По непонятной ему самому причине Брэк стал находить нечто забавное в том неприятном положении, в которое он попал. Трое тюремщиков волокли его лабиринтом коридора с отделанными камнем стенами. Они доставили варвара в высокий темный чертог, редкие окна которого были вместо стекол затянуты тончайшими пластинами нефрита.

В этом гулком помещении царил глубокий, изумрудный, подводный сумрак.

Брэка столкнули по трем низким ступеням. Он заметил несколько глобусов из золотой проволки, позолоченный потир и другие атрибуты оккультных наук, разбросанные по табуретам и низким скамьям. Его смех мгновенно смолк, сменившись изумлением. Он никогда не предполагал даже, что во всем мире существует столько разных книг, сколько было собрано в одной этой комнате. Самый массивный из стражей, толстомордый детина с кривым белесым шрамом через всю щеку, сказал:

— Держите его покрепче, а я пойду разбужу госпожу. Здоровяк пересек зал и скрылся за занавесом в другом его конце. Прозвонил колокольчик. И тут Брэка разобрал смех.

— Ну-ка прекрати, — потребовал один из оставшихся воинов. — Так ты разозлишь ее еще больше.

Вместо ответа варвар запрокинул голову и дал волю своему веселью. Его гомерический хохот, грохочущий в мистическом зеленом полусвете, был своего рода расслаблением, компенсацией за напряжение последних часов. К его нынешнему положению куда более подошло бы полнейшее отчаяние. Он отдавал себе в этом отчет, но был не из тех, кто подолгу пестует свои страхи и горести, предпочитая, когда только возможно, насмехаться над опасностью, тем самым лишая ее силы. Так что смех был и обдуманной тактикой, которая, как обычно, привела к желаемому эффекту.

— Я, кажется, велел тебе заткнуться! — воскликнул стражник, пихнув его в плечо.

— Отпустите меня, я и перестану, — простонал Брэк между взрывами хохота.

— Да он сумасшедший! — прошептал другой солдат. — Одержимый…

— Берсерк? — отозвался первый. — И правда, есть у него в глазах что-то такое…

— Вы, болваны, отпустите же меня, — заливался Брэк, — я не собираюсь ни бежать, ни даже драться. Иначе, — гигантский вдох и еще один мощный взрыв смеха, — зачем бы я позволил вам забрать мой меч, а?

— А ведь верно, — согласился второй охранник.

— Поосторожней! — фыркнул первый. — Ты сам сказал, что с головой у него не в порядке, и я этому верю!

— Какая чушь, — задыхался Брэк. — Просто мне окружающее видится правильным образом. Я вспомнил ваши рожи, когда вы ввалились в тот каменный мешок и вдруг разобрали, кто там на самом деле сидит. Надо было видеть, как вы посерели, словно штукатурка, а ведь это в первый раз кто-то выкидывает трюк с вашей хозяйкой, не так ли? По крайней мере, за то время, что я провел в этой чертовой стране, ни о чем подобном не слыхивал и нахожу это забавным, весьма забав…

Смех захлебнулся у него в горле. Из-за занавеса раздался крик. То был громкий крик боли.

Следом за ним прозвучал женский голос:

— Спустился по веревке?! По веревке, несчастные вы идиоты?

Шатаясь, в зал ввалился здоровяк-гвардеец. На его правой щеке зиял глубокий длинный разрез, сочащийся кровью. За ним по пятам в помещение ворвалась Нордика, сжимающая в руке изогнутый кинжал. Ее просто трясло от гнева. Медного цвета волосы замерцали в зеленоватом свете, когда она, хищно выгнувшись, набросилась на окровавленного стражника:

— Прочь с глаз моих, пока я не вспорола тебе брюхо II награду за верную службу!

Нордика замахнулась на него кинжалом, и солдат поспешил ретироваться. Белое платье колоколом качнулось вокруг обнаженных ног. Нордика, обернувшись, посмотрела на Брэка.

— Хохочи, пока можешь, варвар, — процедила она сквозь зубы, — я ведь предупреждала тебя держаться от меня подальше. И ты пожалеешь о том, что не послушал доброго совета.

Брэк, как мог, старался сохранить видимость веселья, встретив взгляд колдуньи.

— И все же эту партию ты проиграла.

Нордика вскипела:

— Солдаты, оставьте нас! Вы, двое, останьтесь за дверью. И пошлите кого-нибудь передать мой приказ — чтобы к закату все до единого окна в западной стене были заложены камнями. Да поживей! Вон!

Солдаты убежали. Брэк едва подавил в себе желание схватить Нордику за тонкую белую шею и задушить. Ему наверняка удастся убить ее прежде, чем стражники настигнут его. Он заколебался не из страха, но из желания узнать побольше о ее замыслах. Что-нибудь такое, что может помочь Странну и принцу Пемме одолеть ее. Разумеется, при условии, что он останется жив достаточно долго, чтобы сообщить им об этом.

Скрестив руки на груди, Нордика ходила взад-вперед перед Брэком.

— Ты пробрался в замок по скале?

— Да.

— Никто до тебя не сумел подняться по этой скале, слышишь? Никто.

— Теперь таких двое: я поднялся наверх, Пемма спустился вниз.

— Конец хитроумного предприятия будет плохим — ты умрешь.

— Возможно, — сказал Брэк. — И все же: тебе был необходим принц, а его у тебя больше нет. Так что я посмеюсь над твоей потерей.

Странная гнетущая тишина установилась в зале. Нордика, склонив набок голову, изучала мощную грудную клетку варвара, мускулистые ноги, выступавшие из-под львиной шкуры на бедрах. Краска гнева сошла с ее лица, уголки рта тронула улыбка. Брэк тут же ощутил, как его желание посмеяться растаяло без следа. По позвоночнику его поползли мурашки, когда взгляд нефритовых глаз девушки медленно пополз от одной части тела к другой, будто исследуя их на предмет поджаривания на вертеле.

Изумрудный сумрак, казалось, стал глубже, глаза Нордики, напротив, запылали ярко. В глубине их мельтешили крошечные пятнышки и узоры. Брэка снова охватило то же жуткое необъяснимое чувство, что и на постоялом дворе. Эта женщина была абсолютным злом. И что еще хуже — злом, которое ему еще только предстоит в полной мере познать.

— Пожалуй, — промурлыкала девушка, — я придумаю для тебя интересную казнь. Побег принца Пеммы может оказаться вовсе не потерей, а подарком судьбы.

— Объясни, что ты имеешь в виду, женщина.

Нордика медленно прошлась к большой груде шелковых подушек, уложенных прямо на полу, и села, обхватив руками колени. Она разглядывала Брэка, и за маской равнодушия угадывались тайное изумление и личная заинтересованность. Ее запах распространялся вокруг, тяжелый, мускусный, гнетущий, наводящий на мысль о чем-то очень сладком с начисто прогнившей сердцевиной.

Голос девушки стал почти веселым.

— Я имею в виду, что ты, возможно, сумеешь послужить мне так же хорошо, как и принц. Вернее сказать, — она звучно рассмеялась, — послужит мне твое роскошное тело.

— Зачем тебе тело, женщина? Чтобы сделать сильнее свои заклятия?

— Ах, как ты догадлив. Ну конечно. Одно замечательное событие скоро произойдет в этом захолустном уголке мира. После того, как это свершится здесь, то же самое произойдет во всех прочих королевствах, от северных степей до Курдистана. — Она многозначительно замолкла, словно понимая, что название это имело для варвара особое значение. Брэк сохранил беспристрастное выражение лица. Какой-то инстинкт подсказывал ему, что колдунья знает о нем намного больше, чем он подозревает.

— И что же такое замечательное ты готовишь этому королевству?

— То, что мог бы свершить мой отец. Но он был чересчур щепетилен.

— Главный секрет алхимии?

Смех ее был хуже жестокой брани.

— И ты наслушался баек от этих зарывшихся в землю людишек?

— Это были весьма интересные и поучительные истории, — парировал Брэк. — Об идеальной дочери, которая в один непрекрасный день превратилась в свою полную противоположность.

Лицо Нордики выражало презрение.

— Я ничуть не стала другой, чем была раньше. Я была и остаюсь дочерью Цельсуса Гиркануса.

— Люди говорят иное.

Порывисто поднявшись, она уставилась на него:

— И что же?

— Люди говорят, что перемена, произошедшая с дочкой алхимика, была столь резкой и неожиданной, что, вероятней всего, в ее обличье — совсем другая женщина.

— Эти побасенки только и доказывают, как мало ума у грязных крестьян.

Нордика резко повернулась к нему спиной, но варвар успел заметить странную муть, всколыхнувшуюся в нефритовых глазах, словно она пыталась за маской скрыть от него свои тайны, лишь слегка поддразнивая.

— В течение многих лет я питала отвращение к лепету отца насчет использования его сил и умений на благо людей, для приличных целей. Приличия, порядочность — что за гнусные, лицемерные словечки! Нет никакой порядочности в этом мире. В природе человека заложено зло. Как и в основе мира!

Спокойно, даже флегматично Брэк откликнулся:

— На этот счет я как-то не уверен.

— Тогда ты так же глуп, как и мой отец Цельсус! Он раскрыл секрет, но отказался использовать свое открытие.

— Насколько я понял, он готов был рассказать секрет Повелителю Странну.

— С таким же успехом его можно было забыть!

— А как бы ты, женщина, распорядилась им?

В ответ — змеиное шипение:

— Для завоевания…

— Для завоевания чего?

Колдунья оставила его вопрос без ответа.

— Всему свое время, варвар, всему свое время…

— Можешь не продолжать, — фыркнул Брэк. — Я понял тебя очень хорошо.

— Ничего ты не понял. Даже того, что, как бы там ни говорили, я была, есть и всегда буду дочерью Цельсуса Гиркануса.

— Нужно ли нам это обсуждать?

— Ты сам затронул эту тему. И по-моему, именно ты нес тут всякий вздор насчет того, что я не та, кем кажусь.

— В самом деле, это моя ошибка, — сказал он и потом солгал: — Мне и дела нет до того, кто ты такая.

— Ах! — В глазах колдуньи появился странный блеск. Она снова дразнила его. — Мне-то показалось, что ты уловил во мне что-то… знакомое?

— Верно, — проворчал Брэк, — ведь я уже встречался со злом.

Его дерзость не разозлила колдунью, напротив — она, похоже, была польщена.

— Вот и славно. А что до этих смехотворных слухов о внезапной перемене, могу сказать тебе только то, что умело притворялась все это время до поры, пока мой папаша, ах, — она в притворном отчаянии заломила руки, — не покинул меня навсегда, отправившись в вечность. Много лет назад я поняла, что, если даже не л икая тайна алхимии и откроется отцу, он никогда не отважится заплатить истинную цену за могущество. Вот я и вжилась в образ скромнейшей из девиц, послушнейшей из дочерей настолько, что он, продолжая работу, так никогда и не заподозрил, — быстро, непроизвольно сжались пальцы изящных рук колдуньи, ногти впились в ладонь, — что я пытаюсь узнать его секреты для собственной пользы.

Говоря, она отошла от Брэка в дальний конец зала. Сумрак избавил варвара от чарующего взгляда нефритовых глаз, чему тот был несказанно рад. «Слишком упорно колдунья оправдывается, — подумал Брэк. — Она добросовестно доказывала свое родство с алхимиком, словно школяр, заучивший порученный урок». Варвар был уверен, что так и не услышал правды.

Брэк погрузился в размышления. Если Нордика действительно завладела секретом превращения неблагородных металлов в золото — секретом, за которым ученые и чернокнижники охотятся с незапамятных времен, — ее обещание скорых завоеваний вполне может стать реальностью. Но завоевания чего? Этого королевства? Близлежащих держав? Нет. Неожиданно северянин понял, что колдунья собирается завоевать весь мир! С тайной философского камня в качестве источника могущества колдунья действительно может бросить к своим ногам целый мир. Алчные наемники будут толпами отовсюду стекаться к ней, как они уже сделали это в королевстве Странна. И быть тогда великой войне, вселенскому катаклизму. Перед варваром предстало бросающее в дрожь видение марширующих армий, горящих городов, черно-красное небо в клубах дыма и языках огня, криков умирающих и бескрайних рядов братских могил. И над всем этим — Нордика Огнегривая, правящая своей колесницей с прикованным к ней цепью Алой Пастью. Ее медные волосы развевает ветер, в воздетой к небу руке — сверкающая сфера из червонного золота.

Брэк стряхнул с себя наваждение. Надо придерживаться реальности. И в первую очередь установить, существует ли на деле философский камень.

— Ответь мне на один вопрос, женщина.

— Какой же?

— Ты действительно знаешь, как превратить свинец в золото? Или это часть твоего хваленого притворства и лицемерия?

— Разве я не сказала уже, что знаю секрет?

— И как ты заполучила его у отца?

— Это мое дело.

— Как, опять тайна? А может, все твои тайны — одно большое вранье? — Улыбка Брэка была варварски язвительной.

Во взоре Нордики вспыхнул гнев. Издевка Брэка явно поставила ее в затруднительное положение, и теперь она колебалась, подобно простым смертным.

— Трансмутация не миф. Но для этого потребуется провести ритуал… тот, что окончательно убедит тебя: секрет и вправду принадлежит мне.

По спине его вновь пробежал холодок.

— Как это?

— Этот ритуал требует, в частности, присутствия четырех людей, каждый из которых будет олицетворять один из первоэлементов творения — землю, воздух, огонь и воду. — Девушка сделала паузу. — Ты еще не догадался, почему Пемма был невредимым доставлен сюда, в отличие от прочих работников?

— В отличие от убитых и растерзанных, — эхом откликнулся Брэк. — Пемма должен был стать одним из этой четверки?

— Землей, — сказала Нордика. — Он королевских кровей, но в сердце истый земледелец. Он идеально подходил для этой роли.

— И эти четверо — пленники — позволят тебе совершить ритуал?

— Именно. Отец мой отдал жизнь за эту тайну.

— И сколько несчастных попало в твою западню? Сколько людей ты уже погубила, проделывая свой адский обряд?

— Пока нисколько, варвар. Ты да еще три будущие жертвы, уже посаженные в кандалах в каземат, будете первой четверкой. Пемма тоже должен был быть закован в цепи сразу по прибытии в замок. Но я хотела вначале пообщаться с ним. Ты явился прежде, чем мне удалось освободиться от дел и призвать его к себе.

— Ведьма, — сказал Брэк, делая шаг по направлению к ней, — ты употребила слово, которое мне не нравится. «Жертвы».

Нордика метнулась за низкий столик, крышка которого была инкрустирована кусочками перламутра.

— Сохраняй дистанцию. Не то я кликну гвардейцев, стоящих у дверей, и ты заработаешь копье в спину. Будь вежлив со мной, Брэк, и я постараюсь сделать конец твоей жизни менее болезненным.

Мышцы на шее варвара вздулись, рот скривился.

— Жертвы… Кровавые ритуалы… Какая-то первобытная мерзость!

Нордика снисходительно улыбнулась:

— Пусть так, зато я добьюсь успеха. Я просто горю желанием начать. И час этот близок.

Она, грациозно покачивая бедрами, прошествовала к одному из нефритовых окон.

— Там, снаружи, бушуют ветры сокрушительной силы. День ото дня станут они набирать силу. Вот-вот наступит пора созывать их, после чего можно начать ритуал. Четыре ветра, Брэк, с четырех концов света. В комбинации с четырьмя первоэлементами они и совершат трансмутацию. Я знаю, как призвать ветры. А когда я сделаю это — неблагородный металл превратится в золото, — не будет пределов моему могуществу!

В зловещем молчании колдунья еще раз внимательно оглядела желтоволосого гиганта, потом сказала:

— Теперь я вижу, что напрасно сожалела о потере Пеммы. Ты, конечно, не земляной червь, как он. Но по-своему ты тоже человек земли. В твоих могучих руках сосредоточена ее сила. Да, ты прекрасно подойдешь на место принца, когда поднимутся четыре ветра.

Брэк нахмурился:

— Прежде чем я позволю зарезать себя по твоей извращенной прихоти, каждый, кто приблизится ко мне, будет убит. Под конец я убью себя.

— Мой дорогой! К чему такая свирепость? Что стало с твоим чувством юмора?

— Было да сплыло. Жаль, я дал вытащить себя из камеры, когда твои псы нашли меня. Лучше сдохнуть, чем хоть как-то поспособствовать твоим замыслам.

На один неуловимо короткий миг в зрачках колдуньи вспыхнула неукротимая ярость. Усилием воли она подавила свои чувства и прошлась мимо варвара, — тот стоял, широко расставив мускулистые ноги, стиснув пудовые кулаки. Его широкие плечи сотрясались от дрожи — так он был разгневан.

— Ах, Брэк, Брэк… — мурлычущий голос колдуньи переполняло кокетство и соблазн, — стоит ли принимать все так близко к сердцу?

— А что ты ожидала, ведьма? Восхваления тебя и твоих планов?

— Можно было бы, по меньшей мере, быть более терпимым ко мне, коль скоро конец все равно предопределен. — Нордика взяла его руку, сжала сладко пахнущими пальцами — острые ногти укололи кожу. — Разве я не говорила тебе той ночью на постоялом дворе, как возбуждают меня дерзкие смельчаки? И, хотя твоя храбрость ничего теперь не стоит, она все же не перестала быть желанным товаром. Мне пригодится твоя сила, когда соберутся ветра. Ты умрешь. Но до той поры мы могли бы наслаждаться друг другом…

В голове у Брэка все закружилось, зашумело. И вдруг ему показалось, что он видит перед собой не нефритовые глаза Нордики, а иссиня-черные волосы, белую кожу и зовущие очи Арианы. Ариана, Септенгундусово отродье, прозванное Несторианцами Дочерью Ада. Ему вспомнилось, как Ариана возила его по небесам на сказочной колеснице. Или то была лишь иллюзия? Под ними расстилались королевства мира до самых дальних южных границ, до залитого солнцем Курдистана. Ариана соблазняла его, обещая варвару все, что видел он в том волшебном полете, лишь бы он любил ее. Она предлагала ему удовольствия, способные ублажить самую изощренную чувственность. И сила ее очарования оказалась настолько велика, что Брэк еле преодолел искушение сказать «да». Ее ценой — ее единственной ценой — было признание Йог-Саггота своим хозяином и господином своей души. Но северянин не поддался ей и отверг предложение.

Дочь Септенгундуса погибла, ненавидя его, в грохочущем хаосе обрушившегося истукана в Ледяном крае. Но вот она, как живая, вернулась к нему в пугающем видении, проступившем сквозь черты Нордики Огнегривой.

Брэк, скривившись, отвернулся от колдуньи — ему были отвратительны ее манеры: обрекая его на смерть, она одновременно делала ему недвусмысленные, грязные предложения. Тело Брэка заблестело от пота, он тяжело задышал, так как близко подошел к постижению той важной истины, что никак не давалась ему… Впрочем, вздор! На него просто повлияло сходство предложений Арианы и Нордики — обычное совпадение. Разве не так?

Нордика же выглядела неуверенной. Пока она колебалась, Брэк решил, что настал момент для решительных действий, — он и так уже слишком долго ждал. Он обвел глазами комнату в поисках предметов, которые можно было бы использовать как оружие. Невмоготу было дольше выносить рыжеволосую ведьму, терпеть, когда с тобой обращаются как с цепным псом, вроде Алой Пасти, в человечьем обличье, готовым на любые трюки, дарующие благосклонность хозяйки, до тех пор, пока они доставляют ей удовольствие. Колдунья не дала ему осуществить это намерение. Она резко отстранилась от него, так что волосы хлестнули его по лицу, обдав все тем же приторно-гнилостным духом.

— Тебе что, неприятно мое предложение? Разве я столь уродлива?

— Внешне? Нет. Но глубоко внутри… внутри ты…

С языка его готово было сорваться крепкое площадное словцо. Нордика догадалась, лицо ее потемнело. Гнев затуманил взор.

— Здесь госпожа я! И не потерплю такого!

Брэк опешил. Он подумал, что девушка сейчас бросится на него с кинжалом, и приготовился защищаться. Но вместо этого она пронеслась мимо него и подбежала к декоративной решетке, прикрывавшей одну из стен. Тронув резную деревянную панель, она поспешила по ведущим вверх ступеням открывшегося в толще камня тайного прохода и в мгновение ока исчезла из виду.

— Гвардейцы! Сюда! Мечи наголо!

Брэк остался в одиночестве. Он был совершенно сбит с толку. Где-то в каменных коридорах снаружи перекликались солдаты Нордики. Потом раздался еще один, отличный от других крик — крик страха. Брэк кинулся к лестнице. Вот он, шанс вырваться…

На полпути он резко остановился — в проход толпой ввалились стражники, толкающие перед собой упирающегося человека. Одежда на пленном была разорвана, а у гвардейца, подгоняющего его слева, в руке виднелся лоскут черной ткани с серебряной отделкой. Человеком этим был Тамар Зед. Нордика появилась вслед за солдатами, обошла их и остановилась перед раскрасневшимся магианцем. Тот махнул рукой в сторону воинов:

— Эти наглые собаки посмели прикоснуться ко мне!

— По моему приказу, — отрезала Нордика. — Когда я показала тебе глазок в решетке, магианец, то сделала это лишь для того, чтобы мы сообща могли наблюдать за работой отца здесь, в кабинете.

Магианец покраснел еще сильней. Нордика обратилась к Брэку, указывая на решетку:

— Смотри, варвар. Третий промежуток в правом ряду. Отверстие ведет в крохотную каморку, примыкающую к этой комнате. Минуту назад мне почудилось, будто там мелькнуло что-то белое, словно соглядатай прильнул к глазку. Я не ошиблась.

Брэк разглядел небольшую дырочку в решетчатой панели лишь теперь, когда ему подсказали, где искать. Магианец тем временем оправился от неожиданности, расправил плечи и выглядел даже более высокомерно, чем обычно.

— Так он подглядывал за нами? — спросил варвар.

Нордика кивнула:

— Он утомил меня своей дурацкой ревностью.

— Да. Я был дураком, веря всему тому, что ты говорила мне! — воскликнул Тамар.

— Особенно когда говорила, будто ласки твои дарят мне наслаждение? — Нордика опять усмехнулась в привычной своей манере. Она подошла к магианцу и коснулась его щеки. — Возможно, когда-то так и было. Но теперь… нет. — Она без всякого предупреждения вдруг глубоко вонзила ногти в его плоть.

Магианец закричал, а девушка со смехом отпрыгнула в сторону. На щеке Тамара выступила кровь.

— Ответь мне, с чего это тебе вздумалось шпионить за мной? — потребовала колдунья.

Черные брови Тамара сошлись к переносице. Он тронул пальцами окровавленную щеку.

— Почему ты унижаешь меня перед ним, Нордика? — невнятно проговорил он. — Заклинаю тебя, не веди себя так. Не позорь меня.

— Да кто тебя позорит, ревнивый идиот? Ты сам позоришь себя!

Тамар был настолько удивлен, что еле нашел в себе силы ткнуть пальцем в Брэка.

— Поверить не могу, что ты кривляешься и позируешь перед этим… этим ублюдком, этой деревенщиной с тупой рожей!

— Зато мужского в нем больше, чем ты мог бы обрести за десять жизней!

Ведьма явно переборщила. Тамар, не сдержавшись, сделал два быстрых шага вперед. Нордика подала сигнал гвардейцам. Дротики солдат блеснули на свету, готовые к броску. Магианец, заметив движение уголком глаза, застыл на месте. Снедающая его страсть отлилась в обличительных словах:

— Обращаться со мной так, зная о моих чувствах по отношению к тебе… — Тамар осекся и замолчал, злобно глядя на острия копий.

— А что бы ты сделал с чужаком на моем месте? — глумясь, поинтересовалась она.

— Убей его, — выдохнул Тамар. — Скорми Алой Пасти.

— А что, если я откажусь? Что ты будешь делать тогда? Уберешься ты, наконец, из моего дома? Что-то я сомневаюсь. Ведь только я одна знаю секрет. Одной мне известно, как провести все последние — важнейшие — фазы ритуала: как призвать ветер, как заполучить жизненную силу жертв… И разве сможешь ты забыть удовольствия, что я дарила тебе? Кто знает — может, я не так уж и зла, чтобы совсем лишить тебя их?

Несколько бесконечных секунд Тамар Зед пожирал глазами Нордику. Во взгляде его читалась любовь пополам с ненавистью. Потом он прошептал дрожащим, срывающимся голосом:

— Ты слишком хорошо меня знаешь. И знаешь, что я не в силах покинуть ни это место, ни тебя.

Нордика громко засмеялась — искренне, с удовольствием:

— Иди, Тамар, и никогда больше не давай мне повода уличить тебя в подглядывании, иначе все дураки этого королевства скоро будут шептаться об еще одной смерти.

Запахнув разорванное одеяние, Тамар Зед удалился. Пытаясь сохранить поруганное достоинство, он подымался по лестнице, задрав кверху острый подбородок. Лишь один раз он оглянулся, чтобы посмотреть на Брэка. И черные его глаза обещали варвару такое, рядом с чем даже смерть — ничто.

После ухода магианца Нордика отпустила и гвардейцев. Когда дверь с грохотом закрылась за ними, она, как ни в чем не бывало, указала на подушки в центре зала:

— Посиди со мной немного, Брэк. Выпей бокал вина.

— Не вижу для этого ни малейшего повода.

Она протянула руку к его лицу. Внутри у варвара все болезненно сжалось — он был почти уверен, что сейчас острые ногт вопьются в его тело. Вместо этого он ощутил нежнейшее прикосновение. Глаза колдуньи увеличились до размеров двух зеленых лун, и таящаяся в них колдовская сила вновь овладела Брэком. Это было как обморок, бред, помрачнение рассудка — он видел перед собою лишь странные завихрения внутри заслонивших все зрачков ее глаз. В ушах его зазвенел резкий порыв ветра и принес с собой ее слова:

— Будь нежен со мной, варвар…

Нежен? Когда она готовит его на заклание? Брэку хотелось закричать, но сделать этого он не смог — магическая сила светящихся очей запечатала его уста, оставив открытыми только уши — для речей колдуньи:

— Да, да, нежен. Ты могуч, и могучи таящиеся в тебе страсти. Но ведь и я такая же. Ты можешь подумать, что никогда не имел дела с женщинами, подобными мне, но это не так. Ты ведь и сам это знаешь? Что, не можешь говорить? Признайся же, мы не чужие друг другу. Мы давно уже знакомы…

Что-то неуловимо изменилось в окружающей обстановке. Брэк едва сумел побороть томительную вялость и головокружение, наколдованные голосом и глазами колдуньи. Брэк поглядел на Нордику, — уста ее были сомкнуты, губы блестели.

— Ты не ответил мне, Брэк. Разве тебе не нравится мое предложение? Будь со мной…

— Нет, — вымолвил он непослушными губами. — Пусть магианец волочится за тобой, если хочет. Но не я. Не люблю подержанные вещи.

Она дважды ударила варвара по лицу. Голову Брэка откинуло назад — удары оказались неожиданно сильны.

— Будь осмотрителен, варвар, — прошептала колдунья в ярости. — Я могу подарить наслаждение большее, чем любовь, но могу устроить и так, что ты никогда не увидишь света этого мира…

— Ведьма, да я скорее стал бы целоваться с трупом… — Брэк восстановил самообладание.

Нордика побелела.

— Да будет так! Гляди же, ты сам выбрал темницу. Там, в оковах, во тьме, тебя уже ожидают другие жертвы.

Она взбежала вверх по ступенькам — платье ее развевалось на бегу — и толчком распахнула дверь.

— Стражники! Взять его! Меня уже тошнит от крестьянской вони. Бросьте его вниз к остальным.

Солдаты окружили варвара, схватили за руки. Когда они выводили его в коридор, Брэк бросил последний взгляд на Нордику Огнегривую, оставшуюся в одиночестве в зеленоватом сумраке комнаты. В полутьме пылали ее гневные и таинственные глаза.

В мозгу его звенели странные слова колдуньи: «Мы не чужие» — и ужас вполз в его сознание от одной посетившей Брэка мысли. Бог весть что их породило, но жуткие вопросы роем закружились в его мозгу. Действительно ли дочь Септенгундуса погибла в Ледовых пределах? Умерла ли Ариана из Ада от удара в спину отцовским кинжалом? Ведь пророчил же Септенгундус: «Я последую за тобой…»

Стоп! Нордика — это Нордика, и ничего больше. Но так ли? Ведь варвар подумал об Ариане только потому, что ему довелось сходным образом отказать обеим женщинам, взывавшим к наиболее животной части его естества.

Сердце северянина заныло при воспоминании о Рее, королеве Фриксоса. Насколько проще было бы остаться с нею и избавиться от всех этих тягот и злоключений…

«Довольно! — сказал он себе. — Думать стоит только о том, как быть дальше».

Гвардейцы вели Брэка сырыми, плохо освещенными коридорами, и, когда они неожиданно вышли под открытое небо и прошли по короткому отрезку стены, соединявшему две башни, Брэк ощутил неслыханное наслаждение от свежести пропитанного туманом воздуха, омывшего его лицо.

Вдруг снизу донеслись лязг оружия, крики и ужасающее рычание. Конвой остановился. Один из солдат подбежал к краю стены и, перегнувшись через парапет, глянул вниз.

— Принц, — воскликнул он, осклабившись, — с целой компанией приятелей. Держу пари, явились выручать эту скотину. Госпожа уже спустила на них Алую Пасть.

Брэк рванулся к парапету. Руки схватили его за плечи. Воины колдуньи царапали ему спину, били по голове древками копий, но Брэку все же удалось стать свидетелем кошмарной сцены, разыгрывающейся на дороге, ведущей к замку.

Огромный пес с непробиваемой серо-стальной шкурой прыгал, окруженный дюжиной воинов. Широкие мечи не оставляли даже царапин на боках чудовища. Люди и кони падали, перекушенные едва не пополам ужасными челюстями. Кровь лилась рекой.

Копье ударило Брэка по голове за ухом, картина перед глазами варвара расплылась и потемнела. Он выкрикнул имя Пеммы, но принц, конечно же, не услышал. Увидев, что погиб последний из его людей, Пемма развернул коня и пустил его вскачь вниз по дороге.

Алая Пасть помчался следом.

Пес вернулся очень скоро. С высунутого языка на землю капали красные капли. Брэк понял, что у него больше нет надежд. А может, ее и не было никогда.

С диким криком он обернулся и, решив продать свою жизнь подороже, бросился на конвоиров.

Полдюжины копий тупыми концами, как молотами, обрушились на его голову. Брэк повалился лицом вперед.

Отчаяние зародилось в его сердце за миг до того, как свет солнца померк.