ГЛАВА 1

Исчезающие сугробы и протаявшие здесь и там холмики с первой травой превратили далекие восточные земли в лоскутное покрывало. Зима выронила свой ледяной скипетр, передавая власть приближающейся весне. Подснежник, гвоздичка и пастушья сумка радостно кивали головками под ярким утренним солнцем, которое сияло сквозь островки облаков, подгоняемых легким ветром. Смеясь и звонко щелкая льдинками, ручей несся вниз со скалистых утесов, огибая еловые и сосновые рощи, навстречу широким равнинам. Первые трудолюбивые муравьи и пчелы уже отправились на работу в молодые заросли. Шумно хлопая крыльями и гогоча, стая гусей летела клином к побережью. Все вокруг просыпалось навстречу весне, которая обещала быть ясной и солнечной.

Говорят, будто по весне некоторыми зайцами овладевает безумие. Представление, которое устроил сейчас один из них, подтверждало эти слухи. Тамелло Де Формелло Кочка (а именно так звали зайчонка) бился насмерть с несуществующими врагами. Вооружившись пращой, он бесстрашно бросался с выступа скалы и делал резкие выпады вправо и влево, выкрикивая:

— Еу-ла-ли-а! Вот вам, вражеское племя, от капитана Таммо из Дозорного Отряда! И ты получай, подлый горностай! Ха! Да ты хотел подкрасться со спины! Ну уж нет, вот тебе, старый крас — прошу прощения — старый крыс!

Бросившись на землю, он с силой лягнул воздух задними лапами.

— Эй, там! Получи-ка, приятель, в живот, чтоб на весь сезон хватило! Что, еще? Ха-ха! Похоже, не хотите. А ну беги, спасай свои шкуры, трусливая команда! Уж пятьсот-то таких, как вы, капитан Таммо одолеет одной левой!

Довольный достойным отпором, который он только что дал отряду из пятисот воображаемых противников, Таммо уселся, зачерпнул снег лапой и съел несколько пригоршней, чтобы немного остыть.

— Пусть только вернутся, вредители рода звериного, я покажу им, что к чему! Не родился еще тот, с кем бы я не справился… Ой, ай!

Он почувствовал, как кто-то схватил его за уши и поднял в воздух. Линум и Саите, старшие брат и сестра Таммо, успели незаметно подкрасться и теперь крепко держали его.

— Опять играем в солдатиков?

Железная хватка Линума не оставляла никаких шансов на спасение.

Таммо было так стыдно оказаться застигнутым за игрой, что он вознегодовал.

— Отпустите меня сейчас же, вы! А не то хуже будет! — пригрозил он, вырываясь. — Я сам пойду!

Саите на всякий случай еще разок наставительно дернула его за ухо, предупреждая: «Полковник хотел поговорить с тобой, негодник, о своем боевом топоре!»

Наконец, Таммо удалось высвободиться, и он бодро зашагал между двумя грузными зайцами, возмущенно бормоча под нос:

— Ну-ну, знаю я, что он скажет. Всегда одно и то же.

Зайчонок немного согнул лапы, выпятил живот, раздул щеки и сделался необыкновенно похож на своего отца, а заговорив, точно так же опустил вниз уголки губ:

— Так-так, разорви меня горностай, если это не наглец Таммо! Что скажете в свое оправдание, господин? Отвечать громко и внятно!

Линум дал братишке легкий подзатыльник:

— А ну, хватит. Полковник прищемил бы тебе хвост за эти шутки. Лучше пошевеливайся!

Войдя под высокие своды хвойного леса, они направились туда, где вился сигнальный дымок Лагеря Кочка. Это было укрепление с неровным частоколом из древесных стволов и большим строением из камней, бревен, мха и клейкого ила, стоявшим посередине. Строение называлось Казармой. Кроты, белки, ежи,

а иногда и лесные мыши так и сновали туда-сюда; с разрешения полковника и его жены Мудрой Дум они тоже жили здесь. Некоторые покачивали головами и неодобрительно перешептывались при виде Таммо, которому предстояло отвечать за очередную проделку.

Сидя в кресле напротив камина, полковник Корнс-бери Де Формелло Кочка представлял собой величественное зрелище. Он был облачен в безукоризненный светло-желтый военный мундир, увешанный звонкими медалями, а на тяжелый подбородок падала тень от козырька фуражки из коричневой древесной коры. Один глаз полковника был все время закрыт, в то время как другой пристально смотрел сквозь монокль из отшлифованного хрусталя со свисающим шелковым шнурочком. Его двойной подбородок колыхался из стороны в сторону, когда он говорил, решительно потрясая тростью и указывая на провинившегося зайчишку, стоящего перед ним:

— Так-так, разорви меня горностай, если это не наглец Таммо! Что скажете в свое оправдание, господин? Отвечать громко и внятно!

Таммо стоял молча, пристально изучая пол, словно бы в надежде углядеть там ответ. Кряхтя, полковник наклонился и приподнял подбородок Таммо кончиком трости так, что они оказались лицом к лицу.

— В чем дело, господин, лягушки откусили вам язык? А ну выкладывайте, где мой боевой топор!

Таммо выполнил то, чего от него хотели. Он вытянулся по стойке смирно, выпятил грудь колесом, поднял подбородок как можно выше и, уставившись в одну точку где-то над головой отца, по-военному отчеканил:

— Господин полковник! Приношу свои извинения по поводу боевого топора, использованного мной в целях игры, господин! Клянусь честью не повторять этого впредь, господин! Голова старого зайца негодующе затряслась, монокль выпал из глаза да так и повис на шнурочке. Полковник схватился за трость, и на секунду показалось, что вот сейчас он ударит сына. Когда он заговорил, его голос звучал на две октавы выше и звенел от возмущения:

— Играли?! И у вас хватает наглости стоять тут передо мной и говорить, что вы использовали мой боевой топор как игрушку? Нет, это выше моих сил, вы перешли все границы! Вы просто безмозглый головастик! Ха, вот именно, лысый, коротколапый, безухий болотошлеп, чтоб вам подпрыгнуть и не приземлиться! Вот кто вы такой!

Мама Таммо, Мудрая Дум, все это время суетилась, переворачивая на сковородке ячменные лепешки. Но при этих словах она бросилась между мужем и сыном, на ходу стряхивая муку с лап.

— Довольно, Корни Формелло, я не потерплю подобных выражений под крышей нашего дома! Ты что, забыл, что ты не на поле боя? Я не позволю тебе так обзывать Таммо!

Однако ее слова не смягчили гнев полковника, скорее наоборот. Его уши налились кровью и встали торчком, словно две ярко-розовые пики. Он с размаху бросил трость об пол и с такой силой наступил на нее, что подвернул лапу.

— Еу-ла-ли-а, разорви меня горностай, не перечьте мне!

В ответ на это Дум царственно расправила плечи и двинулась на мужа, попутно притянув Таммо за голову и спрятав его в усыпанных мукой складках передника.

— А ну-ка, приглушите голос, господин, нет никакой необходимости подавать дурной пример ребенку только потому, что вы помешались на каком-то там топоре!

Полковник был не так глуп, чтобы ссориться с женой. Потирая ногу, он поднял трость, закрепил монокль на привычном месте и уселся, пытаясь придать голосу более сдержанные ноты:

— Какой-то там топор, вот тоже скажешь, дорогая! Я говорю об оружии, и о вполне конкретном оружии. О моем боевом топоре! Именно об этом топоре! Ты хоть знаешь, что этот юный отпрыск сколол кусок лезвия, сражаясь, как видно, с валуном? Кусок лезвия с моего боевого топора! Того самого топора, который был гордостью Пятьдесят Первого Мехолапого Взвода Дозорного Отряда. Того самого, который перерезал Морским Крысам глотки и подвязки с орденами, сдирал шкуры с хорьков, бил горностаев и кромсал им хвосты! И кто же обломал острие славного оружия? Этот, с позволения сказать, бездельник, жалкий зайчонишка!

Таммо высвободился из-под передника, его мордочка заметно побледнела от мучного налета. Он дважды чихнул, прежде чем заговорить:

— Я уже не зайчонишка, господин. Если бы вы позволили мне присоединиться к старому доброму Дозорному Отряду, мне не пришлось бы прибегать к разным проделкам, особенно с вашим топором, господин.

Полковник вздохнул, покачал головой, устало откидываясь в кресле, и его монокль сполз вбок.

— Я уже сто раз говорил тебе, приятель, ты еще слишком молод, слишком горяч, тебе еще мало сезонов, чтобы служить. Дум, дорогая, поговори хоть ты с этим негодником, я уже совсем выдохся. Присоединиться к Дозорному Отряду, вот еще вздумал! Да ни один уважающий себя барсук не потерпит такого зеленоухого бедствия, как ты, дружок. А теперь беги поиграй, ты и так добавил мне седого меха, потерзай-ка теперь других зверей. Прочь отсюда, вам отказано в просьбе, господин. Тема закрыта!

Таммо отдал честь как полагается и выбежал вон, глотая чуть было не брызнувшие от отцовской грубости слезы. Дум подняла трость с колен полковника и с силой вставила ее ему в лапу.

— Как тебе не стыдно, Корнсбери, — воскликнула она, — да у тебя просто нет сердца! Как ты мог говорить в таком тоне с собственным сыном?

Полковник поправил монокль и многозначительно прищурился.

— Не горячись, матушка! Линуму и Саите я разрешил бы отправиться служить в Дозорный Отряд, им возраст позволяет. Но вот незадача: ни один из них не хочет этого, старшим больше по душе копаться в земле и быть фермерами, как я вижу.

Он слегка улыбнулся и погладил свои вьющиеся усы:

— А юный Таммо из другого теста, да… Он весь огонь, он пышет жаром, как и я в молодое зеленое время. Ха! Он станет бесстрашным зверем, когда вырастет, попомни мое слово!

Мудрая Дум продолжала отстаивать Таммо:

— Ну так почему ты не позволишь ему пойти служить прямо сейчас? Ты ведь знаешь, что это единственное, о чем он мечтает с ранних сезонов, наслушавшись твоих рассказов у камина. Бедный Таммо живет и дышит лишь мечтой о Дозорном Отряде. Отпусти его, Корни, дай ему шанс!

Но полковник остался непреклонен, он никогда не менял принятого решения.

— Таммо еще слишком мал. Я все сказал, и разговор окончен!

Моргнув глазом и сбросив монокль, Корнсбери Де Формелло Кочка откинулся в кресле и закрыл второй глаз, демонстрируя тем самым, что пришло время вздремнуть перед обедом. Мудрая Дум поняла, что дальнейшие разговоры бесполезны. Она устало вздохнула и вернулась к своей подруге — кротихе Осмунде, помогавшей ей на кухне.

Осмунда понимающе качала головой, чудно журча по-кротячьи:

— Хурр-хурр, ты пррава, конечно, пррава… У полковника нет серрдца. Ничего не будет стрранного, если однажды утрром мастер Тамм сбежит. Хурр-хурр… И отец его не удерржит.

Дум вынула из печи горшочек с тушеной морковкой, грибами и луком и положила несколько листочков свежей мяты на золотистую корочку:

— Вот именно, Осмунда. Таммо сбежит, как сбежал в свое время сам полковник. Он тоже был горяч и жаждал сражений. А его отец не простил Корнсбери побега, называл его дезертиром и даже имени его вслух не произносил. Но в глубине души, я думаю, он очень гордился сыном и его славой бесстрашного зайца из Дозорного Отряда. Он умер давно, еще до того, как полковник ушел в отставку и привез меня сюда, в Лагерь Кочка. Я ужасно жалею, что они так и не помирились, и надеюсь, Корнсбери окажется умнее своего отца.

Осмунда поливала медом ячменные оладьи, пышные и горячие. Она подняла взгляд на подругу и удивленно моргнула:

— Хурр… почему ты так говорришь?

Мудрая Дум начала замешивать тесто для лепешек из миндальной муки с ореховой крошкой. Не отрывая взгляда от лап, месивших тесто, она пояснила:

— Потому что я собираюсь помочь Таммо бежать из дома и вступить в ряды Дозорного Отряда. Если я этого не сделаю, он так и будет слоняться без дела, нарываться на неприятности да браниться с отцом, пока они не станут врагами. Но ты, Осмунда, пообещай мне, что не выдашь эту тайну ни зверю, ни птице.

Добрая мордочка преданной подруги растянулась в блаженной улыбке.

— Хурр, я буду нема как ррыба! Даже если полковник не одобррит этого, даже если нам придется тосковать по мастерру Тамму, хурр-хурр…

Горькая слеза упала в сладкое тесто. Дум поспешно вытерла глаза уголком передника:

— О да, Осмунда, тосковать я буду сильно, нет сомнения. Но Таммо должен добраться до Дозорного Отряда, тогда он добьется успеха. У него доброе сердце, и храбрости не занимать. Правду сказал полковник, он станет бесстрашным зверем, когда вырастет, а какой более достойной похвалы может добиться заяц? Настанет день, когда мы будем гордиться сыном.

 

ГЛАВА 2

А в это время в нескольких лигах от Лагеря Кочка, вниз по дальнему юго-восточному побережью, Дамуг Клык подставил лицо ветру. Перед ним на границе прилива, на покрытом галькой берегу, топорщились разбитые и изодранные волной остатки разгромленного флота. Позади него пригнулись бесчисленные неуклюжие лачуги, сбитые из обломков кораблей и брезента. Между ними тянулись черно-серые столбики дыма. Ветер доносил запах стряпни.

Раздался барабанный бой. Умирал Гормад Тунн, Острейший Меч племени Бродяг.

Вот громче бьют барабаны, и самый воздух дрожит, пробитый насквозь их настойчивой дробью. Дамуг Клык не сводит глаз с моря, с шипением накатывающего на гальку, цепляющегося когтями волн за берег, чтобы подползти чуть ближе. Скоро, скоро дух Гормада Тунна войдет в ворота Темного Леса…

Только Великокрыс мог стать Острейшим Мечом всех Бродяг. Дамуг искоса взглянул на Бирла, замершего в ожидании неподалеку, и усмехнулся. Гормаду не придется скучать в одиночестве у ворот Темного Леса. Прежде чем зайдет солнце, у него появится компания.

Острейший Меч племени Бродяг, Гормад Тунн, умирал.

Великокрысы были наделены необыкновенным ростом, каждый в два раза крупнее обычной крысы. Гормад принадлежал к самым древним Великокры-сам, а значит, и к самым большим. Теперь его солнце заходило, и после смерти власть должна была перейти к одному из сыновей. Эти двое, Дамуг Клык и Бирл Клешня, стояли сейчас спиной к дверям, за которыми лежал их отец. Таков был обычай племени Бродяг. Они не имели права ни есть, ни пить, ни спать, покуда Острейший не испустит дух. А после смерти должен был состояться бой, в котором только один останется в живых и будет провозглашен Острейшим Мечом могучей армии.

Время тянулось медленно; Гормад Тунн постепенно угасал.

Маленький камушек легко стукнул Дамуга по спине.

— Что, Длинношей, все готово? — прошептал он, почти не двигая губами.

В ответ из-за скалы тихим шелестом донесся голос ласки:

— Совершенно все… Ваше Острейшество. По-прежнему не отрывая взгляд от моря, Дамуг процедил:

— Не зови меня так пока, это плохая примета! За скалой раздалось многозначительное хихиканье.

— Дело-то не в приметах, а в том, что мы уже обо всем позаботились.

Барабаны забили громче, мелкая дробь все нарастала, словно соревнуясь с тяжелыми ударами, и вот уже весь берег завибрировал и задрожал в ответ.

Веки Гормада Тунна еще раз дрогнули, резкий и сухой выдох еще раз вырвался сквозь спекшиеся губы, и все кончилось. Острейший был мертв!

Седой хорек, ухаживавший за Гормадом Тунном, выскользнул наружу. Он вскинул лапы и пронзительно возопил:

Барабаны смолкли. Тишина наползала на берег, медленно и неотвратимо, словно прилив. Оба брата повернулись лицом к глашатаю, отвечая на вызов:

— Я, Бирл Клешня, предъявляю свои права на звание Острейшего. Кровь Великокрысов течет в моих жилах, и я готов сразиться с любым зверем!

— Я, Дамуг Клык, принимаю вызов. Моя кровь — кровь Великокрысов, и я докажу это победой!

Мощный гул потряс армию Бродяг, и в следующую же секунду все звери рванули вперед, словно подхваченные ураганом осенние листья, окружая место схватки двух братьев.

Подальше от берега был выложен круг, в котором соперники встали друг против друга. Дамуг скалился по-волчьи, Бирл криво ухмылялся и сплевывал на землю. Болельщики уже в крик заключали пари на еду, питье, оружие и добычу.

Два секунданта зашли в круг, готовя братьев к решающей схватке за владычество над бандой Бродяг. Жесткой веревкой соперников привязали друг к другу за задние левые лапы, так, чтобы ни один не смог сбежать с поля боя. Поднесли оружие: по короткой мощной палице и жгуту каждому. Жгуты были длиной примерно в два меча, а на конце каждого был закреплен булыжник величиной с большое яблоко.

Дамуг и Бирл отступили друг от друга на несколько шагов; веревка, связывающая их, туго натянулась. Яростные взгляды бросали они друг на друга, все крепче сжимая палицы и накручивая жгуты на лапы, чтоб не выпустить их случайно во время поединка.

Теперь все взоры обратились к седому хорьку, объявившему недавно о смерти Гормада Тунна. Вот он вытащил клочок красного шелка и подбросил его вверх. Роковой лепесток на миг замер в воздухе, потом медленно закружился, опускаясь все ниже, и упал справа. Толпа восторженно завопила; бой начался. Размахивая палицами и вращая страшными жгутами, Великокрысы пошли по кругу в ожидании первого выпада, а нетерпеливые болельщики выкрикивали, предвкушая кровавое зрелище:

— Разнеси ему череп, Бирл! Давай! Ты сможешь!

— Бей по ребрам, Дамуг! Вытяни его как надо!

— Вкати ему булыжник между глаз, братан, давай!

Оставаясь в равном положении, братья начали бой палицами. Каждый выкладывался до конца, и вскоре оба уже изнывали от боли, но пустить в ход жгуты не решались — слишком мало было расстояние. Дергаясь по оба конца подлой веревки, спотыкаясь, падая, разметывая во все стороны песок и гальку, они толкались и наносили удары при каждой возможности, помня, что только один покинет поле боя живым. Наконец Бирлу предоставился шанс атаковать. Проворно отскочив назад, он до предела натянул веревку задней лапой и размахнулся жгутом. Именно этого момента и ждал Дамуг. Изо всей силы сжав палицу в обеих лапах, он быстро пригнулся, приподняв ее над головой, и жгут противника стремительно обвился вокруг грушеобразной деревяшки. Дамуг рванул палицу на себя, и в лапе Бирла остался лишь жалкий обрывок жгута.

Толпа ахнула. Никому и в голову не могло прийти, что жгут порвется. Никому, кроме Длинношея. С секунду Бирл удивленно смотрел на оборванный конец, и Дамугу этого хватило. Он отбросил палицу, стремительно швырнул горсть песка в морду соперника и изо всей силы размахнулся своим жгутом. Раздался звук, похожий на громкий чмок. В глазах Бирла промелькнуло изумление, но они тут же закатились, а сам он упал на все четыре лапы. Дамуг нанес еще два удара, но в них уже не было необходимости: Бирлу хватило первого. Он был мертв.

Зрители онемели. Дамуг протянул лапу, и Длинношей подал ему нож. Одним легким движением победитель разрубил веревку, связывавшую его с побежденным. В величественном молчании прошествовал он сквозь толпу, расступавшуюся перед ним. Он вошел в палатку, где умер отец, и тут же вышел, держа в лапах его меч. Странное лезвие было у этого меча: одна сторона ровная, а другая — волнистая. Ровная символизировала сушу, а волнистая — море.

Раздался громкий, неистовый барабанный бой, и огромная армия Бродяг наконец взорвалась криками, приветствуя нового вождя:

— Да здравствует Дамуг Клык!!! Да здравствует Острейший!!!

 

ГЛАВА 3

Кто говорил про Руссу, что она пришла с далекого юга, кто считал, что она с западного побережья, но даже сама Русса толком не знала, откуда она взялась. У этой пушистой темно-рыжей белки не было ни роду ни племени. Она была вольной странницей, и ее прозвали Русса Бездома.

Никто не знал дорог и заветных тропинок лучше ее. Русса выживала там, где другие умерли бы от голода, и выбиралась из самых непролазных дебрей. Не очень молодая, но и не старая, поджарая, небольшого роста, она не носила ни запаса одежды, ни рюкзака. Туника из грубой зеленой шерсти да легкая кошелка за плечами — вот все, что ей было нужно.

Правда, был еще и посох, выброшенный когда-то на берег морской волной и подобранный Руссой. Посох был, должно быть, очень древним, но хранил блеск и глянец, которому не смогли повредить ни вода, ни песок. Русса его очень любила. Такого посоха не было ни у кого, да и дерево, из которого он был выструган, не росло в тех местах. Кроме того, посох служил ей оружием, ибо Русса помимо вольной странницы была еще и превосходным бойцом. За спокойной внешностью мирной белки скрывалась воинственная натура.

Возвращаясь из очередного путешествия, Русса решила отдохнуть у подножия холма неподалеку от лагеря Кочка. Она вволю напилась вкусной холодной воды из ручья и прилегла с подветренной стороны, наслаждаясь покоем и теплыми лучами вечернего солнца. Звук возни какого-то зверя, раздавшийся поблизости, не очень-то встревожил ее. Она догадалась, что это крот, а значит, друг. Прикрыв глаза и как будто задремав, Русса дождалась, чтобы звук приблизился, и вдруг заговорила по-кротячьи:

— Хурр-хурр, добрый вечерр! Чем это вы занимаетесь?

Рули, муж Осмунды, немного испугался от неожиданности, но не показал виду. Он присел рядом с Руссой и подал большую лапу в знак приветствия.

— Хурр, прриветствую вас! Пррекрасная погода, не прравда ли?

Русса отвечала уже обычным голосом:

— Да, но вот только обидно, когда о тебя спотыкается неуклюжий крот, в то время как ты мечтаешь только об одном — немного поспать.

— Хурр, прростите… Но если вы, хурр-хурр, именно та, за кого я вас прринимаю, Мудррая Дум из лагерря Кочка будет рада госпожу повидать, хурр-хурр… И угостить паррочкой своих блюд…

Русса мгновенно вскочила:

— Так что ж ты тянул, толкуя мне о погоде! Я бы прошла еще три лиги без завтрака, знай я, что в конце пути меня ожидает верная подруга, Мудрая Дум, со своими лепешками и горшочком тушеных овощей!

Рули пошел впереди, указывая дорогу и покачивая бархатной головой.

— Вы прравы, Мудррая Дум пррекрасно готовит, особенно лепешки и жарркое из овощей, хурр-хурр.

За несколько шагов до Лагеря Кочка Русса обогнала Рули и первой приблизилась к воротам. В карауле стоял Линум, который решил потренироваться, завидев незнакомую белку. Преградив ей путь длинным дубовым шестом, он бесцеремонно крикнул, как его учили:

— Стой, кто идет!

Но Русса была слишком голодна, чтобы тратить время на подобные глупости. Она ловко подсекла большого зайца под задние лапы посохом и, встав над ним, наставительно произнесла:

— А ты вырос с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Тогда ты был еще розовым зайчонком, а теперь смотри-ка… Ну и лапищи у тебя, дружок! Жаль, что извилин не прибавилось. Признаться, малышом ты мне нравился больше.

Когда Мудрая Дум увидела подругу, ее лицо озарила счастливая улыбка. Она всплеснула лапами, с которых слетело мучное облачко, и бросилась ей навстречу:

— Подумать только, кого я вижу! Сама Русса Бездома! Какими судьбами?

Чтобы не испачкаться в муке, Русса быстренько присела в уголке стола, где было уютнее всего и откуда, как она помнила, можно было с легкостью первой дотянуться до любого блюда.

— Все путешествую, — ответила она. — Хожу-брожу, то вглубь, то вширь, то вдоль, то поперек…

Дум подмигнула в ответ и прошептала:

— Ты пришла как раз кстати! Я хотела бы попросить тебя кое о чем… — Но тут она увидела, что идет полковник, и добавила шепотом: — Позже. Русса поняла подругу.

Полковник Корнсбери Де Формелло Кочка приветствовал гостью не очень довольным взглядом и кивком головы:

— Хм, приветствую вас. Надеюсь, вам удобно сидится на моем месте.

В ответ Русса улыбнулась, что делала редко:

— Какая разница, где сидеть, полковник? А вы все раздаете приказы, как в былые времена? Вы ничуть не изменились!

Беседа была прервана Осмундой, которая застучала черпаком о ведро из тыквы, созывая жителей Лагеря Кочка к ужину.

Таммо сидел, помалкивая, все еще не получив прощения от полковника за случай с боевым топором. Он внимательно слушал о том, что нового узнала Русса во время своего последнего путешествия.

— Прошлой осенью на западном побережье был сильный ураган. Волны с такой силой налетали на скалы, что часть их обрушилась в море.

Полковник отрезал себе хлеба с сыром и проворчал:

— Хм, помнится, патрулировали мы те места. Много там, знаете ли, жаб, мерзких и скользких. Жуткие вредители! Надеюсь, скалы обрушились прямо на них. А что слышно о Саламандастроне?

При упоминании о горе Владык-барсуков Таммо подался вперед и весь обратился в слух. Еще бы! Ведь именно там располагался главный штаб Дозорного Отряда.

Но, к сожалению, Русса не поддержала тему:

— А, барсучья крепость… Я не бывала там уже давно. Полагаю, ничего с ней не случилось.

Монокль полковника прямо-таки выскочил от негодования.

— Вы полагаете?! Ну уж нет, я бы сказал, что я очень даже надеюсь на это! Да что там, если с Саламандастроном что-нибудь случится, весь мир заполонят Морские Крысы, пираты, преступники, Бродяги и вообще невесть кто!

Русса вскинула голову, как будто неожиданно что-то вспомнив.

— Как-то зимой я говорила с филином, он сказал, будто флот этих самых Бродяг был разбит на голову у берегов Саламандастрона. Как же зовут их правителя или, как они говорят, Острейшего? А, Тунн! Точно, Гормад Тунн! Его ранили чуть ли не насмерть. В любом случае Бродяги уползли зализывать раны, так что пока их не видно и не слышно. Но на вашем месте я держала бы ухо востро. С этими тварями никогда не знаешь, чего ожидать. Беспощадные убийцы, вот они кто. Настолько кровожадные, что дух захватывает!

— Не думаю, что нам стоит слишком бояться Бродяг, — перебила ее Дум. — Они лишь грабят побережье, шныряя туда-сюда на кораблях, но никогда даже не выходят в открытое море, как Морские Крысы или пираты. А кто сейчас правит в Саламандастроне? Русса налила себе чаю в большую чашку.

— Говорят, великая барсучиха. Суровая, как зима, сильная, как бык, и быстрая, как молния. В бою ей нет равных. Ее копье не могут приподнять даже четыре выдры! Зовут ее Красноокая Крегга.

Осмунда восхищенно кивнула:

— Хурр, и имя у нее такое кррасивое! Но Русса лишь рассмеялась в ответ.

— Красота тут ни при чем. Это имя она получила за то, что глаза ее наливаются кровью при виде врага. Не хотела бы я когда-нибудь встать на ее пути.

Тут все обернулись к Таммо, который все-таки не выдержал и выпалил:

— А кто такие эти Бродяги?

Полковник бросил проницательный взгляд на сына:

— Это племя варваров и бездельников, слишком ленивых, чтобы работать, и слишком тупых, чтобы построить себе приличные жилища. Как правильно сказала твоя мать, они лишь шатаются вдоль берегов в поисках легкой наживы, так что не забивай себе голову. А лучше соблюдай правила поведения за столом и не лезь вперед старших с вопросами!

Русса несогласно мотнула головой:

— И вы, полковник, и Дум ошибаетесь. Бродяги непредсказуемы, они могут нападать и на воде, и на суше. Однажды, когда я еще была совсем молода, мне довелось увидеть их главный меч. У него разные лезвия. Одно, волнистое, — для моря, а другое — как раз для суши. У них и поговорка есть: смотри, как меч твой ляжет, и иди, куда он скажет.

Полковник отрезал себе еще кусочек сыра.

— Ха, ну и что значит эта абракадабра?

— Да неужели нам не о чем больше поговорить? — всплеснула лапами Мудрая Дум и, стукнув, поставила на стол чашку. — Смените-ка тему разговора. Рули, что ты думаешь о погоде?

Крот поддержал Дум, которая по тому, как блеснул глаз полковника, поняла, что сейчас он начнет спорить с Руссой.

— Хурр-хурр, погода… хурр… погода прекрасная, и птицы говоррят, весна будет жарркой… Не попрросить ли барышню Винн спеть нам об этом, хурр-хурр…

Дум позвала молоденькую ежиху, и та вышла на середину. У Винн был хороший голос, чистый и приятный; она любила петь, и ее не пришлось долго упрашивать.

Таммо и другие звери подхватили песню, когда Винн начала ее. Потом все дружно захлопали. Вечер продолжался, и каждый исполнил какой-нибудь номер: станцевал, спел, продекламировал стишок или сыграл на музыкальном инструменте, в основном на маленьком барабане или тростниковой флейточке.

Из-за количества съеденного и жара, идущего от печи, полковника совсем разморило. С большим трудом он поднялся и сделал еще один глоток каштанового пива, а потом, слегка покачиваясь, обратился к Руссе:

— Э… Полагаю, утром я тебя уже не застану? Вновь отправишься странствовать?

Русса выглядела свежей как цветок. Она кивнула в ответ:

— С первым лучом зари, полковник. Спасибо вам за гостеприимство — еда в Лагере Кочка превосходна, как всегда.

Отправляясь шаркающей походкой в спальню, полковник бросил через плечо:

— С твоим уходом шуму поубавится. Спокойной ночи. Никому не советую засиживаться допоздна. Завтра э… надо работать.

 

ГЛАВА 4

Таммо заметил, что, как только полковник ушел, мама с Руссой начали о чем-то перешептываться. Он понял, что это что-то очень важное, но до него долетали лишь обрывки разговора:

— Нет, ну что ты, Дум, я всегда путешествую одна. Ты же знаешь!

— Но, Русса, я дам тебе с собой блинчиков — сколько хочешь! — только выполни мою просьбу.

— Да я, может, вообще не пойду в Саламандастрон!

— Ну, тогда доведи его хотя бы до Рэдволла, там он встретит других воинов, к тому же Дозорный Отряд часто наведывается туда. Он не обременит тебя, обещаю. Полковник не пускает его, но, если он останется, будут одни ссоры.

— Сколько захочу блинчиков, ты говоришь?..

— Хоть тридцать, правда! Он будет слушаться тебя во всем, я знаю его. Прошу тебя, помоги, и ты будешь всегда желанным гостем за нашим столом!

— Ну что ж, тридцать блинчиков, ха! Да и этого командира с моноклем недурно бы проучить. Пусть знает, что не всякий зверь станет выполнять его приказы. Ладно, договорились. Но тогда надо уходить прямо сейчас, чтобы утром мы были уже далеко.

Русса попрощалась со всеми, пробормотав что-то про сон на свежем воздухе, а Мудрая Дум принялась вытирать со стола.

— Давайте-ка расходитесь, спать пора. Помните, что сказал полковник? Завтра надо работать. Таммо, ты останься — поможешь мне убрать со стола. Всем спокойной ночи!

Звери потянулись в большую спальню один за другим. Наконец Осмунда кивнула Дум:

— Хурр… Все улеглись, все хоррошо…

Дум потянулась и достала со шкафа уже приготовленный рюкзак. Быстро-быстро укладывая туда блинчики, она подозвала Таммо:

— Отложи тарелки, сынок, и иди сюда. Времени мало.

Заинтригованный, Таммо подошел и присел на угол стола напротив мамы.

— А что случилось-то?

Осмунда легонько хлопнула его деревянной ложкой по лапе:

— Мастерр Тамм, сидите смиррно и слушайте маму, хурр-хурр.

Не поднимая глаз, Дум продолжала сосредоточенно собирать рюкзак.

— Не знаю, Таммо, правильно я поступаю или нет, но я хочу дать тебе возможность увидеть мир своими глазами. Я считаю, ты уже достаточно вырос для службы в Дозорном Отряде.

Таммо так и съехал на пол. Вот это да! Он едва верил своим ушам, его голос дрожал от восторга, когда он заговорил:

— Я? В Дозорном Отряде? Ой, мамочка! Дум резко затянула рюкзак.

— Не кричи, весь лагерь перебудишь. Русса согласилась по старой дружбе взять тебя с собой. Она берет на себя большую ответственность, поэтому веди себя хорошо, слушайся ее и не дерзи. Она не станет терпеть твои выходки, как мы с отцом, так что следите, господин, за манерами. В рюкзаке достаточно еды, чтобы тебе хватило сил дойти до места, а сверху я положила тридцать блинчиков для Руссы. Теперь иди сюда, я дам тебе еще кое-что. Мудрая Дум достала из шкафчика портупею, туго свитую из плотного льна, с серебряной пряжкой в виде бегущего зайца. На ней висело оружие, которое нельзя было назвать ни мечом, ни ножом. Для первого оно было коротковато, для второго — длинновато. Таммо с восторгом наблюдал, как мама перекидывает ремень ему через плечо, закрепляет на груди крест-накрест и застегивает пряжку на боку.

Оказалось, что длинный кинжал не надо вставлять в ножны, он превосходно крепился в отверстии пряжки. Очень осторожно Таммо вытащил его, чтобы получше рассмотреть. Остро наточенный стальной клинок с причудливой гравировкой поблескивал голубоватым светом. Серебряная крестообразная рукоятка была выложена драгоценными камнями зеленого цвета, а ее конец венчала гладкая хрустальная луковица.

Надежно закрепив длинный кинжал в пряжке, Таммо убедился, что рукоятка находится прямо под лапой, как будто кто-то специально подогнал снаряжение по его росту.

Дум с любовью прикоснулась к оружию.

— Этот кинжал выковал один барсук в кузнице Саламандастрона. Ни одно оружие не служило мне лучше в те далекие дни, когда я была в Дозорном Отряде. Твоему отцу больше по душе пришелся боевой топор, а я так выбрала кинжал. Вряд ли я смогла бы подарить тебе что-то более драгоценное. Бери его, сынок, защищайся и защищай слабых. Не бросай его на поле боя и не отдавай никому. Ну а теперь беги. Беги и ни о чем не жалей. Да смотри возвращайся со славой, чтобы мы с отцом могли гордиться тобой, — мы так тебя любим! Благослови тебя судьба, Тамелло Де Формелло Кочка, да не посрамишь ты этого уважаемого имени!

Осмунда тоже подошла и ласково погладила его по ушам.

— Хурр, удачи тебе, мастерр Тамм, нам будет гррустно без тебя.

В следующий миг Таммо уже мчался по темному лесу, не вытирая слез, оставлявших темные бороздки на испачканной мукой мордочке. Вдруг перед ним возникла Русса, неизвестно как материализовавшаяся из еловых ветвей.

— Надеюсь, мои блинчики не расплющатся в этом битком набитом рюкзаке? Похоже, Дум приготовила еды на целый полк. Ну ладно, поскакали, посмотрим, на что ты способен после сладкой жизни в лагере. Вперед — и не отставать!

Зайчонок рванул так, словно отпустили тугую пружину, и полетел прочь от родного дома навстречу неизвестному.

 

ГЛАВА 5

Дамуг Клык, новый повелитель Бродяг, сидел на ветхой корме поваленного набок корабля, некогда принадлежавшего отцу, и смотрел на восходящее солнце. Ни ветерка, ни ряби не пробегало по гладкой поверхности воды, бледно-зеленой у берега и набирающей цвет в глубине. Пролетела пара белых чаек, крича друг другу: «С добрым утром!». Края единственного легкого облака светились перламутром, а небо было такой невероятно-незабудковой голубизны, какая может быть только ранним весенним утром. Солнце поднималось все выше, и вот уж последние капли зари стекли в море, оставив лишь тонкую алую жилочку там, где вода сливалась с небом.

Но все это не восхищало Дамуга, и ухо его не радовал тихий шепот отлива. Кончиком меча он угрюмо ковырял изношенные доски старого судна, гнилые, набухшие от воды, обглоданные раками и покрытые пятнами липкой тины. Какое-то насекомое медленно выползло из влажной древесины. Волнообразно двигая поблескивающей спинкой и шевеля усиками, оно неуклюже подползло к передней лапе Великокрыса. Быстрым движением Дамуг уколол его мечом и стал наблюдать, как оно извивается в предсмертных муках.

На берегу уже начали разводить костры для приготовления завтрака, застучали барабаны. Армия Бродяг просыпалась навстречу новому дню. Дамуг Клык почувствовал, что за спиной стоит Длинношей, но даже не потрудился обернуться, когда тот заговорил:

— Пустые котлы ведут к восстанию, Острейший. Пора бросать меч, сегодня же!

Дамуг резко скинул умирающее насекомое в воду и встал. Когда он повернулся к Длинношею и заговорил, его морду перекосила такая злоба, что челюсть еле двигалась, а голос звучал хрипло.

— Я сам знаю, что делать, безмозглый вертляй! Но что будет, если меч повернется волнистым концом, а? Куда мы поплывем на этих развалюхах? Да мы потонем, даже не успев отчалить! Здесь же нет ни одного приличного корабля! Так что иди собери остатки своих мозгов и не приходи больше с этой идиотской ухмылкой, давая мне советы, в которых я не нуждаюсь, придурок!

И прежде, чем Длинношей успел ответить, Дамуг ткнул его концом меча под подбородок, сильно надавив. Ласке пришлось подняться на цыпочки, дрожа от ужаса, а Дамуг проговорил, глядя бедняге прямо в глаза:

— Ну что, нравится? Я отучу тебя умничать. Давай улыбнись-ка теперь, как минуту назад, этой своей дурацкой улыбочкой!

Кадык Длинношея дернулся, и он быстро заговорил, едва успевая перевести дыхание от боли и страха:

— Дамуг, Ваше Острейшество, я знаю выход, я знаю, как вам надо поступить, именно поэтому я и пришел!

Меч резко опустился и воткнулся в корму прямо между лап ласки. Дамуг улыбнулся и заговорил спокойнее и мягче. Длинношей понял, что буря миновала, во всяком случае пока.

— Длинношей, браток, я знал, что ты предложишь мне выход из этого крайне затруднительного положения. Молю тебя, скажи, что мне делать?

Потирая шею в том месте, где клинок Дамуга оставил рубец, Длинношей присел на палубу и достал из-за пояса маленький, но тяжелый медный зажим.

— Ваш отец часто пользовался этим, потому что любил ходить в море. Все повторял, что это лучше, чем отбивать лапы о камни и шишки. Если позволите, я покажу вам, как работает этот зажим. Можно ваш меч?

Длинношей поднялся.

— Смотрите, Бродяги слушаются меча. Острейший подбрасывает его в воздух, и армия идет туда,

куда укажет лезвие. При падении меч всегда вонзается в землю одним концом крестовины, и, если сверху оказывается волнистое лезвие, мы плывем, а если ровное, — идем по суше.

— Я все знаю, не тяни.

Длинношей почувствовал угрозу в тоне, каким были сказаны эти слова. Он быстро прикрепил медный зажим к крестообразной ручке о той стороны, где было волнистое лезвие, и подбросил меч. Это был слабый бросок: меч всего лишь раз перевернулся в воздухе, сверкнув на солнце, и тут же воткнулся ровным лезвием вверх.

— Вот видите, Ваше Острейшество! И так получается каждый раз, потому что со стороны волнистого лезвия прикреплен груз, притягивающий его к земле первым. Главное — не подбрасывать слишком высоко. Попробуйте сами: просто немножко выворачиваете лапу при броске, и меч падает так, как вам надо.

Дамуг Клык был не из тех, кто верит на слово. Он несколько раз повторил хитрый трюк, и каждый раз меч падал ровным лезвием вверх. Дамуг снял зажим и прикрепил его к своему браслету.

— Хорошая работа, Длинношей. Оказывается, ты не такой уж и тупой.

Ласка почтительно поклонился:

— Я служил вашему отцу, Гормаду Тунну, покуда он не превратился в слабоумного старика и не перестал обращать внимания на мои советы. Держитесь меня, и я смогу прославить имя Дамуга Клыка на море и на суше. Все будут бояться вас, вы станете самым известным из всех Великокрысов в истории.

Дамуг кивнул.

— Будь по-твоему. Отныне ты — мой советник, и я разделю с тобой успех.

Но прежде, чем Длинношей успел поблагодарить повелителя, острие меча уперлось в его правый глаз. Дамуг смотрел на ласку с улыбкой, холодящей душу сильнее ледяного ветра.

— Ах ты, плут! Решил стать этаким маленьким консулом при сильных мира сего! Ты на кого коготь точишь, а? Слушай меня внимательно: если ты хоть раз попытаешься обмануть меня, я сделаю так, что ты будешь верещать от боли целый сезон, прежде чем умрешь.

 

ГЛАВА 6

Крысы Чихун и Чесун были обыкновенными солдатами армии Бродяг. Сейчас они карабкались на груду валунов в задних рядах огромной армии, собравшейся на церемонию Бросания Меча. Они толкались и пихались, пытаясь разглядеть выложенный камнями круг, где должно было состояться действо. Офицеры пригласили капитанов занять места в первом круге в соответствии с иерархией, остальные же были вынуждены отталкивать друг друга, вставать на цыпочки и подпрыгивать, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

Нетерпеливый Чихун взобрался на спину вялому, флегматичному Чесуну, который согнулся под его тяжестью и пробубнил:

— Ну и что там?

Чихун ущипнул его за ухо изо всей силы:

— Давай, рыхлоспин, выпрямляйся, не видно ничего! Похоже, Острейший будет речь толкать!

И Чихун еще сильнее сдавил ухо приятеля.

— У-у-у, больно же! — не выдержал Чесун и подался вперед, толкнув большого толстого горностая.

Тот обернулся и прорычал:

— Слушай, ты! Если не прекратишь толкаться, я устрою тебе штучку похлеще прищемленного уха, понял? Я тебе хвост на нос натяну и бантиком завяжу! Пшел отсюда!

Но тут над толпой разнесся резкий, громкий голос Дамуга:

— Сегодня во сне мне явился дух горячо любимого мною отца — Гормада Тунна! Он поведал, что меч упадет ровным лезвием вверх, и тогда для всех Бродяг наступит Великий Сезон расцвета и побед: даже у простого солдата будут деньги, рабы и земля. Я, Острейший Повелитель, передаю эти слова вам, мои друзья и соратники!

Чихун не смог подавить смешок:

— Уи-хи-хи-хи! «Горячо любимый отец»? Послушать его, так можно подумать, что их вовсе и не тошнило друг от друга! Да, Дамугу туго придется теперь, если меч упадет морем кверху, можешь не сомневаться.

Толстый горностай снова обернулся, многозначительно положив лапу на кривой нож:

— Вам придется еще не так туго, если вы не закроете рты, шутники!

В этот момент меч взлетел в воздух. Все замерли. А уже через минуту громкие крики сотрясали воздух вдоль всего пляжа:

— Сушей вверх! Сушей вверх!

Чесун поднял грязную лапу и почесал больное ухо:

— А что все это значит-то?

Толстый горностай вновь развернулся и на этот раз дал Чесуну в живот, а Чихуну по носу. Оба повалились на землю, один на другого, а горностай встал над ними, уперев лапы в бока, и, скребя грудь, процедил:

— А это значит, что тебе надо мыть уши почаще, а твоему приятелю — держать рот на замке. Есть еще вопросы, болваны?

Схватившись за разбитый нос, Чихун сумел быстро отреагировать:

— Нет, господин, нам все ясно, господин!

А Дамуг тем временем раздавал приказы десяти капитанам, каждый из которых возглавлял сотню солдат:

— Пришел конец сезонам скитаний вдоль побережья. Мы пойдем в глубь континента, сметая все на своем пути. Будем засылать разведчиков, чтобы те доносили о любом лакомом кусочке. Пусть корабли гниют дальше, нам больше не нужны их жалкие ошметки. Так что жгите свои жилища, съедайте весь оставшийся провиант. Мы выступаем завтра с первыми же лучами солнца. Теперь идите и принесите доспехи Острейшего!

В ту ночь Дамуг облачился во все доспехи. Расклешенная оранжевая мантия отца, распахнувшись от ветра, обнажала блестящий серебряный панцирь, закрывающий грудь, короткий килт из змеиной кожи и перевязь из мелких золотых цепочек, украшенную черным турмалином. На голове сиял медный шлем, увенчанный высоким острием, с защитной стальной сеткой на шее. Спереди шлем доходил ему почти до подбородка, а посередине были сделаны две узкие прорези для глаз.

Едкий дым поднимался к небу, на котором не было в эту ночь луны. Горели многочисленные лачуги, бросая отсветы на боевые доспехи Дамуга Клыка, Острейшего Меча всех Бродяг. Опустошая последние бутылки, доедая оставшиеся запасы и распевая дурными голосами, армия Бродяг отмечала свою последнюю ночь на юго-восточном побережье. Они проигрывали или просто воровали друг у друга нехитрые трофеи, дрались, ругались и рвали в клочья то, что еще осталось на и без того разграбленных кораблях.

Дамуг созерцал все это, опершись о меч. Рядом суетился Длинношей, готовя на костре рыбу для своего повелителя. Он быстро поднял голову, когда Дамуг спросил:

— Они готовы идти за мной, Длинношей? Они готовы подчиняться каждому моему приказу?

— О, еще бы, господин!

— Все до единого?

— Кроме двоих, Ваше Острейшество, горностая Бора и лиса Сига. Они были дружны с вашим братом Бирлом, так что с ними надо держать ухо востро.

Недобро улыбнувшись, Дамуг потрепал Длинношея по уху.

— Неплохо, неплохо… Я знал об этих двоих, но я также знал, что и ты в курсе. Только что ты спас свою шкуру тем, что не промолчал.

Длинношей судорожно сглотнул, переворачивая рыбу на горячих углях.

Чесун шел, пошатываясь, вдоль берега, согнувшись под тяжестью здоровенного корабельного штурвала, дубового, да еще украшенного медными бляхами, когда-то ярко сверкавшими на солнце, а теперь зелеными от плесени.

Чихун присматривал за костром и жарил старые коренья о остатками дохлой чайки. Увидев Чесуна, он воскликнул:

— Ну куда ты тащишь этот хлам, болван? Что ты с ним будешь делать?

Чесун поставил штурвал и повернулся к другу со счастливой улыбкой:

— Это… ну… кучу добра стоит, гляди! Шикарная вещь!

Чихун только фыркнул в ответ:

— Шикарнее некуда. Ты, пожалуй, и выручишь за нее что-нибудь, потаскав через леса и болота сезонов семь и наконец присобачив к какому-нибудь такому же старому-престарому кораблю. А ну-ка живо избавься от него, пока ты калекой не стал, поднимая эдакую тяжесть!

И он с силой наподдал штурвал ногой, отправив его катиться в густую тьму. Немедленно оттуда раздались треск и дикий вой горностая:

— Ау-у, моя лапа! Кто это сделал?! Да я вас сейчас на куски порву и подвешу на съедение чайкам!

От испуга крысы метнулись, дважды столкнулись лбами, не понимая, куда бежать, и лишь после этого растворились в ночи.

Дамуг протянул объедки Длинношею и вытер рот оранжевой мантией.

— Покарауль тут, пока я сплю. И кстати, передай всем: пусть выкрасятся в красный. Я хочу, чтобы армия выступила завтра в боевом настрое, вооруженная до зубов.

 

ГЛАВА 7

Никогда за всю свою недолгую жизнь Таммо так не уставал. Солнце взошло три часа назад, а они все бежали. Лапы ломило, словно к ним подвесили гири; рюкзак, казавшийся поначалу таким легким, похоже, сейчас весил больше самого зайчонка.

А равнины, лишь слегка волнистые издалека, что стало с ними? Они превратились в высокие холмы и глубокие низины. В траве прятались острые камни, колючий чертополох норовил удержать в цепких объятиях, склоны предательски осыпались под лапами скрипучим щебнем. Солнце, которого он так ждал, теперь только слепило глаза и утраивало усталость.

Взлетев на вершину очередного холма, Таммо пошатнулся и, задыхаясь, повалился на землю. Русса Бездома тут же оказалась рядом, все такая же подтянутая, дыша ровно и пристально вглядываясь в горизонт. Краем глаза она с восторгом и изумлением поглядывала на Таммо.

— Что-то ты неважно выглядишь, малыш. Как самочувствие?

Опустившись на все четыре лапы и низко наклонив голову, Таммо пытался отдышаться. Но не смог даже обернуться, чтобы ответить Руссе, и он отрывисто заговорил, глядя в землю:

— Не так чтоб… шибко бодро, госпожа… Пить, есть, спать… вот то… о чем я сейчас думаю.

Русса склонилась над ним.

— Послушай, малыш. Ты можешь звать меня Руссой, подругой, другом — как угодно. Но прекрати называть меня госпожой, я чувствую себя старой гусыней!

Таммо искоса взглянул на нее, и в его глазах заплясали чертики.

— Ладно, подружка, но и ты прекрати называть меня малышом, а то я начну обращаться к тебе «старая гусыня»!

Русса незаметно усмехнулась, снимая с него рюкзак. Вопреки желанию, ей начинало нравиться общество Таммо.

— Давай-ка снимем с тебя эту тяжесть, Тамм. Здесь никак нельзя останавливаться, мы сделаем привал чуть позже.

Таммо слегка размял спину и поинтересовался:

— А почему? Нормальное место. Белка указала на два далеких холма.

— Нам надо уйти за них до полудня. Ладно, давай-ка подзаймемся твоим образованием, мал… ммм… приятель. Подумай сам, почему лучше разбить лагерь там, а не здесь?

— Понятия не имею, подружка. Объясни. Русса надела рюкзак.

— Ну, для начала, это слишком открытое место, здесь нас видно за много миль. Хороший лагерь должен укрывать от непогоды и от посторонних глаз. Незачем всем и каждому знать, где мы.

Зайчонок слушал, открыв рот.

— Да, пожалуй, ты права.

— Могу поклясться, что права, — подмигнула белка, — но прежде, чем мы двинемся дальше, хочу объяснить тебе еще кое-что. Днем будет жарко, и лучше будет поспать пару-тройку часов, чтобы восстановить силы. Перекусить мы сможем перед сном, это полезно для пищеварения. А вот если бы мы поели и попили сейчас, то потом, на сытый желудок, мы добирались бы в два раза дольше. Ну а теперь — в путь, приятель. Я понесу рюкзак, это будет по-честному.

Таммо заскользил вниз по глинистому склону. После недолгого отдыха он чувствовал себя намного лучше, да и бежать без рюкзака было легче.

— Конечно, по-честному, — крикнул он Руссе, — учитывая вес твоих тридцати блинков!

Русса оценила шутку, но молниеносно отреагировала:

— Эй, потише там, на ослабевшем фронте! А то сейчас так припущу, что будешь целый день пыль глотать. Пользуясь тем, что находится у нее за спиной, Таммо состроил белке рожицу.

— Нет проблем, подружка Русса, беги впереди, да только не слишком быстро.

Русса тряхнула головой, задев высокую траву, еще мокрую от утренней росы:

— Закрой рот и работай лапами, Тамм! За всю свою жизнь я не трепала языком столько, сколько с тобой. Экономь дыхание, не трать его попусту, — это еще один урок выживания, который ты пока не усвоил.

— О, как ты права, мудрейшая из белок! Отныне мой непослушный рот на замке, слушаюсь и повинуюсь!

— Очень хорошо, молчи и не отставай.

— Слышу, следовательно, подчиняюсь, о благоразумнейшая из белок!

— Любишь, чтобы последнее слово оставалось за тобой, да?

— Только потому, что вы так молчаливы, о проницательнейшая из белок!

— Ах ты, насмешливый негодник! Между прочим, здесь я командую!

— Нехорошо оскорблять низших по званию, пользуясь своим положением. Ой! Ай!

Не глядя под лапы, Таммо поскользнулся на мокрой траве и опрокинулся на спину. А так как они бежали по склону, он покатился вниз и остановился, лишь ткнувшись о камень.

Русса пронеслась мимо, глядя вперед и победоносно улыбаясь.

— Я же говорила, у нас пока нет времени на привал, так что не залеживайся тут!

Многому научился Таммо в это утро. А днем они остановились на вершине, еще недавно казавшейся такой далекой, и Русса указала место для лагеря. Внизу, у подножия холма, бежал по камушкам прозрачный ручей, с журчанием спотыкаясь о небольшой водопад. Заросли дикой бирючины и кизила на берегу могли послужить хорошим укрытием от посторонних глаз и солнца.

Весь в пыли, разгоряченный бегом, Таммо аж облизнулся при виде холодной воды. Он ловко отдал честь Руссе и по-военному отчеканил:

— Разрешите погрузиться в холодную воду! Невозмутимая белка лишь передернула плечами:

— Как хочешь, приятель.

Взвизгнув от восторга, зайчонок скатился вниз по склону.

Русса немного отступила назад и, срезав угол, направилась к месту привала с другой стороны.

Сбросив портупею и кинжал на берегу, Таммо с разбегу кинулся в воду. Она оказалась такой ледяной, что у бедного зайца аж дух захватило, — он закричал и быстро заработал лапами. Да, хорошо снова почувствовать себя живым в такой день! Раскрыв пошире рот, Таммо встал под водопад, жадно глотая вкусную холодную воду. На миг он застыл, потом опрокинулся на спину и с восторгом забарабанил по воде всеми четырьмя лапами.

— О-ла-ла! Вот это мне нравится! Лентяйка, ты только посмотри: юное создание вкушает радости жизни ранней весенней порой.

Таммо быстро встал в воде, отфыркиваясь и протирая глаза, чтобы разглядеть, кто это говорит.

Два хорька, высоких и тощих, облаченных в лохмотья, стояли на берегу. У той, к кому была обращена речь, в лапах был лук со стрелой, а у другого -

дротик, воткнутый пока что в землю, потому что он примерял портупею Таммо.

Зайчонок понял, что влип. Озираясь по сторонам в поисках Руссы и никого не увидев, он указал на свое снаряжение:

— Э, друзья, я что хочу сказать… это мои вещи… да-да, те, что вы сейчас так здорово примеряете! Лентяйка наставила стрелу на Таммо и недобро улыбнулась, обнажив ряд кривых серых зубов.

— Фа-фа-фа! Большеплох, ты только послушай, какие мы манерные. Может, ты просто не подумал о том, что это чужие вещи, а?

Большеплох как раз застегнул портупею и теперь помахивал кинжалом, с восхищением рассматривая лезвие.

— Вот как он ставит вопрос! Интересно. А мне, Лентяйка, все представляется несколько иначе: этот зверь пришел неизвестно откуда и стал купаться в нашей воде. Он расплескивал ее, пил и ничуть не церемонился. Взгляни на него! Он вовсе не чувствует себя виноватым, хотя это именно он воспользовался чужим добром!

Таммо неподвижно стоял в воде. Он постарался улыбнуться как можно добрее и сказал, обращаясь к коварной парочке:

— Ребята, я правда извиняюсь. Я и понятия не имел, что ручей принадлежит вам. Я немедленно выпрыгиваю!

Большеплох выдернул из земли дротик.

— Вот-вот, о том и речь, мой юный друг. Выпрыгивай и расплатись за пользование нашей водой. А если у тебя нет больше ничего ценного, кроме этого снаряжения, побудешь рабом, пока не отработаешь украденное. Лентяйка, пристрели его, если вздумает рыпаться!

Лентяйка натянула лук и направила стрелу прямо в лоб Таммо. Вдруг просвистел деревянный посох, стрела сломалась ровно пополам, а лук упал на землю. Русса вылетела из зарослей словно молния, столкнула Лентяйку в воду и бросилась на Большеплоха. От удара в живот он согнулся пополам и принялся хватать ртом воздух. Таммо перебежал ручей вброд и, когда Лентяйка попыталась выбраться, нанес ей сокрушительный уда}), лягнув задними лапами. Та снова упала в воду, и Таммо навалился сверху всем своим весом.

Русса стащила портупею с Большеплоха, подняла свой посох и распрямилась, глядя, как хорек медленно приходит в себя. Наконец он вскочил, схватился за дротик, но Русса сделала маленький шажок в сторону и быстро нанесла ему три удара по затылку, от которых хорек распластался на земле.

Даже не глядя больше в его сторону, белка обратилась к Таммо:

— Лучше поставь ее вертикально, приятель, пока вы оба не утонули.

Таммо вытащил брыкавшуюся Лентяйку из воды, потом протер глаза и с негодованием посмотрел на Руссу:

— Почему ты не сказала о них? Зачем ты отпустила меня купаться?

Русса наотмашь ударила Лентяйку и придавила горло посохом, а потом безразлично передернула плечами:

— Да я и сама не знала о них. Ты, кстати, тоже мог бы не прыгать в воду как оголтелый. Я привыкла сперва проверять место, а уж потом отдыхать, что и тебе советую.

Таммо вздохнул с облегчением, взяв в лапы портупею, которой чуть было не лишился.

— Еще один урок, да?

Русса дружески похлопала его по спине.

— Зришь в корень, приятель.

Хорьки сидели на берегу, тряся головами и пытаясь понять, что произошло. Русса обошла вокруг них, поглядывая на Таммо, который вытащил из кустов припрятанный белкой рюкзак.

— Что скажешь? Убить нам этих обманщиков или отпустить?

Таммо поразило то, каким ледяным тоном были произнесены жестокие слова.

— Русса Бездома! — воскликнул он, и голос его задрожал от возмущения. — Ты же не собираешь и вправду убить их?!

Но Русса осталась невозмутима.

— Ты знаешь, почему я до сих пор жива? Потому что все мои враги мертвы. Можешь не сомневаться, Таммо, эта парочка убила бы тебя — просто так, для забавы, — если б я вовремя не подоспела.

Хорьки жалобно заскулили:

— Нет-нет, господин, не слушайте ее, мы просто шутили!

— Мы не убийцы, господин, мы просто очень бедны, у нас ничегошеньки нет!

Русса скривилась, глядя на них.

— Ага, а я — маленькая певчая птичка с лягушонком для дяди.

Таммо встал между белкой и хорьками.

— Нет, Русса, я не дам тебе убить их!

Белка присела, развязала рюкзак и достала несколько блинчиков, испеченных Мудрой Дум.

— Ха, да пожалуйста! Охота была руки марать об эдакую пакость. Делай с ними что хочешь.

Таммо бросил в воду оружие хорьков и вытащил кинжал, глядя на дрожащую парочку.

— Поднимайтесь и валите отсюда, ребята. Я не хочу больше видеть вас — никогда, слышите? Пошли вон, быстро! А то отдам вас на растерзание Руссе!

Лентяйка и Большеплох рванули без оглядки, словно на них охотилась стая орлов. Таммо поднял вверх кинжал.

— Так-то, будете бояться настоящего оружия! Русса набрала в кружку воды из ручья.

— Это было твое решение, приятель.

— Что значит «мое решение»?

— Скоро узнаешь. Ладно, помнится, ты был голоден? Иди-ка приложись как следует к этим лакомствам.

Они съели по нескольку блинчиков с медом, по куску холодного морковного пирога и выпили по большой кружке воды. Солнце припекало не по-весеннему жарко, и после всего пережитого Таммо потянуло в сон. Выбрав подходящее местечко в тени кустарника, он прикорнул. Русса села, опершись спиной о ствол дерева, и тоже задремала, но сон ее был чутким.

 

ГЛАВА 8

Когда солнце перевалило зенит, Русса разбудила Таммо. Он проснулся свежим и полным сил, тут же водрузил на плечи рюкзак и сказал:

— Теперь моя очередь, подружка. Куда направляемся?

Они поскакали дальше на юг. Взобравшись на вершину холма, Русса указала посохом на узкую полоску леса вдали.

— Мы должны добраться туда с сумерками.

Этот переход показался Таммо намного легче. Ему нравились новые места, нравились рассказы и наставления Руссы. Она, казалось, позабыла о том, что она — молчаливая белка, и была необычайно словоохотлива.

— Обогни этот участок, Тамм. Не будем беспокоить кроншнепа с его гнездом, ладно?

— Ладно, подружка. Это хорошо — дать птице спокойно высиживать яйца.

— При чем тут «хорошо»? Задень мы гнездо, птица разозлится и поднимет крик, и всем станет ясно, где мы.

— А ты думаешь, это кого-то интересует? Ответ Руссы был неоднозначным:

— А ты сам-то как думаешь?

У Руссы слово и дело не расходились. Как только тени начали вытягиваться и сумерки опустились на землю, путники ступили на лесную тропинку. Лес оказался значительно больше, чем казался издалека. Русса разрешила Таммо самому найти место для лагеря, и он выбрал поваленный бурей древний бук, чьи вывернутые корни образовали яму с навесом.

Русса одобрительно кивнула.

— Ну что ж, неплохо. Разведем костер? Таммо скинул оружие и портупею.

— Как скажешь. Весенние ночи бывают очень холодными, а кроме того, я бы не отказался от горячего ужина, если не возражаешь.

Русса замотала головой.

— Ничуть не возражаю, приятель. К тому же здесь полно сухих веток и коры. Я сама займусь костром, а ты пока распакуй рюкзак и достань еду.

Русса извлекла из кошелки кремень, и вскоре костер уже потрескивал. Потом, испытывая приятную усталость, они сели, прислонившись спинами к буновому стволу, и принялись есть, пить и разговаривать.

Русса подняла с земли кинжал Таммо и стала его пристально изучать.

— Это редкое оружие, приятель. Досталось от отца?

— Нет, от мамы. Она служила в Дозорном Отряде. Она сказала, один из Владык-барсуков выковал его для нее в кузнице Саламандастрона — легендарной горы-крепости. Расскажи мне об этой горе, Русса. Я ведь никогда там не был.

Привычным движением лапы Русса взвесила оружие, а затем быстро метнула. Кинжал со свистом прочертил прямую и воткнулся в ствол сикоморы.

— Иногда правильно брошенный нож может спасти жизнь. Я научу тебя метать его.

Таммо пришлось изрядно потрудиться, вытаскивая кинжал из ствола.

— Буду очень признателен. Так как насчет Саламандастрона?

Русса глотнула вина и приняла позу поудобнее.

— Ну что я могу сказать… Гора как гора. Но я могу постараться вспомнить песню зайцев Дозорного Отряда, которую я слышала там во время своего последнего визита.

Таммо подбросил веток в огонь.

— Ты действительно знаешь песню зайцев из Дозорного Отряда?! Пожалуйста, вспомни ее!

Белка прикрыла глаза.

— Так, насколько я помню…

Таммо восхищенно затряс головой.

— Вот это песня! Вот это я понимаю! А они правда такие бесстрашные и непобедимые, эти зайцы из Дозорного Отряда?

Русса бросила в огонь толстую ветку.

— Они могут быть безжалостными порой, но они защищают берег и сушу, чтобы мирные жители могли спать спокойно. А теперь давай-ка спать, тебе надо набраться сил к завтрашнему дню. Иди и укладывайся где-нибудь подальше от костра.

Таммо состроил недовольную гримасу.

— Но ведь здесь так тепло и хорошо, зачем куда-то перебираться?

Белка нахмурилась.

— Потому что я так сказала, и хватит глупых вопросов. Пошевеливайся!

Таммо удалился в заросли кустарника, недовольно бормоча:

— Так было славно у огня, а меня гонят в холодную ночь, где можно заболеть и умереть от простуды. Это несправедливо!

Среди ночи Таммо вскочил от леденящего душу крика. Он вскочил и хотел выхватить кинжал, но кинжала на месте не оказалось. Руссы тоже нигде не было видно. Сложив лапы рупором, Таммо громко позвал:

— Русса! Где ты?! Отзовись!!!

Белка тут же оказалась рядом, вынырнув откуда-то из-за ствола, и прошептала, вытирая кинжал о траву:

— Тише ты. Я здесь. Иди спать.

Они вместе нырнули в кусты. Таммо так и распирало от незаданного вопроса, но он молчал, видя, как Русса прислушивается и крутит головой во все стороны.

И вот откуда-то из-за деревьев донесся разъяренный вой. Русса распрямилась и громко крикнула в направлении голоса:

— Твой дружок Большеплох мертв! Проваливай отсюда и помни: я пленных не беру!

В ответ донесся голос Лентяйки, такой злой, что Таммо стало не по себе:

— Не думай, что ты победила, старая ведьма! Мы еще вернемся за тобой и твоим дружком!

Послышался хруст веток, затем все стихло. Русса отдала Таммо кинжал.

— Это были те хитрые хорьки, которых ты отпустил накануне, приятель. Я знала, что они вернутся. Особенно после того, как ты достал при них рюкзак с едой.

Таммо вдруг понял, что он наделал, и у него лапы подкосились.

— Русса, прости меня! Я и не подумал, что им нельзя видеть рюкзак! Если бы не я, они не стали бы нас преследовать!

Но белка отрицательно помотала головой.

— Да нет, дружок, дело не в рюкзаке. Они все равно стали бы преследовать нас, знаю я эту породу. Они весь день шпионили за нами, и я поняла, что нападать будут ночью. Вот я и взобралась на дерево с твоим кинжалом, а когда появился один из них, Большеплох, с огромным острым колом, я застала его врасплох, прыгнув сверху. Пришлось прикончить его, у меня не было выбора. Но я все еще волнуюсь, Тамм.

Заяц удивился:

— А теперь-то о чем волноваться, Русса?

— Ты слышал, Лентяйка кричала: «Мы еще вернемся…»? Именно «мы»! Кого она имела в виду? Сдается мне, их тут целая шайка. То-то мне показалось, что я встречала этих двоих когда-то давно. Они всегда шатались с какой-нибудь бандой головорезов.

Таммо решительно взялся за нож.

— Так, подруга, я готов подчиняться твоим приказам. Что будем делать?

Но Русса лишь ласково потрепала его по ушам.

— Будем спать, вот что мы будем делать. Не думаю, что они еще вернутся сегодня, но на всякий случай будем дежурить по очереди. Вероятнее всего, нападут они завтра, так что выспись как следует — силы тебе потребуются!

Ночь опустилась над маленьким лагерем. Пламя костра тоже задремало на угольках, деревья сонно перешептывались о чем-то с западным ветерком. Таммо снился Лагерь Кочка, родные и любимые лица Осмунда и Рули, их детей, с которыми он когда-то играл… Он даже почувствовал во сне запах стряпни Мудрой Дум, услышал песни, которые пели у камина зимними вечерами у них дома, и на него навалилась такая печаль, словно он потерял все это безвозвратно.

Русса спала на ветке, и, послушный многолетней привычке, один ее глаз был приоткрыт.

 

ГЛАВА 9

Из записей белки Краклин, летописицы аббатства Рэдволл в Стране Цветущих Мхов:

«О, Тысяча Сезонов! Конечно, я стара, в этом нет больше ни малейшего сомнения. Прекрасный весенний день, солнышко ласково греет стены аббатства и Лес Цветущих Мхов, и все звери от мала до велика высыпали играть на лужайку. Только я сижу здесь и пишу в одиночестве… Ладно, кто-то ведь должен делать и эту работу. Хотя в молодости я никогда не поверила бы, что буду сидеть за печкой с пером в лапах; в молодости вообще с трудом веришь в старость.

Да, немного уж осталось моих сверстников в этих стенах: аббатиса Пижма, моя добрая подруга, первая ежиха-настоятельница Рэдволла; Фиалка Полевка, наша неугомонная медсестра… Кто еще? А, конечно, Перекоп — Кротоначальник да хранительница запасов Порция, два самых высокопоставленных крота в аббатстве. Еще я да Арвин, вот и весь счет.

Арвин — наш Воитель. Кто бы мог подумать, что из этого непослушного бельчонка вырастет такой храбрый и всеми уважаемый зверь, слава о котором разнесется по Стране Цветущих Мхов!

Вот и все мои сверстники. Остальные уж давно и счастливо ушли в солнечные луга, хотя память о них и об их добрых делах живет в нас и по сей день. Жаль, что давненько в аббатстве не бывало ни барсуков, ни зайцев. Не то что раньше…

Да, я становлюсь старой брюзгой. В детстве мы шутили и смеялись над такими. Все, хватит! Если я посижу здесь еще немного, я совсем засохну от воспоминаний у этой печки или поджарюсь, как пирожок. Нет, пойду взгляну, как они там играют. Может, еще не поздно присоединиться? Весна все-таки…»

Настоятельница Пижма присела, и мячик, сделанный их мха и бечевки, просвистел над ее головой. Она весело состроила рожицу маленькой мышке, которая его кинула.

— Ага, Слоечка, промазала!

Слоечка топнула лапкой и крикнула в ответ:

— Вы не должны были приседать, это нечестно! Стойте как стояли!

Кротенок позади Пижмы подобрал мячик и уже собирался им запустить, но тут незаметно подкралась Краклин. Она проворно подобрала мячик и сама запустила им в Пижму, попав ей прямо в спину. От мягкого толчка настоятельница обернулась, смешно изображая немыслимую ярость:

— Это что еще такое? Кто кинул мяч, признавайтесь!

Краклин выглядела как сама невинность.

— Это не я, Матушка! Она строго посмотрела на малышей:

— Ну, признавайтесь, шалуны, кто это сделал! Все покатились со смеху, когда совсем маленький несмышленый кротенок по имени Губби показал лапкой на Краклин:

— Это она, хурр-хурр! Я видел, как она брросала!

Краклин сделала вид, что испугалась.

— Нет-нет, это не я, это он! — И она указала на Губби. — Мы все видели, правда? Это повергло малышей в полный восторг. Еще бы, не каждый день видишь, как летописица проказничает наравне с кротятами. Они запрыгали, хлопая лапками и указывая на Краклин:

— Это она! Это она! Ежиха сняла с себя мячик, который прилепился к иголкам, и с серьезным видом принялась отчитывать белку:

— Как не стыдно! Кинуть мячом в саму настоятельницу! Ай-ай! Я лишаю вас ужина, отправляйтесь в постель, уважаемая!

Последняя фраза совсем доконала малышей — они повалились на траву животами кверху, дрыгая лапками и захлебываясь от смеха.

Показались Кротоначальник Перекоп и белка Арвин Воитель в сопровождении еще нескольких кротов. Они направлялись в сторону южной стены и что-то шумно обсуждали, но, завидев настоятельницу Пижму, приостановились и начали перешептываться. Потом, приняв решение, продолжили путь и, проходя мимо, кивнули как ни в чем не бывало:

— Добррый день! Добррый день и вам! Краклин бросила взгляд на Пижму:

— Мне кажется, они что-то задумали. Эй, Арвин! Что за спешка? Куда это вы собрались?

— Да ничего особенного. Прросто пррогуляться! Пижма тут же взяла Краклин за лапу и повела вслед за ними.

— Ты права, они что-то задумали. Прогуляться они идут, как же! Пойдем-ка посмотрим, в чем там дело. Ребята, продолжайте игру без нас! Да смотрите, чтоб без подвохов!

За кустами, растущими по всему периметру стены, Перекоп и другие окружили крота по имени Топотун:

— Так в чем там дело, объясни нам еще раз. Топотун указал лапой на несколько участков в кладке.

— Прриглядитесь, хурр, прристальней, хурр-хурр. Видите?

Краклин и Пижма внезапно выросли рядом с ними. Настоятельница набросилась на Арвина:

— Что здесь происходит? Вы что-то скрываете от меня! Я требую объяснений!

Арвин уже спустился к самому основанию стены и тыкал красные песчаные кирпичи ножом. Он поднял взгляд на Пижму и ответил как можно спокойнее:

— Даже не знаю, как Вам объяснить. Мы и сами еще не разобрались. Топотун говорит, что стена осыпается, но, возможно, он ошибается. Вот мы пока и не стали тревожить Вас зазря, Матушка, потому что у Вас и так много дел…

Пижма возмущенно прервала его:

— Что значит «и так много дел»?! Южная стена осыпается, а вы считаете это недостаточным поводом, чтобы потревожить меня? Да кем вы меня считаете в таком случае — настоятельницей аббатства или глупышкой с мячиком?!

Перекоп с достоинством отдал честь и осторожно произнес:

— Прростите, но несколько минут назад мне показалось, что Вы игррали в мяч, когда мы прроходили мимо, хурр-хурр.

Глаза Пижмы сверкнули.

— Ерунда! А ну-ка, покажите мне стену!

Остаток дня они провели, обследуя южную зубчатую стену по всей длине. Стена осыпалась, более того, она как будто набухала изнутри. Они проверяли кладку; они взбирались на стену и кидали веревку с грузом, а потом прижимались щекой к стене и скашивали глаза, сравнивая степень ее натяжения и изгиб в разных местах; они горячо спорили, обсуждая сложившееся положение. Вывод был неутешительным. Южная стена рушилась.

 

ГЛАВА 10

Ночь опустилась над аббатством Рэдволл, и огни Большого зала засветились сквозь витражи, отбрасывая длинные разноцветные блики света на лужайку. Старинное здание с массивными арками торжественно возвышалось на фоне Леса Цветущих Мхов. Все оно, начиная с колокольни и заканчивая зубчатыми стенами, было символом надежности, комфорта и благополучия всех рэдволльцев, считающих ее своим домом.

Большинство жителей Рэдволла одевались просто и скромно, но сестра Фиалка Полевка обожала кружева и оборки. Шелестя нижними юбками, она суетливо выскользнула из парадных дверей аббатства, держа в лапах светильник и недовольно бормоча. Ночной бриз игриво подхватил ее накидку и ленточки капора. Медные тяжелые колокола Рэдволла звучно пробили время ужина.

Настоятельница Пижма и ее окружение все еще были у северного фронтона, обследуя стену. Перекоп ласково погладил камни.

— Слава сезонам, хурр-хурр, что хоть северная стена, да и дрругие, крроме южной, в целости и сохрранности!

Арвин поднял фонарик и осветил лицо настоятельницы, с тревогой вглядываясь в его черты:

— Он прав, Пижма, это просто здорово, что все остальные стены так же крепки и надежны, как в год их возведения! Пижма устало потерла глаза:

— Так-то оно так, да только в этом мало проку, если южная стена может рухнуть в одночасье.

К ним торопливо приблизилась Фиалка; ленты ее капора широко развевались на ветру.

— Матушка настоятельница! Там же ужин остывает! Мы не можем приступить к вечерней трапезе без Вас! Ох, да вы только посмотрите все на себя — лапы грязные, одежда в колючках, что за вид! Краклин, а я-то думала, ты поможешь уложить малышей… Ох, теперь вообще неизвестно, когда бедняжки доберутся до кроваток, раз их до сих пор даже не покормили! А еще, кстати…

Ее прервал строгий голос Арвина:

— Хватит, сестра Фиалка, мы всё поняли. Полевка надменно поджала губы, и Пижма быстро вставила, пользуясь паузой:

— Спасибо, сестра, мы скоро будем. А вы пока что побудьте за меня и велите начинать ужин. Но спать пока никого не укладывайте, я должна всем сообщить что-то важное.

Фиалка приосанилась, гордая возложенной на нее миссией. Краклин смотрела ей вслед, пока они шли к пруду умываться перед ужином.

— Знаете, мне порой кажется, что неплохо было бы разок прищемить ей хвост.

— Сестра Фиалка обязательна и исполнительна, — ответила Пижма, подавив улыбку. — Просто иногда она слишком усердствует. Но всем нам неплохо было бы подзанять у нее внимания к мелочам.

Вообще-то завтраки, обеды и ужины в Рэдволле сопровождали гул голосов и звон тарелок. Вот и сейчас все в Большом зале ели и переговаривались через стол.

Многие взрослые сажали малышей на колени, разделяя с ними обильную трапезу, а те были счастливы тем, что сегодня можно подольше не ложиться спать.

Арвин и другие подошли к столу вслед за Пижмой. Добрая настоятельница сделала знак Фиалке, чтобы та оставалась, где сидит, — на большом стуле во главе стола. Шутливо подтолкнув мышку Слоечку и кротенка Губби, Пижма уселась между ними на маленькой скамеечке, приговаривая:

— Подвиньтесь-ка, толстяки… Расселись тут… Честным зверям сесть негде!

Слоечка оторвалась от тарелки с супом и подвинулась, освобождая побольше места.

— Сами Вы толстуха… И почему это Вы опоздали?

Губби с набитым тортом ртом ответил за настоятельницу:

— Было… много… дел… хурр… я пррав?

Пижма налила себе супа и подмигнула кротенку:

— Еще бы, конечно прав! Очень много дел, приятель.

Ужин продолжался, звери переговаривались, никто никуда не спешил. Когда в аббатстве ели, не принято было смотреть на часы. Наконец, когда Пижма решила, что время пришло, она поднялась и кивнула Фиалке. Та позвонила в маленький колокольчик. Все примолкли и зашикали на малышей. Пижма обратилась к собравшимся:

— Друзья мои, я должна сообщить вам кое-что важное. Повода для беспокойства нет, но Перекоп, Арвин, Краклин и я проверяли сегодня стены аббатства и обнаружили, что южная стена в опасном состоянии, хотя причины этого пока неясны.

Выдра Шэд, Хранитель Ворот, тут же откликнулся:

— Что надо делать? Мы готовы.

Пижма подала знак Перекопу, и он ответил за нее:

— В первую очередь, хурр-хурр, надо разобраться, в чем дело, а потом исправить неполадки.

Вслед за ним заговорил Арвин:

— Главное, без паники. Но кое-какие правила придется установить, чтобы все вы были в безопасности. Завтра же южная стена будет огорожена. Не ходите туда. Просто живите как жили, но следите за малышами, чтобы они не играли в опасной зоне. Если стена рухнет, рядом с ней никого не должно быть.

Шум пронесся по залу:

— Они хотят разрушить южную стену! Южная стена рухнет!

Вдруг Фиалка Полевка вскочила на стол и со всего размаху кинула об пол огромное глиняное блюдо. Раздался звон, все смолкли. Фиалка только этого и ждала.

— А ну-ка тихо! — воскликнула она. — Вы что, совсем забыли, как себя вести? Вы, брат Трудолюб, и вы, брат Постенник, быстро уложите малышей спать. Остальные выдохните, вдохните и вспомните о том, где находитесь. А ты, Арвин Воитель, поведай всем о своем плане!

У Арвина не было никакого плана, но он спокойно вышел на середину зала и заставил голос звучать уверенно:

— Мой план, да… Так вот, мой план состоит в том, что Кротоначальник Перекоп и его подчиненные займутся сносом стены и возведением заново. Они сами выберут себе помощников. Работа будет вестись посменно, так что закончим быстро. А пока что наш друг Шэд призовет капитана выдр Шкипа с командой, и вместе с теми из нас, кто посильнее, они составят отряд для патрулирования аббатства и окрестностей. Повода для паники нет. Уже многие сезоны ни один враг не показывался в этой части Страны Цветущих Мхов.

Пижма зааплодировала, и вскоре все звери присоединились к ней, успокоенные и воодушевленные.

Позже, когда все улеглись спать, в Пещерном зале был собран совет во главе с настоятельницей. Пещерный зал был поменьше и поуютнее Большого, и Пижме удалось найти минутку, чтобы в уголке перекинуться с Краклин парой слов:

— Какое там «прищемить хвост»! Фиалка была великолепна — как ловко она всех поставила на место! Советую тебе переменить мнение о ней.

Белка повела плечом:

— Ну да, она может, когда захочет. Ладно, беру свои слова обратно.

До поздней ночи совет обсуждал проблему южной стены и меру риска в случае ее падения. Наконец крот Перекоп подвел итог:

— Итак, хурр-хурр, мы не можем устранить причину прежде, чем мы ее обнаружим. Всем надо хорошенько выспаться, а завтра с новыми силами приняться за работу.

Арвин долго ворочался и не мог уснуть. То, что случилось со стеной, беспокоило его и расстраивало, он мучительно искал ответ, в чем же дело и почему она рушится. Наконец, уже под утро, он забылся. Во сне к нему явился сам Мартин Воитель, заложивший стены аббатства много сезонов назад, хотя образ его, украшающий сейчас гобелен Большого зала, был все еще молод и свеж. Так уж повелось, что в особо трудные времена Мартин являлся по своему выбору во сне кому-нибудь из рэдволльцев, чтобы наставить и утешить.

Вот и сейчас Арвин видел во сне, как мышь-воин приближается к нему в клубящемся облаке вечности и от нее исходят уверенность, сила и покой. Арвин понял, что вот сейчас он услышит что-то очень важное, и почувствовал тот трепет, который всегда испытываешь перед лицом судьбы. Мартин Воитель произнес:

К сожалению, на следующий день Арвин забыл этот сон.

 

ГЛАВА 11

Могучая армия Бродяг припала к земле, дрожащая, промокшая, замерзшая и голодная, среди обломков кораблей. Никто не мог предположить, сжигая жилища, что ночью с юго-востока налетит такой страшный шторм. Сначала хлынул ливень, и тяжелые капли дождя затушили костры, вокруг которых спали крысы, хорьки, ласки, горностаи и лисы. А потом пошел град размером с голубиное яйцо, да еще наводнение, и ураганный ветер погнал все это вдоль берега. Те корабли, что были в воде, тут же отнесло в море и раскололо о скалы. На берегу осталось лишь четыре судна, и звери сражались за место в укрытии.

Дамуг Клык с особо приближенными заняли каюту капитана, остальным было предоставлено искать себе место на палубе. На заре дождь и град стихли, но ветер был по-прежнему силен и немилосерден. Дамуг подполз ближе к угасающему камину в бывшей каюте отца, стуча зубами от холода, и стал искоса посматривать на Длинношея, разогревающего грог.

— Хватит возиться! Он уже готов, давай сюда!

Выбивая зубами дробь о край кружки, Дамуг принялся жадно пить. Когда на дне осталось совсем немножко и Острейший почувствовал, что больше в него не лезет, он протянул остатки Длинношею. Тот жадно проглотил их, боясь, что Повелитель передумает.

Сквозь щели в старых досках Дамуг смотрел на павшую духом армию.

— Мы двинемся в глубь материка прямо сейчас. Там непогода не станет трепать нас так, как на берегу. Найдем лес, воду и пищу; разобьем лагерь; наберемся сил и двинемся вперед.

Длинношей суетился вокруг Повелителя, отряхивая мантию и приговаривая:

— Конечно, двинемся… Конечно, не достанет… Наберемся сил, да… И двинемся на запад… мстить той барсучихе за вашего отца…

Шмяк!

Большой лапой Великокрыс схватил ласку за горло и швырнул на старую койку, жалобно скрипнувшую. Потом подскочил и, усевшись на Длинношея сверху, заорал, сопровождая каждое слово ударом:

— Никогда… не упоминать… имени… этой… барсучихи-убийцы… при мне!..

Дамуг был вне себя. Но когда немного выдохся, он прошипел:

— И даже думать о ней не смей — убью! Разъяренный Повелитель вышел из каюты, схватил первого попавшегося хорька и заорал на него:

— Быстро бить в барабаны! Мы выступаем на север!

В армии Бродяг было четыре капитана, каждый из которых командовал сотней солдат. Очень скоро они выстроились в колонны по пять и пошли маршем в направлении от берега.

Дамуг шел во главе. Справа и слева маршировали по шесть крыс, стуча в большие барабаны. Рваные знамена с изображением разнолезвийного меча развевались на ветру. Их древки были украшены хвостами убитых зверей, а наконечники увенчаны черепами врагов Бродяг.

Горностай Бор и лис Сиг были офицерами Разведки, и у каждого было по сорок солдат. Они шли в левом фланге в основной колонне.

Бор оглянулся на берег, от которого они отходили все дальше и дальше, и сказал:

— Все, братан, больше нам не плавать. Не любит этого новый Острейший.

Сиг прищурился от ветра.

— Что правда, то правда. Я тебе больше скажу — и Саламандастрона нам не видать. Дамуг боится не только кораблей, еще больше он боится Красноокой Крегги.

Бор кивнул и погладил кортик.

— Острейший не должен бояться, а, братан? Ну, я прав, да? Так вот, напугать бы его, как ты считаешь?

Сиг недобро усмехнулся и сплюнул.

— Да, стоит. Как-нибудь ночью, чтобы без подстав, всадить ему кортик по рукоятку, и самим возглавить Бродяг.

Бор мечтательно прикрыл глаза на секунду.

— Вот-вот… Точно… Развернуть всех на юг и править как два короля…

Длинношей плелся, спотыкаясь, в хвосте. Его горло было повязано куском старого пледа. Не так-то легко оказалось быть советником при Острейшем. Он собирался переждать несколько дней, прежде чем снова втираться в доверие, а пока держался подальше от Дамуга.

Чесун и Чихун маршировали как раз перед ним, в последней пятерке одной из колонн. Чесун поймал на себе взгляд Длинношея и подмигнул:

— Ну что… как сегодня, это… настроение у господина?

Длинношей попробовал ответить, но издал только болезненное бульканье.

Чихун насмешливо переспросил у Чесуна:

— Что он сказал? Я не расслышал. Полусонный Чесун равнодушно помотал головой:

— Что-то типа «буль-буль-буль», я не понял, что это значит.

— Что это значит? Да ты сам говорил бы сейчас то же самое, если б потащил вчерашний тяжеленный штурвал, вот что!

— Кому там известно о вчерашнем тяжеленном штурвале?! — донесся голос толстого горностая из предыдущей шеренги.

— Да это я вчера пнул один ненужный… Какой штурвал? О чем ты, приятель? Не знаю я никакого штурвала!

Но тут встрепенулся Чесун:

— Точно, Чих, я вспомнил! Вчерашний штурвал! Ты его выбросил и угодил прямо в… Ау-у-у! Чего ты щиплешься!

Ветер дул все утро, а к полудню стало накрапывать. Тогда Дамуг Клык отдал команду барабанщикам:

— А ну-ка выбивайте двойную дробь, чтобы все пошевеливались. Впереди лес.

Разведчиков с Офицерами во главе отправили вперед прочесать окрестности. Место оказалось идеальным для лагеря. Там были и озерцо с большим количеством рыбы, и множество жирных перепелок. Когда перевалило за полдень, армия была уже надежно укрыта от дождя и ветра густой листвой и стволами деревьев. После холодной зимы, проведенной на открытом побережье, это казалось роскошью.

Бор и Сиг уютно устроились под крушиной, натянув старую парусину на склоненные ветви. Потом они развели небольшой костер и принялись жарить сочную перепелку. Длинношей тоже был с ними, но прятался за свесившимися краями парусины, нервно выглядывая время от времени и испуганно следя за снующими туда-сюда Бродягами.

Наконец Бору это надоело, и он стал подшучивать:

— Чего прибился-то, братан? Подумаешь, покушаешь с друзьями!

Но Длинношей лишь пригнул голову, завидев приближающегося капитана.

— Тебе легко говорить, а вот что скажет Дамуг, если узнает, что я прохлаждаюсь, да еще с такой-то парочкой?

— Да брось, ничего он не узнает, если сам не проболтаешься, — ответил Сиг, переворачивая перепелку. — Давай-ка не дрейфь! Подкрепись лучше, это нервишкам помогает… От тебя и требуется-то только одно: скажешь нам, где Острейшество будет почивать да сколько при нем будет охраны, — и ладно.

Бор принялся точить кортик о высокий камень.

— А, да завтра кто захочет знать, с кем ты был, а с кем — не был. Дамугу будет не до тебя, он уже будет папочку аукать в Темном Лесу, ха…

Чихун развел костер и с надеждой смотрел на Чесуна, приближающегося со стороны озера.

— Что-то ты мокро выглядишь. Поймал что-нибудь?

— Почти. Но меня столкнули в воду, — ответил Чесун, устало подсаживаясь к костру и зябко поеживаясь.

— Что значит «почти»? И кто это тебя столкнул, ты и сам-то не доходяга.

— Да тот самый горностай, помнишь? Толстый, в которого мы штурвалом угодили.

— А, ну тогда понятно… Ладно. А ты вообще ничего не принес?

— Вот только это, — и Чесун извлек из рукава немного водорослей. — Может, сгодится на суп? Витамины все-таки.

Чихун брезгливо скривился:

— Выброси эту гадость, еще чего не хватало… Но когда Чесун уже отвел лапу, чтобы швырнуть бурые стебли, приятель его остановил:

— Ладно, это лучше, чем ничего. Набери воды в мой шлем и поставь на огонь. Суп из водорослей лучше, чем пустой живот.

Дамуг громко рыгнул и продолжил жадно обсасывать рыбьи кости. Вдруг из-за спины донесся шепот:

— Ваше Острейшество! Великокрыс пригнулся, парализованный страхом.

— Это ты, Грабля? — спросил он тихо.

— Да, это я, — ответил крыс, не вылезая из укрытия. — Длинношей сидит с Бором и Сигом. Из того, что расслышал, я понял, что они сделают вылазку сегодня ночью.

Дамуг Клык улыбнулся и прикрыл глаза.

— Хорошо сработано, Грабля. У меня есть принцип: всегда следи за следящим. Отлично, я успею подготовиться к их приходу. Иди и будь начеку.

 

ГЛАВА 12

Русса Бездома подбросила сухих веток в костер и посмотрела на небо в просвете деревьев. Сегодня утром оно было серым, как грифельная доска.

— Что-то пасмурно… Если пойдем прямо сейчас, на нас сразу же нападут.

Таммо оторвался от горячего мятного чая, который он медленно пил из большой кружки.

— Ты думаешь, враги где-то поблизости? Ты же говорила, что они предпочитают атаковать на открытом пространстве.

— Так-то оно так, да только день сегодня неподходящий для того, чтобы вылезать из-за стволов на холодный дождь и ветер, когда можно, не дожидаясь, напасть прямо здесь. Сейчас они, должно быть, как раз подкрадываются поближе.

Таммо издал нечленораздельный звук и схватился за кинжал.

— Русса, ты уверена?!

Русса подбросила еще веток в огонь.

— Как никогда, приятель, — или я ничего не понимаю в их повадках!

Таммо поразило ее спокойствие.

— Так что ж ты сидишь себе, веточки подклады-ваешь?! Давай делать что-нибудь! Надо же предпринять… я не знаю… подготовиться, что ли…

Русса спрятала рюкзак за кустами, потом порылась в кошелке и извлекла пращу и мешочек плоских камешков.

— Вот, это тебе. Надеюсь, умеешь пользоваться? Таммо радостно схватил оружие:

— Еще как! Да в Лагере Кочка я был первым в этом деле!

Русса внимательно осмотрела свой посох.

— Ну хорошо. Действовать будем так: я буду нападать сверху, ты будешь отражать удары прямо здесь. Пользуйся пращой, не доставай кинжал прежде, чем кто-нибудь из них окажется слишком близко, но тогда уж и не зевай. Все, готовься. Они приближаются, я слышу… О, да их немало! Ладно, будет нам работенка!

Таммо услышал хруст веток и вой.

— Это один из них! Держись!

Таммо быстро обернулся, но Руссы уже не было рядом. Внезапно из-за поваленного дерева вынырнул крыс и пошел на зайчонка. Таммо отреагировал мгновенно. Он размахнулся пращой и всадил камень прямо в лоб врага. Тот пошатнулся и упал. Зайчонок испытал ужас пополам с облегчением, но разбираться не было времени. Он инстинктивно почувствовал, что в ближайших кустах кто-то есть, размахнулся и запустил туда камнем. Тут же послышался вой — камень угодил кому-то в голову. Таммо немного пробежал вперед и остановился, чтобы зарядить пращу, но тут плечо его сжала когтистая лапа.

— Ага, попался!

Вдруг послышался свист; зверь рухнул. Откуда ни возьмись выскочила Русса и помахала Таммо посохом.

— Нет ничего лучше этого оружия! Держись, Тамм! Их больше, чем я представляла.

Лес ожил от воинственных криков. Мимо уха Таммо просвистела стрела и вонзилась в ствол. А потом они показались из-за деревьев — скопище разъяренных врагов, вооруженных до зубов. Размахивая пращой, Таммо отступил несколько шагов назад, но лишь убедился, что и там враги. Куда бы он ни повернулся, они наступали отовсюду. Откуда-то сверху свалилась Русса и встала рядом с ним. Она недобро улыбалась.

— Ну что, приятель? Должна признаться, на такой прием даже я не рассчитывала. Они окружили нас. Жаль, что первый же твой бой оказался таким страшным и беспощадным. Одно утешает: если мы погибнем вместе, мне не придется идти к Дум с дурной вестью.

Но Таммо не испытывал страха. Его захлестнула волна ярости. Выхватив клинок, он оскалил зубы и размахнулся пращой.

— А ну назад! Если уж суждено погибнуть, зададим-ка им хорошую трепку напоследок! Будут нас помнить, вражье племя! Еу-ла-ли-а!!!

Первые же звери получили достойный отпор. Белка и зайчонок дрались отчаянно-смело. Четыре крысы рухнули тут же, сраженные наповал клинком, пращой и посохом. Но передохнуть не удалось. На Руссу набросился горностай, которого она с размаху огрела посохом и ловко подхватила, заслонившись его телом от хорька; тот с разгону нанес удар по товарищу. Таммо запустил камнем в следующего и, резко выбросив клинок вбок, поддел на него крысу, которая хотела подкрасться исподтишка.

Следующим был огромный лис с длинным дротиком, выросший словно из-под земли. Тяжелое железо обрушилось Руссе на голову, оглушив белку и сбив с лап. Таммо как раз перебирался через чье-то тело и оступился. Это было ошибкой. Звери набросились на упавших друзей. Таммо успел сбить еще одного и ранить другого, но тут на него налетело столько врагов, что он уже не успевал отражать удары. Искры посыпались из глаз зайчонка, когда на него плашмя обрушился тяжелый дротик лиса.

Волны боли сменяли одна другую, голова раскалывалась. Таммо хотел обхватить ее лапами, чтобы хоть как-то унять эту боль, но не смог пошевелиться — его связали. Шум, шум… Потом что-то обожгло плечо, еще раз… Таммо медленно открыл глаза и оказался нос к носу с Лентяйкой. Она держала в лапе длинную розгу, которой только что полоснула его.

— Ага, очнулся, голубчик! А то я уж стала бояться, что ты лапы откинул раньше времени. Ну так как, повторим, юный воин?

Несмотря на то что лапы его были туго связаны, Таммо рванул всем телом вперед и резко дернул головой вверх, поддав затылком Лентяйке прямо в челюсть. Лентяйка звонко клацнула зубами и села.

На смену ей уже летела очередная крыса, размахивая мечом. Она яростно крикнула:

— Да я прикончу его сейчас!

Но тут очнулась Русса и лягнула ее в живот перехваченными жгутом задними лапами. Крыса отлетела назад, врезалась спиной в ствол и медленно сползла на землю. Но тут же вскочила, потирая ушибленное место:

— Ах ты кустохвост! Ну я сейчас всем покажу изнанку твоей шкуры!

Она бросилась на Руссу, нацелив меч на ее горло, но лис преградил дорогу дротиком:

— Нет, пока еще не время, приятель. Я хочу кое-что узнать, прежде чем мы вывернем их наизнанку… Итак, малыш, скажи-ка мне: где вы спрятали такой увесистый рюкзачок с вкусненькой едой?

Таммо посмотрел на дротик, упершийся ему в грудь. Потом поднял голову и улыбнулся, смело и дерзко глядя в глаза мучителю:

— Мы спрятали его в твоей голове, пока ты спал вчера ночью. Места было предостаточно, учитывая то, что она у тебя совершенно пустая, старина!

Лис аж затрясся от злости, но взял себя в лапы.

— Ты только что проиграл хвост своей спутницы, малыш. Я повторю свой вопрос после того, как мы его отрубим. Посмотрим, что ты тогда выдашь, умник. Лентяйка, Гадус, давайте…

Но тут лис замолчал, с удивлением уставившись на пику, неожиданно высунувшуюся из его живота, и рухнул. И в эту же секунду лес потряс оглушительный крик:

— Еу-ла-ли-а!!! Смерть врагам!!! А ну зададим им, ребята!

И со всех сторон посыпались стрелы, полетели копья и камни. Застигнутые врасплох враги бросились врассыпную. Те, кто туго соображал, рухнули тут же как подкошенные. Донеслись бой барабана и воинственный клич:

— Бегите, злодеи! Еу-ла-ли-а! Еу-ла-ли-а!

Да, злодеям был знаком этот клич — они бросились, куда глаза глядят, преследуемые метательными снарядами.

Таммо извивался всем телом, пытаясь перерезать стянувшие его тело путы о дротик сраженного лиса. Вдруг барабанная дробь раздалась совсем близко, и он увидел приближающегося упитанного зайца. Удивительно, но барабанную дробь выбивал именно он, и без всякого барабана. Он ее выкрикивал!

— Тум-турурум! Тум-турурум! Тум-турурм-тум-тум-тум!

Другой заяц — элегантный, с усами, с длинной саблей на боку — показался из-за деревьев:

— Отлично сработано, капрал Руббадуб. Выношу тебе особую благодарность. А теперь, не будешь ли ты столь любезен и дашь барабанам передохнуть?

Капрал улыбнулся такой теплой улыбкой, что Таммо показалось, на миг выглянуло солнце. А Руббадуб отдал честь и добавил завершающую дробь:

— Ту-ру-ру-ру-рум!!!

— А теперь не двигайтесь, госпожа и джентльмен! — обратился высокий к Таммо и Руссе, и его сабля просвистела в воздухе. В тот же миг веревки, связывающие храбрых друзей, упали.

Русса улыбнулась.

— Капитан Ловкач Леволап, вы спасли нам жизнь. Высокий заяц поклонился, элегантно шаркнув лапой.

— Всегда к вашим услугам. Хотя, признаться, я уже не капитан, а майор. Вот уж не ожидал встретить вас, Русса Бездома. Сколько уж лет прошло… А что это за приятель с вами, позвольте узнать?

Таммо ответил с не менее учтивым поклоном:

— Тамелло Де Формелло Кочка, господин!

— Вот как! Уж не родственник ли ты полковника Корнсбери Де Формелло Кочки?

— Так точно, господин. Его сын, господин.

— Не может быть! Да ведь я служил под началом твоего отца много сезонов! Я был тогда как раз твой ровесник. О, так получается, ты сын самой Дум!!!

— Имею эту честь, господин.

Майор Ловкач Леволап обошел Таммо вокруг, разглядывая его и улыбаясь:

— Ну надо же, отпрыск Дум! О, Дум… Самая прекрасная зайчиха из всех, служивших когда-либо в Дозорном Отряде. Я был от нее без ума, я преклонялся перед ней… издалека, конечно. Она была с самим полковником, а я — что был тогда я? — юный солдат… Эх, молодость-молодость!

Он замолчал, прислушиваясь к удалявшимся крикам врагов, затем повернулся к капралу Руббадубу и сказал:

— Зови ребят обратно. Мы выполнили свой долг и спасли хороших зверей.

Все еще широко улыбаясь, Руббадуб двинулся в направлении криков, и барабанная дробь застучала по всему лесу:

— Тум-ттурурум! Тум-ттурурум! Тум-турурм-тум-тум-тум-тум!

Майор Ловкач Леволап элегантно присел на ствол поваленного бука и пояснил:

— Видите ли, старина Руббадуб получил в бою серьезную черепно-мозговую травму и с тех пор не может разговаривать. Но храбрец, господа, храбрец! Опаснейший зверь для любого недоброжелателя!

Таммо вспомнил строчку из песни, где тоже говорилось про опасность Дозорного Отряда, и вежливо отозвался:

— «Опасный зверь»! Какой еще похвалы может добиться заяц?!

Ловкач Леволап с одобрением взглянул на Таммо.

— Именно так, приятель! Я вижу, ты действительно сын полковника, хотя больше ты напоминаешь мне Дум, и это радует.

Таммо хотел поблагодарить майора, но его неожиданно качнуло, и он еле удержался на лапах. Майор подскочил к нему и, осторожно поддерживая, усадил. Тут он заметил огромную шишку, выросшую у зайчонка на голове.

— Э, да как они разукрасили тебя, приятель! И вас, Русса! А я тут разливаюсь соловьем, ничего не замечая. Извините меня, друзья. Мы сейчас же окажем вам медицинскую помощь. Посидите, сейчас подойдет Валери, она просто волшебница — исцелит кого угодно! И не тревожьтесь больше ни о чем — вы с Дозорным Отрядом!

Несмотря на то что Таммо очень устал и у него кружилась голова, он улыбнулся:

— Ты слышала, Русса? Мы с Дозорным Отрядом!

 

ГЛАВА 13

Когда все зайцы вернулись, Таммо сосчитал их и удивился. Всего одиннадцать, включая майора и Руббадуба! Ловкач Леволап даже рассмеялся, такое забавное выражение мордочки было у зайчонка в этот момент.

— Что, удивлен, приятель? Я понимаю, тебе кажется, нас мало. Но сила Дозорного Отряда не в количестве, а в качестве воинов. Давай-ка я тебя со всеми познакомлю.

Это наш посыльный — скороход Перехлест. Его лапы быстрее ветра. Это сержант Ястреб, ходячий арсенал. Коллекционирует оружие, особенно холодное.

Это наши неразлучные близнецы Тарри и Торри. Их даже я не могу различить.

Лейтенант Морион, начальник снабжения. Может стащить орех прямо у тебя изо рта, да еще и убедить, что ты только что его съел.

Моя сестра, капитан Молния. У нее дивный голос, но она становится настоящим воином, когда берет в лапы рапиру.

Очаровательная Валери Валериана, наш врач. У нее золотые лапки. Однажды я видел, как она зашивала крыло бабочке.

А вот и Мидж Маскировщик — наш разведчик, мастер по части маскировки и ловушек.

Это Гром Стальная Челюсть, самый большой заяц в северных краях. Держу пари, ты не встречал еще такой махины.

Ну вот и все, остались только я да наш чудной барабанщик Руббадуб.

Руббадуб широко улыбнулся и дважды хлопнул ушами, издав при этом два барабанных «тума» — получилось, будто он произнес их не ртом, а отстучал ушами.

Таммо засмеялся, но тут Русса поманила его, указав на одного из зайцев:

— Тамм, смотри! У него твой кинжал. Действительно, среди оружия, собранного после боя сержантом Ястребом, Таммо узнал заветный подарок Дум. Зайчонок бросился к нему:

— Простите, господин, но, боюсь, это мое оружие! Сержант вытащил кинжал Таммо из-за пояса. Покрутив его так и сяк, он с сожалением улыбнулся и протянул его Таммо:

— А я-то надеялся, что он уже ничей. Уж больно хорош, жаль расставаться. Ну да ладно, забирай. Такое оружие редко встретишь, я бы даже сказал, что оно изготовлено кем-то из Владык-барсуков.

Таммо хотел было надеть перевязь с вновь обретенным кинжалом, но вдруг пошатнулся и сел. Его знобило. Боль в голове стала невыносимой. Высокий угрюмый лейтенант Морион хмуро кивнул Валери Валериане и сказал:

— Понятно. Я разведу костер, а ты пока займись нашим юным другом. Похоже, у него болевой шок. Со мной тоже было такое после первого серьезного сражения.

Валери присела рядом с Таммо и принялась извлекать из походной аптечки лечебные травы и снадобья.

— Ляг на спину, — обратилась она к нему ласково, — вот так, хорошо. Пожуй это, только не глотай. Просто выплюнь, когда почувствуешь, что достаточно. Молодец.

Это оказался кусочек мха, пропитанный мятно-клубничным сиропом и напоминающий фруктовую жвачку. Таммо осторожно жевал и наблюдал за Валери из-под полуприкрытых век. Она сидела у костра, отбрасывающего теплые отсветы, и заваривала какие-то травы. Он успел подумать, что никогда в жизни не встречал еще такого нежного, восхитительного существа, но тут глаза его начали медленно слипаться, и он погрузился в сладкий сон.

Он проснулся ближе к ночи, и аромат еды тут же напомнил ему, что он очень голоден.

Сестра майора Ловкача Леволапа Молния заметила, что Таммо открыл глаза, и весело похлопала по бревну рядом с собой:

— Давай иди сюда и присоединяйся к нам. Как ты, получше? Отлично. Эй, Руббадуб, принеси-ка нашему храброму другу поесть!

Таммо инстинктивно поднял лапу, чтобы ощупать шишку, но лапа была остановлена на лету чьей-то другой, более сильной. Это оказался Гром Стальная Челюсть, который наставительно произнес:

— Э нет, малыш, оставь пока голову в покое. О ней позаботится наш очаровательный доктор. Давай-ка лучше так…

Он легко, как пушинку, подхватил Таммо под лапы и усадил к костру между Молнией и Валери, которая ласково улыбнулась и сказала:

— Надеюсь, тебе уже легче?

Таммо покраснел до кончиков ушей. Впервые в жизни он был смущен и сбит с толку. Он очень, очень хотел поговорить с ней, он хотел ответить что-нибудь хорошее, но язык не слушался.

Его выручил Руббадуб, появившийся с горшочком горячего горохового супа с гренками. Он весело подмигнул Таммо и широко улыбнулся.

— Тили-дзынь! — как будто бы со звоном поставил он горшочек перед зайцем.

— О, да он умеет изображать даже звон тарелок! — удивилась Русса, сидевшая поблизости.

Скороход Перехлест наполнил ее кружку:

— Да, а еще горн, трубу и флейту. Наш Руббадуб — это настоящий оркестр.

Майор Ловкач Леволап обернулся и шутливо прикрикнул:

— Разорви меня горностай, вы напоминаете забывчивых невежд, господа! Мы же еще не поприветствовали наших гостей гимном!

Таммо мгновенно оторвался от супа:

— Гимном?!

Мидж Маскировщик тут же вытащил флейту и быстренько стал ее настраивать.

— Кхм-кхм, фа, соль… Соль, фа, фа, фа… Кхм-кхм, да… Соль, фа, ля-ля-ля… Я готов. Хор готов? Итак, Таммо, не желаешь ли послушать гимн Дозорного Отряда?

Таммо энергично закивал:

— Желаю, желаю!!!

Мидж Маскировщик вышел на середину, дирижер и аккомпаниатор в одном лице, взмахнул флейтой, и весь маленький лагерь, согретый и освещенный пламенем большого костра, подхватил хорошо знакомый мотив:

Руббадуб выбил мощную барабанную дробь, когда гимн был спет, а Таммо и Русса изо всех сил захлопали в ладоши.

Неразлучные близнецы Тарри и Торри крикнули Таммо:

— Теперь твоя очередь! Давай-давай, ты тоже должен спеть нам что-нибудь!

Русса бросила взгляд на испуганного Таммо и хитро улыбнулась Ловкачу Леволапу:

— Да он скорее даст сварить себя заживо, чем запоет в присутствии Валери! Давайте-ка я спою вам «Гимн посоху». Хотя, признаться, обычно я исполняю его, когда поблизости никого нет.

Русса вышла на середину со своим изящным посохом. Сперва она положила его горизонтально на правую лапу и начала медленно вращать, но потом вращение стало быстрее, она перекинула посох на кончик левой лапы, подбросила, перехватила за спиной, ловко обернулась и запела, а посох крутился все быстрее и быстрее, пока не превратился в свистящее колесико, перелетающее из лапы в лапу прямо, под углом и за спиной. Русса проделывала все эти трюки легко, словно они ей ничего не стоили, и продолжала звонко петь:

Зайцы собрались вокруг, громко аплодируя. Таммо изумленно сказал:

— Ну ты даешь, подружка! Это было просто классно!

Русса отвела его в сторонку и прошептала на ухо:

— Ни для кого другого я не стала бы выставлять себя напоказ, эти публичные выступления не по мне. Так что ты теперь мой должник, приятель.

Когда с едой и зрелищами было покончено, майор скомандовал отбой. Все отправились спать, но Русса и Ловкач Леволап еще долго сидели у костра, тихонько разговаривая.

— Что привело вас в эти края, майор?

— Бродяги и приказ Красноокой Крегги. Это она послала нас сюда. Прошлой зимой у нас было сражение с Гормадом Тунном и его армией. Никогда в жизни, Русса, я не видел такого количества врагов одновременно. Ничего, мы дали им достойный отпор! Потери были огромны и у них, и у нас, но они получили по заслугам, клянусь своей левой лапой. Великая Госпожа сражалась так, будто в нее вселилась стая волков! Бродяги бежали с позором, а мы преследовали их на кораблях до тех пор, пока не загнали в открытое море. То, что осталось от их флота, напоминало жалкие ошметки. Ух, как они выли, уплывая на оставшихся суденышках, как проклинали нас!

Русса не отрываясь смотрела на огонь.

— Они заслужили это, вражье племя.

Майор задумчиво погладил элегантные усы.

— Страшно то, что никто не знает, куда их забросило в конце концов. Всем известно, что Бродяги не ходят в открытое море, они дрейфуют вдоль побережья, нападая то здесь, то там. Так что вряд ли они уплыли далеко и утонули во время шторма. Скорее всего, они где-то поблизости, и это тревожит Красноокую Креггу больше всего. Не могла же огромная армия исчезнуть бесследно! Их больше тысячи, и у Гормада Тунна воинственные сыновья — Дамуг и Бирл. Великая Госпожа подозревает, что они затаились и готовятся к новому наступлению. В Саламандастрон они вряд ли сунутся, но они могут сделать своей мишенью аббатство Рэдволл.

Русса кивнула:

— Понятно. И Крегга послала вас найти их и преградить путь.

— Именно так. Но за всю зиму мы не нашли ни следа, не считая уже знакомой вам шайки. Однако это лишь малая часть армии. Очевидно, они бросили корабли и движутся в глубь побережья, чтобы воссоединиться с остальными. Вот почему мы следили за ними. Жаль, что нам пришлось показаться, но нельзя же было бросить вас и Таммо в беде. Русса благодарно похлопала майора по левой лапе:

— Спасибо. И не столько за меня, сколько за Таммо. Его жизнь только начинается. Дозорный Отряд — его мечта, он восхищается вами.

Майор опустил глаза, изучая саблю.

— Я это понял. Отец Таммо и мать тоже служили в Дозорном Отряде. Я помню… В жилах Таммо течет горячая кровь. Неудивительно, что он рвется в бой.

Они помолчали. Языки пламени становились все короче, точно засыпая. Наконец Русса прилегла у букового ствола, сказав напоследок:

— Если возьмете Таммо, я тоже присоединюсь к Дозорному Отряду. Я пообещала его матери, что присмотрю за ним. Что вы собирались предпринять дальше?

Майор расстегнул мундир и тоже прилег.

— Ну, для начала поспать остаток ночи, а потом проследить, куда двинется шайка. Если они пойдут на юг, придется их остановить. Нельзя допустить, чтобы они приблизились к аббатству. Русса повернулась так, чтобы тепло догорающего костра пригревало спину.

— Это мне подходит. Я как раз собиралась навестить настоятельницу Пижму, да и кухня аббатства навевает на меня приятные воспоминания. Так больше нигде не готовят!

Майор Ловкач Леволап мечтательно облизнулся:

— Совершенно с тобой согласен.

 

ГЛАВА 14

Арвина разбудил выдра Шэд, Смотритель Ворот. Он был одет и держал в лапах фонарь. — Поднимайся, Арвин, ты нужен на стене.

Не задавая вопросов, Арвин быстро надел тунику, прихватил плащ, и они с выдрой тихонько выскользнули из спальни, чтобы не разбудить малышей.

Спускаясь по винтовой лестнице на первый этаж, Шэд объяснял:

— Я спал себе спокойно в домике привратника, когда вдруг ко мне постучал командор выдр. «Надо же, я как раз собирался навестить тебя завтра!» — воскликнул я. А он мне отвечает: «Забавно! Я сам решил прийти к тебе. Не мог уснуть, представляешь? Все мерещилось, что в аббатстве что-то неладно». Я ему говорю: «Ну вот и здорово, ты избавил меня от долгой дороги, дружище. Пойдем, я покажу тебе, что приключилось с южной стеной».

Тут Шэд и Арвин приблизились к дверям и вышли наружу. Поднимался тусклый рассвет. Сильный ветер тут же отнес в сторону конец фразы, холодный дождь брызнул в лицо. Друзья пригнулись, Шэд прикрыл плащом трепещущий огонь фонаря и крикнул:

— Тебе лучше взглянуть самому!

Поплотнее запахнув плащи и с трудом сопротивляясь порывам ветра, они двинулись к южной стене.

Командор с отрядом ждал их на углу южной и западной стен, прячась от ветра за грудой ветвей, листьев и кирпичей. Арвин всем кивнул, сбросил плащ и проворно взобрался на стену. Изо всех сил сопротивляясь бешеному ветру, он вгляделся в предрассветные очертания и наконец увидел.

Со стороны западной стены лес подступал вплотную, но уже ближе к южной стене он изгибался и уходил в сторону, оставляя простор зеленому лугу. У этого-то изгиба и рос старый бук, рос уже очень много сезонов. Но сегодняшняя непогода сломила великана, и он рухнул прямо на южную стену. Со своей высоты Арвин видел то место у основания ствола, где он сломался. Белые разорванные края белели сквозь дождь, словно кости. Дерево пробило в стене брешь, разнеся бойницы, верхние проходы и кирпичные блоки.

Арвин спрыгнул со стены; командор тут же накинул ему на плечи плащ.

— Ну что, дело серьезное? — спросил он.

— Да, весьма, — кивнул Арвин. Командор указал взмахом лапы на отряд:

— Так или иначе, мы здесь и готовы выполнить любые распоряжения, чтобы помочь. Что мы должны делать?

Арвин с благодарностью похлопал его по спине.

— Спасибо, дружище, и тебе, и твоему отряду. Аббатство держится именно благодаря таким, как вы. Но пока погода не изменится, предпринять ничего нельзя. Так что идемте-ка погреемся у огня и хорошенько позавтракаем.

Суровая морщинистая морда командора растянулась в улыбке:

— С удовольствием!

Матушка Хлопотунья была монахиней в аббатстве. Больше всего на свете пухлая маленькая белка любила готовить. Оглядываясь сейчас на дверь, в которую то и дело заглядывала то одна, то другая мордочка проголодавшихся выдр, она сердито прикрикивала, пряча за строгостью радостное предвкушение того, что сейчас их вкусненько накормит:

— Что вы вьетесь, как стая голодных птиц, вокруг кухни? Никакого покоя от вас!

Командор тоже заглянул в дверь и хитро подмигнул:

— Неплохо бы перекусить!

— Ничего не знаю. Овсянка и чай. Большего не ждите.

Командор распахнул дверь настежь, подлетел к Матушке Хлопотунье, подхватил ее и расцеловал в круглые щеки.

— Овсянка и чай — это для малышей, мое солнце! Как насчет доброго октябрьского эля, хорошей кастрюльки супа из креветок с кореньями и чудесного песочного печенья на десерт? Давай решай, пока я не зацеловал тебя до смерти!

Болтая лапками в воздухе, Хлопотунья шутливо замахнулась на него поварешкой:

— А ну поставь меня, дурачок, а не то отправлю тебя вариться вместе с супом!

Пока белка не видела, Шэд стянул тарелку с лепешками у нее за спиной и, посмеиваясь, сказал командору:

— Где твои манеры, приятель? Отпусти несчастную и пойдем в Пещерный зал подождем, пока завтрак будет готов.

Матушка Хлопотунья с улыбкой принялась за стряпню:

— Ишь, чего выдумал! Суп и октябрьский эль ему подавай, да еще и моего печенья в придачу! Каков наглец!

Малыши как раз закончили завтрак и бросились в Пещерный зал к выдрам, которые никогда не отказывались поиграть с ними.

— Капитан, капитан, это же я, Слоечка! Я буду прыгать со стола, а вы меня ловите!

— Хурр-хурр, стойте смиррно, господин! Я хочу пррокатиться у вас на спине.

— Хи-хи-хи! Мы расскажем Матушке Хлопотунье, что вы стащили ее лепешки!

Выдры весело катались по полу с малышами, смеялись, щекотались и сражались понарошку. В зал вошли Пижма и Краклин, чтобы посмотреть, что за шум. Пижма только покачала головой, глядя на развеселившихся малышей и выдр.

— Даже не знаю, кто из вас шумит больше, вы или малыши, — обратилась она к командору. — Малыши, слезайте со взрослых и дайте нам поговорить.

Все собрались за столом. Кротоначальник Перекоп почесывал голову, изучая пергамент с планом, начерченным Краклин.

— Хм, не могли бы вы еще раз, хурр… растолковать мне, что от нас трребуется?

Краклин принялась терпеливо повторять:

— Как я уже сказала, дерево упало на стену и стена частично обвалилась. Но все не так уж плохо. Надо только убрать дерево и продолжить восстановительные работы. Вот как, я думаю, надо поступить: надо достать пилы и топоры и обрубить ветки; потом окончательно отделить ствол от пня и поднять его на подпорки, чтобы он больше не падал. После этого можно будет разобрать кладку под стволом, опустить его на землю и выкатить за территорию аббатства. Понятно?

Перекоп продолжал почесывать голову.

— Хурр… Прростите, я, видимо, такой дурралей… но мне как-то не очень ясно…

Арвин решительно встал:

— Ничего страшного, Перекоп, проясним по ходу дела. Как там погода?

Хранительница запасов Порция и Фиалка Полевка пошли посмотреть, но быстро вернулись.

— Дождь перестал, хотя ветер по-прежнему очень сильный. Правда, небо к югу светлеет, так что, если ветер поутихнет, день будет хорошим.

Командор залпом осушил кубок октябрьского эля.

— Отлично. Пойдемте достанем топоры и пилы и наточим их как следует. Если распогодится, приступим к работе после обеда.

Все еще озадаченный планом, Кротоначальник Перекоп решил подойти к решению вопроса с другой стороны. Он собрал кое-кого из своих кротов и сказал:

— Хурр… Вы, Топотун, Толокун, Вулли, и ты, Тругла, пойдете со мной. Прришло врремя взглянуть на стену, хурр-хурр…

Командор натачивал пилу, когда заметил, что кроты направились к стене.

— Куда это они? — спросил он у Арвина.

— Мне показалось, Перекопу не очень-то понравился план Краклин. Видимо, они хотят сами разобраться, в чем дело. Ты же знаешь кротов, они не похожи на нас, и иногда это помогает им сделать другие, более верные выводы из увиденного. Так что пусть идут.

Кротоначальник Перекоп опустился на все четыре лапы и пополз вдоль стены, нюхая землю, скобля кирпичи у основания и разрывая почву в разных местах большой сильной лапой. Где-то посередине южной стены он остановился и, указав на кирпич в третьем ряду снизу, сказал Тругле:

— Пррямо здесь и прроверим…

Остальные кроты с уважением закивали: их начальник сделал правильный выбор. Тругла достала деревянный молоточек и стала постукивать. Перекоп приложил ухо к земле под тем местом в стене, где она стучала, и внимательно слушал, не обращая внимания на ветер и мокрую траву. Когда он расслышал то, что хотел, он подал сигнал Тругле и поднялся.

Топотун с нетерпением спросил:

— Ну что, хурр-хурр? Там что-то есть?

Кротоначальник Перекоп поднял ветку и воткнул ее в том месте, где слушал, приложив ухо к земле.

— Прросто поверрить не могу, хурр-хурр, как я не догадался рраныпе… Мы гадали, почему стена ррушится, а ответ был рядом, хурр-хурр… Здесь, внизу, что-то есть… То ли подвал, то ли пещерра!

Толокун пожал Перекопу лапу:

— Я знал, что вы найдете ответ, хурр-хурр! Что теперрь?

Незамысловатая морда Перекопа осветилась счастливой улыбкой.

— Надо бы доррыться до истины!

И двадцать сильных лап принялись рыть землю там, где была воткнута ветка.

Кто, хурр, копает лучше всех подземные ходы? Конечно, мы! Конечно, мы! Конечно, мы, крроты!

 

ГЛАВА 15

Длинношей постарался на славу. Две крысы, охранявшие палатку Дамуга Клыка, спали без задних лап рядом с опустошенными кубками. Коварная ласка предвидел, что одинокие стражи не смогут устоять при виде горячительного напитка в холодную ночь, и напоил их до бесчувствия. Удостоверившись, что парочка не проснется в ближайшее время, Длинношей пробрался к тайному месту встречи с Бором и Сигом.

Бор сжимал-разжимал рукоять кривого кинжала и притопывал от нетерпения:

— Ну что, братан, готово? Берег чист, мы можем двигать, а?

Длинношей кивнул и подумал про себя, что лучше бы он никогда не ввязывался в это дело, не договаривался с этими ненадежными зверями убить Острейшего. Но ответил:

— Да, берег чист, как ты говоришь. Но будьте осторожны, Дамуг спит чутко.

Сиг вытащил клинок и осторожно потрогал лезвие.

— Чутко спит, говоришь? А нам по барабану, потому что ему не суждено проснуться!

Длинношей непроизвольно дернулся при этих словах.

— Ребята, вы только не забудьте: если что — вы меня не знаете. Я свою работу выполнил, все вам рассказал, дальше — дело ваше. Я тут ни при чем!

Бор резко ударил когтистой лапой, и трус покатился по земле. Сиг встал над Длинношеем и брезгливо сказал:

— Убирайся отсюда, червяк! Ты тут «при чем» еще как и утешиться можешь только тем, что мы не собираемся проигрывать. Катись, и держи на замке свой трусливый язык, понял?

Дрожа и спотыкаясь, Длинношей побрел прочь. Лис кивнул в его сторону:

— Надо будет порешить братана. Дамуга предал — и нас предаст. Но сперва нанесем визит Острейшему!

Из-за толстого ствола дерева Дамуг и Грабля наблюдали за тем, как лис с горностаем беззвучно направляются к палатке. Как только тишину ночи пронзил лязг клинков о камень, который Дамуг завернул в одеяло и положил в палатке вместо себя, он подал знак Грабле, и тот громко засвистел в костяной свисток. Тут же из кустов выскочили солдаты, сидевшие в засаде, и ворвались в палатку, окружив Бора и Сига.

Следующий день был по-настоящему весенним — теплым и солнечным. Грабле было позволено помочь Дамугу облачиться в боевые доспехи и плащ без петель; Острейший накинул его на плечо, небрежно приспустив одним концом на землю. Армия выстроилась при полном параде, ожидая Вождя Бродяг; все были вооружены до зубов и готовы выступить в поход. На мордах блестела свежая красная краска. Этот обычай сохранился у Бродяг с давних времен и преследовал две цели: во-первых, угрожающий красный цвет пугал тех, кого они атаковали, а во-вторых, яркая краска бросалась в глаза им самим, давая возможность не убивать друг друга в пылу сражения.

Дамуг поднялся на холм, откуда его было хорошо видно и слышно. Вытянув вперед меч, символ власти, он громко крикнул:

— Бродяги мои! Вы наелись? Вы отдохнули?

— Да, Острейший! — грянуло в ответ.

Дамуг довольно улыбнулся. Наконец-то его армия выглядела угрожающе. Как мало напоминала она сейчас скопище жалких, дрожащих существ, которых он вывел с побережья! Дамуг набрал побольше воздуха и крикнул еще громче:

— Готовы ли вы грабить и убивать во главе со мной, Острейшим Мечом всех Бродяг?

И вновь дружное согласие, от которого закладывало уши, было ему ответом. Дамуг выдержал паузу и приказал:

— Предателей сюда!

Застучал барабан, послышался звон оков, и вот появились они — три сгорбленные фигуры, покрытые синяками и царапинами от побоев, прикованные друг к другу за шеи и задние лапы цепями, толкающиеся и спотыкающиеся. Это были Бор, Сиг и Длинношей. Их подтолкнули копьями, и они шмякнулись о землю перед Острейшим, а армия подалась вперед, чтобы расслышать приговор Вождя:

— Пусть эти трое послужат уроком всем, кто считает, будто меня можно обмануть. Они трусы и предатели, но я не приговорю их к смерти. Нет! Я дам им возможность искупить вину передо мной и перед вами, мои Бродяги. В первом же бою они докажут нам свою преданность, выступив первым флангом и сражаясь с врагом вот этими цепями. Цепи будут на них до тех пор, пока смерть не освободит их. А пока я запрещаю снимать с них оковы даже на время сна, равно как кормить их и поить. Чтоб ни один из вас не смел даже разговаривать с этой троицей! Это приказ Дамуга Клыка, Острейшего Меча всех Бродяг!

Предателям было велено поблагодарить его за спасение жизни и поцеловать лапу. Когда с церемонией было покончено, Дамуг произвольно ткнул концом меча в направлении солдат:

— Ты и ты, подойдите сюда.

Чихун подтолкнул локтем медлительного Чесуна:

— Иди, не видишь, что ли, Острейший показывает на тебя, не на меня!

Чесун подошел к основанию холма, на котором стоял Дамуг, и Чихун вздохнул с облегчением: что бы там ни было, отдуваться теперь будет не он. Другим зверем, на которого указал меч, был тот самый толстый горностай, которого Чесун и Чихун так не любили.

Острейший обвел их мечом:

— Назовите мне ваши имена!

— Шашлык, господин. Все зовут меня Шашлыком, — ответил горностай.

— А я… а я… Чесун, Ваше Ос… Острейшество! Дамуг пристально посмотрел на них:

— Шашлык и Чесун, я назначаю вас офицерами разведки вместо Бора и Сига. У каждого из вас будет по сорок солдат в подчинении. Идите с ними на север и докладывайте мне каждые два дня, что ожидает нас впереди.

Чихун был вне себя от злости. Подпрыгивая, он бежал рядом с Чесуном, крича во все горло:

— Это неправда! Лорд Дамуг показал на меня, а не на тебя! Как мог Острейший назначить тебя, скудоумного, офицером разведки! Он меня имел в виду, увалень!

Чесун приосанился и расправил плечи.

— Ты это… потише, приятель. Я никакой не скудоумный, я теперь важный чин, вот… Так что не дразнись больше. Лорд Дамуг указал на меня, ты сам сказал и сам меня подтолкнул.

Чихун побагровел от ярости и завизжал:

— Ничего я тебя не толкал! Я хотел отодвинуть тебя в сторону, чтобы пройти, а ты и не понял, потому что у тебя мозгов совсем нет! Вот я тебе покажу!

Но Чесун, слишком неповоротливый, чтобы драться, лишь выставил вперед лапу, загораживаясь:

— Ну-у, ты чего! Тебе нельзя теперь меня бить, я — офицер!

Но Чихун упорно шел на него, угрожающе ухмыляясь:

— Да что ты говоришь? Нельзя бить? А кто меня остановит, а, болван?

Чесун схватил бывшего приятеля за шкирку и приподнял:

— Ты, это… зря так сказал. Это плохое слово, кто хочешь обидится… Я знаю, кто тебя остановит. Эй, Шашлык! Вот этот дразнит офицеров и обзывает их!

Толстый горностай подошел и с размаху пнул Чи-хуна в живот.

— Слушай меня, мусороед, не смей больше обзывать офицеров, если не хочешь съесть собственные слова! А ты, нытик, не давай ему больше дразниться!

Шашлык звонко стукнул крыс лбами друг о друга и ушел, оставив их потирать ушибленные места. Чесун очумело посмотрел на Чихуна.

— Тебе, это… урок впредь, вот… — пробормотал он.

Через некоторое время офицеры разведки с отрядами двинулись в путь; огромная армия выступила следом. Били барабаны, печатали шаг Бродяги, и долго еще стояла в воздухе пыль, поднятая тысячами лап всего в трех днях пути от южной границы Страны Цветущих Мхов

 

ГЛАВА 16

Молоденькая зайчиха Шишечка ждала на вершине холма на западном побережье, покусывая весенний одуванчик и вглядываясь в движущуюся точку на горизонте. Она знала, что это Альгадор Быстроскок, второй скороход Саламандастрона после своего брата Перехлеста из Дозорного Отряда. Равномерными скачками он то взмывал на вершину дюны, то исчезал внизу и снова появлялся в поле зрения. Зайчиха взмахнула лапкой и разглядела ответное приветствие. Она улыбнулась и села на песок, подставив спину солнцу.

Альгадор перемахнул через последнюю дюну так же резво, как бежал весь день, и опустился на песок рядом с Шишечкой. Его дыхание было ровным, словно он шел размеренным шагом.

— Привет! Так значит, сегодня ты — моя сменщица в дозоре? Хорошо, передаю эстафету в надежные лапы. Ты уже который раз в этом сезоне бежишь, третий?

Шишечка встала, разминаясь:

— В пятый. Сколько ты прочесал, Альджи? Альгадор широко взмахнул лапой:

— На северо-восток от сих до сих. Никаких следов майора Ловкача Леволапа и никаких признаков Бродяг или других врагов.

Шишечка вглядывалась вдаль, оценивая расстояние.

— Хорошо, Альджи, я сперва побегу по твоим следам, затем поверну на запад и вернусь по берегу.

Альгадор встал и посмотрел на возвышающуюся у линии прибоя гору-крепость Саламандастрон. Светло-бурого цвета, с полосками зеленого леса на скалистых склонах, издалека она была похожа на огромного барсука. На плоской вершине пенился в облаках потухший кратер вулкана.

— Как поживает Красноокая Крегга? Уже выходит? — спросил заяц, кивнув в сторону горы.

— Увы, пока что нет, — ответила Шишечка. — Боюсь, тебе придется рапортовать перед дверью. Госпожа Крегга никого к себе не пускает, когда кует новое оружие. Помнишь, как она лишилась любимого копья?

Альгадор рассмеялся:

— Еще бы не помнить! Такое не забывается! Стоя по горло в воде, она на моих глазах потопила два вражеских корабля, вот это было зрелище! Но когда ее копье сломалось и ушло под воду вместе с ними, я испугался, что она взорвется от ярости.

Шишечка пустилась в путь, крикнув на прощание:

— Мне пора, а то с тобой проболтаешь весь день и не заметишь!

Альгадор махнул ей лапой на прощание:

— Счастливого пути! И будь осторожнее на берегу, когда побежишь обратно!

Солнце клонилось к закату, придавая морским волнам огненно-медный цвет, когда Альгадор добрался до Саламандастрона. Не сбавляя темпа, он преодолел ряд длинных коридоров, несколько лестниц и большой зал, словно это были все те же дюны, холмы и равнины. Вверх-вниз, вверх-вниз… Иногда он кивал старым знакомым, иногда звонко отвечал на их приветствия, иногда щурился от лучей заходящего солнца, бьющих сквозь узкие окна в каменных стенах. Наконец он остановился перед тяжелой дубовой дверью, перевел дух и мысленно еще раз повторил рапорт. Потом, расправив плечи, он решительно постучал. Ответа не последовало, хотя он отчетливо слышал, что в кузнице кто-то есть. Альгадор выждал минуту и снова постучал, сопроводив стук громким покашливанием.

Низкий суровый голос разнесся под сводами кузницы и прилегавших помещений:

— Я же сказала — не беспокоить меня! Что вам надо?!

Альгадор машинально сглотнул прежде, чем ответить:

— Скороход Девяти Сезонов прибыл с рапортом, сдав дозор на северо-западной границе!

После недолгого молчания кто-то проворчал:

— Входи.

Альгадор вошел в кузницу и осторожно прикрыл за собой дверь. Он был здесь всего во второй раз в жизни. Распахнутое окно с подоконником, вогнутым так, чтобы на нем удобно было сидеть, впускало длинные лучи заходящего солнца. Шершавые каменные стены украшала богатая коллекция оружия: огромные луки, стрелы, остроги, дротики, кинжалы, кортики, сабли и мечи. В центре стояла черненая наковальня, тут же лежали кузнечные мехи, дым от раскаленных углей поднимался через широкий медный дымоход.

Но взгляд Альгадора был прикован к гигантской фигуре с молотом в лапах, возвышающейся над наковальней. Это была Красноокая Крегга, Великая Барсучиха — правительница Саламандастрона.

Ее размеры впечатляли: даже кузнечный молот смотрелся щепкой в огромных лапах. Поверх домотканой туники на ней был надет тяжелый, рубцеватый, весь в заклепках, рабочий передник. Отсвет наковальни придавал ее глазам ярко-красный цвет. Великая Госпожа посмотрела на Альгадора с высоты своего роста, и лапы зайца непроизвольно задрожали — он ощутил себя желудем у подножия дуба. Крегга молча кивнула, и Альгадор, вытянувшись по стойке смирно и не помня себя, отрапортовал:

— В течение двух дней вел наблюдение за северными и восточными землями, пролегающими за дюнами. Следов майора Ловкача Леволапа не обнаружил. Следов врагов также нет. Только следы землероек.

Крегга прислонила молот к горну.

— Ты не говорил с землеройками Партизанского Союза Гуосима?

— Нет, к сожалению, не говорил.

Крегга взяла щипцы, перекинула кусок металла, над которым она трудилась, с наковальни в горнило и раздула мехами огонь.

— Да, обидно, что тебе не удалось поговорить с ними. Лог-а-Лог, их предводитель, мог сообщить нам важные новости. Ну ничего, ты все равно молодец, ступай… Да, и пригласи ко мне полковника Ясноглаза.

— Слушаюсь! — ответил заяц, продолжая стоять по стойке смирно, словно он прирос к полу.

Госпожа Крегга вновь посмотрела на него и неожиданно улыбнулась:

— Простоишь так еще пять минут — корни пустишь! Иди уже — я тебя отпустила.

Альгадор отдал честь и выскочил как пуля. У офицерской столовой он встретил другого зайца с подносом и кружками.

— Добрый вечер, Пушистик. Полковник у себя? Мне нужно передать ему кое-что важное.

Пушистик был, как и Альгадор, молод, весел и очень исполнителен. Он тут же поставил поднос на окно и качнул ухом в сторону кабинета полковника.

— Жди здесь. Я мигом!

Потом распахнул дверь настежь и, прикрыв глаза, что было мочи крикнул:

— К вам Скороход Девяти Сезонов с докладом! Полковник Ясноглаз был военным до мозга костей.

Среднего роста, с головой, посеребренной долгими сезонами, заяц всегда был строг и подтянут и носил простой зеленый мундир. Он оторвался от свитков, которые пристально изучал, склонившись над столом, и тихо сказал, ощетинив усы:

— Я не глухой, молодой человек. Пригласите посетителя.

Альгадор вошел и доложил:

— Полковник, я с поручением от госпожи Крегги. Она хочет видеть вас.

Полковник быстро застегнул верхнюю пуговицу мундира и поднялся.

— Хорошо, я иду.

Он быстрым взглядом окинул докладчика и улыбнулся:

— Так ты уже Скороход Девяти Сезонов? Молодчина. Видимо, тебе пришлась по душе эта работа, а, юный Альджи?

— Да, очень! — радостно ответил тот. Полковник с одобрением похлопал его по плечу.

— Так держать, сынок. Если будешь стараться, то не успеешь оглянуться, как начнешь выполнять поручения Дозорного Отряда вместе с братом.

Ясноглаз быстро удалился, оставив Альгадора сияющим от гордости.

Крегга кивнула полковнику на кресло у окна и налила по бокалу мятно-одуванчикового лимонада. Полковник сидел, медленно потягивая прохладительный напиток; Крегга осушила бокал залпом.

— Да, эта работенка способствует жажде, — улыбнулся полковник.

Крегга сверкнула глазами.

— Не это будет темой нашего разговора, полковник. Я выслушала рапорт Скорохода Девяти Сезонов. Он меня не порадовал. Никаких следов майора Ловкача Леволапа. Никаких следов бродяг. Все слишком тихо! А мой внутренний голос говорит мне, что зреет беда.

Полковник ответил, осторожно выбирая слова:

— Но, простите, у нас нет доказательств. Может, как раз к лучшему, что все тихо? Нет новостей — и ладно…

Полковник осекся, потому что Крегга повернулась с таким видом, что на миг он испугался. Глаза барсучихи метали молнии, она с размаху швырнула бокал в окно и рыкнула во все горло:

— Гормад Тунн и его отродья там! Они замышляют новый поход! Я уверена!!!

Полковник ответил все тем же ровным голосом:

— Тунн с армией мог осесть где угодно — на севере, на юге… Мы можем охранять лишь западные земли и море у Саламандастрона. Не двинемся же мы в поход по всей земле в поисках Бродяг?

Крегга схватила щипцы, запустила их в горнило и, выхватив кусок металла, который она обрабатывала, бросила его на наковальню.

— Полковник, сколько зайцев потребуется для охраны Саламандастрона и его берегов? — спросила она, беря в лапы молот.

— Простите? Бумм-м-м!

Искры полетели в разные стороны от удара по раскаленному металлу.

— Отвечайте на вопрос! Сколько потребуется зайцев и в состоянии ли вы лично возглавить их?

Ясноглаз порывисто встал и отчеканил:

— Половина гарнизона нужна для того, чтобы защитить Саламандастрон. Что же до второго вопроса, то я отвечаю «да». Однако хотелось бы узнать, что Вы имели в виду, задавая его, — мое физическое состояние или мою компетентность?

Барсучиха отбросила молот и подошла к полковнику:

— Друг мой, простите. Я не хотела вас обидеть. Вы — моя правая лапа, и я ничуть не сомневаюсь в вашей компетентности. Я сказала сгоряча. Извините меня.

Когда полковник заговорил, в его голосе звучали отеческие нотки. Он указал тростью на Креггу:

— Всю жизнь я служил верой и правдой, и, будь на вашем месте кто-то другой, он не миновал бы дуэли со мной, каковы бы ни были его рост и репутация, если бы он поставил под сомнение мою компетентность как командира. Но Вас я прощаю, хотя забыть — не забуду. Ваша беда в том, что Вы дали волю ненависти к Гормаду Тунну и его последователям и она пожирает вас. Я прав?

Крегга отвела глаза, вглядываясь в ночное море за окном.

— Да, вы правы, полковник. Я все время думаю о доблестных зайцах, которых мы потеряли в том сражении всего за три дня. И ради чего? Ради того, чтобы шайка во главе с Гормадом Тунном поняла, что Саламандастрон им не по зубам! Чтобы они поняли, что не могут покорить нас, как покорили других несчастных, менее защищенных и слабых! Нет, я не могу этого забыть!.. Скоро я закончу новое копье, и, если к тому времени ничего не изменится, я возьму половину наших зверей и отправлюсь в поход. Мы найдем Бродяг и уничтожим! Я хочу, чтобы они исчезли с лица земли как страшный сон.

Полковник молча вышел из кузницы. Если Красноокая Крегга уже приняла решение, ее ничто не собьет с пути.

А в это время внизу, в столовой, Альгадор ужинал вместе с друзьями, такими же молодыми зайцами. Пушистик наложил себе огромную плошку салата и теперь говорил с набитым ртом, благо поблизости не было офицеров:

— Шлушайте, а когда бушет новый набор рекрутов в Дошорный Отряд?

Чива бросила в него кусочком овсяной лепешки:

— Папа говорит, в начале лета. Надеюсь найти себя в списках. А первым, я думаю, будет Альджи, правда же?

Альгадор налегал вовсю на огромную морковку и ватрушку с зеленью.

— Правда? Да я все соки выжму из майора Ловкача Леволапа, пока он не примет меня! Я мог бы потягаться даже с братом Перехлестом!

Тут столы задрожали и уши заложило от такого звона, что звери повскакивали с мест. Альгадор крикнул полковнику Ясноглазу, проходившему мимо:

— Эй, что это за шум, не знаете? С ума, что ли, кто-то сошел?

— Не знаю! — бодро ответил полковник. — Полагаю, какая-то барсучиха в кузнице. Иди, скажи ей, чтобы прекратила!

Он весело посмотрел на улыбающиеся морды.

— У меня такое чувство, ребята, что вы окажетесь в Дозорном Отряде даже раньше, чем рассчитываете!

При этих словах зайцы завизжали от восторга и запрыгали вокруг столов. Они готовы были к службе хоть сейчас, их глаза сияли — они не боялись того, что ждет их впереди.

 

ГЛАВА 17

Тум-ттурурум! Тум-ттурурум! Тум-тту — рурум-тум-тум-тум-тум!

Русса недовольно выглянула из-под плаща, служившего ей одеялом:

— Эй, барабанщик, спрячь-ка на время свой барабан!

Но Руббадуб ее не слышал. Сияя улыбкой, он подошел к сонной белке, поставил перед ней тарелку с завтраком и, нагнувшись, радостно добавил:

— Бумм! Бумм!

Таммо и остальные смеялись, наблюдая за этой сценой, но не забывали и о каше с медом, орешками и сухофруктами.

Сержант Ястреб принялся изображать мамочку, которая будит своего малыша:

— Просыпайся, соня-лежебока! Петушок давно пропел! Пора умываться и садиться за стол!

Мидж Маскировщик стал подпрыгивать как малыш, приговаривая тоненьким голоском:

— Мам, а, мам! Можно, я пойду гулять? Я наберу тебе ромашек!

Сержант продолжил играть роль мамы:

— А ну-ка быстро садись. Позавтракаешь — и пойдешь. А до завтрака я тебя не пускаю!

Обмахнув губы безукоризненно белым платком, майор Ловкач Леволап пристегнул саблю и размял лапы.

— Эй, слушай мою команду! Мы двинемся на юг, осмотрим равнины. Будьте осторожны и смотрите по сторонам. Если враги нас заметят, они могут снова напасть.

Снаряжение было упаковано по рюкзакам, оружие приведено в боевую готовность. Сержант отдавал команды:

— Соб-ббирайсь! Стр-рройсь! Пот-тторапливайсь! Стрекотали кузнечики, жужжали пчелы, собирая пыльцу с вереска, и ярко светило солнце. Утро было прекрасно. Таммо шел между Руссой и Валери. Белка держала в лапах посох, а зайцы несли по праще. Майор Ловкач Леволап шел впереди всех, переговариваясь на ходу с Перехлестом. Но глаза его внимательно следили за местностью.

— Какие четкие следы! Похоже, вражье племя даже не пытается их замести.

— Похоже, так. Видимо, они что-то задумали. Надо быть осторожнее с той горкой впереди.

Майор нахмурился, глянув в сторону:

— Или вот с этим холмом слева… Ложись!!! Отряд бросился на землю, и стрела со свистом пролетела над ним. Лейтенант Морион вскочил первым:

— Это один их них, господин! Вон он! Стрелявшая крыса как раз выскочила из засады и бросилась бежать по направлению к горке. Майор тоже поднялся. Желваки так и заходили на его щеках, когда он заметил, что стрела порвала бархат рукава элегантного зеленого мундира.

— Нет, вы только посмотрите! Ах мерзавец… Срежь его, Гром!

Гром Стальная Челюсть вставил стрелу в лук, напоминавший размерами небольшое деревце, и пустил ее в направлении врага. Крыса как раз приостановилась, обрадованная тем, что нет погони, и тоже начала неторопливо вставлять стрелу в лук, но тут же рухнула, сраженная Громом.

Огромный заяц лишь покачал головой:

— Какая глупость с его стороны! Вот если б он продолжал бежать… Глядите-ка, еще!

Четыре крысы показались в поле зрения и, запустив в зайцев по паре камней, бросились к горке. Наплевав на приказ начальства не наводить Дозорный Отряд на лагерь, крысы бежали к своим. Никто не хотел в плен.

Майор крикнул Молнии и Перехлесту:

— Перережьте им путь! Возьмите хотя бы одного живым! Гром о Миджем — обходи гору, остальные — кругом!

Таммо бросил растерянный взгляд на Руссу:

— Что значит «кругом»?

Сержант Ястреб грубо развернул Таммо:

— Не обсуждать приказы, а исполнять!

Шайка врагов летела на отряд со стороны леса. Таммо и Валери раскрутили пращи. Майор крикнул:

— По моей команде — две пращи, луки и одно копье! Потом врукопашную! Сейчас замрите и подпустите их поближе!

Таммо почувствовал, что зубы начинают выбивать дробь. Он сжал челюсти изо всех сил, но тогда затряслась голова. Вражьи лица были красного цвета, вымазанные каким-то ярким минеральным красителем. Визжа, рыча и потрясая страшным оружием, они неслись вперед, взрывая землю мощными лапами. Ловкач Леволап выхватил шпагу и бросил почти небрежно:

— Ну что ж, зададим им жару, ребята? Сперва Таммо промахнулся: перестаравшись, он слишком сильно раскрутил пращу. Вторым броском он попал по лапе горностаю, и тот с воплем выронил дротик. А затем Таммо почувствовал, что он — часть Дозорного Отряда и они сражаются как одно целое. Воинственный клич грозных зайцев сорвался с его губ, слившись с криками товарищей. Кричали все, даже Русса:

— Еу-ла-ли-а!!! Смерть врагам!!! Еу-ла-ли-а!!!

И бой начался. Майор тут же сразил наповал пару, бежавшую впереди, — они не успели и глазом моргнуть. Таммо прыгнул вперед и промахнулся; ласка с кортиком сделала обманный выпад, Таммо отпрянул, а враг подставил ему подножку. Заяц упал. Краешком глаза он увидел, как ласка изготовилась и взмыла вверх, тогда он сам быстро перекатился, выставив лапу с кинжалом, и враг приземлился прямо на острие.

Высвободив оружие, Таммо поднялся и обнаружил, что остатки вражеской шайки уносят лапы. Майор Ловкач Леволап бодро шел ему навстречу, вытирая саблю комочком травы.

— Молодчина! Тоже сразил одного, как я вижу? Таммо не мог смотреть на убитого врага. Голова снова начала трястись. Майор снял мундир и еще раз осмотрел порванный рукав.

— Я знаю, что ты чувствуешь, Тамм. Но если б ты не убил его, он убил бы тебя. Вот, — он вытащил кортик из-под ласки и протянул его Таммо, — видишь насечки на этом оружии? Сосчитай.

Таммо насчитал восемнадцать. Майор забрал у него кортик и с отвращением выбросил.

— Эти насечки означают убитых зверей. Но не все звери были такие, как мы с тобой. Маленькие насечки означают стариков и младенцев — тех, кого нетрудно было убивать, потому что они не могли защищаться. Так что не трать сочувствие понапрасну и перестань дрожать как осиновый лист. Лучше улыбнись пошире, как умеют все в вашем роду Де Формелло Кочек. Эй, Руббадуб, созывай ребят к горе!

Руббадуб блеснул ровными белыми зубами и бодро направился к подножию, выбивая общий сбор:

— Тум-турурум! Тум-турурум! Тум-турурум-тум-тум-тум-тум! Бумм!!!

Леволап и Таммо еще с минуту серьезно смотрели друг на друга — и вдруг расхохотались.

Все поднялись на вершину, где сделали привал. Валери перевязала незначительные царапины, полученные в бою. Молния полоснула воздух рапирой:

— Простите, майор, что не смогли взять пленных, но эти звери дрались насмерть, и нам с Перехлестом пришлось отбиваться до последнего.

Майор следил сверху за тем, как остатки вражеского отряда исчезают за горизонтом.

— Ничего, мы можем идти по их следу. Главное, истребить их прежде, чем они доберутся до аббатства… Что ты думаешь о наших врагах, Русса? Неплохо они соображают, а?

Белка кивнула, жуя яблоко:

— Да, они сделали недурной ход… Хитрый… Добрались сюда, оставив четкий след для нас, а затем вернулись и обошли с тыла. Да еще догадались посадить пару стрелков справа и слева, чтобы отвлечь наше внимание.

Гром Стальная Челюсть считал удалявшихся врагов.

— Надо же, их еще достаточно осталось, чтобы навредить. По моим подсчетам, их было около пятидесяти, когда мы впервые столкнулись, а сейчас, если не ошибаюсь, тридцать два.

— Вряд ли это много для нас, одиннадцати, — презрительно фыркнул Перехлест. — Тринадцати даже, если считать Тамма и Руссу. Кстати, тринадцать, кажется, несчастливое число.

— Конечно несчастливое, — откликнулся майор Ловкач Леволап. — Несчастливое для них, когда они с нами встретятся. Ну что, все готовы, все здоровы, а, Валери?

Красивая зайчиха завязала аптечку:

— Да. У Миджа был порез на щеке, а Торри чуть не лишился кончика уха, но теперь все в порядке, за исключением мундира. Им я займусь вечером.

Близнецы Тарри и Торри немилосердно дразнили Таммо:

— Держу пари, он предпочел бы, чтоб и его ранило, а Валери повозилась бы с ним, обматывая бинтами и промывая раны!

— Я бы на его месте отрезал себе нос, это привлекло бы ее внимание, точно!

— Ага, и она бы сказала: «Ой, какая жалость! Такой был носик! Такой очаровательный свисток!»

Валери подхватила игру. Схватив Торри, она сделала вид, что собирается развязать бинт на его ухе, изображая ярость:

— Эй, что это с твоим ухом? Что-то я слабо его забинтовала! А ну-ка иди сюда, я подтяну потуже!

— Пусти ухо! Ты мне кровь перекрыла! Оу-у-у! Сержант Ястреб вырос над развеселившейся молодежью:

— Я всем вам уши отрежу и сварю их на обед, если вы сейчас же не соберетесь. А ну встать! Где вы, по-вашему, находитесь — на празднике веселых зайчат? Вперед!

Валери маршировала в одном ряду с Таммо. На повороте она улыбнулась и помахала сержанту. К своему удивлению, Таммо заметил, что и тот улыбнулся в ответ.

«Интересно, он всегда так? — подумал Тамм. — Сейчас кричит, а в следующую минуту уже улыбается?»

— Сержанты все одинаковы, — рассмеялась Валери, словно прочтя его мысли. — Больше угроз, чем наказания. Ястреб — мой любимый сержант, он всегда рядом в трудную минуту.

 

ГЛАВА 18

Остаток дня прошел тихо. Отряд шел по следу врага и к вечеру оказался на берегу большой реки. Майор Ловкач Леволап дал команду остановиться.

Все залегли в зарослях папоротника. Зеленый живописный берег манил к себе, солнце отбрасывало свои последние лучи на прохладную воду, деревья низко склонялись над речной гладью. Таммо удивился, что они прячутся, но тут до него донесся обрывок разговора майора и Молнии:

— Выглядит заманчиво, правда?

— Да уж, идеальное место для засады.

И тут Таммо вспомнил, как он в последний раз купался. Да, друзья правы: надо быть осторожнее. Майор шепотом отдавал команды:

— Сержант, вы с Валери проверьте местность вниз по берегу. Капитан Молния, пойди вниз по берегу, возьми кого-нибудь в помощь.

— Возьми меня! — взмолился Таммо тоже шепотом Пожалуйста! Дай мне шанс по-настоящему помочь Дозорному Отряду!

Молния не смогла сдержать улыбку при виде такого рвения.

— А ты проворный малый, как я погляжу. Ну что ж, один доброволец стоит десяти солдат, идущих по приказу. Хорошо, Тамм, я беру тебя.

Вынырнув из зарослей папоротника, Молния опустила рапиру и пригнулась.

— Иди за мной, пригибайся и петляй, пользуйся любым укрытием, которое встретится на пути, смотри на меня и повторяй все, что я буду делать. Если отдам приказ, исполняй не раздумывая.

Таммо понравилось учиться мастерству разведки у профессионала. Он послушно пригибался, прячась за холмики, быстро полз на животе, оказавшись на открытом пространстве, и неподвижно замирал, сливаясь с кустарником, по сигналу Молнии. Они осмотрели берег, придерживаясь леса, зигзагообразно петляя и не высовываясь. Наконец Молния решила, что можно возвращаться. На какой-то момент Таммо совсем потерял ее из виду, когда она слилась со стволом карликовой яблони, всматриваясь в заросли.

— Как ты это делаешь?! — восторженно прошептал он, когда она снова отделилась от дерева. — Я думал, ты растворилась… Научи и меня так!

— Попроси лучше Миджа Маскировщика, он тебя и не такому научит. Я ему в подметки не гожусь. Ладно, теперь пошли к реке. Вроде бы все тихо, но на всякий случай будь осторожен и держи кинжал наготове.

Они спустились к реке и напились чистой прохладной воды, а потом пошлепали вдоль кромки берега, остужая разгоряченные лапы. Таммо обратил внимание, что в одном месте в реке растет жеруха — вкусная и очень полезная водоросль, и запомнил белый известняк под водой, но останавливаться не стал, послушно следуя за Молнией. Обратный путь оказался легким и приятным, и, когда тени начали вытягиваться, они вернулись к Отряду.

Капитан Молния доложила о реезультатах разведки:

— Берег чист, а вы, как я вижу, хорошо отдохнули, пока мы с Таммо это выясняли!

Сержант Ястреб и Валери тоже вернулись с хорошими новостями:

— Впереди река сужается, камни выступают на поверхность. Должно быть, враги пересекли ее именно там, мы видели мокрые следы. Можем догнать их к полуночи, если выступим сейчас.

Майор Ловкач Леволап прищурился на солнце, что-то прикидывая.

— Думаю, разобьем лагерь, сержант. Нет смысла гнаться прямо сейчас. Выступим завтра на рассвете и догоним врагов к полудню. Привал!

Мошкара кружилась над водой, жарко полыхал костер. Таммо и Русса открыли рюкзаки, и белка выложила оставшиеся блинчики:

— Их надо подогреть и съесть. Угощайтесь!

Гром Стальная Челюсть свернул блинчик конвертиком, нацепил на прутик и поднял над огнем:

— Эй, Руббадуб, как там поживает суп? Капрал Руббадуб попробовал то, что было в котелке, и поморщился:

— Брррр-бн-бн-фффф!!!

Лейтенант Морион удивленно поднял бровь:

— Неужели так плохо?.. И что, ничего нельзя добавить?

Таммо вскочил и подмигнул:

— Я знаю, что делать, я видел жеруху неподалеку. Подождите — всех накормлю!

Сначала ему было немного страшно одному в сгущающихся сумерках, но он все же быстро мчался вверх по реке. Раз ему послышался какой-то шорох, он остановился, но шорох не повторился, и Таммо решил, что это просто журчит вода.

— Давай не трусь! — сказал он сам себе вслух. — Нечего вести себя, как пугливый зайчонок!

Наконец показалось то место, которое он заприметил днем. В темноте известняк белел под водой холодным бликом. Таммо зашел в воду и принялся быстро срезать жеруху, работая острым кинжалом. Набрав полную охапку, он вылез на берег и, воткнув кинжал в ствол, попытался связать водоросли в пучок.

Четыре темных силуэта отделились от ветвей и беззвучно упали на плечи Таммо, повалив его на землю. Прежде чем он собрался с силой, ему на шею набросили петлю и туго затянули, а потом быстро скрутили лапы. Задыхаясь, Таммо даже не мог крикнуть, чтобы позвать на помощь. Он попробовал было пнуть одно из жутких привидений, но тут же получил сильный удар в живот, и, пока жадно хватал ртом воздух, его быстро впихнули в люльку из сплетенных ветвей и словно на крыльях подняли вверх, в глубь листвы. Там ему заткнули рот кляпом и слегка ослабили петлю.

Таммо открыл глаза и быстро закрыл их снова: вокруг были жуткие черно-зеленые морды, да так много, что ему показалось, на свете ничего не осталось, кроме этих отвратительных морд!

— Ужо пошевелись-сь-сь, ужо пошевелись-сь-сь! Хорош-ш-ший шверь, тих-х-хо лежишь-шь-шь! По-шевелишь-шь-шься — и мы тебя ш-ш-шъедим!

Чья-то лапа подняла Таммо за ухо, и послышался сиплый голос:

— Сь-сь-сьсьсь, пош-ш-шморите! Теперь он наш-ш-шшш! Теперь он наш-ш-шшш!

 

ГЛАВА 19

Днем, когда распогодилось, аббатство забурлило. Вооружившись топорами, пилами и секаторами, рэдволльцы принялись за дерево, рухнувшее на и без того осыпавшуюся южную стену. Арвин и Шэд, Смотритель Ворот, двуручной пилой взялись пилить самую толстую ветку.

Фиалка Полевка, медсестра, стояла неподалеку с аптечкой на случай каких-либо повреждений, потому что настоятельница Пижма разрешила всем от мала до велика участвовать в распиливании и подъеме бука.

— Мне кажется, так будет лучше, — сказала она, советуясь с Краклин, — все будут дружно делать одно дело.

— Не знаю, — ответила Краклин, — по-моему, нужно как-то иначе все организовать. Смотрите! Слоечка и Губби стучат топориками по ветке, на которой сидят. Вот глупыши!

— Ничего страшного, у них все равно силенок не хватит, чтобы ее разрубить, — улыбнулась Пижма.

Но Краклин взволнованно указала лапой на дерево:

— Но выше, на той же ветке, видите? Это брат Трудолюб и сестра Горошина! И они сейчас спилят эту ветку… спилили… Ой!

Ветка с треском надломилась и упала, Трудолюб и Горошина отскочили в сторону с радостными возгласами, а малыши полетели вниз.

Командор отбросил топор, подскочил к ветке и уже у самой земли подхватил Слоечку и Губби на сильные лапы:

— Оп-па! Поймал! Командор сел, потирая голову:

— Ах вы, шалуны! Смотрите в следующий раз, где можно махать топориками, а где нельзя.

Тут подоспела Фиалка Полевка о аптечкой:

— Я так и знала, я так и знала, что кто-нибудь пострадает! Ну-ка идемте отсюда, проказники. А вы, командор! Как не стыдно — валяться с малышами, словно вы одногодки, — суетилась она. — Ну-ка, вылезайте!

Фиалка подхватила Слоечку, но мышка, все еще державшая в лапках игрушечный топорик, случайно стукнула медсестру по голове. Фиалка пошатнулась и села. Набежали другие малыши, и командор, покатываясь со смеху, направил их энергию в нужное русло:

— Эй, друзья мои, вот перед вами сестра Фиалка Полевка. Она очень тяжело ранена. Ее надо срочно перевязать!

Малыши, смекнув, что им разрешено пошалить, не заставили себя долго ждать. Фиалка не успела и глазом моргнуть, как ей залили голову тягучей мазью и забинтовали с ног до головы так, что она не могла пошевелиться. Пижма и Краклин вынуждены были убежать подальше, потому что не могли сдержать громкий смех.

Настоятельница заметила Матушку Хлопотунью и подозвала ее.

— Пожалуйста, позови хранительницу запасов Порцию и накройте стол прямо на лужайке. Сегодня у нас достаточно веток для костра, можно приготовить ореховое рагу и маленькие пирожки с зеленью. А мы с Краклин поможем. Да-да, мы приготовим яблоки с медом и кленовым сиропом! Кстати, не осталось ли у нас в погребе клубничной шипучки? Она очень подняла бы настроение нашим работягам!

Мягко переваливаясь с лапы на лапу, Хлопотунья заспешила за Порцией.

— И чего им понадобилось есть на улице? — ворчала белка. — Как я буду готовить без печки? И на сколько зверей готовить — кто их сейчас разберет? Идем, Порция, посмотрим, что тут можно сделать.

Когда они проходили мимо забинтованной Фиалки, хранительница запасов неодобрительно покачала головой:

— Однако, сестра, негоже это… Что ж это ты выставляешь себя на посмешище, играя с малышами, как маленькая? Видела бы ты себя со стороны!

Командор и его команда вместе с Арвином и другими обитателями Рэдволла работали дружно и слаженно. Срубая, отпиливая и обтесывая ветки, они на ходу сочинили песню и теперь дружно ее пели:

Но не успели они закончить последний куплет, как откуда-то снизу, из-под ветвей, донесся голос:

— Не понимаю, зачем было рубить дерево. Командор с удивлением посмотрел на Арвина:

— Это ты сказал?

— Нет, я думал, это ты.

Голос повторил, на этот раз раздраженно:

— Я говорю, незачем было рубить дерево. Я не могу выбраться отсюда!

Командор бросился разгребать лапами листву:

— Мне кажется, где-то там находится птица-сова. Возмущенный голос донесся снова:

— Послушай, я же не называю тебя выдра-зверь? Не называю. Вот и ты, будь любезен, запомни, я — сова. Повтори: сова!

Командор передернул плечами:

— Хорошо: сова.

— Спасибо большое. А теперь, может быть, вместо того чтобы болтать там с друзьями, вы вытащите меня отсюда?

В глубине листвы оказалась старая ветка с дуплом, в котором и находилась обладательница недовольного голоса. Это была небольшая сова, из тех, которых называют карликовыми. У нее были широкие серые брови и огромные желтые глаза, которые смотрели на всех с неодобрением.

Арвин взобрался по ветке и любезно приветствовал сову:

— Добрый день. Извините, конечно, но это не мы срубили ваше дерево. Его сломал ураган.

Сова обиженно крутила головой из стороны в сторону:

— Не знаю, не знаю. Мне все равно, кто в этом виноват. Я сидела себе спокойно на яйцах, Таунок полетел собирать жуков, и вдруг весь мир рухнул, я потеряла сознание! Только сейчас и пришла в себя от вашего пения и стука!

Командор виновато опустил топор:

— Но сейчас вы в порядке?

Сова хоть и была карликовой, но, нахохлившись и придвинувшись к свету, заслонила собой все Дупло:

— И это вы называете «в порядке»?! Да вы посмотрите на меня — заперта в этом перевернутом дупле, чуть ли не вниз головой, едва удерживаясь одним крылом и удерживая яйца другим, чтобы только они не вывалились и не разбились, — и это вы называете «в порядке»?!

Тут подоспели Пижма и Краклин.

— Ах, бедная птица! Целых три яйца без птенцов, а дом — родное гнездо! — уничтожен… Подождите минутку, сейчас мы вам поможем.

— Фиалка, сюда! Арвин, командор, держите эту ветку. Не двигайтесь, дорогая, сейчас мы вытащим и вас, и ваших будущих деток.

Все бросились на помощь и очень осторожно извлекли птицу и яйца из гнезда. Сову звали Орокка. Ее отнесли к костру, а яйца бережно уложили рядом на мягких одеялах. Орокка была хоть и маленькой, но сильной и строгой. Она оправила перья и чинно уселась на яйца, недовольно поглядывая на обступивших ее зверей большими глазами, в которых сейчас отражались языки пламени.

Матушка Хлопотунья принесла ей каленых орешков, засахаренных фруктов и клубничной шипучки.

— Вам надо есть побольше сладкого, дорогая, чтобы оправиться после такого тяжелого потрясения, — приговаривала она, расставляя перед Ороккой угощения.

Когда сова принялась поглощать сладкое, к ней попробовала приблизиться Фиалка с мазью и бинтами, но Орокка так глянула на нее, что медсестра поспешно отошла в сторону и спряталась за спину командора, только оттуда осторожно спросив:

— А когда вылупятся совята?

Последовал сухой и лаконичный ответ:

— Когда захотят, тогда и вылупятся.

К костру подошел Кротоначальник Перекоп с командой и радостно хлопнул большими лапами:

— Хурр, вы только посмотррите, сколько тут вкуснятины! Вы не возрражаете, если я и мои прро-голодавшиеся рребята пррисоединимся к вашему пирру?

Ко всеобщему изумлению, Орокка приветливо улыбнулась и кивнула кротам:

— Конечно-конечно, присаживайтесь. Я люблю кротов — они не тратят слов по пустякам и не задают глупых вопросов, в отличие от некоторых.

Кроты сели и стали накладывать себе еду. Арвин ошарашенно спросил:

— В чем твой секрет, Перекоп? С нами она вообще не хотела говорить!

Простая морда Предводителя растянулась в улыбке.

— Уу, хурр-хурр, это все мое обаяние. Стараясь сохранить серьезное выражение, Арвин сел рядом с Перекопом.

— А, ну тогда понятно. Кстати, кроме того, что ты нашел себя обаятельным, многоуважаемый Перекоп, нашел ли ты еще что-нибудь? Крот налил себе шипучки.

— Мы ррыли… И кое-что наррыли!

Позже вечером Арвин заглянул в спальню, где Пижма и Матушка Хлопотунья укладывали малышей. Он замер в дверях, вспоминая то время, когда и он был маленьким, глядя на то, как, лежа в кроватках, крошки повторяют за Пижмой старое-престарое стихотворение. Когда-то и Арвину читала его перед сном Аума, старая барсучиха, но это было так давно… Он мысленно стал повторять вместе с малышами:

Хлопотунья осталась с засыпающими и сладко позевывающими малышами, а Пижма тихонько выскользнула за дверь, к Арвину. Вместе они спустились по лестнице и вышли на воздух, пронизанный вечерними весенними запахами. Только тогда Арвин объяснил, зачем он пришел:

— Перекоп и кроты нашли то место, с которого началось осыпание южной стены. А сегодня, пока мы занимались деревом, они прорыли туннель под стену. Пойдемте, он обещал показать, что они там обнаружили.

Перекоп и кроты с зажженными фонарями ждали у входа в шахту. Предводитель приветствовал настоятельницу поклоном.

— Добрый вечерр. Мы нашли кое-что… Хурр, я полагаю, Вам надо посмотрреть. Я пойду вперре-ди, потом Вы, а за Вами — мои рребята. Дерржитесь кррепче…

Вдоль стен шахты кроты предусмотрительно натянули веревки, так что получилось что-то наподобие перил. Все осторожно стали спускаться вслед за Перекопом. Земля под лапами была мокрой и скользкой. Следуя совету Перекопа, Пижма крепко держалась. При свете фонаря она увидела, что шахта постепенно выравнивается и переходит в туннель. Тут ей пришлось пригнуть голову и вцепиться в веревки изо всех сил, такой вдруг подул ветер.

— Брр, пррошу пррощения, — извинился предводитель, — я не подумал, что этот перреход под силу только большим крротам!

Но Пижма похлопала его по широкой спине:

— Ничего-ничего, веди нас, Перекоп, я умираю от любопытства!

Однако, когда она увидела то, что обнаружили кроты, просто онемела. Не веря глазам, она смотрела на то, что высветили в темноте фонари:

— Великие Сезоны, что это такое?