.

— Я сделаю. Без проблем. Я сделаю то, что ты хочешь, как только тебе станет лучше. Просто позволь мне сперва оказать тебе помощь.

— Торопись. Они придут за тобой, — он продолжал из последних сил. — Не позволяй Аграмон…

— Не думай об этом, — сказала она, все более отчаиваясь, так как его цвет перешел от мелового-белого до совсем призрачного. — Люк…

При звуке обутых ног у дверей, Грета с рычанием повернулась, рука дернулась в поиске меча. Она издала резкий всхлип, когда увидела, кто это был.

— О, слава Богу, — она даже не пыталась скрыть своего облегчения. — Помоги нам. Люциус… он… Мне нужна помощь, — проговорила она. — Пожалуйста… Айзек, он ранен. И я… я не знаю, что делать.

Он оценил обстановку и был возле нее быстрее удара сердца. К счастью, гоблин рассуждал более ясно, чем она, потянувшись за простыней на кровати и стягивая ее, чтобы прижать к груди Люка. Он прижимал ее, пока тщательно оценивал остальные повреждения.

— У него много ран. Он потерял много крови.

Категоричность в его голосе была безошибочна. Все в ней выступало против этого.

— Я знаю, но все будет хорошо, — настаивала она, в то время как в ее сердце пробиралась тьма. — Он будет в порядке. Мы просто… Мы должны вынести его наружу и положить на землю. Он там лучше исцелится.

Айзек посмотрел ей в глаза. И, когда она подумала, что он собирается сказать ей, что уже слишком поздно, он кивнул.

— Хорошо. Продолжай прижимать это, пока я буду поднимать его.

Она сделала, как он сказал, молча, пока Айзек поднимал его на руки.

Так быстро, как только могли, они вынесли его из дома и спустили по трем деревянным ступеням.

— Вон туда, — сказала Грета, кивая в сторону высоких зарослей очень старых деревьев в нескольких сотнях футов от дома.

Когда они приблизились к роще, Айзек боком шагнул между двумя высокими стволами деревьев, стоящими как два охранника у входа в священный круг. Там не было снега, и трава оставалась сочной и зеленой.

Грета не могла идти дальше. Она была вынуждена отпустить Люка и стоять в ожидании на границе круга, пока Айзек нес его внутрь. Он обернулся, но она помахала ему.

— Поспеши, — сказала она, кивая ему. — Отнеси его туда.

Хотя Люк принял ее и считал почти собственным дитя, Грета не была древесным эльфом и не владела никакой магией, поэтому она не могла войти в священный круг эльфа. Она даже не была уверена, что Айзек сможет, но, хвала Великой Матери, он пересек границу без каких-либо проблем.

— Ты должен положить его в середину круга.

— Я знаю, — ответил он спокойным голосом. Ровным. Грета немного успокоилась от его компетентности и нежности, с которой он опустил Люка на землю.

Не дожидаясь ее указаний, Айзек протянул руку и быстро начал копать скрюченными пальцами траншею в траве вокруг всего тела. Когда это было сделано, он запрокинул голову к небу. Её губы шевелились вместе с его, когда он произнес заветные слова, молясь земле, чтобы та открылась и окутала древесного эльфа своим исцелением, богатой минералами землей.

Ничего не произошло.

— Почему это не работает? — ее пальцы впились в кору деревьев, стоящих, как молчаливые стражники круга. Она встретилась взглядом с Айзеком, не в состоянии скрыть свое отчаяние и страх. — Сделай что-нибудь, — попросила она. — Айзек, пожалуйста. Ты должен сделать что-то еще.

Он только покачал головой, его глаза были торжественными и темные.

— Мне жаль. Больше ничего нельзя сделать. Великая Мать…

Вдруг Грета почувствовала хлопок. Давление прекратилось. Она двинулась вперед, сделав шаг внутрь круга. Невидимый щит исчез. Магия померкла.

— Нет! О, Боже, нет.

Она нырнула под стоящими деревьями, и протиснувшись мимо Айзека, опустилась на колени на траву.

— Нет, нет, нет. Люк, не смей! — она обхватила ладонями его лицо и притянула к себе, потом резко затрясла. — Просыпайся.

Накатили слезы. Она не могла удержать их.

— Проснись. Ты должен проснуться!

Он был неподвижен.

— Нет, ты не можешь так поступить, — рыдала она. — Не уходи. Не уходи, не оставляй меня здесь, — взяв его уже остывающую руку в свою, она прижала ее к груди, прислоняясь к нему лбом. — Мне так жаль.

Сперва она не заметила, как руки Айзека обхватили ее, и он погладил ей плечо, его большая рука сильным рывком встряхнула ее от горя. Она затихла, прижавшись к его рукам, пока он не отпустил ее.

Он взял ее за руки, отрывая их от запятнанной кровью ткани рубашки Люка. Она закрылась в себе, но король остался с ней, говоря что-то низким голосом. Грета не знала что. Это даже не имело значения. Его гипнотический, успокаивающий голос слегка притуплял боль.

Через долгое время, он поднял ее и начал выводить из круга. Тяжесть горя сдавила ей грудь, затрудняя дыхание.

— Нет, я не могу уйти. Я не могу оставить его там совсем одного.

— Я думаю, что твой патер больше всего хотел бы успокоиться здесь, в лесах. Он теперь наедине с Великой Матерью и никогда больше не будет один, — Айзек сделал паузу и сжал ее руку. — Я могу позаботиться о нем за тебя, но, может, тебе стоит подождать в карете.

Она покачала головой и приложила усилия, чтобы снова сосредоточиться, вернуть контроль над собой.

— Нет, я справлюсь с этим. Остаться с ним до конца — меньшее, что я могу сделать.

Он мгновенье смотрел на нее, прежде чем кивнуть:

— Хорошо. Я пойду в дом и возьму лопату. Никуда не уходи.

Куда я могла пойти?

Когда Айзек ушел, Грета снова вернулась к Люку. Увидев темные пятна, пачкающие его лицо, она схватила чистый край простыни и вытерла кровь настолько тщательно, как только могла, но та уже высохла, затвердела и походила на темные родимые пятна.

Вернулся Айзек и настоял на том, чтобы копать самому. Он остановился только единожды, чтобы снять свой тяжелый плащ и закатить рукава белой батистовой рубашки. Когда яма была достаточно глубока, он взял Люка на руки и опустил в свежую могилу.

Грета поднялась на дрожащих ногах и прошлась по траве, которая стала коричневой и хрустящей теперь, когда магии поддерживающей в ней жизнь среди вечной зимы Милены не стало. Когда последняя лопата грязи упала на могилу ее наставника, она отшатнулась к краю круга и метнулась к деревьям.

Грета преодолела может сотню ярдов, прежде чем упасть на колени и устремить взор в ночное небо, большими глотками втягивая воздух в легкие. Линия горизонта была темной тенью, не отмеченной бесконечными линиями электропередач или остроконечными верхушками тысячи небоскребов. Флора, также легко убивающая, как и питающая. Горы, которые отказывались сгибаться под любой силой, кроме пришедшей от Великой Матери. Все в этом месте было трудным. Беспощадным.

Она вытерла рукавом глаза и сделала глубокий вдох. Люк пытался ей что-то сказать, прежде чем умер.

Аграмон.