Он всегда знал, что Формула-1 – очень жесткий бизнес, в котором нужно выкладываться на все сто процентов и не жалеть себя. Так он и поступал и иногда переходил грань дозволенного… Он понимал, что перешел ее, что жажда победы вновь взяла над ним верх.Росс Браун, технический директор Ferrari (1997–2006)
Алый болид проносится вдоль береговой линии, ныряет влево, в поворот «Табак», проходя в считаных миллиметрах от заграждения. Устремляется к шикане «Бассейн», подпрыгивая на поребриках. Облачко желтой пыли вырывается из-под днища. Автомобиль движется со скоростью 193 км/ч по коридору не шире теннисного корта, окруженному заграждениями с обеих сторон. Ощущение скорости невероятно. Людям, которые наблюдают за происходящим с трибун и пришвартованных в гавани яхт, зрелище кажется феноменальным, а на деле этой скорости недостаточно. Отставание в десятую секунды невозможно увидеть невооруженным глазом, но в сражении за поул-позицию именно эта десятая отделяет победителя от проигравших.
Ferrari устремляется из секции «Бассейн» к повороту «Раскасс». Цифровой таймер на руле говорит Михаэлю Шумахеру о том, чего ему знать совсем не хочется: он не улучшил время. Позади него идет по трассе Фернандо Алонсо, молодой гонщик, которого четыре года назад Шумахер идентифицировал как своего будущего соперника, и идет определенно быстрее. Догадка Михаэля оказывается верной, именно Алонсо теперь борется с ним за чемпионский титул. Опытный гонщик видит в Алонсо некоторые из своих собственных качеств и понимает, что во многих отношениях двадцатичетырехлетний парень превосходит его.
Тридцатисемилетний Шумахер чувствует, что сил у него остается все меньше. Колоссальных усилий, приложенных им на тестах перед началом сезона, оказалось недостаточно, чтобы обеспечить превосходство над испанцем, который вырос в исключительного соперника. Михаэль отставал от Алонсо на пятнадцать очков в личном зачете чемпионата, а треть сезона уже была позади. Шумахер отчаянно хотел выиграть этот чемпионат, потому что в связи с доминированием Алонсо и тем фактом, что Кими Райкконен подписал контракт с Ferrari на 2007 год, уже решил, что этот год станет для него последним в Формуле-1.
Игра подходит к концу: остался лишь поворот «Раскасс», и никаких шансов компенсировать упущенное время. Шумахер в отчаянии. Поул-позишн слишком важна для победы в Монако, а он уступает ее Алонсо. Михаэль знает, как это символично: молодой гонщик отодвигает с дороги старшего – точно так же он сам двенадцать лет назад поступал с Айртоном Сенной. А сейчас уже не только Алонсо, но и Марк Уэббер, Кими Райкконен и Джанкарло Физикелла угрожают его позиции на стартовом поле – в результате он может оказаться на второй или даже третьей линии, и тогда исход гонки будет уже не в его власти, не так, как он планировал.
Побеждает инстинкт.
Тормоза заблокированы, синий дым валит от покрышек. Шумахер входит в правый поворот «Раскасс» по странной траектории, машину ведет влево, затем она замедляется, повисает пауза, потом едва заметно машина дергается вперед и глохнет. Нос болида – в нескольких десятках сантиметров от рельса безопасности. Контакта не происходит, но маршалы реагируют незамедлительно: машут желтыми флагами, на подступах к «Раскассу» останавливая шедших вслед за Михаэлем гонщиков, среди которых и Алонсо. У тех не остается другого выбора, кроме как замедлиться. Круг Алонсо испорчен, так же как и круги Вебера, Физикеллы и Райкконена. Квалификационная сессия окончена. Лучшим остается время, показанное Шумахером на его предыдущем круге. Он занимает поул, но какую цену ему придется заплатить за эту победу?
На пит-лейн в Монако разъяренный босс Renault Флавио Бриаторе отлавливает каждую без исключения телевизионную бригаду, чтобы выразить свое возмущение.
«Это позор! — неистовствует он. — Да он просто смеется над нами! Некто семикратный чемпион мира хочет, чтобы мы поверили, что он сделал это ненамеренно? Сказки! Это неспортивно, это против всех правил!» Несогласных с Бриаторе можно по пальцам пересчитать.
Тройка лучших по итогам квалификации должна сразу же после окончания сессии явиться на пресс-конференцию, организуемую Международной автомобильной федерацией (FIA). Прежде всего они дают короткое телеинтервью, которое транслируется на весь мир, и, чтобы захватить его, многие телевизионные каналы, освещающие квалификацию, продлевают эфирное время. В эту конкретную субботу в связи со скандалом, разразившимся вокруг действий Шумахера, интервью обязательно к просмотру.
В машине, на которой пилотов обычно везут на пресс-конференцию, сидят Шумахер, Алонсо и Уэббер. Уэббер вспоминает:
«В тот момент, когда я вышел к повороту «Раскасс» и увидел болид, перегородивший трассу, я не слишком серьезно задумывался о происходящем. Просто свернул на пит-лейн, круг окончен. Когда мы были в комнате взвешивания, Михаэль сказал мне: «Не могу поверить, что я на поуле». Он веселился и обсуждал это с Сабиной Кем, своей ассистенткой. Он был действительно очень рад. Я подумал: «Странно, ведь это не самый лучший способ взять поул». V меня в голове все как-то не укладывалось.
Мы сели в машину, Михаэль, Фернандо и я. Фернандо был как в воду опущенный, Михаэль счастливый, атмосфера прохладная. Все молчали. Когда мы прибыли на место, Михаэль выпрыгнул из машины и взбежал по лестнице, а Фернандо сказал мне: «Он специально остановился посреди трассы». На что я ответил: «Ты прав, приятель». Тогда я еще не видел запись данного эпизода, просто думал, что получилось как-то странно».
Интервью началось, и первый же вопрос задан непосредственно по делу: «Михаэль, что произошло в повороте «Рас-касс»? — «Я заблокировал переднее колесо и зашел в поворот слишком широко», — ответил Шумахер с открытым и спокойным выражением лица.
Рядом с ним сидел Алонсо; испанец все последующие полчаса старался вести себя с достоинством, но его лицо было перекошено злобой. По другую сторону от Шумахера расположился Уэббер. Михаэль продолжил: «Я не совсем понимал, что происходило в этот момент на трассе, какое было расположение машин, поэтому я связался с ребятами и спросил, каково положение дел и на каком мы оказались месте. Я не ожидал, что буду сидеть здесь сегодня, а они сказали, что мы первые, и я очень обрадовался». Шумахер говорил не на привычном отшлифованном английском языке, на котором обычно изъяснялся в такие моменты. Его мысли явно перескакивали с одной на другую. Речь утратила свойственную ему беглость. Он слишком хорошо знал, что подумают люди. Только ему было известно, намеренно ли он остановился посередине дороги, чтобы не позволить Алонсо превзойти его. В любом случае он не собирался признаваться в содеянном или извиняться за свое поведение. Это не в его характере. Немца спросили, не потому ли он остановился, что заглох двигатель.
«Нет, сначала нет, и я пытался включить задний ход, но на самом деле я не хотел сдавать назад, толком не видя, что там, и в конечном итоге двигатель заглох. Мне нужно Выяснить, почему это случилось, потому что на это не было никаких причин, но думаю, что через какое-то время, если днигатель работает таким образом, он отключается. Полагаю, что именно это и произошло».
Затем три гонщика переместились в основное здание пресс-центра для пресс-конференции. Перед ними сидело 150 журналистов. Шумахер за свою карьеру бесчисленное количество раз оказывался в такой ситуации, но всегда испытывал дискомфорт. Позднее он вспоминал: «Игры со СМИ исегда давались мне нелегко. Получасовая пресс-конференция утомляла меня больше, чем сама гонка. Это не мой мир. Во мне нет ничего от актера. Вдобавок все по-своему интерпретируют и извращают сказанное. Я не могу изображать эмоции по мановению руки и не хочу».
В этот раз он испытывал еще больший дискомфорт, чем обычно.
Дело было за малым – кто начнет войну. Через десять минут после начала конференции первую пулю выпустила, хоть и осторожно, Анна Гуинтини – хрупкая француженка много лет бессменно вела раздел о Формуле-1 в престижной французской ежедневной газете о спорте L'Equipe.
В 1996 году Гуинтини взяла у Михаэля интервью, в котором он раскрыл больше карт, чем во всех остальных беседах с журналистами, вместе взятых. Единственный раз в своей карьере Шумахер немного расслабился и открыто говорил на многие темы. По иронии судьбы Гуинтини была супругой Дениса Чеврье, руководителя инженерного отдела моторостроительного департамента Renault.
— Я поговорила с некоторыми гонщиками. Они считают, что сегодняшний инцидент не вполне правдоподобен. Если так, то это просто срам, — заявила она. Атмосфера на пит-лейн и в паддоке была наэлектризована из-за случившегося. Современная Формула-1 не богата на драмы, а паддок – по большему счету спокойное и тихое Шумахер выглядел слегка обескураженным, но сохранял спокойствие.
— Вы абсолютно правы, это действительно был бы срам, но неоднозначные моменты возникают всегда. Твои соперники считают одно, а люди, которые на твоей стороне, другое, в этом суть спорта.
— Вопрос не о друзьях и врагах, вопрос о том, что приемлемо и что неприемлемо в спорте, — сухо отозвалась Гуинтини.
— Я объяснил вам, что произошло, и если вы хотите этому верить, вы поверите, а кто не хочет, может не верить. К несчастью, таков мир, в котором мы живем.
Затем Шумахера спросили в лоб, сжульничал ли он. Его лицо напряглось:
— Нет, и я не понимаю, почему вы задаете мне такой вопрос. Я думаю, что это жестоко с вашей стороны. Если бы вам хоть раз довелось пилотировать здесь, в Монако, у вас, вероятно, не возникло бы подобного вопроса.
Сидевший рядом с Шумахером Марк Уэббер заметил внезапную перемену в поведении Михаэля: «Его левая рука дрожала. Ему было явно не по себе. Мне кажется, в тот момент даже его взгляд стал стеклянным. Все сказанное им дальше было явным притворством. Несколько раз он смотрел на Сабину. Он оказался в трудном положении. Когда все под контролем, у него любая беседа проходит как по маслу, но когда появляются трещины, все идет наперекосяк и говорит он совсем неубедительно».
Алонсо мало говорил во время пресс-конференции. Его спросили, изменилось ли его отношение к Шумахеру после случившегося. «У меня есть свое мнение, но я не буду озвучивать его здесь», — последовал лаконичный ответ. — hi то. Теперь он кажется гораздо цивилизованнее, чем в прошлом, когда по нему разгуливали такие личности, как Айр-1ПН Сенна, Ален Прост и Найджел Мэнселл.
В наши дни пилоты и боссы команд строго придерживаются правил, самостоятельно разбираются со всеми проблемами, приходящими извне, и решают спорные вопросы за за-I рытыми дверями. «Вините» в этом влияние крупных корпораций, автомобильных производителей, банков и страховых компаний, которые вливают в Формулу-1 миллионы условных единиц. Внутренние аспекты работы этих организаций включают в себя вмешательство в мельчайшие детали работы подчиненных, определенное диктаторство в управлении, п пни навязали эти ценности спорту. Даже несмотря на то, что Формула-1 – это спорт, который дышит страстью, эту страсть и драматизм редко когда выставляют напоказ.
Но в ту субботу, в мае 2006 года, страсть так и выплескивалась наружу, словно лава из жерла вулкана, и мишенью ее был Шумахер. Наблюдая за все растущим негодованием, нельзя было не вспомнить Гран-при Европы в Хересе IS97 года, самую низкую точку в карьере Шумахера. Тогда и борьбе за звание чемпиона мира он практически вынес Жака Вильнева с трассы, но тот смог продолжить гонку. Проигравшим оказался именно Шумахер. Он многократно ныражал сожаление и раскаяние по поводу того инцидента, а л же признал в 2003 году, что «прошло немало времени, пре-реде чем я понял, что сотворил. Вероятно, я просто не хотел по признавать. Если и есть нечто, что я бы хотел исправить и своей карьере, то это гонка в Хересе».
Много воды утекло с тех пор. Миновало почти десять ГП. В 2000 году Шумахер выполнил свою миссию – подарил Ferrari ее первый за 20 лет чемпионский титул. Михаэль выиграл пять титулов подряд – подобного прежде не достигал никто. Это принесло ему громкую славу и сделало новое тысячелетие поистине «эрой Ferrari».
Но теперь Шумахер вновь был вовлечен в весьма спорный инцидент и, похоже, ни капли не раскаивался в содеянном.
Люди задавались вопросом – зачем он сделал это на исходе своей карьеры, когда Херес уже стал далеким и смутным воспоминанием? Чтобы вытащить на свет Божий старые обвинения в неспортивном поведении? За последние годы он не раз и не два оказывался в центре острых дискуссий вокруг приказов команды Ferrari, которые многие считали неподобающими, и его бескомпромиссной, тяжеловесной тактики на трассе, но ничто из вышеперечисленного не повлекло за собой столько осуждений. А в Хересе, девятью годами ранее, в руке у Шумахера был «еще дымящийся пистолет», и ему грозила публичная расправа.
С одной стороны, в Формуле-1 выживают самые скрытные, но определенные вещи сложно скрыть. Действия пилотов контролируют бортовые компьютеры. Более двух тысяч датчиков, которыми напичкан болид Формулы-1, говорят инженерам в боксах, что происходит в каждый конкретный момент. Если пилот тормозит десятью сантиметрами позже, чем на предыдущем круге, они немедленно узнают об этом. Если пилот проходит поворот по другой траектории, они тоже в курсе. После каждого выезда на трассу проводится анализ данных, и, если допущена ошибка, ее не спрячешь. Пилоту не скрыть свои действия от компьютера.
Стюарды в любой момент могут затребовать данные с бортового компьютера, если они считают, что дело заслуживает более пристального рассмотрения. К несчастью для Михаэля Шумахера, в Монако стюарды решили поступить именно так.
Под руководством Жана Тодта гоночная команда Ferrari изменилась во многих отношениях. Эра Тодта стала наиболее успешной для итальянской «конюшни» в ее шестидесятилетней истории. Этому есть многие объяснения, но главный принцип команды: никогда не расслабляться. Каждый аспект работы над машиной, ее дизайн, управляемость и манера поведения команды по отношению к соперникам и журналистам диктуются одним-единственным принципом: не расслабляться. Эта позиция непреклонна и порой кажется конкурентам глупой, но именно она стала важнейшей самообразующей характеристикой команды.
Разумеется, из этого вытекает необходимость поддерживать друг друга в тяжелые времена. Приказ Жана Тодта выпустить Шумахера на первое место, отданный Рубенсу Баррикелло на Гран-при Австрии 2002 года, был встречен протестами со стороны любителей спорта. Этот инцидент произошел в начале сезона, притом что Ferrari доминировала в чемпионате, и такое решение не только казалось необязательным, но и шло вразрез с самой сутью спортивных соревнований. Шумахер, выйдя на подиум в Австрии, был недоволен тем, что, хотя он и не поддерживал приказ Тодта, его освистала толпа, считавшая этот ход его инициативой. Но на публике он высказывался в поддержку решения команды и не выказал ни единого сомнения в его правильности. Эта модель поведения являлась нормой столь долгое время, что теперь была буквально «зашита» в подкорку членов команды.
Вот и теперь, в Монако, пошел процесс смыкания рядов – технический директор Ferrari Росс Браун поддержал своего пилота, сколь бы непростительным он ни считал действия Шумахера. «Он потерял контроль над машиной в левом повороте (поворот непосредственно перед «Раскассом»). Заблокировал тормоза и ушел с траектории. Нам нужно поговорить с ним и выяснить, что именно произошло. По радио было много ругани. Мы бы не стали делать подобные вещи намеренно. Михаэль прошел очень хороший круг и на этом круге ехал с малым количеством топлива на борту, так что это не было спланированной акцией».
Позже, в частной беседе, Браун заметил: «Мы команда, и в горе и в радости; если мы напортачили, то напортачили все вместе. Вещи, которые могут спровоцировать раскол в команде, только делают нас сильнее. Мы проанализировали случившееся в Монако со всей дотошностью, но этот инцидент только связал нас. Когда у вас есть семья, вы понимаете, что ваши дети не идеальны, но они ваши дети, и вы заботитесь о них, что бы ни случилось».
Жан Тодт и бровью не повел, говоря о случившемся. Как обычно, он твердо встал на сторону Шумахера в этот сложный для гонщика момент, ссылаясь на их близкие отношения и намекая на то, что проблема не в действиях Шумахера, а в том, что его невероятный успех породил зависть, а отсюда и критику. «Михаэль совершил ошибку, которую многие интерпретировали как предумышленную. Но ему даже не дали права оправдаться. Михаэль замечательный человек, и те, кто хочет его понять, те его поймут. А кто не хочет, не поймет. У меня есть основания защищать Михаэля – я хорошо его знаю. Я не думаю, что у многих в Формуле-1 такое же большое сердце. Он не инопланетянин, он совершает ошибки, как и остальные. Все дело в том, что его ошибки имеют серьезные последствия».
Человек не станет выезжать на квалификационный круг, заранее планируя перекрыть трассу и остановить сессию. У Шумахера было преимущество над Алонсо – он шел впереди испанца по трассе, потому это гипотетически и стало опцией, но никто не считает, что случившееся было предумышленным.
Тем не менее в эту долю секунды, в это мгновение паники, зная, что его результат оставляет желать лучшего, Михаэль мог инстинктивно решиться на этот грязный трюк, не так ли? Ведь были же две ситуации, когда, попав в аварию, он перегораживал трассу в попытке остановить гонку, чтобы успеть пересесть на запасной болид. В Австрии в 2000 году этот его план провалился, но в Хоккенхайме в следующем году Михаэлю удалось осуществить задуманное, хотя вопрос и спорный – была гонка остановлена из-за расположения болида Шумахера или из-за количества поврежденных машин, как, например, Prost Лучано Бурги, который врезался в Шумахера и от удара взлетел в воздух.
Если у вас конкурентоспособный автомобиль, вы приезжаете на каждую гонку с намерением побороться за победу и в конечном итоге за титул чемпиона мира. Вы не идете на неоправданный риск, потому что каждое очко жизненно важно. Но возможно, если вы понимаете, что вам светит пенсия, велик соблазн остановить гонку, чтобы взять запасную машину и выйти на рестарт. Желание сохранить лидирующую позицию в такой ситуации преобладает над прочими равными, и случившееся в Монако, пусть и в квалификации, а не в гонке, сродни вышеописанным инцидентам. Но далеко не каждый гонщик способен действовать на уровне инстинкта, а если и способен, то четко осознает, что каждый его шаг подлежит детальному анализу. В ту субботу в Монако нашлось множество желающих высказаться. Самым говорливым оказался Кеке Росберг, чемпион мира 1982 года, сын которого, Нико, проводил свой первый сезон в Формуле-1. Росберг олицетворял собой ту напыщенную эру, когда мужчины приходили в Формулу-1, потому что она была выражением свободы духа и прочих красочных ценностей.
«Он что, держит нас за идиотов? — возмущался он. — Это самая дешевая выходка из всех, что я видел в Формуле-1. Он должен уйти из спорта! Пусть едет домой. Я надеюсь, что он по меньшей мере поступит по-человечески – выйдет из Ассоциации гонщиков Гран-при и больше никогда в жизни не станет говорить о безопасности. Он просто жалкий мошенник».
Сэр Джеки Стюарт, трехкратный чемпион мира, присутствовал на Гран-при Монако в качестве делегата Королевского банка Шотландии, который спонсирует команду Williams. Его оценка была более мудрой: «Налицо игра подвижного ума. Но его поступок крайне очевиден. Он бросает тень на него и команду Ferrari».
День прошел под знаком всевозможных хождений и суеты вокруг данного эпизода. Педро де ла Роса, тест-пилот McLaren, и руководитель команды Мартин Уитмарш подали петицию на имя президента FIA Макса Мосли, в которой осуждали действия Шумахера и пытались убедить всех пилотов эту петицию подписать. «Господин президент, мы не можем больше терпеть это поведение… Мы устали от его наглости и уклонений от прямого ответа…» – так начиналось письмо. Нико Росберг недоумевал, как это Шумахер «может читать нам лекции, что мы ни в коем случае не должны блокировать трассу, а потом пойти и перегородить дорогу десятку машин?». «Из-за него я потерял четыре десятых секунды на своем последнем круге, — жаловался Джанкарло Физикелла. — Даже пятилетний ребенок поймет, что Михаэль пытался сделать. Это действительно печально. Если бы он хотя бы машину повредил, у людей еще могли бы быть какие-то сомнения. Но все слишком очевидно, ведь есть данные обо всех операциях, произведенных им на руле».
Некоторые пилоты отрицали факт существования петиции McLaren. Ясно, что это была идея, рожденная в пылу момента. Бумага была подписана многими гонщиками, но в конечном счете так и не передана Мосли. Шумахер узнал о ней, и это имело определенные последствия в ходе сезона.
Тем вечером Марк Уэббер ужинал со своим отцом и девушкой в гостинице, когда к их столику подошел Фернандо Алонсо. «Что мы будем делать, если Михаэля не накажут?» – спросил испанец. «Его должны наказать, приятель, — ответил Уэббер. — Если они видели запись, они должны что-то сделать».
Алонсо не был в этом уверен. «Я лягу перед его машиной, — сказал он. — Я остановлюсь на стартовом поле, вылезу из машины и лягу прямо перед колесами его болида».
Зная Фернандо, можно полагать, что он бы так и поступил. Испанец понимал, что не просто соревнуется с гонщиком из другой команды. Как и многие пилоты, он ощущал, оправданно или нет, что в этом спорте «крышуют» Ferrari, что поединок неравный. Это самое чувство и побудило Алонсо сделать следующее заявление: «Я больше не считаю Формулу-1 спортом». Это произошло после того, как в Мон-це в том же 2006 году Ferrari подала протест, когда испанец в квалификации якобы блокировал на трассе Фелипе Массу.
Стюардам потребовалось беспрецедентное количество времени – 8 часов – на то, чтобы разобраться в показаниях и вынести решение. Главный стюард Тони Скотт-Эндрюс был новичком на этом посту. На самом деле сама должность главного стюарда была нововведением 2006 года – FIA стремилась сделать последовательнее процесс принятия решений. (Позднее в том же году в Монце Скотт-Эндрюс снова станет гвоздем программы, но вынесет решение уже в пользу Ferrari). Стюард понимал, что этот эпизод являлся своеобразным тестом новой системы. Другими стюардами в тот уик-энд были Йоакин Вердгей, юрист из Мадрида, и Кристиан Калмз из Автомобильного клуба Монако.
Присяжные выслушали показания Шумахера, главного гоночного инженера Ferrari Криса Дайера, технического директора Росса Брауна и спортивного директора команды Стефано Доменикали, а также гоночного директора FIA Чарли Уайтинга и аналитика компьютерных систем Алана Прудхомма. Стюарды просмотрели все доступные видеозаписи и изучили все данные с бортового компьютера болида Шумахера. Они были удовлетворены результатом: Шумахер действовал предумышленно.
Заявление стюардов, обнародованное в 10:42 вечера, гласило: «Стюарды не обнаружили никаких оснований для столь несвоевременного, избыточного и в целом ненужного торможения в этой части трассы. У нас не остается иного выбора, кроме как заключить, что гонщик намеренно остановил автомобиль на трассе».
Тогда стюарды наказали Алонсо десятью позициями на стартовом поле.
Но на этот раз, в Монако, опасения Алонсо оказались беспочвенны.
Вердгей на следующий день рассказал подробнее о том, как принималось это решение:
«Решение далось нам непросто, мы понимали, что может пострадать репутация гонщика. Мы не знаем, действительно ли преднамеренным был маневр, но ясно одно – Шумахер сделал то, чего не делал в этом месте трассы по ходу всего уик-энда. Усилие на педаль тормоза на пятьдесят процентов превышало обычное для Михаэля в этом повороте. Потом он совершал абсолютно ненужные движения рулем – это продолжалось, пока он не проехал пять метров, которые еще позволяли вернуться на траекторию. Он потерял управление, двигаясь на скорости 16 км/ч! Это невозможно объяснить. И двигатель заглох, потому что гонщик этого захотел – он достаточно долго не включал сцепление. Если бы он повредил машину (врезавшись в рельс безопасности), это, вероятно, можно было бы трактовать как ошибку пилота. Но в данном случае речь явно идет об умышленных действиях».
Шумахер ожидал решения стюардов в моторхоуме Ferrari, который стоял недалеко от береговой линии, на пристани для яхт. Огромный медиаконтингент собрался снаружи. Несмотря на долгое ожидание, Михаэль был расслаблен, хотя и зол из-за прозвучавшей в паддоке критики в его адрес, особенно от Кеке Росберга.
И Шумахер, и Тодт полагали, что объяснения Ferrari о том, как именно гонщик потерял контроль над болидом, когда тормозил в «Раскасс», и как заглох двигатель, пока гонщик думал, стоит ли включать заднюю передачу, емки и понятны. Шли часы, новостей все не было, и Михаэль забеспокоился, что в наступившей темноте не сможет сесть в вертолет и вернуться туда, где остановился, — на виллу своего менеджера Вилли Вебера на мысе Антиб на Французской Ривьере. Если ехать туда на автомобиле, это займет как минимум 45 минут, а учитывая, что завтра гонка, Шумахер хотел пораньше лечь спать.
Михаэль мог уехать в любое время, стюардам он уже был не нужен – они задали ему все волновавшие их вопросы еще во время его второго визита в шесть часов вечера. Шумахер не уезжал, потому что хотел выйти к столпившимся журналистам, чтобы те из первых рук узнали его реакцию на решение стюардов, и в новостях не было искажения фактов. С ним оставалась Сабина Кем, его пресс-атташе, которая занимала этот пост на протяжении уже шести лет.
«Он во второй раз пошел к стюардам в шесть часов вечера и, вернувшись от них, сказал, что они пообещали принять решение в течение пятнадцати минут, — вспоминает Сабина. — Мы не думали, что будем ждать до одиннадцати вечера. В десять часов Михаэль решил уехать и сказал мне: «Давай поговорим с журналистами сейчас», что в итоге и сделал, не дождавшись решения. Журналисты обвинили его в том, что он так долго вынуждал их ждать, но на самом деле он хотел выступить перед ними после принятия решения».
За его спиной стоял Жан Тодт. Шумахер обратился к журналистам. Его совесть, как он сказал, чиста, и он уверен, что стюарды его оправдают.
«Я был на пределе и, возможно, переусердствовал. У меня возникли некоторые проблемы в шикане, затем в секции «Бассейн», машина вела себя нервно. Ferrari передала все данные стюардам, а также FIA. За что меня наказывать? За то, что я ехал слишком быстро? Моя совесть чиста. Я знаю, что я делал. А также знаю, как это бывает в нашем мире: когда кто-то слишком успешен, всегда есть люди, желающие доставить ему неприятности. У меня есть здесь и друзья, и враги. Я не могу убедить людей в своей добросовестности. Я не понимаю тех, кто искренне хочет, чтобы меня наказали».
К тому времени, как стюарды обнародовали свое решение – аннулировали показанное Шумахером в квалификации время, тем самым отправив его на последнее место стартового поля, — гонщик уже покинул автодром.
Реакция заинтересованных лиц была смешанной: одни удовлетворены, другие удивлены. Во многих эпизодах последних лет FIA давала Ferrari и Шумахеру зеленый свет, и многим показалось странным, что стюарды были столь непреклонны в данном случае. В то же время, если гонщик намеренно сжульничал в самом значимом Гран-при сезона, разве наказание в виде последнего места на стартовом поле является достаточным? Позже в том же году другого гонщика так же наказали за то, что он пропустил взвешивание во время квалификационной сессии, — едва ли это можно назвать проступком того же калибра.
Выступление Шумахера в Гран-при Монако на следующий день было поистине завораживающим. С последнего места на стартовом поле он поднялся на семь позиций только по ходу первого круга. Как только он оказывался на чистом участке трассы, он показывал те же результаты, что и лидер гонки Алонсо, а зачастую и лучше. Было очевидно, что Ferrari превосходит в скорости всех и что Bridgestone имеет явное преимущество над Michelin, на котором выступали Renault. Все – и Шумахер, и Браун, и Тодт, и их соперники – осознавали одно: Ferrari Михаэля непобедима в этот уик-энд. Если бы Шумахер просто завершил тот злополучный квалификационный круг и стартовал вторым, он бы легко обошел Алонсо в гонке. Шумахер не только подмочил репутацию, но и упустил гонку, которую Ferrari могла и должна была выиграть. Он заплатил еще большую цену позднее, когда проиграл чемпионат Алонсо. Некоторые назовут это возмездием, в любом случае мало кто сомневается в том, что именно потерянные в Монако очки стоили Шумахеру чемпионства.
«В паддоке царило невероятное злорадство, что я считаю крайне неприятным, — говорит бывший президент FIA Макс Мосли. — Михаэлю не удалось все грамотно разыграть. Он должен был врезаться в рельс, и тогда бы не было никаких разглагольствований по этому вопросу. Но я восхищаюсь им в данной ситуации – он ни разу не пожаловался на решение стюардов, не пришел ко мне, не заговорил с прессой по этому поводу. Он просто сел в машину и сделал невозможное – это каждый вам скажет: с двадцать второго места на стартовом поле финишировал пятым. Я думаю, это весьма похвально. Это как наблюдать за игрой теннисистов, когда на корте случается что-то плохое, что-то совершенно удручающее. Я бы, наверное, просто ушел с корта. Есть спортсмены, которые унывают, падают духом, и Михаэль мог впасть в уныние, но он этого не сделал».
В Монако Шумахер оказался в западне. Подобное уже случалось с ним в прошлом, и в обычной ситуации он старался обходить такие ловушки за километр. Неприятности он создал себе, разумеется, сам, но все осложнялось тем, что его выставили чудовищем, который не признает ошибок и не сожалеет о содеянном. Момент был катастрофический. Завершающий сезон в карьере, впечатляющий список заслуг, по сравнению с которым проступки далекого прошлого казались ничтожными, намечающийся статус легенды – и тут такое. В Монако Михаэля загнали в угол, и его реакция была неверной. Сабина Кем говорит:
«Если на Михаэля нападают, он отвечает тем же, это естественная реакция. Все высказывались о нем крайне плохо, и он реагировал на это в присущей ему манере. Он часто терпит нападки и давление со стороны прессы. Но если люди говорят ему: «Ты не хочешь извиниться?» – он никогда этого не сделает, ему гордость не позволит. Он, может, и хочет, но не станет. Это он унаследовал от отца. Гордость.
То же самое касается выражения чувств. Если от него чего-то требуют, он никогда этого не сделает. Потому что думает: «Теперь все решат, что я делаю это, потому что меня попросили. Это неправильно. Если я и покажу свои чувства, то потому что хочу этого, а не потому что меня попросили».
Шумахер пришел в ярость, услышав о себе нелестные слова. Покидая автодром после гонки, он был все еще удручен тем, как осудили его в паддоке. «У всех есть свои скелеты в шкафу, включая меня, — сказал он. — Но за все пятнадцать лет карьеры так меня еще никогда не критиковали. Я привык к критике в свой адрес, но эти суждения были слишком скороспелыми и опрометчивыми. Никто, кроме меня самого, не знает, что произошло в кокпите Ferrari. Пока человек не окажется в вашей шкуре и не почувствует того, что испытывали вы в тот конкретный момент, он не имеет права судить вас».
Гран-при Монако 2006 года отразил все грани феноменальной личности Михаэля Шумахера. В гонке проявился его истинный талант пилота. Беспрецедентный прорыв с последнего места на пятое восхищает. В этом выступлении он показал себя уникальным гонщиком. Он поразил публику, и даже враги Шумахера были вынуждены аплодировать его исключительному мастерству и боевому духу.
Но в Монако открылась и неспортивная сторона его характера: этим поступком он поставил пятно на своей репутации как раз тогда, когда его карьера близилась к завершению. Он мог бы облегчить себе жизнь, признав свою неправоту, но, увы, гонщик Ferrari привык к определенной модели поведения, в которой нет места раскаянию. Вместо этого он лишь усугубил ситуацию.
Инцидент в Монако проиллюстрировал еще один немаловажный аспект – вопрос исторического наследия или, скорее, отношения Шумахера к этому вопросу. До того как впервые выйти на старт гонки в 1991 году, Михаэль, казалось, не испытывал особого интереса к истории Формулы-1 и за всю свою карьеру так и не проникся ни историей этого спорта, ни собственным местом в ней. Он гордился тем, что не обращает внимания на такие вещи. А в результате не мог осознать всю значимость своего наследия. Пока не стало слишком поздно.